Страница:
— Герцогиня-мать тоже!
— Но не по своему желанию, а под влиянием всеобщего мнения. Она любит вас, но прислушивается к вдовствующей графине ди Верруа… К тому же…
— … к тому же она считает, что я лишаю ее части того влияния, которое она оказывала на ум своего сына, при всем том, что она совсем его не знает и никто на него влиять не может. Истинная причина в этом. Я подумаю, мой дорогой аббат; приходите завтра, вы получите мой ответ.
И я действительно подумала.
Я провела ужасную ночь. Все мои желания уносили меня во Францию. Там был г-н ди Верруа; моя семья вполне могла снова сблизить нас; герцог де Шеврёз, мой брат, занимал очень прочное положение и имел все возможности уладить это дело, если бы того пожелал. Сердце мое радостно билось при мысли, что я вновь увижу своего мужа, единственного мужчину, которого я любила, единственного, кого продолжаю любить; в это никто не поверит, но все-таки это правда. Однако покинуть герцога, моего благодетеля, расстаться с моими детьми и примириться с тем, что я, очевидно, больше никогда их не увижу, — все это было ужасно. Поэтому я была в страшной растерянности; наконец я решила на всякий случай вызвать брата, чтобы все с ним обсудить.
Я сообщила принцу, что г-н Пети узнал от одного путешественника о том, что мой брат находится в Генуе, куда я ему и написала. Виктор Амедей сначала воспротивился его приезду, но я обходительностью одолела его противодействие, и он разрешил, чтобы брат приехал, правда не в Турин, а в мой загородный дом. что, впрочем, устраивало меня гораздо больше.
— Вы слишком любите своего брата, сударыня, — заметил он.
— Не знаю, люблю ли, ибо совсем его не знаю или, вернее, знаю очень мало: мы так давно не встречались с ним!
Я понимала, что Виктор Амедей будет доволен подобным ответом и поэтому окажет шевалье хороший прием; не скажи я так, он, быть может, не пожелал бы видеть брата, ведь герцог ревновал меня ко всему, даже к нежным чувствам, какие я питала к моим родственникам.
Добившись немного свободы перед приездом брата (он не заставил себя ждать), я поехала в «Отраду» с моими детьми. Принц любил их больше, чем детей от герцогини, и почти все время проводил с ними. Я уже говорила, что, по примеру Людовика XIV, он признал их, не называя при этом имени их матери. Все считали, что этого от него добилась я, хотя строгие ханжи никак не могли с этим смириться; но принц сделал это по своей воле, мне даже не пришлось об этом беспокоиться. Он узаконил и сына и Дочь. Мой сын всегда носил титул маркиза Сузского, а моя дочь, принцесса Мария Виктория, не изменила фамилии, выйдя замуж за своего кузена Виктора Амедея, сына немого принца ди Кариньяно.
Я ничего не говорю ни о принце ди Кариньяно, ни о доне Габриеле, потому что перестала с ними встречаться, став затворницей и удалившись от света.
Но вот приехал мой брат. Ему было очень тяжело видеть, в каком положении я оказалась, и он обходился с моими детьми не как с племянниками, а как с детьми герцога Савойского, что вынудило меня отослать их назад, в Турин.
Вечером прибыл герцог; шевалье говорил с ним с уважением, какое должно оказывать коронованной особе, но очень холодно, будто не желая, чтобы с ним обращались иначе, чем с любым иностранцем.
— Вы, сударь, проявили большую смелость, приехав сюда, — сказал ему Виктор Амедей. — Французов сейчас у нас не слишком жалуют.
— Имея охранную грамоту вашего высочества, я ничем не рисковал, — возразил шевалье.
— Вы великодушный и смелый враг, сударь; всегда приятно сражаться с достойным противником.
— В армиях его величества все люди таковы, ваша светлость.
За этим ужином мне было очень неловко находиться с ними обоими: брат мой был еще менее любезен, нежели принц, который, вместо того чтобы остаться у меня, как он обычно поступал, потребовал свою карету.
— Сударыня, я вернусь через несколько дней, — сказал он, с обиженным видом глядя на меня. — Оставляю вас предаваться излияниям родственных чувств.
Мой брат на минуту оставил нас одних. Я от всей души старалась утешить принца, но он по-прежнему говорил со мной в том же насмешливом тоне:
— Я не желаю делить вас с кем-нибудь; вы не можете одновременно заниматься мной и шевалье. Посвятите всю себя ему, согласен, не буду вас беспокоить.
В глубине души я была этому рада и позволила ему уехать, тоже состроив обиженную мину.
Как только послышался звук отъезжающей кареты, вновь появился мой брат.
— Сестра моя, — сказал он, — вас необходимо вытащить отсюда.
— Другого я и не прошу, только не знаю, как мне это сделать.
— Если вы решились — я все возьму на себя.
— Я сделаю все, что вы пожелаете, но — поторопитесь!
XXV
КОММЕНТАРИИ
— Но не по своему желанию, а под влиянием всеобщего мнения. Она любит вас, но прислушивается к вдовствующей графине ди Верруа… К тому же…
— … к тому же она считает, что я лишаю ее части того влияния, которое она оказывала на ум своего сына, при всем том, что она совсем его не знает и никто на него влиять не может. Истинная причина в этом. Я подумаю, мой дорогой аббат; приходите завтра, вы получите мой ответ.
И я действительно подумала.
Я провела ужасную ночь. Все мои желания уносили меня во Францию. Там был г-н ди Верруа; моя семья вполне могла снова сблизить нас; герцог де Шеврёз, мой брат, занимал очень прочное положение и имел все возможности уладить это дело, если бы того пожелал. Сердце мое радостно билось при мысли, что я вновь увижу своего мужа, единственного мужчину, которого я любила, единственного, кого продолжаю любить; в это никто не поверит, но все-таки это правда. Однако покинуть герцога, моего благодетеля, расстаться с моими детьми и примириться с тем, что я, очевидно, больше никогда их не увижу, — все это было ужасно. Поэтому я была в страшной растерянности; наконец я решила на всякий случай вызвать брата, чтобы все с ним обсудить.
Я сообщила принцу, что г-н Пети узнал от одного путешественника о том, что мой брат находится в Генуе, куда я ему и написала. Виктор Амедей сначала воспротивился его приезду, но я обходительностью одолела его противодействие, и он разрешил, чтобы брат приехал, правда не в Турин, а в мой загородный дом. что, впрочем, устраивало меня гораздо больше.
— Вы слишком любите своего брата, сударыня, — заметил он.
— Не знаю, люблю ли, ибо совсем его не знаю или, вернее, знаю очень мало: мы так давно не встречались с ним!
Я понимала, что Виктор Амедей будет доволен подобным ответом и поэтому окажет шевалье хороший прием; не скажи я так, он, быть может, не пожелал бы видеть брата, ведь герцог ревновал меня ко всему, даже к нежным чувствам, какие я питала к моим родственникам.
Добившись немного свободы перед приездом брата (он не заставил себя ждать), я поехала в «Отраду» с моими детьми. Принц любил их больше, чем детей от герцогини, и почти все время проводил с ними. Я уже говорила, что, по примеру Людовика XIV, он признал их, не называя при этом имени их матери. Все считали, что этого от него добилась я, хотя строгие ханжи никак не могли с этим смириться; но принц сделал это по своей воле, мне даже не пришлось об этом беспокоиться. Он узаконил и сына и Дочь. Мой сын всегда носил титул маркиза Сузского, а моя дочь, принцесса Мария Виктория, не изменила фамилии, выйдя замуж за своего кузена Виктора Амедея, сына немого принца ди Кариньяно.
Я ничего не говорю ни о принце ди Кариньяно, ни о доне Габриеле, потому что перестала с ними встречаться, став затворницей и удалившись от света.
Но вот приехал мой брат. Ему было очень тяжело видеть, в каком положении я оказалась, и он обходился с моими детьми не как с племянниками, а как с детьми герцога Савойского, что вынудило меня отослать их назад, в Турин.
Вечером прибыл герцог; шевалье говорил с ним с уважением, какое должно оказывать коронованной особе, но очень холодно, будто не желая, чтобы с ним обращались иначе, чем с любым иностранцем.
— Вы, сударь, проявили большую смелость, приехав сюда, — сказал ему Виктор Амедей. — Французов сейчас у нас не слишком жалуют.
— Имея охранную грамоту вашего высочества, я ничем не рисковал, — возразил шевалье.
— Вы великодушный и смелый враг, сударь; всегда приятно сражаться с достойным противником.
— В армиях его величества все люди таковы, ваша светлость.
За этим ужином мне было очень неловко находиться с ними обоими: брат мой был еще менее любезен, нежели принц, который, вместо того чтобы остаться у меня, как он обычно поступал, потребовал свою карету.
— Сударыня, я вернусь через несколько дней, — сказал он, с обиженным видом глядя на меня. — Оставляю вас предаваться излияниям родственных чувств.
Мой брат на минуту оставил нас одних. Я от всей души старалась утешить принца, но он по-прежнему говорил со мной в том же насмешливом тоне:
— Я не желаю делить вас с кем-нибудь; вы не можете одновременно заниматься мной и шевалье. Посвятите всю себя ему, согласен, не буду вас беспокоить.
В глубине души я была этому рада и позволила ему уехать, тоже состроив обиженную мину.
Как только послышался звук отъезжающей кареты, вновь появился мой брат.
— Сестра моя, — сказал он, — вас необходимо вытащить отсюда.
— Другого я и не прошу, только не знаю, как мне это сделать.
— Если вы решились — я все возьму на себя.
— Я сделаю все, что вы пожелаете, но — поторопитесь!
XXV
Мы и в самом деле остались с братом одни.
Последующие дни я потратила на то, чтобы показать шевалье этот прелестный край, который ему очень понравился; очень веселые и очень свободные, мы с утра до вечера носились по окрестностям. После прекрасных дней, проведенных когда-то с мужем, эти мгновения остались в моей памяти как самые приятные минуты из тех, что мне довелось пережить по прошествии моей ранней юности.
Мы разработали наш общий план; он был смелым и, тем самым, имел больше шансов на успех. Мы решили, что я, попрошу у принца разрешения проводить шевалье до границы и, вместо того чтобы вернуться обратно, пересеку ее вместе с ним под носом у таможенников и солдат, которые не посмеют меня задержать.
Трудность состояла в том, чтобы получить разрешение принца: Виктор Амедей, как я смела надеяться, вскоре тоже должен был отправиться в ту сторону и мог подумать, что я просто хочу его опередить.
Однако я встретила неожиданное сопротивление, когда приехала к герцогу в Турин, чтобы изложить ему свою просьбу.
— Я не могу вам позволить этого, — сказал он мне, — потому что рискую вас потерять. Вражеские армии стоят совсем близко, и вы подверглись бы опасности попасть в плен. Посудите сами, какая это была бы радость для королевских войск захватить любовницу герцога Савойского! И какой дорогой выкуп меня заставили бы за вас внести!
— Но, сударь, я буду осторожна, не стану приближаться слишком близко к границе; меня не схватят, ручаюсь вам.
— Больше не просите меня, это невозможно, я никогда на такое не соглашусь. -,
Что я ни делала, ничего добиться не смогла и вернулась очень опечаленной, в тягостных раздумьях о том, каким образом нам выбраться из этого затруднения. Но шевалье ничуть не смутил отказ принца.
— Успокойтесь, сестра моя, — сказал он. — Герцог сам предлагает нам выход, ведь он должен отправиться в одну из своих поездок; притворитесь больной и скажите, что сами приедете к нему, а когда отправитесь в дорогу, вас похитят, уж за это я отвечаю.
Это предложение было действительно лучше, и мы сразу же прибегли к нему, начав разыгрывать нашу пьесу. Шевалье простился с герцогом и демонстративно уехал.
Принц вернулся в тот же вечер; он еще держал себя несколько холодно и смущенно; но облако рассеялось, и я снова увидела герцога таким, каким он был обычно. Он сообщил мне о своем намерении скоро отправиться в путь и о том, что рад взять меня с собой. У меня не хватило сил возразить ему, и, кстати, меня охватила невольная печаль; ведь, несмотря ни на что, я его любила и мысль расстаться с ним навсегда, оставив его грустным и несчастным, причиняла мне боль. Я тоже была нежна, как обычно, и это привело его в восторг.
После его отъезда я стала думать о своем бегстве, о том, что должна увезти с собой, о судьбе, которая ждет меня во Франции. Мой брат не скрыл от меня, что родители не одобрят меня и мне не следует на них рассчитывать, что герцог и герцогиня де Шеврёз — люди суровые и неприветливые. Когда я сказала о возможности примирения с моим мужем, он покачал головой и предупредил, что об этом надо думать лишь очень осторожно.
— Мать страшит его, находясь даже на расстоянии в триста льё, — сказал он, — и меры, которые примут в отношении вас в Париже, неспособны вернуть его вам. Но все-таки уезжайте, возьмите с собой все, что вам принадлежит, и я надеюсь, что чуть позднее мне удастся помочь вам снова обрести счастливое положение.
В Турине я была королевой; в Париже мне предстояло жить как простому частному лицу, скорее всего в монастыре, что, в сущности, не изменило бы моей жизни. Мне предстояло расстаться с моими детьми, причем всеми детьми, ведь г-жа ди Верруа не отдаст своих внуков, а герцог отнюдь не был намерен отдать мне маркиза Сузского и Марию Викторию. Как это было печально! И потом мне нравилась Италия, я полюбила эту страну, где пережила такие прекрасные мгновения, где протекла моя молодость. То, что я больше ее не увижу, причиняло мне жестокую боль; я уже хотела было остаться и — могу в этом поклясться, — не будь у меня надежды вновь встретиться с г-ном ди Верруа, не уехала бы.
После бессонной ночи мой выбор был сделан: я решилась и велела Бабетте и Марион, которые должны были ехать со мной, тайком упаковать мои жемчуга и драгоценности. Я взяла одежду — все мои дорогие тряпки, все деньги, какие могла собрать, и приготовилась к отъезду.
Одно обстоятельство придало мне мужества.
Герцогиня передала мне через доверенное лицо, что маркиз ди Сан Себастьяно умер и его вдова приехала в Турин. Она написала принцу; тот принял ее и дал ей весьма продолжительную аудиенцию. Вечером он спросил у принцессы-матери, не доставит ли ей удовольствие вновь увидеть одну особу, пользовавшуюся ее покровительством вполне заслуженно. Он прибавил, что в течение долгих лет эта особа была очень несчастна, но отныне будет находиться при дворе, чтобы жить здесь в покое и наслаждаться благополучием, оплаченным ею слезами.
— Я хотел бы, чтобы она, как и прежде, находилась при вас, ваше высочество. Согласны ли вы на это? — спросил он.
Принцесса надеялась, что вдова станет для меня опасной соперницей, а для нее — преданной подругой; она приняла ее, гордясь своей снисходительностью. Маркиза ди Сан Себастьяно по-прежнему была очень хороша собой; она была еще молода и обладала хитрым и скрытным характером, благодаря которому она оказалась там, где мы ее видим теперь.
Принцесса-мать приняла ее чудесно и сама представила герцогине; та выразила маркизе глубокое почтение и сочла ее очень приятной. Хитрая бестия избегала принца, вопреки ее планам слишком много вспоминавшего о прошлом. Она не могла ни оттолкнуть, ни принять его: было гораздо удобнее держать его на почтительном отдалении. Виктор Амедей еще любил меня довольно пылко, чтобы не стремиться преодолеть этот барьер, хотя, вероятно, он уже думал об этом.
Герцогиня, вовсе не стремившаяся сменить известное на неопределенное, предупредила меня о происходящем, чтобы я могла защищать свои интересы и свое положение. Но сложившиеся обстоятельства были для меня истинным облегчением. Итак, у принца будет подруга, он даже получит любовницу, ибо они не остановятся в начале такого прекрасного пути: это чувство, подрезанное под корень, наверное, еще жило в глубине их сердец. Сан Себастьяно была честолюбива, и занять мое место казалось ей соблазнительным; она его и займет.
Сначала я делала вид, будто ничего не подозреваю; потом мне пришла мысль, что будет неплохо проявить немного ревности: тем самым я смогу внушить моему любовнику мысль изменить мне, если она у него еще не появилась. Ревность в основном этому и способствует.
Поэтому при первой нашей встрече я напустила на себя обиженный вид, что его заинтриговало, отказалась отвечать на его вопросы, наконец позволила себе забыться и заявила ему, что, уж если он сам проявляет подозрительность, то не надо внушать другим такие же горькие опасения.
— В чем дело? Чего вы боитесь? Что это за вздор?
— Вы прекрасно все знаете, ваша светлость, к чему повторять то, что вам уже известно?
— Пусть меня повесят, если я…
— Вы приняли маркизу ди Сан Себастьяно.
— Это правда. Ну и что из того?
— Как что? Но ведь маркиза ди Сан Себастьяно — это та красавица, в которую вы были безумно влюблены, которую оплакивали, когда встретили меня; мне стоило большого труда утешить вас. Она по-прежнему красива и теперь свободна… Как же я могу ее не бояться?
Виктор Амедей поклялся мне, что он ни о чем подобном не думает, но я поняла: иногда мысль об этом приходит ему в голову, хотя пока и не часто, но со временем он непременно к ней вернется.
«Ничего, он забудет меня!» — подумала я.
Но мы так устроены, что эта мысль меня опечалила, хотя в ту минуту она заключала в себе самое пылкое мое желание. Я хотела быть забытой и вместе с тем страшилась оказаться ею, желала порвать узы и, тем не менее, сожалела о них.
При последнем свидании с принцем я едва сдерживала слезы, задыхалась, но все-таки не хотела показывать, насколько я взволнована. Он очень беспокоился по поводу моего недомогания, которое будет еще несколько дней удерживать меня вдали от него, заставил поклясться, что я скоро к нему приеду, а пока буду каждый день присылать к нему курьера. Казалось, он предчувствовал, что мы расстаемся навсегда, ибо трижды возвращался поцеловать меня и не мог вырваться из моих объятий; в конце концов я больше не могла сдержать себя и залилась слезами.
— Главное, не заезжайте дальше условленного места, — повторял он, — возьмите эскорт и не подвергайте себя никакому риску. Я должен был бы приказать вам оставаться здесь, но у меня не хватает мужества на это решиться. Я оставлю вам князя делла Цистерна, вы приедете вместе с ним. Вы ведь скоро приедете, не правда ли?
Обещая ему это, я смотрела, как он уходит, а когда он меня покинул, упала в обморок. Мои француженки предвидели, что так и случится. Они перенесли меня на постель; я пролежала весь вечер; рядом были мои дети: мне не хотелось ни на миг расставаться с ними. Изредка я сама громко вскрикивала при мысли, что скоро их покину, а позднее они, быть может, будут в этом винить меня. Если бы я не любила их так сильно, то взяла бы с собой; но они потеряли бы богатое настоящее и блестящее будущее ради того, чтобы занимать в Париже положение неведомых никому бастардов, поэтому мне надо было принести эту жертву; я принесла ее, но ничто в моей жизни не обошлось мне так дорого.
Наконец условленный день настал; с вечера, не предупредив меня, Бабетта отправила моих детей в Турин, чтобы я их больше не видела, а мой отъезд оказался менее тягостным. Князь делла Цистерна и его драгуны эскортировали мою нагруженную большими ценностями карету (она могла бы стать славной добычей); впрочем у меня были две кареты, и обе в равной степени нагружены. Мы не рассчитывали, что нас будут сопровождать драгуны, и я проявляла беспокойство; однако курьер предупредил брата о моем отъезде и сообщил ему, по какой дороге я поеду.
Я взглянула на принадлежавший мне дом, где провела много спокойных и счастливых часов, где еще вчера в последний раз обнимала своих детей, и забилась в глубь кареты, не отвечая г-ну делла Цистерна, который, сняв шляпу, подошел к дверце. Подумав, что я нездорова, он удалился.
На третьем ночлеге, когда я заканчивала ужин, таинственно вошла Марион и сказала, что прибыл хорошо замаскированный посланец от моего брата.
Нас должны были похитить этой ночью, без всякого шума. Хозяин был подкуплен; драгунов, охранявших обе кареты, напоят вином со снотворным порошком, так же как князя и его людей; запряженные кареты будут вывезены со двора, а мы пойдем пешком обходным путем, что позволит нам никем не замеченными выбраться из городка. Чтобы не быть ни в чем заподозренным, хозяин гостиницы, после того как все будет сделано, тоже выпьет вина со снотворным, так что утром его найдут спящим, как и всех других, и не станут нив чем подозревать.
Этот великолепный план был задуман за столом пятью или шестью французскими дворянами — все они были моими близкими или дальними родственниками и радовались тому, что могут похитить у Савояра его любовницу. Я могла лишь одобрить этот план: в нем легкомысленные повесы проявили определенный здравый смысл.
Все было исполнено великолепно: нас вывели из гостиницы так, что никто ничего не заметил; все было как в сказках, настоящим волшебством. Французские аванпосты находились отсюда очень далеко, и здесь никто не ожидал столь дерзкого нападения; надо было быть французом, чтобы задумать такой план, а главное — чтобы осуществить его. Мои похитители могли бы перерезать уснувших драгунов, но я поставила условие, что им не причинят никакого зла. Впрочем, похищавший меня отряд был весьма мал: это была дюжина сорвиголов, которые, словно вихрь, пересекли всю страну, выдавая себя за мародеров савойской армии; они переоделись в пьемонтскую форму, а сходство Двух языков не позволяло раскрыть, кто они такие.
Мы неслись галопом всю ночь; повсюду были приготовлены припасы и оседланные лошади; мы ни на минуту не останавливались и на рассвете встретили поджидавший нас большой отряд; теперь нам нечего было бояться, и я наконец оказалась среди моих соотечественников, осыпавших меня поздравлениями.
Граф д'Эстре спросил меня, куда я желаю ехать. Я ответила, что поеду в Париж, в монастырь кармелиток на улице Булуа, где у меня много добрых подруг.
— Ну что ж, гони в Париж! — приказал он моему кучеру.
Я не хотела пересекать границу, не написав герцогу Савойскому; вот мое письмо:
"Монсиньор,
я могла бы попытаться обмануть Ваше высочество, сказать Вам, что меня похитили и я покидаю Италию не по своей воле, но сочла недостойным для себя скрывать от Вас правду. Я уехала добровольно, с помощью шевалье де Люина и его друзей.
Тем не менее я сохраню вечную признательность Вашему королевскому высочеству за ту щедрую доброту, с которой Вы ко мне относились, и я прошу Вас верить, что в сердце моем нет неблагодарности. Я прошу Вас заботиться о моих детях, покинуть их было для меня жестоким ударом; у них остались только Вы, они навсегда разлучены со своей матерью, которая ничего для них сделать не в состоянии. Если Вы сохраните ко мне недоброе чувство, я умоляю Вас не переносить его на этих несчастных и невинных созданий: они должны напоминать Вам лишь о времени счастья. Увы! Это время больше не может вернуться! Не забывайте совсем обо мне, и уверяю Вас еще раз, что я буду вечно Вас помнить…"
Я не сообщила ему причину моего отъезда. В этом случае пришлось бы обвинять и меня и его, но к чему это?
Последующие дни я потратила на то, чтобы показать шевалье этот прелестный край, который ему очень понравился; очень веселые и очень свободные, мы с утра до вечера носились по окрестностям. После прекрасных дней, проведенных когда-то с мужем, эти мгновения остались в моей памяти как самые приятные минуты из тех, что мне довелось пережить по прошествии моей ранней юности.
Мы разработали наш общий план; он был смелым и, тем самым, имел больше шансов на успех. Мы решили, что я, попрошу у принца разрешения проводить шевалье до границы и, вместо того чтобы вернуться обратно, пересеку ее вместе с ним под носом у таможенников и солдат, которые не посмеют меня задержать.
Трудность состояла в том, чтобы получить разрешение принца: Виктор Амедей, как я смела надеяться, вскоре тоже должен был отправиться в ту сторону и мог подумать, что я просто хочу его опередить.
Однако я встретила неожиданное сопротивление, когда приехала к герцогу в Турин, чтобы изложить ему свою просьбу.
— Я не могу вам позволить этого, — сказал он мне, — потому что рискую вас потерять. Вражеские армии стоят совсем близко, и вы подверглись бы опасности попасть в плен. Посудите сами, какая это была бы радость для королевских войск захватить любовницу герцога Савойского! И какой дорогой выкуп меня заставили бы за вас внести!
— Но, сударь, я буду осторожна, не стану приближаться слишком близко к границе; меня не схватят, ручаюсь вам.
— Больше не просите меня, это невозможно, я никогда на такое не соглашусь. -,
Что я ни делала, ничего добиться не смогла и вернулась очень опечаленной, в тягостных раздумьях о том, каким образом нам выбраться из этого затруднения. Но шевалье ничуть не смутил отказ принца.
— Успокойтесь, сестра моя, — сказал он. — Герцог сам предлагает нам выход, ведь он должен отправиться в одну из своих поездок; притворитесь больной и скажите, что сами приедете к нему, а когда отправитесь в дорогу, вас похитят, уж за это я отвечаю.
Это предложение было действительно лучше, и мы сразу же прибегли к нему, начав разыгрывать нашу пьесу. Шевалье простился с герцогом и демонстративно уехал.
Принц вернулся в тот же вечер; он еще держал себя несколько холодно и смущенно; но облако рассеялось, и я снова увидела герцога таким, каким он был обычно. Он сообщил мне о своем намерении скоро отправиться в путь и о том, что рад взять меня с собой. У меня не хватило сил возразить ему, и, кстати, меня охватила невольная печаль; ведь, несмотря ни на что, я его любила и мысль расстаться с ним навсегда, оставив его грустным и несчастным, причиняла мне боль. Я тоже была нежна, как обычно, и это привело его в восторг.
После его отъезда я стала думать о своем бегстве, о том, что должна увезти с собой, о судьбе, которая ждет меня во Франции. Мой брат не скрыл от меня, что родители не одобрят меня и мне не следует на них рассчитывать, что герцог и герцогиня де Шеврёз — люди суровые и неприветливые. Когда я сказала о возможности примирения с моим мужем, он покачал головой и предупредил, что об этом надо думать лишь очень осторожно.
— Мать страшит его, находясь даже на расстоянии в триста льё, — сказал он, — и меры, которые примут в отношении вас в Париже, неспособны вернуть его вам. Но все-таки уезжайте, возьмите с собой все, что вам принадлежит, и я надеюсь, что чуть позднее мне удастся помочь вам снова обрести счастливое положение.
В Турине я была королевой; в Париже мне предстояло жить как простому частному лицу, скорее всего в монастыре, что, в сущности, не изменило бы моей жизни. Мне предстояло расстаться с моими детьми, причем всеми детьми, ведь г-жа ди Верруа не отдаст своих внуков, а герцог отнюдь не был намерен отдать мне маркиза Сузского и Марию Викторию. Как это было печально! И потом мне нравилась Италия, я полюбила эту страну, где пережила такие прекрасные мгновения, где протекла моя молодость. То, что я больше ее не увижу, причиняло мне жестокую боль; я уже хотела было остаться и — могу в этом поклясться, — не будь у меня надежды вновь встретиться с г-ном ди Верруа, не уехала бы.
После бессонной ночи мой выбор был сделан: я решилась и велела Бабетте и Марион, которые должны были ехать со мной, тайком упаковать мои жемчуга и драгоценности. Я взяла одежду — все мои дорогие тряпки, все деньги, какие могла собрать, и приготовилась к отъезду.
Одно обстоятельство придало мне мужества.
Герцогиня передала мне через доверенное лицо, что маркиз ди Сан Себастьяно умер и его вдова приехала в Турин. Она написала принцу; тот принял ее и дал ей весьма продолжительную аудиенцию. Вечером он спросил у принцессы-матери, не доставит ли ей удовольствие вновь увидеть одну особу, пользовавшуюся ее покровительством вполне заслуженно. Он прибавил, что в течение долгих лет эта особа была очень несчастна, но отныне будет находиться при дворе, чтобы жить здесь в покое и наслаждаться благополучием, оплаченным ею слезами.
— Я хотел бы, чтобы она, как и прежде, находилась при вас, ваше высочество. Согласны ли вы на это? — спросил он.
Принцесса надеялась, что вдова станет для меня опасной соперницей, а для нее — преданной подругой; она приняла ее, гордясь своей снисходительностью. Маркиза ди Сан Себастьяно по-прежнему была очень хороша собой; она была еще молода и обладала хитрым и скрытным характером, благодаря которому она оказалась там, где мы ее видим теперь.
Принцесса-мать приняла ее чудесно и сама представила герцогине; та выразила маркизе глубокое почтение и сочла ее очень приятной. Хитрая бестия избегала принца, вопреки ее планам слишком много вспоминавшего о прошлом. Она не могла ни оттолкнуть, ни принять его: было гораздо удобнее держать его на почтительном отдалении. Виктор Амедей еще любил меня довольно пылко, чтобы не стремиться преодолеть этот барьер, хотя, вероятно, он уже думал об этом.
Герцогиня, вовсе не стремившаяся сменить известное на неопределенное, предупредила меня о происходящем, чтобы я могла защищать свои интересы и свое положение. Но сложившиеся обстоятельства были для меня истинным облегчением. Итак, у принца будет подруга, он даже получит любовницу, ибо они не остановятся в начале такого прекрасного пути: это чувство, подрезанное под корень, наверное, еще жило в глубине их сердец. Сан Себастьяно была честолюбива, и занять мое место казалось ей соблазнительным; она его и займет.
Сначала я делала вид, будто ничего не подозреваю; потом мне пришла мысль, что будет неплохо проявить немного ревности: тем самым я смогу внушить моему любовнику мысль изменить мне, если она у него еще не появилась. Ревность в основном этому и способствует.
Поэтому при первой нашей встрече я напустила на себя обиженный вид, что его заинтриговало, отказалась отвечать на его вопросы, наконец позволила себе забыться и заявила ему, что, уж если он сам проявляет подозрительность, то не надо внушать другим такие же горькие опасения.
— В чем дело? Чего вы боитесь? Что это за вздор?
— Вы прекрасно все знаете, ваша светлость, к чему повторять то, что вам уже известно?
— Пусть меня повесят, если я…
— Вы приняли маркизу ди Сан Себастьяно.
— Это правда. Ну и что из того?
— Как что? Но ведь маркиза ди Сан Себастьяно — это та красавица, в которую вы были безумно влюблены, которую оплакивали, когда встретили меня; мне стоило большого труда утешить вас. Она по-прежнему красива и теперь свободна… Как же я могу ее не бояться?
Виктор Амедей поклялся мне, что он ни о чем подобном не думает, но я поняла: иногда мысль об этом приходит ему в голову, хотя пока и не часто, но со временем он непременно к ней вернется.
«Ничего, он забудет меня!» — подумала я.
Но мы так устроены, что эта мысль меня опечалила, хотя в ту минуту она заключала в себе самое пылкое мое желание. Я хотела быть забытой и вместе с тем страшилась оказаться ею, желала порвать узы и, тем не менее, сожалела о них.
При последнем свидании с принцем я едва сдерживала слезы, задыхалась, но все-таки не хотела показывать, насколько я взволнована. Он очень беспокоился по поводу моего недомогания, которое будет еще несколько дней удерживать меня вдали от него, заставил поклясться, что я скоро к нему приеду, а пока буду каждый день присылать к нему курьера. Казалось, он предчувствовал, что мы расстаемся навсегда, ибо трижды возвращался поцеловать меня и не мог вырваться из моих объятий; в конце концов я больше не могла сдержать себя и залилась слезами.
— Главное, не заезжайте дальше условленного места, — повторял он, — возьмите эскорт и не подвергайте себя никакому риску. Я должен был бы приказать вам оставаться здесь, но у меня не хватает мужества на это решиться. Я оставлю вам князя делла Цистерна, вы приедете вместе с ним. Вы ведь скоро приедете, не правда ли?
Обещая ему это, я смотрела, как он уходит, а когда он меня покинул, упала в обморок. Мои француженки предвидели, что так и случится. Они перенесли меня на постель; я пролежала весь вечер; рядом были мои дети: мне не хотелось ни на миг расставаться с ними. Изредка я сама громко вскрикивала при мысли, что скоро их покину, а позднее они, быть может, будут в этом винить меня. Если бы я не любила их так сильно, то взяла бы с собой; но они потеряли бы богатое настоящее и блестящее будущее ради того, чтобы занимать в Париже положение неведомых никому бастардов, поэтому мне надо было принести эту жертву; я принесла ее, но ничто в моей жизни не обошлось мне так дорого.
Наконец условленный день настал; с вечера, не предупредив меня, Бабетта отправила моих детей в Турин, чтобы я их больше не видела, а мой отъезд оказался менее тягостным. Князь делла Цистерна и его драгуны эскортировали мою нагруженную большими ценностями карету (она могла бы стать славной добычей); впрочем у меня были две кареты, и обе в равной степени нагружены. Мы не рассчитывали, что нас будут сопровождать драгуны, и я проявляла беспокойство; однако курьер предупредил брата о моем отъезде и сообщил ему, по какой дороге я поеду.
Я взглянула на принадлежавший мне дом, где провела много спокойных и счастливых часов, где еще вчера в последний раз обнимала своих детей, и забилась в глубь кареты, не отвечая г-ну делла Цистерна, который, сняв шляпу, подошел к дверце. Подумав, что я нездорова, он удалился.
На третьем ночлеге, когда я заканчивала ужин, таинственно вошла Марион и сказала, что прибыл хорошо замаскированный посланец от моего брата.
Нас должны были похитить этой ночью, без всякого шума. Хозяин был подкуплен; драгунов, охранявших обе кареты, напоят вином со снотворным порошком, так же как князя и его людей; запряженные кареты будут вывезены со двора, а мы пойдем пешком обходным путем, что позволит нам никем не замеченными выбраться из городка. Чтобы не быть ни в чем заподозренным, хозяин гостиницы, после того как все будет сделано, тоже выпьет вина со снотворным, так что утром его найдут спящим, как и всех других, и не станут нив чем подозревать.
Этот великолепный план был задуман за столом пятью или шестью французскими дворянами — все они были моими близкими или дальними родственниками и радовались тому, что могут похитить у Савояра его любовницу. Я могла лишь одобрить этот план: в нем легкомысленные повесы проявили определенный здравый смысл.
Все было исполнено великолепно: нас вывели из гостиницы так, что никто ничего не заметил; все было как в сказках, настоящим волшебством. Французские аванпосты находились отсюда очень далеко, и здесь никто не ожидал столь дерзкого нападения; надо было быть французом, чтобы задумать такой план, а главное — чтобы осуществить его. Мои похитители могли бы перерезать уснувших драгунов, но я поставила условие, что им не причинят никакого зла. Впрочем, похищавший меня отряд был весьма мал: это была дюжина сорвиголов, которые, словно вихрь, пересекли всю страну, выдавая себя за мародеров савойской армии; они переоделись в пьемонтскую форму, а сходство Двух языков не позволяло раскрыть, кто они такие.
Мы неслись галопом всю ночь; повсюду были приготовлены припасы и оседланные лошади; мы ни на минуту не останавливались и на рассвете встретили поджидавший нас большой отряд; теперь нам нечего было бояться, и я наконец оказалась среди моих соотечественников, осыпавших меня поздравлениями.
Граф д'Эстре спросил меня, куда я желаю ехать. Я ответила, что поеду в Париж, в монастырь кармелиток на улице Булуа, где у меня много добрых подруг.
— Ну что ж, гони в Париж! — приказал он моему кучеру.
Я не хотела пересекать границу, не написав герцогу Савойскому; вот мое письмо:
"Монсиньор,
я могла бы попытаться обмануть Ваше высочество, сказать Вам, что меня похитили и я покидаю Италию не по своей воле, но сочла недостойным для себя скрывать от Вас правду. Я уехала добровольно, с помощью шевалье де Люина и его друзей.
Тем не менее я сохраню вечную признательность Вашему королевскому высочеству за ту щедрую доброту, с которой Вы ко мне относились, и я прошу Вас верить, что в сердце моем нет неблагодарности. Я прошу Вас заботиться о моих детях, покинуть их было для меня жестоким ударом; у них остались только Вы, они навсегда разлучены со своей матерью, которая ничего для них сделать не в состоянии. Если Вы сохраните ко мне недоброе чувство, я умоляю Вас не переносить его на этих несчастных и невинных созданий: они должны напоминать Вам лишь о времени счастья. Увы! Это время больше не может вернуться! Не забывайте совсем обо мне, и уверяю Вас еще раз, что я буду вечно Вас помнить…"
Я не сообщила ему причину моего отъезда. В этом случае пришлось бы обвинять и меня и его, но к чему это?
КОММЕНТАРИИ
Роман «Царица Сладострастия. Мемуары мадемуазель де Люин» («La Dame de Volupte». Memoires de mademoiselle de Luynes"), созданный в жанре псевдомемуаров, представляет собой жизнеописание знаменитой графини ди Верруа, урожденной Жанны де Люин, многолетней любовницы Виктора Амедея II, герцога Савойского, которая в конце концов покинула его и вела в Париже жизнь, полную удовольствий и наслаждений, получив у современников прозвище Царица Сладострастия. Это сочинение впервые вышло в свет в 1855 г., в составе третьего тома огромного исторического цикла Дюма «Савойский дом», опубликованного в Турине в 1852-1856 гг. издателем Перреном. Переработанный его вариант вышел затем отдельным изданием в Бельгии: Bruxelles, Alphonse Lebegue, I8mo, 3 v., 1856-1857. Первое издание во Франции: Paris, Michel Levy freres, I2mo, 2v., 1863.
Это первая публикация романа на русском языке. Перевод его был выполнен В.Жуковой специально для настоящего Собрания сочинений по изданию: Paris, Calmann-Levy, 1896 — и по нему же была проведена сверка.
Непосредственным продолжением «Царицы Сладострастия» является роман «Две королевы».
7 … читатели еще не забыли публикацию «Мемуаров княгини Монако» в «Мушкетере» … — Роман «Княгиня Монако. Жизнь и любовные приключения» («La Princesse de Monaco. Vie et aventures»), жизнеописание французской аристократки княгини Монако, любовницы графа де Лозена и короля Людовика XIV, имя которой не раз появлялось в скандальной любовной хронике французского двора сер. XVII в., впервые публиковался под названием «Жизнь и любовные приключения Екатерины Шарлотты де Грамон де Гримальди, герцогини де Валантинуа, княгини Монако» («Vie et aventures de Catherine Charlotte de Gramont de Grimaldi, duchesse de Valentinois, princesse de Monaco») в газете «Мушкетер» с 01.01 по 18.09.1854. «Мушкетер» («Le Mousquetaire») — ежедневная парижская газета, основанная Дюма; выходила с 12 ноября 1853 г. по 7 февраля 1857 г.; ее начальный тираж составлял 10 000 экземпляров; газета не оправдала надежд ее основателя, и в 1856 г. он отказался от руководства ею.
… я дал просмотреть эти мемуары одной даме из числа моих приятельниц … — Имеется в виду Габриель Анна де Куртира, госпожа де Пуаллоуде Сен-Мар (1804-1872) — французская писательница, выступавшая под псевдонимом «Графиня Даш»; принимала участие в создании романов «Княгиня Монако» (1854), «Царица Сладострастия» (1856 — 1857), «Две королевы» (1864); «Госпожа дю Деффан» (1856 — 1857); сотрудничала в газете «Мушкетер»; автор многочисленных, ныне забытых романов; оставила интересные мемуары, носящие название «Портреты современников» (1864); с Дюма познакомилась в сентябре 1836 г.
… натолкнулся на одну из них, носящую название: «Мемуары Жанны д'Альбер, графини ди Верруа, по прозвищу Царица Сладострастия». — Верруа (де Веррю), Жанна Батиста д'Альбер де Люин, графиня ди (1670 — 1736) — с 1683 г. супруга Джузеппе Скалья, графа ди Верруа, знатного пьемонтского дворянина, генерала на французской службе; став любовницей герцога Савойского, приобрела огромную власть над ним; родила от него дочь и сына; осыпанная милостями и богатыми дарами, она, тем не менее, покинула савойский двор, переселилась в Париж, прожила там еще долгие годы и получила за свое пристрастие к удовольствиям и развлечениям прозвище Царица Сладострастия.
8 … Она была современница восьми римских пап: Климента X, Иннокентия XI, Александра VIII, Иннокентия XII, Климента XI, Иннокентия XIII, Бенедикта XIII и Климента XII; трех императоров: Леопольда I, Иосифа I и Карла VI; двух королей Франции: Людовика XIV и Людовика XV; двух королей Испании: Карла II и Филиппа V; четырех королей Англии: Карла II, Якова II, Вильгельма III и Георга I. — Климент X (Эмилио Альтьери; 1590 — 1676) — римский папа с 1670 г.
Иннокентий XI (Бенедетто Одескальки; 1611-1689) — римский папа с 1676 г.
Александр VIII (Пьетро Оттобони; 1610-1691) — римский папа с 1689 г. Иннокентий XII (Антонио Пиньятелли; 1615 — 1700) — римский папа с 1691 г.
Климент XI (Джованни Франческо Альбани; 1649-1721) — римский папа с 1700 г.
Иннокентий XIII (Микеланджело леи Конти; 1655 — 1724) — римский папа с 1721 г.
Бенедикт XIII (Винченцо Мария Орсини; 1649 — 1730) — римский папа с 1724 г.
Климент XII (Лоренцо Корсини; 1652-1740) — римский папа с 1730 г.
Леопольд I Габсбург (1640 — 1705) — император Священной Римской империи с 1657 г., сын императора Фердинанда III. Иосиф! Габсбург( 1678-1711) — императоре 1705 г., сын Леопольда I.
Карл VI Габсбург (1685 — 1740) — императоре 1711 г., младший брат Иосифа I.
Людовик XIV (1638 — 1715) — французский король с 1643 г., сын Людовика XIII.
Людовик XV (1710 — 1774) — французский король с 1715 г., правнук Людовика XIV.
Карл II (1661 — 1700) — испанский король с 1665 г., сын Филиппа IV.
Филипп V (1683-1746) — испанский король с 1700 г., внук Людовика XIV. Карл II Стюарт (1630 — 1685) — английский король с 1660 г., сын Карла I.
Яков II Стюарт (1633 — 1701) — английский король с 1685 по 1689 гг., младший брат Карла II.
Вильгельм III Оранский (1650 — 1702) — английский король с 1689 г., внук Карла I и зять Якова II.
Георг I (1660 — 1727) — английский король с 1714 г. и курфюрст Ганноверский с 1698 г.; внук короля Якова I Стюарта; унаследовал английский трон после смерти своей тетки Анны Стюарт (1665 — 1714), английской королевы с 1702 г., дочери Якова II.
… Она была знакома с герцогами Вандомским, Вильруа, Катина, Вилларом, принцем Евгением, Вольтером, Мариво, регентом, герцогом и герцогиней Менскими … — Герцог Вандомский — Луи Жозеф, герцог де Вандом (1654 — 1712), видный французский полководец, особенно прославившийся в битвах войны за Испанское наследство; правнук короля Генриха IV и Габриель д'Эстре. Вильруа, Франсуа де Невиль, маркиз, затем герцог де (1644-1730) — маршал Франции (1693); сын наставника Людовика XIV маршала Вильруа; воспитывавшийся вместе с королем, сумел навсегда остаться ловким придворным; как военачальник таланта не проявил; в 1685 г., после смерти своего отца, стал губернатором Лионне; в 1717-1722 гг. занимал должность наставника при юном короле Людовике XV.
Катина, Никола, де (1637 — 1712) — один из талантливейших полководцев Людовика XIV, маршал Франции (1693); участник войн кон. XVII — нач. XVIII в.; в 1690 — 1696 гг. командовал армией, сражавшейся в Италии во время войны с Аугсбургской лигой, и одержал ряд побед над герцогом Савойским; отличался бескорыстием и пользовался любовью солдат; оставил обширную переписку и мемуары.
Виллар, Клод Луи Эктор, герцог де (1653-1734) — французский полководец и дипломат, маршал Франции (1702); участник войн Людовика XIV и Людовика XV; оставил заметный след в истории военного искусства.
Принц Евгений Савойский (1663-1736) — один из известнейших австрийских полководцев XVII — XVIII вв.; отличался смелостью, решительностью, хладнокровием, тонким пониманием обстановки, в которой ему приходилось действовать, и особенностей противников, с которыми ему приходилось сражаться. Вольтер (настоящее имя — Франсуа Мари Аруэ; 1694-1778) — французский писатель, поэт, философ; выдающийся деятель эпохи Просвещения; сыграл большую роль в идейной подготовке Великой французской революции.
Это первая публикация романа на русском языке. Перевод его был выполнен В.Жуковой специально для настоящего Собрания сочинений по изданию: Paris, Calmann-Levy, 1896 — и по нему же была проведена сверка.
Непосредственным продолжением «Царицы Сладострастия» является роман «Две королевы».
7 … читатели еще не забыли публикацию «Мемуаров княгини Монако» в «Мушкетере» … — Роман «Княгиня Монако. Жизнь и любовные приключения» («La Princesse de Monaco. Vie et aventures»), жизнеописание французской аристократки княгини Монако, любовницы графа де Лозена и короля Людовика XIV, имя которой не раз появлялось в скандальной любовной хронике французского двора сер. XVII в., впервые публиковался под названием «Жизнь и любовные приключения Екатерины Шарлотты де Грамон де Гримальди, герцогини де Валантинуа, княгини Монако» («Vie et aventures de Catherine Charlotte de Gramont de Grimaldi, duchesse de Valentinois, princesse de Monaco») в газете «Мушкетер» с 01.01 по 18.09.1854. «Мушкетер» («Le Mousquetaire») — ежедневная парижская газета, основанная Дюма; выходила с 12 ноября 1853 г. по 7 февраля 1857 г.; ее начальный тираж составлял 10 000 экземпляров; газета не оправдала надежд ее основателя, и в 1856 г. он отказался от руководства ею.
… я дал просмотреть эти мемуары одной даме из числа моих приятельниц … — Имеется в виду Габриель Анна де Куртира, госпожа де Пуаллоуде Сен-Мар (1804-1872) — французская писательница, выступавшая под псевдонимом «Графиня Даш»; принимала участие в создании романов «Княгиня Монако» (1854), «Царица Сладострастия» (1856 — 1857), «Две королевы» (1864); «Госпожа дю Деффан» (1856 — 1857); сотрудничала в газете «Мушкетер»; автор многочисленных, ныне забытых романов; оставила интересные мемуары, носящие название «Портреты современников» (1864); с Дюма познакомилась в сентябре 1836 г.
… натолкнулся на одну из них, носящую название: «Мемуары Жанны д'Альбер, графини ди Верруа, по прозвищу Царица Сладострастия». — Верруа (де Веррю), Жанна Батиста д'Альбер де Люин, графиня ди (1670 — 1736) — с 1683 г. супруга Джузеппе Скалья, графа ди Верруа, знатного пьемонтского дворянина, генерала на французской службе; став любовницей герцога Савойского, приобрела огромную власть над ним; родила от него дочь и сына; осыпанная милостями и богатыми дарами, она, тем не менее, покинула савойский двор, переселилась в Париж, прожила там еще долгие годы и получила за свое пристрастие к удовольствиям и развлечениям прозвище Царица Сладострастия.
8 … Она была современница восьми римских пап: Климента X, Иннокентия XI, Александра VIII, Иннокентия XII, Климента XI, Иннокентия XIII, Бенедикта XIII и Климента XII; трех императоров: Леопольда I, Иосифа I и Карла VI; двух королей Франции: Людовика XIV и Людовика XV; двух королей Испании: Карла II и Филиппа V; четырех королей Англии: Карла II, Якова II, Вильгельма III и Георга I. — Климент X (Эмилио Альтьери; 1590 — 1676) — римский папа с 1670 г.
Иннокентий XI (Бенедетто Одескальки; 1611-1689) — римский папа с 1676 г.
Александр VIII (Пьетро Оттобони; 1610-1691) — римский папа с 1689 г. Иннокентий XII (Антонио Пиньятелли; 1615 — 1700) — римский папа с 1691 г.
Климент XI (Джованни Франческо Альбани; 1649-1721) — римский папа с 1700 г.
Иннокентий XIII (Микеланджело леи Конти; 1655 — 1724) — римский папа с 1721 г.
Бенедикт XIII (Винченцо Мария Орсини; 1649 — 1730) — римский папа с 1724 г.
Климент XII (Лоренцо Корсини; 1652-1740) — римский папа с 1730 г.
Леопольд I Габсбург (1640 — 1705) — император Священной Римской империи с 1657 г., сын императора Фердинанда III. Иосиф! Габсбург( 1678-1711) — императоре 1705 г., сын Леопольда I.
Карл VI Габсбург (1685 — 1740) — императоре 1711 г., младший брат Иосифа I.
Людовик XIV (1638 — 1715) — французский король с 1643 г., сын Людовика XIII.
Людовик XV (1710 — 1774) — французский король с 1715 г., правнук Людовика XIV.
Карл II (1661 — 1700) — испанский король с 1665 г., сын Филиппа IV.
Филипп V (1683-1746) — испанский король с 1700 г., внук Людовика XIV. Карл II Стюарт (1630 — 1685) — английский король с 1660 г., сын Карла I.
Яков II Стюарт (1633 — 1701) — английский король с 1685 по 1689 гг., младший брат Карла II.
Вильгельм III Оранский (1650 — 1702) — английский король с 1689 г., внук Карла I и зять Якова II.
Георг I (1660 — 1727) — английский король с 1714 г. и курфюрст Ганноверский с 1698 г.; внук короля Якова I Стюарта; унаследовал английский трон после смерти своей тетки Анны Стюарт (1665 — 1714), английской королевы с 1702 г., дочери Якова II.
… Она была знакома с герцогами Вандомским, Вильруа, Катина, Вилларом, принцем Евгением, Вольтером, Мариво, регентом, герцогом и герцогиней Менскими … — Герцог Вандомский — Луи Жозеф, герцог де Вандом (1654 — 1712), видный французский полководец, особенно прославившийся в битвах войны за Испанское наследство; правнук короля Генриха IV и Габриель д'Эстре. Вильруа, Франсуа де Невиль, маркиз, затем герцог де (1644-1730) — маршал Франции (1693); сын наставника Людовика XIV маршала Вильруа; воспитывавшийся вместе с королем, сумел навсегда остаться ловким придворным; как военачальник таланта не проявил; в 1685 г., после смерти своего отца, стал губернатором Лионне; в 1717-1722 гг. занимал должность наставника при юном короле Людовике XV.
Катина, Никола, де (1637 — 1712) — один из талантливейших полководцев Людовика XIV, маршал Франции (1693); участник войн кон. XVII — нач. XVIII в.; в 1690 — 1696 гг. командовал армией, сражавшейся в Италии во время войны с Аугсбургской лигой, и одержал ряд побед над герцогом Савойским; отличался бескорыстием и пользовался любовью солдат; оставил обширную переписку и мемуары.
Виллар, Клод Луи Эктор, герцог де (1653-1734) — французский полководец и дипломат, маршал Франции (1702); участник войн Людовика XIV и Людовика XV; оставил заметный след в истории военного искусства.
Принц Евгений Савойский (1663-1736) — один из известнейших австрийских полководцев XVII — XVIII вв.; отличался смелостью, решительностью, хладнокровием, тонким пониманием обстановки, в которой ему приходилось действовать, и особенностей противников, с которыми ему приходилось сражаться. Вольтер (настоящее имя — Франсуа Мари Аруэ; 1694-1778) — французский писатель, поэт, философ; выдающийся деятель эпохи Просвещения; сыграл большую роль в идейной подготовке Великой французской революции.