Эдиля. Ну что это, не безнравственность?
   Мамед-Али (читает). "Для окончательного освобождения женщины одного снятия чадры недостаточно. Женщина на Западе не знает чадры, и она все-таки не свободна. В первую очередь женщине нужна экономическая свобода..."
   Эдиля. А это? Не безнравственность?
   Гюлюш. Может быть. Только не забывайте, что нравственность - понятие растяжимое: ее всяк может понимать по-своему. Только не все говорят то, что думают. А те, что высказывают свою мысль откровенно, заслуживают полного одобрения. Ведь искренность-то чего-нибудь стоит!
   Абдул-Али-бек. Конечно, по программе нашей Советской власти... (Показывает на свои значки Осоавиахима). Все должны учиться. У Маркса говорится, что все кухарки должны научиться управлять государством. То же самое изволил повелеть и наш пророк. Подумайте - если бы аккуратно собирались все подати, назначенные пророком, то и бедняки стали бы богатыми. Учение нашего пророка, оказывается, и было большевизмом, только мы его не поняли.
   Вбегает Гюндюз с осыпавшимся букетом.
   Ггондюз. Цветы не годятся, тетя, не годятся. Только собрался поставить в воду - они осыпались. Одни корешки остались. Посмотри!...
   Гюлюш. Таков, детка, удел всего старого. Унеси их.
   Звучит музыка.
   Прошу вас в комнату. Там веселее.
   Все уходят. Балаш один. Сидит угрюмо, глубоко задумавшись. Из комнаты слышится пение.
   Балаш (тихо напевает).
   Ни веселья, ни роз я в саду не найду
   Так тоскливо в пустом, облетевшем саду.
   Виночерпий сегодня неласков со мной,
   Я к отшельнику мудрому лучше пойду.
   Весь я твой, о владычица жизни моей,
   Я твой раб и твоей благосклонности жду.
   Входит Гюлюш.
   Гюлюш. Почему ты не идешь, Балаш?
   Балаш (возбужденно). Гюлюш! Гюлюш! Верни мне мою семью! Ты разрушила мою жизнь. Мой ребенок не узнает меня. Отдай мне сына! Верни мне отца! Скажи, где Севиль?
   Гюлюш. Вот как! (Смеется.) Брось это все, Балаш. Таков беспощадный закон жизни. Сегодняшний день не приемлет вчерашнего, а завтрашний не признает сегодняшнего. Пойдем! Оглянись вокруг-все залито весенним солнцем. Листья целуются. Цветы играют. Повсюду радость, веселье. Все играют и поют! Слышишь?
   Из комнаты слышится пение:
   "Я была цветком, но кто-то вдруг
   Сорвал цветок
   Молодой,
   Тотчас по рукам пошел бутон,
   Росой зари
   Налитой.
   Быстро пролетел мой светлый век,
   Мой светлый век,
   Золотой!
   Ах, соловей, мой бедный друг,
   Печальный час
   Наступил!
   Ах, сердце, плачь! Родное, плачь!
   Прощальный час
   Наступил!"
   Балаш (пятится назад). Слышишь, Гюлюш? Зачем я пойду теперь туда? Кто у меня там? Ах, Гюлюш, ты погубила меня...
   Гюлюш. Я?
   Балаш. Да, ты. Когда тучи сгущались над моей головой, ты приветствовала их. Это ты их столкнула, вызвав страшную молнию. Это ты бросила моего отца в морозную ночь. Ты разрушила мою семью. Гюлюш, сестрица! Милая! Я гибну. Спаси меня. Скажи, где отец? Где Севиль? Живы ли они? Как я виноват перед ними! Сестрица, милая, пожалей меня! Посоветуй, что мне делать?
   Гюлюш. Я не знаю, Балаш. Ты труслив, как заяц. Жизнь сама подскажет, что тебе делать. Идем. (Берет Балаша га руку и увлекает за собой в комнату.)
   Из комнаты доносится песня, которую пела Севиль в первом действии:
   "Мой жестокий, милый друг!
   Память горше яда мне.
   Ах, друзья, судьба на миг Не была отрадой мне.
   Мой жестокий, милый друг!
   Что с тобою, милый друг?
   Ты такой унылый, друг!
   Кто-то подучил тебя.
   Был другим ты с милой, друг!
   Что с тобою, милый друг?"
   Балаш (вырывается). Пусти меня, Гюлюш. Там мне нечего делать. Пусти меня, я уйду.
   Гюлюш. Не будь ребенком, Балаш. Куда ты уйдешь?
   Балаш. Я уйду куда-нибудь подальше, забьюсь в угол, буду думать и плакать! Да, мне плакать хочется.
   Гюлюш (смеется). Плакать? Ха-ха-ха! Что же, пойди поплачь. Когда устанешь - приходи...
   Балаш. Ты смеешься, Гюлюш? Я тебе смешон? Смейся! Но мне хочется плакать, и я буду плакать, да, буду плакать!... (Уходит.)
   Вбегает Гюндюз.
   Гюндюз. Тетя, там какая-то женщина пришла... Тебя спрашивает.
   Гюлюш. Хорошо, Гюндюз. Я сама посмотрю. Ты иди.
   Входит Севиль.
   Вам кого?
   Севиль. Гюлюш! Милая Гюлюш!
   Горячо обнимаются.
   Гюлюш. Севиль! Откуда ты? И как похорошела! Когда приехала?
   Севиль. Не спрашивай, Гюлюш. Сейчас я из Москвы. Где только я не была!... После расскажу. Я только что с поезда. Сегодня я хотела попасть сюда во что бы то ни стало. Мне все казалось, что поезд движется слишком медленно, и я еле сидела. Так и хотелось сойти с поезда и побежать; ведь сегодня день рождения моего мальчика! Ему десять лет. Скажи, Гюлюш, он здоров? Да скажи же, скажи!
   Гюндюз. Тетя, уж не она ли моя мама?
   Гюлюш. Да. Гюндюз, она твоя мама!
   Севиль. Сын мой!
   Гюндюз. Мама! (Бросается в объятия Севиль.) Мама, а зачем ты меня оставила?
   Севиль. Я тебя не оставила, дитя мое. Меня, как легкий челнок, подхватило бурное течение жизни и унесло далеко-далеко... Постой, я тебе подарки привезла. (Передает Гюндюзу самолет.)
   Гюндюз. Что с ним надо делать, мама?
   Севиль. Вот здесь надо завести ключом - и он полетит.
   Гюндюз. И вправду полетит? Вот это я понимаю! Хорошо!
   Гюлюш. Там у нас гости, Севиль.
   Севиль. Кто такие?
   Гюлюш. Больше молодежь. Но есть и знакомые тебе люди.
   Севиль. Теперь мне все равно, кто бы там ни был. Я испытала все, прошла сквозь огонь и воду. Сегодня мой праздник, и я хочу веселиться. Дай-ка, посмотрю, кто там (заглядывает в дверь). Ага, узнаю. Здравствуйте, старые друзья! Здравствуйте!
   Гюндюз. Куда ты, мама? Я тебя не отпущу.
   Севиль. Я не ухожу, сынок. Только переоденусь. (Уходит в комнату.)
   Абдул-Али - бек (выходя из комнаты). Кто была эта девушка? Мне она показалась знакомой.
   Голос Бабакиши: "Проходи, говорю. Я хорошо знаю".
   Гюлюш (подходит к калитке). Это еще кто?
   Голос Бабакиши: "Говорю тебе, проходи. Не то в зубы, как говорится, получишь!"
   В калитку входят Атакиши и Бабакиши, оба в матросской форме.
   Гюлюш. Кто это? Кого вам надо?
   Атакиши. Гюлюш, дочка! Отца не узнаешь? Это я, а это Бабакиши!
   Мамед-Ал и (выходя из комнаты). Говорят, есть солнце. Неправда! Говорят, есть луна. Неправда! Говорят, есть мир. Неправда! Все неправда, и больше ничего.
   Эдиля (выходя из комнаты). А это кто такие?
   Гюлюш. Откуда ты, отец?
   Атакиши. Я, дочка, с парохода.
   Бабакиши. Он, как говорится, машинистом, а я кочегаром на пароходе.
   Мамед-Али. Как вы туда попали и что у вас за вид?
   Атакиши. Долго рассказывать. Это наш рабочий костюм. У нас есть и парадный.
   Бабакиши. В ту ночь мы вышли на улицу. Темно. Мороз... Я был раздет...
   Гюлюш (улыбаясь). Знаю...
   Атакиши. В темноте ничего не было видно. И всю ночь мы шли, не переводя дыхания...
   Бабакиши. Как говорится, хотели в деревню попасть. А дорога неровная...
   Атакиши. По пояс в грязи. А тут мороз, ветер... И в желудке пусто. Вот тебе и фунт...
   Бабакиши. Видим, идет толпа. Уже, как говорится, рассветало...
   Атакиши. И толпа же! Ни начала не имела, ни конца... Потоком шла. Тут я подался к одному. "Куда?" - спрашиваю. "За работой, говорит, за хлебом".
   Бабакиши. А нам как раз этого и надо было...
   Атакиши. Голодному терять нечего. Пристали к ним...
   Бабакиши. Так и пристали, как говорится...
   Атакиши. Теперь я машинист на пароходе...
   Бабакиши. А я, как говорится, кочегар.
   Гюлюш. А как рука?
   Атакиши. Вылечил доктор на пароходе.
   Бабакиши. Положили, как говорится, в гипс да перевязали. Вот так.
   Атакиши. И поправилась.
   Входит Севиль. Гюндюз подбегает к ней.
   Гюлюш. Гюндюз, дай маме с гостями поздороваться.
   Севиль (узнает отца). Отец!
   Бабакиши. Ты что это, дочка! Словно маяк в море, как говорится, светишь.
   Атакиши. Не маяк, а Полярная звезда!
   Севиль. Ах, дядя Атакиши! И ты здесь? (Обнимает Атакиши.)
   Эдиля. Только ее и не хватало.
   Гюлюш (шутя). Смотри, Севиль, как бы опять не потянулась к Абдул-Али-беку целоваться!...
   Севиль. Целоваться? (Вспоминая.) Ага, помню!
   Абдул-Али - бек. Здравствуйте, Севиль-ханум! (С протянутой рукой подходит к ней).
   Севиль (как бы не замечая его, делает общий поклон). Здравствуйте, друзья!
   Слышно, как дети поют и веселятся. Входит Б а л а ш.
   Балаш (воздужденно). Верни мою семью, Гюлюш! Отдай мне мою семью! Я погибаю! Мигание звезд, поцелуй цветов, теплое дыхание весны - вся эта улыбающаяся природа душит меня. Я пропадаю, Гюлюш! Отдай мне мою семью!
   Гюлюш. Балаш, ты еще не устал?
   Эдиля. Это что еще за комедия?
   Абдул-Али - бек. Правильно! Как раз я об этом сейчас думал.
   Балаш (узнав отца, бросается к нему и вдруг замечает Севиль. Останавливается, разглядывая ее. Убедившись в том, что перед ним Севиль, бросается к ней). Севиль! Севиль! (Пытается обнять ее).
   Севиль (резко останавливает его). Балаш, не волнуйтесь. Это вам вредно. (Проходит мимо него.) Сегодня мой праздник, Гюлюш. Я хочу петь, плясать, играть, веселиться. Есть музыка?
   Гюлюш. Есть, Севиль (уходит в сад, приглашая с собой гостей).
   Эдиля (проходя мимо Балаша). Горбатого могила исправит. (Уходит за гостями.)
   Севиль тоже направляется в сад.
   Балаш (жалобно). Севиль! Постой! Не уходи!
   Севиль. Что вам угодно?
   Балаш. Два слова.
   Севиль. Говорите!
   Балаш. Помнишь, когда-то ты говорила, что любишь меня, что без меня жить не можешь?
   Севиль. Помню. Но разве я нарушила, свое слово?
   Балаш. Тогда что значит эта холодность?
   Севиль. Но ведь вы первый отвернулись от меня.
   Балаш. Я виноват перед тобой.
   Севиль. Согласна.
   Балаш. Прости меня, Севиль!
   Севиль (безразлично). Прощаю.
   Балаш. Ты меня убиваешь, Севиль. Сжался надо мной! Я не ждал от тебя такого ответа.
   Севиль. А что же вам надо от меня?
   Балаш. Упреки и оскорбления за мою вину были бы для меня утешением.
   Севиль. Я вас ни в чем не виню. Говорят, жизнь - борьба. Я оказалась неподготовленной к борьбе. Была побеждена и ушла с арены. Только герои могут идти против течения. Ты же не мог жертвовать жизнью ради меня. Как бы коротка ни была жизнь, все же она не настолько бесценна, чтобы ее, как милостыню, отдать. Ты поступил так, как хотел. Так и надо было! Так и надо!
   Балаш. Нет, Севиль! Я не так хотел. Я любил тебя, но жизнь помутила мне рассудок. Среда со всех сторон давила на меня. Стоило мне захотеть сделать самостоятельный шаг, как какая-то неведомая сила поворачивала меня в другую сторону, и я невольно двигался в этом направлении. Слабую, одинокую женщину я бросил в водоворот жизни.
   Севиль. Я не была одинока. У меня было много товарищей.
   Балаш. Поверь, Севиль, что все эти годы не было дня, чтобы я не думал о тебе...
   Севиль. Так ли?.. Верю...
   Балаш. Что ты могла сделать, такая бессильная?
   Севиль. Нужда - учитель жизни. И я быстро научилась. Днем я училась, терпя голод и лишения.., а по вечерам выходила на бульвар. Там было всегда много народу. Намечала какого-нибудь мужчину, проходя мимо, слегка задевала его плечом, встречалась лицом к лицу, моргала ему глазом. Вот так! Он замечал это.
   Балаш (в сильном волнении). Ужас! Ужас!
   Севиль. Из-за куска хлеба я продавала свое сердце, любовь, свои желания... Да! Мужчина следовал за мной...
   Балаш. О ужас! Довольно...
   Севиль. В темном переулке мы торговались с ним...
   Балаш. Замолчи, Севиль! Довольно...
   Гюлюш (входя). Зачем ты клевещешь на себя, Севиль?
   Севиль. Ты, Гюлюш, не вмешивайся.
   Гюлюш. Да он и без того тут допекал меня своим хныканьем.
   Севиль. Ты постой. Я его так допеку, что до смерти не забудет. (Балашу.) Что? Больно?
   Гюлюш уходит.
   Балаш. Поклянись, Севиль, что все это неправда, что ты не была такой. Скажи, что ничего этого не было, все это ложь!
   Севиль. Ну, а если правда?
   Балаш. Ведь это же безнравственно, Севиль, это же разврат... Нет, этого не может быть. Умоляю тебя, Севиль, скажи, что ты лгала, что ты такая же чистая и честная, как раньше.
   Севиль. Честь. Ха-ха-ха! Что такое честь? Не есть ли это груз, предназначенный только для женщины? Для минутного удовольствия ты можешь иметь связь с каждой встречной женщиной, и никто тебя бесчестным не назовет. А стоит женщине ради куска хлеба подойти к мужчине, как ее окружают черные вороны и в один голос кричат ей: проститутка, проститутка! Когда перед моими глазами ты обнимал другую женщину, а я стояла, дрожа всем телом, ты и глазом не моргнул. Как можно было бы назвать тебя за это? Тогда ни мозг мой не был способен думать, ни язык - говорить. А теперь я могу смело бросить тебе в лицо: проститутка!
   Молчание.
   Балаш. А что ты теперь будешь делать?
   Севиль. Займусь своим делом.
   Балаш. И ты опять будешь выходить на бульвар по вечерам?
   Севиль. Это разрешите мне знать.
   Балаш. Нет, Севиль, я больше не оставлю тебя одну.
   Севиль. Увы, прошло то время.
   Балаш. Я не могу жить без тебя, Севиль. Я люблю тебя.
   Севиль. Неужели? Ха-ха-ха! Не потому ли, что у меня теперь короткая юбка и лакированные туфли на высоких каблуках?
   Балаш. Нет, Севиль, нет! Поверь, эти глаза вечно преследуют меня.
   Севиль (насмешливо). Говорите тише... Кажется ваша жена идет.
   Голос Мамеда-Али: "Все вздор! И любовь вздор! И нежность вздор! И честь вздор! Все идет к одной цели - плодить рабочий скот..."
   Голос Гюлюш, поющей за сценой:
   "Уйди, уйди, неверный друг!
   Те дни прошли, давно прошли.
   Мечты любви лежат в пыли.
   Уйди, уйди, неверный друг!"
   Б а л а ш. Севиль!
   Севиль. Вы слышите? Это Гюлюш поет.
   Голос Гюлюш:
   "Я призывала: исцели!
   Но ты с другими был вдали.
   Мечты любви лежат в пыли.
   Уйди, уйди, неверный друг!"
   Б а л а ш. Севиль! Вот я на коленях пред тобой! Умоляю тебя, убей, но не отвергай меня. Я буду ласкать и нежить тебя, как ребенка. Ты будешь моей куклой... Молю тебя, сжалься! Я не мыслю жизни без тебя...
   Севиль (спокойно). Мне искренне жаль тебя. Встань, Балаш! Мне казалось, что за эти годы ты изменился. Но я ошиблась. Ты остался все таким же мещанином, ползающим на коленях и умоляющим, словно нищий, о милости. Но я не прежняя Севиль. Я более не кукла, с которой можно играть. Я не брошусь в твои объятия, в эти стальные тиски. Конец черному прошлому с его слезами, унижениями! Теперь я не бессильна в жизни. Против бараньего удара у меня львиная лапа.
   Входят Эди я, Гюлюш и гости.
   Эдиля. Что с тобой, Балаш? Что ты делаешь? Вы видите, Гюлюш? Что это такое?
   Гюлюш. Кто знает, может быть, ваш муж разучивает новое па?
   Эдиля. Да ты слышишь, Балаш? Какая невоспитанность! В светском обществе это невежливо, безнравственно.
   Балаш (возбужденно). Воспитанность, вежливость, нравственность - все вздор. Возьми все это себе, я не хочу ничего. Я только ее хочу, я ее люблю!...
   Эдиля. Что вы на это скажете, Гюлюш? С ума он сошел, что ли? Какой стыд?
   Севиль. Ха-ха-ха! Музыканты, вальс! Я танцевать хочу.
   Гюлюш. А вы, Эдиля, не будете танцевать?
   Эдиля. Нет, у меня голова кружится. Я хочу уйти.
   Севиль. Ау меня уже голова не кружится. Пьяной я бросилась в жизнь и отрезвилась. Вальс! (Танцует с Гюлюш).
   Мамед-Али (не найдя себе пары, берет стул и кружится с ним). Ни луны, ни солнца, ни этого мира, ни того света! Словом, ничего нет! И больше ничего.
   Входят Атакиши и Бабакиши.
   Бабакиши. Послушай, Атакиши, как говорится, это тот танец, что мы на пароходе танцевали?
   Атакиши. Да, тот... Тогда чего же? Валяй, что ли!
   Бабакиши. Постой. Я только, как говорится, шнурок завяжу.
   Гюндюз (вбегая). Нашел! Нашел! Все поворачиваются к нему.
   Гюлюш. Что ты нашел, детка?
   Гюндюз. В кругосветном путешествии я перегоню всех. Я отказался от парохода. Я решил полететь на самолете. Над горами, реками, морями, среди звезд я полечу прямо к острову Желания.
   Гюлюш. А потом?
   Гюндюз (смутившись). Что потом?
   Гюлюш. Как же ты потом вернешься?
   Гюндюз. Вернусь? А об этом я еще не думал.
   Севиль. Ты не вернешься, сынок! Ты будешь лететь все вперед и выше.
   Гюндюз. Да, я не вернусь. Я буду лететь все вперед и вперед, к Марсу, к Юпитеру, к мерцающим звездам.
   Севиль. Иди, дитя мое, иди ко мне!...
   Гюндюз бросается к Севиль. Она направляется с ним к выходу.
   Балаш. Севиль, не уходи!
   Севиль. Я не могу остаться.
   Балаш. Севиль! Куда ты?
   Севиль. На фабрику. Оттуда я пришла и туда возвращаюсь. Путь к свободе женщины - только в социализме.
   Занавес
   1 Азербайджанская поговорка, смысл которой примерно таков: ничему не противоречь.
   2 Гюлюш -смех (азерб.).
   3 Азербайджанская поговорка, означающая: побеждает сильнейший.