Фабьен вздрогнул и понял, что всякое утешение будет бесполезно.
   — Извольте, — сказал он, — я исполню ваше желание.
   — Вы согласны сделаться моим душеприказчиком?
   — Да.
   — Я оставляю здесь бумаги и завещание… Если завтра…
   В это время вошел Рокамболь.
   Появление его помешало разыграться чувствительной и раздирающей сердце сцене между графом и Фабьеном.
   Граф Артов почувствовал, наконец, что силы изменяют ему… В минуту появления Рокамболя у него готовы уже были брызнуть слезы.
   — Граф, — сказал мнимый маркиз, — я приготовил вам комнату рядом с моей спальней.
   — Благодарю вас, маркиз.
   — А так как моя сестра не знает еще о вашем присутствии, то вы потрудитесь пройти прямо на мою половину, во второй этаж.
   — С удовольствием.
   — Теперь шесть часов; Фабьен отправится к своей жене обедать.
   И Рокамболь встал и провел графа по черной лестнице во второй этаж, который он занимал весь.
   Граф вошел за ним в маленькую гостиную, где стоял накрытый стол.
   — Вы будете обедать? — спросил Рокамболь.
   — О, нет, — отвечал граф с грустною улыбкою, — мне не хочется ни есть, ни пить.
   — Верю, но вам завтра предстоит дуэль, и я не советовал бы вам драться с пустым желудком.
   — Правда, — прошептал граф и принужденно сел к столу.
   Он пил довольно много, так что после обеда даже несколько забылся.
   — Позвольте мне дать вам совет, — сказал Рокамболь. — Какой?
   — Не пейте кофе, а выпейте лучше стакан старой настойки.
   — Зачем?
   — Она придает сон, а вам он необходим.
   — Может быть, — сказал граф рассеянно.
   — Когда я служил в Индийской компании, — продолжал Рокамболь, — я часто дрался на дуэли и всегда имел скверную привычку просиживать целую ночь накануне дуэли за картами.
   — А!
   — Всегда являлся на бой изнуренным, и, благодаря этому, два раза меня чуть не убили.
   — Какая неосторожность.
   — Вы, конечно, не проведете ночь за картами, но при вашем душевном состоянии вы, очевидно, не сможете уснуть, а поэтому вам должно прибегнуть к наркотическим средствам… Потому что вы, наверное, не желаете, чтобы Роллан убил вас.
   — Вы правы, — сказал граф, — дайте мне усыпительного.
   — Вот, — сказал Рокамболь, взяв бутылку с прозрачною жидкостью, — хотите, я приготовлю вам усыпительное собственного изобретения?
   — Вашего собственного?
   — Да, смесь вишневки со старым голландским кюрасо.
   — И я усну от этого? — спросил граф.
   — Как нельзя лучше.
   Говоря это, Рокамболь налил вишневки в рюмку и дополнил ее жидкостью из другой бутылки. Он взглянул на часы и подумал:
   — Двадцать четыре часа… да… теперь семь часов вечера, а граф дерется с Ролланом в семь часов утра.
   Граф выпил рюмку одним залпом.
   — Бррр… как горько! — сказал он.
   — Неужели?
   — Попробуйте.
   — О! — сказал Рокамболь, смеясь. — Я не хочу спать, мне нужно многое сегодня сделать.
   В восемь часов граф Артов вышел из-за стола, спотыкаясь.
   Рокамболь позвонил.
   — Проводите графа в его комнату! — сказал он вошедшему слуге.
   — Как у меня тяжела голова, — сказал граф, проведя рукой по лбу, — прощайте, маркиз, доброго вечера!
   — Доброго вечера, граф.
   Рокамболь, проводив его до дверей, отправился к сэру Вильямсу.
   Он подробно рассказал ему обо всем случившемся.
   — Уверен ли ты, дядюшка, — спросил он, — что довольно двадцати четырех часов?
   — Да, — кивнул сэр Вильямс.
   — Граф, наверное, убьет Роллана.
   — Я в этом почти уверен и вполне убежден, что все случится, как я и сказал, — написал сэр Вильямс.
   Сериза привезла к себе сестру, чуть живую и обезумевшую от горя.
   Леона Роллана не было дома. Воротясь домой в десять часов, он нашел Баккара лежащей в постели его жены, в сильной горячке, так что она не узнала его.
   Сериза со слезами на глазах рассказала мужу обо всем случившемся и показала ему письмо графа Артова к жене.
   — О, я найду его, — сказал Леон, — и постараюсь его вразумить. Надо непременно отыскать ту женщину, которая так похожа на нее.
   В это время принесли письмо Роллана де Клэ. Прочитав письмо, Сериза вскрикнула.
   — Негодяй! — прошептала она.
   Она ждала Роллана, она надеялась, что теперь окончательно его убедит в существовании двойника Баккара.
   — Все потеряно! — проговорила она. — Граф выйдет на дуэль.
   — Нет, — вскричал Леон, — я сейчас пойду к Роллану де Клэ и привезу его насильно!
   Он тотчас же отправился в Прованскую улицу.
   — Барина нет дома, — сказал лакей, отворивший Леону дверь.
   — Куда он ушел?
   — Не знаю.
   — Когда придет?
   — Тоже не знаю.
   — Так я его подожду.
   Лакей провел Леона в гостиную, зажег свечи и удалился.
   В томительном ожидании он просидел всю ночь: стало уже светать; Роллан все не возвращался.
   Тогда Леону пришло в голову, что если Роллан не идет, то, по всей вероятности, дуэль расстроилась; и он побежал в отель графа Артова.
   Но и графа не было дома.
   Роллан ушел из дому вскоре после ухода Рокамболя и отправился в клуб, надеясь прийти туда раньше Октава, чтоб не допустить разглашения предстоящей дуэли.
* * *
   Но Октав, под впечатлением утренней встречи с графом Артовым, повиновался запрещению его — выходить из дому. Приятель, присутствовавший при этой встрече, гакже не явился, и, следовательно, никто из членов не знал о случившемся.
   Прождав напрасно около трех часов, Роллан, крайне раздосадованный равнодушием Октава, решился отправиться к нему на дом.
   Октав лежал у себя на диване, одетый в туфли, халат и ермолку.
   — Что это, — вскричал Роллан, остановясь на пороге, — ты с ума сошел!
   — Почему это тебе кажется?
   — Ты разве не получил моего письма?
   — Получил.
   — Ну?
   — Я написал к Б.
   — И он не пришел?
   — Нет, приходил: завтра он заедет за мной в шестом часу.
   — Твое равнодушие меня положительно удивляет: ты преспокойнейшим образом сидишь дома, когда завтра мне предстоит дуэль.
   — Потому что я нахожусь под домашним арестом.
   — Кто же тебя арестовал, блондинка или брюнетка? — насмешливо спросил Роллан.
   — Господин, который завтра убьет тебя.
   Он рассказал Роллану свою нечаянную встречу с графом Артовым и нисколько не скрыл свое впечатление страха.
   — Знаешь, что я тебе посоветую? — проговорил наконец Октав.
   — Что?
   — Ночуй сегодня у меня.
   — Это зачем?
   — Графиня, пожалуй, опять приедет к тебе сегодня вечером или завтра утром, хоть ради того только, чтобы помешать дуэли.
   Октав позвонил, велел приготовить Роллану постель и разбудить себя в пять часов.
   Роллан спал очень плохо.
   Лакей в точности исполнил приказание своего господина, разбудив его ровно в пять часов.
   Маркиз де Б. точно приехал в назначенный час, принеся с собой две шпаги и ящик с пистолетами.
* * *
   Октав велел заложить карету, и ровно в половине седьмого молодые люди приехали к Тронной заставе, на место дуэли.
   Карета герцога де Шато-Мальи стояла уже у таможенной будки.
   За час перед тем Рокамболь едва добудился графа Артова.
   Граф чувствовал себя крайне изнуренным; глаза его принимали уже бессмысленное выражение.
   Граф скоро оделся и вместе с Рокамболем сел в купе.
   Как только экипаж повернул за угол, Рокамболь вышел из него, сел на верховую лошадь и во весь опор помчался в Сюренскую улицу.
   Спустя несколько минут он вышел из своего мезонина кучером, в ливрее лакея герцога де Шато-Мальи.
   В это время граф приехал к герцогу де Шато-Мальи.
   — Представьте, — сказал граф, — сейчас, въезжая в ваш двор, я забыл, зачем к вам еду. Но теперь поедемте, мне хочется скорей убить Роллана де Клэ.
   — Бедняжка, — подумал герцог, взглянув на бессмысленное лицо графа, — горе помрачило ему рассудок.
   В это время вошел Цампа.
   — Ваше сиятельство, — обратился он к герцогу, — сегодня ночью ваш кучер сильно заболел и прислал на свое место английского кучера, служившего у лорда К.
   — Хорошо, — отвечал герцог.
   — Нам пора ехать, господа, — обратился он к графу и секунданту, гвардейскому офицеру.
   Они сели в карету, и Рокамболь погнал лошадей с ловкостью и умением опытного кучера.
   Они первые приехали на место, но вскоре приехал и Роллан.
   Граф Артов был всю дорогу необыкновенно весел, но, выйдя из кареты, он сразу впал в какое-то мрачное оцепенение. Затем твердою поступью подошел прямо к Роллану, стоявшему между своими секундантами, и измерил его взглядом с головы до ног.
   — Милостивый государь, — обратился он к нему, — вы должны меня выслушать, ибо от этого зависит честь вашей жены…
   — Моей жены! — воскликнул изумленный Роллан.
   — Я оклеветал вашу супругу, простите меня… Ваше сиятельство, — продолжал граф, и глаза его засверкали каким-то странным блеском, — меня зовут Ролланом де Клэ, вас — графом Артовым… мы оба дворяне и…
   — Вы с ума сошли, — проговорил изумленный Роллан.
   — О, простите меня! Я оскорбил прекрасную и благородную Баккара… но на коленях умоляю вас о прощении.
   И граф опустился перед Ролланом на колени. Все присутствовавшие вскрикнули в один голос:
   — Он помешался!
   — Милостивый государь, — обратился к Роллану герцог де Шато-Мальи, — перед вами на коленях стоит уже не граф Артов, которого честь вы попрали ногами, — а сумасшедший, потерявший рассудок от любви к своей жене!..
   Спустя после этого несколько часов Рокамболь рассказал сэру Вильямсу обо всем случившемся.
   — Я сделал все по твоему желанию, — прибавил Рокамболь, — но скажи мне, какая нам польза от помешательства графа Артова?
   Сэр Вильямс написал:
   «Доктора предпишут графу путешествие, Баккара уедет с ним, и мы можем тогда беспрепятственно заняться герцогом де Шато-Мальи».
   Спустя три дня после несостоявшейся дуэли герцог де Шато-Мальи получил следующее письмо от Баккара:
   «Любезный герцог!
   Не знаю, считаете ли вы меня виновной или нет, но во всяком случае — вы добрый, честный, благородный человек. Мое земное счастье погибло, но я хочу, чтобы вы были счастливы — чтобы вы женились на Концепчьоне.
   Мы завтра уезжаем. Доктор 3. полагает, что сумасшествие моего бедного Станислава может излечить горный, швейцарский климат. О, если б это сбылось!.. Во всяком случае любовь моего Станислава для меня потеряна навсегда.
   Перед отъездом я должна рассказать вам, что я сделала и на что надеюсь.
   Сегодня я получила письмо от вашего родственника, уланского полковника.
 
    «Любезная графиня!
    Посланный ваш привез мне письма от вас и герцога де Шато-Мальи. Посылаю в Париж курьера с моим ответом. Курьер ваш скоро явится к вам с письмом и бумагами, имеющими для вас такую большую важность. Усердно кланяюсь графу и целую ваши ручки.
    Шевалье де Шато-Мальи».
 
   Итак, любезный герцог, через несколько дней вы получите бумаги, которые сделают вас мужем Концепчьоны. Герцог в Испании; он не знает еще о постигшем меня несчастии; я написала ему, возобновив за вас предложение его дочери.
   Теперь все зависит от вас.
   Прощайте, мой друг, и не отталкивайте моего искреннего к вам расположения.
Графиня Артова».
   — Бедняжка! — пробормотал герцог по прочтении письма. — Не знаю почему, но я почти уверен, что она невиновна.
   Герцог положил письмо на камин за часы.
   Цампа заметил это, и как только барин его ушел, он не замедлил прочесть письмо графини Артовой, списать его и копию положить в карман.
   Спустя час эта копия находилась уже в руках Рокамболя.
   Одновременно с ним он получил письмо из Испании от Концепчьоны, в котором она его извещала, что через четыре дня они приедут в Париж и что после смерти дона Педро и дона Хозе герцог предоставил ей полную свободу в выборе мужа, хотя отчасти жалеет, что отказал герцогу де Шато-Мальи. Она в самых нежных выражениях открылась ему в нетерпении скорей увидеть его.
   «Верьте мне так же, как я верю вам. Ваша Концепчьона.
   P. S. Восемнадцатого числа, в одиннадцать часов вечера, на бульваре Инвалидов… знаете?»
   Так кончила она свое письмо.
   Прочитав копию письма графини Артовой, Рокамболь сильно задумался.
   — Черт возьми! — пробормотал он. — Баккара известила герцога де Салландрера, что де Шато-Мальи из его рода, что он ждет бумаг и проч. Одним словом, если герцог получит это письмо, — я погиб.
   Приказав Цампе прийти в восемь вечера, Рокамболь переоделся и отправился к своему наставнику.
   На дороге он встретил толстяка с седыми волосами, в изношенном платье. Рокамболь взглянул на него и невольно вздрогнул: это был Вантюр.
   — А не худо бы возобновить знакомство с старинным приятелем, — подумал Рокамболь.
   Спустя минуту он вышел из купе, приказал кучеру ехать домой, а сам пошел пешком — чтобы не потерять из виду Вантюра и узнать, где он живет.
   Рокамболь издали следил за своим старинным и, как видно, прогоревшим приятелем, который, пройдя бульвары, Монмартрское предместье, поворотил направо, в улицу Рош-Шуар, вышел за заставу и на площади Бэлом скрылся в сыром и грязном коридоре двухэтажного дома.
   Рокамболь слышал, как привратница назвала его господином Ионатасом.
   Он тотчас же сел в фиакр и поехал посоветоваться с Вильямсом.
   Он прочел ему оба только что полученных письма и рассказал о встрече с Вантюром и о его нищенском положении.
   Сэр Вильямс, немного подумав, взял доску и написал:
   — Вантюр нам необходим. Он поедет в Испанию за письмом Баккара к герцогу де Салландрера.
   — Герцог ведь уже получил его.
   — Нет. Оно пошло вчера; герцог уедет оттуда сегодня утром, следовательно, письмо встретится Вантюру на дороге.
   — Теперь начинаю понимать, — проговорил Рокамболь.
   В этот день Вантюр просидел почти целый день в винном погребке и, выиграв на биллиарде семь франков, в весьма веселом расположении духа возвращался в свою грязную квартиру на площади Бэлом.
   Хозяйка подала ему письмо с адресом: Господину Ионатасу, на площади Бэлом.
   Вантюр с трепетным нетерпением вскрыл конверт и, подойдя к сальной свечке, прочел:
   «Милый Вантюр!»
   — Ого! — прошептал он. — Кто же это знает о моем имени?
   Взглянув на подпись, он прочел страшное имя: «Сэр Вильямс».
   Сэр Вильяме — человек, изувеченный и лишившийся языка по его милости!.. Пять лет уже Вантюр лелеял себя полной надеждой, что сэр Вильяме съеден дикарями. Итак, он писал к нему:
   «Милый Вантюр!
   Я воротился из кругосветного путешествия. Уже два месяца разыскивают тебя по моему приказанию. Я хотел было распорядиться, чтобы тебе отрезали язык, как и мне, но я великодушен и умею прощать людям, из которых можно извлечь пользу. Выбирай — или опять сделаться моим рабом, или быть посаженным на кол.
   Если предпочитаешь первое, то прогуляйся около полуночи за пригорок; в противном же случае — жди скорого исполнения последнего.
Сэр Вильяме».
   Вантюр погрузился в мрачное раздумье. Он вышел на улицу и сел на тумбу.
   — Дело мое скверное, — пробормотал он. — Давнишние грешки не позволяют мне просить покровительства у полиции; бороться с сэром Вильямсом я не в состоянии, а поэтому остается одно — покоряться ему во всем.
   И Вантюр отправился к пригорку, будучи под впечатлением страшной угрозы сэра Вильямса.
   Дойдя до тропинки на вершине пригорка, он вдруг услышал за собою шаги.
   Он оглянулся и увидел блузника в картузе.
   — Сэр Вильяме, — прошептал мнимый ремесленник. Вантюр вздрогнул и остановился, стараясь рассмотреть в темноте лицо ремесленника.
   — Неужели ты не узнаешь меня? — спросил блузник.
   — Рокамболь! — вскрикнул вдруг пораженный Вантюр.
   — Ты не ошибся, почтеннейший.
   — Помощник сэра Вильямса?
   — Которому поручено рассчитаться с тобой, — сказал Рокамболь и приставил дуло пистолета к груди Вантюра, который в испуге отступил назад.
   — Я могу быть вам полезен, — проговорил он прерывающимся голосом.
   — В таком случае сядем на траву и потолкуем. Как твои дела?
   — Весьма скверны: работы совсем нет. Рыжаябодрствует, рыжеватыеснуют повсюду, так что работа noд спудомвесьма опасна (т. е. полиция бодрствует, агенты снуют повсюду, так что воровать весьма опасно).
   — Что бы ты сделал за две тысячи франков?
   — С завязанными глазами протанцевал бы около гильотины.
   — Хорошо. Слушай же меня. Я по-прежнему помощник сэра Вильямса.
   — А где же он?
   — Кто?
   — Сэр Вильямс.
   — Он в Париже и ворочает миллионами.
   — А ты?
   — Я пользуюсь только крохами. Нам нужно с тобой рассчитаться. Мы можем заставить тебя работать даром. Следовательно, если тебе заплатят, то единственно из великодушия.
   — В чем же будет состоять моя работа?
   — Дело в том, чтобы перехватить одно письмо.
   — Где?
   — В почтовой конторе, в Испании. Ты привезешь это письмо в Париж, запечатаешь его в другой конверт и отдашь на городскую почту с адресом: г-ну Альберту, до востребования.
   — Хорошо, исполню все в точности. Теперь скажите, куда мне ехать.
   — Пойдем!
   Рокамболь взял Вантюра под руку и провел его за церковь, откуда вдали виднелись две светящиеся точки, похожие на каретные фонари.
   — Это письмо, — сказал Рокамболь, — вышло из Парижа уже тридцать шесть часов.
   — Так его нужно догнать?
   — Нет, это невозможно, но ты должен приехать на почту через двадцать четыре часа после письма.
   — А оно будет еще на почте?
   — Его возвратят обратно, так как получатель уехал в Париж. Видишь там почтовый экипаж? Ты найдешь там бумажник с инструкциями и двумя тысячами франков на дорогу. Теперь ступай по этой тропинке прямо к фонарям. Скажи только почтарю: «Я, Ионатас» и тебе ответят: «Садитесь».
   — Очень хорошо.
   — На этих лошадях ты доедешь до Вилльжуифа, там возьмешь других. В Орлеане ты переоденешься в приличную одежду, которую найдешь в чемодане сзади кареты. Прощай.
   Вантюр отправился по тропинке, а Рокамболь вернулся назад.
   — В Бордо! — крикнул Вантюр почтарю, усевшись в карете.
   Спустя час Рокамболь сидел уже у сэра Вильямса.
   — К чему, в сущности, мы перехватим письмо Баккара? Сэр Вильямс написал:
   «Чтобы заставить герцога де Шато-Мальи самому рассказать свою историю герцогу де Салландрера, а тот будет этим крайне удивлен».
   — Но ведь ему поверят.
   «Может быть, но все-таки будут ждать удостоверительных бумаг, которые тоже надо перехватить».
   Деревня Корта, о которой Концепчьона писала маркизу де Шамери, расположена на южном склоне Пиренеев, по обеим сторонам большой дороги в Памплону.
   К северу от Корты, влево от большой дороги, стоял небольшой домик, на котором красовалась вывеска: «Почтовая контора».
   В этом уединенном домике жили только двое: старик — Мурильо Деревянная Нога, отставной военный, и молодой человек шестнадцати лет по имени Педро.
   Однажды утром, когда Педро одевался, чтобы отправиться в обычный обход, Мурильо, разбирая у стола письма, обратился к нему с вопросом:
   — Ты знаешь наверное, что герцог де Салландрера уехал?
   — Управитель его мне говорил, что он наверное уезжает восемнадцатого числа. А разве есть к нему письмо?
   — Да.
   — Дайте сюда, я снесу его в замок, а если герцог уехал, то мы отправим его с сегодняшним курьером во Францию.
   Педро положил письмо в сумку и отправился в обход.
   Но он возвратился в Корту спустя час после проезда курьера, и поэтому письмо к герцогу де Салландрера, который действительно уехал, осталось в почтовой конторе до следующего дня.
* * *
   На следующую ночь, в два часа, Мурильо проснулся от стука приближающегося экипажа, который вскоре остановился у почтовой конторы.
   Он наскоро оделся, выбежал за калитку, где при свете каретных фонарей увидел толстого господина, закутанного в дорожный плащ и шедшего с самоуверенностью богача.
   Это был Вантюр.
   — Это Корта, ближайшая деревня к замку де Салландрера? — спросил он Деревянную Ногу.
   — Точно так.
   — Можно по этой дороге проехать в замок в карете?
   — Нет, вам придется вернуться назад за целое лье и потом взять влево. Ваша милость знакомы с его сиятельством?
   — Герцог мой лучший друг. Я обещал ему заехать проездом в Мадрид, — горделиво отвечал Вантюр. — Я маркиз де Кок-Герон.
   — Но герцога нет в Салландрере, он третьего дня уехал.
   — Вы наверное знаете?
   — Наверное. Доказательством тому служит письмо к его сиятельству из Парижа, которое я отошлю ему обратно.
   — Ах, какая досада! — проговорил Вантюр, рассматривая домик и палисадник инвалида.
   — Далеко отсюда почтовая станция? — спросил он, садясь в карету.
   — В двух лье. Почтовая карета уехала.
   Проехав Корту, она повернула в дубовый лесок, густая тень которого совершенно скрывала свет луны.
   Дорога шла в гору, и поэтому лошади шли шагом.
   Вантюр воспользовался этим случаем и проворно выпрыгнул из кареты.
   — Почтари будут уверены, что я сплю, — подумал он, — и приедут на станцию, не заметив, что карета пуста.
   Он поворотил назад, подошел к садовой изгороди, окружающей домик Мурильо, и лег на землю за дровами. Когда ушел Педро, Вантюр прошептал:
   — Отлично! Старик остался один, и письмо будет у меня.
   Он пробрался в сад, где в полуоткрытые окна увидел, что Деревянная Нога спит уже крепким сном.
   Вантюр, несмотря на свою толщину, весьма проворно влез в окно почтовой конторы.
   Он вынул из кармана пару пистолетов, положил их на стол подле кожаной сумки и затем, взяв в зубы кинжал, осторожно затворил ставни, чтобы в комнате сделалось совершенно темно.
   Из соседней комнаты слышалось сильное храпение Мурильо.
   Вантюр затворил дверь в нее и, вынув из кармана восковую свечу, зажег ее и взялся за кожаную сумку.
   — Если я унесу всю сумку, — подумал он, — то за мной, пожалуй, погонятся жандармы и альгвасилы, если я распорю ее, то тоже не избегну погони. Остается третий выход — найти ключ от сумки, но для этого мне, пожалуй, придется разбудить старика, а он, по всей вероятности, не отдаст его добровольно.
   Недолго думая, он вошел в соседнюю комнату. Мурильо спал одетый. Вантюр приблизился к нему со свечой и пистолетами в руках и кинжалом в зубах. Увидя на шее солдата узкий ремень, он проговорил:
   — Черт возьми! На этой тесемке, верно, есть ключ от сумки или от стола.
   Говоря это, Вантюр поставил свечу на стол и, взяв в одну руку кинжал, другую протянул к тесемке.
   — Советую тебе, дедушка, не просыпаться, — прошептал он.
   Вантюр осторожно обрезал тесемку, на конце которой действительно привязан был ключ.
   Он взял его, на цыпочках ушел в другую комнату и отпер стол, где лежала связка ключей. Одним из них он отпер сумку и, запустив туда руку, вытащил толстый холстяной мешок с надписью по-испански: «Двадцать тысяч франков золотом и билетами от сеньора Эстебона к гг. Брэн и Ко, негоциантам Байонны».
   — Честное слово, — прошептал Вантюр с сильным биением сердца, — как ни желал я пощадить этого добряка, но случай этот осуждает его на смерть!
   Вантюр вынул из сумки все письма, между которыми нашел письмо Баккара к герцогу де Салландрера, которое и положил в карман вместе с двадцатью тысячами франков золотом и билетами.
   Затем он привел в порядок письма, запер сумку, положил ключи обратно в ящик и, связав разрезанную ременную тесемку, начал размышлять.
* * *
   Спустя две минуты он снова отворил дверь в соседнюю комнату, подошел к кровати и довольно сильно толкнул спящего старика.
   Мурильо вскочил и вскрикнул при виде Вантюра, державшего в одной руке свечку, а в другой кинжал.
   — Тише! — сказал Вантюр по-испански, — если вы закричите, я пущу вам пулю в лоб.
   — Что вам от меня нужно? — спросил Мурильо твердым голосом, узнав мнимого маркиза де Кок-Герона.
   — Я захватил у вас письмо для герцога де Салландрера: оно мне необходимо.
   — Кража, — вскричал Мурильо, — похищение письма!
   — Тс…— сказал Вантюр, подняв дуло пистолета. — Я снял у вас с шеи тесемку вот с этим ключом…
   — Вы обокрали меня!
   — Вы не ошиблись: меня прельстил мешок с двадцатью тысячами франков, а для того, чтобы от меня не потребовали их обратно, я принужден закрыть вам навсегда рот.
   Мурильо в испуге хотел спрыгнуть с постели, но железная рука Вантюра схватила его за горло.
   — Будь благоразумен, старик, и не делай глупостей. Если ты вынудишь меня убить тебя, то твоего приемыша Педро посадят в острог, обвинят в твоей смерти и спровадят на гарроту.Если же ты позволишь надеть на тебя вот ту веревку, тогда тебя сочтут самоубийцей, а Педро, наверное, сделают почтовым смотрителем.
   После этого Вантюр взял толстую веревку, на которой висела винтовка, сделал из нее петлю, которую накинул на шею Мурильо.
   Спустя три минуты на постели лежал уже посиневший труп старого инвалида.
   Вантюр взял его своими мощными руками, повесил на крюк и опрокинул под ним стол для того, чтобы подумали, будто повесившийся оттолкнул его ногой.
   Затем убийца спрятал в карман пистолеты и кинжал, надел плащ и вышел из почтовой конторы через окно, унося с собой письмо и двадцать тысяч франков.
   Было около четырех часов. Спустя два часа Вантюр перешел через границу. Через три дня он приехал в Париж.
   По странному стечению обстоятельств в ту же самую ночь, хотя и на расстоянии двухсот лье, совершилась драма, последствия которой имеют огромное влияние на события, излагаемые читателям.