Дю Понсон. Таинственное наследство

   № 11 и посмотри, нет ли в этом доме свободной квартиры. И вообще, постарайся устроить так, чтобы ты мог переехать туда.
   Поместившись в этом доме, ты должен навести самые точные справки о девице Жанне, которая живет там, и если только она окажется честной и достойной девушкой, то познакомься с ней.
   Бастиан в точности выполнил приказания Армана и под благовидным предлогом познакомился с Жанной, которая жила вместе со старой кухаркой Гертрудой.
   Дня, через два после этого Бастиан устроил совершенно свою новую квартиру в улице Мелэ, Ng 11 и, заперев ее на ключ, отправился к Арману за получением новых инструкций.
   На повороте в улицу Лошадиных шагов мимо него промчался щегольский тильбюри, запряженный английской лошадью, которой правил молодой человек; возле него сидел грум.
   При виде этого молодого человека Бастиан невольно вскрикнул.
   — Боже мой! — проговорил он, несколько оправившись. — Да ведь это Андреа, но Андреа с черной бородой и волосами.
   Проговорив это, старый гусар проворно вскочил в первый попавшийся ему на глаза фиакр и крикнул кучеру:
   — Луидор! Два луидора — но только не теряй из виду этого тильбюри!
   — Ого! — ответил извозчик, — барин, вероятно, русский князь, и ежели он обещает заплатить так хорошо, то у моей лошади вместо ног будут крылья.
   И он изо всех сил стегал свою лошадь.
   Лошаденка помчалась быстрее стрелы.
   Бастион гнался за сэром Вильямсом и догнал его тогда, когда он только что вошел в свой павильон.
   Старый гусар, не теряя времени, вступил в разговор с его грумом и узнал, что его барина зовут сэр Вильямс и что он английский баронет.
   Бастиан не удовлетворился этим и пробрался к самому баронету под предлогом купить у него лошадь.
   Но сэр Вильямс ни малейшим признаком не выдал себя, хотя Бастиан сказал ему прямо, что он узнает в нем виконта Андреа.
   Хладнокровие англичанина окончательно сбило его с толку.
   — Я хочу раздеть вас, — проговорил тогда Бастиан.
   — Это зачем? Разве я каторжник?
   — Нет, но у вас на теле должно быть неизлечимое родимое пятно.
   — Вы думаете? — усмехнулся джентльмен, притворяясь испуганным.
   — Я уверен в этом, — настаивал Бастиан. — На левой груди у вас должно быть черное пятно. Я видел вас ребенком. Я видел вас нагим.
   — У меня много родимых пятен, — ответил англичанин и при этом раскрыл ворот своей рубашки.
   Вся его грудь была мохнатая, как у обезьяны. Бастиан между тем помнил, что у виконта Андреа все тело было совсем белое.
   Этого вполне было достаточно, чтобы поколебать его глубокое убеждение в тождестве баронета сэра Вильямса с виконтом Андреа, и лицо его, за минуту перед этим базовое от гнева, покрылось вдруг смертельной бледностью.
   — Это не он, — прошептал Бастиан.
   Тогда, в свою очередь, сэр Вильямс нашел выгодным для себя выпытать у бедного гусара все то, что тот знал про Армана и Жанну, и затем вызвал Бастиана на дуэль, находя, что ему будет гораздо лучше отвязаться от него раз и навсегда.
   — А, ты опять влюблен, Арман де Кергац? Ну, так это обстоятельство дозволит мне рассеять тебя немножко и остановить твои деятельные розыски наследников Кермона, — проговорил сэр Вильямс после ухода Бастиана.
   — Да, добавил он, немного подумав, — я сделаю из этой Жанны себе любовницу, когда убью Бастиана,
   Воротившись в отель, Бастиан рассказал Арману о своей встрече.
   — Уверен ли ты, что это не он? — спросил еще раз граф.
   — Да, я теперь почти убежден в этом.
   — Так, но ты не будешь драться с ним, лучше буду драться я. — Бастиан молча пожал плечами.
   — А теперь расскажи мне о Жанне, — спросил его опять Арман.
   Бастиан рассказал ему все то, что он узнал относительно молодой девушки, и Арман решился в тот же вечер посетить ее.
   Сэр Вильямс дрался с Бастианом и выбил у него из рук оружие, но не воспользовался тем, что мог убить старика.
   Накануне этой дуэли Жанна, уже познакомившаяся с графом Арманом и полюбившая его от всей души, неожиданно получила письмо без подписи.
   Она распечатала его и прочла:

   «Я вас люблю. С первого раза, как я увидел вас, я понял, что моя судьба и жизнь связаны с вашей и что мое счастье находится в ваших руках».

   Жанна невольно приложила руку к своему сердцу.
   — Это от него, — прошептала она.

   «Сегодня я осмелился писать вам потому, что завтра мне угрожает большая опасность: я дерусь на дуэли в семь часов утра».

   Письмо выскользнуло из рук молодой девушки, она вскрикнула и упала без чувств на пол.
   Когда она очнулась, было уже совсем темно, она лежала на кровати, и Гертруда ухаживала за ней.
   Подле Гертруды Жанна увидела незнакомое лицо. Это была женщина еще молодая, но с изнуренным лицом.
   Она жила как раз над квартирой Жанны, слышала ее крик и падение тела и, побуждаемая Коляром, с которым находилась в коротких отношениях, поспешила спуститься вниз и предложить свои услуги.
   Эта особа подсыпала Жанне в чашку бульона усыпляющий порошок.
   Минут через десять после этого Жанне захотелось уснуть, и голова ее тяжело опустилась на грудь, а тело скатилось на пол, но на этот раз Гертруда уже не могла прийти поднять ее.
   Старуха тоже была опоена и уснула, сидя на стуле в двух шагах от своей хозяйки.
   Через час после этого Коляр с помощью фальшивого ключа отпер двери комнаты Жанны и смело подошел к молодой девушке, которая спала непробудным сном.
   — Теперь, — заметил он, улыбаясь, — будущую любовницу сэра Вильямса не разбудишь и пушкой.
   Жанна проснулась уже не в улице Мелэ, а в богато убранной спальне загородного павильона сэра Вильямса, куда ее перевезли во время ее летаргического сна.
   Теперь мы вернемся несколько назад, то есть к дуэли сэра Вильямса с Бастианом.
   — Экий я болван, — ворчал старый гусар, — только я и мог допустить обезоружить себя таким образом. Просто срам!
   Баронет в это время подошел к графу Кергацу
   — Кажется, граф, — сказал он, — я очень похож на вашего брата, которого вы отыскиваете по всему свету?
   — Поразительно! — ответил задумчиво Арман, — только у Андреа были белокурые волосы.
   — У меня черные. Мои отлично выкрашены.
   — Однако, граф, — продолжал сэр Вильямс, — если у вас осталось хоть малейшее сомнение, то не откажите почтить меня своим приездом к завтраку — когда вы назначите. Я могу показать вам для удостоверения подлинности моих документов наше генеалогическое древо.
   — Милостивый государь!..
   Баронет принял откровенный вид и обратился ко всем со следующими словами:
   — Господа, вы, вероятно, были влюблены хоть один раз в жизни. Я же влюблен теперь. Честь встретиться здесь с вами в это утро лишила меня удовольствия видеть мою maitresse вчера вечером, и я спешу наверстать потерянное время. Она живет в таинственном коттедже у опушки леса, и никто не бывает и не входит туда. Я стерегу ее с ревностью дракона. А потому я и вынужден оставить вас теперь.
   Сэр Вильямс проворно вскочил в тильбюри и обратился еще раз к графу де Кергацу.
   — Не правда ли, граф, что храм счастия есть не что иное, как дом, в котором живет любимая женщина?
   — Может быть, — ответил ему нехотя Арман, подумав о Жанне.
   — А когда имеешь невесту, которую боготворишь, то ее следует прятать от всех взоров.
   При этих словах сэр Вильямс насмешливо захохотал, и в этом смехе вылилась вся сатанинская душа Андреа.
   Арман вздрогнул: все подозрения снова зашевелились в его душе.
   — Если вы любите какую—нибудь женщину, — добавил сэр Вильямс, — то советую вам беречь ее. — И при этом он хлестнул по лошади и быстро умчался.
   Арман побледнел, как смерть; он еще раз вспомнил про Жанну, и ему сделалось страшно.
   Сэр Вильямс говорил последние слова насмешливым голосом Андреа, и его сатанинский хохот отозвался в душе Армана как погребальный звон.
   Между тем сэр Вильямс побывал в коттедже, посмотрел на спящую Жанну и решил:
   — Мне нужно не обладание ей, нет, мне нужно ее сердце! Она начинала любить тебя. Теперь она полюбит меня!
   — О, господин граф, — добавил он, хохоча, — у меня явилась великолепная идея: теперь уж не вы граф де Кергац, а я! А когда я женюсь на Эрмине, когда золото Кермаруэ перейдет ко мне, в тот день я тебе крикну: «Арман! Арман! Твоя возлюбленная Жанна стала моей любовницей, а тебя она приняла за лакея!»
   И он тотчас же распорядился, чтобы вся прислуга выдавала его их новой хозяйке за графа де Кергаца.
   — Теперь надо подучить Вишню, и если Жанна не поверит прислуге, то поверит ей, — решил он и направился к павильону, где помещалась бедная цветочница.
   Ему стоило очень небольших хлопот спутать Вишню; выставив ей себя каким—то небесным ангелом и выдавая себя за графа де Кергаца, он уверил неопытную девушку, что хочет жениться на Жанне де Бальдер и что они все были жертвами его лакея Бастиана, который нарочно подкупил мошенников, чтобы разыграть с ними историю, происшедшую в «Бургонских виноградниках».
   Затем он сообщил ей, что Баккара продала ее одному старому чиновнику, г. Бопрео, который готов решиться на все, лишь бы овладеть ей.
   — Дитя мое, — докончил сэр Вильямс выразительным тоном, — я обладаю громадным состоянием и трачу его на благотворения и на препятствование злу. У меня есть своя полиция, через посредство которой я и узнаю все. Извещенный об угрожающей вам опасности, я поспешил к вам на помощь. Вот теперь вы и знаете всю тайну моего поведения относительно вас. Я прошу вас довериться мне и позволить спасти как вас, так и Леона Роллана, от общей опасности и даже смерти.
   Этих последних слов было вполне достаточно, чтобы она окончательно доверилась сэру Вильямсу.
   — Теперь послушайте меня, моя милая Вишенка, — продолжал капитан. — Жанна в настоящее время спит и проснется тогда, когда я уже уеду. Мне необходимо уехать на неделю. Вы останетесь в замке и в продолжение нескольких дней, пока я должен скрывать вас от вашей сестры и Бопрео, замените ей друга, сестру и поверенного всех её тайн.
   — Слушаю, граф, — прошептала Вишня.
   — Я буду писать ей каждый день. Она, вероятно, будет читать вам мои письма. Не старайтесь доказывать ей, что настоящий граф де Кергац не этот мошенник Бастиан. Предоставим все времени и письмам.
   Вишня восторженно взглянула на сэра Вильямса и тихо сказала:
   — Ах, граф, как может она, видя вас, не полюбить? — Прощайте, мне пора ехать, — ответил ей капитан.
   — Когда же я увижу Леона? — спросила она еще раз.
   — Не знаю. Но надейтесь на меня. Ручаюсь вам, что через две недели вы будете его женою.
   И сэр Вильмс спокойно вышел из комнаты.
   — Кажется, — пробормотал он, — шутка вполне удалась. Я сделал больше, чем предполагал. Я не только лишил Армана жены, но даже отнял у него его имя. Теперь надо заняться миллионами простака Кермора. Месть моя удается.
   Итак, бесчестный Андреа торжествовал во всех отношениях: Фернан был в тюрьме, Вишня и Жанна спрятаны, Баккара помещена в сумасшедший дом, и теперь граф Арман де Кергац больше не найдет и следов наследников покойного барона Кермора де Кермаруэ.
   В тот день, когда Вишня поверила письму своей сестры и пошла в Змеиную улицу, ее жених Леон Роллан был послан своим хозяином на два дня в Монморанси.
   Вернувшись оттуда, он, по обыкновению, дождался восьми часов вечера, то есть окончания работы в своей мастерской, и поторопился к Вишне.
   У дверей ее маленькой комнаты не было видно света, а потому Леон подумал, что она еще не возвращалась, и стал дожидаться ее на нижней ступеньке лестницы.
   Прошел час. Вишни все не было, тогда Роллан спустился в комнату к привратнику.
   — Девицы Вишни нет дома? — спросил он.
   — Ах, это вы, Леон?
   — Да, я.
   — Я ее не видел уже два дня.
   — Как два дня?
   — Я говорю вам чистую правду, Роллан, третьего дня приходила сюда Фанни — служанка госпожи Баккара; мне кажется, что случилась какая—нибудь история или с ее сестрой, или с матерью. Я предполагаю это потому, что девица Вишня что—то очень проворно собралась и у нее было такое печальное лицо. Ее уже нет три Дня.
   Леон в недоумении бросился со всех ног в Монсейскую улицу, в дом, где жила Баккара.
   Но и здесь он не узнал ровно ничего, Баккара уехала еще, вчера.
   Тогда он направился к своей матери, но крестьянка не видела Вишни уже более трех дней.
   У Жанны он застал Гертруду всю в слезах. Жанна тоже исчезла. Добрая кухарка показала ему письмо, найденное ею в той комнате, где она оставила Жанну.
   Письмо это было написано почерком Жанны.
   Вот его содержание:

   «Добрая Гертруда!
   Когда ты проснешься, то меня уже не будет. Я уезжаю. Надолго ли, сама не знаю. Куда — еще не могу сказать, Впрочем, знай, что я бегу от человека, которого я думала, что люблю. Это граф де Кергац. Я теперь еду с человеком, которого действительно люблю, но не могу назвать.
   Прости твоей Жанне, которая так любит тебя».

    —Нет, тут, наконец, с ума сойдешь, — пробормотал Леон, хватаясь за голову.
   В это время на лестнице послышались шаги, и вскоре на пороге комнаты показались Арман де Кергац и Бастиан.
   Андреа, расставаясь с графом, смеялся так едко, что Арман, казалось, узнал в нем своего брата.
   Граф сел в карету и велел кучеру ехать, как можно скорее.
   — У меня ужасное предчувствие, — сказал он Бастиану. — Поедем в улицу Мелэ.
   При виде горя Роллана и плачущей Гертруды он мгновенно догадался, что случилось какое—нибудь несчастье.
   — Жанна! Где Жанна? — вскрикнул' он.
   Леон молча протянул ему письмо, Арман прочел и прислонился к стене, чтобы не упасть.
   — Андреа! — прошептал тогда он. — Это все его дела. Теперь я узнаю его. Это непременно Андреа!
 
   Пора вернуться нам теперь к госпоже Бопрео и Эрмине.
   На другой день после ужасной истории с письмом они уехали в Бретань к тетке госпожи Бопрео — баронессе де Кермадэк и поселились в ее родовом замке Женэ.
   Начальник отделения был от души рад тому, что он оставался один, так как теперь мог свободно приняться за поиски Вишни, которую он уже привык считать своей.
   Баронесса де Кермадэк была женщина восьмидесяти лет, и хотя она вела очень однообразную и экономную жизнь, но все—таки была очень довольна приезду племянницы с дочерью.
   Она охотно прервала чтение своего любимого Амадиса и поставила весь штат своего замка на ноги, чтобы принять как можно лучше приехавших гостей.
   Но здесь мы должны добавить, что весь ее штат состоял из двух стариков и пятнадцатилетнего мальчика Ионы.
   Прожив у нее три дня, госпожа Бопрео и Эрмина окончательно свыклись со своим новым образом жизни.
   Перемена местности и окружающих лиц действовали исцелительно на Эрмину.
   Но вдруг совершенно неожиданно на третий день вечером на двор Женэ въехала с шумом карета, и, к удивлению госпожи Бопрео и ее дочери, из нее вышел сам начальник отделения.
   Поцеловавшись с женой и дочерью, он счел нужным сказать: «Я взял отпуск, чтобы приехать к вам». Но при этом он, конечно, не счел нужным сообщить, что приехал, в Женэ только по приказанию сэра Вильямса.
   На другой же день после приезда в замок он остался наедине с своей женой и сообщил ей, что за Эрмину сватается тот самый молодой англичанин, которого ей представили на бале в Министерстве иностранных дел.
   — Сударь, — заметила ему на это Тереза, — когда женщина любит одного, то она не в состоянии полюбить другого.
   — Но если она видит, что обманута, — возразил с горячностью Бопрео, — и если она видит, что человек, которого она любит, — вор, преступник, вы думаете, женщина устоит, если человек, молодой, красивый, богатый, одаренный самыми возвышенными качествами, предлагает ей руку, если она может, наконец, забьггь с ним свое прошлое.
   Госпожа Бопрео прежде всего была мать: у нее в голове мелькнула надежда, что, может быть, ее дочь еще будет счастлива.
   — И вы говорите, что он любит Эрмину? — спросила она в сильном волнении.
   — Без памяти.
   — Следовательно, надо возвратиться в Париж?
   — Зачем? Он может приехать сюда.
   — Как сюда? Под каким же предлогом?
   — Мы уже придумали средство — сэр Вильямс уполномочил меня.
   — Вас?
   — Ну да. Сударыня, итак, вот это средство: сэр Вильямс, как англичанин, очень любит путешествовать. Он приедет в Бретань, затем собьется с дороги и попадет в Женэ.
   — Ну, а потом?
   — Потом он едет к соседу баронессы, к г. де Ласси, откуда он может опять и опять приехать в Женэ.
   — Но как же он попадет к де Ласси?
   — У него будет к нему рекомендательное письмо от племянника де Ласси, маркиза Гортрана де Ласси.
   Бопрео еще много говорил своей жене относительно его будущих планов, но она уже давно во всем согласилась с ним.
   В тот же день вечером Бопрео отослал сэру Вильямсу письмо, в котором уведомлял, что благодаря его стараниям дело поставлено так, что вся остановка теперь только за ним, а потому — чтобы он немедленно приезжал в Женэ.
   Возвратясь из Буживаля, сэр Вильямс был уверен, что найдет у себя письмо от Бопрео, и не ошибся.
   Прочитав его, он съездил к Гортрану де Ласси, достал у него посредством обмана рекомендательное письмо к его дяде и затем немедленно возвратился домой, где Коляр хлопотал уже, укладывая его чемодан.
   — Поговорим теперь серьезно, — сказал ему капитан.
   — Я вас слушаю.
   — — Я поеду заняться теперь двенадцатью миллионами. Но ты останешься здесь лицом к лицу с нашим врагом, которого надо очень остерегаться.
   — Вы говорите про Армана де Кергаца?
   — Конечно.
   — За ним надо наблюдать.
   — Ну да! Фернан в тюрьме и не страшен. Вишня и Жанна в Буживале, и ты мне отвечаешь за них своей головой.
   — Головой?
   — Ну да.
   — Кроме этого, надо опасаться Леона Роллана.
   — Надо его упрятать.
   — И я тоже думаю. — Баронет несколько задумался.
   — Как ты думаешь, твой Николо в состоянии убить его одним ударом кулака?
   — Одним? Право, не знаю, но двумя…
   — Да хоть тремя; дело только идет о том, чтобы его убить.
   — Но где и как?
   Баронет сэр Вильямс улыбнулся.
   — Разве трудно затащить человека куда—нибудь за город — да хоть в кабак.
   — О, — прервал его Коляр, — мне пришла в голову великолепная мысль.
   — Поделись—ка ей со мною.
   — Ведь я считаюсь его другом, а потому и скажу ему, что знаю, где Вишня, а затем как—нибудь вечером повезу его в Буживаль, а на дороге Николо и слесарь покончат с ним.
   — Мысль не дурна. Исполняй ее по возможности скорее. Впрочем, дождись лучше моего письма.
   Дав ему еще несколько приказаний и инструкций, сэр Вильямс в этот же вечер поторопился уехать в Бретань.
   Приехав в Женэ, сэр Вильямс прикинулся разочарованным молодым влюбленным и в короткое время овладел всеми. Даже сама Эрмина относилась к нему с большим сочувствием, видя в нем жертву любви, так как Бопрео рассказал про него, что он влюблен, но что предмет его страсти не отвечает ему.
   Баронесса де Кермадэк, начитавшаяся старинных рыцарских романов, находила сэра Вильямса героем и сочла своим долгом устроить его судьбу.
   И эта старая барыня, охотно покидавшая действительную жизнь для мира романов и повестей, решила так:
   — Так как сэр Вильямс отправился к моему соседу шевалье де Ласси, — говорила она, — то нам нужно будет снова повидаться с ним и познакомить его покороче с Эрминой. Мне более всего нравится для этого охота, встреча в лесу. — И, решив таким образом, она немедленно написала письмо к де Ласси, прося его устроить охоту.
   Таким образом, сэр Вильямс торжествовал, и Бопрео приобрел себе новую союзницу в старой вдове. Эрмине предстояло теперь вести борьбу против своей родни, поощрявшей обольщение и преданной совершенно гнусному негодяю Андреа.
   Покуда все это происходило в Бретани, граф Арман де Кергац, по просьбе Леона Роллана, отправился в тюрьму, где содержался Фернан Роше.
   Он нашел его в самом ужасном положении.
   Молодой человек был близок к помешательству.
   Роше сидел на кровати, опустив голову на руки.
   Несчастный прошел уже все степени расслабления и отчаяния, а теперь находился в полуидиотизме.
   Де Кергац внимательно выслушал рассказ заключенного и, когда тот окончил, пристально посмотрел на Леона.
   — Все это, — проговорил медленно граф, — более запутанно, чем в какой—нибудь мелодраме бульварного театра. Исчезновение Жанны, Вишни, обвинение этого молодого человека — все это, я уверен, действия одной и той же руки. Скажите, хороша ли собой ваша бывшая невеста?
   — Я не знаю, — ответил Фернан, — но я люблю ее.
   — Богата она?
   — Нет, и даже Бопрео согласился на нашу свадьбу только при условии, чтобы я не требовал приданого, хотя имение шло к ней от матери, а де Бопрео даже и не отец ее.
   — Как! — воскликнул де Кергац, вдруг осененный какой—то мыслью, — госпожа Бопрео уже второй раз замужем?
   — Мне кажется, что в первый раз была просто ошибка.
   Арман невольно вздрогнул: ему пришло на память то сведение, что наследница Кермаруэ вышла в Париже замуж за чиновника Министерства иностранных дел.
   Имя ее?! — вскричал он.
   Тереза, — ответил Фернан.
   При этом имени Арман вскрикнул.
   — Да, ее зовут Терезой, разве вы не знаете?
   Граф де Кергац не отвечал.
   — Все это, — думал он, — очень странно и совершенно согласуется с сообщенными мне сведениями. Неужели Эрмина де Бопрео дочь барона Кермора де Кермаруэ? Нужно повидаться с госпожой де Бопрео, и — кто знает? — может быть, тогда мы и найдем ключ к этой тайне.
   — Граф, — проговорил Леон, следивший за всеми движениями Армана, — мне пришла в голову одна мысль.
   — Я слушаю, говори.
   — Если вы полагаете, что девица де Бопрео действительно наследница двенадцати миллионов и что тот или та, которые погубили Фернана, знают об этом обстоятельстве и что даже это—то наследство и было причиной их поступков, то тогда можно и даже следует предположить, что им хорошо известно, в чьих руках находятся деньги.
   — Это верно, — заметил Арман.
   — Но если они это знают, то, может быть, им выгодно, чтобы девица де Бопрео до известного времени не знала ничего?
   — Это действительно может быть.
   — Таким образом, Эрмина Бопрео, владея 600 000
   ливров годового дохода, очень может захотеть выйти
   замуж только по своему выбору, а следовательно, если
   она узнает о своем новом положении…
   — Все это верно и логично — но к чему же было похищать Вишню и Жанну?
   — Ну, это—то, — ответил работник, — очень нетрудно понять: Жанна и Вишня знают Фернана, а Фернан, в свою очередь, знаком с Бопрео, следовательно, все это и составляет цепь, в которой необходимо оборвать звенья.
   Арман невольно вздрогнул.
   — И, — добавил Леон, — вы знаете Жанну и Вишню.
   Де Кергац, наконец, отгадал.
   — Да, — прошептал он, — ты прав. Но эта истина еще темнее прежних сомнений.
   — Что сделалось с Вишней? — думал честный Роллан.
   — Жанна… моя Жанна, — прошептал Арман.
   И при этом с его губ сорвалось гнусное, но роковое имя Андреа!
   Затем граф послал Бастиана и Леона — первого к сэру Вильямсу, а второго к госпоже Бопрео.
   Через четверть часа после этого оба вернулись и сообщили, что ни Бопрео, ни сэра Вильямса нет в Париже и никто не знает, куда они уехали.
   — Все это совпадает и сцепляется между собою, — пробормотал он, — это рука Андреа; теперь я готов поклясться в этом.
   В это время камердинер графа приотворил несколько дверь и доложил Арману, что его желает видеть какая—то дама.
   Де Кергац вздрогнул.
   — Ее имя? — спросил он живо.
   — Его сиятельство не знает этой особы.
   — Впустите.
   Дверь отворилась, и на пороге комнаты показалась женщина, закутанная в большую шаль. Леон Роллан попятился назад.
   — Баккара! — вскрикнул он радостно. — Баккара!
   Это была действительно та, которую сэр Вильямс выдал за сумасшедшую.
   Она явилась для того, чтобы спасти Фернана.
   Баккара бежала из сумасшедшего дома, связав свою бывшую горничную Фанни, которую оставил при ней сэр Вильямс, и одевшись в ее платье.
   В таком виде она явилась к своему барону д'О., который, по ее просьбе, дал ей рекомендательное письмо к префекту полиции.
   Баккара была у него, рассказала ему все дело, и хотя ей почти ничего не удалось сделать, все—таки увиделась с Фернаном, который и посоветовал ей ехать к графу де Кергацу.
   Отыскав таким образом первую нить тайны, Арман решился прежде всего укрыть Баккара от преследований и захотел уже начать действовать как можно осторожнее, чтобы не возбудить подозрение своего неприятеля.
   Но, как и предвидела куртизанка, люди капитана не дремали — тем более, что они были встревожены побегом Баккара.
   Баронета не было в Париже, а потому. Фанни уведомила об этом побеге его наместника Коляра.
   — Черт побери! — вскричал Коляр. — Если Баккара найдет Леона — то мы погибли, и мне придется вернуться в каторгу.
   Коляр невольно задумался.
   Он колебался отзывать баронета, чтобы не затянуть дело о браке и двенадцати миллионах.
   Поэтому он отказался от этого и решился на другое, что, по его мнению, могло принести еще лучшие плоды.
   Коляр, долго не думая, бросился прямо в мастерскую господина Гро и вызвал Леона Роллана.
   — Что ты так грустен? — спросил он, встречая столяра.
   — Э, брат, до веселья ли теперь, когда Вишня исчезла.