Страница:
Глава 55
Как в сказке! Как в кино! О вечный, неистребимый, незаменимый, уникальный штамп – клады бывают только в сундучках, и мы впятером в этом убедились воочию. Батюшка, прослезившийся от избытка чувств, не знал, молиться ему или пожимать нам руки. В итоге он не сделал ни того ни другого, и про него все в мгновение забыли. Заключительную сцену блестящего хэппи-энда взял на себя Влад. Он спрыгнул в яму, приземлившись на все четыре конечности, и стал руками освобождать сундучок от глины и камней. Когда обнажились его ветхие стенки, Влад потянул за ручку, приделанную к крышке, но ручка тотчас оторвалась.
Зрители с досадой вздохнули.
– Очень тяжелый, – объяснил Влад. Счастье так и перло из него.
У меня же первая волна эйфории прошла. По натуре своей я скептик. Жизнь сделала меня таким. И я знаю, что когда ждешь чего-то необычного, какого-то вселенского счастья, то очень часто получаешь мизер. Так устроен человек – он всегда хочет большего. И в этом смысле я ошибся. Один раз за свою жизнь.
Влад поднял сундучок на край ямы. Мы все встали вокруг него на колени. Не мучая народ растягиванием торжественного момента, Влад резко и грубо вонзил лопатку в заросшую щель под крышкой и без труда сорвал ее.
Ни вздоха, ни аха – ничего. Мы просто онемели. Сундучок на две трети был заполнен монетами, перемешанными с разноцветными гранеными камнями в оправах. Монеты были очень похожи на те, которые мы взяли в судакском музее, но отличались главным: они не были окислены. Они горели ярким желтым светом, каким может гореть только золото высокой пробы.
Осознание богатства очень быстро сменилось чувством опасности.
– Тихо! – произнес Влад, прижимая палец к губам и вытаскивая пистолет из-за пояса.
Минуту мы прислушивались к тишине, разинув рты. И тут по дну ущелья до нас докатилось низкое и злобное рычание. Мне показалось, что у батюшки, затаившего дыхание рядом со мной, зашевелились на голове волосы.
– Это медведь, – тихо сказал Влад, стараясь придать своему голосу храбрый оттенок.
– Чур меня! – прошептал батюшка. – Не оборотень ли это? Может быть, слуга сатаны принял образ медведя и идет по нашим следам?
Лучше бы батюшка не лез со своими религиозными предрассудками! И без его гипотез было невесело.
– Его кто-то спугнул, – заключила Лада и обратилась к Владу: – Послушайте, Володя, раз так все хорошо закончилось, не могли бы вы вернуть мне мой пистолет?
– Нет, не мог бы, – ответил Влад. – Мне он и самому еще пригодится… Все! Сваливаем отсюда!
Он быстро расстегнул клапан рюкзака, развязал тесемки, стягивающие горловину, вытряхнул несколько банок консервов и пачек галет и затолкал в рюкзак сундучок. Затянув тесемки, он накинул лямки на плечи и первым пошел вниз.
Когда мы спустились к реке, стемнело уже настолько, что едва мы смогли различить темные контуры байдарок, лежащих посреди песчаного островка. Мы с Владом столкнули их в воду. Слабое течение сразу же подхватило байдарки и понесло к озеру. Они беззвучно удалялись от нас в темноту, постепенно сливаясь с ней.
Влад командовал жестами. У всех пропала охота говорить. Мы разобрали вещи и едва ступили в воду, чтобы выйти на противоположный берег, как вновь услышали этот леденящий кровь звериный рев. На этот раз он прозвучал намного отчетливее и сильнее. Лада невольно прижалась ко мне. Я зачем-то провел ладонью по своим карманам, словно еще надеялся отыскать «регент». Анна подобрала с песка палку, а батюшка достал из-за пазухи нательный крестик и зажал его в кулаке.
Мы вышли на берег и вновь замерли, прислушиваясь. Где-то недалеко шлепала вода, цокали камешки и трещали ветки под тяжелыми лапами. Влад начал суетиться. Взвел пистолет, а затем, движением руки приказав нам оставаться на месте, пошел назад, туда, откуда доносился рев, но уже через десять шагов остановился и вернулся к нам. Он попытался блеснуть своей храбростью перед Ладой, которая, похоже, стала ему нравиться, но, видимо, решил, что рисковать, имея за плечами несметные сокровища, глупо.
– Уходим к озеру! – шепотом приказал он.
Я схватил его за руку и сказал на ухо:
– Ночью все медведи Карпат идут к озеру на водопой.
– А что ты предлагаешь? – зашипел он.
Девушки теряли терпение. Не думаю, что они чувствовали себя рядом с нами в полной безопасности. Отцу Агапу было проще – у него был всемогущий бог.
Я кивнул на скальную стену. Разумнее всего было бы подняться до ближайшего балкона, куда медведям из-за крутизны путь был заказан. Влад с сомнением посмотрел наверх. Я его понимал: ползти в темноте на скалу, цепляясь за хилые стволы сосен, – мероприятие рискованное. Девушкам, кажется, тоже не понравилась моя затея. Несколько минут мы стояли у подножия скалы, не зная, куда идти и что делать.
Внезапно совсем рядом с нами, но уже с другой стороны ущелья, раздалось жуткое рычание. Стая ворон, шумно хлопая крыльями, взметнулась в ночное небо, оглашая ущелье истерическим карканьем. Нам на головы посыпалась известковая крошка. Рев повторился, не оставляя никаких сомнений в намерениях медведя. Это был воинственный рев хищника, идущего убивать.
Влад, как по команде «старт», кинулся к скале и весьма ловко стал подниматься наверх. Я подтолкнул Анну с Ладой, подсадил их, отправляя вслед за Владом. Батюшка обошелся без моей помощи и достаточно сноровисто добрался до первого карниза.
Мы поднимались на ощупь, но скала была вполне преодолимой, тем более что многочисленные деревья прекрасно справлялись с ролью перил. Мы сваливали на головы медведям, если эти ночные убийцы надумали преследовать нас, камни и сухие ветки. Грохот стоял неимоверный. Влад, почувствовав себя в безопасности, вспомнил о девушках и, взяв их за руки, быстро затащил на верхний балкон, нависающий над ущельем, как гриб на стволе дерева.
Это было довольно уютное и вполне пригодное для ночлега гнездо, засыпанное сухими иголками, превратившими его в пружинящий ковер. Над балконом росла горная сосна, прикрывая его своей кроной.
Взобравшись на балкон, мы упали на мягкую подстилку, свесив головы над краем. Из-за туч изредка выглядывала луна, и тогда мы видели белую ленту реки, разрезанную многочисленными отмелями, изогнутую языками оползней и камнепадов. Поверхность реки дрожала от расходящейся кругами ряби. Кто-то невидимый топтался по воде, переворачивал камни и колодины на берегу.
– А разве медведи нападают на человека? – шепотом спросила Лада.
– С большим удовольствием, – ответил Влад. – Одним ударом они могут переломить позвоночник, вырвать ребра или проломить череп.
Мы лежали так довольно долго, накрывшись одним большим и сырым одеялом, и Влад тихо бубнил Ладе страшные истории про медведей. Мне это напоминало далекие детские годы, пионерский лагерь, своих друзей-мальчишек, когда мы до глубокой ночи сочиняли вслух всякие небылицы про покойников и летающие гробы. Незаметно я задремал, и, как мне показалось, прошло всего мгновение.
…Влад толкал меня локтем в бок, и едва я вскинул голову, он тотчас прижал палец к губам.
Я отчетливо слышал голоса. Звонкий женский голос, дробясь эхом и превращаясь в нестройный хор, обрываясь, притихая и усиливаясь вновь, тянул песню. Мужской голос вплетался отрывистыми и сердитыми фразами, короткими окриками. Влад повернул голову, глядя на меня. Так ему было удобнее слушать и следить за выражением моего лица. Голоса приближались, и вскоре я различил две фигуры, движущиеся по кромке берега. Это были Марина и Курахов.
Поведение их было каким-то странным. Марина, как сумасшедшая, как привидение в мертвенных лучах луны, приплясывала, кружилась, подскакивала и, напевая, постепенно удалялась от профессора. А Курахов, отставая от падчерицы, шел медленно, настороженно и время от времени приглушенно выкрикивал:
– Ты напрасно это делаешь!.. Это очень опасно!.. Ты сошла с ума, Мариша!.. Не ходи дальше, мы уже пришли…
На Марину эти слова не производили впечатления, и она продолжала пританцовывать, размахивая вокруг себя палкой, пинать ногами камни и оглашать ущелье своим пронзительным криком. Профессор, остановившись рядом с тем местом, где час назад стояли наши байдарки, скинул с плеч рюкзак и сел на него верхом.
Страшный рев разорвал тишину ночи и заглушил голос Марины. Мы с Владом вскочили на ноги. До нас долетел истошный визг девушки, а следом за ним – ее же дикий хохот. Мы увидели, как рядом с ней выросла гигантская фигура мохнатого чудовища, вставшего на задние лапы. Марина чем-то замахнулась – палкой или камнем – и, продолжая безумно хохотать, побежала к профессору, увлекая чудовище за собой.
Мы с Владом кинулись вниз, съезжая по каменистой тропе то на заднице, то на руках, ломая ветки и скидывая сотни камней. У реки щелкнул выстрел, еще один, а вслед за ним раздался нечеловеческий, ужасный вопль профессора, прерываемый омерзительным хрустом, чавканьем и ревом.
– Быстрее! – кричал я, подталкивая Влада, который запутался в куртке и никак не мог достать пистолет из-за пояса джинсов. Луна вновь скрылась за тучами, и мы, хлюпая по мелководью, бежали уже наугад, в черноту, готовясь в любой момент к атаке мохнатого людоеда. Выйдя на песок, мы остановились и, стараясь сдержать рвущееся из груди шумное дыхание, прислушались. Где-то на другом берегу реки щелкали камни и раздавалось тяжелое уханье зверя. Влад схватил меня за плечо и куда-то махнул рукой.
– Вот он! Вот он!
И наугад выстрелил в темноту. Потом еще раз. Открыв рты, мы слушали, как тихо журчит река.
– Ушел, – со скрытой радостью произнес Влад. – Жаль, мы его не прикончили.
– Ничего бы не получилось, – ответил я, удивляясь самому себе. – Слуга сатаны бессмертен. Он еще вернется…
– Кто вернется? – не понял Влад. – Медведь?
Я не ответил. До нас донесся тихий стон. Мы бросились на верхнюю оконечность песчаной отмели, поросшую кустами, рядом с которыми в последний раз видели профессора, и сразу же наткнулись на рюкзак. Рядом с ним, лежа на боку, корчилась Марина.
Влад чиркнул зажигалкой, и нам представилось ужасное зрелище. Ударом медвежьей лапы у несчастной девушки был так разворочен бок, что сквозь ребра было видно, как сокращается легкое.
Потрясенный страданием девушки, не зная, что делать, я стащил с себя куртку, смял ее и подсунул под голову Марины.
– У тебя есть бинт? – орал Влад. – Нужен бинт! Бегом за ним!
Я уже был готов выполнить приказ, как Марина липкой от крови рукой взяла меня за локоть.
– Не надо, – слабым шепотом произнесла она. – Мне хорошо… Мне приятно… Это ни к чему…
За нашими спинами зашуршала галька. Тяжело дыша, перед Мариной упал на колени батюшка и схватил ее голову в ладони.
– Что?! Что?! – отрывисто спрашивал он, рассматривая ее лицо, гладя по волосам и щекам. Он еще не видел раны. – Где болит?! Где больно?!
– Батюшка! – силясь улыбнуться, прошептала Марина. – Как хорошо, что вы здесь! Поцелуйте меня скорее…
Я отошел. Мне стало муторно. Посвечивая перед собой фонариком, ко мне приблизилась Лада.
– Там, у воды, – сказала она убийственно-спокойным голосом, – лежит Курахов.
– Что с ним? – спросил я равнодушно.
– Он мертв. Медведь разорвал его на части. – Она подняла руку, показывая мне пистолет. – Он дважды выстрелил в медведя, но, видимо, только ранил.
Мы услышали, как простонал батюшка, как он крикнул в небо:
– Господи, что ты делаешь, господи?! Скажи, в чем она провинилась перед тобой?!
К нам подошли Влад с Анной.
– Ужасная смерть, – вздохнул Влад.
– Умерла? – спросил я.
Влад кивнул:
– Успела исповедаться батюшке. Сказала, что умирает спокойно, потому что отомстила за мать. Еще сказала, что Курахов пристрелил Олега. Еще хотела что-то сказать про Ольгу, жену его, но не успела…
Батюшка взял себя в руки. Он уже не скулил, глядя на луну. Он выполнял свой долг, и мы слышали его ровное и спокойное бормотание и видели, как он склонял голову к телу Марины и крестился.
– Нельзя здесь его оставлять, – сказал Влад. – Медведь в самом деле может вернуться.
– Идите, – сказал я. – Я побуду здесь.
Влад колебался мгновение, затем протянул мне «макаров».
Лада оставалась со мной всю эту тяжелую и холодную ночь.
Зрители с досадой вздохнули.
– Очень тяжелый, – объяснил Влад. Счастье так и перло из него.
У меня же первая волна эйфории прошла. По натуре своей я скептик. Жизнь сделала меня таким. И я знаю, что когда ждешь чего-то необычного, какого-то вселенского счастья, то очень часто получаешь мизер. Так устроен человек – он всегда хочет большего. И в этом смысле я ошибся. Один раз за свою жизнь.
Влад поднял сундучок на край ямы. Мы все встали вокруг него на колени. Не мучая народ растягиванием торжественного момента, Влад резко и грубо вонзил лопатку в заросшую щель под крышкой и без труда сорвал ее.
Ни вздоха, ни аха – ничего. Мы просто онемели. Сундучок на две трети был заполнен монетами, перемешанными с разноцветными гранеными камнями в оправах. Монеты были очень похожи на те, которые мы взяли в судакском музее, но отличались главным: они не были окислены. Они горели ярким желтым светом, каким может гореть только золото высокой пробы.
Осознание богатства очень быстро сменилось чувством опасности.
– Тихо! – произнес Влад, прижимая палец к губам и вытаскивая пистолет из-за пояса.
Минуту мы прислушивались к тишине, разинув рты. И тут по дну ущелья до нас докатилось низкое и злобное рычание. Мне показалось, что у батюшки, затаившего дыхание рядом со мной, зашевелились на голове волосы.
– Это медведь, – тихо сказал Влад, стараясь придать своему голосу храбрый оттенок.
– Чур меня! – прошептал батюшка. – Не оборотень ли это? Может быть, слуга сатаны принял образ медведя и идет по нашим следам?
Лучше бы батюшка не лез со своими религиозными предрассудками! И без его гипотез было невесело.
– Его кто-то спугнул, – заключила Лада и обратилась к Владу: – Послушайте, Володя, раз так все хорошо закончилось, не могли бы вы вернуть мне мой пистолет?
– Нет, не мог бы, – ответил Влад. – Мне он и самому еще пригодится… Все! Сваливаем отсюда!
Он быстро расстегнул клапан рюкзака, развязал тесемки, стягивающие горловину, вытряхнул несколько банок консервов и пачек галет и затолкал в рюкзак сундучок. Затянув тесемки, он накинул лямки на плечи и первым пошел вниз.
Когда мы спустились к реке, стемнело уже настолько, что едва мы смогли различить темные контуры байдарок, лежащих посреди песчаного островка. Мы с Владом столкнули их в воду. Слабое течение сразу же подхватило байдарки и понесло к озеру. Они беззвучно удалялись от нас в темноту, постепенно сливаясь с ней.
Влад командовал жестами. У всех пропала охота говорить. Мы разобрали вещи и едва ступили в воду, чтобы выйти на противоположный берег, как вновь услышали этот леденящий кровь звериный рев. На этот раз он прозвучал намного отчетливее и сильнее. Лада невольно прижалась ко мне. Я зачем-то провел ладонью по своим карманам, словно еще надеялся отыскать «регент». Анна подобрала с песка палку, а батюшка достал из-за пазухи нательный крестик и зажал его в кулаке.
Мы вышли на берег и вновь замерли, прислушиваясь. Где-то недалеко шлепала вода, цокали камешки и трещали ветки под тяжелыми лапами. Влад начал суетиться. Взвел пистолет, а затем, движением руки приказав нам оставаться на месте, пошел назад, туда, откуда доносился рев, но уже через десять шагов остановился и вернулся к нам. Он попытался блеснуть своей храбростью перед Ладой, которая, похоже, стала ему нравиться, но, видимо, решил, что рисковать, имея за плечами несметные сокровища, глупо.
– Уходим к озеру! – шепотом приказал он.
Я схватил его за руку и сказал на ухо:
– Ночью все медведи Карпат идут к озеру на водопой.
– А что ты предлагаешь? – зашипел он.
Девушки теряли терпение. Не думаю, что они чувствовали себя рядом с нами в полной безопасности. Отцу Агапу было проще – у него был всемогущий бог.
Я кивнул на скальную стену. Разумнее всего было бы подняться до ближайшего балкона, куда медведям из-за крутизны путь был заказан. Влад с сомнением посмотрел наверх. Я его понимал: ползти в темноте на скалу, цепляясь за хилые стволы сосен, – мероприятие рискованное. Девушкам, кажется, тоже не понравилась моя затея. Несколько минут мы стояли у подножия скалы, не зная, куда идти и что делать.
Внезапно совсем рядом с нами, но уже с другой стороны ущелья, раздалось жуткое рычание. Стая ворон, шумно хлопая крыльями, взметнулась в ночное небо, оглашая ущелье истерическим карканьем. Нам на головы посыпалась известковая крошка. Рев повторился, не оставляя никаких сомнений в намерениях медведя. Это был воинственный рев хищника, идущего убивать.
Влад, как по команде «старт», кинулся к скале и весьма ловко стал подниматься наверх. Я подтолкнул Анну с Ладой, подсадил их, отправляя вслед за Владом. Батюшка обошелся без моей помощи и достаточно сноровисто добрался до первого карниза.
Мы поднимались на ощупь, но скала была вполне преодолимой, тем более что многочисленные деревья прекрасно справлялись с ролью перил. Мы сваливали на головы медведям, если эти ночные убийцы надумали преследовать нас, камни и сухие ветки. Грохот стоял неимоверный. Влад, почувствовав себя в безопасности, вспомнил о девушках и, взяв их за руки, быстро затащил на верхний балкон, нависающий над ущельем, как гриб на стволе дерева.
Это было довольно уютное и вполне пригодное для ночлега гнездо, засыпанное сухими иголками, превратившими его в пружинящий ковер. Над балконом росла горная сосна, прикрывая его своей кроной.
Взобравшись на балкон, мы упали на мягкую подстилку, свесив головы над краем. Из-за туч изредка выглядывала луна, и тогда мы видели белую ленту реки, разрезанную многочисленными отмелями, изогнутую языками оползней и камнепадов. Поверхность реки дрожала от расходящейся кругами ряби. Кто-то невидимый топтался по воде, переворачивал камни и колодины на берегу.
– А разве медведи нападают на человека? – шепотом спросила Лада.
– С большим удовольствием, – ответил Влад. – Одним ударом они могут переломить позвоночник, вырвать ребра или проломить череп.
Мы лежали так довольно долго, накрывшись одним большим и сырым одеялом, и Влад тихо бубнил Ладе страшные истории про медведей. Мне это напоминало далекие детские годы, пионерский лагерь, своих друзей-мальчишек, когда мы до глубокой ночи сочиняли вслух всякие небылицы про покойников и летающие гробы. Незаметно я задремал, и, как мне показалось, прошло всего мгновение.
…Влад толкал меня локтем в бок, и едва я вскинул голову, он тотчас прижал палец к губам.
Я отчетливо слышал голоса. Звонкий женский голос, дробясь эхом и превращаясь в нестройный хор, обрываясь, притихая и усиливаясь вновь, тянул песню. Мужской голос вплетался отрывистыми и сердитыми фразами, короткими окриками. Влад повернул голову, глядя на меня. Так ему было удобнее слушать и следить за выражением моего лица. Голоса приближались, и вскоре я различил две фигуры, движущиеся по кромке берега. Это были Марина и Курахов.
Поведение их было каким-то странным. Марина, как сумасшедшая, как привидение в мертвенных лучах луны, приплясывала, кружилась, подскакивала и, напевая, постепенно удалялась от профессора. А Курахов, отставая от падчерицы, шел медленно, настороженно и время от времени приглушенно выкрикивал:
– Ты напрасно это делаешь!.. Это очень опасно!.. Ты сошла с ума, Мариша!.. Не ходи дальше, мы уже пришли…
На Марину эти слова не производили впечатления, и она продолжала пританцовывать, размахивая вокруг себя палкой, пинать ногами камни и оглашать ущелье своим пронзительным криком. Профессор, остановившись рядом с тем местом, где час назад стояли наши байдарки, скинул с плеч рюкзак и сел на него верхом.
Страшный рев разорвал тишину ночи и заглушил голос Марины. Мы с Владом вскочили на ноги. До нас долетел истошный визг девушки, а следом за ним – ее же дикий хохот. Мы увидели, как рядом с ней выросла гигантская фигура мохнатого чудовища, вставшего на задние лапы. Марина чем-то замахнулась – палкой или камнем – и, продолжая безумно хохотать, побежала к профессору, увлекая чудовище за собой.
Мы с Владом кинулись вниз, съезжая по каменистой тропе то на заднице, то на руках, ломая ветки и скидывая сотни камней. У реки щелкнул выстрел, еще один, а вслед за ним раздался нечеловеческий, ужасный вопль профессора, прерываемый омерзительным хрустом, чавканьем и ревом.
– Быстрее! – кричал я, подталкивая Влада, который запутался в куртке и никак не мог достать пистолет из-за пояса джинсов. Луна вновь скрылась за тучами, и мы, хлюпая по мелководью, бежали уже наугад, в черноту, готовясь в любой момент к атаке мохнатого людоеда. Выйдя на песок, мы остановились и, стараясь сдержать рвущееся из груди шумное дыхание, прислушались. Где-то на другом берегу реки щелкали камни и раздавалось тяжелое уханье зверя. Влад схватил меня за плечо и куда-то махнул рукой.
– Вот он! Вот он!
И наугад выстрелил в темноту. Потом еще раз. Открыв рты, мы слушали, как тихо журчит река.
– Ушел, – со скрытой радостью произнес Влад. – Жаль, мы его не прикончили.
– Ничего бы не получилось, – ответил я, удивляясь самому себе. – Слуга сатаны бессмертен. Он еще вернется…
– Кто вернется? – не понял Влад. – Медведь?
Я не ответил. До нас донесся тихий стон. Мы бросились на верхнюю оконечность песчаной отмели, поросшую кустами, рядом с которыми в последний раз видели профессора, и сразу же наткнулись на рюкзак. Рядом с ним, лежа на боку, корчилась Марина.
Влад чиркнул зажигалкой, и нам представилось ужасное зрелище. Ударом медвежьей лапы у несчастной девушки был так разворочен бок, что сквозь ребра было видно, как сокращается легкое.
Потрясенный страданием девушки, не зная, что делать, я стащил с себя куртку, смял ее и подсунул под голову Марины.
– У тебя есть бинт? – орал Влад. – Нужен бинт! Бегом за ним!
Я уже был готов выполнить приказ, как Марина липкой от крови рукой взяла меня за локоть.
– Не надо, – слабым шепотом произнесла она. – Мне хорошо… Мне приятно… Это ни к чему…
За нашими спинами зашуршала галька. Тяжело дыша, перед Мариной упал на колени батюшка и схватил ее голову в ладони.
– Что?! Что?! – отрывисто спрашивал он, рассматривая ее лицо, гладя по волосам и щекам. Он еще не видел раны. – Где болит?! Где больно?!
– Батюшка! – силясь улыбнуться, прошептала Марина. – Как хорошо, что вы здесь! Поцелуйте меня скорее…
Я отошел. Мне стало муторно. Посвечивая перед собой фонариком, ко мне приблизилась Лада.
– Там, у воды, – сказала она убийственно-спокойным голосом, – лежит Курахов.
– Что с ним? – спросил я равнодушно.
– Он мертв. Медведь разорвал его на части. – Она подняла руку, показывая мне пистолет. – Он дважды выстрелил в медведя, но, видимо, только ранил.
Мы услышали, как простонал батюшка, как он крикнул в небо:
– Господи, что ты делаешь, господи?! Скажи, в чем она провинилась перед тобой?!
К нам подошли Влад с Анной.
– Ужасная смерть, – вздохнул Влад.
– Умерла? – спросил я.
Влад кивнул:
– Успела исповедаться батюшке. Сказала, что умирает спокойно, потому что отомстила за мать. Еще сказала, что Курахов пристрелил Олега. Еще хотела что-то сказать про Ольгу, жену его, но не успела…
Батюшка взял себя в руки. Он уже не скулил, глядя на луну. Он выполнял свой долг, и мы слышали его ровное и спокойное бормотание и видели, как он склонял голову к телу Марины и крестился.
– Нельзя здесь его оставлять, – сказал Влад. – Медведь в самом деле может вернуться.
– Идите, – сказал я. – Я побуду здесь.
Влад колебался мгновение, затем протянул мне «макаров».
Лада оставалась со мной всю эту тяжелую и холодную ночь.
Глава 56
Я исчерпал последние силы, которые смог выплеснуть мой организм в критические минуты на дне ущелья. Ранение пошло в наступление. Лада, осматривая утром мою руку, морщила лоб и качала головой.
– Пятна какие-то нехорошие пошли по всей руке, – сказала она. – И гематома увеличилась.
В аптечке, которую мы прихватили с собой, закончились бинты, и перевязывать пришлось старым бинтом, влажным, в бурых пятнах крови.
Избавившись от байдарок, мы избавились от четырех тяжелых тюков, и все же вещей оставалось еще много. Влад единолично нес рюкзак с сокровищами, Лада – свою сумку, Анна – свою, а батюшка помогал идти мне.
Когда мы выбрались из ущелья, я едва переставлял ноги. Кажется, у меня начался жар, и в этой ситуации, может быть, стоило бы сказать правду о своем состоянии, но я же на все вопросы о своем самочувствии отвечал одно: не знаю, вскрытие покажет.
Через лес мы добрались до шоссе. Влад предлагал не светиться на трассе и пойти через лес пешком, но Анна, догадываясь о моем состоянии, убедила его, что время играет против нас и разумнее добраться до Ворохты на попутке. Они вместе с Ладой принялись голосовать, а мы легли в траву, наблюдая за девушками из-за кустов. По этой дороге машины проезжали изредка и не останавливались, несмотря на то, что Лада и Анна, вопреки всем испытаниям, выглядели очень неплохо. Прошло не меньше двух часов, но все попытки уехать подальше от заповедника не увенчались успехом.
Влада, похоже, это вовсе не огорчало. Лежа на спине и покусывая травинку, он вслух думал о том, как распорядиться своей долей богатств. Я слушал его невнимательно. В отличие от Влада я мечтал сейчас не о роскошном особняке и дорогой машине, а о хорошем эскулапе, который быстро и умело разобрался бы с моей рукой.
Батюшка тоже не принимал участия в разговоре. Он очень тяжело переживал смерть Марины и, не реагируя на вопросы, все время находился во власти своих тяжких чувств.
Болтовню Влада прервал визг тормозов. Рядом с девушками остановился старый «Фольксваген». Мы видели, как опустилось стекло в двери, и над ним склонилась Анна. Эта сцена выглядела вполне спокойно и не вызвала у нас никаких подозрений, потому мы не сразу поняли, что случилось потом.
– Что-то долго они договариваются, – без всякой тревоги произнес Влад, вытягивая шею и выплевывая изо рта травинку. Он ничего не увидел, что удовлетворило бы его нетерпение, и ему пришлось подняться на ноги. Я следил за его лицом, на которое вдруг начала наползать гримаса удивления.
– Что за фокусы? Они уже в машине?
Я тоже привстал. Рядом с «Фольксвагеном», едва не упираясь передком в бампер, стояла красная «шестерка». Девушек на обочине не было.
– Пойду посмотрю, что там, – сказал Влад, но не успел сделать ни шагу.
– Стоять!! – услышали мы за своей спиной окрик, а вслед за этим металлический лязг пистолетного затвора. – Руки наверх!
Влад издал какой-то звук, отдаленно напоминающий матерное слово. Мы медленно подняли руки над головой, еще не понимая, насколько серьезна ситуация. Батюшка не успел встать и, сидя на земле, руки не поднял, а прикрыл ими голову, словно сверху на него начали сбрасывать шишки. Краем глаза я заметил, как обыскали Влада и вытащили у него из-за пояса «макаров». Затем те же руки прошлись по моему телу и сильно сдавили перебинтованное предплечье. Я взвыл от боли.
– Кругом!! – скомандовал голос.
Мы повернулись. Перед нами стояли два мужика, направив стволы пистолетов нам в глаза. Одного из них я сразу узнал – тот самый усатый, с которым мы встречались в особняке Олега. То, что этот человек был мне знаком, почему-то меня обрадовало, хотя радоваться, собственно, было нечему.
– Здорово! – приветливо сказал я. – Ты чего нас так пугаешь?
– Здоровеньки булы! – ответил усатый тоже вполне доброжелательно. – Да я вас не пугаю! Просто до нас дошли неприятные сведения, что вы расхищаете народное достояние незалежной Украины! Наверное, брешут, так?
Его глазки лукаво блестели. Он косился на рюкзак Влада.
– Что у вас тут? Грибы-ягоды?
– Золото и алмазы, – ответил Влад. Лицо его напоминало печеное яблоко. Он взглянул на меня и признался со вздохом: – Какие же мы с тобой козлы!
– Это очень печальный факт, – согласился усатый и поднял рюкзак с земли. Покачал головой, оценив его вес, и деланно нахмурил брови. – Придется разбираться. Составлять протокол, писать на работу и в парторганизацию.
Напарник усатого, хихикая, мелко тряс головой и показывал нам желтые, с гнильцой, зубы. Я с горечью подумал о том, что столько золота так легко досталось таким уродам – абсурд небывалого масштаба.
– А ну пошли в лес! – повел стволом пистолета усатый.
Они повели нас к лесному обрыву, под которым шумела река. Я мысленно просил Ладу проявить ум, хитрость, изворотливость, удачно воспользоваться своим пистолетом, который она подобрала у трупа Курахова, и не допустить торжества несправедливости. Несчастный, я не знал, что профессор потратил на медведя последние два патрона, и пистолет Лады можно было зарядить разве что желудями.
Нас подвели к обрыву, приставили спинами к соснам и связали руки так, что сбежать мы могли только вместе с соснами. Усатый опустил рюкзак, развязал горловину и, просунув руку внутрь, долго ковырялся там. Затем, выудив горсть монет, поднес ладонь к лицу. Зрачки его вспыхнули желтым огнем. Его напарник, ошалев от увиденного, перестал хихикать и схватился за голову.
– Цэ що?.. Цэ що, Микол?.. Да стiльки грошiв менi на все останне життя досить[15]…
– Так и знал, – сказал усатый. Ему уже было нелегко шутить. Он высыпал монеты в сундучок. Заводя себя, багровея прямо на глазах, он произнес: – Пытались похитить национальное достояние незалежной Украины. Знаете, что вам за это полагается? Высшая мера. Расстрел на месте.
Черт его поймет, что это: продолжение дурной шутки или уже не шутка.
Я увидел между деревьев людей. Еще надеясь на что-то, я молил бога, чтобы усатый с напарником не обернулись. Но это оказались их сообщники. Еще двое мужиков привели к нам Ладу и Анну. Руки девушек были связаны то ли полотенцами, то ли обрывками одежды. Одна щека Лады неестественно пылала, похоже, ей успели влепить пощечину. Девушек связали между собой и заставили опуститься на колени спиной друг к другу. В этой лесной глуши не было никого, кто бы мог нам помочь. Наша песенка была спета.
Влад заерзал, задвигал руками, словно пытался перетереть веревку о ствол дерева. У него сдавали нервы.
– Давай договоримся, хлопцы! – хрипло сказал он, и по голосу я понял, что его воля сломлена.
– А на что нам с вами договариваться? – пожал плечами усатый. – Что вы можете нам еще предложить?
– «Опель-Сенатор» хотите? Почти новый, тридцать тысяч пробега!
«Вот сука! – подумал я. – Почему он предлагает мой „Опель“?»
– Это тот, у которого все борта мятые? – усмехнулся усатый. – Да на кой хрен он мне! Я на это золото, – он пнул ногой по мешку, – десять таких «Опелей» себе куплю.
– А баб наших хотите? – с жаром предложил Влад.
Обалдев от такой наглости, я повернул голову и дикими глазами взглянул на Влада. Он поймал мой взгляд и глупо подмигнул, мол, это все игра, это все военная хитрость.
Мужики рассмеялись.
– Дорого же ты своих баб ценишь, – ответил усатый. – Но дело в том, что мы можем их пользовать и без твоего согласия… Ну, что еще предложишь? Все, выдохся?
Влад с отчаянием взглянул на меня. Мне было наплевать на его чувства. Я проклинал себя за то, что ввязался в эту историю и взял с собой Ладу. Рука полыхала огнем, и я был лишен возможности даже поменять положение.
– Один из нас ранен, – сказала Лада, не поднимая головы. – Отпустите хотя бы раненого.
Мы думали друг о друге одновременно.
– Так сейчас вы все будете раненые! – ответил усатый. – Всех, что ли, из-за этого отпускать?
– Тогда батюшку! – крикнула Лада. – Отпустите священника! Какого черта он вам нужен?!
Клянусь, будь я последним мерзавцем, но после такого душераздирающего крика непременно отпустил бы батюшку да еще отсыпал бы ему золота. Усатый лишь нервно сплюнул под ноги и, словно оправдываясь, тоже в повышенном тоне ответил:
– Я уже его раз отпускал! Вызволил из подвала, куда его Олег засадил, и отпустил! Если он священник, то место его в церкви, а не в вашей подозрительной компании!
– Не надо, – тихо произнес батюшка. Его голова безжизненно свисала, как у распятого Иисуса. – Без вас я никуда не пойду.
– Пожалуйста! – Усатый показал рукой на батюшку. – Добровольный отказ.
– Да вы что!! – вдруг заорал Влад, дергаясь, словно ствол сосны обжигал ему спину. – Совсем с ума посходили!! Зачем вам брать такой грех на душу?! Зачем вам пять трупов?! Мы же все славяне!! Мы же братья!!
– Вспомнил! – усмехнулся усатый.
Его хлопцы отозвались натянутым и неестественным смешком. Они уже сами боялись того, что надумал сделать с нами усатый. Тот как будто понял, что нужно объяснить свое намерение.
– Видите ли, – произнес он, прохаживаясь вдоль сосен, как палач перед виселицами. – Я бы оставил вас здесь, выпутывайтесь, как хотите. Я бы подарил вам жизнь. Но дело в том… – Он вдруг вскинул голову, пристально посмотрел на Влада, потом на меня, скользнул взглядом по батюшке и девушкам. – Дело в том, что я вас боюсь. Если вы сумели обыграть самого Ковальского, то меня вы уж точно из-под земли достанете. А я хочу жить богато и счастливо.
– Отпусти!! – завопил Влад. Он так раскачивал сосну, что сверху стали сыпаться шишки. – Не бери грех на душу!! Отпусти нас!!
– Прекрати, истеричка!! – вдруг крикнула Анна. Лицо ее было белым, как поверхность реки в лунную ночь. – Ты лучше выглядишь, когда молчишь!
Не знаю, чего в самом деле больше боялся Влад: пули или своего жалкого, униженного вида. Мною же овладела полнейшая апатия. Я даже не испытывал жалости к Ладе, Анне и батюшке. Мне было ровным счетом наплевать, как скоро нас пристрелит эта замусоленная местная мафия, которую когда-то при жизни так сильно напугал Ковальский. И когда вдруг тишина лесной чащи взорвалась от оглушительного треска выстрелов, я даже не вздрогнул, даже не пожалел о том, что моя непутевая жизнь заканчивается так резко, так глупо, и даже почувствовал облегчение, что сейчас, через мгновение, в мое тело вонзятся пули, и эти сосны, этот крутой берег, это синее небо, которое подпирают величественные кроны, станут иным миром, в котором меня уже нет и никогда не будет… Но проходило мгновение, второе, третье, а я продолжал слышать автоматную дробь, короткие щелчки выстрелов, визг пуль, которые рвали в щепки смоляные стволы сосен и рикошетом уходили в сторону, и сердце мое продолжало биться, и я дышал, и мыслил, а значит, существовал в этом мире.
Когда же наконец все стихло, и я, оглушенный стрельбой, поднял голову, то, не веря своим глазам, увидел, что трое хлопцев во главе с усатым смирно лежат на траве лицом вниз, сцепив руки замком на затылке, а над ними, широко расставив ноги, стоят аккуратно стриженные парни в черных майках и кожаных куртках. Двое из них держали в руках автоматы Калашникова, еще четверо или пятеро были при пистолетах и револьверах. Все эти хорошо вооруженные люди, неизвестно откуда здесь взявшиеся, с профессиональным спокойствием перешагивали через поверженных на землю хлопцев, и я сначала принял их за какой-нибудь карпатский спецназ, очень вовремя подоспевший к месту казни, а потом решил, что это скорее всего неожиданно «наехали» конкуренты.
Оказалось, ни те ни другие.
Передо мной выросла тяжеловесная, немного сутулая фигура, и смуглое приятное лицо с ямочками на щеках, похожее на физиономию мультипликационного медвежонка, закрыло весь этот враждебный и глупый мир. Улыбаясь, на меня смотрел Серега.
– Пятна какие-то нехорошие пошли по всей руке, – сказала она. – И гематома увеличилась.
В аптечке, которую мы прихватили с собой, закончились бинты, и перевязывать пришлось старым бинтом, влажным, в бурых пятнах крови.
Избавившись от байдарок, мы избавились от четырех тяжелых тюков, и все же вещей оставалось еще много. Влад единолично нес рюкзак с сокровищами, Лада – свою сумку, Анна – свою, а батюшка помогал идти мне.
Когда мы выбрались из ущелья, я едва переставлял ноги. Кажется, у меня начался жар, и в этой ситуации, может быть, стоило бы сказать правду о своем состоянии, но я же на все вопросы о своем самочувствии отвечал одно: не знаю, вскрытие покажет.
Через лес мы добрались до шоссе. Влад предлагал не светиться на трассе и пойти через лес пешком, но Анна, догадываясь о моем состоянии, убедила его, что время играет против нас и разумнее добраться до Ворохты на попутке. Они вместе с Ладой принялись голосовать, а мы легли в траву, наблюдая за девушками из-за кустов. По этой дороге машины проезжали изредка и не останавливались, несмотря на то, что Лада и Анна, вопреки всем испытаниям, выглядели очень неплохо. Прошло не меньше двух часов, но все попытки уехать подальше от заповедника не увенчались успехом.
Влада, похоже, это вовсе не огорчало. Лежа на спине и покусывая травинку, он вслух думал о том, как распорядиться своей долей богатств. Я слушал его невнимательно. В отличие от Влада я мечтал сейчас не о роскошном особняке и дорогой машине, а о хорошем эскулапе, который быстро и умело разобрался бы с моей рукой.
Батюшка тоже не принимал участия в разговоре. Он очень тяжело переживал смерть Марины и, не реагируя на вопросы, все время находился во власти своих тяжких чувств.
Болтовню Влада прервал визг тормозов. Рядом с девушками остановился старый «Фольксваген». Мы видели, как опустилось стекло в двери, и над ним склонилась Анна. Эта сцена выглядела вполне спокойно и не вызвала у нас никаких подозрений, потому мы не сразу поняли, что случилось потом.
– Что-то долго они договариваются, – без всякой тревоги произнес Влад, вытягивая шею и выплевывая изо рта травинку. Он ничего не увидел, что удовлетворило бы его нетерпение, и ему пришлось подняться на ноги. Я следил за его лицом, на которое вдруг начала наползать гримаса удивления.
– Что за фокусы? Они уже в машине?
Я тоже привстал. Рядом с «Фольксвагеном», едва не упираясь передком в бампер, стояла красная «шестерка». Девушек на обочине не было.
– Пойду посмотрю, что там, – сказал Влад, но не успел сделать ни шагу.
– Стоять!! – услышали мы за своей спиной окрик, а вслед за этим металлический лязг пистолетного затвора. – Руки наверх!
Влад издал какой-то звук, отдаленно напоминающий матерное слово. Мы медленно подняли руки над головой, еще не понимая, насколько серьезна ситуация. Батюшка не успел встать и, сидя на земле, руки не поднял, а прикрыл ими голову, словно сверху на него начали сбрасывать шишки. Краем глаза я заметил, как обыскали Влада и вытащили у него из-за пояса «макаров». Затем те же руки прошлись по моему телу и сильно сдавили перебинтованное предплечье. Я взвыл от боли.
– Кругом!! – скомандовал голос.
Мы повернулись. Перед нами стояли два мужика, направив стволы пистолетов нам в глаза. Одного из них я сразу узнал – тот самый усатый, с которым мы встречались в особняке Олега. То, что этот человек был мне знаком, почему-то меня обрадовало, хотя радоваться, собственно, было нечему.
– Здорово! – приветливо сказал я. – Ты чего нас так пугаешь?
– Здоровеньки булы! – ответил усатый тоже вполне доброжелательно. – Да я вас не пугаю! Просто до нас дошли неприятные сведения, что вы расхищаете народное достояние незалежной Украины! Наверное, брешут, так?
Его глазки лукаво блестели. Он косился на рюкзак Влада.
– Что у вас тут? Грибы-ягоды?
– Золото и алмазы, – ответил Влад. Лицо его напоминало печеное яблоко. Он взглянул на меня и признался со вздохом: – Какие же мы с тобой козлы!
– Это очень печальный факт, – согласился усатый и поднял рюкзак с земли. Покачал головой, оценив его вес, и деланно нахмурил брови. – Придется разбираться. Составлять протокол, писать на работу и в парторганизацию.
Напарник усатого, хихикая, мелко тряс головой и показывал нам желтые, с гнильцой, зубы. Я с горечью подумал о том, что столько золота так легко досталось таким уродам – абсурд небывалого масштаба.
– А ну пошли в лес! – повел стволом пистолета усатый.
Они повели нас к лесному обрыву, под которым шумела река. Я мысленно просил Ладу проявить ум, хитрость, изворотливость, удачно воспользоваться своим пистолетом, который она подобрала у трупа Курахова, и не допустить торжества несправедливости. Несчастный, я не знал, что профессор потратил на медведя последние два патрона, и пистолет Лады можно было зарядить разве что желудями.
Нас подвели к обрыву, приставили спинами к соснам и связали руки так, что сбежать мы могли только вместе с соснами. Усатый опустил рюкзак, развязал горловину и, просунув руку внутрь, долго ковырялся там. Затем, выудив горсть монет, поднес ладонь к лицу. Зрачки его вспыхнули желтым огнем. Его напарник, ошалев от увиденного, перестал хихикать и схватился за голову.
– Цэ що?.. Цэ що, Микол?.. Да стiльки грошiв менi на все останне життя досить[15]…
– Так и знал, – сказал усатый. Ему уже было нелегко шутить. Он высыпал монеты в сундучок. Заводя себя, багровея прямо на глазах, он произнес: – Пытались похитить национальное достояние незалежной Украины. Знаете, что вам за это полагается? Высшая мера. Расстрел на месте.
Черт его поймет, что это: продолжение дурной шутки или уже не шутка.
Я увидел между деревьев людей. Еще надеясь на что-то, я молил бога, чтобы усатый с напарником не обернулись. Но это оказались их сообщники. Еще двое мужиков привели к нам Ладу и Анну. Руки девушек были связаны то ли полотенцами, то ли обрывками одежды. Одна щека Лады неестественно пылала, похоже, ей успели влепить пощечину. Девушек связали между собой и заставили опуститься на колени спиной друг к другу. В этой лесной глуши не было никого, кто бы мог нам помочь. Наша песенка была спета.
Влад заерзал, задвигал руками, словно пытался перетереть веревку о ствол дерева. У него сдавали нервы.
– Давай договоримся, хлопцы! – хрипло сказал он, и по голосу я понял, что его воля сломлена.
– А на что нам с вами договариваться? – пожал плечами усатый. – Что вы можете нам еще предложить?
– «Опель-Сенатор» хотите? Почти новый, тридцать тысяч пробега!
«Вот сука! – подумал я. – Почему он предлагает мой „Опель“?»
– Это тот, у которого все борта мятые? – усмехнулся усатый. – Да на кой хрен он мне! Я на это золото, – он пнул ногой по мешку, – десять таких «Опелей» себе куплю.
– А баб наших хотите? – с жаром предложил Влад.
Обалдев от такой наглости, я повернул голову и дикими глазами взглянул на Влада. Он поймал мой взгляд и глупо подмигнул, мол, это все игра, это все военная хитрость.
Мужики рассмеялись.
– Дорого же ты своих баб ценишь, – ответил усатый. – Но дело в том, что мы можем их пользовать и без твоего согласия… Ну, что еще предложишь? Все, выдохся?
Влад с отчаянием взглянул на меня. Мне было наплевать на его чувства. Я проклинал себя за то, что ввязался в эту историю и взял с собой Ладу. Рука полыхала огнем, и я был лишен возможности даже поменять положение.
– Один из нас ранен, – сказала Лада, не поднимая головы. – Отпустите хотя бы раненого.
Мы думали друг о друге одновременно.
– Так сейчас вы все будете раненые! – ответил усатый. – Всех, что ли, из-за этого отпускать?
– Тогда батюшку! – крикнула Лада. – Отпустите священника! Какого черта он вам нужен?!
Клянусь, будь я последним мерзавцем, но после такого душераздирающего крика непременно отпустил бы батюшку да еще отсыпал бы ему золота. Усатый лишь нервно сплюнул под ноги и, словно оправдываясь, тоже в повышенном тоне ответил:
– Я уже его раз отпускал! Вызволил из подвала, куда его Олег засадил, и отпустил! Если он священник, то место его в церкви, а не в вашей подозрительной компании!
– Не надо, – тихо произнес батюшка. Его голова безжизненно свисала, как у распятого Иисуса. – Без вас я никуда не пойду.
– Пожалуйста! – Усатый показал рукой на батюшку. – Добровольный отказ.
– Да вы что!! – вдруг заорал Влад, дергаясь, словно ствол сосны обжигал ему спину. – Совсем с ума посходили!! Зачем вам брать такой грех на душу?! Зачем вам пять трупов?! Мы же все славяне!! Мы же братья!!
– Вспомнил! – усмехнулся усатый.
Его хлопцы отозвались натянутым и неестественным смешком. Они уже сами боялись того, что надумал сделать с нами усатый. Тот как будто понял, что нужно объяснить свое намерение.
– Видите ли, – произнес он, прохаживаясь вдоль сосен, как палач перед виселицами. – Я бы оставил вас здесь, выпутывайтесь, как хотите. Я бы подарил вам жизнь. Но дело в том… – Он вдруг вскинул голову, пристально посмотрел на Влада, потом на меня, скользнул взглядом по батюшке и девушкам. – Дело в том, что я вас боюсь. Если вы сумели обыграть самого Ковальского, то меня вы уж точно из-под земли достанете. А я хочу жить богато и счастливо.
– Отпусти!! – завопил Влад. Он так раскачивал сосну, что сверху стали сыпаться шишки. – Не бери грех на душу!! Отпусти нас!!
– Прекрати, истеричка!! – вдруг крикнула Анна. Лицо ее было белым, как поверхность реки в лунную ночь. – Ты лучше выглядишь, когда молчишь!
Не знаю, чего в самом деле больше боялся Влад: пули или своего жалкого, униженного вида. Мною же овладела полнейшая апатия. Я даже не испытывал жалости к Ладе, Анне и батюшке. Мне было ровным счетом наплевать, как скоро нас пристрелит эта замусоленная местная мафия, которую когда-то при жизни так сильно напугал Ковальский. И когда вдруг тишина лесной чащи взорвалась от оглушительного треска выстрелов, я даже не вздрогнул, даже не пожалел о том, что моя непутевая жизнь заканчивается так резко, так глупо, и даже почувствовал облегчение, что сейчас, через мгновение, в мое тело вонзятся пули, и эти сосны, этот крутой берег, это синее небо, которое подпирают величественные кроны, станут иным миром, в котором меня уже нет и никогда не будет… Но проходило мгновение, второе, третье, а я продолжал слышать автоматную дробь, короткие щелчки выстрелов, визг пуль, которые рвали в щепки смоляные стволы сосен и рикошетом уходили в сторону, и сердце мое продолжало биться, и я дышал, и мыслил, а значит, существовал в этом мире.
Когда же наконец все стихло, и я, оглушенный стрельбой, поднял голову, то, не веря своим глазам, увидел, что трое хлопцев во главе с усатым смирно лежат на траве лицом вниз, сцепив руки замком на затылке, а над ними, широко расставив ноги, стоят аккуратно стриженные парни в черных майках и кожаных куртках. Двое из них держали в руках автоматы Калашникова, еще четверо или пятеро были при пистолетах и револьверах. Все эти хорошо вооруженные люди, неизвестно откуда здесь взявшиеся, с профессиональным спокойствием перешагивали через поверженных на землю хлопцев, и я сначала принял их за какой-нибудь карпатский спецназ, очень вовремя подоспевший к месту казни, а потом решил, что это скорее всего неожиданно «наехали» конкуренты.
Оказалось, ни те ни другие.
Передо мной выросла тяжеловесная, немного сутулая фигура, и смуглое приятное лицо с ямочками на щеках, похожее на физиономию мультипликационного медвежонка, закрыло весь этот враждебный и глупый мир. Улыбаясь, на меня смотрел Серега.
Глава 57
– Здорово! – сказал он, как-то неуловимо поглядывая на меня лукавыми черными глазами из-под мохнатых ресниц.
– Ты мне видишься в бреду? – спросил я.
– Да какой тут бред! – махнул он рукой, вытряхнул из пачки сигарету и сунул ее в рот. – Еле успели. Курить будешь?
– Буду, – ответил я, хотя никогда не курил.
Кто-то очень хороший разрезал ножом веревку, и я смог опустить руки и отклеиться от липкого ствола сосны. Глядя на меня полусумасшедшими глазами, едва передвигая ноги, ко мне шел Влад. Освобожденные девушки продолжали сидеть спиной к спине как ни в чем не бывало, только Анна курила, часто-часто затягиваясь. Батюшка, все еще подпирая спиной сосну, с удивлением рассматривал свои опухшие от веревок руки и сковыривал прилипшие к ладоням кусочки коры.
Влад обнял меня, как товарища по спортивной команде, победившей противников.
– Я оттягивал время… я чувствовал, – бормотал он. – Ты понял, как я им заговаривал зубы? Ты признал, как я их обломал?
От Влада невыносимо пахло потом. К тому же он причинил мне боль. Я оттолкнул его и снова посмотрел на Серегу.
– Объясни мне что-нибудь, – попросил я. – Нельзя же так… Голова кругом…
– Ты мне видишься в бреду? – спросил я.
– Да какой тут бред! – махнул он рукой, вытряхнул из пачки сигарету и сунул ее в рот. – Еле успели. Курить будешь?
– Буду, – ответил я, хотя никогда не курил.
Кто-то очень хороший разрезал ножом веревку, и я смог опустить руки и отклеиться от липкого ствола сосны. Глядя на меня полусумасшедшими глазами, едва передвигая ноги, ко мне шел Влад. Освобожденные девушки продолжали сидеть спиной к спине как ни в чем не бывало, только Анна курила, часто-часто затягиваясь. Батюшка, все еще подпирая спиной сосну, с удивлением рассматривал свои опухшие от веревок руки и сковыривал прилипшие к ладоням кусочки коры.
Влад обнял меня, как товарища по спортивной команде, победившей противников.
– Я оттягивал время… я чувствовал, – бормотал он. – Ты понял, как я им заговаривал зубы? Ты признал, как я их обломал?
От Влада невыносимо пахло потом. К тому же он причинил мне боль. Я оттолкнул его и снова посмотрел на Серегу.
– Объясни мне что-нибудь, – попросил я. – Нельзя же так… Голова кругом…