Страница:
Как ты знаешь, разведчики — люди не трусливого порядка, но, поверь мне, увидел я все это — и мурашки побежали у меня по спине»
753.
Разведчики шли впереди войск и поэтому первыми видели ужасные картины нацистских преступлений; если же они попадали в руки к немцам, на пощаду им рассчитывать не приходилось. Офицер военной разведки Василий Князев вспоминал, как однажды в разведывательном поиске пропал его подчиненный. Его нашли лишь через несколько дней. «Выбив фашистов из укреплений, мы нашли труп героя-разведчика. У него были выломаны руки в плечах, отрезано ухо, на спине выжжена звезда, вырваны ногти» 754.
...В приднепровском Кременчуге советские войска освободили лагерь военнопленных. Виселицы здесь были необычные — людей подвешивали на железные крючья: за ребро, за ногу, за руку, за все конечности одновременно, за челюсть. Когда в лагерь ворвались красноармейцы, на этих крючьях висело около сотни человек. И, несмотря на все усилия, живыми удалось снять лишь двенадцать — пятнадцать 755.
На немецкий тыл сыпались листовки, обращенные к разным мастям коллаборационистов. Их содержание было примерно одинаковым.
На кого-то действовали напоминания о необходимости спасения жизни, на кого-то — патриотические призывы вспомнить о Родине; как бы то ни было, полицейские и солдаты «восточных батальонов» бежали от оккупантов столь массово, что партизаны с трудом принимали всех.
На фронте «восточные части» также особой устойчивости не демонстрировали. От перехода к советским войскам их удерживал лишь страх: обозленные фронтовики еще могли удержаться при виде пленного немца, но уж изменников Родины уничтожали немедленно — несмотря на все усилия политработников и терявших ценные источники информации «смершевцев» 757.
Однако когда самосуд удавалось предотвратить, результаты оказывались потрясающими. Уже в начале сорок третьего Военный совет Юго-Западного фронта указывал:
К сорок четвертому на советскую сторону стали переходить даже прибалтийские подразделения, бывшие до того самыми верными союзниками немцев. Конечно, карателям, залившим кровью всю оккупированную территорию, рассчитывать на пощаду не приходилось; однако мобилизованные прибалты в 1943–1944 годах отдавать свои жизни за германский Рейх не желали.
«Эстонский глава правительства, генерал Данкерс, выразил полную поддержку в борьбе за свободу своей родины. Правда, он не мог воспрепятствовать тому, что все больше эстонских солдат, в том числе целые подразделения полиции, стали перебегать к противнику», — иронизирует летописец группы армий «Север» Вернер Хаупт 759. Только за один месяц из 4-го и 6-го эстонских пограничных полков на советскую сторону перешло 6 офицеров и 923 рядовых 760.
Не лучше обстояло дело и в Латвии. Здесь командование группы армий «Север» вместе с абвером задумало создать специальное подразделение для масштабных диверсионных действий в советском тылу. Командовать подразделением назначили латвийского генерала Курейльса, имевшего с абвером давние и прочные связи. Однако уже вскоре после своего создания подразделение расформировали. Причина оказалась тривиальной: среди изъявивших желание сражаться в советском тылу добровольцев большинство хотело лишь как можно быстрее оказаться на «той стороне». Немцы арестовали 595 офицеров и солдат, а генерала Курейльса отослали в Рейх 761.
В мае 1944 года немцам пришлось арестовать и разоружить всю литовскую полицию «ввиду ее абсолютной ненадежности». Гебитскомиссар белорусского города Новогрудок писал: «В дни эвакуации тыловая оборона полностью отказала. Большая часть сил с оружием в руках перешла на другую сторону. То же самое относится и к белорусским охранным подразделениям. Лишь небольшой процент вместе с немецкими полицейскими силами ушел на запад» 762.
Впрочем, немало натасканных абвером прибалтов остались в лесах — воевать в советском тылу. Готовились воевать с Советами и бандеровцы на Западной Украине. Хотя отношение рядовых бандеровцев к оккупантам было весьма негативным, планы националистов очень хорошо вписывались в немецкую стратегию.
В ожидании прихода Красной Армии бандеровцы устроили в подконтрольных им районах чистку, уничтожая подозрительных. Первой жертвой украинских националистов стали бывшие военнопленные, осевшие в селах. Некоторые из них были отпущены из лагерей в сорок первом, некоторые бежали — но в любом случае эти люди могли разрушить систему и методы действий бандеровских организаций. Поэтому краевой провод приказал уничтожить всех. «Убийства носили самый зверский характер, — пишет историк Арон Шнеер. — Только в одном Гощанском районе Ровенской области было замучено и убито около 100 пленных. Трупы погибших, а в ряде случаев и живых людей с привязанным на шею камнем бандеровцы бросали в реку Горынь. Так были уничтожены тысячи пленных бойцов и командиров Красной Армии, в том числе и из украинцев восточных районов» 763.
Киев был освобожден к ноябрьским праздникам. Золото куполов, сады, дома и цветы. Советские солдаты идут по улицам ликующего древнего города. Это — вершина беспрерывного пятимесячного наступления. От Харькова до Днепра теперь снова советская земля, и скоро свободной будет вся Украина.
Советские войска остановились, подтягивая тылы, принимая новую технику и пополнения; готовясь к новому наступлению. Зимняя кампания принесла успехи, поразившие даже советское командование: к апрелю сорок четвертого вся Украина, кроме расположенных вокруг Львова областей, снова стала советской.
Когда войска вступали в очередное освобожденное украинское село, им навстречу вышли женщины.
Настала очередь Белоруссии. В начале зимы сорок четвертого войска маршала Рокоссовского попытались пробиться на Витебск и Полоцк, однако немцы парировали удар, перебросив дивизии из группы армий «Север». Этот успех аукнулся под Ленинградом; там под напором советских войск фельдмаршалу фон Кюхлеру пришлось оставить тщательно возведенные за почти три года оборонительные рубежи и отступить к Пскову. Блокада Ленинграда была снята.
Наступавшие на севере советские войска то и дело натыкались на лагеря, в которых содержались угнанные оккупантами люди. «Более тысячи человек сидело под открытым небом. Их нужно было где-то разместить, накормить, помочь собраться с силами для предстоящего возвращения на родину, — вспоминал один из советских офицеров. — Преимущественно это были жители Ленинградской, Псковской и Новгородской областей. Более трех лет их терзали гитлеровцы, воспитывая в них рабский дух «нового порядка». Страшно было смотреть на эту изуродованную фашистскими садистами человеческую массу. Люди были настолько вымуштрованы в подобострастии, забиты, запуганы, что мы даже задавали себе вопрос: «А наши ли это люди? Советские ли это люди?» — не верилось, что за такое исторически короткое время можно настолько изуродовать человека. Наши, советские люди, встречая нас, советских офицеров, по инерции продолжали пугливо вскакивать, снимать шапки и подобострастно, унизительно сгибались — они пытались кланяться нам!» 765
Впрочем, не это было самым страшным. Освобожденные города и села Ленинградской области оказались обезлюженными мало что не под корень. Лишь менее трети населения, жившего здесь до оккупации, дожило до прихода советских войск. Уничтожено и угнано на каторгу было около одного миллиона двухсот тысяч человек 766. И солдаты плакали, то тут, то там натыкаясь на массовые захоронения...
Тем временем в Белоруссии Рокоссовский, перегруппировав свои войска, в конце февраля взял Рогачев и Быхов, явно нацеливаясь на Могилев.
Под Рогачевом еще продолжались бои, когда несколькими десятками километров южнее жителей города Жлобина собрали на железнодорожной станции. Молодых отобрали и увели; что с ними стало, не узнал никто. Остальных загнали в теплушки. «Куда нас везли, мы не знали, но все предчувствовали недоброе, — вспоминала одна из женщин. — Разгрузили под вечер 15 марта. Ночью по колено в липкой грязи нас погнали в лагерь. Из этого лагеря нас перегнали во второй. В дороге немцы били нас, отстававших расстреливали. Вот идет женщина с тремя детьми. Один малыш упал, немцы стреляют в него. Когда же мать и двое ее детей в ужасе оборачиваются, солдаты поочередно стреляют в них. Мать поднимает истошный крик, и этот крик обрывается выстрелом в упор. Идут мать и сын Бондаревы. Ребенок не выдержал утомительного пути и упал. Мать наклоняется над ним, она хочет утешить его словом... Немцы застрелили их» 767.
Лагерь, в который гнали жителей Жлобина, был одним из многих, созданных для угоняемых советских граждан. Несколькими днями позже в Полесье на передовом крае немецкой обороны советские части обнаружили сразу три лагеря, в которых находилось свыше 33 тысяч человек. Доклад, посланный в Москву, позволяет составить впечатление об этом новом изобретении оккупантов.
Удачно начавшееся наступление Рокоссовского прекратила оттепель. Завязнув в болотистой белорусской местности, советские войска остановились до лета.
Наконец, час настал. Через три года после немецкого вторжения, 23 июня 1944 года, Красная Армия приступила к освобождению Белоруссии. Продвижение советских войск в сорок четвертом было даже более стремительным, чем вермахта в сорок первом. Под Бобруйском немецкие войска попали в котел; через неделю после начала наступления пленных там считали десятками тысяч. Немецкий тыл был дезорганизован многочисленными партизанами, взрывавшими мосты и железные дороги, блокировавшими станции и громившими гарнизоны. Советские танки наступали там, где, казалось, пройти было невозможно; пути указывали партизаны и местные жители. Пройдя лесами, танкисты Ротмистрова неожиданно появились в Минске, к северу и к югу от которого уже замыкались советские клещи. К востоку от белорусской столицы не успевшие отступить немецкие войска попали в новый котел. На двенадцатый день битва за Белоруссию была фактически закончена.
Советские партизанки в освобожденном Минске
Страшную картину увидели освободители. Хоть наступление и было столь стремительным, что отступавшие немецкие части не успевали превращать оставляемые ими земли в «зону пустыни», следы продолжавшейся бесконечные три года оккупации были повсюду. Выжженные деревни, полуразрушенные города и могилы. Очень много братских могил.
«Когда наши вошли в Борисов, они увидели гору обугленных трупов. Это было в лагере СД. Там немцы держали полторы тысячи жителей — мужчин и женщин, стариков и детей. 28 июня, накануне отступления, немцы сожгли обреченных. Часть они погнали к Березине на баржу и баржу, облив бензином, подожгли... В Борисове бойцы шли мимо Разуваевки, где немцы в течение трех дней расстреляли десять тысяч евреев — женщин с детьми и старух. Дойдя до Минска, бойцы увидели лагерь для советских людей в Комаровке; там немцы убили четыре тысячи человек... Вот деревня Брусы. Была деревня, теперь пепел. Бойцы обступили старика Алексея Петровича Малько. Он рассказывает: «Вчера... Сожгли, проклятые... Двух дочек сожгли — Лену и Глашу».
Красный флаг над домом в освобожденном Орле — символ победы и свободы
...Возле Минска есть страшное место — Большой Торостянец. Там немцы убили свыше ста тысяч евреев. Их привозили в душегубках. Желая скрыть следы преступлений, немцы в Большом Торостянце жгли трупы, вырывали закопанных и жгли. Убегая, они убили последнюю партию, сожгли и, спеша, не дожгли. Я видел полуобугленные тела — голову девочки, женское тело и сотни, сотни трупов. Я многое видел в жизни, но не скрою — я не мог шелохнуться от боли и гнева» 769.
Это описанное Эренбургом чувство испытывали все советские солдаты. Родная земля была освобождена, немецкие войска — выбиты за границу, и уже ясно виделся впереди тот счастливый день, когда над поверженным Берлином взовьется красное знамя Победы.
Но даже долгожданная Победа не могла исправить то, что сотворили на советской земле оккупанты. Тогда, в сорок четвертом году, точных цифр никто не знал. Но каждый солдат и офицер, с боями прошедший от Сталинграда и Москвы до границы, знал о немыслимом, непредставимом страдании и горе, которые принесла людям нацистская оккупация. Можно отстроить дома, можно отомстить убийцам — но как вернуть к жизни всех тех, кто покоится в бесчисленных расстрельных рвах, чей пепел мешается с золой сожженных жилищ, всех тех, кого умертвили пулей, газом и голодом?
Никогда уже не научится говорить младенец, чью голову разбили об угол дома.
Не засмеется мальчишка, погибший на каторжных работах в Рейхе.
Не встретит своего суженого девушка — после изнасилования солдаты вермахта перерезали ей горло.
Седой старик не побалует своих внучат — в огненном аду уничтоженной карателями деревни погибли и старый, и малый.
Деревни сожжены вместе с жителями. Колодцы набиты трупами. На городских перекрестках не светят фонари — там висят покойники. Вокруг поселков и городов проседает земля, указывая на места массовых захоронений.
Увидеть все это было слишком невыносимо для человека.
«У нас умер один капитан в день, в первый день, когда мы ступили на немецкую землю, — вспоминала много лет спустя медсестра Тамара Кураева. — У него все родные погибли. Это был храбрый человек, он так ждал... Этот день... Когда он увидит их землю, их несчастье, их горе. Как они плачут. Их руины... Он умер просто так, не раненый, ничего. Дошел, посмотрел — и умер...» 770
Живые голоса (8): «Эти людоеды имеют здоровый вид...
В августе 1944 года по улицам Киева были проведены пленные немецкие солдаты. В отчете об этом мероприятии, направленном в Москву, приводятся высказывания, типичные для киевлян о захватчиках. Документ опубликован в юбилейном номере журнала «Родина», посвященном 60-летию Победы.
«МОСКВА
товарищу СТАЛИНУ И. В.
О КОНВОИРОВАНИИ НЕМЕЦКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ ЧЕРЕЗ ГОР. КИЕВ
16 августа с.г. через гор. Киев было проведено конвоирование группы немецких военнопленных в количестве 36 918 человек, в том числе 549 офицеров. Из этого количества пленных было: захвачено войсками 1-го и 2-го Украинских фронтов 21 249 человек; войсками 1-го и 2-го Белорусских фронтов 7927 чел.; войсками 1-го Прибалтийского фронта 2700 чел., а остальные 5042 чел. направлялись из лагерей НКВД.
Колонны военнопленных проходили по улицам гор. Киева в течение пяти часов — с 10 часов утра до 15 часов дня. Общая длина маршрута по городу от места сосредоточения до места погрузки в эшелоны составляла 21 километр.
При движении военнопленных все улицы, окна и балконы зданий были заполнены местными жителями. Во время появления на улицах колонн военнопленных, по маршруту их движения, собралось свыше 150 тысяч жителей города. [....] Жители города, потерпевшие много бед от фашистских захватчиков, сопровождали военнопленных возгласами ненависти и проклятий по адресу немцев.
Привожу отдельные характерные высказывания:
Одна старая женщина сказала: «Их поганые руки, обагренные нашей кровью. Теперь пусть поработают».
Инвалид Отечественной войны Рыбалов в толпе кричал: «Собаки! Убийцы проклятые! За что вы повесили жену и дочь, за что отрезали руки племяннику Володе и бросили его живым в шахту? Теперь вы за все ответите!»
Профессор института зоологии Академии наук УССР Маркович говорил: «С ненавистью смотришь на этих мерзавцев, причинивших нам столько горя, виновников стольких разрушений и смертей. Эта процессия назидательна для многих. Жители Киева теперь увидели в другом облике немцев, хозяйничавших в Киеве в качестве повелителей».
Врач Горожай сказала: «Я себя сдерживала, чтобы не кричать по адресу этих зверей. Когда вдумаешься, что эти проклятые мерзавцы натворили, ненависть кипит против них».
Член-корреспондент Академии наук УССР Рол, обмениваясь впечатлениями с другими научными работниками, подчеркнул: «Жалкий вид имеют эти «победители» Европы. Приятно думать, что часть из них побывала в Киеве в качестве победителей, а теперь снова попала в качестве пленных. Это заставит их призадуматься».
Санитарка поликлиники Власова, стоя на улице, говорила другим женщинам: «Единственным моим желанием в этот час бросить в них бомбу. Ведь сколько несчастных отцов и матерей смотрят на тех, кто убивал их детей и грабил».
Бухгалтер треста Укрфарфорофаянс Пиковская говорила: «Эти людоеды имеют здоровый вид. Я вспоминаю, как вели по улицам Киева пленных красноармейцев. Хотя они были похожи на мертвецов, раздетые, голодные и босые, но зато в каждом лице чувствовались сила и ненависть. А эти идут как стадо баранов. Где их прежний фасон».
Стенографистка Наркомместпрома УССР Гоман заявила: «Приятно смотреть на колонны укрощенных хищников, которым оторвали когти и посадили в клетку. Ведь они с нами обращались как с собаками. Жаль, что нельзя плюнуть в физиономию этим «освободителям».
Один старик кричал вслед проходившей колонне военнопленных: «Собаки, смотрите и дрожите, русские люди не рабы. Мы живы, мы покажем вам, грабители!»
Во многих местах, особенно на улице разрушенного Крещатика, слышны были возгласы: «Смотрите, сволочи, на результаты своей подлой работы. Мы заставим вас днем и ночью работать, чтобы на всю жизнь запомнили и забыли к нам дорогу!»
Подобных высказываний было очень много. Было также много таких возгласов и выкриков: «Объiлися украiнського сала. Тепер воно вам боком вилiзе», «Яйка не хотите?», «Смерть Гитлеру!», «Позор убийцам!», «Смерть фашизму!», «Мучители наши», «Довоевались», «Расстрелять их надо», «Как вам нравится Украина?».
Несмотря на окрики и угрозы, население держало себя очень выдержанно и прохождение военнопленных никакими эксцессами не сопровождалось.
Однако имели место попытки со стороны отдельных лиц и главным образом инвалидов Отечественной войны проникнуть через оцепление конвоя и нанести удары военнопленным.
Такие попытки настойчиво пресекались. Только четыре человека в разных местах маршрута нанесли удары костылем, камнем и палкой четырем военнопленным. Однако особого вреда им не причинили. Одна женщина, приблизившись к колонне, плюнула немецкому офицеру в лицо. Эти действия сопровождались одобрительными возгласами.
В районе базара молодые женщины бросали в колонну немцев яичную скорлупу с возгласами: «Вы хотели яйка — получите».
Некоторые жители города и военнослужащие выражали недовольство гуманным обращением с немецкими военнопленными. Одна старуха подошла к конвоиру и, протягивая руки в сторону немцев, крикнула: «Они наших людей и наших пленных мучили, а с ними нянчатся! Дайте их нам, мы их камнями научим».
Отдельные женщины, пытаясь пробраться к колонне военнопленных, с гневом выкрикивали: «Вы, гады, мучили и расстреливали наших», — и, обращаясь к конвоирам, говорили: «Бейте их, не жалейте!»
Член-корреспондент Академии наук УССР Соколов сказал: «Я сравниваю это зрелище с виденным мною в 1941 году, когда немцы вели советских военнопленных. Считаю, что наши неправильно поступают, допуская такое хорошее отношение к фрицам».
Сотрудник Наркомпроса Украины Копайлов высказался так: «Будучи в армии, я стремился побольше уничтожить немцев. Теперь я вижу, что немцев еще много в живых и о них наше правительство беспокоится: кормит, одевает. С ними нужно поступать построже, чтобы они помнили, как поступали с нашими красноармейцами».
Сотрудник треста «Металлоширпотреб» Кириченко сказал: «Зачем такую усиленную охрану выставили для этих подлецов. Будь она меньше, народ поговорил бы с ними иначе. Противно смотреть на эти тупые физиономии. Страшно подумать, как там у них живут наши люди. Бедняги умирают с голоду».
Священник Соболев в беседе с другими священнослужителями высказался: «Удивляюсь такой церемонии. Это жирно для наших врагов после того, как они оставили здесь на Украине столько горя и слез».
Присутствовавший при этом иеромонах Тимофей заявил: «Я возмущаюсь тем, что с ними так чинно поступают. А как они водили наших пленных? Нет, неправильно делает власть, их надо было бы вести, как они наших водили. Бить нагайками. Что заработали, то пусть и получают».
Один рабочий сказал: «Они наших раненых рысью гнали, а мы эти морды накормили, шажком водим, караул выстроили. Я бы с ними не цацкался, а платил бы десятерицей» На это одна женщина ответила: «Русский человек быстро обиды забывает». [....]
Н. ХРУЩЕВ
17 августа 1944 года».
Живые голоса (9): «Того, что сделали фашисты, простить нельзя»
Статья Ильи Эренбурга «Говорят судьи», 3 ноября 1944 года опубликованная в «Красной звезде», стала ответом на раздававшиеся на Западе призывы «примириться» с немцами и оставить наказание нацистских преступников Богу. Статья полностью состоит из возмущенных откликов советских солдат, своими глазами видевших преступления оккупантов. Впоследствии письма фронтовиков составили книгу «Русские отвечают леди Гибб: Илья Эренбург и его читатели», выпущенную в 1945 году в Лондоне.
«Несколько недель тому назад в «Красной звезде» были опубликованы письмо леди Гибб и мой ответ. Леди Гибб выступала как защитник немцев, настаивая на «прощении». После этого я получил около ста писем от воинов Красной Армии, посвященных статье «Ответ леди Гибб». Часть писем обращены к самой леди, другие ко мне. Письма представляют большой интерес, так как являются голосами самих судей; поэтому я счел необходимым представить выдержки хотя бы из некоторых писем. Разумеется, все письма, адресованные леди Гибб, будут ей отосланы.
Разведчики шли впереди войск и поэтому первыми видели ужасные картины нацистских преступлений; если же они попадали в руки к немцам, на пощаду им рассчитывать не приходилось. Офицер военной разведки Василий Князев вспоминал, как однажды в разведывательном поиске пропал его подчиненный. Его нашли лишь через несколько дней. «Выбив фашистов из укреплений, мы нашли труп героя-разведчика. У него были выломаны руки в плечах, отрезано ухо, на спине выжжена звезда, вырваны ногти» 754.
...В приднепровском Кременчуге советские войска освободили лагерь военнопленных. Виселицы здесь были необычные — людей подвешивали на железные крючья: за ребро, за ногу, за руку, за все конечности одновременно, за челюсть. Когда в лагерь ворвались красноармейцы, на этих крючьях висело около сотни человек. И, несмотря на все усилия, живыми удалось снять лишь двенадцать — пятнадцать 755.
* * *
На немецкий тыл сыпались листовки, обращенные к разным мастям коллаборационистов. Их содержание было примерно одинаковым.
«Полицейские! Красная Армия скоро будет здесь. Смывайте с себя позорное пятно, искупайте вину перед Родиной, не бойтесь партизан, а бойтесь немцев. Они вас обманут. Не давайте немцам угонять ваш народ в Германию и увозить добро, срывайте мобилизацию, помогайте населению укрываться от нее, организуйте население — вы вооружены, защищайте население от расправ немецких, перебейте немецких холуев, вместе с населением и обозами приходите к нам, к партизанам. Если не сможете связаться с нами, действуйте самостоятельно. Смелее на подвиги во имя советской Родины!» 756
На кого-то действовали напоминания о необходимости спасения жизни, на кого-то — патриотические призывы вспомнить о Родине; как бы то ни было, полицейские и солдаты «восточных батальонов» бежали от оккупантов столь массово, что партизаны с трудом принимали всех.
На фронте «восточные части» также особой устойчивости не демонстрировали. От перехода к советским войскам их удерживал лишь страх: обозленные фронтовики еще могли удержаться при виде пленного немца, но уж изменников Родины уничтожали немедленно — несмотря на все усилия политработников и терявших ценные источники информации «смершевцев» 757.
Однако когда самосуд удавалось предотвратить, результаты оказывались потрясающими. Уже в начале сорок третьего Военный совет Юго-Западного фронта указывал:
«В прошедших боях против наших частей немцы, ощущающие громадные недостатки в людских ресурсах, а также с целью сохранения своих собственных остатков, бросили в бой охранные отряды и отдельные формирования из бывших русских военнопленных, казаков и предателей. Изучение этого вопроса показывает, что эти формирования в большинстве случаев созданы немцами путем запугивания и обмана. Некоторая устойчивость, проявленная в боях отдельными отрядами, как стало известно из показаний пленных, объясняется угрозами со стороны немцев и боязнью быть расстрелянными нами при захвате в плен...
В районе деревни Поповка Богучарского района майор Татаренко заслал пленного обратно в отряд. Последний вскоре привел на нашу сторону 130 человек.
В деревне Верлюдовка подполковник Лобанов заслал пленного обратно, который привел с собой 63 человека...
Приказываю: ...Отдельные отряды после проверки и изъятия из них организаторов и предателей испробовать в боях на наиболее трудных участках» 758.
К сорок четвертому на советскую сторону стали переходить даже прибалтийские подразделения, бывшие до того самыми верными союзниками немцев. Конечно, карателям, залившим кровью всю оккупированную территорию, рассчитывать на пощаду не приходилось; однако мобилизованные прибалты в 1943–1944 годах отдавать свои жизни за германский Рейх не желали.
«Эстонский глава правительства, генерал Данкерс, выразил полную поддержку в борьбе за свободу своей родины. Правда, он не мог воспрепятствовать тому, что все больше эстонских солдат, в том числе целые подразделения полиции, стали перебегать к противнику», — иронизирует летописец группы армий «Север» Вернер Хаупт 759. Только за один месяц из 4-го и 6-го эстонских пограничных полков на советскую сторону перешло 6 офицеров и 923 рядовых 760.
Не лучше обстояло дело и в Латвии. Здесь командование группы армий «Север» вместе с абвером задумало создать специальное подразделение для масштабных диверсионных действий в советском тылу. Командовать подразделением назначили латвийского генерала Курейльса, имевшего с абвером давние и прочные связи. Однако уже вскоре после своего создания подразделение расформировали. Причина оказалась тривиальной: среди изъявивших желание сражаться в советском тылу добровольцев большинство хотело лишь как можно быстрее оказаться на «той стороне». Немцы арестовали 595 офицеров и солдат, а генерала Курейльса отослали в Рейх 761.
В мае 1944 года немцам пришлось арестовать и разоружить всю литовскую полицию «ввиду ее абсолютной ненадежности». Гебитскомиссар белорусского города Новогрудок писал: «В дни эвакуации тыловая оборона полностью отказала. Большая часть сил с оружием в руках перешла на другую сторону. То же самое относится и к белорусским охранным подразделениям. Лишь небольшой процент вместе с немецкими полицейскими силами ушел на запад» 762.
Впрочем, немало натасканных абвером прибалтов остались в лесах — воевать в советском тылу. Готовились воевать с Советами и бандеровцы на Западной Украине. Хотя отношение рядовых бандеровцев к оккупантам было весьма негативным, планы националистов очень хорошо вписывались в немецкую стратегию.
В ожидании прихода Красной Армии бандеровцы устроили в подконтрольных им районах чистку, уничтожая подозрительных. Первой жертвой украинских националистов стали бывшие военнопленные, осевшие в селах. Некоторые из них были отпущены из лагерей в сорок первом, некоторые бежали — но в любом случае эти люди могли разрушить систему и методы действий бандеровских организаций. Поэтому краевой провод приказал уничтожить всех. «Убийства носили самый зверский характер, — пишет историк Арон Шнеер. — Только в одном Гощанском районе Ровенской области было замучено и убито около 100 пленных. Трупы погибших, а в ряде случаев и живых людей с привязанным на шею камнем бандеровцы бросали в реку Горынь. Так были уничтожены тысячи пленных бойцов и командиров Красной Армии, в том числе и из украинцев восточных районов» 763.
* * *
Киев был освобожден к ноябрьским праздникам. Золото куполов, сады, дома и цветы. Советские солдаты идут по улицам ликующего древнего города. Это — вершина беспрерывного пятимесячного наступления. От Харькова до Днепра теперь снова советская земля, и скоро свободной будет вся Украина.
Советские войска остановились, подтягивая тылы, принимая новую технику и пополнения; готовясь к новому наступлению. Зимняя кампания принесла успехи, поразившие даже советское командование: к апрелю сорок четвертого вся Украина, кроме расположенных вокруг Львова областей, снова стала советской.
Когда войска вступали в очередное освобожденное украинское село, им навстречу вышли женщины.
«Особенно запомнилась одна: невысокого роста, лицо изрезано глубокими морщинами, совершенно седая.
— Бабушка, напиться бы? — попросили бойцы.
— Какая я бабушка. Мне двадцать пять лет.
Все так и ахнули! Оказалась, что эта украинка работала в Германии, на химическом заводе... Принесла она из хаты фотографию. Показывает, какой была до фашистской каторги. На карточке молодое, полное лицо, весело глядят на мир карие глаза. А сейчас ей на вид дашь пятьдесят, не меньше.
— Работала по 16–17 часов в сутки. Кормили плохо, били. Подруга, Маруся, повесилась. Не выдержала издевательств... — глухо говорила седая девушка» 764.
* * *
Настала очередь Белоруссии. В начале зимы сорок четвертого войска маршала Рокоссовского попытались пробиться на Витебск и Полоцк, однако немцы парировали удар, перебросив дивизии из группы армий «Север». Этот успех аукнулся под Ленинградом; там под напором советских войск фельдмаршалу фон Кюхлеру пришлось оставить тщательно возведенные за почти три года оборонительные рубежи и отступить к Пскову. Блокада Ленинграда была снята.
Наступавшие на севере советские войска то и дело натыкались на лагеря, в которых содержались угнанные оккупантами люди. «Более тысячи человек сидело под открытым небом. Их нужно было где-то разместить, накормить, помочь собраться с силами для предстоящего возвращения на родину, — вспоминал один из советских офицеров. — Преимущественно это были жители Ленинградской, Псковской и Новгородской областей. Более трех лет их терзали гитлеровцы, воспитывая в них рабский дух «нового порядка». Страшно было смотреть на эту изуродованную фашистскими садистами человеческую массу. Люди были настолько вымуштрованы в подобострастии, забиты, запуганы, что мы даже задавали себе вопрос: «А наши ли это люди? Советские ли это люди?» — не верилось, что за такое исторически короткое время можно настолько изуродовать человека. Наши, советские люди, встречая нас, советских офицеров, по инерции продолжали пугливо вскакивать, снимать шапки и подобострастно, унизительно сгибались — они пытались кланяться нам!» 765
Впрочем, не это было самым страшным. Освобожденные города и села Ленинградской области оказались обезлюженными мало что не под корень. Лишь менее трети населения, жившего здесь до оккупации, дожило до прихода советских войск. Уничтожено и угнано на каторгу было около одного миллиона двухсот тысяч человек 766. И солдаты плакали, то тут, то там натыкаясь на массовые захоронения...
Тем временем в Белоруссии Рокоссовский, перегруппировав свои войска, в конце февраля взял Рогачев и Быхов, явно нацеливаясь на Могилев.
Под Рогачевом еще продолжались бои, когда несколькими десятками километров южнее жителей города Жлобина собрали на железнодорожной станции. Молодых отобрали и увели; что с ними стало, не узнал никто. Остальных загнали в теплушки. «Куда нас везли, мы не знали, но все предчувствовали недоброе, — вспоминала одна из женщин. — Разгрузили под вечер 15 марта. Ночью по колено в липкой грязи нас погнали в лагерь. Из этого лагеря нас перегнали во второй. В дороге немцы били нас, отстававших расстреливали. Вот идет женщина с тремя детьми. Один малыш упал, немцы стреляют в него. Когда же мать и двое ее детей в ужасе оборачиваются, солдаты поочередно стреляют в них. Мать поднимает истошный крик, и этот крик обрывается выстрелом в упор. Идут мать и сын Бондаревы. Ребенок не выдержал утомительного пути и упал. Мать наклоняется над ним, она хочет утешить его словом... Немцы застрелили их» 767.
Лагерь, в который гнали жителей Жлобина, был одним из многих, созданных для угоняемых советских граждан. Несколькими днями позже в Полесье на передовом крае немецкой обороны советские части обнаружили сразу три лагеря, в которых находилось свыше 33 тысяч человек. Доклад, посланный в Москву, позволяет составить впечатление об этом новом изобретении оккупантов.
«Лагеря представляли собой открытую площадь, обнесенную колючей проволокой. Подступы к ним были заминированы. Никаких построек, даже легкого типа, на территории лагеря не было. Заключенные помещались прямо на земле. Многие из них, потерявшие способность двигаться, без памяти лежали в грязи. Заключенным было запрещено разводить костры, собирать хворост для подстилки. За малейшую попытку нарушения этого режима гитлеровцы расстреливали советских людей.
Создавая концентрационные лагеря у переднего края обороны, немцы, во-первых, выбирали места для лагерей там, где они не надеялись удержать свои позиции; во-вторых, концентрируя большие массы советских людей в лагере, они размещали в них преимущественно детей, нетрудоспособных женщин и стариков; в-третьих, вместе с истощенным и нетрудоспособным населением, находившимся в антисанитарных условиях, они размещали в лагерях тысячи сыпнотифозных больных...
Среди освобожденных из этих лагерей детей до тринадцатилетнего возраста было 15 960 человек, нетрудоспособных женщин — 13 072 и стариков — 4448...» 768
Удачно начавшееся наступление Рокоссовского прекратила оттепель. Завязнув в болотистой белорусской местности, советские войска остановились до лета.
Наконец, час настал. Через три года после немецкого вторжения, 23 июня 1944 года, Красная Армия приступила к освобождению Белоруссии. Продвижение советских войск в сорок четвертом было даже более стремительным, чем вермахта в сорок первом. Под Бобруйском немецкие войска попали в котел; через неделю после начала наступления пленных там считали десятками тысяч. Немецкий тыл был дезорганизован многочисленными партизанами, взрывавшими мосты и железные дороги, блокировавшими станции и громившими гарнизоны. Советские танки наступали там, где, казалось, пройти было невозможно; пути указывали партизаны и местные жители. Пройдя лесами, танкисты Ротмистрова неожиданно появились в Минске, к северу и к югу от которого уже замыкались советские клещи. К востоку от белорусской столицы не успевшие отступить немецкие войска попали в новый котел. На двенадцатый день битва за Белоруссию была фактически закончена.
Страшную картину увидели освободители. Хоть наступление и было столь стремительным, что отступавшие немецкие части не успевали превращать оставляемые ими земли в «зону пустыни», следы продолжавшейся бесконечные три года оккупации были повсюду. Выжженные деревни, полуразрушенные города и могилы. Очень много братских могил.
«Когда наши вошли в Борисов, они увидели гору обугленных трупов. Это было в лагере СД. Там немцы держали полторы тысячи жителей — мужчин и женщин, стариков и детей. 28 июня, накануне отступления, немцы сожгли обреченных. Часть они погнали к Березине на баржу и баржу, облив бензином, подожгли... В Борисове бойцы шли мимо Разуваевки, где немцы в течение трех дней расстреляли десять тысяч евреев — женщин с детьми и старух. Дойдя до Минска, бойцы увидели лагерь для советских людей в Комаровке; там немцы убили четыре тысячи человек... Вот деревня Брусы. Была деревня, теперь пепел. Бойцы обступили старика Алексея Петровича Малько. Он рассказывает: «Вчера... Сожгли, проклятые... Двух дочек сожгли — Лену и Глашу».
...Возле Минска есть страшное место — Большой Торостянец. Там немцы убили свыше ста тысяч евреев. Их привозили в душегубках. Желая скрыть следы преступлений, немцы в Большом Торостянце жгли трупы, вырывали закопанных и жгли. Убегая, они убили последнюю партию, сожгли и, спеша, не дожгли. Я видел полуобугленные тела — голову девочки, женское тело и сотни, сотни трупов. Я многое видел в жизни, но не скрою — я не мог шелохнуться от боли и гнева» 769.
Это описанное Эренбургом чувство испытывали все советские солдаты. Родная земля была освобождена, немецкие войска — выбиты за границу, и уже ясно виделся впереди тот счастливый день, когда над поверженным Берлином взовьется красное знамя Победы.
Но даже долгожданная Победа не могла исправить то, что сотворили на советской земле оккупанты. Тогда, в сорок четвертом году, точных цифр никто не знал. Но каждый солдат и офицер, с боями прошедший от Сталинграда и Москвы до границы, знал о немыслимом, непредставимом страдании и горе, которые принесла людям нацистская оккупация. Можно отстроить дома, можно отомстить убийцам — но как вернуть к жизни всех тех, кто покоится в бесчисленных расстрельных рвах, чей пепел мешается с золой сожженных жилищ, всех тех, кого умертвили пулей, газом и голодом?
Никогда уже не научится говорить младенец, чью голову разбили об угол дома.
Не засмеется мальчишка, погибший на каторжных работах в Рейхе.
Не встретит своего суженого девушка — после изнасилования солдаты вермахта перерезали ей горло.
Седой старик не побалует своих внучат — в огненном аду уничтоженной карателями деревни погибли и старый, и малый.
Деревни сожжены вместе с жителями. Колодцы набиты трупами. На городских перекрестках не светят фонари — там висят покойники. Вокруг поселков и городов проседает земля, указывая на места массовых захоронений.
Увидеть все это было слишком невыносимо для человека.
«У нас умер один капитан в день, в первый день, когда мы ступили на немецкую землю, — вспоминала много лет спустя медсестра Тамара Кураева. — У него все родные погибли. Это был храбрый человек, он так ждал... Этот день... Когда он увидит их землю, их несчастье, их горе. Как они плачут. Их руины... Он умер просто так, не раненый, ничего. Дошел, посмотрел — и умер...» 770
Живые голоса (8): «Эти людоеды имеют здоровый вид...
В августе 1944 года по улицам Киева были проведены пленные немецкие солдаты. В отчете об этом мероприятии, направленном в Москву, приводятся высказывания, типичные для киевлян о захватчиках. Документ опубликован в юбилейном номере журнала «Родина», посвященном 60-летию Победы.
«МОСКВА
товарищу СТАЛИНУ И. В.
О КОНВОИРОВАНИИ НЕМЕЦКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ ЧЕРЕЗ ГОР. КИЕВ
16 августа с.г. через гор. Киев было проведено конвоирование группы немецких военнопленных в количестве 36 918 человек, в том числе 549 офицеров. Из этого количества пленных было: захвачено войсками 1-го и 2-го Украинских фронтов 21 249 человек; войсками 1-го и 2-го Белорусских фронтов 7927 чел.; войсками 1-го Прибалтийского фронта 2700 чел., а остальные 5042 чел. направлялись из лагерей НКВД.
Колонны военнопленных проходили по улицам гор. Киева в течение пяти часов — с 10 часов утра до 15 часов дня. Общая длина маршрута по городу от места сосредоточения до места погрузки в эшелоны составляла 21 километр.
При движении военнопленных все улицы, окна и балконы зданий были заполнены местными жителями. Во время появления на улицах колонн военнопленных, по маршруту их движения, собралось свыше 150 тысяч жителей города. [....] Жители города, потерпевшие много бед от фашистских захватчиков, сопровождали военнопленных возгласами ненависти и проклятий по адресу немцев.
Привожу отдельные характерные высказывания:
Одна старая женщина сказала: «Их поганые руки, обагренные нашей кровью. Теперь пусть поработают».
Инвалид Отечественной войны Рыбалов в толпе кричал: «Собаки! Убийцы проклятые! За что вы повесили жену и дочь, за что отрезали руки племяннику Володе и бросили его живым в шахту? Теперь вы за все ответите!»
Профессор института зоологии Академии наук УССР Маркович говорил: «С ненавистью смотришь на этих мерзавцев, причинивших нам столько горя, виновников стольких разрушений и смертей. Эта процессия назидательна для многих. Жители Киева теперь увидели в другом облике немцев, хозяйничавших в Киеве в качестве повелителей».
Врач Горожай сказала: «Я себя сдерживала, чтобы не кричать по адресу этих зверей. Когда вдумаешься, что эти проклятые мерзавцы натворили, ненависть кипит против них».
Член-корреспондент Академии наук УССР Рол, обмениваясь впечатлениями с другими научными работниками, подчеркнул: «Жалкий вид имеют эти «победители» Европы. Приятно думать, что часть из них побывала в Киеве в качестве победителей, а теперь снова попала в качестве пленных. Это заставит их призадуматься».
Санитарка поликлиники Власова, стоя на улице, говорила другим женщинам: «Единственным моим желанием в этот час бросить в них бомбу. Ведь сколько несчастных отцов и матерей смотрят на тех, кто убивал их детей и грабил».
Бухгалтер треста Укрфарфорофаянс Пиковская говорила: «Эти людоеды имеют здоровый вид. Я вспоминаю, как вели по улицам Киева пленных красноармейцев. Хотя они были похожи на мертвецов, раздетые, голодные и босые, но зато в каждом лице чувствовались сила и ненависть. А эти идут как стадо баранов. Где их прежний фасон».
Стенографистка Наркомместпрома УССР Гоман заявила: «Приятно смотреть на колонны укрощенных хищников, которым оторвали когти и посадили в клетку. Ведь они с нами обращались как с собаками. Жаль, что нельзя плюнуть в физиономию этим «освободителям».
Один старик кричал вслед проходившей колонне военнопленных: «Собаки, смотрите и дрожите, русские люди не рабы. Мы живы, мы покажем вам, грабители!»
Во многих местах, особенно на улице разрушенного Крещатика, слышны были возгласы: «Смотрите, сволочи, на результаты своей подлой работы. Мы заставим вас днем и ночью работать, чтобы на всю жизнь запомнили и забыли к нам дорогу!»
Подобных высказываний было очень много. Было также много таких возгласов и выкриков: «Объiлися украiнського сала. Тепер воно вам боком вилiзе», «Яйка не хотите?», «Смерть Гитлеру!», «Позор убийцам!», «Смерть фашизму!», «Мучители наши», «Довоевались», «Расстрелять их надо», «Как вам нравится Украина?».
Несмотря на окрики и угрозы, население держало себя очень выдержанно и прохождение военнопленных никакими эксцессами не сопровождалось.
Однако имели место попытки со стороны отдельных лиц и главным образом инвалидов Отечественной войны проникнуть через оцепление конвоя и нанести удары военнопленным.
Такие попытки настойчиво пресекались. Только четыре человека в разных местах маршрута нанесли удары костылем, камнем и палкой четырем военнопленным. Однако особого вреда им не причинили. Одна женщина, приблизившись к колонне, плюнула немецкому офицеру в лицо. Эти действия сопровождались одобрительными возгласами.
В районе базара молодые женщины бросали в колонну немцев яичную скорлупу с возгласами: «Вы хотели яйка — получите».
Некоторые жители города и военнослужащие выражали недовольство гуманным обращением с немецкими военнопленными. Одна старуха подошла к конвоиру и, протягивая руки в сторону немцев, крикнула: «Они наших людей и наших пленных мучили, а с ними нянчатся! Дайте их нам, мы их камнями научим».
Отдельные женщины, пытаясь пробраться к колонне военнопленных, с гневом выкрикивали: «Вы, гады, мучили и расстреливали наших», — и, обращаясь к конвоирам, говорили: «Бейте их, не жалейте!»
Член-корреспондент Академии наук УССР Соколов сказал: «Я сравниваю это зрелище с виденным мною в 1941 году, когда немцы вели советских военнопленных. Считаю, что наши неправильно поступают, допуская такое хорошее отношение к фрицам».
Сотрудник Наркомпроса Украины Копайлов высказался так: «Будучи в армии, я стремился побольше уничтожить немцев. Теперь я вижу, что немцев еще много в живых и о них наше правительство беспокоится: кормит, одевает. С ними нужно поступать построже, чтобы они помнили, как поступали с нашими красноармейцами».
Сотрудник треста «Металлоширпотреб» Кириченко сказал: «Зачем такую усиленную охрану выставили для этих подлецов. Будь она меньше, народ поговорил бы с ними иначе. Противно смотреть на эти тупые физиономии. Страшно подумать, как там у них живут наши люди. Бедняги умирают с голоду».
Священник Соболев в беседе с другими священнослужителями высказался: «Удивляюсь такой церемонии. Это жирно для наших врагов после того, как они оставили здесь на Украине столько горя и слез».
Присутствовавший при этом иеромонах Тимофей заявил: «Я возмущаюсь тем, что с ними так чинно поступают. А как они водили наших пленных? Нет, неправильно делает власть, их надо было бы вести, как они наших водили. Бить нагайками. Что заработали, то пусть и получают».
Один рабочий сказал: «Они наших раненых рысью гнали, а мы эти морды накормили, шажком водим, караул выстроили. Я бы с ними не цацкался, а платил бы десятерицей» На это одна женщина ответила: «Русский человек быстро обиды забывает». [....]
Н. ХРУЩЕВ
17 августа 1944 года».
Живые голоса (9): «Того, что сделали фашисты, простить нельзя»
Статья Ильи Эренбурга «Говорят судьи», 3 ноября 1944 года опубликованная в «Красной звезде», стала ответом на раздававшиеся на Западе призывы «примириться» с немцами и оставить наказание нацистских преступников Богу. Статья полностью состоит из возмущенных откликов советских солдат, своими глазами видевших преступления оккупантов. Впоследствии письма фронтовиков составили книгу «Русские отвечают леди Гибб: Илья Эренбург и его читатели», выпущенную в 1945 году в Лондоне.
«Несколько недель тому назад в «Красной звезде» были опубликованы письмо леди Гибб и мой ответ. Леди Гибб выступала как защитник немцев, настаивая на «прощении». После этого я получил около ста писем от воинов Красной Армии, посвященных статье «Ответ леди Гибб». Часть писем обращены к самой леди, другие ко мне. Письма представляют большой интерес, так как являются голосами самих судей; поэтому я счел необходимым представить выдержки хотя бы из некоторых писем. Разумеется, все письма, адресованные леди Гибб, будут ей отосланы.