Джеллис Роберта. Роузлинд (Хмельная мечта)

   Командир ошибался. Благородные дамы просто были приучены не выдавать свои чувства. На самом же деле они были напуганы так же, как самая последняя горничная. Никто из них, кроме Элинор, никогда не был на борту корабля. При обычных обстоятельствах придворные дамы пересекали бы неширокий пролив множество раз. Королева иногда сопровождала мужа в поездках в его владения в Нормандии или Анжу, или сама навещала свои поместья в Провансе. Но обстоятельства были далеки от обычных: королева Элинор долго находилась в изгнании. И хотя ей была разрешена некоторая свобода передвижения, о поездке за море в ее владения не могло быть и речи; естественно, что ее фрейлины были тоже ограничены в своих действиях.
   Сейчас, когда приехал Саймон, они дали выход своим чувствам, нервно забрасывая его вопросами о корабле, о море, о плавании. Саймон и не пытался высвободиться из кольца цеплявшихся за него рук, но его улыбка была данью вежливости, не более.
   – Вам следует спросить об этом леди Элинор, – отвечал он.– Я переплывал канал всего четыре или пять раз, и мало что знаю о море и плавании. Могу только заверить вас в том, что наш корабль надежен, а моряки достаточно опытны. Надеюсь, это поможет нам в нашем путешествии. А Вы, леди Элинор, что Вы можете сказать о плавании?
   – Что оно намного приятнее в жаркие летние дни, чем сейчас, – говоря это, Элинор возблагодарила в душе Господа за то, что ее голос не дрогнул, как она опасалась.
   – А Вы часто плавали? – спросила одна из дам; страх заставил ее пересилить неприязнь к Элинор.
   – Да, довольно часто, и это достаточно безопасно и приятно, особенно в такой штиль, как сегодня.
   – Но я слышала, что можно умереть от морской болезни…
   Элинор покачала головой:
   – Нет, от этого еще никто не умирал.– Ее губы дрогнули в улыбке.– Хотя я припоминаю, как однажды мы попали под внезапный шквал ветра, и корабль так болтало, что я умоляла своего вассала сбросить меня за борт, чтобы поскорее умереть.– Элинор засмеялась, с удовольствием вспоминая этот эпизод.– Но это просто ерунда, так, небольшое неудобство. Кроме того, многие люди вообще не подвержены морской болезни, особенно в такой день, как сегодня.
   Элинор едва успела договорить, как ее горничная Гертруда бросилась перед ней на колени, глотая слезы и умоляя отослать ее домой.
   – Встань и спокойно поднимайся на борт, или тебе достанется кое-что похуже, чем просто утонуть, – таков был ответ Элинор.
   Саймон замер на месте, услышав всхлипывания перепуганных фрейлин королевы. То положительное впечатление, которое произвели слова Элинор, было сведено на нет поступком ее горничной. В определенных обстоятельствах истерика крайне заразительна. Но прежде чем Саймон успел ужаснуться тому, что все дамы через минуту разрыдаются или нападут на Элинор за ее якобы жестокое отношение к служанке, Элинор сама справилась с этой взрывоопасной ситуацией. Отбросив плащ, она влепила бедной Гертруде такую пощечину, что кольцом рассекла ей щеку: кровь заструилась из ранки, а девушка упала, как подкошенная.
   – Подберите ее, – приказала она одному из людей, – и швырните ее в трюм. И можете не церемониться – сейчас у меня нет времени выпороть ее, это будет сделано позже. Я бы приказала выбросить ее за борт, но она мне еще нужна.– Элинор повысила голос.– Если еще кто-нибудь из моих людей вздумает издать хоть один звук, да, всего один звук, он испробует кнут на себе. Никакой опасности нет! Корабль абсолютно надежен, и я с вами.– Она повернулась к остальным.– Идемте на корабль! Если мы пойдем спокойно, то прислуга просто последует за нами.
   – Да, уважаемые дамы, вы этим нам очень поможете, – кланяясь и уступая дорогу, поторопил их Саймон.
   Он был так благодарен Элинор, что готов был целовать грязь, по которой она ступала. В принципе, если возникала необходимость, истеричных служанок можно было просто сбить с ног и отнести на борт, но вряд ли королеве понравится, если подобным образом будут обращаться с ее фрейлинами, хотя сама она именно так и приказала бы поступить с ними, если бы им вздумалось устроить подобную сцену в ее присутствии. Саймон наблюдал, как Элинор поднимается на корабль, легко ступая по трапу. Настроение у него испортилось.
   Он был просто счастлив в последние дни. Он выполнил свой долг, вопреки желанию посоветовав королеве взять Элинор с собой, хотя он был уверен, что ему самому придется остаться в Англии. Он не ожидал приказа сопровождать королеву. Казалось, воля Всевышнего помогает им встретиться после того, как Элинор изменила свое отношение к нему. Но это была только иллюзия. Мягкость Элинор оказалась добротой, а не любовью. Она хотела, чтобы они остались друзьями. Но Саймон, к своему ужасу, понял, что теперь он не может быть ей другом.
   Погрузка была закончена. Последним на борт поднялся Саймон. Он еще раз взглянул на берег: осталось ли что-нибудь забытым или брошенным? Корабль был плотно загружен благодаря умелым действиям воинов Элинор, половина из которых до военной службы были рыбаками. На палубе Бьорн беседовал с капитаном судна, выражение его лица выдавало радость от предстоящего путешествия.
   Моряки втянули сходни, отвязали канаты и взялись за весла. Воины, бывшие рыбаки, торопились сбросить доспехи, подавая пример остальным воинам, объясняя, что лучше замерзнуть, чем пойти ко дну в этом железе. Затем они сгрудились плотной массой; те, кто оказался в середине, отдали свои плащи, чтобы их товарищи, оказавшиеся с внешней стороны, могли укрыть себя и тем самым всю группу плащами в два-три слоя. Медленно подошедший Саймон про себя позавидовал их чувству локтя и теплу, которым они себя обеспечили. Он прошел вдоль грузового отсека, посматривая вниз на испуганных коней: они были стреножены, чтобы не повредить друг друга.
   Корабль поднимался и опускался на легкой волне. Саймон оступился и пошел быстрее. Он не был подвержен морской болезни, но, с другой стороны, он не был и морским волком. Он не хотел мешать опытным морякам, когда они начнут поднимать паруса и закреплять канаты. Свободное пространство было только перед палаткой дам, и Саймон остановился там. Сначала он хотел укрыться от ветра внутри, но передумал: фырканье и храп лошадей не заглушали сдавленные рыдания и молитвы, которые слышались из палатки. Легко было проявлять храбрость на твердой земле, но здесь все под ногами ходило ходуном. Из палатки послышался резанувший слух визг, и затем звонкий хлопок пощечины. Саймон ухмыльнулся: без сомнения, это Элинор! Он, правда, надеялся, что пострадала одна из служанок, а не королевская фрейлина. Но, судя по возмущенным крикам в палатке, он надеялся напрасно. Подтверждение пришло через пару минут. Саймон только успел пристроить свой щит в безопасное место, как из палатки появилась Элинор. Кипя от возмущения, она в первый момент не узнала его, но поняла по одежде, что он не простолюдин.
   – Господь, – прошипела она, вне себя от гнева, – помогает тем, кто сам о себе заботится. Я сделала все, что в моих силах. Теперь они пусть хоть в клочья разорвут друг друга.
   Наконец, она увидела, кто перед ней, но глаза ее снова загорелись от гнева.
   – Почему ты до сих пор в доспехах? Ты что, хочешь непременно утонуть?
   Саймон открыл рот, но не успел заговорить: что бы он сейчас ни сказал, все будет не к месту. Он молча отстегнул ножны, снял шлем, расстегнул капюшон. Элинор взглянула на него, успокаиваясь. Когда он попытался снять кольчугу, маленькие, но сильные руки помогли стянуть ее со спины. Через минуту Элинор уже не было рядом. Он бросил взгляд через плечо: она стояла спиной к нему у борта. Саймон аккуратно сложил кольчугу и остальные вещи на свой щит.
   Больше ему нечем было заняться, и, завернувшись в подбитый мехом плащ, он сел спиной к мачте. Корабль ровно шел вперед, но не качка вызвала у него приступ тошноты. Элинор перечитывала свои драгоценные письма. Сделав над собой усилие, Саймон закрыл глаза. Он желал также закрыть уши, чтобы не слышать вопли остальных женщин. Он виновато подумал, что, может быть, ему бы удалось их успокоить, но не хватило храбрости войти в палатку.
   – Саймон! – резко окликнула Элинор.
   «За бортом!» – успел подумать Саймон, бросаясь в ее сторону. Запутавшись в плаще, он столкнулся с ней. Ее глаза сверкали золотыми и зелеными искрами, щеки горели.
   – Посмотри на это письмо, – она сунула письмо ему в руки. – О Господи, Господи, я наказана за мою слабость.
   «Ее любовник умер, – подумал Саймон с удовлетворением, – или бросил ее». Он надеялся, что она испытывает те же муки, что и он, все эти последние месяцы. Но, когда его глаза задержались на подписи, и он увидел печать, он расхохотался. Ему следовало знать, он должен был знать это! Никакого любовника нет! Единственное, что могло привести Элинор в такое возбужденное состояние, – это дела в ее владениях. В конце письма рядом с крестиком аккуратным почерком писарь поставил имя: «Сэр Андрэ Фортескью».
   – Тебе смешно? – вне себя заорала Элинор.
   – Нет, нет, – постарался успокоить ее Саймон.– Это не из-за письма. Я еще не прочел его.
   В письме не было ничего забавного. Канцлер Вильям Лонгкемп извещал сэра Андрэ, что в связи с отсутствием по делам службы опекуна, назначенного королем, канцлер вынужден направить на место Саймона другого опекуна. Кроме того, он планировал послать в Сассекс нового шерифа.
   Сначала Саймон решил, что сэр Андрэ неправильно понял послание Лонгкемпа. Хотя Саймон теперь знал сэра Андрэ очень хорошо и был полностью уверен в его честности и здравомыслии, сейчас ему было легче поверить в то, что сэр Андрэ превратился в идиота, чем в то, что собирался сделать Лонгкемп. Подобные действия подорвут весь порядок службы королевской семье.
   Король или королева награждали тех, кто служил им, назначением на пост, как, например, Саймон, который получил пост опекуна Элинор в качестве источника дохода. Но если тот, кто был назначен на пост, был вынужден оставаться во владениях своего подопечного, он не мог выполнять другие поручения короля. Поэтому было принято оставлять заместителей, если возникала необходимость уехать на время с поручением от короля. Единоличное право назначать своего заместителя было очень важным, так как он нес ответственность не перед королем или канцлером, а тем, кто его назначил, и кто мог его по желанию сместить или наказать за недосмотр. Тем самым обеспечивалась надежность сохранения доходов. Без такой уверенности получение поста было бессмысленным.
   – Господи, – снова вздохнула тяжело Элинор.– Мне следовало прочесть письмо на берегу. Я могла бы…
   – Ну и что из этого бы вышло? – раздраженно спросил Саймон.– Ты что, думаешь, королева позволила бы мне вернуться?
   – Но что нам делать? – вскричала Элинор.– Если Лонгкемп наложит лапы на мои владения, я стану нищей. Мои люди будут голодать! Более того, я сомневаюсь, смогу ли я получить их обратно!
   – Успокойся! – оборвал ее Саймон.– Я хочу перечитать письмо. Я не могу сосредоточиться, когда ты причитаешь мне прямо на ухо.
   Элинор задохнулась от негодования, но замолчала. Саймон был абсолютно прав. Поскольку они уже были в море, уже было поздно кричать и пытаться что-либо исправить. Она придвинулась ближе, чтобы из-за плеча Саймона перечитать строки письма. Она вздохнула с облегчением, когда они добрались до конца письма и поняли то, что не удалось разобрать сразу. Сэр Андрэ не собирался уступать без боя. Он уже написал архиепископу Дарема, который должен был подтвердить назначение его заместителем Саймона, если не из чувства справедливости, то хотя бы из ненависти к Лонгкемпу. Написал он и Вильяму Маршалу, который, без сомнения, должен поддержать его. А Лонгкемпу он ответил, что не собирается ни уступать пост заместителя шерифа, ни допускать никого во владения леди Элинор без особых инструкций от «своего господина, сэра Саймона или своей госпожи.
   – Нам повезло, что ты не прочитала письмо там, на берегу.– Саймон задумчиво смотрел на письмо.– Я покажу это королеве и получу у нее письмо для сэра Андрэ. А как только мы прибудем на место, у меня будет и письмо за подписью короля.
   – Да, а неделю спустя Лонгкемп направит просьбу королю и получит от него письмо с более поздней датой. Или… а зачем ему вообще обращаться к королю? У него ведь есть печать. Если он поставит подпись короля, кто узнает, что это не почерк Ричарда?
   – Подпись короля! – воскликнул Саймон.– Но он не осмелится!
   – Не осмелится! А кто призовет его к порядку?
   – Элинор, что ты такое говоришь?
   – При дворе ходят слухи, что он уже так делал. А что ему грозит? У него в руках письма, которые он якобы получил от короля. И даже если лорд Ричард вернется или до него дойдет жалоба, Лонгкемпу надо только уничтожить фальшивые письма и объявить, что сто обвинитель лжет и что все дело состряпано, чтобы опорочить его в глазах короля. Но самое главное, что королю все это безразлично. Ты же знаешь его мнение об английских баронах. Он прямо заявил об этом при дворе. Боюсь, он будет доволен, если Лонгкемп отберет у нас средства для существования.
   – Но не у тебя и не у меня, – возразил Саймон.– Если король прикажет мне в присутствии моих лордов, я буду обязан уступить. Это мой долг. Но не думаю, чтобы король объявил, глядя мне в глаза в присутствии баронов, что отнимает то, что едва успел даровать, и за что ты только что заплатила.– Он внезапно замолчал.– Мне жаль, миледи, что Вас побеспокоили из-за этого. Я прослежу, чтобы Ваши интересы не пострадали, – ровным голосом добавил он.
   – Саймон, Саймон, – прошептала Элинор, схватив его за руки.– Я сделаю все, что ты захочешь, все. Не говори со мной таким тоном, я не перенесу этого. Я люблю тебя.
   Она сама не осознавала до конца, как сильно она любит его, пока их не объединило общее беспокойство за судьбу ее земель. Она готова была отдать, что угодно, чтобы только сохранить это чувство понимания и товарищества. «Он – настоящий мужчина с чувством собственного достоинства». – подумала она.
   – Ты любишь меня? – с горечью проговорил он.– Как надолго на сей раз? Господом Богом заклинаю тебя, Элинор, не мучай меня! Клянусь, я буду честно и преданно служить тебе, независимо от того, любишь ты меня или нет!
   – Мучаю тебя? Я мучила тебя? И что ты имеешь в виду, говоря: «Как надолго на сей раз»? Я не могу любить тебя дольше, чем знаю тебя. Я полюбила тебя с того самого дня, когда впервые увидела. Как еще дольше я могу любить тебя?
   – Я совсем не понимаю тебя, – спокойно произнес Саймон.– Ты что, притворяешься? Пока я был в Уэльсе, ты и не думала ни о какой дурацкой любви, а заплатила мне за службу. И очень щедро, кстати сказать. Я бы не сказал, Элинор, что ты скупа. Иэна за службу ты одарила прекрасным конем и доспехами, и было только справедливым, что я за мою службу получил богатое графство.
   – Заплатила за службу? Ты глупец, Саймон! Я уже говорила тебе, что купила тебе этот пост, чтобы защитить себя и своих людей. Какое отношение имеет это к коню и доспехам для юноши? И причем здесь то, что я люблю тебя?
   – А разве это не так? – неуверенно заговорил Саймон. Затем его голос зазвучал тверже:
   – Нет. Ты больше не захватишь меня врасплох. Я не позволю вырвать мое сердце из груди, поиграть им в свое удовольствие и вернуть его на место только для того, чтобы затем снова вырвать его. Когда я прибыл ко двору, я верил твоим словам: ты произносила мое имя с таким трепетом и пыталась удержать меня… Но когда я снова вернулся и захотел спросить, любишь ли ты меня еще, ты даже не взглянула на меня.– Саймон оперся локтем о колено и уронил на ладонь голову.– Позволь мне просто жить. Я уже не так молод, чтобы играть в твои игры. Юные сердца быстро исцеляются от ран. Старые сердца, как старые кости. Если их сломать, они с трудом срастаются.
   – Прости, Саймон, – голос Элинор был лишен эмоций.– Я не хотела сделать тебе больно. Теперь я понимаю, что слишком высоко замахнулась, когда пожелала соединиться с тобой в браке. Я получила хороший урок. Теперь я буду знать свое место. Если твою честь задевает мое желание быть твоей женой, забудь об этом, просто назначь время, и я приду разделить с тобой ложе.
   – Что!?
   Глаза Элинор наполнились слезами, и через мгновение они неудержимо покатились по ее щекам, но она сдержала рыдания. Только ее голос стал тише.
   – Ты хочешь, чтобы я еще раз произнесла это? Ты суровый господин, Саймон. Я сказала, что готова разделить с тобой ложе, если ты пожелаешь. Скажи только, когда. Здесь? Сейчас?
   – Ты сошла с ума?
   – Да, я понимаю, здесь не очень подходящее место. Значит, когда мы высадимся на берег?
   Слезы, стоявшие в ее глазах, и то, что она смотрела под ноги, помешали Элинор заметить, как взметнулась рука Саймона, и тяжелая пощечина сбила ее с ног. Он тут же склонился над ней, его лицо побагровело от гнева.
   – Я бы хотел иметь под рукой настой трав, чтобы промыть твой рот, – зарычал он.– И я хотел бы знать, чем можно промыть твои мозги. Откуда ты взяла эти бредовые мысли? Как ты смеешь произносить такие отвратительные вещи в мой адрес?
   Элинор лежала молча, уставившись на него круглыми от изумления глазами. Она была ошеломлена. Железные пальцы Саймона впились в ее плечи, он приподнял ее и тряс, пока ей не показалось, что ее голова сейчас слетит с плеч.
   – Если ты еще раз вздумаешь сказать мне нечто подобное, вышибу из тебя твои дурацкие мозги, – заорал Саймон.– Кто научил тебя этому?
   – Прекрати, Саймон, – вскрикнула Элинор, приходя в себя и начиная оказывать сопротивление. Она смеялась и плакала одновременно.– Перестань! Это была королева!
   – Что!?
   На этот раз голос Саймона загремел так, что Элинор зажала уши. К счастью, шок от услышанного вовремя остановил его – он чуть не свернул Элинор шею.
   Она осторожно спросила его:
   – Если я отвечу тебе, ты будешь снова трясти меня? Саймон отпустил ее.
   – Ты хочешь сказать, королева имела в виду, что я желаю взять тебя… Что я желаю обесчестить девушку, которую мне доверили опекать?
   – Нет, – сквозь слезы признала Элинор.– Возможно, мне действительно следует промыть мозги. Двор – нездоровое место, но я клянусь, Саймон, я больше никогда не буду вести себя так, как принято при дворе. И я буду молить Господа о прощении каждый день.
   – Ну, ладно, – заколебался Саймон.– Я тоже не святой. Я свое отгрешил, но мои грехи никак не связаны с тобой. А теперь объясни, причем тут королева?
   Элинор потерла щеку. Ткань капюшона смягчила удар, но челюсть ныла: у Саймона была тяжелая рука. Она спросила:
   – Ты не рассердишься снова, если я скажу правду?
   – Не знаю, может быть, – проворчал он.– Но я больше не ударю тебя, если ты не собираешься меня снова оскорбить.– Он пристально посмотрел на нее, и гнев на его лице сменился отвращением.– Элинор, неужели ты из тех, кому нравится быть избитым?
   Она звонко рассмеялась:
   – Нет, ни в коем случае, и если бы я сама этого не заслужила, ты бы очень пожалел о том, что поднял на меня руку.
   – Ты бы…– начал Саймон разгневанно, как всегда, заводясь от первой же угрозы. Затем он спокойно произнес, не глядя на Элинор: – Что ж, я не сомневаюсь, у тебя достаточно власти, чтобы так поступить, но…– продолжал он, бросив на нее косой взгляд, – но у тебя нет права водить меня за нос. Я требую объяснить, какое отношение имеет к этому королева?
   Элинор лихорадочно соображала. Она могла бы легко солгать, придумав, что решила предложить себя Саймону после разговора с королевой об одной из придворных дам, которая оказалась в подобной ситуации. Но затем она решила сказать правду. Она прикинула, что ей; может быть, придется забеременеть от Саймона, чтобы вынудить его жениться на ней. А если Элинор даст понять, что королева хотя бы намеком одобрила такой план действий, то обостренное чувство собственного достоинства Саймона будет менее задето. В конце концов, именно королева назначила его опекуном, и он, прежде всего, подчинялся ей. Элинор, правда, ни на секунду не верила, что, говоря с ней, королева имела в виду замужество. Но Элинор была не из таких, кто остановится перед тем, чтобы исказить факты, если это нужно для дела.
   – Я была очень несчастна: я все время переживала из-за того, что ты сердит на меня, потому что я купила тебе эту должность, – начала Элинор и тут же горячо добавила: – Ну откуда же я могла знать, что ты, как идиот, поверишь, что я способна расстаться с такой суммой денег, потому что не люблю тебя? По-моему, куда разумнее то, что я сделала тебе подарок именно потому, что люблю тебя. А с другой стороны…
   – Это неважно. Ответь, наконец, на мой вопрос.
   – Я уже подхожу к этому. Королева… Саймон, на палубе очень холодно, – вдруг сказала Элинор, передернув плечами.
   – Элинор, – угрожающе предупредил Саймон. Она приподнялась, потирая спину:
   – И здесь очень жестко. Позволь мне сесть у тебя на коленях.
   С опозданием вспомнив, что они не совсем одни, Саймон неловко оглянулся вокруг. Однако они были более изолированы от остальных, чем он думал. Пока они спорили, парус изменил свое положение, отгородив их от большей части палубы. Команда и воины сгрудились как можно плотнее друг к другу, наклонились пониже, чтобы защититься от пронизывающего ветра и сохранить тепло. А самое главное, что из-за шума, издаваемого перепуганными лошадьми и такими же дамами, вряд ли кто слышал, как они с Элинор орали друг на друга.
   Саймон сел, скрестив ноги, чтобы ей было удобнее.
   – Хорошо, садись.
   Элинор не заставила себя долго ждать и тут же уютно устроилась, положив голову на плечо Саймона. Она удовлетворенно вздохнула:
   – Теперь намного лучше.
   – Да, для меня это тоже большое удовольствие – сидеть так с тобой. Тем не менее, я не забыл свой вопрос.
   Элинор хитро взглянула на него.
   – Клянусь, я могу заставить тебя забыть его. О, нет, Саймон, не сталкивай меня! – Она хихикнула.– Я и сама хочу тебе все объяснить.
   – Тогда начинай, и побыстрее.
   – Послушай, любимый. Я неправильно поняла то, что говорила мне королева, потому что я не такая взрослая и мудрая, как мне казалось. То, что я видела при дворе – отношения между кавалерами и дамами, – было так отвратительно, что я начала уже сомневаться в порядочности всех мужчин!
   – Это моя вина. Я, глупец, должен был предупредить тебя заранее.– Он увидел гримасу отвращения на ее губках и, хотя ее глаза и большая часть лица были скрыты капюшоном, догадался, о чем она думает.– Я никогда в этом не участвовал. Я не хочу сказать, что жил, как монах, но шептаться по укромным уголкам и петь любовные серенады – это не мой стиль! Кроме того, у меня огромный размер ноги, и; если меня захватить врасплох, то легко узнать по ногам.
   Он намеренно рассмешил Элинор, и она охотно рассмеялась.
   – Хотела бы я послушать, как ты исполняешь любовную серенаду, – поддразнила она.
   – Ты скорее услышишь, как я надеру тебе уши. Скоро ты, наконец, дойдешь до ответа на мой вопрос?
   – Ну, как я уже говорила, ты меня расстроил, и королева заметила это и буквально допросила меня. Я, как могла, избегала прямых ответов, но у нее такой проницательный взгляд, что она без труда догадалась, кому принадлежит мое сердце. Она сказала, что не может помочь мне, но что я могу поступать, как мне захочется, по отношению к тебе, если это только не помешает тебе выполнять свои обязанности. Еще она добавила, что то, чего нельзя избежать, можно легко забыть. Ты, кстати, пришел из ее покоев с таким счастливым лицом, что я решила – она и тебе сказала то же самое. Прости меня, любовь моя, но я подумала, что ты хочешь поступить, как другие, – и меня получить, и сохранить мои земли в подчинении королевы.
   Если Элинор и ожидала какой-либо реакции на свои слова, она была разочарована. Саймон не произнес ни слова и даже не пошевелился.
   – Мне следовало самой понять, что королева не это имела в виду, – продолжала Элинор.
   – Ты уверена в этом? – произнес, наконец, Саймон сдавленным голосом.
   – Да, уверена, – бодро соврала Элинор.– Она хорошо знает тебя и понимает, что ты никогда не станешь участвовать в такой игре. Она часто говорила мне, что ты недостаточно награжден за свою верную службу, но у нее сейчас так много разногласий с королем по государственным вопросам, что она не рискнет навязывать ему решение более мелких проблем.
   – Это истинная правда, – вздохнул Саймон.– Если Лонгкемп не успокоится, Англии грозит кровавая война.
   – Да, а король не желает и слова слышать против этой гадины! Но, Саймон, если случится так, что мне придется выйти замуж и в спешке…
   – И как такое может произойти? – Саймон обманчиво мягко задал этот вопрос.
   Элинор прикинула, что безопаснее будет продвигаться окольным путем:
   – Моя семья ведет свое начало от Вильяма Незаконнорожденного, – изобретательно начала она.– В нашей грамоте ничего не говорится о том, что наследник должен быть обязательно рожден в законном браке. Наследство передается первенцу мужского пола, как гласит грамота, или последующим сыновьям, или же наследнице-женщине, родне по крови.