Страница:
Едва Леа вошла в комнату, он вздрогнул, отвлекаясь от своих размышлений. Его состояние не осталось незамеченным девушкой.
— Милорд, да вас знобит! Это я во всем виновата. Какая же я нерасторопная по сравнению с мамой! — Ей нужно было как-то оправдаться за то, что она столько времени простояла в раздумьях на крепостной стене. — А ваш отец уже искупался и переоделся. Прошу вас, простите меня! Впредь я буду поворотливее!
Она дала прислуге кое-какие указания, и вскоре запах трав, брошенных в горячую воду, донесся до Кейна.
— Вы хотите, чтобы я вас искупала? — спросила она и вдруг залилась краской в смущении. Еще никогда в своей жизни она не купала взрослого мужчину, хотя ее мать и рассказывала ей, как и что делают в таких случаях. Когда приезжали гости, Эдвина всегда брала эту обязанность на себя. Но ведь лорд Реднор помолвлен с Леа… Девушка свято верила, что если Кейн обручен с ней, значит, она должна заботиться о нем.
Она опустила ему руки на плечи, чтобы снять плед. Кейн как-то сдавленно хмыкнул, и она отступила в недоумении.
— Ну, хорошо… Позвольте мне хотя бы помочь вам раздеться.
Он закашлялся, а потом отвернул лицо от огня и уставился на девушку. Ее руки, ее белоснежные руки… Она держала их, не опуская, словно все еще собиралась помочь ему. Он смотрел на них, не отрываясь, и Леа снова смутилась. Воспитанная взаперти, она не могла привыкнуть к столь откровенному мужскому разглядыванию, непохожему на равнодушно-повелительный взгляд отца и подобострастные взоры слуг.
— Нет, спасибо, — нашелся, наконец, Реднор. — Я сам искупаюсь. Мне это более привычно.
Он говорил тихо, и Леа снова приблизилась к нему.
— Милорд, с вами все в порядке? — спросила она, всем своим видом выражая участие.
— Да. Со мной все просто замечательно, — раздраженно, будто отмахиваясь, процедил Реднор.
— Ну, хорошо, тогда я ухожу, а то вода остынет. Прошу вас, перед тем как одеваться, позовите меня. У вас на рубашке кровь, надо обработать раны. Вам сразу станет легче.
— Договорились.
Она тихонько удалилась, бесшумно прикрыв за собой тяжелую дверь.
Все еще погруженный в раздумья, он неторопливо стянул с себя одежду, а потом осторожно ступил в ванну. Кейн поморщился, когда горячая вода лизнула бесчисленные шрамы на ногах, но он уже привык к боли. Он окатывал себя с ног до головы, черпал воду пригоршнями и плескал ее на грудь и плечи, пока не заметил на бортике ванны какой-то маленький желтый кусочек. Некоторое время он бессмысленно таращился на него, соображая, что это за диковина, пока вдруг не понял — мыло. Вряд ли за всю свою жизнь Реднор мылся мылом больше четырех-пяти раз. Он взял его и неумело стал намыливать могучее тело, голову, взбив вокруг себя пенное облако. Потом он ополоснулся, выбрался из ванны и, стоя на здоровой ноге, с удовольствием растерся грубым полотенцем. Кейн вспомнил, что Леа собиралась прислать кого-то поухаживать за его ранами, но сначала он надел чулки и обулся, надежно укрыв от посторонних глаз искалеченную ногу, а затем уже дал знать, что покончил с мытьем.
Леа появилась тут же, без промедления, словно стояла за дверью и дожидалась, когда он позовет ее. Она спросила позволения обработать его раны, и Реднор посмотрел на нее с нескрываемым удивлением. Он думал, что Леа позовет кого-то из прислуги, но не допускал и мысли, что она возьмется за это дело сама. Неожиданно для самого себя Кейн согласился. Он вновь уселся в кресло и уставился на огонь, стараясь выглядеть невозмутимым.
— Ой! — воскликнула Леа, обработав целебной мазью из горшочка мелкие порезы. — Здесь у вас воспаление!
— Да, одна старая рана, которая никак не хочет заживать. Хотя, впрочем, это неважно, — поморщился Кейн.
— Нет-нет! Ею обязательно нужно заняться. Мне понадобится нож, чтобы все тут вычистить. Если хорошенько постараться, ручаюсь, все мигом заживет.
— Через два дня я уезжаю. — Кейн раздраженно махнул рукой. — Кто будет смотреть за ней? Пусть так и останется. Я хожу с этой раной, уже Бог знает сколько; чуть больше, чуть меньше — не все ли равно?
Леа никогда в голову не приходило переспрашивать мужчину или перечить ему, но сейчас она решила ослушаться Кейна. Движимая лишь заботой о нем, Леа опустилась на колени — надо было смазать жуткого вида багровые шрамы у самого паха. Она почувствовала, что тело его внезапно напряглось.
— Я не причиню вам боли, милорд, — успокоила она, зачерпывая рукой очередную порцию снадобья.
— Причинишь мне боль? — Реднор поразился наивности и простоте девушки; в ее помыслах не было и тени плотских желаний.
— Я понимаю, конечно, что я еще так молода, но меня хорошо учили, — продолжала настаивать Леа. — Если вы не доверяете мне, то разрешите, я позову маму.
— Как ты можешь сделать мне больно? — боролся с собой Кейн. По своей наивности эта девочка и подумать не могла, что сейчас творилось с ним: его охватило желание. Последние несколько недель у него не было ни одной женщины, и теперь на него совершенно по-особому действовали сумрак комнаты, близость Леа, которая уже была его невестой, тишина вокруг. Он вдруг так страшно захотел ее, что едва не потерял сознание. Прикосновения Леа возбуждали его, ощущение ее рук у бедер мутило рассудок.
— Нет, — в конце концов, выдавил он из себя, — не надо никого звать. Бери нож и делай то, что собиралась. Я просто хотел тебя избавить от лишних хлопот.
Если бы она хоть не прикасалась к нему, он смог бы усмирить свое тело, хотя это было бы не так и просто. «Она ведь не деревенская девка, — внушал он себе. — Я овладею Леа, но сделаю это так, чтобы не обидеть ее, с уважением. С уважением», — повторил он про себя, когда девушка вновь приблизилась к нему.
От ее прикосновения Реднор вздрогнул, и Леа, чтобы успокоить его, приложила прохладную ладошку к его шее. К сожалению, это не принесло ему облегчения: Кейн чувствовал, что тело его содрогается словно в лихорадке, а кровь гулко пульсирует, отдаваясь дробными ударами в висках.
— Милорд, сейчас немножко пощиплет. — Леа положила на рану мазь. Кейн тяжело вздохнул, но девушка истолковала этот вздох по-своему. — Простите меня, — пробормотала она, — уже почти все. Осталось намазать еще одну ссадину, и я оставлю вас в покое.
Реднор понял, что терпение его на исходе.
— Дай-ка, мазь сюда! Остальное, я сделаю сам! — резко одернул он Леа.
Леа послушно протянула ему склянку с лекарством. Он заметил, как дрожат ее губы.
— Глупышка, это вовсе не из-за того, что ты делаешь мне больно или я не доверяю твоему умению. Просто… — Ну что он мог сказать?! Кейн рассмеялся. — О Господи, я не могу тебе ничего объяснить, дитя мое!
— Да вас всего трясет, вы замерзли! Вот ваша рубашка, милорд! — Леа лихорадочно бросилась к лавке, на которой лежала одежда Кейна.
Он расхохотался.
— О, нет! Чего, чего, а вот от холода я не страдаю, это точно! Видит Бог, мне скорее жарко, и даже слишком! Хотя, возможно, ты права, и от рубашки мне станет прохладней.
Он натянул через голову рубашку и тут же прибавил к ней верхнее платье, понимая: чем больше на нем одежды, тем безопаснее для них обоих. Леа вновь приблизилась к нему, чтобы помочь разобраться с застежками камзола. Он почувствовал, что больше не может противиться своему желанию. Вряд ли будет большим грехом, если он поцелует ее… Реднор притянул девушку к себе. Леа не выказала ни малейшей попытки к сопротивлению. Медленно, высматривая на ее лице малейшие признаки отвращения, Реднор приблизился губами к ее нежному рту и заставил языком его открыться. Леа, к его удивлению, не проронила ни звука. Мгновение ее рука блуждала бесцельно в воздухе, но стоило Реднору чуть отстраниться, как она обвилась у него вокруг шеи, недвусмысленно удерживая на месте.
— Я болел оспой! — закричал он и грубо оттолкнул девушку. — Это могло плохо кончиться для нас, миледи. Еще чуть-чуть, и ты лишилась бы девственности. Ты что думаешь, я железный?!
Леа не могла вымолвить ни слова. Покраснев до корней волос, она стояла перед ним, смиренно опустив голову. Грех вожделения, как же быстро он охватил ее! Она не только не могла противиться; более того, ей не хотелось отрываться от его шершавых обветренных губ…
— Не… не думайте обо мне дурно, милорд, я ничего не могла с собой поделать, — боясь поднять глаза, прошептала она, заикаясь, и еще больше смущаясь.
— Это моя вина. Прости меня. До сегодняшнего дня мне совершенно не хотелось жениться, хотя наши отцы только и твердили об этом. Мне казалось, что тебе нужно повзрослеть и подготовиться к супружеской жизни. Однако теперь я вижу, в этом нет никакой нужды, ты получила отличное воспитание. Леди Леа, а вы и вправду так мало знаете о поцелуях?
Слезы ручьем полились по щекам девушки. Как же быстро возмездие настигает злодеев! От стыда за свое непристойное поведение она готова была провалиться сквозь земля.
— Конечно! — в отчаянии закричала Леа. — Спросите маму — никто, кроме нее, никогда не целовал меня! Да и она это делала так редко! Милорд, если я и совершила что-либо дурное, то только слушая разговоры прислуги и пение бродячих артистов… — Она разрыдалась, по-детски размазывая слезы по щекам.
Реднор отлично понимал, что она не врет. Присматривали за Леа отменно, ни на минуту не спуская глаз. Ревность, так внезапно взыгравшая в нем, относилась не к какому-то конкретному человеку. Просто Леа поцеловала его, уродливого и искореженного шрамами, так тепло и ласково. А что будет, когда она попадет ко двору и за нею станет виться шлейф молодых угодников?
— Ну, будет плакать! Ты хочешь, чтобы сюда сбежался весь замок? Вытри слезы. — Он наклонился, подобрал оброненный ремень, подпоясался и подошел к Леа. — Это моя вина, — теперь он говорил как можно мягче. — Ничего плохого в том, что ты поцеловала меня, нет, мы ведь помолвлены. Наоборот, я благодарен тебе, что ты не оттолкнула меня; я так ужасен, что почти ожидал резкого отказа. Увы, вместо того, чтобы радовать тебя, я весь день только и делаю, что обижаю.
Леа покачала головой. Кейн внимательно наблюдал за девушкой. Если она притворялась, то он это почувствует, но если она вела себя так помимо своей воли…
— Подойди ко мне, — строго сказал он, — и поцелуй меня еще раз как положено.
Леа покорно приблизилась к Реднору и подняла лицо, все еще мокрое от слез. На этот раз она и не пыталась обнять его, но, когда он поцеловал ее, она задрожала и доверчиво прильнула к его телу. Лорд Реднор с усилием совладал с собой и осторожно отстранил от себя девушку.
— Теперь иди. Ступай, иначе я снова невзначай обижу тебя, и мне в который раз станет стыдно.
Стол накрыли под самый вечер. Весь ужин Леа просидела не шелохнувшись. Вконец измученная дневными событиями, она не проронила ни слова, хотя прекрасно понимала, что надо просто из вежливости поговорить с графом Гонтом, который к тому же и сидел рядом с ней. Но сил у нее на разговор уже не осталось. Старый Гонт с расспросами не приставал, а лишь временами бросал пронзительный взгляд то на унылую девушку, то на побледневшего сына, рассеянно ковырявшего вилкой по тарелке. «Похоже, этот медведь напугал до смерти малышку Пемброков, — подумал старик Гонт. — Надо будет понаблюдать за ней».
При первой же возможности Леа спешно покинула пышное застолье. Ей хотелось побыть в тишине и одиночестве, чтобы хоть немного успокоиться. Она старательно прикрыла за собой дверь спальни, зажгла от кремня свечной огарок и принялась за шитье. Это привычное занятие немного отвлекло ее, но что-то все равно не давало покоя… Одежда лорда Реднора!
Леа собрала вещи Кейна и принялась за дело. Вначале все нужно очистить от пыли и крови. Пока отмокала рубашка, Леа сбрызнула водой бархатный камзол и старательно оттерла темно-бурые пятна. Все отчистилось довольно неплохо, только вот камзол оказался сильно поношенным. Она пригляделась к работе. Изумительная дорогая ткань, но пошито грубо. А не сшить ли ей самой к свадьбе рубашку для Кейна? Хотя, возможно, предусмотрительный отец уже все приготовил. Ну, а если все-таки попробовать?
Она тщательно сняла размеры с камзола и принялась за рубашку, откисавшую в лохани. Пятна почти сошли, но оказалось, что, несмотря на великолепие материи, пошита она была, как и камзол, из рук вон плохо. Леа повесила рубашку сохнуть у огня в комнате мамы — в ее собственной камин отсутствовал — и принялась латать темно-голубые штаны. Зажечь свечи она не решилась, и потому пристроилась поближе к огню: свечи стоили дорого, и мать пользовалась ими чрезвычайно редко. За этим занятием и застала Эдвина свою дочь.
— Леа! Что это ты делаешь? — удивленно спросила она.
Погруженная в собственные мысли, Леа некоторое время смотрела на маму с явным недоумением.
— Чиню его одежду, — сказала она, наконец, так, словно в мире не осталось других мужчин, кроме одного-единственного — Кейна Реднора. — Она в таком плачевном состоянии. Мама, у меня лежит отрез ткани, приготовленный для нового белья. Могу я пустить его на новую рубашку для Кейна? По-моему, материала хватит, и если я начну шить сегодня вечером, то успею в срок.
Эдвина бросила на дочь долгий изучающий взгляд.
— Да, конечно, у тебя все получится. Если уж тебе так хочется поступиться своей обновкой… — Эдвина подумала, что могла бы пожертвовать всем ради дочери или своих родителей, когда они еще были живы. Но пойти на это ради совершенно незнакомого мужчины, который и так получит возможность вертеть ею как ему только заблагорассудится… Это выходило за пределы ее понимания.
— Ничего страшного, у меня есть две рубашки, которые еще вполне можно носить. — Камин полыхал огнем, и лицо Леа порозовело. Эдвина не могла бы сказать наверняка: покраснела дочь от смущения или от жара, исходившего от пылающего очага.
— Зажги свечи, а то подожжешь волосы.
Леа немедленно повиновалась. Она встала, сходила за свечами и установила их на столе неподалеку от очага. Эдвина поймала дочь за руку, когда та подошла к рубашке лорда Реднора — проверить, не высохла ли она.
— Леа, а ты довольна? — Теперь стало ясно, что девушка действительно покраснела и явно не от близости к камину. Это насторожило Эдвину.
— Да, мама, — кротко ответила Леа.
— Ну, разумеется, по-другому и быть не может, если так решил твой отец. Но… ты долго разговаривала с лордом Реднором. Как, по-твоему, ты ему понравилась?
Леа смиренно стояла перед матерью, не поднимая глаз.
— Не знаю. Он был очень… любезен, — через силу ответила Леа.
Эдвина поняла это по-своему.
— Леа, ты должна радоваться тому, что посылает тебе Господь. Бесспорно, лорд Реднор не так уж молод, да и не красавец, как тебе хотелось бы того. Он совсем не похож на рыцарей, о которых пишут в твоих книгах. Но дать тебе он может многое: лорд Реднор богат, он известный человек, к мнению которого прислушиваются самые влиятельные лица в нашей стране. После смерти графа Гонта он станет одним из самых могущественных людей в королевстве. Радуйся, что его выбор пал на тебя.
— А я и радуюсь, мамочка. Я всем довольна. — Девушка снова потянулась за иголкой.
Ответ Леа привел Эдвину в полнейшее недоумение. Ее дорогое дитя находилось полностью во власти собственных мыслей, прочесть которые ей было пока не под силу.
— Все, рубашка уже высохла. — Эдвина ласково прикоснулась к руке Леа. — Заштопай ее, а я помогу тебе раскроить новую.
3
— Милорд, да вас знобит! Это я во всем виновата. Какая же я нерасторопная по сравнению с мамой! — Ей нужно было как-то оправдаться за то, что она столько времени простояла в раздумьях на крепостной стене. — А ваш отец уже искупался и переоделся. Прошу вас, простите меня! Впредь я буду поворотливее!
Она дала прислуге кое-какие указания, и вскоре запах трав, брошенных в горячую воду, донесся до Кейна.
— Вы хотите, чтобы я вас искупала? — спросила она и вдруг залилась краской в смущении. Еще никогда в своей жизни она не купала взрослого мужчину, хотя ее мать и рассказывала ей, как и что делают в таких случаях. Когда приезжали гости, Эдвина всегда брала эту обязанность на себя. Но ведь лорд Реднор помолвлен с Леа… Девушка свято верила, что если Кейн обручен с ней, значит, она должна заботиться о нем.
Она опустила ему руки на плечи, чтобы снять плед. Кейн как-то сдавленно хмыкнул, и она отступила в недоумении.
— Ну, хорошо… Позвольте мне хотя бы помочь вам раздеться.
Он закашлялся, а потом отвернул лицо от огня и уставился на девушку. Ее руки, ее белоснежные руки… Она держала их, не опуская, словно все еще собиралась помочь ему. Он смотрел на них, не отрываясь, и Леа снова смутилась. Воспитанная взаперти, она не могла привыкнуть к столь откровенному мужскому разглядыванию, непохожему на равнодушно-повелительный взгляд отца и подобострастные взоры слуг.
— Нет, спасибо, — нашелся, наконец, Реднор. — Я сам искупаюсь. Мне это более привычно.
Он говорил тихо, и Леа снова приблизилась к нему.
— Милорд, с вами все в порядке? — спросила она, всем своим видом выражая участие.
— Да. Со мной все просто замечательно, — раздраженно, будто отмахиваясь, процедил Реднор.
— Ну, хорошо, тогда я ухожу, а то вода остынет. Прошу вас, перед тем как одеваться, позовите меня. У вас на рубашке кровь, надо обработать раны. Вам сразу станет легче.
— Договорились.
Она тихонько удалилась, бесшумно прикрыв за собой тяжелую дверь.
Все еще погруженный в раздумья, он неторопливо стянул с себя одежду, а потом осторожно ступил в ванну. Кейн поморщился, когда горячая вода лизнула бесчисленные шрамы на ногах, но он уже привык к боли. Он окатывал себя с ног до головы, черпал воду пригоршнями и плескал ее на грудь и плечи, пока не заметил на бортике ванны какой-то маленький желтый кусочек. Некоторое время он бессмысленно таращился на него, соображая, что это за диковина, пока вдруг не понял — мыло. Вряд ли за всю свою жизнь Реднор мылся мылом больше четырех-пяти раз. Он взял его и неумело стал намыливать могучее тело, голову, взбив вокруг себя пенное облако. Потом он ополоснулся, выбрался из ванны и, стоя на здоровой ноге, с удовольствием растерся грубым полотенцем. Кейн вспомнил, что Леа собиралась прислать кого-то поухаживать за его ранами, но сначала он надел чулки и обулся, надежно укрыв от посторонних глаз искалеченную ногу, а затем уже дал знать, что покончил с мытьем.
Леа появилась тут же, без промедления, словно стояла за дверью и дожидалась, когда он позовет ее. Она спросила позволения обработать его раны, и Реднор посмотрел на нее с нескрываемым удивлением. Он думал, что Леа позовет кого-то из прислуги, но не допускал и мысли, что она возьмется за это дело сама. Неожиданно для самого себя Кейн согласился. Он вновь уселся в кресло и уставился на огонь, стараясь выглядеть невозмутимым.
— Ой! — воскликнула Леа, обработав целебной мазью из горшочка мелкие порезы. — Здесь у вас воспаление!
— Да, одна старая рана, которая никак не хочет заживать. Хотя, впрочем, это неважно, — поморщился Кейн.
— Нет-нет! Ею обязательно нужно заняться. Мне понадобится нож, чтобы все тут вычистить. Если хорошенько постараться, ручаюсь, все мигом заживет.
— Через два дня я уезжаю. — Кейн раздраженно махнул рукой. — Кто будет смотреть за ней? Пусть так и останется. Я хожу с этой раной, уже Бог знает сколько; чуть больше, чуть меньше — не все ли равно?
Леа никогда в голову не приходило переспрашивать мужчину или перечить ему, но сейчас она решила ослушаться Кейна. Движимая лишь заботой о нем, Леа опустилась на колени — надо было смазать жуткого вида багровые шрамы у самого паха. Она почувствовала, что тело его внезапно напряглось.
— Я не причиню вам боли, милорд, — успокоила она, зачерпывая рукой очередную порцию снадобья.
— Причинишь мне боль? — Реднор поразился наивности и простоте девушки; в ее помыслах не было и тени плотских желаний.
— Я понимаю, конечно, что я еще так молода, но меня хорошо учили, — продолжала настаивать Леа. — Если вы не доверяете мне, то разрешите, я позову маму.
— Как ты можешь сделать мне больно? — боролся с собой Кейн. По своей наивности эта девочка и подумать не могла, что сейчас творилось с ним: его охватило желание. Последние несколько недель у него не было ни одной женщины, и теперь на него совершенно по-особому действовали сумрак комнаты, близость Леа, которая уже была его невестой, тишина вокруг. Он вдруг так страшно захотел ее, что едва не потерял сознание. Прикосновения Леа возбуждали его, ощущение ее рук у бедер мутило рассудок.
— Нет, — в конце концов, выдавил он из себя, — не надо никого звать. Бери нож и делай то, что собиралась. Я просто хотел тебя избавить от лишних хлопот.
Если бы она хоть не прикасалась к нему, он смог бы усмирить свое тело, хотя это было бы не так и просто. «Она ведь не деревенская девка, — внушал он себе. — Я овладею Леа, но сделаю это так, чтобы не обидеть ее, с уважением. С уважением», — повторил он про себя, когда девушка вновь приблизилась к нему.
От ее прикосновения Реднор вздрогнул, и Леа, чтобы успокоить его, приложила прохладную ладошку к его шее. К сожалению, это не принесло ему облегчения: Кейн чувствовал, что тело его содрогается словно в лихорадке, а кровь гулко пульсирует, отдаваясь дробными ударами в висках.
— Милорд, сейчас немножко пощиплет. — Леа положила на рану мазь. Кейн тяжело вздохнул, но девушка истолковала этот вздох по-своему. — Простите меня, — пробормотала она, — уже почти все. Осталось намазать еще одну ссадину, и я оставлю вас в покое.
Реднор понял, что терпение его на исходе.
— Дай-ка, мазь сюда! Остальное, я сделаю сам! — резко одернул он Леа.
Леа послушно протянула ему склянку с лекарством. Он заметил, как дрожат ее губы.
— Глупышка, это вовсе не из-за того, что ты делаешь мне больно или я не доверяю твоему умению. Просто… — Ну что он мог сказать?! Кейн рассмеялся. — О Господи, я не могу тебе ничего объяснить, дитя мое!
— Да вас всего трясет, вы замерзли! Вот ваша рубашка, милорд! — Леа лихорадочно бросилась к лавке, на которой лежала одежда Кейна.
Он расхохотался.
— О, нет! Чего, чего, а вот от холода я не страдаю, это точно! Видит Бог, мне скорее жарко, и даже слишком! Хотя, возможно, ты права, и от рубашки мне станет прохладней.
Он натянул через голову рубашку и тут же прибавил к ней верхнее платье, понимая: чем больше на нем одежды, тем безопаснее для них обоих. Леа вновь приблизилась к нему, чтобы помочь разобраться с застежками камзола. Он почувствовал, что больше не может противиться своему желанию. Вряд ли будет большим грехом, если он поцелует ее… Реднор притянул девушку к себе. Леа не выказала ни малейшей попытки к сопротивлению. Медленно, высматривая на ее лице малейшие признаки отвращения, Реднор приблизился губами к ее нежному рту и заставил языком его открыться. Леа, к его удивлению, не проронила ни звука. Мгновение ее рука блуждала бесцельно в воздухе, но стоило Реднору чуть отстраниться, как она обвилась у него вокруг шеи, недвусмысленно удерживая на месте.
— Я болел оспой! — закричал он и грубо оттолкнул девушку. — Это могло плохо кончиться для нас, миледи. Еще чуть-чуть, и ты лишилась бы девственности. Ты что думаешь, я железный?!
Леа не могла вымолвить ни слова. Покраснев до корней волос, она стояла перед ним, смиренно опустив голову. Грех вожделения, как же быстро он охватил ее! Она не только не могла противиться; более того, ей не хотелось отрываться от его шершавых обветренных губ…
— Не… не думайте обо мне дурно, милорд, я ничего не могла с собой поделать, — боясь поднять глаза, прошептала она, заикаясь, и еще больше смущаясь.
— Это моя вина. Прости меня. До сегодняшнего дня мне совершенно не хотелось жениться, хотя наши отцы только и твердили об этом. Мне казалось, что тебе нужно повзрослеть и подготовиться к супружеской жизни. Однако теперь я вижу, в этом нет никакой нужды, ты получила отличное воспитание. Леди Леа, а вы и вправду так мало знаете о поцелуях?
Слезы ручьем полились по щекам девушки. Как же быстро возмездие настигает злодеев! От стыда за свое непристойное поведение она готова была провалиться сквозь земля.
— Конечно! — в отчаянии закричала Леа. — Спросите маму — никто, кроме нее, никогда не целовал меня! Да и она это делала так редко! Милорд, если я и совершила что-либо дурное, то только слушая разговоры прислуги и пение бродячих артистов… — Она разрыдалась, по-детски размазывая слезы по щекам.
Реднор отлично понимал, что она не врет. Присматривали за Леа отменно, ни на минуту не спуская глаз. Ревность, так внезапно взыгравшая в нем, относилась не к какому-то конкретному человеку. Просто Леа поцеловала его, уродливого и искореженного шрамами, так тепло и ласково. А что будет, когда она попадет ко двору и за нею станет виться шлейф молодых угодников?
— Ну, будет плакать! Ты хочешь, чтобы сюда сбежался весь замок? Вытри слезы. — Он наклонился, подобрал оброненный ремень, подпоясался и подошел к Леа. — Это моя вина, — теперь он говорил как можно мягче. — Ничего плохого в том, что ты поцеловала меня, нет, мы ведь помолвлены. Наоборот, я благодарен тебе, что ты не оттолкнула меня; я так ужасен, что почти ожидал резкого отказа. Увы, вместо того, чтобы радовать тебя, я весь день только и делаю, что обижаю.
Леа покачала головой. Кейн внимательно наблюдал за девушкой. Если она притворялась, то он это почувствует, но если она вела себя так помимо своей воли…
— Подойди ко мне, — строго сказал он, — и поцелуй меня еще раз как положено.
Леа покорно приблизилась к Реднору и подняла лицо, все еще мокрое от слез. На этот раз она и не пыталась обнять его, но, когда он поцеловал ее, она задрожала и доверчиво прильнула к его телу. Лорд Реднор с усилием совладал с собой и осторожно отстранил от себя девушку.
— Теперь иди. Ступай, иначе я снова невзначай обижу тебя, и мне в который раз станет стыдно.
Стол накрыли под самый вечер. Весь ужин Леа просидела не шелохнувшись. Вконец измученная дневными событиями, она не проронила ни слова, хотя прекрасно понимала, что надо просто из вежливости поговорить с графом Гонтом, который к тому же и сидел рядом с ней. Но сил у нее на разговор уже не осталось. Старый Гонт с расспросами не приставал, а лишь временами бросал пронзительный взгляд то на унылую девушку, то на побледневшего сына, рассеянно ковырявшего вилкой по тарелке. «Похоже, этот медведь напугал до смерти малышку Пемброков, — подумал старик Гонт. — Надо будет понаблюдать за ней».
При первой же возможности Леа спешно покинула пышное застолье. Ей хотелось побыть в тишине и одиночестве, чтобы хоть немного успокоиться. Она старательно прикрыла за собой дверь спальни, зажгла от кремня свечной огарок и принялась за шитье. Это привычное занятие немного отвлекло ее, но что-то все равно не давало покоя… Одежда лорда Реднора!
Леа собрала вещи Кейна и принялась за дело. Вначале все нужно очистить от пыли и крови. Пока отмокала рубашка, Леа сбрызнула водой бархатный камзол и старательно оттерла темно-бурые пятна. Все отчистилось довольно неплохо, только вот камзол оказался сильно поношенным. Она пригляделась к работе. Изумительная дорогая ткань, но пошито грубо. А не сшить ли ей самой к свадьбе рубашку для Кейна? Хотя, возможно, предусмотрительный отец уже все приготовил. Ну, а если все-таки попробовать?
Она тщательно сняла размеры с камзола и принялась за рубашку, откисавшую в лохани. Пятна почти сошли, но оказалось, что, несмотря на великолепие материи, пошита она была, как и камзол, из рук вон плохо. Леа повесила рубашку сохнуть у огня в комнате мамы — в ее собственной камин отсутствовал — и принялась латать темно-голубые штаны. Зажечь свечи она не решилась, и потому пристроилась поближе к огню: свечи стоили дорого, и мать пользовалась ими чрезвычайно редко. За этим занятием и застала Эдвина свою дочь.
— Леа! Что это ты делаешь? — удивленно спросила она.
Погруженная в собственные мысли, Леа некоторое время смотрела на маму с явным недоумением.
— Чиню его одежду, — сказала она, наконец, так, словно в мире не осталось других мужчин, кроме одного-единственного — Кейна Реднора. — Она в таком плачевном состоянии. Мама, у меня лежит отрез ткани, приготовленный для нового белья. Могу я пустить его на новую рубашку для Кейна? По-моему, материала хватит, и если я начну шить сегодня вечером, то успею в срок.
Эдвина бросила на дочь долгий изучающий взгляд.
— Да, конечно, у тебя все получится. Если уж тебе так хочется поступиться своей обновкой… — Эдвина подумала, что могла бы пожертвовать всем ради дочери или своих родителей, когда они еще были живы. Но пойти на это ради совершенно незнакомого мужчины, который и так получит возможность вертеть ею как ему только заблагорассудится… Это выходило за пределы ее понимания.
— Ничего страшного, у меня есть две рубашки, которые еще вполне можно носить. — Камин полыхал огнем, и лицо Леа порозовело. Эдвина не могла бы сказать наверняка: покраснела дочь от смущения или от жара, исходившего от пылающего очага.
— Зажги свечи, а то подожжешь волосы.
Леа немедленно повиновалась. Она встала, сходила за свечами и установила их на столе неподалеку от очага. Эдвина поймала дочь за руку, когда та подошла к рубашке лорда Реднора — проверить, не высохла ли она.
— Леа, а ты довольна? — Теперь стало ясно, что девушка действительно покраснела и явно не от близости к камину. Это насторожило Эдвину.
— Да, мама, — кротко ответила Леа.
— Ну, разумеется, по-другому и быть не может, если так решил твой отец. Но… ты долго разговаривала с лордом Реднором. Как, по-твоему, ты ему понравилась?
Леа смиренно стояла перед матерью, не поднимая глаз.
— Не знаю. Он был очень… любезен, — через силу ответила Леа.
Эдвина поняла это по-своему.
— Леа, ты должна радоваться тому, что посылает тебе Господь. Бесспорно, лорд Реднор не так уж молод, да и не красавец, как тебе хотелось бы того. Он совсем не похож на рыцарей, о которых пишут в твоих книгах. Но дать тебе он может многое: лорд Реднор богат, он известный человек, к мнению которого прислушиваются самые влиятельные лица в нашей стране. После смерти графа Гонта он станет одним из самых могущественных людей в королевстве. Радуйся, что его выбор пал на тебя.
— А я и радуюсь, мамочка. Я всем довольна. — Девушка снова потянулась за иголкой.
Ответ Леа привел Эдвину в полнейшее недоумение. Ее дорогое дитя находилось полностью во власти собственных мыслей, прочесть которые ей было пока не под силу.
— Все, рубашка уже высохла. — Эдвина ласково прикоснулась к руке Леа. — Заштопай ее, а я помогу тебе раскроить новую.
3
За роскошным утренним столом разговор не клеился, поскольку у всех собравшихся вид был довольно-таки утомленный. Пемброк и Гонт полночи пили, а Эдвина промаялась без сна, борясь со страхом за будущее дочери, опечаленная ее замкнутостью. Леа провела ночь за шитьем, а лорд Реднор долго промучился без сна и, в конце концов, лег на пол. Однако и это не принесло ему облегчения — не давали покоя видения. В итоге он перебрался в кресло и до утра просидел перед камином. Он был рад лишь одному — похоже, отец ничего не заметил, так как накануне крепко выпил.
Первой из-за стола поднялась Леа. Это было совсем на нее непохоже, тем более, когда за столом оставались сидеть гости. На завтрак подали холодное мясо, пирожные, яйца, хлеб и вино, но девушка ни к чему не притронулась. Бормоча извинения, она удалилась на женскую половину замка. За столом она поймала себя на мысли, что чувствует себя неловко рядом с Кейном. Она чуть не выронила хлеб и едва не пролила вино, когда несколько раз украдкой взглянула на Реднора. Его лицо с красными воспаленными глазами казалось сердитым.
Потом Пемброк и Гонт уехали поохотиться. Они несколько раз звали с собой Реднора, но тот весьма грубо отказался. Он надумал прогуляться вдоль крепостной стены до рва, а потом пройтись по полям, что прилегали к замку. Леди Эдвина сновала из одной башни в другую по всяким домашним делам. Некоторое время она присматривала за ним, а потом отправила ему вдогонку Леа — просто подумала, что так приличнее. А то приедет Гонт с охоты и узнает, что сын в одиночестве целый день слонялся по округе.
Кейн с закрытыми глазами сидел под деревом, когда к нему подошла Леа. Каким-то неведомым чувством он понял, что она рядом, и у него сразу как-то потеплело на душе.
— Добрый день, милорд, — вежливо приветствовала его девушка.
— Чего прибежала? — отрывисто спросил он. Леа сжалась, как в прошлый раз, когда он оттолкнул ее после поцелуя.
— Мама не хотела, чтобы вы оставались в одиночестве. Это она меня к вам послала, но я немедленно вернусь, если… — запнулась она и приготовилась уйти.
— Нет! — Реднору стало стыдно за себя. Он ведь отлично знал: Леа слишком хорошо воспитана и не станет навязываться, это не придворная дама. — Я и сам не знаю, почему сказал так. Видишь ли, я плохо спал ночью. Леа, присаживайся, раз уж пришла. Для тебя не слишком холодно, может, ты хочешь пройтись?
— Да, сегодня как-то свежо. — Леа готова была предложить прогулку до своих любимых лугов, где растут крокусы — вдруг они уже цветут! Но она тут же вспомнила про больную ногу Кейна. — Если вы не возражаете, давайте лучше посидим здесь. Просто замечательно: сидеть и ничего не делать. Я ведь тоже почти всю ночь не спала.
— И ты? — казалось, в его глазах промелькнула неприязнь, смешанная с подозрением.
— Увы… Вам не спалось, милорд?
— Ну да, а тебе? — Возможно, ему не стоило столь откровенно признаваться девушке в собственной чувственности, но Леа ведет себя так лишь потому, что невинна как младенец. Реднор не смог сдержать улыбки.
— К сожалению, да, но, в конце концов, я чуть-чуть подремала.
— А что же мешало тебе лечь раньше? — спросил он, желая подразнить девушку.
— Да то, милорд, — улыбнулась она, — что я штопала и чистила вашу одежду.
Кейн перестал смеяться — оказывается, он недооценил ее.
— Почему ты штопала мне одежду?
— Неужели вы думаете, что в нашем доме принято отпускать гостей в грязном и рваном? Я решила немного подлатать ее, уж очень все потрепано. Вы не возите с собой что-нибудь для перемены?
Вопрос показался Реднору просто трогательным.
— Раньше возил, а потом бросил. Даже если мы не теряли это в каком-нибудь ручье или по дороге, то все равно у меня обычно не получалось переодеться. Так я, в конце концов, и бросил эту затею. Разумеется, в каждом из моих замков меня ждет новая одежда и, когда представляется возможность, я переодеваюсь, — ответил он. И тут же поймал себя на мысли, что он бесконечно счастлив сидеть вот так, без дела, и болтать о пустяках.
— Если бы вы так не торопились с отъездом, милорд, я бы успела вам сшить новую рубашку. Вы такой огромный! Мы ничего не можем предложить вам из одежды отца, хотя мама была бы очень рада, — сказала Леа, лукаво посматривая на Кейна. Она колебалась, продолжать ли ей, но по лицу Кейна было видно, что он очень доволен. — Я рада, что нас здесь никто не видит. Хоть вы и знатный граф, а я всего лишь скромная подданная, я бы не пережила, если бы кто-нибудь меня увидел рядом с так одетым мужчиной.
Реднор оглядел себя. Да, посмотреть было на что. Пояс штанов, которые были короче, чем нужно, по меньшей мере, дюймов на восемь, торчал из-под камзола, сплошь усеянного наспех приделанными заплатками. В плечах камзол расставили кусками материи, чтобы хоть как-то вместить его могучие плечи и грудь. Кейн ухмыльнулся, обнажив красивые зубы.
— Понимаю вас, миледи. Мне действительно следует хоть как-то думать о подобных вещах. Ну, что ж, твоя мать воспитала в тебе хорошую хозяйку. Наверное, это она надоумила тебя продемонстрировать передо мной все свои добродетели. Похоже, она обеспокоена, остался ли я доволен своим приобретением.
— Ей незачем было советовать мне что-либо. Я и сама могу догадаться, что нужно гостю, чтобы он чувствовал себя уютно, а тем более, когда речь идет о вас, милорд.
Реднор вновь с нежностью посмотрел на девушку. Смущенная откровенностью взгляда, она поспешно отвела глаза и стала лихорадочно подыскивать новую тему для разговора.
— Если мой вопрос не покажется вам дурным тоном, милорд, то скажите, почему вы так торопитесь уехать? Вы выглядите смертельно уставшим. Вам просто необходимо отдохнуть подольше, и очень жаль, если вы не сможете себе этого позволить.
Ее последние слова напомнили Реднору о проведенной им бессонной ночи, и он еле сдержал смех. Оказывается, эта барышня вполне может его развеселить — и она совсем не похожа на жеманных аристократок и глупых деревенских девок.
— Парочка мелких баронов захватила земли моего отца. Похоже, они ищут повод для драки. Они оскорбили нас и, кроме того, напали первыми, а сейчас не время для войн на моей земле.
Кейн зажмурился от ударивших в глаза пронзительных лучей апрельского солнца. Любой, даже самый легкий его жест мгновенно находил отклик в Леа. Она обняла Кейна за плечи и ласково притянула к себе.
— Милорд, положите голову мне на колени и рассказывайте. А я поберегу ваши глаза от яркого солнышка.
Вздохнув, он положил голову ей на колени и закрыл уставшие глаза. — По-моему, я и так уже все рассказал. Еще ходят слухи, что Генрих Анжуйский вновь хочет попробовать захватить трон. Если это случится, Честер нарушит перемирие с королем, земли твоего кузена Фиц-Ричарда будут потеряны, а валлийцы, поднимут мятеж. Я должен буду утихомирить их, и тогда каждый мой вассал окажется на счету. Я не могу позволить, чтобы мои люди грызлись между собой. Когда валлийцы дичают…
— Разве во времена короля Генриха они не были покорены? — Леа добросовестно пыталась докопаться до истинного положения вещей.
— Я же тебе рассказывал вчера. Они никогда никому не подчинялись. Валлийцы… — Реднор безнадежно махнул рукой. — Они все до единого сумасшедшие. Говорят, мы их притесняем. Но и оставлять Уэльс без присмотра нельзя — там сразу вспыхнет война. Валлийцы готовы к борьбе, они говорят, что будут сражаться за свою свободу, а я говорю, что они сражаются из-за того, что в них вселился дьявол.
Леа почувствовала, как напряглись плечи Кейна.
— Успокойтесь, милорд. Не надо мне больше ничего рассказывать, если это причиняет вам такую боль. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. В конце концов, на этой земле царят мир и покой, и здесь вам не нужно ни от чего защищаться.
— Мой рассказ меня совершенно не расстраивает, тем более, если он тебе интересен. Просто я подумал, что уэльские болота во время мятежа, — не место для женщины благородных кровей.
— Не думаю, что мне нужно чего-то бояться. Что, они захотят убить меня? Но какой в этом прок? В любом случае, я думаю, у меня хватит мужества самой выбрать себе достойную смерть, — Леа произнесла это несколько напыщенно, и Кейн ласково рассмеялся в ответ: все звучало так, словно голубка пытается стать кречетом. Леа обиделась.
— Не смейтесь надо мной, милорд. У женщины должно найтись мужество, если ей придется отстаивать честь мужа!
Реднор изумленно уставился на девушку. Его опыт общения с женщинами подтверждал обратное: они больше заботятся о том, чтобы запятнать честь мужа.
— Кто тебя надоумил говорить такие вещи? — поинтересовался он, мысленно признаваясь себе, что женская душа — вечная загадка, никогда не знаешь, что в ней происходит.
— Мама и капеллан говорили, что это мой долг, — строго ответила девушка.
— Скажи, ты никогда не слышала от мамы или капеллана о самоубийцах? — продолжал подтрунивать Кейн.
— Нет, но я слышала много рассказов о смелых женщинах. Да вы опять смеетесь надо мной! — по-детски надула губы Леа.
Реднор поспешно заверил ее, что ему просто приятно смотреть на нее, оттого он и улыбается, и упросил ее продолжить разговор. Убедившись, что Кейн серьезен, Леа стала рассуждать дальше:
— Я знаю, священники говорят, что убить себя — смертный грех. А вам не приходило в голову, что Господь наш бесконечно милостив и способен все взвесить? Он поймет, что лучше страдать самой, нежели из-за вас будет страдать муж.
Лорду Реднору стало не до смеха. Ее слова оказались для него полнейшей неожиданностью. Они неожиданно напугали его бесконечной искренностью, но чувствовал он себя скорее очарованным и невероятно смущенным. Сейчас он был готов на все, лишь бы случайно не задеть и не обидеть ее. Кейн закашлялся.
Первой из-за стола поднялась Леа. Это было совсем на нее непохоже, тем более, когда за столом оставались сидеть гости. На завтрак подали холодное мясо, пирожные, яйца, хлеб и вино, но девушка ни к чему не притронулась. Бормоча извинения, она удалилась на женскую половину замка. За столом она поймала себя на мысли, что чувствует себя неловко рядом с Кейном. Она чуть не выронила хлеб и едва не пролила вино, когда несколько раз украдкой взглянула на Реднора. Его лицо с красными воспаленными глазами казалось сердитым.
Потом Пемброк и Гонт уехали поохотиться. Они несколько раз звали с собой Реднора, но тот весьма грубо отказался. Он надумал прогуляться вдоль крепостной стены до рва, а потом пройтись по полям, что прилегали к замку. Леди Эдвина сновала из одной башни в другую по всяким домашним делам. Некоторое время она присматривала за ним, а потом отправила ему вдогонку Леа — просто подумала, что так приличнее. А то приедет Гонт с охоты и узнает, что сын в одиночестве целый день слонялся по округе.
Кейн с закрытыми глазами сидел под деревом, когда к нему подошла Леа. Каким-то неведомым чувством он понял, что она рядом, и у него сразу как-то потеплело на душе.
— Добрый день, милорд, — вежливо приветствовала его девушка.
— Чего прибежала? — отрывисто спросил он. Леа сжалась, как в прошлый раз, когда он оттолкнул ее после поцелуя.
— Мама не хотела, чтобы вы оставались в одиночестве. Это она меня к вам послала, но я немедленно вернусь, если… — запнулась она и приготовилась уйти.
— Нет! — Реднору стало стыдно за себя. Он ведь отлично знал: Леа слишком хорошо воспитана и не станет навязываться, это не придворная дама. — Я и сам не знаю, почему сказал так. Видишь ли, я плохо спал ночью. Леа, присаживайся, раз уж пришла. Для тебя не слишком холодно, может, ты хочешь пройтись?
— Да, сегодня как-то свежо. — Леа готова была предложить прогулку до своих любимых лугов, где растут крокусы — вдруг они уже цветут! Но она тут же вспомнила про больную ногу Кейна. — Если вы не возражаете, давайте лучше посидим здесь. Просто замечательно: сидеть и ничего не делать. Я ведь тоже почти всю ночь не спала.
— И ты? — казалось, в его глазах промелькнула неприязнь, смешанная с подозрением.
— Увы… Вам не спалось, милорд?
— Ну да, а тебе? — Возможно, ему не стоило столь откровенно признаваться девушке в собственной чувственности, но Леа ведет себя так лишь потому, что невинна как младенец. Реднор не смог сдержать улыбки.
— К сожалению, да, но, в конце концов, я чуть-чуть подремала.
— А что же мешало тебе лечь раньше? — спросил он, желая подразнить девушку.
— Да то, милорд, — улыбнулась она, — что я штопала и чистила вашу одежду.
Кейн перестал смеяться — оказывается, он недооценил ее.
— Почему ты штопала мне одежду?
— Неужели вы думаете, что в нашем доме принято отпускать гостей в грязном и рваном? Я решила немного подлатать ее, уж очень все потрепано. Вы не возите с собой что-нибудь для перемены?
Вопрос показался Реднору просто трогательным.
— Раньше возил, а потом бросил. Даже если мы не теряли это в каком-нибудь ручье или по дороге, то все равно у меня обычно не получалось переодеться. Так я, в конце концов, и бросил эту затею. Разумеется, в каждом из моих замков меня ждет новая одежда и, когда представляется возможность, я переодеваюсь, — ответил он. И тут же поймал себя на мысли, что он бесконечно счастлив сидеть вот так, без дела, и болтать о пустяках.
— Если бы вы так не торопились с отъездом, милорд, я бы успела вам сшить новую рубашку. Вы такой огромный! Мы ничего не можем предложить вам из одежды отца, хотя мама была бы очень рада, — сказала Леа, лукаво посматривая на Кейна. Она колебалась, продолжать ли ей, но по лицу Кейна было видно, что он очень доволен. — Я рада, что нас здесь никто не видит. Хоть вы и знатный граф, а я всего лишь скромная подданная, я бы не пережила, если бы кто-нибудь меня увидел рядом с так одетым мужчиной.
Реднор оглядел себя. Да, посмотреть было на что. Пояс штанов, которые были короче, чем нужно, по меньшей мере, дюймов на восемь, торчал из-под камзола, сплошь усеянного наспех приделанными заплатками. В плечах камзол расставили кусками материи, чтобы хоть как-то вместить его могучие плечи и грудь. Кейн ухмыльнулся, обнажив красивые зубы.
— Понимаю вас, миледи. Мне действительно следует хоть как-то думать о подобных вещах. Ну, что ж, твоя мать воспитала в тебе хорошую хозяйку. Наверное, это она надоумила тебя продемонстрировать передо мной все свои добродетели. Похоже, она обеспокоена, остался ли я доволен своим приобретением.
— Ей незачем было советовать мне что-либо. Я и сама могу догадаться, что нужно гостю, чтобы он чувствовал себя уютно, а тем более, когда речь идет о вас, милорд.
Реднор вновь с нежностью посмотрел на девушку. Смущенная откровенностью взгляда, она поспешно отвела глаза и стала лихорадочно подыскивать новую тему для разговора.
— Если мой вопрос не покажется вам дурным тоном, милорд, то скажите, почему вы так торопитесь уехать? Вы выглядите смертельно уставшим. Вам просто необходимо отдохнуть подольше, и очень жаль, если вы не сможете себе этого позволить.
Ее последние слова напомнили Реднору о проведенной им бессонной ночи, и он еле сдержал смех. Оказывается, эта барышня вполне может его развеселить — и она совсем не похожа на жеманных аристократок и глупых деревенских девок.
— Парочка мелких баронов захватила земли моего отца. Похоже, они ищут повод для драки. Они оскорбили нас и, кроме того, напали первыми, а сейчас не время для войн на моей земле.
Кейн зажмурился от ударивших в глаза пронзительных лучей апрельского солнца. Любой, даже самый легкий его жест мгновенно находил отклик в Леа. Она обняла Кейна за плечи и ласково притянула к себе.
— Милорд, положите голову мне на колени и рассказывайте. А я поберегу ваши глаза от яркого солнышка.
Вздохнув, он положил голову ей на колени и закрыл уставшие глаза. — По-моему, я и так уже все рассказал. Еще ходят слухи, что Генрих Анжуйский вновь хочет попробовать захватить трон. Если это случится, Честер нарушит перемирие с королем, земли твоего кузена Фиц-Ричарда будут потеряны, а валлийцы, поднимут мятеж. Я должен буду утихомирить их, и тогда каждый мой вассал окажется на счету. Я не могу позволить, чтобы мои люди грызлись между собой. Когда валлийцы дичают…
— Разве во времена короля Генриха они не были покорены? — Леа добросовестно пыталась докопаться до истинного положения вещей.
— Я же тебе рассказывал вчера. Они никогда никому не подчинялись. Валлийцы… — Реднор безнадежно махнул рукой. — Они все до единого сумасшедшие. Говорят, мы их притесняем. Но и оставлять Уэльс без присмотра нельзя — там сразу вспыхнет война. Валлийцы готовы к борьбе, они говорят, что будут сражаться за свою свободу, а я говорю, что они сражаются из-за того, что в них вселился дьявол.
Леа почувствовала, как напряглись плечи Кейна.
— Успокойтесь, милорд. Не надо мне больше ничего рассказывать, если это причиняет вам такую боль. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. В конце концов, на этой земле царят мир и покой, и здесь вам не нужно ни от чего защищаться.
— Мой рассказ меня совершенно не расстраивает, тем более, если он тебе интересен. Просто я подумал, что уэльские болота во время мятежа, — не место для женщины благородных кровей.
— Не думаю, что мне нужно чего-то бояться. Что, они захотят убить меня? Но какой в этом прок? В любом случае, я думаю, у меня хватит мужества самой выбрать себе достойную смерть, — Леа произнесла это несколько напыщенно, и Кейн ласково рассмеялся в ответ: все звучало так, словно голубка пытается стать кречетом. Леа обиделась.
— Не смейтесь надо мной, милорд. У женщины должно найтись мужество, если ей придется отстаивать честь мужа!
Реднор изумленно уставился на девушку. Его опыт общения с женщинами подтверждал обратное: они больше заботятся о том, чтобы запятнать честь мужа.
— Кто тебя надоумил говорить такие вещи? — поинтересовался он, мысленно признаваясь себе, что женская душа — вечная загадка, никогда не знаешь, что в ней происходит.
— Мама и капеллан говорили, что это мой долг, — строго ответила девушка.
— Скажи, ты никогда не слышала от мамы или капеллана о самоубийцах? — продолжал подтрунивать Кейн.
— Нет, но я слышала много рассказов о смелых женщинах. Да вы опять смеетесь надо мной! — по-детски надула губы Леа.
Реднор поспешно заверил ее, что ему просто приятно смотреть на нее, оттого он и улыбается, и упросил ее продолжить разговор. Убедившись, что Кейн серьезен, Леа стала рассуждать дальше:
— Я знаю, священники говорят, что убить себя — смертный грех. А вам не приходило в голову, что Господь наш бесконечно милостив и способен все взвесить? Он поймет, что лучше страдать самой, нежели из-за вас будет страдать муж.
Лорду Реднору стало не до смеха. Ее слова оказались для него полнейшей неожиданностью. Они неожиданно напугали его бесконечной искренностью, но чувствовал он себя скорее очарованным и невероятно смущенным. Сейчас он был готов на все, лишь бы случайно не задеть и не обидеть ее. Кейн закашлялся.