— Возьмите у меня! — вскричала Вишня. — У меня есть в сохранной кассе двести франков.
   — Нет, благодарю тебя, моя милая подруга, — ответила Жанна, — я не об этом хотела говорить. Мне нужна работа. Рекомендуй, пожалуйста, меня в какой—нибудь магазин, где бы я могла брать работу.
   — Как! Барышня, вы хотите портить ваши прелестные ручки? Разве они созданы для работы?
   — Труд так благороден, что его никогда не нужна стыдиться, — ответила Жанна, вздохнув.
   — Я сделаю вот как, — предложила тогда Вишня, — в одном магазине вышиванья я очень дружна со старшей мастерицей. Я буду брать у нее работу для вас, вы отдавайте мне ее каждую неделю, а я буду относить ее вместе со своей работой, тем более это будет удобно потому, что наши магазины рядом. Согласны вы на это, барышня?
   Жанна поцеловала Вишню и от всего сердца поблагодарила ее за это доброе предложение.
   — У меня есть тоже до вас просьба, — добавила нерешительно молоденькая цветочница. — Вы не откажетесь пообедать вместе с нами? Вы не будете стыдиться нас?
   — Стыдиться! — воскликнула тоном упрека Жанна. — О, конечно, нет!
   — Ну, сегодня, например?
   — Извольте, моя милочка, — согласилась Жанна и, поцеловав Вишню, отправилась домой.
   После ее ухода Вишня проворно собралась и отправилась в Бурбонскую улицу к матери своего жениха.
   Леон тоже не заставил себя долго ждать и явился аккуратно в пять часов.
   — Я пригласил с собой одного приятеля, славный малый, зовут его Коляр, — прибавил он, когда Вишня сообщила ему, что Жанна согласилась также сопровождать их.
   В эту минуту постучались в дверь, и вошел сам Котляр.
   Помощник капитана Вильямса был одет с некоторой щеголеватостью самого дурного тона и с первого же взгляда не понравился молодой цветочнице.
   Он раскланялся чересчур непринужденно, и это—то окончательно раздосадовало девушку.
   — Любезный друг, — сказал Коляр, обращаясь к Леону, — я не могу обедать с вами. Сегодня я был осчастливлен приездом ко мне моего старикашки—отца, а потому я и пришел извиниться перед вами.
   Вишня улыбнулась при этих словах. Коляр раскланялся еще раз и вышел. Пройдя несколько шагов, он сел в ожидавший его фиакр, в котором уже сидели два человека в блузах. Поместившись в фиакр, он крикнул кучеру:
   — К Бельвильской заставе! — и, не торопясь, стал менять свой костюм, снимая с себя сюртук и надевая вместо него синюю блузу и фуражку.
   В это же самое время Леон с матерью, Вишней и Жанной ехали в другом фиакре в Бельвиль, к ресторану под названием «Бургонские виноградники».
   Приехав в ресторан «Бургонские виноградники», Леон Роллан поместился вместе со своими дамами в общей зале второго этажа, куда скоро вошли Николо и слесарь, а почти вслед за ними вошел туда и Арман де Кергац, который еще дорогой слышал о том, что эти бандиты сговаривались напасть и убить Леона Роллана.
   Арман де Кергац был одет в простонародную блузу, что и было причиной того, что все общество, находившееся в зале, приняло его за ремесленника.
   Леон только что хотел сесть за стол, как к нему подошел слесарь.
   — А, это ты, дружище, — начал он вызывающим голосом.
   Леон посмотрел на него с удивлением.
   — Вы верно, ошиблись? — заметил он.
   — Ну нет. ведь тебя зовут Леон Роллан?
   — Да.
   — Ты столяр, у которого есть душечка с двумя детьми…
   Но он не договорил, так как на него кинулся Арман и так сдавил его, что несчастный слесарь мгновенно понял, что у него сильнейший противник.
   Николо не осмелился явиться на помощь к своему товарищу, так как он видел перед собой дуло револьвера, который Арман вынул из своего кармана.
   Все это произошло так быстро, что Леон и его спутницы долго не могли прийти в себя.
   Слесарь и Николо бежали, а Арман по просьбе Леона, который не переставал считать его простым ремесленником, остался с ними обедать.
   Его в особенности занимала Жанна.
   Убежав из ресторана, бандиты явились к Коляру и сообщили ему о своей неудаче.
   Коляр сел к окну и стал наблюдать за всеми выходящими из «Бургонских виноградников», желая узнать, кто был тот человек, который помешал их плану.
   Они ждали целый час, окидывая испытующим взглядом каждого прохожего, как вдруг слесарь глухо вскрикнул: «Вот он!»
   И Коляр увидел Армана де Кергаца, которого он сейчас же узнал, несмотря на его одежду.
   Арман шел под руку с Жанной, а за ним следовали Вишня и Леон с матерью.
   — Силы небесные! — заорал Коляр, бросившись на
   улицу. — Хороши мы! Это ведь Арман!
   Выскочив на улицу, Коляр нанял первого попавшегося ему под руку извозчика и, пообещав ему на хорошую водку, полетел с докладом к сэру Вильямсу, которого он застал в то время, когда тот собирался ехать к Баккара.
   Выслушав его, капитан хладнокровно зевнул и спокойно сказал:
   — Ты говоришь, что Арман познакомился с Леоном
   Ролланом?
   — Да.
   — А Роллан знает Фернана Роше?
   — Да.
   — Ну, так мы должны спрятать посредника. Найду средство.
   — Но ведь тогда Вишня может пойти к Арману.
   — И ее уберем, — добавил Вильямс.
   — Ого!
   — То есть попросим Бопрео смотреть за ней.
   Затем разговор между ними окончился, и капитан
   поторопился к Баккара, которая на этот раз уже не заставила его так долго ждать, как в первый раз. Она приняла его в своем будуаре.
   — Я намерен предложить вам лучший предлог, какой только есть, чтобы вынудить Бопрео отказать Фернану Роше в руке своей дочери.
   Молния злобной радости сверкнула в глазах куртизанки.
   — В самом деле?! — вскрикнула она.
   — Через двое суток, — ответил холодно Вильямс, — Фернан будет здесь, около вас.
   Баккара была вне себя от восторга.
   — Что нужно сделать? — спросила она с необыкновенной решительностью.
   — Садитесь и пишите.
   Баккара повиновалась.
   «Мой возлюбленный Фернан! Уже четыре дня, как я не видела тебя. Вот каковы мужчины. Они требуют, чтобы мы любили их вечно, а сами, встретив какую—нибудь куклу — честную девочку, как они обыкновенно называют какую—нибудь дрянь с красными руками, бессмысленной улыбкой, костлявою шеей, и только потому, что у нее двести тысяч франков приданого, пускаются вздыхать с намерением жениться. Надеюсь, Фернан, что когда ты свершишь этот великий подвиг, то представишь меня своей жене.
   Честное слово, мой возлюбленный, я повеселюсь на твоей свадьбе, и как мне забавно будет видеть, когда мой бывший любовник поведет под руку свою супругу, разодетую в померанцы.
   Я ревнива, мой милый, и сделаю сцену твоей будущей, если ты сегодня же вечером не будешь здесь, на коленях передо мной; целую тебя.
Баккара
   P.S. Это письмо доставит тебе Фанни. Дружок! Не делай ей глазок. Я еще не хочу верить, хотя меня и уверяли, что ты ухаживаешь за моей горничной. О, мужчины!»
   — А теперь, — продолжал сэр Вильямс, — вы должны сделать так, чтобы Бопрео доставил возможность прочесть своим это миленькое письмецо.
   — Но как это сделать?
   — Очень просто: когда Бопрео придет сюда, то вы должны признаться ему, что любите Фернана, и если он женится на Эрмине, то ему, то есть Бопрео, не видать никогда Вишни, затем передайте ему эту бумажку и скажите: устройте, чтобы ваша дочь прочла ее и написала отказ своему жениху, и принесите мне его. А тогда в награду за это вы узнаете, как можно достать мою сестру. До свиданья!
   Сэр Вильямс встал и, поцеловав руку Баккара, вышел из комнаты.
   В этот вечер он был на балу в Министерстве иностранных дел, где его сейчас заметили и где он был представлен Эрмине и госпоже Бопрео.
   В двенадцать часов он был уже дома.
   Через три дня после описанной сцены в семействе г. Бопрео Фернан по приглашению своего будущего тестя пришел ранее обыкновенного к своей невесте и вместе с ней и Терезой Бопрео ездил в концерт.
   В шесть часов вернулся домой сам начальник отделения, и все сели обедать.
   После обеда и кофе он аккомпанировал Эрмине на фортепьяно, поговорил еще несколько минут и потом распростился, оставив у камина мужа и жену.
   Проводив жениха до дверей гостиной и пожав ему руку, Эрмина села опять за фортепьяно.
   В ту минуту, когда Тереза наклонилась за щипцами, Бопрео ловко подбросил уже известное нам письмо.
   Тереза увидела его и, подняв, спросила мужа:
   — Это ваше?
   Бопрео покачал отрицательно головой и, взяв конверт, взглянул на адрес:
   «Г. Фернану Роше», — прочел он.
   — Вероятно… Фернан выронил его, — заметил он спокойно и самым добродушным тоном.
   — Странный адрес, — продолжал он, — внизу написано: «Через мою горничную». Ого!
   Бопрео при этих словах развернул письмо и стал читать.
   — Ого! — воскликнул он. — Скажите, пожалуйста! Нет, это уже слишком.
   Окончив чтение, он посмотрел на свою жену и сказал:
   — Это письмо от Баккара — молодой камелии, оно адресовано к человеку, которого вы хотели сделать своим зятем. Поздравляю вас с подобным выбором. Не желаете ли прочитать? — И он протянул письмо к своей трепетавшей жене.
   Тереза пробежала его и, вскрикнув, лишилась чувств.
   В свою очередь, молодая девушка взглянула на письмо, прочла несколько строк и выронила его из рук.
   Эрмина Бопрео не испустила ни одного вопля, не проронила ни одной слезинки.
   Жизнь ее была разбита.
   — Батюшка, — сказала она грустным, но твердым голосом, — попросите господина Роше забыть, что он был моим женихом.
   — О! — вскричал старик, разыгрывая самое глубокое негодование. — Мерзавец! Если он только осмелится прийти сюда!
   — Успокойтесь, батюшка, — продолжала гордо Эрмина, — господин Роше никогда не будет моим мужем!
   И, сказав это, она подошла к столу и написала следующие строчки:
   «Милостивый государь!
   Событие, о котором я нахожу бесполезным напоминать, вынуждает меня отказаться от наших бывших намерений. Я решилась поступить в монастырь. Посещения ваши будут совершенно напрасны».
   Она подписалась и подала это письмо г. Бопрео.
   «Теперь Вишня моя», — подумал он и тотчас же отправился в Монсейскую улицу.
   Кучер, судивший по его синей одежде и орденской ленте, подумал, что он везет чуть не самого пэра, и помчался так быстро, что через каких—нибудь двадцать минут высадил своего седока у решетки небольшого отеля, где жила Баккара.
   Между тем сэр Вильямс сидел у Баккара и уговаривал ее написать Вишне следующее письмо, которое, по его словам, было необходимо для того, чтобы осчастливить Баккара.
   Баккара еще раз повиновалась ему и написала:
   «Милая сестрица, если ты сейчас же не поспешишь ко мне на помощь, то твоя Луиза погибла. Дело идет о моей будущности и жизни. Беги сейчас в Змеиную улицу № 19, спроси там госпожу Коклэ и скажи ей: „Я пришла к моей сестре“, тогда ты узнаешь, что нужно сделать, чтобы спасти меня.
Твоя Луиза».
   Перо выпало из рук Баккара, и две слезы, долго сдерживаемые, скатились наконец по ее щекам.
   — Бедная сестра! — чуть слышно прошептала она.
   — Теперь подождем Бопрео, — сказал хладнокровно Вильямс.
   В эту минуту раздался звонок.
   Бопрео был принят, и Баккара, взяв письмо с отказом Эрмины, взамен этой услуги сказала ему, чтобы в десять часов он был в Змеиной улице № 19, где он и найдет Вишню.
   Бопрео уехал, а сэр Вильямс, отослав письмо Баккара с ее горничной Фанни к Вишне, последовал за начальником отделения в Змеиную улицу.
   — Кто кого одолеет, господин Бопрео! — шептал он, садясь в свой тильбюри.
   Вишня прочла вероломное письмо сестры и, ничего не подозревая, торопливо поехала в Змеиную улицу.
   Она отыскала дом № 19 и, поднявшись на лестницу, встретилась на площадке с какой—то старухой.
   — Где живет госпожа Коклэ? — спросила она.
   — Это я, — ответила старуха, — что вам нужно?
   — Я пришла поговорить с вами о моей сестре Луизе.
   — О какой Луизе?
   — Баккара, — добавила в смущении Вишня.
   Старуха сейчас же переменилась и очень любезно попросила молодую девушку следовать за собой.
   Она ввела Вишню в большой зал подозрительного вида, где вся обстановка носила на себе отпечаток бедности и какой—то постыдной роскоши, и, попросив подождать, вышла, не позабыв запереть за собой дверь.
   Прошло около получаса, проведенного Вишней в догадках о том, что могло случиться с Баккара, когда, наконец, молодая девушка почувствовала сзади себя какой—то странный шорох. Она обернулась и вскрикнула от испуга. Подле дивана, на котором она сидела, отворилась дверь, оклеенная такими же обоями, как и стены комнаты, и в комнату вошел человек, которого Вишня не узнала с первого взгляда.
   Это был де Бопрео.
   Он затворил за собой дверь и сделал жест рукой.
   — Здравствуйте, милое дитя, — начал он развязным тоном и снял шляпу, обнажив при этом свою лысую голову.
   При виде его Вишня встала с дивана и инстинктивно отступила назад. Но пожилая наружность и лысая голова де Бопрео отчасти успокоили ее.
   — Здравствуйте, здравствуйте, милое дитя, — повторил он отеческим тоном.
   — Милостивый государь, — спросила Вишня, — вы и есть тот человек, которого я жду?
   — Да, моя красавица.
   И старик взял ее за руку.
   Молодая девушка отдернула свою руку и не хотела садиться.
   — Моя сестра — прошептала она.
   — Такая же очаровательная особа, как вы? — перебил ее Бопрео.
   — Сестра писала мне…
   — Ах, да, знаю.
   — Что же я должна делать?
   — Да, да, Баккара действительно рассчитывает на вас. Э, да сядьте же здесь. Разве вы боитесь меня?
   — Нет, — пробормотала Вишня, поддаваясь добродушному тону старика.
   Она решилась сесть на диван.
   — Ну—с, поговорим сначала о вас, — начал, улыбаясь, начальник отделения.
   — Обо мне?
   — Да, послушайте, — продолжал он, подвигаясь все ближе к ней. — Посмотрите—ка на меня хорошенько. Вы не узнаете меня?
   Вишня тогда только вспомнила, что встретилась с ним в Бурбонской улице.
   — Милое дитя, — продолжал старик, — может быть, я кажусь вам… немного зрелым… мне, конечно, уже не двадцать лет… но верьте мне, я порядочный человек. и даже очень порядочный. И умею быть щедрым… Что вы, например, думаете о хорошенькой квартирке на улице Бланш или хоть в Сен—Лазар? Положим, тысяча франков за квартиру, горничная, пятьсот франков в месяц и сто луидоров на ваш туалет?
   — Милостивый государь! — вскрикнула Вишня, задыхаясь от негодования.
   Бедная девочка поняла, наконец, все, все — до самой низости и подлости своей сестры.
   Вне себя от ужаса, она вскочила и хотела бежать — дверь была заперта.
   А Бопрео, пользуясь ее смущением и испугом, обнял ее за талию и хотел поцеловать.
   Вишня вырвалась.
   — Негодяй! — кричала она. — Помогите!
   Но ее никто не мог слышать, а Бопрео хохотал.
   — Полно, крошечка, — говорил он, улыбаясь, — нас никто не услышит, мы одни в целом доме. Будь спокойна, я сдержу свои обещания, и в доказательство… — Он хотел снова обнять ее.
   Но Вишня отскочила от него и, вооружившись подсвечником, который стоял на камине, приняла такую оборонительную позу, что Бопрео невольно задумался; но, впрочем, это продолжалось недолго. Бопрео ободрился и только хотел снова накинуться на молодую девушку, как дверь подле дивана снова отворилась, и на пороге показался человек.
   Бопрео отступил.
   — Сэр Вильямс, — проговорил он с ужасом.
   Это был тот самый баронет сэр Вильямс, которого накануне представили ему в Министерстве иностранных дел.
   Вид этого человека, встреченного им в высшем обществе и знавшего его положение и административные обязанности и застающего его теперь в покушении на честь молоденькой и беззащитной девушки, — все это произвело на Бопрео поражающее действие.
   Сэр Вильямс подошел между тем к молодой девушке и ласково сказал:
   — Не бойтесь ничего, сударыня, этот негодяй не посмеет вас больше тронуть. Коляр! Коляр! — крикнул он, оборачиваясь назад.
   Дверь опять отворилась, и на этот раз Вишня узнала в вошедшем нового приятеля своего Леона. Она бросилась к нему, как дитя к матери.
   — Ты проводишь эту девицу, — сказал ему Вильямс, — и отвечаешь мне за нее…
   — Ба! Да это же мамзель Вишня! — вскричал, в свою очередь? Коляр. — Так нас не обманули!
   И вслед за этим он взял молодую девушку за руку и вышел с ней, оставив г. Бопрео один на один с сэром Вильямсом.
   Оставшись наедине, капитан начал с того, что запугал начальника отделения каторгой, а затем постепенно сообщил ему о том, какое громадное наследство должно принадлежать Эрмине, и, наконец, вошел с ним в сделку, по которой Бопрео обязался выдать за него свою дочь и вообще исполнять все то, что капитан ему прикажет, взамен чего сэр Вильямс обещал ему полное молчание о происшествии с Вишней и эту девушку в тот день, когда он женится на Эрмине.
   И когда Бопрео вышел из Змеиной улицы, то его уже связывал темный договор с сэром Вильямсом.
   Погибель Фернана Роше была решена.
   На другой день после этого де Бопрео пришел в присутствие около десяти часов утра.
   Вильямс держал его в своих руках двойной приманкой: Вишней и миллионами таинственного наследства.
   Не успел он сесть в свое зеленое кожаное кресло, как вошел Фернан Роше.
   Он не знал еще ничего про ужасное письмо.
   — Я пришел отдать вам отчет о вчерашнем вечере, куда вы поручили мне вчера съездить.
   — А! Я уверен, что вы скучали, — ответил ему Бопрео, протягивая руку.
   — Кстати, у меня есть еще просьба до вас: мне надо уйти на несколько времени, так будьте добры, побудьте здесь вместо меня. Вот вам ключи от кассового сундука — в нем теперь около тридцати двух тысяч франков. Если кому—нибудь понадобятся деньги, то вы потрудитесь выдать, — добавил Бопрео, вставая с кресла.
   Здесь надо заметить, что он заведовал кассой так называемых «негласных пособий», а потому и имел особенные ключи от общего кассового сундука всего министерства.
   — Но… — начал было Фернан.
   — Полноте, — перебил его Бопрео, улыбаясь. — Заприте вашу контору и приходите сюда.
   Фернан вышел.
   Тогда Бопрео подошел к сундуку, отпер его и, вынув оттуда зеленый портфель, спрятал его в обширном кармане своего белого пальто.
   Когда Фернан воротился, Бопрео как ни в чем не бывало передал ему ключи и дружески усадил его на свое место.
   — Господа! — сказал он, выходя в соседнюю комнату, — я ухожу на час, меня заменит г. Роше. В случае нужды обращайтесь к нему.
   Затем начальник отделения спокойно спустился по главной лестнице министерства и, завернув за угол бульвара, сел в наемную карету и велел кучеру везти себя в улицу ср. Лазаря.
   Оставшись один, Фернан занялся корреспонденцией своего начальника. Так прошло около четверти часа, как вдруг в залу вошел комиссионер, который был не кто иной, как Коляр, и, подойдя к Фернану, подал ему письмо, добавив:
   — За труды мне заплачено.
   Коляр подал ему письмо Эрмины, данное ему сэром Вильямсом,
   Фернан узнал почерк своей невесты и, распечатывая его, невольно радовался, но едва он взглянул на первые строки, как внезапно побледнел, зашатался, и в глазах его все потемнело. Что означал этот презрительный отказ? И что заставило ту, которая еще вчера улыбалась ему, написать это жестокое письмо? Фернан все позабыл: свои обязанности, кассу, вверенную ему Бопрео, и стремительно выбежал из комнаты.
   Он бросился в улицу св. Лазаря и хотел во что бы то ни стало увидеться с Эрминой.
   Швейцары, видя, что он уходит без пальто и шляпы, вообразили, что г. Роше идет в верхний этаж.
   Фернан унес с собой ключи от кассы, которые ему — вверил его начальник г. де Бопрео.
   Прошло около получаса, Фернан не возвращался. Наконец вернулся и Бопрео.
   — Г. Роше ушел, — сообщил ему один из швейцаров.
   — Ушел? Странно…
   — Они, вероятно, где—нибудь в отеле, потому что ушли без шляпы и пальто.
   — Странно! — повторил он еще раз и, войдя в свою залу, принялся за дело, как будто Фернан должен был сейчас же воротиться.
   Через несколько минут после этого к господину начальнику отделения явился какой—то музыкант, присланный самим министром, и предъявил документ на выдачу ему тысячи франков из негласного пособия.
   Бопрео послал тогда за главным кассиром всего министерства и попросил его отпереть сундук теми ключами, которые были у него.
   Касса была открыта, и в ней не оказалось портфеля с тридцатью двумя тысячами франков.
   А Фернана Роше все еще не было, и на него всецело пало обвинение в похищении им этих денег, тем более, что ключи от кассы были у него, и он вышел из министерства в сильном волнении, без шляпы и пальто.
   Фернан Роше погиб!..
   Пока в Министерстве иностранных дел происходили все эти события, Фернан Роше бежал со всех ног в улицу св. Лазаря.
   Единственная служанка де Бопрео отперла ему дверь. Фернан хотел войти в комнату, но она, остановясь на пороге, загородила ему вход.
   — Барина нет дома, — сказала она.
   — Я желаю видеть дам.
   — Их нет дома.
   — Я подожду, — сказал тогда Фернан и хотел отстранить служанку.
   Но здоровенная нормандка пересилила его и оттолкнула.
   — Вы напрасно трудитесь, — добавила она при этом. — Они не вернутся.
   — Не воротятся? — переспросил он как—то глупо.
   — Они уехали на три дня.
   — Уехали?
   — Да—с
   — Но это невозможно!..
   — Я вам верно говорю! Они уехали в провинцию к тетке барыни.
   У Фернана потемнело в глазах; он, не помня себя, сбежал с лестницы и бросился бежать.
   Но вскоре силы покинули его, он вдруг остановился и грохнулся на тротуар.
   Фернан пришел в себя только вечером, когда он уже находился в квартире у Баккара, которая подняла его на улице и перевезла его в своей карете в свой отель.
   Открыв глаза и придя несколько в себя, Фернан увидел в Баккара ту женщину, которой удивительная и поразительная красота осуществила бы самые идеальные творения скульпторов и живописцев.
   По приказанию доктора Фернана уложили спать и, само собой, ему надо было прийти немного в чувство.
   Баккара, подобно какому—нибудь стратегу—полководцу, составляющему в несколько мгновений план будущего сражения, успела в один миг, одним движением руки, сделать себя еще прекраснее и обольстительнее прежнего.
   Синий бархатный пеньюар обрисовывал до половины ее гибкий стан и прекрасные формы, на полуобнаженных плечах рассыпались золотистые локоны; горе, смешанное с радостью, придавало ее лицу какое—то восхитительное одушевление, а любовь делала ее столь прекрасной, что красота Эрмины, Вишни и даже самой Жанны с ее аристократическим профилем померкли бы перед этой чарующей красотою.
   Фернан мысленно задал себе вопрос, не ангел ли перед ним и не находится ли он уже в лучшем мире?
   Баккара была действительно прекрасна до того, что могла свести с ума и мудреца.
   Быстро приближалась ночь. Бледный свет сумерек уже не проникал больше через шелковые занавески окон; угасающий огонь камина бросал только быстрые, причудливые отблески на предметы, окружавшие Фернана, а Баккара была все тут, наклоняясь над ним и пожимая его руки.
   Прошла ночь, настал день, и солнечный луч, скользя по обнаженным деревьям сада, проник за мягкие занавески алькова Баккара и играл в белокурых волосах куртизанки и на бледном лице бедного Фернана.
   Роше мгновенно забыл Эрмину и думал, что он все еще бредит.
   Баккара держала его голову в своих руках, смотрела на него с любовью и восторженно повторяла:
   — О, как я люблю тебя!
   Но вдруг, часов в девять утра, на улице послышались чьи—то шаги и несколько голосов.
   Баккара едва успела накинуть на себя капот, как у дверей сильно постучали.
   — Именем закона, отворите! — послышалось снаружи.
   Фернан Роше был арестован по обвинению его в краже тридцати двух тысяч франков из кассы министерства, где он служил.
   Его увели в полицейскую префектуру.
   Баккара упала без чувств.
   Когда она пришла в себя, то лежала в кровати и около нее находились Фанни и какой—то маленький человек, выдавший себя за доктора, — это был агент Вильямса, они уверили Баккара, что она видела все, что только произошло перед этим, в бреду, так как она уже больше недели как больна.
   Через несколько времени после этого Баккара убедилась, что ее обманывают, и хотела заявить обо всем префекту полиции, тогда сэр Вильямс без дальних церемоний отправил ее насильно в Монмартр — сумасшедший дом к доктору Бланш.
   Вишня, выведенная Коляром от Коклэ, была посажена в закрытый фиакр и отвезена им в Буживаль, где ее поместили в принадлежавший сэру Вильямсу уединенный дом, находящийся среди огромного пустынного сада.
   Здесь она была поручена строгому караулу и попечениям одной из отвратительнейших женщин—мегер — вдове Фипар — любовнице уже известного нам акробата—шута Николо.
   Когда Фернана потребовали к допросу, то он, как и следовало ожидать, заявил, что не виновен.
   Тогда сделали обыск в его квартире и у Баккара, в спальне которой было найдено его пальто, в кармане которого находился украденный портфель.
   Тогда Фернан Роше был переведен в Консьержери.
   Теперь мы вернемся назад и посмотрим, что делал в это время граф Арман де Кергац.
   Расставшись с Жанной, которую, как мы знаем, он проводил до самой ее квартиры, он вернулся домой
   и тогда же почувствовал, что он начинает любить эту молодую прелестную девушку.
   Проведя самую тревожную ночь, он на другой день позвал к себе Бастиана.
   — Мой старый дружище! — сказал он ему. — Надень свой синий сюртук и отправляйся в улицу Мелэ,