Страница:
«Знал бы ты, какую игрушку она держит под курточкой», – подумал я.
– Пусть идет за нами, – не выдержала Лада. – Его невозможно переубедить… Но имейте в виду, – повернулась она к священнику. – Если начнется стрельба, сразу падайте на землю и закрывайте голову руками.
Лес редел, мы уже видели черные оконные рамы и тонированные стекла, большую террасу с чугунной оградой, мраморную лестницу и массивные двери с тяжелой золоченой ручкой. Площадка перед входом была замусорена стройматериалом: под листом рубероида лежали мешки с цементом, рядом – пирамида кирпичей, штабель вагонки.
Лада щелкнула пальцами, привлекая мое внимание, и показала рукой на угол дома. Там, под окнами, стоял мой «Опель». Я сразу заметил, что обе правые двери изуродованы вмятинами и глубокими продольными царапинами. Кто бы знал, какие нежные чувства испытывает настоящий автомобилист к своему детищу!
– Ну, воскресший утопленник, – пробормотал я. – За машину ты ответишь отдельно!
Злость придала сил и подавила страх. Я уже нес пистолет открыто, держа его на уровне пояса. Деревья остались за нами. Дом, кидая огромную тень, нависал над головой. Лада с каким-то азартом, словно играла в «Зарницу», перебегала от кирпичной пирамиды к штабелю вагонки, от него – к мешкам с цементом. Сумка мешала ей и все время била по спине. Лада слишком старалась, слишком увлеклась игрой. В отличие от нее я шел к дверям открыто. Прыгать зайцем от укрытия к укрытию было бесполезно – все равно с третьего этажа можно было без всяких проблем «достать» хоть из ружья, хоть из пистолета. Отец Агап шел за мной, но все время норовил вылезть вперед, и мне приходилось придерживать его за локоть.
Лада первой добралась до входной двери, встала к ней спиной, нервно глядя по сторонам, как телохранитель политика на митинге. Мы с батюшкой тоже добежали до двери, встали рядом с Ладой и отдышались.
– Полагаю, нам придется потревожить хозяина, – слишком громко сказал отец Агап. Лада с опозданием прижала к его губам пальцы.
Я отрицательно покачал головой и шепнул:
– А я полагаю, что хозяина здесь нет.
Лада осторожно нажала на ручку. Как ни странно, дверь поддалась и беззвучно распахнулась.
Я схватил Ладу за плечо. Она почувствовала мою нерешительность и, оттолкнув меня, юркнула внутрь. Толкаясь, словно в магазине за дефицитом, следом за ней пролезли и мы с батюшкой. Сильная пружина всего лишь мягко прикрыла за нами дверь.
Мы стояли у белой лестницы, облицованной мраморной плиткой. Ступени были присыпаны сверху известью или алебастром, и на них четко отпечаталось множество следов. Тишина давила, словно мы погрузились на большую глубину. Затаив дыхание, мы неподвижно стояли несколько мгновений, пытаясь уловить какой-нибудь звук.
Но дом молчал. Лада стала медленно подниматься по ступеням. Я удивлялся ее выдержке – она до сих пор скрывала от меня пистолет, и это, на мой взгляд, граничило с глупостью. Она предпочитала идти в неизвестность с пустыми руками, чем показать, что у нее есть «макаров». Я остановился перед дверью, ведущей в комнаты первого этажа, но Лада отрицательно покачала головой и показала пальцем наверх, предлагая начать «осмотр экспозиций» с третьего этажа. Соображает, мысленно оценил я ее способность к логике.
На третьем и втором этажах ремонт только начался. Там не было ни паркета, ни плинтусов, ни дверей, и мы беспрепятственно бродили по пустым комнатам, напоминающим белые коробки разной величины и формы. На первом этаже более-менее обжитыми были всего две комнаты, в одной из которых стояли круглый стол из красного дерева и множество стульев вокруг него, а в другой – двуспальная кровать, заваленная высокой стопкой одеял, словно горка блинов на тарелке.
Лада бесшумно и вскользь прошлась по вещам: осмотрела платяной шкаф, видеокассеты, лежащие на телевизоре, заглянула в тумбу, наполненную бутылками и консервами, откинула несколько одеял, помяла подушки. Потом заглянула под кровать и достала оттуда наручники, плеть, кожаные шипованные браслеты вроде тех, что цепляют на себя фанаты тяжелого рока, какие-то дурацкие кожаные трусы или плавки и обрывки веревок. Подняв плеть двумя пальцами до уровня глаз, она покачала головой и вопросительно взглянула на меня.
– Хозяин, по-моему, страдает сексуальным садизмом, – негромко сказала она.
Я отвернулся, пряча недобрую улыбку. Профессионализм, как шило в мешке, не утаишь. Лада в первую очередь обратила внимание на те вещи, с которыми ей, прямо или косвенно, приходилось иметь дело по долгу «службы». Садист так садист, от этого вывода нам ни жарко ни холодно.
Отец Агап все это время растерянно смотрел на чужую мебель, чужие вещи и, должно быть, мучился угрызениями совести оттого, что без ведома хозяина проник в его жилище. Мы с Ладой уже подошли к двери, готовясь выйти на лестницу, как батюшка негромко вздохнул. Мы обернулись. Священник держал черную юбку. Я не сразу узнал эту вещицу.
– Ее юбка, – трагическим голосом прошептал батюшка, и глаза его стали стремительно наполняться влагой. – Душегуб. Мучитель. Он убил ее… Бедная девочка…
Эта находка так потрясла батюшку, что из комнаты его пришлось выводить едва ли не силой. Он уже плохо соображал, где находится и куда его ведут, что-то бормотал, начинал креститься…
– В доме никого, – подытожила Лада перед тем, как потянуть на себя тяжелую входную дверь.
Я пожал плечами, мол, этого следовало ожидать. Вполне возможно, что Олег увел отсюда Марину и Курахова еще вчера. Может быть, они уже выкопали с десяток ям где-нибудь в карпатской глубинке, может быть, даже нашли несколько гнилых шишек. Так или иначе следы Ковальского обрывались, и нам оставалось лишь тешить себя надеждой, что он в ближайшее время вернется сюда и в моей раненой руке найдется достаточно сил, чтобы благородным ударом кулака раскрошить ему зубы.
Мы вышли из дома. Напряжение спало. Я вновь почувствовал слабость. Рана напомнила о себе. Я коснулся предплечья и почувствовал, что рукав куртки вымок. Значит, кровотечение опять открылось.
Лада заметила перемену в моем настроении. Она проследила взглядом за моей ладонью, которой я поглаживал ноющий бицепс.
– Надо перебинтовать, – сказала она, с досадой посмотрела вокруг, словно бинты росли на деревьях, и решительно добавила: – Я сейчас!
Она исчезла за дверями дома. Я побрел к своему раненому «Опелю». Нас с машиной постигла одна участь. Она страдала, как и я.
– Как вы думаете, – дрожащим голосом произнес батюшка за моей спиной. – Есть шансы, что Марина еще жива?
Я машинально кивнул, даже до конца не расслышав вопроса, открыл переднюю дверь и сел за руль, втягивая носом знакомый до боли запах автомобильного салона. Провел рукой по грязной панели – стряхивали пепел, мерзавцы! Открыл крышку «бардачка». Там по-прежнему лежали мои вещи – пластиковые стаканы, предохранители, щетка для мойки стекол.
Я пошарил рукой под рулем – ключа зажигания, естественно, не было. Опустил голову, глядя под ноги, – может быть, упал?
– Нэ рыпайся, бо пальну! – услышал я за своей спиной незнакомый голос и почувствовал, как холодный металл ткнулся мне в затылок.
Глава 49
Глава 50
– Пусть идет за нами, – не выдержала Лада. – Его невозможно переубедить… Но имейте в виду, – повернулась она к священнику. – Если начнется стрельба, сразу падайте на землю и закрывайте голову руками.
Лес редел, мы уже видели черные оконные рамы и тонированные стекла, большую террасу с чугунной оградой, мраморную лестницу и массивные двери с тяжелой золоченой ручкой. Площадка перед входом была замусорена стройматериалом: под листом рубероида лежали мешки с цементом, рядом – пирамида кирпичей, штабель вагонки.
Лада щелкнула пальцами, привлекая мое внимание, и показала рукой на угол дома. Там, под окнами, стоял мой «Опель». Я сразу заметил, что обе правые двери изуродованы вмятинами и глубокими продольными царапинами. Кто бы знал, какие нежные чувства испытывает настоящий автомобилист к своему детищу!
– Ну, воскресший утопленник, – пробормотал я. – За машину ты ответишь отдельно!
Злость придала сил и подавила страх. Я уже нес пистолет открыто, держа его на уровне пояса. Деревья остались за нами. Дом, кидая огромную тень, нависал над головой. Лада с каким-то азартом, словно играла в «Зарницу», перебегала от кирпичной пирамиды к штабелю вагонки, от него – к мешкам с цементом. Сумка мешала ей и все время била по спине. Лада слишком старалась, слишком увлеклась игрой. В отличие от нее я шел к дверям открыто. Прыгать зайцем от укрытия к укрытию было бесполезно – все равно с третьего этажа можно было без всяких проблем «достать» хоть из ружья, хоть из пистолета. Отец Агап шел за мной, но все время норовил вылезть вперед, и мне приходилось придерживать его за локоть.
Лада первой добралась до входной двери, встала к ней спиной, нервно глядя по сторонам, как телохранитель политика на митинге. Мы с батюшкой тоже добежали до двери, встали рядом с Ладой и отдышались.
– Полагаю, нам придется потревожить хозяина, – слишком громко сказал отец Агап. Лада с опозданием прижала к его губам пальцы.
Я отрицательно покачал головой и шепнул:
– А я полагаю, что хозяина здесь нет.
Лада осторожно нажала на ручку. Как ни странно, дверь поддалась и беззвучно распахнулась.
Я схватил Ладу за плечо. Она почувствовала мою нерешительность и, оттолкнув меня, юркнула внутрь. Толкаясь, словно в магазине за дефицитом, следом за ней пролезли и мы с батюшкой. Сильная пружина всего лишь мягко прикрыла за нами дверь.
Мы стояли у белой лестницы, облицованной мраморной плиткой. Ступени были присыпаны сверху известью или алебастром, и на них четко отпечаталось множество следов. Тишина давила, словно мы погрузились на большую глубину. Затаив дыхание, мы неподвижно стояли несколько мгновений, пытаясь уловить какой-нибудь звук.
Но дом молчал. Лада стала медленно подниматься по ступеням. Я удивлялся ее выдержке – она до сих пор скрывала от меня пистолет, и это, на мой взгляд, граничило с глупостью. Она предпочитала идти в неизвестность с пустыми руками, чем показать, что у нее есть «макаров». Я остановился перед дверью, ведущей в комнаты первого этажа, но Лада отрицательно покачала головой и показала пальцем наверх, предлагая начать «осмотр экспозиций» с третьего этажа. Соображает, мысленно оценил я ее способность к логике.
На третьем и втором этажах ремонт только начался. Там не было ни паркета, ни плинтусов, ни дверей, и мы беспрепятственно бродили по пустым комнатам, напоминающим белые коробки разной величины и формы. На первом этаже более-менее обжитыми были всего две комнаты, в одной из которых стояли круглый стол из красного дерева и множество стульев вокруг него, а в другой – двуспальная кровать, заваленная высокой стопкой одеял, словно горка блинов на тарелке.
Лада бесшумно и вскользь прошлась по вещам: осмотрела платяной шкаф, видеокассеты, лежащие на телевизоре, заглянула в тумбу, наполненную бутылками и консервами, откинула несколько одеял, помяла подушки. Потом заглянула под кровать и достала оттуда наручники, плеть, кожаные шипованные браслеты вроде тех, что цепляют на себя фанаты тяжелого рока, какие-то дурацкие кожаные трусы или плавки и обрывки веревок. Подняв плеть двумя пальцами до уровня глаз, она покачала головой и вопросительно взглянула на меня.
– Хозяин, по-моему, страдает сексуальным садизмом, – негромко сказала она.
Я отвернулся, пряча недобрую улыбку. Профессионализм, как шило в мешке, не утаишь. Лада в первую очередь обратила внимание на те вещи, с которыми ей, прямо или косвенно, приходилось иметь дело по долгу «службы». Садист так садист, от этого вывода нам ни жарко ни холодно.
Отец Агап все это время растерянно смотрел на чужую мебель, чужие вещи и, должно быть, мучился угрызениями совести оттого, что без ведома хозяина проник в его жилище. Мы с Ладой уже подошли к двери, готовясь выйти на лестницу, как батюшка негромко вздохнул. Мы обернулись. Священник держал черную юбку. Я не сразу узнал эту вещицу.
– Ее юбка, – трагическим голосом прошептал батюшка, и глаза его стали стремительно наполняться влагой. – Душегуб. Мучитель. Он убил ее… Бедная девочка…
Эта находка так потрясла батюшку, что из комнаты его пришлось выводить едва ли не силой. Он уже плохо соображал, где находится и куда его ведут, что-то бормотал, начинал креститься…
– В доме никого, – подытожила Лада перед тем, как потянуть на себя тяжелую входную дверь.
Я пожал плечами, мол, этого следовало ожидать. Вполне возможно, что Олег увел отсюда Марину и Курахова еще вчера. Может быть, они уже выкопали с десяток ям где-нибудь в карпатской глубинке, может быть, даже нашли несколько гнилых шишек. Так или иначе следы Ковальского обрывались, и нам оставалось лишь тешить себя надеждой, что он в ближайшее время вернется сюда и в моей раненой руке найдется достаточно сил, чтобы благородным ударом кулака раскрошить ему зубы.
Мы вышли из дома. Напряжение спало. Я вновь почувствовал слабость. Рана напомнила о себе. Я коснулся предплечья и почувствовал, что рукав куртки вымок. Значит, кровотечение опять открылось.
Лада заметила перемену в моем настроении. Она проследила взглядом за моей ладонью, которой я поглаживал ноющий бицепс.
– Надо перебинтовать, – сказала она, с досадой посмотрела вокруг, словно бинты росли на деревьях, и решительно добавила: – Я сейчас!
Она исчезла за дверями дома. Я побрел к своему раненому «Опелю». Нас с машиной постигла одна участь. Она страдала, как и я.
– Как вы думаете, – дрожащим голосом произнес батюшка за моей спиной. – Есть шансы, что Марина еще жива?
Я машинально кивнул, даже до конца не расслышав вопроса, открыл переднюю дверь и сел за руль, втягивая носом знакомый до боли запах автомобильного салона. Провел рукой по грязной панели – стряхивали пепел, мерзавцы! Открыл крышку «бардачка». Там по-прежнему лежали мои вещи – пластиковые стаканы, предохранители, щетка для мойки стекол.
Я пошарил рукой под рулем – ключа зажигания, естественно, не было. Опустил голову, глядя под ноги, – может быть, упал?
– Нэ рыпайся, бо пальну! – услышал я за своей спиной незнакомый голос и почувствовал, как холодный металл ткнулся мне в затылок.
Глава 49
Вот это вляпался, подумал я, поднимая глаза на зеркало заднего вида, и внутренне содрогнулся, увидев незнакомое лицо небритого парня с впалыми щеками и неряшливыми усами, загнутыми книзу. В его невыразительных, широко раскрытых глазах застыла волчья настороженность. Предмет, который он упирал мне в затылок, действительно был пистолетом, очень похожим на «ТТ», и с этим я вынужден был считаться.
– Руки до гори! – тихо добавил он.
– Что? – не понял я.
– От москаль неграмотный! – шепнул усатый и сделал одолжение – повторил: – Руки наверх!
– Не могу, – сказал я, следя за батюшкой, который не видел нас через затемненные стекла и бродил вокруг машины, разглядывая ее борта. – У меня рука ранена.
– Ну, как хочешь. Будет ранена и другая.
Он хорошо владел собой и даже пытался острить. Этот человек давно обращается с оружием и если захочет выстрелить, то без усилий сделает это, понял я и, не двигая рукой, одними лишь пальцами нащупал замок «молнии» на сиденье.
Усатый шумно дышал мне в затылок. Кожа под стволом занемела, и мне очень хотелось дотянуться до пистолета и сдвинуть его чуть выше или ниже.
Из дома вышла Лада с куском белой материи. Она поискала меня глазами и о чем-то спросила батюшку. Отец Агап кивнул на машину.
Замок «молнии» сдвигался очень туго. Лепесток я держал двумя пальцами, как сигарету, и миллиметр за миллиметром отводил его в сторону.
Лада шла к машине, на ходу разглядывая материю со всех сторон. Краем глаза я заметил руку усатого. Он дотянулся до кнопки переднего стеклоподъемника. С тихим свистом боковое стекло заскользило вниз. Лада успела мне улыбнуться до того, как увидела приложение к моему затылку. Шаги ее замедлились. Она опустила руки, и край материи коснулся травы.
– Эй! – крикнул усатый из-за моей спины. – Стой на месте! Руки наверх! Не то твоему дружку зроблю дырку.
– Ты не волнуйся, – сказал я ему. – И не дави слишком на крючок…
– Мовчать! – Несильный удар стволом в затылок.
Лада остановилась метрах в трех от машины. Черт возьми, мне было жалко ее больше, чем себя. На лице девушки было столько недоумения, досады и отчаяния, что мне казалось – она вот-вот расплачется.
– Скажи тому… диакону, – приказал усатый Ладе. – Пусть станет с тобой рядом.
Ладе не было необходимости что-либо говорить. Батюшка на слабых ногах подошел к ней и, неимоверно сострадая мне, словно пуля уже летела по стволу пистолета, пробормотал:
– Кирилл Андреевич, как же так… Вот же беда какая…
– Мовчать! – оборвал его стенания усатый. Каждое его «мовчать» отзывалось болью в моем затылке. – Дивчонка! Снимай куртку!
Я интуитивно почувствовал, как напрягся его палец на спусковом крючке. Лучше бы Лада послушно отдала усатому свой пистолет, чем попыталась бы им воспользоваться. К счастью, так оно и вышло, здравого разума у Лады было больше, чем авантюризма. Понимая, что незнакомец требует от нее отнюдь не стриптиз, она сняла куртку, кинула ее под ноги, а затем медленным движением извлекла из-за спины «макаров» и, удерживая его в двух пальцах, вытянула руку вперед.
– Кидай за машину!
Пистолет перелетел через «Опель» и упал в куст смородины. Лада вопросительно смотрела на меня, как будто хотела убедиться, что я не осуждаю ее за то, что она скрывала от меня «макаров». Но вряд ли она могла что-либо прочесть на моем лице, окаменевшем от напряжения. Я уже наполовину расстегнул «молнию», и теперь внутрь сиденья можно было спокойно просунуть руку.
– Теперь диакон! – сказал усатый и толкнул мою голову пистолетом, словно эти слова относились ко мне. – Снимай рубаху!
Батюшка, все еще сокрушенно качая головой, расстегнул пуговицы и стащил с себя рубашку, оголив загорелое худое тело.
– Повернись!
Батюшка, как исполнительный солдат, повернулся кругом.
– Хорошо! – оценил его старание усатый, убедившись, что у батюшки за поясом нет ни пистолета, ни автомата, ни гранатомета. Он вздохнул и назидательно добавил: – Я тебе говорил, чтоб ты уходил отсюда? Говорил?..
Я лихорадочно мял пальцами поролон.
– Открывай ворота гаража! – приказал усатый батюшке.
Отец Агап потоптался на месте, будто надеялся, что усатый сейчас одумается, и медленно побрел к воротам своей недавней тюрьмы. Со скрипом открыл тяжелую створку и, повернувшись лицом к машине, встал на пороге. Лада не стала дожидаться приказа, подняла с травы свою куртку и рубашку батюшки и независимой походкой пошла к гаражу.
– Надо ж, якая она дисциплинированная! – усмехнулся усатый.
– Дело не в дисциплинированности, – ответил я. – Просто она отошла подальше от взрыва.
– Шо? – возмутился моей наглости усатый. – Якого взрыва? Ты шо там бормочешь?
Не оборачиваясь, я кинул в него кольцо с болтающейся на нем предохранительной чекой.
– Поймал? – спросил я, поднимая над головой кулак, в котором сжимал гранату. – Теперь лови все остальное…
Усатый не успел понять, что я всего лишь нехорошо шучу и прощаться с жизнью не намерен. Он сдавленно крикнул, словно получил удар в солнечное сплетение, и прикрыл лицо руками. Ствол его пистолета теперь смотрел в потолок машины, и мне ничто не помешало с разворота врезать ему кулаком в переносицу, используя гранату как кастет. Я, конечно, здорово рисковал, граната от удара могла выпасть из ладони, и тогда мы оба взлетели бы на воздух, но зато усатый стал послушным и, не сопротивляясь, тотчас отдал мне пистолет.
Я выскочил из машины, сжимая в одной руке гранату, а в другой пистолет, и, думая только о том, как бы поставить чеку на прежнее место и разжать немеющие пальцы, нетерпеливо постучал ногой по заднему колесу:
– Вылезай! Чего притих?
Лада уже ломала кусты смородины, отыскивая свой «макаров». Батюшка, вооружившись молотком, спешил ко мне. Усатый приоткрыл дверь и с опаской посмотрел на меня.
– Чеку! – крикнул я.
– Га? – не сразу понял усатый.
Батюшка, изо всех сил стараясь совершить какой-нибудь подвиг, ворвался в пространство между мной и усатым, воинствующе перекладывая молоток из руки в руку. С трудом справляясь с нахлынувшей на него радостью, он победно посмотрел на поверженного противника, мол, знай наших!
– Возьмите пистолет, батюшка, – сказал я, протягивая священнику «ТТ».
Отец Агап бросил молоток под ноги, охотно схватил оружие и, поднеся ствол ко рту, зачем-то дунул в него.
– Осторожнее! – предупредил я. – Он заряжен.
Усатый, опустившись на колени, искал чеку под сиденьями. Я обхватил гранату второй рукой. Ладонь, в которую упирался горячий металл, взмокла и потеряла чувствительность, и я боялся выронить гранату под ноги.
Заталкивая «макаров» за пояс, Лада подошла ко мне, посмотрела на мои руки и покачала головой.
– Не лучше ли кинуть ее в гараж? – сказала она.
– Не хочется шуметь, – ответил я, чувствуя, что обе руки, от плеч до кончиков пальцев, начинают нестерпимо ныть. Я держал гранату словно раскаленное ядро.
Усатый выпрямился, протягивая мне кольцо с чекой. Лада выхватила его и склонилась над моими руками. Батюшка, проявляя участие в этом важном деле, следил за Ладой из-за моего плеча. Усатый на некоторое время оказался предоставлен сам себе. На его месте я бы обязательно воспользовался случаем и дал бы деру. Но он, покорившись судьбе, сел на траву и стал чесать голову.
– Ты можешь ослабить этот палец? – спрашивала Лада, пытаясь добраться до отверстия, куда надо было воткнуть чеку. – Сдвинь чуть-чуть ладонь. Я держу, не бойся…
Она работала, как сапер. Смелая девчонка, черт возьми! А если принять во внимание ее любовь к стрелковому оружию и ненависть к милиции, то этой малышке цены нет в уголовном мире.
– Вставляю, – сказала она, продевая «усики» в отверстие, как нитку в иголку. Затем загнула концы и похлопала меня по побелевшим пальцам: – Все, расслабляйся! Отдай мне эту штучку.
Я не без труда разжал пальцы. Лада взяла гранату, свинтила запал и рассовала детали по разным карманам куртки.
– Прилипчивая игрушка, – сказал я, вытирая взмокшие ладони о джинсы.
– Хорошо, что ты вовремя вспомнил о ней, – ответила Лада и повернулась к усатому. – Ну и перепугал же ты нас, дядя!
Мы обступили «дядю», который по-прежнему сидел на траве. Я вернул ему пистолет, предварительно вытащив из него магазин с патронами. Усатый воспринял этот жест как проявление доброй воли и перестал глядеть затравленным зверем.
– Где твой хозяин? – спросил я.
– Нема у меня никакого хозяина, – ответил усатый таким тоном, словно я задел его достоинство.
– Я имею в виду твоего дружка Олега, – уточнил я.
– В гробу я видал такого дружка!
– Это почему же так грубо?
– Сволочь он.
– Мы в этом не сомневались, – вставила Лада.
– Шо вы от меня хотите? – с вызовом спросил усатый, откровенно рассматривая пустую рукоять пистолета, намекая мне, что неплохо бы вернуть и магазин.
– Мы хотим узнать, где Олег.
– Я тоже хотел бы это узнать.
– Когда ты его видел в последний раз?
Усатый помолчал, словно не мог вспомнить. И вдруг выпалил с вызовом:
– Все! Пресс-конференция закончена.
Отец Агап тяжело вздохнул за моей спиной. Лада, глядя по сторонам, прислушивалась к шуму леса и реки. Я присел на корточки рядом с усатым.
– Послушай, нам надо от тебя не много. А будешь упрямиться – я сделаю из ремня поводок и потащу тебя за собой, как собаку.
Лучшая угроза – это угроза, сказанная мягким и доброжелательным тоном. В ней скрыто нечто большее, чем просто угроза. Усатый поверил мне.
– Если скажу – отвяжешься? – решил поторговаться он.
– Отвяжусь.
– Олег сам назначил нам время, – сказал усатый, плюясь во все стороны. – Потолкуем, говорит, разберемся. А когда мы пришли сюда, его уже не было. Этот скот держит нас за баранов! Предложил хорошо заработать, а расплатился медяками.
И он вытащил из кармана латунную копию из судакского музея и кинул ее мне.
Я поднял монетку и сыграл интерес.
– Старинная?
– Подделка!
– Красивая штучка. Похожа на золотую.
Усатый усмехнулся.
– Этим золотом хлопцы поклялись набить его рот.
– Может быть, Олег не знал, что это подделка?
– Все он знал, – уверенно сказал усатый. – Иначе не отдал бы нам все, до последней монеты. А настоящее золото зарыто в другом месте. И копать его он пошел со своей бабой. А нас, значит, «кинул». Мы такое не прощаем. Кровью харкать будет.
– А куда он пошел? Ты знаешь, где это место?
Усатый отрицательно покачал головой.
– Если б знал, то давно б выловил.
– И что ты здесь один делаешь?
– Дом стерегу. А хлопцы лес прочесывают… Только безнадежное это дело.
– Почему безнадежное?
– Горы, лес. Найди иголку в стоге сена!
Мы опоздали. Олег обвел вокруг пальца и нас, и своих дружков. Если он выкопает много золота, то с легкой душой оставит им на память о себе этот особняк, и пусть потом хлопцы караулят его здесь до второго пришествия.
Я взглянул на батюшку. Его лицо, обрамленное седыми протуберанцами волос, помертвело. Лада, поджав губы, постукивала ногой по колесу машины. В отличие от священника, который совсем упал духом, она была переполнена злостью, и мне казалось, что она вот-вот кинется на усатого и вцепится ему в глаза.
Начал накрапывать дождь, с каждой минутой усиливаясь. Лада подхватила сумку и укрылась под навесом. Батюшка, не замечая непогоды, кругами бродил по двору на вялых ногах и страдал от своего бессилия и жалости к Марине.
Я поднял воротник куртки и хлопнул по мокрому плечу усатого.
– Давай ключи от машины!
Тот без пререкательств полез в карман и кинул мне брелок с ключами. Я сел в кабину, завел мотор и, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать ругаться матом, вдавил кулаком кнопку сигнала.
– Поехали! – крикнул я Ладе и батюшке. – Тошно смотреть на ваши лица!
– Руки до гори! – тихо добавил он.
– Что? – не понял я.
– От москаль неграмотный! – шепнул усатый и сделал одолжение – повторил: – Руки наверх!
– Не могу, – сказал я, следя за батюшкой, который не видел нас через затемненные стекла и бродил вокруг машины, разглядывая ее борта. – У меня рука ранена.
– Ну, как хочешь. Будет ранена и другая.
Он хорошо владел собой и даже пытался острить. Этот человек давно обращается с оружием и если захочет выстрелить, то без усилий сделает это, понял я и, не двигая рукой, одними лишь пальцами нащупал замок «молнии» на сиденье.
Усатый шумно дышал мне в затылок. Кожа под стволом занемела, и мне очень хотелось дотянуться до пистолета и сдвинуть его чуть выше или ниже.
Из дома вышла Лада с куском белой материи. Она поискала меня глазами и о чем-то спросила батюшку. Отец Агап кивнул на машину.
Замок «молнии» сдвигался очень туго. Лепесток я держал двумя пальцами, как сигарету, и миллиметр за миллиметром отводил его в сторону.
Лада шла к машине, на ходу разглядывая материю со всех сторон. Краем глаза я заметил руку усатого. Он дотянулся до кнопки переднего стеклоподъемника. С тихим свистом боковое стекло заскользило вниз. Лада успела мне улыбнуться до того, как увидела приложение к моему затылку. Шаги ее замедлились. Она опустила руки, и край материи коснулся травы.
– Эй! – крикнул усатый из-за моей спины. – Стой на месте! Руки наверх! Не то твоему дружку зроблю дырку.
– Ты не волнуйся, – сказал я ему. – И не дави слишком на крючок…
– Мовчать! – Несильный удар стволом в затылок.
Лада остановилась метрах в трех от машины. Черт возьми, мне было жалко ее больше, чем себя. На лице девушки было столько недоумения, досады и отчаяния, что мне казалось – она вот-вот расплачется.
– Скажи тому… диакону, – приказал усатый Ладе. – Пусть станет с тобой рядом.
Ладе не было необходимости что-либо говорить. Батюшка на слабых ногах подошел к ней и, неимоверно сострадая мне, словно пуля уже летела по стволу пистолета, пробормотал:
– Кирилл Андреевич, как же так… Вот же беда какая…
– Мовчать! – оборвал его стенания усатый. Каждое его «мовчать» отзывалось болью в моем затылке. – Дивчонка! Снимай куртку!
Я интуитивно почувствовал, как напрягся его палец на спусковом крючке. Лучше бы Лада послушно отдала усатому свой пистолет, чем попыталась бы им воспользоваться. К счастью, так оно и вышло, здравого разума у Лады было больше, чем авантюризма. Понимая, что незнакомец требует от нее отнюдь не стриптиз, она сняла куртку, кинула ее под ноги, а затем медленным движением извлекла из-за спины «макаров» и, удерживая его в двух пальцах, вытянула руку вперед.
– Кидай за машину!
Пистолет перелетел через «Опель» и упал в куст смородины. Лада вопросительно смотрела на меня, как будто хотела убедиться, что я не осуждаю ее за то, что она скрывала от меня «макаров». Но вряд ли она могла что-либо прочесть на моем лице, окаменевшем от напряжения. Я уже наполовину расстегнул «молнию», и теперь внутрь сиденья можно было спокойно просунуть руку.
– Теперь диакон! – сказал усатый и толкнул мою голову пистолетом, словно эти слова относились ко мне. – Снимай рубаху!
Батюшка, все еще сокрушенно качая головой, расстегнул пуговицы и стащил с себя рубашку, оголив загорелое худое тело.
– Повернись!
Батюшка, как исполнительный солдат, повернулся кругом.
– Хорошо! – оценил его старание усатый, убедившись, что у батюшки за поясом нет ни пистолета, ни автомата, ни гранатомета. Он вздохнул и назидательно добавил: – Я тебе говорил, чтоб ты уходил отсюда? Говорил?..
Я лихорадочно мял пальцами поролон.
– Открывай ворота гаража! – приказал усатый батюшке.
Отец Агап потоптался на месте, будто надеялся, что усатый сейчас одумается, и медленно побрел к воротам своей недавней тюрьмы. Со скрипом открыл тяжелую створку и, повернувшись лицом к машине, встал на пороге. Лада не стала дожидаться приказа, подняла с травы свою куртку и рубашку батюшки и независимой походкой пошла к гаражу.
– Надо ж, якая она дисциплинированная! – усмехнулся усатый.
– Дело не в дисциплинированности, – ответил я. – Просто она отошла подальше от взрыва.
– Шо? – возмутился моей наглости усатый. – Якого взрыва? Ты шо там бормочешь?
Не оборачиваясь, я кинул в него кольцо с болтающейся на нем предохранительной чекой.
– Поймал? – спросил я, поднимая над головой кулак, в котором сжимал гранату. – Теперь лови все остальное…
Усатый не успел понять, что я всего лишь нехорошо шучу и прощаться с жизнью не намерен. Он сдавленно крикнул, словно получил удар в солнечное сплетение, и прикрыл лицо руками. Ствол его пистолета теперь смотрел в потолок машины, и мне ничто не помешало с разворота врезать ему кулаком в переносицу, используя гранату как кастет. Я, конечно, здорово рисковал, граната от удара могла выпасть из ладони, и тогда мы оба взлетели бы на воздух, но зато усатый стал послушным и, не сопротивляясь, тотчас отдал мне пистолет.
Я выскочил из машины, сжимая в одной руке гранату, а в другой пистолет, и, думая только о том, как бы поставить чеку на прежнее место и разжать немеющие пальцы, нетерпеливо постучал ногой по заднему колесу:
– Вылезай! Чего притих?
Лада уже ломала кусты смородины, отыскивая свой «макаров». Батюшка, вооружившись молотком, спешил ко мне. Усатый приоткрыл дверь и с опаской посмотрел на меня.
– Чеку! – крикнул я.
– Га? – не сразу понял усатый.
Батюшка, изо всех сил стараясь совершить какой-нибудь подвиг, ворвался в пространство между мной и усатым, воинствующе перекладывая молоток из руки в руку. С трудом справляясь с нахлынувшей на него радостью, он победно посмотрел на поверженного противника, мол, знай наших!
– Возьмите пистолет, батюшка, – сказал я, протягивая священнику «ТТ».
Отец Агап бросил молоток под ноги, охотно схватил оружие и, поднеся ствол ко рту, зачем-то дунул в него.
– Осторожнее! – предупредил я. – Он заряжен.
Усатый, опустившись на колени, искал чеку под сиденьями. Я обхватил гранату второй рукой. Ладонь, в которую упирался горячий металл, взмокла и потеряла чувствительность, и я боялся выронить гранату под ноги.
Заталкивая «макаров» за пояс, Лада подошла ко мне, посмотрела на мои руки и покачала головой.
– Не лучше ли кинуть ее в гараж? – сказала она.
– Не хочется шуметь, – ответил я, чувствуя, что обе руки, от плеч до кончиков пальцев, начинают нестерпимо ныть. Я держал гранату словно раскаленное ядро.
Усатый выпрямился, протягивая мне кольцо с чекой. Лада выхватила его и склонилась над моими руками. Батюшка, проявляя участие в этом важном деле, следил за Ладой из-за моего плеча. Усатый на некоторое время оказался предоставлен сам себе. На его месте я бы обязательно воспользовался случаем и дал бы деру. Но он, покорившись судьбе, сел на траву и стал чесать голову.
– Ты можешь ослабить этот палец? – спрашивала Лада, пытаясь добраться до отверстия, куда надо было воткнуть чеку. – Сдвинь чуть-чуть ладонь. Я держу, не бойся…
Она работала, как сапер. Смелая девчонка, черт возьми! А если принять во внимание ее любовь к стрелковому оружию и ненависть к милиции, то этой малышке цены нет в уголовном мире.
– Вставляю, – сказала она, продевая «усики» в отверстие, как нитку в иголку. Затем загнула концы и похлопала меня по побелевшим пальцам: – Все, расслабляйся! Отдай мне эту штучку.
Я не без труда разжал пальцы. Лада взяла гранату, свинтила запал и рассовала детали по разным карманам куртки.
– Прилипчивая игрушка, – сказал я, вытирая взмокшие ладони о джинсы.
– Хорошо, что ты вовремя вспомнил о ней, – ответила Лада и повернулась к усатому. – Ну и перепугал же ты нас, дядя!
Мы обступили «дядю», который по-прежнему сидел на траве. Я вернул ему пистолет, предварительно вытащив из него магазин с патронами. Усатый воспринял этот жест как проявление доброй воли и перестал глядеть затравленным зверем.
– Где твой хозяин? – спросил я.
– Нема у меня никакого хозяина, – ответил усатый таким тоном, словно я задел его достоинство.
– Я имею в виду твоего дружка Олега, – уточнил я.
– В гробу я видал такого дружка!
– Это почему же так грубо?
– Сволочь он.
– Мы в этом не сомневались, – вставила Лада.
– Шо вы от меня хотите? – с вызовом спросил усатый, откровенно рассматривая пустую рукоять пистолета, намекая мне, что неплохо бы вернуть и магазин.
– Мы хотим узнать, где Олег.
– Я тоже хотел бы это узнать.
– Когда ты его видел в последний раз?
Усатый помолчал, словно не мог вспомнить. И вдруг выпалил с вызовом:
– Все! Пресс-конференция закончена.
Отец Агап тяжело вздохнул за моей спиной. Лада, глядя по сторонам, прислушивалась к шуму леса и реки. Я присел на корточки рядом с усатым.
– Послушай, нам надо от тебя не много. А будешь упрямиться – я сделаю из ремня поводок и потащу тебя за собой, как собаку.
Лучшая угроза – это угроза, сказанная мягким и доброжелательным тоном. В ней скрыто нечто большее, чем просто угроза. Усатый поверил мне.
– Если скажу – отвяжешься? – решил поторговаться он.
– Отвяжусь.
– Олег сам назначил нам время, – сказал усатый, плюясь во все стороны. – Потолкуем, говорит, разберемся. А когда мы пришли сюда, его уже не было. Этот скот держит нас за баранов! Предложил хорошо заработать, а расплатился медяками.
И он вытащил из кармана латунную копию из судакского музея и кинул ее мне.
Я поднял монетку и сыграл интерес.
– Старинная?
– Подделка!
– Красивая штучка. Похожа на золотую.
Усатый усмехнулся.
– Этим золотом хлопцы поклялись набить его рот.
– Может быть, Олег не знал, что это подделка?
– Все он знал, – уверенно сказал усатый. – Иначе не отдал бы нам все, до последней монеты. А настоящее золото зарыто в другом месте. И копать его он пошел со своей бабой. А нас, значит, «кинул». Мы такое не прощаем. Кровью харкать будет.
– А куда он пошел? Ты знаешь, где это место?
Усатый отрицательно покачал головой.
– Если б знал, то давно б выловил.
– И что ты здесь один делаешь?
– Дом стерегу. А хлопцы лес прочесывают… Только безнадежное это дело.
– Почему безнадежное?
– Горы, лес. Найди иголку в стоге сена!
Мы опоздали. Олег обвел вокруг пальца и нас, и своих дружков. Если он выкопает много золота, то с легкой душой оставит им на память о себе этот особняк, и пусть потом хлопцы караулят его здесь до второго пришествия.
Я взглянул на батюшку. Его лицо, обрамленное седыми протуберанцами волос, помертвело. Лада, поджав губы, постукивала ногой по колесу машины. В отличие от священника, который совсем упал духом, она была переполнена злостью, и мне казалось, что она вот-вот кинется на усатого и вцепится ему в глаза.
Начал накрапывать дождь, с каждой минутой усиливаясь. Лада подхватила сумку и укрылась под навесом. Батюшка, не замечая непогоды, кругами бродил по двору на вялых ногах и страдал от своего бессилия и жалости к Марине.
Я поднял воротник куртки и хлопнул по мокрому плечу усатого.
– Давай ключи от машины!
Тот без пререкательств полез в карман и кинул мне брелок с ключами. Я сел в кабину, завел мотор и, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать ругаться матом, вдавил кулаком кнопку сигнала.
– Поехали! – крикнул я Ладе и батюшке. – Тошно смотреть на ваши лица!
Глава 50
Потемнело так, словно внезапно началось затмение солнца. По дороге потекли грязные ручьи. Где-то над верхушками елей оглушительно шарахнула молния. Я сбавил скорость и включил фонари. Переваливаясь с боку на бок, «Опель» медленно катился по разбитой грунтовке.
Батюшка, сидя за мной, безотрывно смотрел в окно, запотевшее от его дыхания. Лада делала вид, что спит. Я протянул к ее щеке руку и коснулся нежной кожи.
– Откуда у тебя пистолет, ягодка? – спросил я.
– От верблюда, – ответила ягодка, не открывая глаз.
Я достойно выдержал первую волну гнева, мгновенно вскипевшую во мне.
– А мне казалось, что я достоин более откровенного к себе отношения, – сказал я.
– Ну откуда у меня может быть пистолет! – со вздохом протянула Лада. – Купила, естественно.
– Где?
– В Ростове. На черном рынке.
– За сколько?
– За четыреста баксов.
– А для чего он тебе?
Лада покосилась на меня и опять вздохнула.
– Орехи колоть! Для чего же еще!.. Ну и вопросы ты задаешь.
– Разве у тебя такая опасная профессия?
– Ужасно опасная! – тряхнула головой Лада. – Еще вопросы есть?
– А почему скрывала от меня свой «макаров»?
– Потому что знала, какой ты несносный зануда!.. Будь другом, давай помолчим!
Я помолчал, но надолго моего терпения не хватило.
– Странное ощущение, – произнес я. – Никак не могу от него избавиться. Мне кажется, что во всей этой истории ты играешь какую-то малопонятную, но роковую роль. До меня только сейчас дошло, что я совершенно не знаю тебя, но доверяю как себе.
Лада молчала. Батюшка стал скрипеть пальцем, протирая им запотевшее стекло. На машину обрушился настоящий водопад. Стеклоочистители, работая на предельной скорости, не успевали снимать со стекла воду. Дождевой поток так грохотал по крыше, что не было слышно, как работает двигатель. Молнии раскалывали темное небо, словно солнце ломилось к земле, выбрасывая вспышки света сквозь тонкие трещины.
– Как вы думаете, Кирилл Андреевич, – подал голос батюшка. – Она еще жива?
– Думаю, что да, – ответил я.
– А чем мы можем ей помочь?
Я скрипнул зубами. У меня не было ответа. У меня не было даже какой-нибудь фантастической идеи. Олег, Марина и профессор уже больше суток бродили по Карпатам, и поиск их был равнозначен поиску монеты, выброшенной с корабля в море.
– Ей не пришлось бы помогать, – жестко произнесла Лада, глядя прямо перед собой, – если бы Кирилл Андреевич не пересел за руль.
Я нервно ударил по педали акселератора.
– Ух ты! – удивился я такому откровенному «наезду». – Какой смелый вывод! А позвольте узнать, что бы изменилось, если бы ты осталась тогда за рулем?
– Во всяком случае, ты не получил бы дубинкой по балде!
– Но получила бы ты?
– Нет! Я вообще бы не вышла из машины. Любой гаишник прекрасно умеет поднимать крышку капота без помощи водителя.
– Я знал, что ты умная, – не слишком уверенно попытался я покрыть ее карту. – Но чтобы до такой степени! Смею предположить, ягодка, что если бы ты не вышла из машины, то тебя бы пристрелили прямо за рулем.
– Не успели бы!
– Если ты намекаешь на свой таинственный «макаров» с ростовского рынка, то ответь мне, пожалуйста, на один вопрос: а почему ты не воспользовалась им, когда Марина выстрелила в меня?
– Потому что боялась попасть в профессора!
– Но ведь можно было выстрелить в колеса, и они бы далеко не уехали! – теснил я Ладу в угол.
– Можно было! – все более переходя на крик, ответила Лада. – Но от тебя не было никакого толку, потому что ты был оглушен, а я одна не справилась бы с двумя вооруженными людьми!
– И в итоге я ранен, а профессор похищен. Прекрасно сработала, ничего не скажешь! И после этого ты смеешь еще в чем-то упрекать меня!
– Да, смею!! Здоровый мужик, в кармане «пушка», под задницей две гранаты – и попался на такую дешевую уловку! Если бы слушал меня и не выходил из машины…
– Да кто ты такая, чтобы тебя слушать?! – заревел я, прыгая вместе с машиной по скользким ухабам. – Откуда ты взялась на мою голову?! На кого ты работаешь?! Да я сейчас вернусь на то место, найду гильзу и проведу по ней идентификацию твоего «макарова»! Мы еще разберемся, кто в меня стрелял!
– Что?! – Лада раскрыла рот и на мгновение онемела. Я прикусил язык. Даже если и задумал это сделать, то не стоило посвящать ягодку в свои планы.
Не найдя слов, которые могли бы выразить ее чувства ко мне, Лада вдруг принялась лупить меня по лицу. Пощечины сыпались, как ливень, и я, бросив руль, стал защищаться. Несколько раз она задела больную руку, и я безостановочно выл от боли.
– Друзья! Что вы делаете?! Не надо так, друзья! – с опозданием начал миротворческую миссию батюшка и, кажется, попался под горячую руку Лады.
Как машина не свалилась в пропасть – не знаю.
– Психопатка! – обозвал я Ладу, когда она наконец выдохлась и оставила меня в покое.
– Тупица, – ответила она, поправляя прическу.
– Давайте не ссориться по пустякам, друзья! – все еще проповедовал батюшка, хотя мы с Ладой уже не трогали друг друга. – В сей грустный час тяжких испытаний, посланных нам господом богом, надо сплотиться крепче и возлюбить друг друга…
– Да ладно вам! – оборвал я, вскинув руку. Отец Агап иногда бывал невыносим. – Надоели как горькая редька!
Дождь не утихал, и дорога превратилась в сплошной грязевой поток. Электронный спидометр высветил цифру «10», но даже на такой черепашьей скорости мы рисковали свалиться с обрыва, по краю которого проходила дорога.
Лада снова откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Лицо ее было спокойным и неподвижным, словно она в самом деле спала. Я изредка кидал косые взгляды на ее профиль. «А классную шутку я отмочил насчет идентификации ее „макарова“, – подумал я. – Как ягодка сразу взвилась!»
«Классная шутка» тем не менее прочно засела в моей голове. Вроде бы абсурдная мысль быстро приобретала вполне реальное содержание. Кто знает, какие мысли кружатся в ее головушке. Может быть, она работает на Олега и на всю его банду? Что, в самом деле, мешало ей выстрелить в меня, когда я был в отключке? Ничего не мешало: оружие при ней, свидетелей нет. Не ясно только одно: если стреляла она, то почему не добила? Какой смысл был в том, чтобы ранить меня, но оставить жить?
Батюшка, сидя за мной, безотрывно смотрел в окно, запотевшее от его дыхания. Лада делала вид, что спит. Я протянул к ее щеке руку и коснулся нежной кожи.
– Откуда у тебя пистолет, ягодка? – спросил я.
– От верблюда, – ответила ягодка, не открывая глаз.
Я достойно выдержал первую волну гнева, мгновенно вскипевшую во мне.
– А мне казалось, что я достоин более откровенного к себе отношения, – сказал я.
– Ну откуда у меня может быть пистолет! – со вздохом протянула Лада. – Купила, естественно.
– Где?
– В Ростове. На черном рынке.
– За сколько?
– За четыреста баксов.
– А для чего он тебе?
Лада покосилась на меня и опять вздохнула.
– Орехи колоть! Для чего же еще!.. Ну и вопросы ты задаешь.
– Разве у тебя такая опасная профессия?
– Ужасно опасная! – тряхнула головой Лада. – Еще вопросы есть?
– А почему скрывала от меня свой «макаров»?
– Потому что знала, какой ты несносный зануда!.. Будь другом, давай помолчим!
Я помолчал, но надолго моего терпения не хватило.
– Странное ощущение, – произнес я. – Никак не могу от него избавиться. Мне кажется, что во всей этой истории ты играешь какую-то малопонятную, но роковую роль. До меня только сейчас дошло, что я совершенно не знаю тебя, но доверяю как себе.
Лада молчала. Батюшка стал скрипеть пальцем, протирая им запотевшее стекло. На машину обрушился настоящий водопад. Стеклоочистители, работая на предельной скорости, не успевали снимать со стекла воду. Дождевой поток так грохотал по крыше, что не было слышно, как работает двигатель. Молнии раскалывали темное небо, словно солнце ломилось к земле, выбрасывая вспышки света сквозь тонкие трещины.
– Как вы думаете, Кирилл Андреевич, – подал голос батюшка. – Она еще жива?
– Думаю, что да, – ответил я.
– А чем мы можем ей помочь?
Я скрипнул зубами. У меня не было ответа. У меня не было даже какой-нибудь фантастической идеи. Олег, Марина и профессор уже больше суток бродили по Карпатам, и поиск их был равнозначен поиску монеты, выброшенной с корабля в море.
– Ей не пришлось бы помогать, – жестко произнесла Лада, глядя прямо перед собой, – если бы Кирилл Андреевич не пересел за руль.
Я нервно ударил по педали акселератора.
– Ух ты! – удивился я такому откровенному «наезду». – Какой смелый вывод! А позвольте узнать, что бы изменилось, если бы ты осталась тогда за рулем?
– Во всяком случае, ты не получил бы дубинкой по балде!
– Но получила бы ты?
– Нет! Я вообще бы не вышла из машины. Любой гаишник прекрасно умеет поднимать крышку капота без помощи водителя.
– Я знал, что ты умная, – не слишком уверенно попытался я покрыть ее карту. – Но чтобы до такой степени! Смею предположить, ягодка, что если бы ты не вышла из машины, то тебя бы пристрелили прямо за рулем.
– Не успели бы!
– Если ты намекаешь на свой таинственный «макаров» с ростовского рынка, то ответь мне, пожалуйста, на один вопрос: а почему ты не воспользовалась им, когда Марина выстрелила в меня?
– Потому что боялась попасть в профессора!
– Но ведь можно было выстрелить в колеса, и они бы далеко не уехали! – теснил я Ладу в угол.
– Можно было! – все более переходя на крик, ответила Лада. – Но от тебя не было никакого толку, потому что ты был оглушен, а я одна не справилась бы с двумя вооруженными людьми!
– И в итоге я ранен, а профессор похищен. Прекрасно сработала, ничего не скажешь! И после этого ты смеешь еще в чем-то упрекать меня!
– Да, смею!! Здоровый мужик, в кармане «пушка», под задницей две гранаты – и попался на такую дешевую уловку! Если бы слушал меня и не выходил из машины…
– Да кто ты такая, чтобы тебя слушать?! – заревел я, прыгая вместе с машиной по скользким ухабам. – Откуда ты взялась на мою голову?! На кого ты работаешь?! Да я сейчас вернусь на то место, найду гильзу и проведу по ней идентификацию твоего «макарова»! Мы еще разберемся, кто в меня стрелял!
– Что?! – Лада раскрыла рот и на мгновение онемела. Я прикусил язык. Даже если и задумал это сделать, то не стоило посвящать ягодку в свои планы.
Не найдя слов, которые могли бы выразить ее чувства ко мне, Лада вдруг принялась лупить меня по лицу. Пощечины сыпались, как ливень, и я, бросив руль, стал защищаться. Несколько раз она задела больную руку, и я безостановочно выл от боли.
– Друзья! Что вы делаете?! Не надо так, друзья! – с опозданием начал миротворческую миссию батюшка и, кажется, попался под горячую руку Лады.
Как машина не свалилась в пропасть – не знаю.
– Психопатка! – обозвал я Ладу, когда она наконец выдохлась и оставила меня в покое.
– Тупица, – ответила она, поправляя прическу.
– Давайте не ссориться по пустякам, друзья! – все еще проповедовал батюшка, хотя мы с Ладой уже не трогали друг друга. – В сей грустный час тяжких испытаний, посланных нам господом богом, надо сплотиться крепче и возлюбить друг друга…
– Да ладно вам! – оборвал я, вскинув руку. Отец Агап иногда бывал невыносим. – Надоели как горькая редька!
Дождь не утихал, и дорога превратилась в сплошной грязевой поток. Электронный спидометр высветил цифру «10», но даже на такой черепашьей скорости мы рисковали свалиться с обрыва, по краю которого проходила дорога.
Лада снова откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Лицо ее было спокойным и неподвижным, словно она в самом деле спала. Я изредка кидал косые взгляды на ее профиль. «А классную шутку я отмочил насчет идентификации ее „макарова“, – подумал я. – Как ягодка сразу взвилась!»
«Классная шутка» тем не менее прочно засела в моей голове. Вроде бы абсурдная мысль быстро приобретала вполне реальное содержание. Кто знает, какие мысли кружатся в ее головушке. Может быть, она работает на Олега и на всю его банду? Что, в самом деле, мешало ей выстрелить в меня, когда я был в отключке? Ничего не мешало: оружие при ней, свидетелей нет. Не ясно только одно: если стреляла она, то почему не добила? Какой смысл был в том, чтобы ранить меня, но оставить жить?