После неизвестно какого круга, Сергею по настоящему стало плохо. Его трясло, а ноги продолжали шагать. На ходу Сергей порылся в карманах в поисках денег. Отсчитав нужную сумму, он резко развернулся, да так, что чуть не упал. На лбу выступила испарина. Сергей нервничал. Он не мог сориентироваться, чтобы понять, в какой стороне находится аптека. Пространство раскручивалось по спирали. Каждый виток вращался быстрее предыдущего. И вдруг все замерло. Сергей пошел вперед, никуда не сворачивая, глядя прямо перед собой.
Аптечная дверь отозвалась звонком колокольчика. Сергей рванулся вперед, закрыв голову руками. Приятный звон колокольчика прозвучал для него звоном сотни огромных колоколов.
- Дайте мне гликодин, пожалуйста.
Трясущимися руками, Сергей отдал деньги. Сладковатую жидкость он выпил прямо на крыльце аптеки. Организм моментально расцвел, получив новый допинг.
Вопрос, насколько хватит сиропа от простуды? Выход все равно неизбежно наступит. Избежать его совсем невозможно, можно только отсрочить.
Как только дверь открылась, Сергей схватил Дану за лицо и толкнул на пол. От неожиданности девушка вскрикнула. Боли она не успела почувствовать. Только обиду, вызванную непониманием происходящего.
Сергей наклонился, взял Дану чуть повыше локтя и рывком заставил подняться. Посмотрел на нее сверху вниз. Дане начало казаться, что это было всего лишь временное помутнение рассудка. Вспышка ничем не обоснованной злости, как Сергей резко сорвал с нее шелковый халатик, под которым ничего не было кроме белых трусиков. А, может, это он игру такую затеял? Сергей некоторое время рассматривал красивую женскую грудь. Видя это, Дана эротично провела рукой от правой груди к низу живота. Улыбнулась. И... Сергей размахнулся и наотмашь ударил Дану по щеке. От удара девушка опять оказалась на полу.
- За что? - расплакавшись, спросила она.
Вместо ответа Сергей стал расстегивать ремень. Дана даже не пыталась ничего сделать. Она испуганно смотрела на действия Сергея. Когда он резко вытащил ремень из брюк, Дана вся сжалась, приготовившись к удару. Ремень свистнул, рассекая воздух, и опустился на левую грудь девушки. Дана вскрикнула. Посмотрела туда, куда пришелся удар: широкая красная полоса разделяла грудь на две неравные части, оставляя на одной из них светло-коричневую ареолу и сосок.
Дана перевела взгляд на Сергея, но почти сразу же схватилась за левую щеку и уставилась в пол. На этот раз ремень ударил ее по лицу. От слез становилось только больнее. Соль впитывалась в больную щеку.
Трудно сказать была ли Дана готова к следующему удару, но его не последовало. Вместо этого, Сергей сжал своей рукой ее шею, надавив на болевые точки, и не разжимая пальцев, повел на кухню. Дана даже не успела толком стать на ноги. До кухонной батареи она добралась на коленях.
Больно выкрутив ее руки назад, Сергей начал привязывать их к батарее. Оказалось, что это не так просто сделать. Ремень был твердым, и завязать его узлом не получалось.
- Лежи здесь, - приказал Сергей Дане. - Сдвинешься с места - пожалеешь, сука.
Дана расплакалась сильнее.
Сергей пошел в другую комнату. Открыл шкаф и вынул большой пакет, в котором хранились остатки ткани, старые пряжки, нашивки. Одним словом весь тот хлам, место которому было на помойке.
Вытряхнув все на пол, Сергей сел на корточки и быстро нашел то, что ему было надо - длинная бельевая веревка.
Он вернулся на кухню, и стал опять привязывать Дану к батарее. На это раз все было гораздо проще. И меньше чем через минуту девушка была привязана. Руки выкручивать он не стал.
Веревка больно резала запястья, а батарея жгла кожу. Дана начала умолять:
- Сереженька, милый! Отвяжи меня. Скажи, что я сделала?
"Сереженька" молчал. Он пошел в ванну и включил холодную воду. Снял вафельное полотенце со змеевика, и начал вымачивать его в холодной воде.
Дана лежала на кухонном полу и прислушивалась к звукам в ванной. Она тихонько всхлипывала, а ее ноги нервно подрагивали. Наконец, вода в ванной перестал литься, и послышались шаги. На кухню вернулся Сергей. В руках он держал полотенце, вода с которого не капала, а лилась на пол.
Он быстро подошел к привязанной Дане, и сходу ударил ее ногой в тяжелом ботинке в живот.
От удара у Даны перехватило дыхание. Она жадно, словно рыба, выброшенная на берег, стала ловить воздух ртом. Ее тело самопроизвольно перевернулось лицом вниз.
Сергей резко, разбрызгивая по всей кухне капли холодной воды, ударил Дану полотенцем по спине - в то место, куда бьют менты, чтобы отбить почки.
На девушку накатилась новая волна слез. Кричать она больше не могла, поэтому она просто, задыхаясь, плакала.
Сергей ударил ее еще раз чуть повыше предыдущего удара. Дана застонала и попробовала перевернуться на бок. Связанные руки больно выгнулись.
Вслед за этим последовали еще два четких для наркомана, пускай еще и не системщика, удара ногой в живот. Это заставило вновь перевернуться лицом вниз.
Удар полотенцем по бедрам. По лопаткам. По бедрам. По почкам. По бедрам. Снова по почкам.
Даже палач относиться к своей жертве гуманнее.
Последний удар пришелся вдоль позвоночника.
Сергей остановился. Отбросил полотенце в сторону.
- Сука... - сплюнул он на Дану.
Плевок приземлился на плечо.
Сергей расстегнул ширинку. Наклонился и поставил Дану на колени. Снял с нее трусики, оголив округлые ягодицы, а сам пристроился сзади. Взял свой член в руку и начал онанировать. Наркотики давали о себе знать. Его детородный отросток не вставал по первому требованию хозяина.
Добившись эрекции, Сергей раздвинул ягодицы Даны, и резко вошел в анус. Данину грудь разорвал крик. Она надеялась, что уже все закончилось. Новая боль заставила смириться с мыслью, что возможно издевательства только начинаются.
Никаких ощущений, кроме стыда и боли она не чувствовала. Потому, как Сергей грубо вошел, Дана прекрасно понимала, что анальное отверстие порвано.
Сергей долго не мог кончить. Около четырех с половиной минут он продолжал свои телодвижения. Потом, наконец, кончил, и Дана упала на пол. Боли она уже не чувствовала. Ни в заднем проходе, ни от ударов. Даже батарея казалась не такой горячей.
Надев брюки и застегнув ширинку, Сергей попытался отвязать измученное тело девушки. Но узлы так сильно были стянуты на запястьях, что развязать их не представлялось возможным. Он взял нож.
"Пусть он меня убьет," - успела подумать Дана.
Вместо этого он отрезал веревки от батареи, и они так и остались болтаться на бессильно упавших руках. Когда Сергей уходил, Дана лежала на полу.
Ее волосы сбились и слиплись на мокром и распухшем лице от слез. Она закрыла глаза.
Стоя в коридоре, и глядя на свое отражение в зеркале, Сергей схватился за голову. Все поплыло вокруг. Он пронзительно закричал и упал на пол. Вдруг все прошло. Действие лизергина подходило к концу. Сергея отпускало. Он решил выйти на улицу.
Спускаясь по лестнице, у почтовых ящиков он увидел парня раздетого по пояс.
У парня были длинные волосы, а на правом плече непонятная татуировка. Он яростно перетягивал руку жгутом, помогая себе зубами. Не понятно, откуда, в его руке появился шприц, наполненный раствором. Сергей увидел, как наркоман берет кровь на контроль, и решил ему не мешать. Он вышел на улицу и сел на скамейку у подъезда.
Через минуту из подъезда выбежал парень. Именно выбежал, а не вышел. Бешеными глазами он посмотрел по сторонам. Его взгляд остановился на Сергее, и он сел с ним рядом.
- Вот скажи мне, - начал Сергей разговор первым, - бог простит меня когда-нибудь?
Он совсем не ожидал услышать никакого ответа. Но, помолчав не много, наркоман, выбежавший, из подъезда задумчиво сказал:
- Он всех прощает.
Сергей посмотрел на него. Он хотел увериться, действительно ли наркоман что-то сказал, или ему это показалось.
Наркоман посмотрел ему прямо в глаза. Его взгляд излучал такаю любовь и душевную теплоту, какой Сергей никогда не встречал.
- Иди. Я прощаю тебя, - сказал наркоман.
От этого голоса Сергей вздрогнул.
Он встал. Пробормотал что-то нечленораздельное. И пошел куда-то, сам не осознавая куда.
Его нашли через три дня в арке соседнего дома. Окоченевшего. В грязных брюках и рваном свитере. Без обуви. И без одного носка.
Следующим утром после избиения Дана лежала на кровати, в абсолютно пустой квартире. Кроме трусиков, которые были на ней накануне, больше ничего надето не было. Она села на кровати, подобрав под себя ноги, и уставилась в пятно на обоях. Потом легла снова на спину. Развела ноги, и ее правая рука скользнула под трусики.
[22]
В отношениях Саши с Анфисой назойливо замаячила раздражающая напряженность. Целыми днями, не разговаривая и не отвечая на Сашины вопросы, Анфиса лежала на кровати и рассматривала обои. Молчание становилось невыносимым. Саша с большим удовольствием предпочел бы бурные скандалы с битьем посуды, этой раздражающей тишины. Возможно, он не так болезненно реагировал на отсутствие разговоров, если бы не рвущееся из живота чувство вины. Саша понимал, что это глупо, но продолжал верить, что именно он причина молчания Анфисы.
- Анфиса, ты как?
- Плохо, Сашка.
Свой вопрос Саша задал механически, просто потому, что привык каждое утро спрашивать у Анфисы об ее состоянии. Получить ответ он не рассчитывал.
- Мне кажется, что я умираю. Умираю. Умираю. У-м-и-р-а-ю...
Непроизвольно, Саша скривился от Анфисиных слов.
- Ты не умираешь, - сказал он. - Это весенняя депрессия.
- Депрессия бывает только осенняя, - не поворачиваясь, саркастически заметила Анфиса.
- Еще, как бывает! Просто никто не знает. Весна, как и осень, иногда давят на человека.
- ЛСД. И все сразу же пройдет.
В нижнем ящике стола, в деревянной коробке из-под чая Саша и Анфиса хранили свои сбережения. Каждый месяц, в течение года, они откладывали сэкономленные деньги - собирались летом поехать в путешествие по Европе. Анфиса знала, что там уже много денег. Если она возьмет на наркотики, это не сильно отразится на бюджете. Тем более, что это последняя доза. Еще один раз, и она обязательно слезет с наркоты.
- Скоро увидимся, - сказал знакомый дилер, передавая Анфисе марку ЛСД.
- Думаю, вряд ли, - попыталась она улыбнуться и отдала деньги.
Терпеть до дома не было сил. Анфиса зашла в грязный Минский двор, обнесенный вокруг панельными пятиэтажками, словно стенами, возведенными для защиты от врагов. Не обращая внимания на молодых матерей, играющих с детьми на площадке, она подошла к железному теннисному столу, и, как ни в чем не бывало, положил под язык марку. Если бы мамы знали, что именно положила в рот растрепанная девушка с черными кругами под глазами, они накинулись бы на нее и разорвали на части за то, что их маленькие дети только что увидели один из способов самоубийства. Но они не знали, а Анфиса, почувствовав привычную расслабленность и нахлынувшее душевное спокойствие, пошла своей дорогой химической смерти.
Выйдя на улицу, Анфиса сразу даже и не обратила внимания на то, что людей нигде нет. Она наслаждалась огромным небом, встречающимся где-то далеко с коричневой землей. А на горизонте виднелись скалы, похожие на те, что Анфиса видела в учебнике по географии; кажется, это была Америка. До скал было еще очень далеко.
Тишина.
Только теплый ветер тихо разговаривает сам с собой.
Анфиса шла по выжженной земле, стопами чувствуя приятное тепло. Наконец, она поняла, что идет босиком. "Наверное, когда уходила из дома, в спешке забыла одеть кроссовки," - подумала Анфиса. Тут она обнаружила, что на ней вообще нет одежды. Сначала она мутилась, и даже попыталась прикрыть грудь и гениталии, но потом поняла всю бессмысленность своих действий кроме ее самой вокруг никого не было. Раскинув руки в стороны и радостно засмеявшись, Анфиса, подпрыгнув на месте, побежала вперед.
Время шло, а горы, к которым торопилась Анфиса, не приблизились ни на йоту. Анфиса замедлила шаг. Нехотя, она стала понимать, что и небо, и далекие скалы из учебника географии - это большая картинка. Та самая картинка из того самого учебника по географии, только увеличенная в невероятное число раз. Такое больше, что верхнего края этой картинки нельзя различить в небе. Анфиса посмотрела по сторонам: со всех сторон было одинаковое небо и точно такие же горы.
- Без паники, девочка - прошептала Анфиса. И дальше начала рассуждать во весь голос: - Если все вокруг картинка, то значит, за этой картинкой будет что-то другое. Вопрос что? Другая картинка? Можно прорваться и через другую картинку. Картинок может быть много. Главное, чтобы они не висели на стене. Иначе выхода нет.
Она вспомнила, как в троллейбусе нашла тетрадный листик в клеточку, на котором было аккуратно выведено два слова: ВЫХОДА НЕТ.
Ветер подул сильнее. По пустыне покатились волны мусора: старые газеты, пивные банки, бычки, бумажные и целлофановые пакеты. Мимо пролетел рыжий парик
Сверху, над головой послышалось мокрое чавканье, звук которого многократно усилили. Анфиса повернулась и посмотрела. Над ней парил огромный глаз, с ресницами, веком, зеленым зрачком. Чавкающий звук исходил именно от него, когда он хлопал своим единственным веком. Анфиса даже не удивилась. Она вежливо поздоровалась, а глаз в ответ два раза моргнул. Он не пытался причинить Анфисе вреда, по крайней мере, сейчас. Он наблюдал за существом, не похожим на него, и в то же время имеющим в своем организме орган, являющееся уменьшенной копией его самого, при чем в количестве двух штук. Нельзя точно сказать, что больше заинтересовало глаз - Анфиса или ее органы зрения, которые, по странному стечению обстоятельств, тоже были зелеными.
Дальше они шли вместе. Анфиса шла впереди, а глаз парил за ее спиной. Он все время хлопал веком, и звук начал раздражать Анфису. Она стойко держалась, но потом, вдруг, не выдержала:
- Может, хватит? - спросила она, резко обернувшись.
Глаз замер, подлетел ближе, и, как будто издеваясь, хлопнул глазом, издав чавкающий звук громче предыдущих.
- Хватит! - крикнула Анфиса. - Нечего за мной летать. Чего привязался?
Установилась продолжительная пауза, в течение которой глаз и Анфиса смотрели друг на друга, одновременно хлопая веками. И тут Анфиса поняла, что глаз повторяет все за ней. Она подняла камень и швырнула в зеленый зрачок. Стоило камню коснуться влажной поверхности глаза, как что-то кольнуло оба Анфисиных глазах.
Она прижала ладони к своим глазам. Когда неприятная резь стихла, Анфисе стало ясно, что все, что происходит с глазом - происходит и с ее глазами. Он не копирует ее действия. Он является частью ее самой.
"Это, наверное, и есть тот третий глаз, о котором говорят люди," решила Анфиса.
Дальше шли молча. Лишь изредка Анфиса оборачивалась и смотрела в свой третий глаз.
А там была война. Взрывы. Оторванные руки. Солдаты отрезают уши молоденькой вьетнамке, а потом насилующие ее, разрывая гениталии. Восьмилетний чеченский мальчик залазит в кузов военного грузовика с русскими солдатами и разжимает кулачок. Солдаты видят около десятка металлических колец. Последнее, что они видят в своей жизни. Гранаты, развешанные на мальчике, как елочные игрушки, взрываются в тот момент, когда до солдат доходит, что это за кольца. Русский спецназовец заходит в дом чеченской семьи и убивает мать и четверых детей. Вот этого спецназовца награждают медалью за отвагу.
- Прекрати! - закричала Анфиса.
Она присела на корточки, закрыв голову руками, а когда успокоилась и встала, то увидела, что вокруг не нарисованная пустыня, а обычный Минск с серыми улицами и грязными троллейбусами, пьяными и озлобленными людьми, рассматривающие Анфису размытыми взглядами.
Анфиса посмотрела по сторонам. Глаза нигде не было видно.
Около дома на скамейке сидела девочка четырех лет, а рядом священник. В руках он держал садовые ножницы. Девочка послушно протянула ему правую руку. Служитель церкви положил ее мизинец между лезвиями ножниц. Раздался неприятный звук трения металла о металл, хруст неокрепшей детской косточки, но сама девочка не издала ни звука. Напротив, она широко улыбнулась священнику и сказала:
- Спасибо, отец Федор. Теперь у меня нет грехов.
После этого девочка стала голыми коленками на асфальт рядом, продолжая смотреть на священника благодарными глазами. Тот убрал отрезанный мизинец, протянул к ее губам свою большую руку, и она принялась покрывать сухую ладонь поцелуями.
Неожиданно священник ударил девочку по лицу.
- Ты недостаточно старалась, дочь моя, - произнес он торжественно и громко, выделяя букву "о", где это возможно. - Придется отрезать тебе еще один перст.
Девочка радостно закивала головой. Он протянула обезображенную ладошку, а из глаз потекли слезы радости.
Наблюдать за этим Анфиса больше не могла, поэтому поспешила исчезнуть в подъезде.
На первый взгляд подъезд был вроде бы и ее - те же зеленые почтовые ящики, та же лестница с обломанной третей ступенькой, - но что-то все-таки было не так.
Вдоль лестницы и на ступеньках стояли дети. Увидев Анфису, они подняли вверх руки, на каждой из которых не хватало по несколько пальцев. Кровь на фалангах был свежей, у некоторых она продолжала сочиться, стекая по детским ладошкам.
Больше всего Анфисе не хотелось, чтобы дети обступили ее со всех сторон, и, тыча ей в лицо своими руками, не давали пройти. Она замешкалась на мгновение, а потом сделала уверенный шаг, приготовившись к штурму лестницы.
Оказавшись наверху, Анфиса была удивлена тем, что дети даже не пошевелились в ее направлении, когда она шла вверх по ступенькам. Сейчас они развернулись к ней лицом, и молча продолжили показывать свои ладошки, поднятые вверх.
У лифта лежал бомж. Он закатал брюки до колен, и брезгливо отдирал гнойные куски плоти с голеней. Оторвав очередной струп, бомж засунул палец в образовавшуюся рану. Глядя на это, у Анфисы начал просыпаться рвотный рефлекс. Она не стала дожидаться лифта, боясь, что ее стошнит прямо на лестничной клетке, а пошла по лестнице.
На втором этаже, на полу сидели наркоманы. Все трое одновременно повернулись и посмотрели на Анфису. У всех троих глаза были затянуты бельмом.
- Эй, - позвал один из торчков, который держал в руке ложку, - у тебя зажигалки нет? Или спичек.
Анфиса покачала головой.
- Плохо, - ответил наркоман, и отвернулся. Двое остальных последовали его примеру.
На полу третьего этажа лежали трупы собак. Анфиса ступила в липкую жидкость: кровь моментально просочилась через замшевую кожу кроссовок. Засеменив ногами, Анфиса побежала дальше. Она старалась не смотреть на то, что было на других этажах, но не заметить этого было невозможно. На пятом этаже на четвереньках стояла голодная шлюха, а сзади к ней пристроилась очередь мужиков. И каждый держал в руке по заплесневевшей горбушке белого хлеба. Один кончал, бросал в стоящую в углу миску хлеб, а на его место становился следующий. Мужчины кончали быстро, но очередь не уменьшалась. Она тянулась из открытой двери одной из квартир, в которой исчезали те, кто успел кончить.
Замки на двери квартиры, в которой жили Саша и Анфиса оказались не такими, каким были утром. На всякий случай, чтобы проверить, не ошиблась ли, Анфиса посмотрела по сторонам. Все было как прежде: трехколесный велосипед и стиральная машина у дверей соседей, картонные коробки стопки газет у другой двери, вырванный звонок у соседей напротив.
Дверь со скрипом открылась сама. Анфиса прошла внутрь.
Она поскорее сняла обувь, так как при каждом шаге в кроссовках неприятно хлюпало. Она прошла в ванну, оставляя за собой на коридорной плитке абрикосового цвета кровавые следы.
В ванной, выстроившись вряд, было три унитаза, из которых постоянно падали на пол насекомые. Анфиса прикрыла рот рукой. В памяти всплыли события той ночи, когда на потолке появилось лицо с пустыми глазницами.
Ее вырвало. Она съехала по стенке на пол и заплакала.
Наплакавшись, Анфиса собралась с илами. Она встала и пошла в спальную комнату. За время, пока дома никого не было, кто-то вынес мебель, а обои перепачкал кровью. Посредине комнаты стоял железный стул. На нем сидел живой человек с раскрытой черепной коробкой.
- Это я провел ему трепанацию черепа, - раздался знакомый голос за спиной.
Резко обернувшись, Анфиса отпрянула назад.
- Помнишь меня? У меня в тот раз не было тела и глаза. Тело я нашел в морге, а глаза позаимствовал у него.
И в подтверждение своих слов, человек в костюме зашел в комнату и приподнял за подбородок голову человека, сидящего на стуле
- Знаешь, у него столько всяких мыслей в голове было. Мне стало интересно, откуда они там берутся. И, ты не поверишь, - человек выдержал торжественную паузу: - Они берутся из ниоткуда. Из душной пустоты.
Мелкими шажками вдоль стены Анфиса пробиралась к выходу.
- Ты так ничего и не поняла, - с сожалением сказал человек. - Выхода нет!
Анфиса выбежала из спальни, а оттуда в коридор. Квартиры соседей исчезли. Коридор сузился. Стал не больше метра шириной. С каждой стороны было множество дверей, и на каждой висела одна и та же табличка:
ВЫХОДА НЕТ.
Сквозь окно в дальнем конце коридора пробивался свет. Назад пути не было. Дверь, через которую Анфиса, вышла, закрылась, громко хлопнув, и теперь на ней тоже висела табличка "ВЫХОДА НЕТ". Анфиса сорвалась с места, и побежала по коридору по направлению к окну.
Ей показалось, что она бежит слишком долго. Дыхание стало прерывистым.
Короткий миг столкновения с оконным стеклом, и действие ЛСД закончилось.
Что чувствовала Анфиса, приближаясь к земле с постоянным ускорением равным девять целых восемь десятых метра в секунду в квадрате?
Грусть, от четкого осознания того, что выхода действительно нет.
[23]
- Где я?
- Успокойтесь, вы в больнице скорой помощи.
- Что со мной случилось? Передоза? Почему все так расплывчато? Я умер?
- Успокойтесь. Я же вам сказала, вы в больнице скорой помощи. Вам сделали операцию. И сейчас вы приходите в себя после наркоза, поэтому все так расплывчато...
- Что со мной случилось?
Медсестра вздохнула.
- Вам ампутировали руку. У вас влажная гангрена.
- А у этого пациента влажная гангрена, - Егор слышал голос, но глаза не открывал. Прокуренный голос врача продолжал: - Влажная гангрена, еще ее называют гнилостной, чаще развивается при быстром нарушении кровообращения. Например, у этого пациента она вызвана повреждением сосудов. Тромбоз вен и недостаточность венозных коллатералей при сохранении притока артериальной крови. Ее длительный застой и отек тканей при закупорке вен тромбом вызвал спазм, а затем и паралич капилляров, что привело к гипоксии тканей и их омертвению. В этом случае омертвевшие ткани не успевают высыхать, подвергаются гнилостному распаду, а это, в свою очередь, приводит к обильному всасыванию в организм продуктов распада и тяжелой интоксикации больного. Омертвевшие ткани служат хорошей питательной средой для микробов, которые бурно развиваются, что ведет к быстрому распространению гангрены.
Когда голоса растворились далеко за пределами палаты, Егор открыл глаза. Он посмотрел на забинтованную культю. Наличие руки ощущалось физически, но глаза говорили о другом.
- Ничего, - успокоил себя Егор, потрогав культю. - Еще есть вены на шее и на ногах.
Анфиса не хотела, чтобы ее хоронили в земле. Она всегда говорила Саше:
- Когда я умру, не вздумай меня закапывать. Лучше сожги.
Саша запомнил это.
Почему-то он почти ничего не почувствовал, когда ему сказали, что Анфисы больше нет. Громкий звон в ушах, вспышки воспоминаний - все это было, но потом. Саша пролежал до рассвета в постели, глядя на косые полосы света на потолке, пробившиеся сквозь неплотно задернутые шторы. Он пытался вспомнить, какой она была: красивой, милой, веселой, - но так ничего и не вспомнил.
За окном промчался первый утренний троллейбус.
Саша сел на кровати и обернулся. Вдруг это сон? Вдруг она там лежит?
Он заплакал. Не оттого, что ее там не было. Он заплакал потому, что начал забывать ее.
На столе стояла их общая фотография в рамке. Анфиса обнимала Сашу.
Асфальт у подъезда присыпали песком.
Оставалось одно. Саша сел за стол, взял ручку и лист бумаги и написал:
Жила на свете прекрасная девочка со смешным именем Анфиса.
Писал он не для кого-то. Не для того, чтобы кто-нибудь когда-нибудь заинтересовался его творениями. Просто ради того, чтобы рассказать миру о чем-то прекрасном. Даже если никто никогда не прочтет его произведения.
Будь то стихи или проза.
Острая потребность поговорить возникла у Гоши внезапно. Он достал новенький, только что купленный мобильный телефон и набрал номер Милы, который помнил всегда.
В тот же самый момент Мила заметила Гошу, идя по другой стороне улицы. Она так обрадовалась, увидев его, что побежала через дорогу, забыв посмотреть по сторонам.
- Гоша! - крикнула она.
Он обернулся и увидел, как девушка в до боли знакомой ярко-оранжевой куртке на долю секунды стала одним целым с темно-синей машиной, а потом, пролетев несколько метров вперед, навсегда замерла.
Гоша смотрел на тело Милы.
Все смотрели на ее тело.
А женский голос в трубке мобильного телефона говорил:
- Вызываемый абонент умер, или находится вне зоны приема.
В подъезд ломился бомж. Гоша вспомнил, как прогонял его с утра. Теперь бомж опять пытался попасть в подъезд.
- Ты что делаешь тут?
- Проходи, - грубо ответил бомж.
- Ты что тут делаешь? - повторил Гоша.
- Я тут живу.
- Ты тут не живешь.
- Друг мой живет в пятнадцатой квартире.
- Здесь и пятнадцатой квартиры даже нет. Иди отсюда.
"Интересно, - подумал Гоша, сидя на кухне, - желание сдохнуть - это нормально или нет."
"Конечно нормально! - тут же ответил внутренний голос. - Вот только не надо всех этих дешевых банальностей: веревка, мыло, пистолет, окно... Это все для прыщавых подростков. Давай сделаем так: ты идешь в аптеку и покупаешь аспирин. Двадцать-тридцать граммов, думаю, хватит. А то ведь если больше возьмешь, то может начаться рвота, а тогда никой смерти не получится. Через десять часов у тебя в ушах начнется странный шум. А если повезет, то могут открыться желудочные и кишечные кровотечения. В "скорою" не звони. Медицинская помощь обычно эффективна, так что постарайся держаться подальше от больниц. Лучше всего принимай с бикарбонатом натрия... Не знаешь что это? Сода! Раствори ее сначала, чтобы ускорить всасывание и защитить желудок. И не забудь постоянно принимать противорвотные средства. Если не подействует прими еще одну дозу через восемь-двенадцать часов."
На секунду внутренний голос замолк. Потом продолжил:
"Не нравится аспирин? Не беда. Есть куча других препаратов: анальгин, апидопирин пиразолон, антипирин бутадион, анальфен, веродон, кофальгин, новомигрофен, пентальгин, пиркофен, фенальгин, реопирин, пирабутол. Умрешь через пару суток от обильных внутренних кровотечений."
"Слушай, заткнись а?" - попросил Гоша.
"Нет! Это ты заткнись и меня послушай! Ты сам этого хотел. Вот и не перебивай. У тебя ведь есть кокаин дома? После смерти ты все равно на нем уже не заработаешь? Двадцать восемь грамм вводишь в кровь... Два... Максимум три часа. Ты ведь не пробовал кокаин? Потому что если пробовал, то смерти придется немного подождать. Но, в принципе, это не важно. Все равно умрешь. А как на счет героина? Триста миллиграмм по вене - и через несколько часов мы добьемся желаемого результата."
Гоша закрыл лицо руками. Он не знал куда спрятаться от голоса внутри, который, не уставая, продолжал выдавать различные способы самоубийства.
"Амобарбитал. Замечательное средство. Девяносто таблеток. Через шесть минут - потеря сознания. Через двадцать - ты умрешь. Или фенобарбитал. Таблеток придется сожрать побольше. Около ста пятидесяти. Но я бы не рекомендовал. Очень уж ненадежное средство. Плохо в кровь всасывается... Бутабарбитал. Таблеток поменьше. Ста хватит. Эффект такой же, как от амобарбитала. О! Вспомнил! Белый фосфор. Принимаешь натощак пятьдесят миллиграммов. Корчишься на кровати двое суток от боли в печени. Смерть на фоне комы от остановки сердца или отека легких. "
- ЛАДНО! ХВАТИТ! - крикнул Гоша голосу внутри. - Я не хочу умирать.
"Молодец, мой мальчик, - отеческим тоном сказал голос."
Не раздеваясь, Гоша лег на не заправленную, вот уже вторую неделю кровать, включил телевизор. Экран не показывал никакой картинки. Только бесконечное черно-белое мельтешение.
Гоша закрыл глаза. Сквозь плотно сомкнутые веки потекли горячие слезы.
[ЭПИЛОГ]
Марихуана, гашиш, опиум, лизергиновая кислота, ЛСД, спид, бензедрин, бифетамин, десбутал, дексамил, мефедрин, люминал, амутал, бутизол, нембутал, секонал, либриум, валиум, амилнитрат, наллин, кокаин, героин, первитин.
Наркотики повсюду.
Если человека держит на этом свете, что-то большее, чем надуманные представления о собственном существовании, то он не сядет на иглу.
Наркомания - это неизлечимая болезнь. С наркотиками нельзя завязать.
БЫВШИХ НАРКОМАНОВ НЕ БЫВАЕТ!
Когда ты молод, у тебя ничего нет. Если тебе удастся найти кого-нибудь, кому ты не безразличен - это единственное, что у тебя есть.
Когда ты молод, единственный путь, который у тебя есть - это уйти в себя.
Я вернусь.
октябрь 2003 - апрель 2004, Минск
Аптечная дверь отозвалась звонком колокольчика. Сергей рванулся вперед, закрыв голову руками. Приятный звон колокольчика прозвучал для него звоном сотни огромных колоколов.
- Дайте мне гликодин, пожалуйста.
Трясущимися руками, Сергей отдал деньги. Сладковатую жидкость он выпил прямо на крыльце аптеки. Организм моментально расцвел, получив новый допинг.
Вопрос, насколько хватит сиропа от простуды? Выход все равно неизбежно наступит. Избежать его совсем невозможно, можно только отсрочить.
Как только дверь открылась, Сергей схватил Дану за лицо и толкнул на пол. От неожиданности девушка вскрикнула. Боли она не успела почувствовать. Только обиду, вызванную непониманием происходящего.
Сергей наклонился, взял Дану чуть повыше локтя и рывком заставил подняться. Посмотрел на нее сверху вниз. Дане начало казаться, что это было всего лишь временное помутнение рассудка. Вспышка ничем не обоснованной злости, как Сергей резко сорвал с нее шелковый халатик, под которым ничего не было кроме белых трусиков. А, может, это он игру такую затеял? Сергей некоторое время рассматривал красивую женскую грудь. Видя это, Дана эротично провела рукой от правой груди к низу живота. Улыбнулась. И... Сергей размахнулся и наотмашь ударил Дану по щеке. От удара девушка опять оказалась на полу.
- За что? - расплакавшись, спросила она.
Вместо ответа Сергей стал расстегивать ремень. Дана даже не пыталась ничего сделать. Она испуганно смотрела на действия Сергея. Когда он резко вытащил ремень из брюк, Дана вся сжалась, приготовившись к удару. Ремень свистнул, рассекая воздух, и опустился на левую грудь девушки. Дана вскрикнула. Посмотрела туда, куда пришелся удар: широкая красная полоса разделяла грудь на две неравные части, оставляя на одной из них светло-коричневую ареолу и сосок.
Дана перевела взгляд на Сергея, но почти сразу же схватилась за левую щеку и уставилась в пол. На этот раз ремень ударил ее по лицу. От слез становилось только больнее. Соль впитывалась в больную щеку.
Трудно сказать была ли Дана готова к следующему удару, но его не последовало. Вместо этого, Сергей сжал своей рукой ее шею, надавив на болевые точки, и не разжимая пальцев, повел на кухню. Дана даже не успела толком стать на ноги. До кухонной батареи она добралась на коленях.
Больно выкрутив ее руки назад, Сергей начал привязывать их к батарее. Оказалось, что это не так просто сделать. Ремень был твердым, и завязать его узлом не получалось.
- Лежи здесь, - приказал Сергей Дане. - Сдвинешься с места - пожалеешь, сука.
Дана расплакалась сильнее.
Сергей пошел в другую комнату. Открыл шкаф и вынул большой пакет, в котором хранились остатки ткани, старые пряжки, нашивки. Одним словом весь тот хлам, место которому было на помойке.
Вытряхнув все на пол, Сергей сел на корточки и быстро нашел то, что ему было надо - длинная бельевая веревка.
Он вернулся на кухню, и стал опять привязывать Дану к батарее. На это раз все было гораздо проще. И меньше чем через минуту девушка была привязана. Руки выкручивать он не стал.
Веревка больно резала запястья, а батарея жгла кожу. Дана начала умолять:
- Сереженька, милый! Отвяжи меня. Скажи, что я сделала?
"Сереженька" молчал. Он пошел в ванну и включил холодную воду. Снял вафельное полотенце со змеевика, и начал вымачивать его в холодной воде.
Дана лежала на кухонном полу и прислушивалась к звукам в ванной. Она тихонько всхлипывала, а ее ноги нервно подрагивали. Наконец, вода в ванной перестал литься, и послышались шаги. На кухню вернулся Сергей. В руках он держал полотенце, вода с которого не капала, а лилась на пол.
Он быстро подошел к привязанной Дане, и сходу ударил ее ногой в тяжелом ботинке в живот.
От удара у Даны перехватило дыхание. Она жадно, словно рыба, выброшенная на берег, стала ловить воздух ртом. Ее тело самопроизвольно перевернулось лицом вниз.
Сергей резко, разбрызгивая по всей кухне капли холодной воды, ударил Дану полотенцем по спине - в то место, куда бьют менты, чтобы отбить почки.
На девушку накатилась новая волна слез. Кричать она больше не могла, поэтому она просто, задыхаясь, плакала.
Сергей ударил ее еще раз чуть повыше предыдущего удара. Дана застонала и попробовала перевернуться на бок. Связанные руки больно выгнулись.
Вслед за этим последовали еще два четких для наркомана, пускай еще и не системщика, удара ногой в живот. Это заставило вновь перевернуться лицом вниз.
Удар полотенцем по бедрам. По лопаткам. По бедрам. По почкам. По бедрам. Снова по почкам.
Даже палач относиться к своей жертве гуманнее.
Последний удар пришелся вдоль позвоночника.
Сергей остановился. Отбросил полотенце в сторону.
- Сука... - сплюнул он на Дану.
Плевок приземлился на плечо.
Сергей расстегнул ширинку. Наклонился и поставил Дану на колени. Снял с нее трусики, оголив округлые ягодицы, а сам пристроился сзади. Взял свой член в руку и начал онанировать. Наркотики давали о себе знать. Его детородный отросток не вставал по первому требованию хозяина.
Добившись эрекции, Сергей раздвинул ягодицы Даны, и резко вошел в анус. Данину грудь разорвал крик. Она надеялась, что уже все закончилось. Новая боль заставила смириться с мыслью, что возможно издевательства только начинаются.
Никаких ощущений, кроме стыда и боли она не чувствовала. Потому, как Сергей грубо вошел, Дана прекрасно понимала, что анальное отверстие порвано.
Сергей долго не мог кончить. Около четырех с половиной минут он продолжал свои телодвижения. Потом, наконец, кончил, и Дана упала на пол. Боли она уже не чувствовала. Ни в заднем проходе, ни от ударов. Даже батарея казалась не такой горячей.
Надев брюки и застегнув ширинку, Сергей попытался отвязать измученное тело девушки. Но узлы так сильно были стянуты на запястьях, что развязать их не представлялось возможным. Он взял нож.
"Пусть он меня убьет," - успела подумать Дана.
Вместо этого он отрезал веревки от батареи, и они так и остались болтаться на бессильно упавших руках. Когда Сергей уходил, Дана лежала на полу.
Ее волосы сбились и слиплись на мокром и распухшем лице от слез. Она закрыла глаза.
Стоя в коридоре, и глядя на свое отражение в зеркале, Сергей схватился за голову. Все поплыло вокруг. Он пронзительно закричал и упал на пол. Вдруг все прошло. Действие лизергина подходило к концу. Сергея отпускало. Он решил выйти на улицу.
Спускаясь по лестнице, у почтовых ящиков он увидел парня раздетого по пояс.
У парня были длинные волосы, а на правом плече непонятная татуировка. Он яростно перетягивал руку жгутом, помогая себе зубами. Не понятно, откуда, в его руке появился шприц, наполненный раствором. Сергей увидел, как наркоман берет кровь на контроль, и решил ему не мешать. Он вышел на улицу и сел на скамейку у подъезда.
Через минуту из подъезда выбежал парень. Именно выбежал, а не вышел. Бешеными глазами он посмотрел по сторонам. Его взгляд остановился на Сергее, и он сел с ним рядом.
- Вот скажи мне, - начал Сергей разговор первым, - бог простит меня когда-нибудь?
Он совсем не ожидал услышать никакого ответа. Но, помолчав не много, наркоман, выбежавший, из подъезда задумчиво сказал:
- Он всех прощает.
Сергей посмотрел на него. Он хотел увериться, действительно ли наркоман что-то сказал, или ему это показалось.
Наркоман посмотрел ему прямо в глаза. Его взгляд излучал такаю любовь и душевную теплоту, какой Сергей никогда не встречал.
- Иди. Я прощаю тебя, - сказал наркоман.
От этого голоса Сергей вздрогнул.
Он встал. Пробормотал что-то нечленораздельное. И пошел куда-то, сам не осознавая куда.
Его нашли через три дня в арке соседнего дома. Окоченевшего. В грязных брюках и рваном свитере. Без обуви. И без одного носка.
Следующим утром после избиения Дана лежала на кровати, в абсолютно пустой квартире. Кроме трусиков, которые были на ней накануне, больше ничего надето не было. Она села на кровати, подобрав под себя ноги, и уставилась в пятно на обоях. Потом легла снова на спину. Развела ноги, и ее правая рука скользнула под трусики.
[22]
В отношениях Саши с Анфисой назойливо замаячила раздражающая напряженность. Целыми днями, не разговаривая и не отвечая на Сашины вопросы, Анфиса лежала на кровати и рассматривала обои. Молчание становилось невыносимым. Саша с большим удовольствием предпочел бы бурные скандалы с битьем посуды, этой раздражающей тишины. Возможно, он не так болезненно реагировал на отсутствие разговоров, если бы не рвущееся из живота чувство вины. Саша понимал, что это глупо, но продолжал верить, что именно он причина молчания Анфисы.
- Анфиса, ты как?
- Плохо, Сашка.
Свой вопрос Саша задал механически, просто потому, что привык каждое утро спрашивать у Анфисы об ее состоянии. Получить ответ он не рассчитывал.
- Мне кажется, что я умираю. Умираю. Умираю. У-м-и-р-а-ю...
Непроизвольно, Саша скривился от Анфисиных слов.
- Ты не умираешь, - сказал он. - Это весенняя депрессия.
- Депрессия бывает только осенняя, - не поворачиваясь, саркастически заметила Анфиса.
- Еще, как бывает! Просто никто не знает. Весна, как и осень, иногда давят на человека.
- ЛСД. И все сразу же пройдет.
В нижнем ящике стола, в деревянной коробке из-под чая Саша и Анфиса хранили свои сбережения. Каждый месяц, в течение года, они откладывали сэкономленные деньги - собирались летом поехать в путешествие по Европе. Анфиса знала, что там уже много денег. Если она возьмет на наркотики, это не сильно отразится на бюджете. Тем более, что это последняя доза. Еще один раз, и она обязательно слезет с наркоты.
- Скоро увидимся, - сказал знакомый дилер, передавая Анфисе марку ЛСД.
- Думаю, вряд ли, - попыталась она улыбнуться и отдала деньги.
Терпеть до дома не было сил. Анфиса зашла в грязный Минский двор, обнесенный вокруг панельными пятиэтажками, словно стенами, возведенными для защиты от врагов. Не обращая внимания на молодых матерей, играющих с детьми на площадке, она подошла к железному теннисному столу, и, как ни в чем не бывало, положил под язык марку. Если бы мамы знали, что именно положила в рот растрепанная девушка с черными кругами под глазами, они накинулись бы на нее и разорвали на части за то, что их маленькие дети только что увидели один из способов самоубийства. Но они не знали, а Анфиса, почувствовав привычную расслабленность и нахлынувшее душевное спокойствие, пошла своей дорогой химической смерти.
Выйдя на улицу, Анфиса сразу даже и не обратила внимания на то, что людей нигде нет. Она наслаждалась огромным небом, встречающимся где-то далеко с коричневой землей. А на горизонте виднелись скалы, похожие на те, что Анфиса видела в учебнике по географии; кажется, это была Америка. До скал было еще очень далеко.
Тишина.
Только теплый ветер тихо разговаривает сам с собой.
Анфиса шла по выжженной земле, стопами чувствуя приятное тепло. Наконец, она поняла, что идет босиком. "Наверное, когда уходила из дома, в спешке забыла одеть кроссовки," - подумала Анфиса. Тут она обнаружила, что на ней вообще нет одежды. Сначала она мутилась, и даже попыталась прикрыть грудь и гениталии, но потом поняла всю бессмысленность своих действий кроме ее самой вокруг никого не было. Раскинув руки в стороны и радостно засмеявшись, Анфиса, подпрыгнув на месте, побежала вперед.
Время шло, а горы, к которым торопилась Анфиса, не приблизились ни на йоту. Анфиса замедлила шаг. Нехотя, она стала понимать, что и небо, и далекие скалы из учебника географии - это большая картинка. Та самая картинка из того самого учебника по географии, только увеличенная в невероятное число раз. Такое больше, что верхнего края этой картинки нельзя различить в небе. Анфиса посмотрела по сторонам: со всех сторон было одинаковое небо и точно такие же горы.
- Без паники, девочка - прошептала Анфиса. И дальше начала рассуждать во весь голос: - Если все вокруг картинка, то значит, за этой картинкой будет что-то другое. Вопрос что? Другая картинка? Можно прорваться и через другую картинку. Картинок может быть много. Главное, чтобы они не висели на стене. Иначе выхода нет.
Она вспомнила, как в троллейбусе нашла тетрадный листик в клеточку, на котором было аккуратно выведено два слова: ВЫХОДА НЕТ.
Ветер подул сильнее. По пустыне покатились волны мусора: старые газеты, пивные банки, бычки, бумажные и целлофановые пакеты. Мимо пролетел рыжий парик
Сверху, над головой послышалось мокрое чавканье, звук которого многократно усилили. Анфиса повернулась и посмотрела. Над ней парил огромный глаз, с ресницами, веком, зеленым зрачком. Чавкающий звук исходил именно от него, когда он хлопал своим единственным веком. Анфиса даже не удивилась. Она вежливо поздоровалась, а глаз в ответ два раза моргнул. Он не пытался причинить Анфисе вреда, по крайней мере, сейчас. Он наблюдал за существом, не похожим на него, и в то же время имеющим в своем организме орган, являющееся уменьшенной копией его самого, при чем в количестве двух штук. Нельзя точно сказать, что больше заинтересовало глаз - Анфиса или ее органы зрения, которые, по странному стечению обстоятельств, тоже были зелеными.
Дальше они шли вместе. Анфиса шла впереди, а глаз парил за ее спиной. Он все время хлопал веком, и звук начал раздражать Анфису. Она стойко держалась, но потом, вдруг, не выдержала:
- Может, хватит? - спросила она, резко обернувшись.
Глаз замер, подлетел ближе, и, как будто издеваясь, хлопнул глазом, издав чавкающий звук громче предыдущих.
- Хватит! - крикнула Анфиса. - Нечего за мной летать. Чего привязался?
Установилась продолжительная пауза, в течение которой глаз и Анфиса смотрели друг на друга, одновременно хлопая веками. И тут Анфиса поняла, что глаз повторяет все за ней. Она подняла камень и швырнула в зеленый зрачок. Стоило камню коснуться влажной поверхности глаза, как что-то кольнуло оба Анфисиных глазах.
Она прижала ладони к своим глазам. Когда неприятная резь стихла, Анфисе стало ясно, что все, что происходит с глазом - происходит и с ее глазами. Он не копирует ее действия. Он является частью ее самой.
"Это, наверное, и есть тот третий глаз, о котором говорят люди," решила Анфиса.
Дальше шли молча. Лишь изредка Анфиса оборачивалась и смотрела в свой третий глаз.
А там была война. Взрывы. Оторванные руки. Солдаты отрезают уши молоденькой вьетнамке, а потом насилующие ее, разрывая гениталии. Восьмилетний чеченский мальчик залазит в кузов военного грузовика с русскими солдатами и разжимает кулачок. Солдаты видят около десятка металлических колец. Последнее, что они видят в своей жизни. Гранаты, развешанные на мальчике, как елочные игрушки, взрываются в тот момент, когда до солдат доходит, что это за кольца. Русский спецназовец заходит в дом чеченской семьи и убивает мать и четверых детей. Вот этого спецназовца награждают медалью за отвагу.
- Прекрати! - закричала Анфиса.
Она присела на корточки, закрыв голову руками, а когда успокоилась и встала, то увидела, что вокруг не нарисованная пустыня, а обычный Минск с серыми улицами и грязными троллейбусами, пьяными и озлобленными людьми, рассматривающие Анфису размытыми взглядами.
Анфиса посмотрела по сторонам. Глаза нигде не было видно.
Около дома на скамейке сидела девочка четырех лет, а рядом священник. В руках он держал садовые ножницы. Девочка послушно протянула ему правую руку. Служитель церкви положил ее мизинец между лезвиями ножниц. Раздался неприятный звук трения металла о металл, хруст неокрепшей детской косточки, но сама девочка не издала ни звука. Напротив, она широко улыбнулась священнику и сказала:
- Спасибо, отец Федор. Теперь у меня нет грехов.
После этого девочка стала голыми коленками на асфальт рядом, продолжая смотреть на священника благодарными глазами. Тот убрал отрезанный мизинец, протянул к ее губам свою большую руку, и она принялась покрывать сухую ладонь поцелуями.
Неожиданно священник ударил девочку по лицу.
- Ты недостаточно старалась, дочь моя, - произнес он торжественно и громко, выделяя букву "о", где это возможно. - Придется отрезать тебе еще один перст.
Девочка радостно закивала головой. Он протянула обезображенную ладошку, а из глаз потекли слезы радости.
Наблюдать за этим Анфиса больше не могла, поэтому поспешила исчезнуть в подъезде.
На первый взгляд подъезд был вроде бы и ее - те же зеленые почтовые ящики, та же лестница с обломанной третей ступенькой, - но что-то все-таки было не так.
Вдоль лестницы и на ступеньках стояли дети. Увидев Анфису, они подняли вверх руки, на каждой из которых не хватало по несколько пальцев. Кровь на фалангах был свежей, у некоторых она продолжала сочиться, стекая по детским ладошкам.
Больше всего Анфисе не хотелось, чтобы дети обступили ее со всех сторон, и, тыча ей в лицо своими руками, не давали пройти. Она замешкалась на мгновение, а потом сделала уверенный шаг, приготовившись к штурму лестницы.
Оказавшись наверху, Анфиса была удивлена тем, что дети даже не пошевелились в ее направлении, когда она шла вверх по ступенькам. Сейчас они развернулись к ней лицом, и молча продолжили показывать свои ладошки, поднятые вверх.
У лифта лежал бомж. Он закатал брюки до колен, и брезгливо отдирал гнойные куски плоти с голеней. Оторвав очередной струп, бомж засунул палец в образовавшуюся рану. Глядя на это, у Анфисы начал просыпаться рвотный рефлекс. Она не стала дожидаться лифта, боясь, что ее стошнит прямо на лестничной клетке, а пошла по лестнице.
На втором этаже, на полу сидели наркоманы. Все трое одновременно повернулись и посмотрели на Анфису. У всех троих глаза были затянуты бельмом.
- Эй, - позвал один из торчков, который держал в руке ложку, - у тебя зажигалки нет? Или спичек.
Анфиса покачала головой.
- Плохо, - ответил наркоман, и отвернулся. Двое остальных последовали его примеру.
На полу третьего этажа лежали трупы собак. Анфиса ступила в липкую жидкость: кровь моментально просочилась через замшевую кожу кроссовок. Засеменив ногами, Анфиса побежала дальше. Она старалась не смотреть на то, что было на других этажах, но не заметить этого было невозможно. На пятом этаже на четвереньках стояла голодная шлюха, а сзади к ней пристроилась очередь мужиков. И каждый держал в руке по заплесневевшей горбушке белого хлеба. Один кончал, бросал в стоящую в углу миску хлеб, а на его место становился следующий. Мужчины кончали быстро, но очередь не уменьшалась. Она тянулась из открытой двери одной из квартир, в которой исчезали те, кто успел кончить.
Замки на двери квартиры, в которой жили Саша и Анфиса оказались не такими, каким были утром. На всякий случай, чтобы проверить, не ошиблась ли, Анфиса посмотрела по сторонам. Все было как прежде: трехколесный велосипед и стиральная машина у дверей соседей, картонные коробки стопки газет у другой двери, вырванный звонок у соседей напротив.
Дверь со скрипом открылась сама. Анфиса прошла внутрь.
Она поскорее сняла обувь, так как при каждом шаге в кроссовках неприятно хлюпало. Она прошла в ванну, оставляя за собой на коридорной плитке абрикосового цвета кровавые следы.
В ванной, выстроившись вряд, было три унитаза, из которых постоянно падали на пол насекомые. Анфиса прикрыла рот рукой. В памяти всплыли события той ночи, когда на потолке появилось лицо с пустыми глазницами.
Ее вырвало. Она съехала по стенке на пол и заплакала.
Наплакавшись, Анфиса собралась с илами. Она встала и пошла в спальную комнату. За время, пока дома никого не было, кто-то вынес мебель, а обои перепачкал кровью. Посредине комнаты стоял железный стул. На нем сидел живой человек с раскрытой черепной коробкой.
- Это я провел ему трепанацию черепа, - раздался знакомый голос за спиной.
Резко обернувшись, Анфиса отпрянула назад.
- Помнишь меня? У меня в тот раз не было тела и глаза. Тело я нашел в морге, а глаза позаимствовал у него.
И в подтверждение своих слов, человек в костюме зашел в комнату и приподнял за подбородок голову человека, сидящего на стуле
- Знаешь, у него столько всяких мыслей в голове было. Мне стало интересно, откуда они там берутся. И, ты не поверишь, - человек выдержал торжественную паузу: - Они берутся из ниоткуда. Из душной пустоты.
Мелкими шажками вдоль стены Анфиса пробиралась к выходу.
- Ты так ничего и не поняла, - с сожалением сказал человек. - Выхода нет!
Анфиса выбежала из спальни, а оттуда в коридор. Квартиры соседей исчезли. Коридор сузился. Стал не больше метра шириной. С каждой стороны было множество дверей, и на каждой висела одна и та же табличка:
ВЫХОДА НЕТ.
Сквозь окно в дальнем конце коридора пробивался свет. Назад пути не было. Дверь, через которую Анфиса, вышла, закрылась, громко хлопнув, и теперь на ней тоже висела табличка "ВЫХОДА НЕТ". Анфиса сорвалась с места, и побежала по коридору по направлению к окну.
Ей показалось, что она бежит слишком долго. Дыхание стало прерывистым.
Короткий миг столкновения с оконным стеклом, и действие ЛСД закончилось.
Что чувствовала Анфиса, приближаясь к земле с постоянным ускорением равным девять целых восемь десятых метра в секунду в квадрате?
Грусть, от четкого осознания того, что выхода действительно нет.
[23]
- Где я?
- Успокойтесь, вы в больнице скорой помощи.
- Что со мной случилось? Передоза? Почему все так расплывчато? Я умер?
- Успокойтесь. Я же вам сказала, вы в больнице скорой помощи. Вам сделали операцию. И сейчас вы приходите в себя после наркоза, поэтому все так расплывчато...
- Что со мной случилось?
Медсестра вздохнула.
- Вам ампутировали руку. У вас влажная гангрена.
- А у этого пациента влажная гангрена, - Егор слышал голос, но глаза не открывал. Прокуренный голос врача продолжал: - Влажная гангрена, еще ее называют гнилостной, чаще развивается при быстром нарушении кровообращения. Например, у этого пациента она вызвана повреждением сосудов. Тромбоз вен и недостаточность венозных коллатералей при сохранении притока артериальной крови. Ее длительный застой и отек тканей при закупорке вен тромбом вызвал спазм, а затем и паралич капилляров, что привело к гипоксии тканей и их омертвению. В этом случае омертвевшие ткани не успевают высыхать, подвергаются гнилостному распаду, а это, в свою очередь, приводит к обильному всасыванию в организм продуктов распада и тяжелой интоксикации больного. Омертвевшие ткани служат хорошей питательной средой для микробов, которые бурно развиваются, что ведет к быстрому распространению гангрены.
Когда голоса растворились далеко за пределами палаты, Егор открыл глаза. Он посмотрел на забинтованную культю. Наличие руки ощущалось физически, но глаза говорили о другом.
- Ничего, - успокоил себя Егор, потрогав культю. - Еще есть вены на шее и на ногах.
Анфиса не хотела, чтобы ее хоронили в земле. Она всегда говорила Саше:
- Когда я умру, не вздумай меня закапывать. Лучше сожги.
Саша запомнил это.
Почему-то он почти ничего не почувствовал, когда ему сказали, что Анфисы больше нет. Громкий звон в ушах, вспышки воспоминаний - все это было, но потом. Саша пролежал до рассвета в постели, глядя на косые полосы света на потолке, пробившиеся сквозь неплотно задернутые шторы. Он пытался вспомнить, какой она была: красивой, милой, веселой, - но так ничего и не вспомнил.
За окном промчался первый утренний троллейбус.
Саша сел на кровати и обернулся. Вдруг это сон? Вдруг она там лежит?
Он заплакал. Не оттого, что ее там не было. Он заплакал потому, что начал забывать ее.
На столе стояла их общая фотография в рамке. Анфиса обнимала Сашу.
Асфальт у подъезда присыпали песком.
Оставалось одно. Саша сел за стол, взял ручку и лист бумаги и написал:
Жила на свете прекрасная девочка со смешным именем Анфиса.
Писал он не для кого-то. Не для того, чтобы кто-нибудь когда-нибудь заинтересовался его творениями. Просто ради того, чтобы рассказать миру о чем-то прекрасном. Даже если никто никогда не прочтет его произведения.
Будь то стихи или проза.
Острая потребность поговорить возникла у Гоши внезапно. Он достал новенький, только что купленный мобильный телефон и набрал номер Милы, который помнил всегда.
В тот же самый момент Мила заметила Гошу, идя по другой стороне улицы. Она так обрадовалась, увидев его, что побежала через дорогу, забыв посмотреть по сторонам.
- Гоша! - крикнула она.
Он обернулся и увидел, как девушка в до боли знакомой ярко-оранжевой куртке на долю секунды стала одним целым с темно-синей машиной, а потом, пролетев несколько метров вперед, навсегда замерла.
Гоша смотрел на тело Милы.
Все смотрели на ее тело.
А женский голос в трубке мобильного телефона говорил:
- Вызываемый абонент умер, или находится вне зоны приема.
В подъезд ломился бомж. Гоша вспомнил, как прогонял его с утра. Теперь бомж опять пытался попасть в подъезд.
- Ты что делаешь тут?
- Проходи, - грубо ответил бомж.
- Ты что тут делаешь? - повторил Гоша.
- Я тут живу.
- Ты тут не живешь.
- Друг мой живет в пятнадцатой квартире.
- Здесь и пятнадцатой квартиры даже нет. Иди отсюда.
"Интересно, - подумал Гоша, сидя на кухне, - желание сдохнуть - это нормально или нет."
"Конечно нормально! - тут же ответил внутренний голос. - Вот только не надо всех этих дешевых банальностей: веревка, мыло, пистолет, окно... Это все для прыщавых подростков. Давай сделаем так: ты идешь в аптеку и покупаешь аспирин. Двадцать-тридцать граммов, думаю, хватит. А то ведь если больше возьмешь, то может начаться рвота, а тогда никой смерти не получится. Через десять часов у тебя в ушах начнется странный шум. А если повезет, то могут открыться желудочные и кишечные кровотечения. В "скорою" не звони. Медицинская помощь обычно эффективна, так что постарайся держаться подальше от больниц. Лучше всего принимай с бикарбонатом натрия... Не знаешь что это? Сода! Раствори ее сначала, чтобы ускорить всасывание и защитить желудок. И не забудь постоянно принимать противорвотные средства. Если не подействует прими еще одну дозу через восемь-двенадцать часов."
На секунду внутренний голос замолк. Потом продолжил:
"Не нравится аспирин? Не беда. Есть куча других препаратов: анальгин, апидопирин пиразолон, антипирин бутадион, анальфен, веродон, кофальгин, новомигрофен, пентальгин, пиркофен, фенальгин, реопирин, пирабутол. Умрешь через пару суток от обильных внутренних кровотечений."
"Слушай, заткнись а?" - попросил Гоша.
"Нет! Это ты заткнись и меня послушай! Ты сам этого хотел. Вот и не перебивай. У тебя ведь есть кокаин дома? После смерти ты все равно на нем уже не заработаешь? Двадцать восемь грамм вводишь в кровь... Два... Максимум три часа. Ты ведь не пробовал кокаин? Потому что если пробовал, то смерти придется немного подождать. Но, в принципе, это не важно. Все равно умрешь. А как на счет героина? Триста миллиграмм по вене - и через несколько часов мы добьемся желаемого результата."
Гоша закрыл лицо руками. Он не знал куда спрятаться от голоса внутри, который, не уставая, продолжал выдавать различные способы самоубийства.
"Амобарбитал. Замечательное средство. Девяносто таблеток. Через шесть минут - потеря сознания. Через двадцать - ты умрешь. Или фенобарбитал. Таблеток придется сожрать побольше. Около ста пятидесяти. Но я бы не рекомендовал. Очень уж ненадежное средство. Плохо в кровь всасывается... Бутабарбитал. Таблеток поменьше. Ста хватит. Эффект такой же, как от амобарбитала. О! Вспомнил! Белый фосфор. Принимаешь натощак пятьдесят миллиграммов. Корчишься на кровати двое суток от боли в печени. Смерть на фоне комы от остановки сердца или отека легких. "
- ЛАДНО! ХВАТИТ! - крикнул Гоша голосу внутри. - Я не хочу умирать.
"Молодец, мой мальчик, - отеческим тоном сказал голос."
Не раздеваясь, Гоша лег на не заправленную, вот уже вторую неделю кровать, включил телевизор. Экран не показывал никакой картинки. Только бесконечное черно-белое мельтешение.
Гоша закрыл глаза. Сквозь плотно сомкнутые веки потекли горячие слезы.
[ЭПИЛОГ]
Марихуана, гашиш, опиум, лизергиновая кислота, ЛСД, спид, бензедрин, бифетамин, десбутал, дексамил, мефедрин, люминал, амутал, бутизол, нембутал, секонал, либриум, валиум, амилнитрат, наллин, кокаин, героин, первитин.
Наркотики повсюду.
Если человека держит на этом свете, что-то большее, чем надуманные представления о собственном существовании, то он не сядет на иглу.
Наркомания - это неизлечимая болезнь. С наркотиками нельзя завязать.
БЫВШИХ НАРКОМАНОВ НЕ БЫВАЕТ!
Когда ты молод, у тебя ничего нет. Если тебе удастся найти кого-нибудь, кому ты не безразличен - это единственное, что у тебя есть.
Когда ты молод, единственный путь, который у тебя есть - это уйти в себя.
Я вернусь.
октябрь 2003 - апрель 2004, Минск