Страница:
Экспедиция Саймона в Уэльс была успешной. Подумав об этом походе, Элинор вспомнила ту вспышку гнева, которую испытала, узнав, что все усилия Саймона были потрачены впустую – вся слава досталась Джону, который палец о палец не ударил. После того, как Саймон задушил в зародыше намерения Оуэна Гвинедда поднять восстание, – если это было заговором его сына, а не его самого, – он, Саймон, снова повернул на юг и преследовал банду Риса ап Граффида. Мортимер и Браозе тоже выполнили свой долг. Саймон был доволен их энергичными действиями, но не забывал и о том, с какой целью Ричард послал его на запад. В конце октября он написал королю, что достаточно одного мощного выступления, чтобы показать Рису, где его место, и продемонстрировать, что власть короля сильнее власти лордов из Марчера.
В ответ на это послание большая часть армии была отправлена в графства, граничащие с Англией. Командовал армией лорд Джон, его сопровождал Вильям Лонгкемп. Удачным оказалось то, что Саймон был прав, и достаточно было только продемонстрировать силу – так как снабжение и вооружение армии оставляло желать лучшего.
Что касается Бьорна, он вернулся к Элинор после того, как Рис согласился встретиться с королем и был готов подчиниться ему. Бьорн и рассказал ей, как разгневан был Саймон.
– Он был вне себя, миледи, раз он столь откровенно обсуждал такие вопросы со мной. И это плохо. Если бы валлийцы узнали об истинном положении дел в армии, они бы объединились и перерезали этих простаков, как ягнят, и все было бы напрасно – и пролитая нами кровь, и все наши усилия. Да и сэр Саймон не так превосходно себя чувствовал, как я Вам сообщал.
– У него воспалились раны? – спросила Элинор сдавленным голосом.
– Не думаю. Трудно сказать точно – он никогда не жалуется и не дает осмотреть раны. После этой битвы в горах мы отправились в крепость Оуэна. Нас очень хорошо приняли, и я думал, что сэр Саймон останется там, пока не заживут его раны. А вместо этого мы повернули на юг, как только получили обещание Оуэна о перемирии. И вообще, мне кажется, он догадывается, что я посылал Вам весточки о нем. Сначала он не обращал внимания на это, но когда его ранили, он стал более скрытным. Я думаю, он боялся, что Вы будете переживать.
Элинор подумала, что Бьорн был прав, но не могла поверить в это. Бьорн доставил ей письмо, в котором Саймон благодарил за назначение его шерифом, в таких скупых выражениях, что она расплакалась. Она не боялась его гнева, но эта холодная вежливость – ни слова протеста, угрозы – означала, что задета его гордость, и он ее не прощает. То, что Саймон не вернулся ко двору, только ухудшило ситуацию. Он доехал уже до Оксфорда, сопровождая Риса, который хотел быть уверенным в своей безопасности. В Оксфорде был нанесен решающий удар во всей Уэльской кампании.
Но Ричард прислал послание, сообщая, что он слишком занят и не может встретиться с Рисом, чтобы принять его поражение.
Это оскорбительное послание было передано с Вильямом Маршалом, и его реакция не отличалась от реакции Саймона.
Элинор всю историю рассказал Вильям. Стоило Вильяму узнать о том, что Элинор купила пост в Эссексе, как он сразу же проникся к ней симпатией.
– Саймон не поверил мне, – голос Вильяма задрожал от негодования.– Да я и сам не поверил в это, когда король велел мне передать послание Рису. Как бы красиво оно ни звучало, это было самое настоящее оскорбление, которое вынудит Риса сражаться до последней капли крови. Элинор, я на коленях умолял Ричарда, и не только ради Саймона, который так много сделал. Я – шериф Глостерский, а земли Изабель занимают большую часть Уэльса. Король возложил на меня такой груз ответственности, что совершенно очевидно – я не смогу при этом постоянно сражаться в Уэльсе.
– Вильям, не поднимай на Элинор голос, – проговорила с упреком Изабель.– Она не виновата.
– Прошу простить меня, – успокоился Вильям, понизив голос.
– Ничего страшного, – воскликнула Элинор.– Пусть хоть крыша обвалится! Меня волнует не это. Почему, скажите мне, почему король повел себя так? Он что, хотел опозорить Саймона?
– Нет, определенно, нет. Я уверен в этом, как и в том, что король благодарен Саймону за хорошо выполненную работу. И он не хотел задеть меня. Более того, он был обеспокоен, когда я объяснил, какое влияние окажет отказ встретиться с Рисом на положение в Пембруке, Кармартене и Гламоргане, где находится большинство земель Изабель.
Лицо Вильяма побагровело от негодования, хотя на этот раз он сдержался.
– Король сказал, что эти земли подчиняются Джону, который и постарается сохранить мир. Джон! – он рявкнул так громко, что от неожиданности обе дамы подпрыгнули.– Джон не смог бы, даже если бы и захотел, ничего предпринять!
– Тише, Вильям! – взмолилась Изабель.– Тебя услышат в парадном зале.
– Мне наплевать! Пусть услышат хоть на небесах! – в сердцах воскликнул Вильям.– Единственное, что интересовало Джона, – завлечь туда короля. Теперь он будет требовать свою ренту, а мы должны собирать ее у людей, которые потеряли свое состояние в сражениях, чьи серфы были убиты, а поля вытоптаны, и у которых поэтому нет денег. Вот мы и попадем в жернова – между Джоном и этими людьми. Но королю безразличны эти проблемы. Я даже подозреваю, он надеется, что мы не сможем собрать ренту, и Джону будет чем заниматься, – и это все, что его волнует.
– Саймон тоже так считает? – спросила Элинор.
– Это именно то, что он мне рассказал. Я чувствовал себя как бык, которого оглушили. Просто не мог поверить в то, что мне пришлось сделать, – хотя уже был там со своим поручением.
Голос Вильяма смягчился, и он как-то странно взглянул на Элинор.
– Саймон сказал еще кое-что, чего я не понял. Он сказал, что его долг вернуться назад вместе с Рисом, а затем отправиться в Эссекс, так как по воле Божьей ему не следует возвращаться ко двору, а исполнить свой долг в самых отдаленных местах. Вообще-то это не похоже на Саймона – так говорить о воле Божьей.
На глазах Элинор выступили слезы.
– Он рассержен на меня за то, что я купила ему этот пост. Я пыталась объяснить ему, что это не снисхождение с моей стороны и что я вовсе не пыталась рассчитаться золотеем за его доброе отношение ко мне. Разве я не понимаю: то, что сделал для меня Саймон, невозможно оплатить деньгами. А он считает, что я унизила его достоинство, пыталась богатыми подарками обеспечить себе его доброту и дальше.
Изабель попыталась утешить ее, уверяя, что время смягчит гнев Саймона, и он будет думать по-другому, но Вильям ничего не сказал, только по-прежнему недоуменно хмурился. Элинор догадалась: он не считает, что Саймон рассержен. Причиной его беспокойства было что-то более важное и глубокое.
Причина действительно лежала глубоко. И то, что время не повлияет на нее, стало ясно поздней осенью. Саймон продолжал выполнять свои обязанности шерифа и опекуна владений Элинор. Его часто сопровождал сэр Андрэ. С молчаливого согласия Элинор Саймон собирался сделать сэра Андрэ своим заместителем. Но его отношение к самой Элинор не изменилось. Его резкие деловые письма к ней были написаны с такой холодной вежливостью, с какой и благодарственное письмо, и даже когда до Элинор можно было добраться за один день, Саймон не приехал.
И в этом, Элинор признала, была только ее вина. Хотя она сообщала ему о всех своих поездках и писала о новостях при дворе, она никогда не приглашала его присоединиться к ней. Ей казалось, что если он выскажет ей в глаза то, что написал в письме, она не перенесет это. Элинор не знала, смягчится ли он, увидев, как она несчастна. Страшась узнать это, Элинор предпочла выждать, надеясь, что чем больше пройдет времени, тем лучше затянется рана в душе Саймона, которую она невольно нанесла.
Единственным ее утешением было писать ему: у нее было достаточно много важной для них обоих информации, о которой можно было написать, не затрагивая их личных отношений. К несчастью, скончался герцог Эссекский, и Ричард передал пост верховного судьи и наместника короля Вильяму Лонгкемпу, занимавшему пост канцлера. Сосредоточение такой безграничной власти в руках человека, который с презрением относился к английским баронам и их традициям, вызвало такой протест, что сама королева попыталась возразить против этой передачи. Когда она затронула этот вопрос, Ричард впал в ярость. Он был разгневан не только во время беседы с королевой с глазу на глаз, но и позднее, во время званого обеда, где во всеуслышание заявил, что поддерживает Лонгкемпа, и подчеркнул, что только немногие английские бароны, да и то неохотно, приняли христианство.
«Он даже не попытался приукрасить это назначение достойной причиной, – писала Элинор, – а оспорил храбрость наших баронов и заявил, что дал власть в руки Лонгкемпа потому, что не может доверить нашему дворянству выполнение долга перед Господом. Королева не стала противоречить ему всенародно – это принесло бы еще больше вреда. Но я боюсь, что архиепископ Дарема будет не в состоянии контролировать Лонгкемпа.»
Но истинное положение вещей превзошло все страхи Элинор. Хьюго Писет, архиепископ Дарема, вел свой род из старинной, уважаемой семьи. Он заявил, что не признает власть Лонгкемпа и не собирается унижаться, принимая пост при нем. Он намеревался удалиться на север, но, к сожалению, дела обстояли не так просто. Во многих случаях верховные судьи собирались вместе для принятия важных решений, и то, что устраивало одного из них, вызывало недовольство другого, и многие необходимые решения так и не были приняты.
Какое-то время королева пыталась смягчить отношения между Лонгкемпом и архиепископом. Благодаря тому, что Вильям Маршал исполнял обязанности посланника королевы, Элинор была в курсе всех инцидентов, во время которых оба высокопоставленных лица осыпали друг друга оскорблениями. Вскоре, однако, Маршал обратился к королеве с просьбой снять с него эти обязанности. Он откровенно высказал королеве, – как Элинор подробно описала в письме к Саймону, – что если его еще раз направят к Лонгкемпу, то он просто убьет его. Маршал дошел до предела своего терпения, не только глотая открытые оскорбления в свой адрес, но, что еще хуже, явное презрение по отношению к королеве.
Все это было описано Элинор в ее последнем письме в конце января, а сейчас, в первую неделю февраля, Саймон возвращался ко двору. Послание, в котором он объявил о своем решении и подтвердил назначение сэра Андрэ своим представителем в Сассексе, не содержало больше никакой другой информации. Элинор перечитывала его несколько раз, но не сумела прочесть между скупых строк ничего, кроме намерения выполнить свой долг. Это напугало ее больше всего. Что, если воображаемое оскорбление, нанесенное ею Саймону, обострилось, а не сгладилось с течением времени? Что, если он ехал, чтобы швырнуть ей в лицо ее подарок?
Элинор была так погружена в свои страхи, что когда Саймон, входя, задел шпорой за каменную плиту, она просто взвилась от этого безобидного звука. Когда он изящно наклонился к ее руке с поцелуем, у нее запылали щеки, и она впилась в него глазами, благо его глаза были в этот момент опущены. Она не увидела ничего особенного. Саймон выглядел таким, каким она его помнила: безупречный серый бархатный плащ, волосы аккуратно зачесаны назад, доспехи… Он снял шлем и откинул на спину капюшон.
– Добро пожаловать, – запинаясь, произнесла Элинор, и у нее на глазах выступили слезы.
– Что такое, Элинор? – обеспокоенно спросил Саймон.– Что случилось?
И тут беспокойство в его взгляде сменилось усталостью:
– Ты снова попала в беду?
До этого момента Элинор избегала его взгляда, страшась того, что могла увидеть в глазах Саймона. Теперь же она открыто встретила его раздраженный взгляд:
– Нет, то есть да, но ничего особенного. Ах, Саймон, тебя призвали ко двору?
– Разумеется! Как ты думаешь, что еще могло бы отвлечь меня от обязанностей, которые ты на меня возложила?
Тон его голоса снова был другим, не таким, как раньше, – бесстрастным, жестким и ледяным. У Элинор перехватило дыхание:
– Не сердись так на меня, Саймон. Я не хотела ничего дурного. Я…
– Я уверен в этом. Ты планировала сделать доброе дело, и, действительно, твой поступок принесет только пользу – я разбогатею. Ты заключила хорошую сделку для Сассекса: люди там получат честного шерифа – осмелюсь похвалиться своей честностью, – а ты и твои люди будут защищены от всех беспочвенных притязаний.
– Саймон…– она умоляюще прошептала его имя, но он, казалось, не слышал ее.
– Я должен отправиться к королеве.
Все черты его лица застыли, Саймон повернулся, чтобы уйти. Спина его была напряжена. Неужели он ошибался? Возможно ли, что она все еще любит его? А если покупка для него поста в Сассексе не означала, что Элинор не нуждается больше в его услугах, как это было с Иэном, когда она прислала ему в подарок чудесного коня и оружие? Но сейчас было не время размышлять над тем, почему Элинор так расстроена.
…Поклонившись королеве и заняв место напротив нее у огня, Саймон постарался сосредоточить внимание на своей царственной собеседнице. Он знал королеву – стоило ему рассеянно ответить на обычный вопрос, скажем, о том, как он себя чувствует, как она подвергла бы его дотошному допросу. И в то же время Саймону было просто необходимо разобраться в том, что происходит, до того, как он начнет отвечать на эти вопросы.
– Ну и как – тебе нравится быть шерифом? – спросила королева.
Саймон уже открыл рот, чтобы ответить так же небрежно, как был задан вопрос, но тут же передумал. Когда он заговорил, рот его изогнулся в циничной ухмылке:
– Это такая же работа, как и мои обычные обязанности, поэтому для меня это ни удовольствие, ни зло, как Вы прекрасно знаете, мадам. А почему Вы спрашиваете?
– Потому что не знаю, как ты к этому относишься, – сказала королева.– Я знаю, что ты служил покойному королю, но как?
– Это упрек? – скованно произнес Саймон.
– Нет, нет, – рассмеялась королева, добавив: – Ты очень похудел за это время.
– Возможно. Мне было нелегко принять то, что произошло в Уэльсе, – ровным тоном ответил Саймон.
Ответ королевы прозвучал резко:
– Для тебя все закончилось хорошо. Король полностью признает твои заслуги в том, как ты отплатил за оскорбление, нанесенное ему, что бы там ни произошло после этого.
Она наклонилась вперед и положила ладонь на руку Саймона.
– Я сочувствую валлийским лордам, но я не могла нажимать на Ричарда. Должна тебе сказать, что здесь, в Англии, у нас ожидаются не меньшие проблемы, если не удастся привести в чувство Писета и Лонгкемпа.
Когда королева упрекнула его, морщины, появившиеся на лбу Саймона, проступили еще резче.
– Я знаю, – прозвучал его скупой ответ.
– Вильям написал тебе? – спросила королева.
– Нет, мне сообщила об этом леди Элинор, хотя, конечно, она узнала об этом от Вильяма и, по-видимому, что-то от Вас.
Неожиданно королева улыбнулась.
– Вот и хорошо. По крайней мере, ты имеешь полное представление обо всем. Я не сомневаюсь, что от Вильяма ты получил бы послание в одну строчку: «Конфликт между верховными судьями», и все! Саймон не мог не улыбнуться в ответ на это:
– Он не так безнадежен, – возразил он.– Но признаю: я в курсе всех дел, если это только не совсем секреты.
– Какие уж тут секреты, если обе стороны выкрикивают во всеуслышание оскорбительную клевету в адрес друг друга. Бывает, конечно, выкрикивают и правду, а это совсем непростительно, – королева говорила с горечью.– Дела здесь обстоят так, что Ричард умоляет меня приехать к нему в Нормандию.
– Надеюсь, Вы передадите ему, что мы ждем только его приказа, чтобы избавиться от этой чумы.
Лицо королевы Элинор застыло, как маска.
– Нет, это не приведет к добру, Ричард доверяет Лонгкемпу, и он, в самом деле, предан моему сыну…
– Доверяясь такой преданности, король может лишиться своей короны!
– Но с Ричардом бесполезно спорить на эту тему, – оборвала Саймона королева.– Есть личные мотивы…
Она внезапно замолчала, а Саймон отвернулся, упрямо стиснув зубы. Он уже не раз слышал отвратительные слухи о том, что Вильям Лонгкемп потворствовал низменным вкусам Ричарда, поставляя ему красивых молоденьких мальчиков, которых предварительно использовал сам. Саймон не верил этому. Каким бы ни был Ричард, он не стал бы использовать подобные методы. Король, однако, без сомнения, верит, что Лонгкемпа ненавидят не из-за его политических пристрастий, а как раз за его извращенный образ жизни. Именно поэтому Ричард будет всегда защищать и поддерживать его.
Саймон откашлялся.
– Я уверен, что Ваши советы намного лучше, чем те, которые могу дать я в таких делах, мадам, если это не единственное, зачем Вы меня позвали. Чем могу еще быть Вам полезен?
– Мне нужен твой совет, но, как ты сказал, по другому вопросу. На следующей неделе я отправлюсь в Нормандию, а оттуда на юг, навестить мои владения. Я буду довольно долго отсутствовать, и я хотела бы быть уверенной, что здесь Элинор будет в безопасности. Хорошо, что перед этим они обсуждали проблемы короля, о которых обычно не говорят вслух, поэтому, когда Саймон задержался с ответом, королева посчитала, что он все еще озабочен предыдущим разговором. Это впечатление усилилось, когда Саймон совершенно глупо переспросил:
– В безопасности? Что Вы имеете в виду?
Для Саймона чудом было то, что он вообще смог выдавить хоть какие-то слова. Столько надежд и страхов одолевали его в этот момент, что после минутного замешательства он замер, не чувствуя ничего. Он буквально оцепенел при мысли о том, что королева, возможно, догадалась о его недозволенной страсти. А если так, то она, похоже, не осуждала его, ибо в ее голосе был только простой вопрос. Но какой? Что она хотела знать – не намерен ли он опозорить свою подопечную, как только королева повернется к ним спиной? А может, она намекала, что именно так ему и следует поступить? Как понимать ее вопрос?
Пролетело мгновенье, и с ним улетучились его безумные предположения. Скорее, королева обнаружила, что Элинор влюблена в него. Но это неправда! Все кончено! Совершенно очевидно, что, пока он находился в Уэльсе, Элинор забыла о своем увлечении. Возможно, ее охладили рассказы тех женщин, которых он использовал в свое время. Она, должно быть, купила ему этот пост в Сассексе, как предлог для перемирия между ними, как извинение, как плату за его службу. Разве это не так? Но тогда почему она плакала? Почему шептала его имя таким же страдающим голосом, как и он сам тогда ночью?
– Почему ты спрашиваешь, что я имею в виду под безопасностью? – рассерженно спросила королева.– Где бы ни появилась эта девушка, там сразу возникают проблемы. Если бы она была уродливой или туповатой, молодые люди не обращали бы на нее внимания. Не будь она так богата, отцы не толкали бы своих сыновей на брак с ней. Нет, нет, не бросайся защищать ее. После той глупой ошибки ее поведение было безупречно.– Королева помолчала секунду.– Мне кажется, будто ее что-то тяготит в последнее время. Она очень спокойна и тиха, даже слегка подавлена. Когда я спрашиваю, что с ней, она все отрицает и снова весела какое-то время, пока не решит, что я больше не наблюдаю за ней. Как ты думаешь, может, она скучает по Роузлинду?
– Откуда мне знать?
– Я подумала, что, может быть, она писала тебе об этом.
– Нет. Я бы сказал, что, судя по ее письму, ей нравится служить Вам и быть при дворе. В ее письмах только сплетни и политика. Иногда она обсуждала дела, но не было даже намека, что она желает вернуться домой.
– В таком случае будет лучше взять ее с собой.
– Взять с собой? – переспросил Саймон.
– Да, взять с собой или оставить здесь. Но что тебя гложет, Саймон? Прости, но ты, как дурак, все время повторяешь мои слова, а сам не ответил на мой вопрос: безопасно ли будет оставить Элинор в ее поместье?
Придя, наконец, в себя, Саймон был вынужден закусить губу, чтобы сдержать волнение, охватившее его. В жизни он не раз сталкивался с продажностью, жадностью, но никогда дьявол не был так близко. Сцена в залитом лунным светом саду, которую он не в состоянии был вырвать из сердца и из памяти, была дьявольским соблазном. И сейчас он тоже испытывал соблазн. Ему только стоит сказать, что Элинор будет в безопасности в Роузлинде, и она снова с ним – вместе смеяться и ездить верхом, вместе читать и беседовать. И это он получит, даже если она больше не любит его. А, судя по тому, что сказала королева о подавленном настроении Элинор, есть шанс, что она все-таки любит его. И тогда…
– Не то, чтобы я хотела оставить ее, – добавила королева Элинор, – я буду скучать без нее, она помогает мне. Ты знаешь, когда я заметила, как тяжело у нее на сердце, я посчитала, что она из тех людей, которые чахнут без своих родных мест, как пересаженный в чужую землю куст.
Саймон посмотрел на огонь, пылающий в камине, медленно потер руки.
– Я думаю, неразумно оставлять ее, не выдав замуж до Вашего отъезда.
– Для этого нет времени.
– Тогда она должна отправиться с Вами, даже если она зачахнет вдали от дома.– Саймон сам поразился, почему его голос не выдает, как он несчастен.– Теперь, когда обе Изабель замужем, Элинор – самая большая добыча для охотников за приданым. К тому же король уехал, а теперь и Вы собираетесь в путь. Верховные судьи, без сомнения, по-прежнему будут нападать друг на друга.– Боль на время приутихла, пока мысли его были заняты другими делами. Саймон поднял глаза.– Лонгкемпа слишком ненавидят, чтобы он вызывал уважение в роли канцлера. И кто тогда скажет «нет» желающим сорвать спелый сочный фрукт? Мадам, Элинор может стать тем маленьким зернышком, из которого вырастет горький плод гражданской войны.
– Ну, тогда…– начала королева, но Саймон покачал головой.
– Может быть, мне удастся спасти ее, если я подготовлю Роузлинд к осаде, но что, если те, кто напрасно будут осаждать замок, вскоре разбредутся и начнут совершать набеги на соседние земли? А потом…
– Саймон, Саймон, – рассмеялась королева, подымая руку, чтобы остановить его.– Не будь таким горячим! Я с удовольствием возьму Элинор с собой, как я и говорила. В любом случае, забота о ней не была бы твоей обязанностью. Ты понадобишься мне, поэтому тебе придется найти заместителя для шерифа в Сассексе.– Она снова рассмеялась.– Но, мне кажется, Элинор все уже организовала.
– Я? Я тоже поеду с Вами?
Выражение изумления на лице королевы сменилось другим, более холодным.
– Ты что, думаешь, я вызвала тебя сюда, чтобы получить ответы на те вопросы, которые я могла бы задать в письме? Для чего еще я могла вызвать тебя сюда, как не для того, чтобы назначить начальником моего эскорта, как это было в прежние времена. Или, может, ты стал таким надменным на своем новом высоком посту шерифа, что не снизойдешь до…
Она оборвала на полуслове свою обличительную речь: в ней не было никакой необходимости – Саймон не слышал ни слова из того, что она говорила. На лице его расплылось идиотское выражение блаженного восторга, и он смотрел в лицо своей собеседницы так, как будто увидел за ее спиной распахнутые врата рая. Чувство острой тревоги охватило королеву. Что, если Саймон тронулся умом? Она тут же отбросила эту мысль. Если это и так, его состояние никак не отразилось на исполнении им своих обязанностей. Человек не в своем уме не преуспел бы в Уэльском походе и не сумел бы безупречно управлять Сассекским графством.
Наконец, взгляд Саймона остановился на лице королевы.
– Простите меня, – тяжело произнес он.– Последние два месяца я чувствовал себя, как старый мерин, который уже не в состоянии делать полезную работу, но которого слишком любят, чтобы отправлять на живодерню. Элинор писала мне, как Вы помогли получить пост в Сассексе для меня, и я решил, что Вы, так сказать, отправили меня отдыхать на пастбище на старости лет…
Смех королевы, все еще красивый, несмотря на ее возраст, колокольчиком рассыпался по комнате.
– Ах, Саймон. Как я могу считать тебя немолодым? Для меня ты всегда мальчик.
Она немного успокоилась.
– Нет, ты не мальчик. И правда, Саймон, хочешь ли ты отправиться со мной?
– Хочу ли я? Да! – он вскочил.– Но, мадам, Вам следовало меня предупредить хоть чуть-чуть раньше. Я должен идти, с Вашего позволения, и постараться все хорошо подготовить – времени совсем мало.
Во второй половине дня Элинор сидела у камина, хотя больше уже не ждала Саймона. Отчаяние, которое она испытывала, совершенно не отражалось на ее хорошо вышколенном лице. Она уверенной рукой вкалывала иглу в шитье, но в голове билась только одна мысль: она должна покинуть двор как можно скорее.
Если бы она была вместе с Саймоном, так, как в Роузлинде, она сумела бы преодолеть пропасть, разделявшую их теперь…
Элинор подняла голову, услышав его шаги.
– Сэр Саймон, – высокомерно произнесла она.
Он замешкался, как будто хотел проигнорировать ее оклик, но, передумав, быстро подошел к ней. У Элинор перехватило дыхание. Что-то произошло. Глаза Саймона сверкали оживленным огнем. Однако Элинор не почувствовала облегчения. Точно так же Саймон выглядел, когда король приказал ему выступить с войной в Уэльс. Он смотрел на нее, но Элинор думала, что вряд ли он видит ее, пока он не улыбнулся. Слова, приготовленные ею заранее, выскочили у нее из головы.
В ответ на это послание большая часть армии была отправлена в графства, граничащие с Англией. Командовал армией лорд Джон, его сопровождал Вильям Лонгкемп. Удачным оказалось то, что Саймон был прав, и достаточно было только продемонстрировать силу – так как снабжение и вооружение армии оставляло желать лучшего.
Что касается Бьорна, он вернулся к Элинор после того, как Рис согласился встретиться с королем и был готов подчиниться ему. Бьорн и рассказал ей, как разгневан был Саймон.
– Он был вне себя, миледи, раз он столь откровенно обсуждал такие вопросы со мной. И это плохо. Если бы валлийцы узнали об истинном положении дел в армии, они бы объединились и перерезали этих простаков, как ягнят, и все было бы напрасно – и пролитая нами кровь, и все наши усилия. Да и сэр Саймон не так превосходно себя чувствовал, как я Вам сообщал.
– У него воспалились раны? – спросила Элинор сдавленным голосом.
– Не думаю. Трудно сказать точно – он никогда не жалуется и не дает осмотреть раны. После этой битвы в горах мы отправились в крепость Оуэна. Нас очень хорошо приняли, и я думал, что сэр Саймон останется там, пока не заживут его раны. А вместо этого мы повернули на юг, как только получили обещание Оуэна о перемирии. И вообще, мне кажется, он догадывается, что я посылал Вам весточки о нем. Сначала он не обращал внимания на это, но когда его ранили, он стал более скрытным. Я думаю, он боялся, что Вы будете переживать.
Элинор подумала, что Бьорн был прав, но не могла поверить в это. Бьорн доставил ей письмо, в котором Саймон благодарил за назначение его шерифом, в таких скупых выражениях, что она расплакалась. Она не боялась его гнева, но эта холодная вежливость – ни слова протеста, угрозы – означала, что задета его гордость, и он ее не прощает. То, что Саймон не вернулся ко двору, только ухудшило ситуацию. Он доехал уже до Оксфорда, сопровождая Риса, который хотел быть уверенным в своей безопасности. В Оксфорде был нанесен решающий удар во всей Уэльской кампании.
Но Ричард прислал послание, сообщая, что он слишком занят и не может встретиться с Рисом, чтобы принять его поражение.
Это оскорбительное послание было передано с Вильямом Маршалом, и его реакция не отличалась от реакции Саймона.
Элинор всю историю рассказал Вильям. Стоило Вильяму узнать о том, что Элинор купила пост в Эссексе, как он сразу же проникся к ней симпатией.
– Саймон не поверил мне, – голос Вильяма задрожал от негодования.– Да я и сам не поверил в это, когда король велел мне передать послание Рису. Как бы красиво оно ни звучало, это было самое настоящее оскорбление, которое вынудит Риса сражаться до последней капли крови. Элинор, я на коленях умолял Ричарда, и не только ради Саймона, который так много сделал. Я – шериф Глостерский, а земли Изабель занимают большую часть Уэльса. Король возложил на меня такой груз ответственности, что совершенно очевидно – я не смогу при этом постоянно сражаться в Уэльсе.
– Вильям, не поднимай на Элинор голос, – проговорила с упреком Изабель.– Она не виновата.
– Прошу простить меня, – успокоился Вильям, понизив голос.
– Ничего страшного, – воскликнула Элинор.– Пусть хоть крыша обвалится! Меня волнует не это. Почему, скажите мне, почему король повел себя так? Он что, хотел опозорить Саймона?
– Нет, определенно, нет. Я уверен в этом, как и в том, что король благодарен Саймону за хорошо выполненную работу. И он не хотел задеть меня. Более того, он был обеспокоен, когда я объяснил, какое влияние окажет отказ встретиться с Рисом на положение в Пембруке, Кармартене и Гламоргане, где находится большинство земель Изабель.
Лицо Вильяма побагровело от негодования, хотя на этот раз он сдержался.
– Король сказал, что эти земли подчиняются Джону, который и постарается сохранить мир. Джон! – он рявкнул так громко, что от неожиданности обе дамы подпрыгнули.– Джон не смог бы, даже если бы и захотел, ничего предпринять!
– Тише, Вильям! – взмолилась Изабель.– Тебя услышат в парадном зале.
– Мне наплевать! Пусть услышат хоть на небесах! – в сердцах воскликнул Вильям.– Единственное, что интересовало Джона, – завлечь туда короля. Теперь он будет требовать свою ренту, а мы должны собирать ее у людей, которые потеряли свое состояние в сражениях, чьи серфы были убиты, а поля вытоптаны, и у которых поэтому нет денег. Вот мы и попадем в жернова – между Джоном и этими людьми. Но королю безразличны эти проблемы. Я даже подозреваю, он надеется, что мы не сможем собрать ренту, и Джону будет чем заниматься, – и это все, что его волнует.
– Саймон тоже так считает? – спросила Элинор.
– Это именно то, что он мне рассказал. Я чувствовал себя как бык, которого оглушили. Просто не мог поверить в то, что мне пришлось сделать, – хотя уже был там со своим поручением.
Голос Вильяма смягчился, и он как-то странно взглянул на Элинор.
– Саймон сказал еще кое-что, чего я не понял. Он сказал, что его долг вернуться назад вместе с Рисом, а затем отправиться в Эссекс, так как по воле Божьей ему не следует возвращаться ко двору, а исполнить свой долг в самых отдаленных местах. Вообще-то это не похоже на Саймона – так говорить о воле Божьей.
На глазах Элинор выступили слезы.
– Он рассержен на меня за то, что я купила ему этот пост. Я пыталась объяснить ему, что это не снисхождение с моей стороны и что я вовсе не пыталась рассчитаться золотеем за его доброе отношение ко мне. Разве я не понимаю: то, что сделал для меня Саймон, невозможно оплатить деньгами. А он считает, что я унизила его достоинство, пыталась богатыми подарками обеспечить себе его доброту и дальше.
Изабель попыталась утешить ее, уверяя, что время смягчит гнев Саймона, и он будет думать по-другому, но Вильям ничего не сказал, только по-прежнему недоуменно хмурился. Элинор догадалась: он не считает, что Саймон рассержен. Причиной его беспокойства было что-то более важное и глубокое.
Причина действительно лежала глубоко. И то, что время не повлияет на нее, стало ясно поздней осенью. Саймон продолжал выполнять свои обязанности шерифа и опекуна владений Элинор. Его часто сопровождал сэр Андрэ. С молчаливого согласия Элинор Саймон собирался сделать сэра Андрэ своим заместителем. Но его отношение к самой Элинор не изменилось. Его резкие деловые письма к ней были написаны с такой холодной вежливостью, с какой и благодарственное письмо, и даже когда до Элинор можно было добраться за один день, Саймон не приехал.
И в этом, Элинор признала, была только ее вина. Хотя она сообщала ему о всех своих поездках и писала о новостях при дворе, она никогда не приглашала его присоединиться к ней. Ей казалось, что если он выскажет ей в глаза то, что написал в письме, она не перенесет это. Элинор не знала, смягчится ли он, увидев, как она несчастна. Страшась узнать это, Элинор предпочла выждать, надеясь, что чем больше пройдет времени, тем лучше затянется рана в душе Саймона, которую она невольно нанесла.
Единственным ее утешением было писать ему: у нее было достаточно много важной для них обоих информации, о которой можно было написать, не затрагивая их личных отношений. К несчастью, скончался герцог Эссекский, и Ричард передал пост верховного судьи и наместника короля Вильяму Лонгкемпу, занимавшему пост канцлера. Сосредоточение такой безграничной власти в руках человека, который с презрением относился к английским баронам и их традициям, вызвало такой протест, что сама королева попыталась возразить против этой передачи. Когда она затронула этот вопрос, Ричард впал в ярость. Он был разгневан не только во время беседы с королевой с глазу на глаз, но и позднее, во время званого обеда, где во всеуслышание заявил, что поддерживает Лонгкемпа, и подчеркнул, что только немногие английские бароны, да и то неохотно, приняли христианство.
«Он даже не попытался приукрасить это назначение достойной причиной, – писала Элинор, – а оспорил храбрость наших баронов и заявил, что дал власть в руки Лонгкемпа потому, что не может доверить нашему дворянству выполнение долга перед Господом. Королева не стала противоречить ему всенародно – это принесло бы еще больше вреда. Но я боюсь, что архиепископ Дарема будет не в состоянии контролировать Лонгкемпа.»
Но истинное положение вещей превзошло все страхи Элинор. Хьюго Писет, архиепископ Дарема, вел свой род из старинной, уважаемой семьи. Он заявил, что не признает власть Лонгкемпа и не собирается унижаться, принимая пост при нем. Он намеревался удалиться на север, но, к сожалению, дела обстояли не так просто. Во многих случаях верховные судьи собирались вместе для принятия важных решений, и то, что устраивало одного из них, вызывало недовольство другого, и многие необходимые решения так и не были приняты.
Какое-то время королева пыталась смягчить отношения между Лонгкемпом и архиепископом. Благодаря тому, что Вильям Маршал исполнял обязанности посланника королевы, Элинор была в курсе всех инцидентов, во время которых оба высокопоставленных лица осыпали друг друга оскорблениями. Вскоре, однако, Маршал обратился к королеве с просьбой снять с него эти обязанности. Он откровенно высказал королеве, – как Элинор подробно описала в письме к Саймону, – что если его еще раз направят к Лонгкемпу, то он просто убьет его. Маршал дошел до предела своего терпения, не только глотая открытые оскорбления в свой адрес, но, что еще хуже, явное презрение по отношению к королеве.
Все это было описано Элинор в ее последнем письме в конце января, а сейчас, в первую неделю февраля, Саймон возвращался ко двору. Послание, в котором он объявил о своем решении и подтвердил назначение сэра Андрэ своим представителем в Сассексе, не содержало больше никакой другой информации. Элинор перечитывала его несколько раз, но не сумела прочесть между скупых строк ничего, кроме намерения выполнить свой долг. Это напугало ее больше всего. Что, если воображаемое оскорбление, нанесенное ею Саймону, обострилось, а не сгладилось с течением времени? Что, если он ехал, чтобы швырнуть ей в лицо ее подарок?
Элинор была так погружена в свои страхи, что когда Саймон, входя, задел шпорой за каменную плиту, она просто взвилась от этого безобидного звука. Когда он изящно наклонился к ее руке с поцелуем, у нее запылали щеки, и она впилась в него глазами, благо его глаза были в этот момент опущены. Она не увидела ничего особенного. Саймон выглядел таким, каким она его помнила: безупречный серый бархатный плащ, волосы аккуратно зачесаны назад, доспехи… Он снял шлем и откинул на спину капюшон.
– Добро пожаловать, – запинаясь, произнесла Элинор, и у нее на глазах выступили слезы.
– Что такое, Элинор? – обеспокоенно спросил Саймон.– Что случилось?
И тут беспокойство в его взгляде сменилось усталостью:
– Ты снова попала в беду?
До этого момента Элинор избегала его взгляда, страшась того, что могла увидеть в глазах Саймона. Теперь же она открыто встретила его раздраженный взгляд:
– Нет, то есть да, но ничего особенного. Ах, Саймон, тебя призвали ко двору?
– Разумеется! Как ты думаешь, что еще могло бы отвлечь меня от обязанностей, которые ты на меня возложила?
Тон его голоса снова был другим, не таким, как раньше, – бесстрастным, жестким и ледяным. У Элинор перехватило дыхание:
– Не сердись так на меня, Саймон. Я не хотела ничего дурного. Я…
– Я уверен в этом. Ты планировала сделать доброе дело, и, действительно, твой поступок принесет только пользу – я разбогатею. Ты заключила хорошую сделку для Сассекса: люди там получат честного шерифа – осмелюсь похвалиться своей честностью, – а ты и твои люди будут защищены от всех беспочвенных притязаний.
– Саймон…– она умоляюще прошептала его имя, но он, казалось, не слышал ее.
– Я должен отправиться к королеве.
Все черты его лица застыли, Саймон повернулся, чтобы уйти. Спина его была напряжена. Неужели он ошибался? Возможно ли, что она все еще любит его? А если покупка для него поста в Сассексе не означала, что Элинор не нуждается больше в его услугах, как это было с Иэном, когда она прислала ему в подарок чудесного коня и оружие? Но сейчас было не время размышлять над тем, почему Элинор так расстроена.
…Поклонившись королеве и заняв место напротив нее у огня, Саймон постарался сосредоточить внимание на своей царственной собеседнице. Он знал королеву – стоило ему рассеянно ответить на обычный вопрос, скажем, о том, как он себя чувствует, как она подвергла бы его дотошному допросу. И в то же время Саймону было просто необходимо разобраться в том, что происходит, до того, как он начнет отвечать на эти вопросы.
– Ну и как – тебе нравится быть шерифом? – спросила королева.
Саймон уже открыл рот, чтобы ответить так же небрежно, как был задан вопрос, но тут же передумал. Когда он заговорил, рот его изогнулся в циничной ухмылке:
– Это такая же работа, как и мои обычные обязанности, поэтому для меня это ни удовольствие, ни зло, как Вы прекрасно знаете, мадам. А почему Вы спрашиваете?
– Потому что не знаю, как ты к этому относишься, – сказала королева.– Я знаю, что ты служил покойному королю, но как?
– Это упрек? – скованно произнес Саймон.
– Нет, нет, – рассмеялась королева, добавив: – Ты очень похудел за это время.
– Возможно. Мне было нелегко принять то, что произошло в Уэльсе, – ровным тоном ответил Саймон.
Ответ королевы прозвучал резко:
– Для тебя все закончилось хорошо. Король полностью признает твои заслуги в том, как ты отплатил за оскорбление, нанесенное ему, что бы там ни произошло после этого.
Она наклонилась вперед и положила ладонь на руку Саймона.
– Я сочувствую валлийским лордам, но я не могла нажимать на Ричарда. Должна тебе сказать, что здесь, в Англии, у нас ожидаются не меньшие проблемы, если не удастся привести в чувство Писета и Лонгкемпа.
Когда королева упрекнула его, морщины, появившиеся на лбу Саймона, проступили еще резче.
– Я знаю, – прозвучал его скупой ответ.
– Вильям написал тебе? – спросила королева.
– Нет, мне сообщила об этом леди Элинор, хотя, конечно, она узнала об этом от Вильяма и, по-видимому, что-то от Вас.
Неожиданно королева улыбнулась.
– Вот и хорошо. По крайней мере, ты имеешь полное представление обо всем. Я не сомневаюсь, что от Вильяма ты получил бы послание в одну строчку: «Конфликт между верховными судьями», и все! Саймон не мог не улыбнуться в ответ на это:
– Он не так безнадежен, – возразил он.– Но признаю: я в курсе всех дел, если это только не совсем секреты.
– Какие уж тут секреты, если обе стороны выкрикивают во всеуслышание оскорбительную клевету в адрес друг друга. Бывает, конечно, выкрикивают и правду, а это совсем непростительно, – королева говорила с горечью.– Дела здесь обстоят так, что Ричард умоляет меня приехать к нему в Нормандию.
– Надеюсь, Вы передадите ему, что мы ждем только его приказа, чтобы избавиться от этой чумы.
Лицо королевы Элинор застыло, как маска.
– Нет, это не приведет к добру, Ричард доверяет Лонгкемпу, и он, в самом деле, предан моему сыну…
– Доверяясь такой преданности, король может лишиться своей короны!
– Но с Ричардом бесполезно спорить на эту тему, – оборвала Саймона королева.– Есть личные мотивы…
Она внезапно замолчала, а Саймон отвернулся, упрямо стиснув зубы. Он уже не раз слышал отвратительные слухи о том, что Вильям Лонгкемп потворствовал низменным вкусам Ричарда, поставляя ему красивых молоденьких мальчиков, которых предварительно использовал сам. Саймон не верил этому. Каким бы ни был Ричард, он не стал бы использовать подобные методы. Король, однако, без сомнения, верит, что Лонгкемпа ненавидят не из-за его политических пристрастий, а как раз за его извращенный образ жизни. Именно поэтому Ричард будет всегда защищать и поддерживать его.
Саймон откашлялся.
– Я уверен, что Ваши советы намного лучше, чем те, которые могу дать я в таких делах, мадам, если это не единственное, зачем Вы меня позвали. Чем могу еще быть Вам полезен?
– Мне нужен твой совет, но, как ты сказал, по другому вопросу. На следующей неделе я отправлюсь в Нормандию, а оттуда на юг, навестить мои владения. Я буду довольно долго отсутствовать, и я хотела бы быть уверенной, что здесь Элинор будет в безопасности. Хорошо, что перед этим они обсуждали проблемы короля, о которых обычно не говорят вслух, поэтому, когда Саймон задержался с ответом, королева посчитала, что он все еще озабочен предыдущим разговором. Это впечатление усилилось, когда Саймон совершенно глупо переспросил:
– В безопасности? Что Вы имеете в виду?
Для Саймона чудом было то, что он вообще смог выдавить хоть какие-то слова. Столько надежд и страхов одолевали его в этот момент, что после минутного замешательства он замер, не чувствуя ничего. Он буквально оцепенел при мысли о том, что королева, возможно, догадалась о его недозволенной страсти. А если так, то она, похоже, не осуждала его, ибо в ее голосе был только простой вопрос. Но какой? Что она хотела знать – не намерен ли он опозорить свою подопечную, как только королева повернется к ним спиной? А может, она намекала, что именно так ему и следует поступить? Как понимать ее вопрос?
Пролетело мгновенье, и с ним улетучились его безумные предположения. Скорее, королева обнаружила, что Элинор влюблена в него. Но это неправда! Все кончено! Совершенно очевидно, что, пока он находился в Уэльсе, Элинор забыла о своем увлечении. Возможно, ее охладили рассказы тех женщин, которых он использовал в свое время. Она, должно быть, купила ему этот пост в Сассексе, как предлог для перемирия между ними, как извинение, как плату за его службу. Разве это не так? Но тогда почему она плакала? Почему шептала его имя таким же страдающим голосом, как и он сам тогда ночью?
– Почему ты спрашиваешь, что я имею в виду под безопасностью? – рассерженно спросила королева.– Где бы ни появилась эта девушка, там сразу возникают проблемы. Если бы она была уродливой или туповатой, молодые люди не обращали бы на нее внимания. Не будь она так богата, отцы не толкали бы своих сыновей на брак с ней. Нет, нет, не бросайся защищать ее. После той глупой ошибки ее поведение было безупречно.– Королева помолчала секунду.– Мне кажется, будто ее что-то тяготит в последнее время. Она очень спокойна и тиха, даже слегка подавлена. Когда я спрашиваю, что с ней, она все отрицает и снова весела какое-то время, пока не решит, что я больше не наблюдаю за ней. Как ты думаешь, может, она скучает по Роузлинду?
– Откуда мне знать?
– Я подумала, что, может быть, она писала тебе об этом.
– Нет. Я бы сказал, что, судя по ее письму, ей нравится служить Вам и быть при дворе. В ее письмах только сплетни и политика. Иногда она обсуждала дела, но не было даже намека, что она желает вернуться домой.
– В таком случае будет лучше взять ее с собой.
– Взять с собой? – переспросил Саймон.
– Да, взять с собой или оставить здесь. Но что тебя гложет, Саймон? Прости, но ты, как дурак, все время повторяешь мои слова, а сам не ответил на мой вопрос: безопасно ли будет оставить Элинор в ее поместье?
Придя, наконец, в себя, Саймон был вынужден закусить губу, чтобы сдержать волнение, охватившее его. В жизни он не раз сталкивался с продажностью, жадностью, но никогда дьявол не был так близко. Сцена в залитом лунным светом саду, которую он не в состоянии был вырвать из сердца и из памяти, была дьявольским соблазном. И сейчас он тоже испытывал соблазн. Ему только стоит сказать, что Элинор будет в безопасности в Роузлинде, и она снова с ним – вместе смеяться и ездить верхом, вместе читать и беседовать. И это он получит, даже если она больше не любит его. А, судя по тому, что сказала королева о подавленном настроении Элинор, есть шанс, что она все-таки любит его. И тогда…
– Не то, чтобы я хотела оставить ее, – добавила королева Элинор, – я буду скучать без нее, она помогает мне. Ты знаешь, когда я заметила, как тяжело у нее на сердце, я посчитала, что она из тех людей, которые чахнут без своих родных мест, как пересаженный в чужую землю куст.
Саймон посмотрел на огонь, пылающий в камине, медленно потер руки.
– Я думаю, неразумно оставлять ее, не выдав замуж до Вашего отъезда.
– Для этого нет времени.
– Тогда она должна отправиться с Вами, даже если она зачахнет вдали от дома.– Саймон сам поразился, почему его голос не выдает, как он несчастен.– Теперь, когда обе Изабель замужем, Элинор – самая большая добыча для охотников за приданым. К тому же король уехал, а теперь и Вы собираетесь в путь. Верховные судьи, без сомнения, по-прежнему будут нападать друг на друга.– Боль на время приутихла, пока мысли его были заняты другими делами. Саймон поднял глаза.– Лонгкемпа слишком ненавидят, чтобы он вызывал уважение в роли канцлера. И кто тогда скажет «нет» желающим сорвать спелый сочный фрукт? Мадам, Элинор может стать тем маленьким зернышком, из которого вырастет горький плод гражданской войны.
– Ну, тогда…– начала королева, но Саймон покачал головой.
– Может быть, мне удастся спасти ее, если я подготовлю Роузлинд к осаде, но что, если те, кто напрасно будут осаждать замок, вскоре разбредутся и начнут совершать набеги на соседние земли? А потом…
– Саймон, Саймон, – рассмеялась королева, подымая руку, чтобы остановить его.– Не будь таким горячим! Я с удовольствием возьму Элинор с собой, как я и говорила. В любом случае, забота о ней не была бы твоей обязанностью. Ты понадобишься мне, поэтому тебе придется найти заместителя для шерифа в Сассексе.– Она снова рассмеялась.– Но, мне кажется, Элинор все уже организовала.
– Я? Я тоже поеду с Вами?
Выражение изумления на лице королевы сменилось другим, более холодным.
– Ты что, думаешь, я вызвала тебя сюда, чтобы получить ответы на те вопросы, которые я могла бы задать в письме? Для чего еще я могла вызвать тебя сюда, как не для того, чтобы назначить начальником моего эскорта, как это было в прежние времена. Или, может, ты стал таким надменным на своем новом высоком посту шерифа, что не снизойдешь до…
Она оборвала на полуслове свою обличительную речь: в ней не было никакой необходимости – Саймон не слышал ни слова из того, что она говорила. На лице его расплылось идиотское выражение блаженного восторга, и он смотрел в лицо своей собеседницы так, как будто увидел за ее спиной распахнутые врата рая. Чувство острой тревоги охватило королеву. Что, если Саймон тронулся умом? Она тут же отбросила эту мысль. Если это и так, его состояние никак не отразилось на исполнении им своих обязанностей. Человек не в своем уме не преуспел бы в Уэльском походе и не сумел бы безупречно управлять Сассекским графством.
Наконец, взгляд Саймона остановился на лице королевы.
– Простите меня, – тяжело произнес он.– Последние два месяца я чувствовал себя, как старый мерин, который уже не в состоянии делать полезную работу, но которого слишком любят, чтобы отправлять на живодерню. Элинор писала мне, как Вы помогли получить пост в Сассексе для меня, и я решил, что Вы, так сказать, отправили меня отдыхать на пастбище на старости лет…
Смех королевы, все еще красивый, несмотря на ее возраст, колокольчиком рассыпался по комнате.
– Ах, Саймон. Как я могу считать тебя немолодым? Для меня ты всегда мальчик.
Она немного успокоилась.
– Нет, ты не мальчик. И правда, Саймон, хочешь ли ты отправиться со мной?
– Хочу ли я? Да! – он вскочил.– Но, мадам, Вам следовало меня предупредить хоть чуть-чуть раньше. Я должен идти, с Вашего позволения, и постараться все хорошо подготовить – времени совсем мало.
Во второй половине дня Элинор сидела у камина, хотя больше уже не ждала Саймона. Отчаяние, которое она испытывала, совершенно не отражалось на ее хорошо вышколенном лице. Она уверенной рукой вкалывала иглу в шитье, но в голове билась только одна мысль: она должна покинуть двор как можно скорее.
Если бы она была вместе с Саймоном, так, как в Роузлинде, она сумела бы преодолеть пропасть, разделявшую их теперь…
Элинор подняла голову, услышав его шаги.
– Сэр Саймон, – высокомерно произнесла она.
Он замешкался, как будто хотел проигнорировать ее оклик, но, передумав, быстро подошел к ней. У Элинор перехватило дыхание. Что-то произошло. Глаза Саймона сверкали оживленным огнем. Однако Элинор не почувствовала облегчения. Точно так же Саймон выглядел, когда король приказал ему выступить с войной в Уэльс. Он смотрел на нее, но Элинор думала, что вряд ли он видит ее, пока он не улыбнулся. Слова, приготовленные ею заранее, выскочили у нее из головы.