Страница:
КАРЛ ПЕРРЕЙРА, ДОКТОР ДУРОЛОГИИ:Эта картинка всегда вызывала у Глории улыбку, поскольку ничего общего с Карлом не имела.
Я ГАРАНТИРУЮ…
БЕСПЛАТНУЮ ОТГРУЗКУ
И БАХ! ТРАХ! ТРАНС!
ТРАНСПОРТИРОВКУ!
Она ухватилась за плечевую кость скелета, стоявшего в углу комнаты, и почесала себе спину его локтем.
– Спасибо, Билл.
Только-только разжившись скелетом, Карл устроил его в коридорном стенном шкафу, рассчитывая, что кто-нибудь полезет туда за предохранителем и сначала взвизгнет, а потом поймет, что перед ним просто-напросто каламбур. Никто не полез и не понял, и Карл перенес скелет в офис, насадил на ручку от швабры и пристроил к трубе с горячей водой, где он на следующее утро и перепугал до икоты парня из транспортной службы.
«Как ты его назовешь?» – спросила тогда Глория.
«Анни О'Рексик».
Без тени улыбки. Если Карл шутил, у него всегда было такое лицо – серьезнее некуда.
«По-моему, это мужчина. Посмотри на его бедра. Так какое ты дашь ему имя?»
Она потрепала скелет за нижнюю челюсть.
«Билл Имия».
Это имя к нему и пристало.
Что ей всегда нравилось в Карле: он прислушивался к чужим советам. Ничто не обязывало его интересоваться ее мнением, и, однако же, он консультировался с ней так, точно она была оракулом их компании. Чем бы ни порождались его вопросы – скукой или искренним интересом к тому, что она может сказать, – но настроение Глории они повышали. Карл был единственным человеком, спрашивавшим ее о чем бы то ни было.
Она перешла во вторую комнату. Стол, на котором Карл держал статуэтки, втиснутый между большим креслом без подлокотников и стеной, с места не сдвинулся. А вот сами статуэтки грудой валялись на ковре. Некоторые лишились конечностей. Нижняя половина святого Иосифа откатилась от верхней.
Глорию даже подташнивать начало.
Весь следующий час она занималась сортировкой, холодея от страха при каждом повторном толчке. Шестнадцать уцелевших. Шесть щербатых. Восемь искалеченных безнадежно. Четыре Шалтая-Болтая, требующих целого уик-энда сумасшедшей работы – осторожного подклеивания отколовшихся кусочков, – и один погибший окончательно.
Ее поразило количество скопившихся в кабинете Карла статуэток. Если она и дальше будет лепить их такими темпами, ей с Карлом придется арендовать офис побольше.
А еще Глорию угнетала мысль о трудах, которые ее ожидают. Статуэтки необходимо привести в пристойный вид до возвращения Карла, иначе он будет – иного слова не подберешь – раздавлен случившимся.
Чем дольше она воображала, как сокрушается Карл, тем увереннее себя чувствовала. Поскольку привязанность Карла к ее подаркам истолковывалась Глорией как перенос на них чувств, которые он не решался выразить ей в словах.
«Тебе следовало бы запатентовать их, – говорил он. – Наладить серийное производство. В Италии их с руками отрывать будут».
Она улыбалась и возвращалась к регистрации чеков.
А кстати.
Она все равно уже здесь. Дома ей делать нечего. И Глория решила немного поработать.
Она почти услышала вопль Карла: «Ради всего святого, ты же в отпуске!» Он называл ее «сеньорой Трудоголи», и она притворялась, что ее это прозвище сердит, но на деле чувствовала себя польщенной. Она провела дома неделю и уже начинала лезть на стену от скуки. Собственно, она еще вчера днем решила, что придет сюда этим утром и проверит поступившие в офис сообщения.
И может быть, повозится немного с «Квикеном». Да и охладитель воды не мешало бы помыть…
В прежние годы, когда Карл уезжал, она подменяла его. Кто-то же должен сидеть в офисе, отвечать на звонки. Бизнес сам собой управлять не способен.
Однако на этот раз Карл настоял, чтобы Глория тоже взяла отпуск. Она протестовала: мы упустим заказы, рассердим далеко не одного клиента.
– Плевать, – ответил он.
Это заставило ее задуматься: уж не собирается ли он отойти от дел. Карл довольно часто шутил на эту тему. Но в последнее время в его шутках стала проступать некая определенность, и Глория заподозрила, что может в скором времени остаться без работы.
И что тогда? Этого она не знала. Придется самой заботиться о себе, как, впрочем, и всегда.
Или, может быть, Карл… она… они…
Надежда у нее была.
Она вздохнула и сказала вслух:
– Но и не более того.
Автоответчик (Хе-хе-хе-хе-хэлло! Вы позвонили в компанию «Каперко. Маски и сувениры») покинул отведенное ему на столе место и укрылся за ногой Билла Имия. По счастью, аккумулятор его еще оставался заряженным, а десять сообщений не пострадавшими. Глория взяла блокнот и ручку, палец ее с мгновение повисел над кнопкой и опустился на нее.
Первые два поступили от розничных торговцев: магазин одного, стоявший на бульваре Робертсон, обслуживал вечеринки, другой торговал всякой всячиной в Вествуде, а магазинчик его назывался «С ума сойти!» и пользовался популярностью у студентов Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, особенно у обкурившихся. Телефоны обоих Глория знала наизусть, но тем не менее записала. Следом за ними звонил специалист по телефонным продажам. Затем поступил вопрос от Хорхе, одного из менеджеров склада. Затем Хорхе позвонил снова – сказать, что и сам во всем разобрался.
Она записывала все это и чувствовала себя никому не нужной.
Следующее сообщение пришло пять дней назад, в два пополудни. От Карла.
Предполагалось, что сотовый его в Мексике работать будет, но, по-видимому, тамошняя телефонная компания понимала под словом «работать» нечто свое, особенное: сообщение заглушалось ритмичным электрическим попукиваньем. Глория нажала на кнопку «stop».
Почему Карл позвонил ей именно сюда? Он же знал: его секретарша сидит дома. Вероятно, подумала Глория, он предположил, что я все-таки потащусь на работу. И был, разумеется, прав. Она сюда потащилась.
«Сеньора Трудоголи!»
Глория улыбнулась, нажала на «play» и попыталась расслышать за статическими шумами хоть что-нибудь.
«Глорияззззззззт'с я»
Карл говорил голосом человека, испытывающего сильную боль, и это заставило ее резко выпрямиться. Она положила ручку на стол и начала прослушивать сообщение во второй раз.
«Глорияззззззззт'с я ззззззззз БюззззззззззззЯ ххххх»
Голос затих. «Язззззззню по…» Похоже, трубку Карл держал наотлет. Она различила на втором плане шум, который мог быть ветром. Глория уже собралась запустить воспроизведение снова, когда голос вернулся.
«здесьззззззззззззбылзззззззззззззззз аварияззззззззззззззвасзззззззззззззззвывзззззззззя в порядкеззззззззззвсе в порядкезззззззззззззвонюззззззззззззздомой33333333…»
Автоответчик громко гуднул, испугав ее.
«Следующее сообщение, – прокаркал он. – Получено во вторник…»
Она ударила по кнопке «stop».
Молчание.
Совершенно сбитая с толку, Глория запустила сообщение Карла с самого начала, прослушала первую его половину. И принялась проделывать это снова, и снова, и снова: вытягивая из него фонемы, строя догадки о пропусках, записывая все прописными буквами.
ГЛОРИЯ ЭТО Я ЗДЕСЬ БЫЛА ДОРОЖНАЯ АВАРИЯ ВАС ВЫВЗагасив тревогу, вспыхнувшую от «здесь была дорожная авария», она взад-вперед поводила ручкой над «вас выв».
Вас выв. Васвыв. Ва свыв. Васвы в.
Понять, где начинается одно слово и начинается другое, ей не удалось. Как не удалось и понять, сколько слов между ними пропущено – одно, или два, или намного больше. Она выписывала сочетания букв, пока те не стали неудобочитаемыми, усилив ее беспокойство. Составление списка возможностей обратилось в зловещее грамматическое упражнение.
Я ВАС ВЫВЕДУГлория поморгала и скомкала листок бумаги.
ОН ВАС ВЫВЕДЕТ
КТО ВАС ВЫВЕДЕТ
МЫ ВАС ВЫВЕДЕМ, ДРУЖОК
Успокойся.
Доводить себя до крайности – не твой стиль; а кроме того, ничего страшного не случилось – ничего по-настоящему страшного. Если бы произошло что-то воистину дурное, он позвонил бы ей домой.
Однако он не позвонил, а прошло уже несколько дней.
Скорее всего, Карл выпутался из подразумеваемой его посланием передряги.
Вторая половина сообщения наверняка скажет ей не меньше первой, решила Глория и перемотала ленту вперед, к началу этой половины. Четыре сигнала вызова и разъединения подряд.
Так, подумала она. Теперь еще и это?
Она прослушала вторую половину сообщения Карла, используя тот же метод записи и повторного воспроизведения.
Я В ПОРЯДКЕОн был в порядке. Все было в порядке. Он собирался позвонить ей домой. Или: он обещал позвонить ей домой.
ВСЕ В ПОРЯДКЕ
ЗВОНЮ ДОМОЙ
Да, но беда-то в том, что домой он ей не позвонил – ни разу за последнюю неделю.
Глава вторая
– А где он, вы не знаете?
Глория в третий раз повторила:
– Он собирался поехать в Мексику.
Диспетчер промычала что-то вроде «мм».
– Но точно вы не знаете?
– Нет.
– И думаете, что произошла авария, правильно?
– Так он сказал мне по телефону, вернее, не мне, а автоответчику, – ответила Глория.
– Это какая была авария, автомобильная или… еще какая-нибудь? Скажем, на лыжном курорте?
В Мексике? В июле?
– Я действительно не знаю. – Глория прижала ко лбу подушечку ладони. – Есть там у вас кто-нибудь, с кем я могла бы поговорить насчет…
– У всех дел по горло, – ответила диспетчер. – Оказывают, ну, сами понимаете, помощь жертвам стихийного бедствия.
Тон у нее был недовольный – такой, точно Глория просила ее помочь снять котенка с дерева.
– Это я понимаю, – сказала Глория, – но мне очень тревожно за него. Постарайтесь взглянуть на все моими…
– Имя еще раз назовите.
– Карл Перрейра.
– Вы его жена, миссис Перрейра?
Глория замялась.
– Меня зовут Глория Мендес. Я его секретарша.
Диспетчер замычала снова, на сей раз мычание продолжалось дольше и было более многообещающим.
– Алло? – нетерпеливо произнесла Глория.
– Да, мэм, не кладите трубку, я… не кладите трубку. (Послышались какие-то щелчки.) Так, ручка у вас есть? Ноль-один-один…
– Извините, – сказала Глория. – Что это?
– Что?
– Номер. Который вы диктуете. Чей он?
– Я еще не закончила, мэм. Ноль-один-один-пять-два…
– Это же заграничный номер, – сказала Глория.
– Правильно, мэм. Вы золотую медаль хотите получить за догадливость или дослушать номер до конца?
– Но зачем вы даете мне заграничный номер?
– Это номер американского консульства в Тихуане.
– Он не в Тихуане.
– Послушайте, мэм, вы же не знаете, где он. Я даю вам то, что у меня есть. Он не в Лос-Анджелесе, даже не в нашей стране, а помогать вам разыскивать его я в настоящий момент не в состоянии.
Глория стиснула край стола.
– Я вас не об этом…
– В настоящий момент у нас многое разладилось. Так вот, я могу дать вам этот номер, а могу связать с кем-то, кто, может быть, и сумел бы помочь вам, но только он скажет вам то же, что говорю я.
– Ладно, – сказала Глория. – Диктуйте.
Диспетчер отбарабанила номер и положила трубку.
Глория расправила, чтобы успокоить нервы, рубашку на груди.
Трубку в консульстве взяли после десятого звонка. Молодой человек с заложенным носом – наверняка серфер – представился: Роб – и учтиво предложил ей любую помощь. Говорил он дружелюбнее, чем диспетчер 911, и Глория, описывая предмет своих тревог, постаралась выдерживать ровный тон.
– Хмм, ладно, – сказал Роб. – Он в Нижней Калифорнии?
Глория вспомнила расстеленную по столу Карла карту пустыни.
– Не думаю, – ответила она. – Я думаю, он в Соноре.
– Там есть консульство, в Эрмосильо. Попробуйте в него позвонить.
Она поблагодарила Роба, записала номер, набрала его.
– Консульство США.
На сей раз ее рассказ занял больше времени; отчаяние заставляло Глорию произносить не те слова, извиняться, поправляться.
– Мисс, – сказал сотрудник консульства, Дэвид, – прошу вас, постарайтесь успокоиться.
– Мне страшно.
– Мы во всем разберемся. Когда вы в последний раз беседовали с ним?
– Перед самым его отъездом.
– В каких отношениях вы состоите с мистером… э-э, Перрейра?
Глория прикусила губу.
– Я его жена.
– И он собирался пересечь на машине пустыню? – удивился Дэвид. – Чем это было? Бегством из дома?
– Он всегда путешествовал в одиночку.
– Ага. А затем вы получили сообщение.
– Да.
– И думаете, что произошла автомобильная катастрофа?
– Я не знаю, – ответила она. Ей уже опротивело это насильственное кормление вежливыми фразами. – Я ничего не знаю. Он мог пострадать.
Дэвид сказал:
– Если бы его поместили в какую-то из здешних больниц, мы бы узнали об этом. Когда в больницу доставляют гражданина Америки, оттуда всегда звонят нам. То же самое и в случае смерти. С нами непременно связались бы. Но, насколько мне известно, никто нам не звонил. Это случилось на прошлой неделе?
– Сообщение поступило в четверг.
– Послушайте, миссис Перрейра, – сказал Дэвид, – я уверен, что беспокоиться вам не о чем. Он непременно свяжется с вами. Скорее всего, он где-то загулял и просто забыл позвонить.
Глория продиктовала ему свой номер. Прежде чем они простились, Дэвид сказал:
– У вас ведь там землетрясение утром было, верно?
– Да.
– И вы волнуетесь из-за такого пустяка.
– Пожалуйста, позвоните мне, – ответила Глория и положила трубку.
Измученная, дрожащая, она обшарила письменный стол Карла. Ежедневник его оказался пустым, в том, что касалось договоренностей о встречах, календарем Карлу служила она. Глория в миллионный раз набрала номер его сотового и услышала все те же нескончаемые гудки. Она обыскала груды мусора, надеясь найти хоть что-то, способное сказать, куда он собирался отправиться. Маршрут свой Карл с ней не обсуждал, – как и каждое лето, всю поездку он спланировал сам. То была одна из составляющих его жизни, к которой Глория доступа не имела, и регулярная повторяемость ее немного действовала на нервы. «Пора уматывать», – говорил он, поигрывая давно потускневшим серебряным крестиком, который носил под рубашкой. Таков был сигнал о приближении отпуска: Карл расстегивал пуговицу и из-под рубашки появлялась цепочка с крестиком.
Глория, как и всегда, вызывалась заказать ему билет на самолет, номер в отеле, место за столиком ресторана. Предложений ее он никогда не принимал.
«Эти штуки я предпочитаю делать сам».
Чего ты бесишься? – спросила она себя. Наверняка же все в порядке. Ты ему не нянька. Шла бы лучше домой и позаботилась о себе самой.
Да, но она уже здесь.
А забота о нем и была для нее заботой о себе.
Как ни посмеивалась над ней Барб Оберли, логическая оправданность ее преданности человеку, который хоть и не отказал ей наотрез и никогда не выказывал ничего сверх простой благодарности, у Глории сомнений не вызывала. Для нее объяснение было очевидным: Карл любит ее, но не может найти слова, пригодные для описания этой любви. Он разговаривал и вел себя с ней по-монашески, потому что это было, на свой манер, более честным, чем изливать перед ней неточно описанные, а то и банальные чувства. Бурные излияния Карлу вообще свойственны не были. Почему же в любви он должен быть иным?
Барб видела происходившее сквозь очки менее розовые: «Взгляни правде в лицо, Глория. Он просто-напросто голубой».
И хотя Глории хотелось выпалить «нет!», ее все же грызли сомнения. Возможна ли любовь, неотделимая от обета безбрачия? И неужели любовь почти всегда молчалива?
Она терпела уже долгое время, веря, что настанет день и все переменится. Брак, дети, семья – все придет к ней в единый миг. Это представлялось ей неизбежным: она знала Карла лучше, чем кто бы то ни было, а он так же знал ее. По мнению Глории, два человека не могут столь глубоко проникать в души друг друга и не называть это любовью.
Единственным, чем он не делился с нею, были его планы на отпуск. Потому-то телефонное сообщение и внушило Глории тревогу, от которой она сходила теперь с ума. Сообщение это пронзило ей сердце точно двумя стрелами сразу: одной была мука неведения, другой – боль от понимания, что в неведении Карл держит ее намеренно.
У противоположной стены кабинета злорадно помигивал автоответчик. Глория опять взяла ручку, листок бумаги и начала все заново.
Карл, каким она его знала, был человеком практичным, почти лаконичным. Если ему требовалась незамедлительная помощь, он сказал бы об этом сразу, не откладывая в долгий ящик. И сообщил бы все существенные подробности: номер телефона, его местонахождение, имя его владельца.
Ахвасвыв. Ахвасвив?
Она снова прослушала сообщение, прижав ухо к динамику. За статическим шумом в голосе Карла проступал какой-то непривычный оттенок. Глория прослушала еще раз, повторяя слова за ним. И на этот раз ахвасвив словно переключило ее, автоматически, в другой режим, а следом автоответчик щелкнул и смолк.
Испанский.
Слово было испанским.
Глория опять схватила перо и бумагу, опять прослушала сообщение. Теперь испанский выговор Карла опознавался безошибочно.
Да, это было какое-то испанское название – он же звонил из Мексики.
Она записала услышанное.
И это дает vivas.
Aguas vivas?[5]
Глория протянула дрожащую руку к телефону и набрала номер консульства в Эрмосильо.
– Консуль…
– Здравствуйте, я вам только что звонила. Не могли бы вы…
– Еще раз здравствуйте. Новостей пока нет.
– Есть у вас там такой город – Агуас-Вивас?
– Агуас-Вивас.
– Да, – подтвердила Глория. – Понимаете, я думаю, что он там.
– Агуас-Вивас? Никогда о таком не слышал. Постойте-ка… эй! Сол! Есть тут город Агуас-Вивас?
Еле слышное: нет.
– Он так не думает, – сказал Дэвид. – А он знает штат как свои пять пальцев.
– Вы не могли бы проверить? У вас есть карта?
Дэвид отправился за картой, Глория ждала, постукивая ногой и глядя, прищурясь, в окно – там наступило утро, а она и не заметила. По улице шли, направляясь в начальную школу, двое малышей с рюкзачками. Неужели их родители не знают, что это может оказаться опас…
– Вот она карта… так, – сказал Дэвид. – Указатель городов… и я… ничего похожего в нем не вижу.
– Вы уверены?
– Более чем. Хотя… – он отнял трубку ото рта, и Глория услышала, как захлопнулась тяжелая книга, – хотя, знаете что, тут есть куча деревень, которые на карты не попадают. Слишком маленькие или уже поглощенные каким-то городом, большим. А иногда два поселения успели объединить в одно – десятки лет назад. Во всех наших записях за последние пять лет значится одно название, но деревенские жители, когда звонят нам, называют другое, старое.
– Кто мог бы сказать мне точно?
– Ну… дайте подумать, – ответил Дэвид. – Пожалуй, местные стражи порядка. Запишете их номер?
Она записала номер, еще раз поблагодарила Дэвида и напомнила, чтобы он позвонил ей, если…
– Непременно, мисс. Приятного вам дня.
Какого уж там приятного, думала она, набирая номер управления полиции Эрмосильо и прося по-испански позвать…
– Нет-нет, – сказал снявший трубку мужчина. – Это полицейская академия.
Получив от него правильный номер, она позвонила по нему и спросила, нет ли у них hay una ciudad llamada Aguas Vivas, por favor?[6]
Мужской голос ответил:
– Momento, Senora!
Затем обладатель его пропал на целых пять минут, а вернувшись, как раз когда она решила положить трубку, сказал:
– Si, Senora. Hay[7].
Глория попросила дать ей номер тамошнего полицейского участка. Он снова на какое-то время пропал и вернулся с известием, что полицейского участка там нет, а ближайший находится за тридцать миль от деревни, но, правда…
– Вы меня простите, – сказал он, – в этом списке ни черта не разберешь, какой-то кретин исписал его поверх номеров… тут их два, но я не уверен теперь, какой из них кому принадлежит. Хотите оба?
Позвонив по первому, Глория две минуты слушала гудки, а затем набрала второй и услышала сонное «Виепо»[8] человека, не вполне понимающего, где он и что он.
– Это полиция Агуас-Вивас? – спросила она по-испански.
– Это Teniente[9] Тито Фахардо. А вы кто?
– Я ищу человека, который…
– Помедленнее, сеньора. Спешить нам с вами некуда. Назваться не желаете?
– Глория Мендес. Я…
– Buenos dias, Senora Mendez[10]. Вы чем-то обеспокоены. Что случилось?
– Я думаю, что человек, которого я хорошо знаю, попал в аварию. Неподалеку от вашего города.
– Вот как? – Глория услышала, как он облизнул губы. – Какую аварию?
– Это я и пытаюсь выяснить, Teniente. Это очень важно, но все, с кем я сегодня разговаривала, отделывались отговорками, поэтому буду вам очень благодарна, если вы меня выслушаете.
Пауза.
– Хорошо, сеньора. Расскажите мне хоть что-то, и я вам тоже что-нибудь расскажу.
Она проиграла ему по телефону принятое автоответчиком сообщение.
– Вам требуется новая машинка, – сказал он. – А эта – дерьмо какое-то.
– Все, что мне нужно выяснить, – побывал ли он в вашем районе.
– У нас большой район. Территория, которую быстро не обшаришь. Вы не знаете, где это было?
– Я не знаю даже, что это было, – ответила Глория. – Похоже на автомобильную аварию, но я не уверена.
– Тогда все сложно, – сказал Фахардо. – Я уже сказал, территория большая, куча автомобильных аварий.
– Американец в какую-нибудь из них попадал?
– Когда, говорите, это произошло, сеньора?
– Пять дней назад.
– А звали его как?
– Карл Перрейра.
Фахардо посопел:
– Вот как? Он ваш… кто он вам, муж?
– Да, – ответила Глория. – Он мой муж.
– И вы говорите, авария была автомобильная?
– Я не знаю, – сказала Глория. – Была у вас автомобильная авария?
– Когда?
– В то время.
– Не уверен, что понял ваш вопрос, сеньора.
– Была там на прошлой неделе автомобильная авария или ее не было, это очень простой…
– Ay[11]. Senora. Полегче.
– Кто-то мог покалечиться, кто-то, избави боже, погибнуть. Если вы не способны ничего мне сказать, давайте я поговорю с вашим начальством.
Пауза.
– Я и есть мое начальство, – сказал Фахардо. – Хотите поговорить, говорите со мной. А во-вторых, я следую принятой у нас процедуре. Если вам охота ставить мне палки в колеса, – валяйте, но предупреждаю, легче от этого не станет ни вам, ни мне и никому другому. Так что вы там говорили?
Глория сжала кулак и легонько врезала им по столу.
– Извините, – сказала она.
– Пустяки. Вы, похоже, здорово взвинчены, у вас что-то еще есть на уме?
Нет, жопа ты этакая.
– Нет. Простите, не могли бы вы…
Фахардо прервал ее, вздохнув:
– Не начинайте снова допрашивать меня.
– Я не начинаю.
– Ладно. Выходит, насчет того, кто ведет расследование, мы договорились.
«Расследование?» – подумала Глория.
– Значит, так, я могу просмотреть журнал регистрации… за эту неделю… – Слышно было, как Фахардо со стоном вылезает из кресла. – Журнал у меня в офисе. Если хотите, могу позвонить вам завтра утром.
– Я не могу ждать до завтра.
– Ну, к вам я пока не собираюсь, так что…
– Пожалуйста.
Фахардо звучно шмыгнул носом.
– Я не знаю, что вам ответить, сеньора.
– Я сама приеду к вам, – сказала она. – Сяду в машину, буду ехать всю ночь…
– А вот это совсем ни к чему, – сказал он.
Пауза.
Когда он заговорил снова, голос его звучал напряженно:
– Послушайте, если вы никак уж не можете обойтись без мелодрамы… Может, у меня – прямо тут… может быть, кое что… кой-какие материалы… Когда?
– Пять дней назад.
– Пять дней назад, хорошо. Минутку.
Она слушала, как он кладет трубку, как выходит из комнаты, как возвращается.
– Сеньора? По-моему, я вспомнил того, о ком вы говорите. Несколько дней назад. Дорожная катастрофа с участием американца. Кто он такой, мы не знали, документы его погибли, однако номер у машины был калифорнийский.
– А машина какая? – спросила Глория.
– Машина японская. «Хонда». – Фахардо еще раз шмыгнул носом. – Похоже на него?
Все надежды истаяли, обратившись в нечто желчное, едкое. Комната начала расширяться, а внутренности Глории, напротив, сжиматься в одинокую, перепуганную точку.
Глория в третий раз повторила:
– Он собирался поехать в Мексику.
Диспетчер промычала что-то вроде «мм».
– Но точно вы не знаете?
– Нет.
– И думаете, что произошла авария, правильно?
– Так он сказал мне по телефону, вернее, не мне, а автоответчику, – ответила Глория.
– Это какая была авария, автомобильная или… еще какая-нибудь? Скажем, на лыжном курорте?
В Мексике? В июле?
– Я действительно не знаю. – Глория прижала ко лбу подушечку ладони. – Есть там у вас кто-нибудь, с кем я могла бы поговорить насчет…
– У всех дел по горло, – ответила диспетчер. – Оказывают, ну, сами понимаете, помощь жертвам стихийного бедствия.
Тон у нее был недовольный – такой, точно Глория просила ее помочь снять котенка с дерева.
– Это я понимаю, – сказала Глория, – но мне очень тревожно за него. Постарайтесь взглянуть на все моими…
– Имя еще раз назовите.
– Карл Перрейра.
– Вы его жена, миссис Перрейра?
Глория замялась.
– Меня зовут Глория Мендес. Я его секретарша.
Диспетчер замычала снова, на сей раз мычание продолжалось дольше и было более многообещающим.
– Алло? – нетерпеливо произнесла Глория.
– Да, мэм, не кладите трубку, я… не кладите трубку. (Послышались какие-то щелчки.) Так, ручка у вас есть? Ноль-один-один…
– Извините, – сказала Глория. – Что это?
– Что?
– Номер. Который вы диктуете. Чей он?
– Я еще не закончила, мэм. Ноль-один-один-пять-два…
– Это же заграничный номер, – сказала Глория.
– Правильно, мэм. Вы золотую медаль хотите получить за догадливость или дослушать номер до конца?
– Но зачем вы даете мне заграничный номер?
– Это номер американского консульства в Тихуане.
– Он не в Тихуане.
– Послушайте, мэм, вы же не знаете, где он. Я даю вам то, что у меня есть. Он не в Лос-Анджелесе, даже не в нашей стране, а помогать вам разыскивать его я в настоящий момент не в состоянии.
Глория стиснула край стола.
– Я вас не об этом…
– В настоящий момент у нас многое разладилось. Так вот, я могу дать вам этот номер, а могу связать с кем-то, кто, может быть, и сумел бы помочь вам, но только он скажет вам то же, что говорю я.
– Ладно, – сказала Глория. – Диктуйте.
Диспетчер отбарабанила номер и положила трубку.
Глория расправила, чтобы успокоить нервы, рубашку на груди.
Трубку в консульстве взяли после десятого звонка. Молодой человек с заложенным носом – наверняка серфер – представился: Роб – и учтиво предложил ей любую помощь. Говорил он дружелюбнее, чем диспетчер 911, и Глория, описывая предмет своих тревог, постаралась выдерживать ровный тон.
– Хмм, ладно, – сказал Роб. – Он в Нижней Калифорнии?
Глория вспомнила расстеленную по столу Карла карту пустыни.
– Не думаю, – ответила она. – Я думаю, он в Соноре.
– Там есть консульство, в Эрмосильо. Попробуйте в него позвонить.
Она поблагодарила Роба, записала номер, набрала его.
– Консульство США.
На сей раз ее рассказ занял больше времени; отчаяние заставляло Глорию произносить не те слова, извиняться, поправляться.
– Мисс, – сказал сотрудник консульства, Дэвид, – прошу вас, постарайтесь успокоиться.
– Мне страшно.
– Мы во всем разберемся. Когда вы в последний раз беседовали с ним?
– Перед самым его отъездом.
– В каких отношениях вы состоите с мистером… э-э, Перрейра?
Глория прикусила губу.
– Я его жена.
– И он собирался пересечь на машине пустыню? – удивился Дэвид. – Чем это было? Бегством из дома?
– Он всегда путешествовал в одиночку.
– Ага. А затем вы получили сообщение.
– Да.
– И думаете, что произошла автомобильная катастрофа?
– Я не знаю, – ответила она. Ей уже опротивело это насильственное кормление вежливыми фразами. – Я ничего не знаю. Он мог пострадать.
Дэвид сказал:
– Если бы его поместили в какую-то из здешних больниц, мы бы узнали об этом. Когда в больницу доставляют гражданина Америки, оттуда всегда звонят нам. То же самое и в случае смерти. С нами непременно связались бы. Но, насколько мне известно, никто нам не звонил. Это случилось на прошлой неделе?
– Сообщение поступило в четверг.
– Послушайте, миссис Перрейра, – сказал Дэвид, – я уверен, что беспокоиться вам не о чем. Он непременно свяжется с вами. Скорее всего, он где-то загулял и просто забыл позвонить.
Глория продиктовала ему свой номер. Прежде чем они простились, Дэвид сказал:
– У вас ведь там землетрясение утром было, верно?
– Да.
– И вы волнуетесь из-за такого пустяка.
– Пожалуйста, позвоните мне, – ответила Глория и положила трубку.
Измученная, дрожащая, она обшарила письменный стол Карла. Ежедневник его оказался пустым, в том, что касалось договоренностей о встречах, календарем Карлу служила она. Глория в миллионный раз набрала номер его сотового и услышала все те же нескончаемые гудки. Она обыскала груды мусора, надеясь найти хоть что-то, способное сказать, куда он собирался отправиться. Маршрут свой Карл с ней не обсуждал, – как и каждое лето, всю поездку он спланировал сам. То была одна из составляющих его жизни, к которой Глория доступа не имела, и регулярная повторяемость ее немного действовала на нервы. «Пора уматывать», – говорил он, поигрывая давно потускневшим серебряным крестиком, который носил под рубашкой. Таков был сигнал о приближении отпуска: Карл расстегивал пуговицу и из-под рубашки появлялась цепочка с крестиком.
Глория, как и всегда, вызывалась заказать ему билет на самолет, номер в отеле, место за столиком ресторана. Предложений ее он никогда не принимал.
«Эти штуки я предпочитаю делать сам».
Чего ты бесишься? – спросила она себя. Наверняка же все в порядке. Ты ему не нянька. Шла бы лучше домой и позаботилась о себе самой.
Да, но она уже здесь.
А забота о нем и была для нее заботой о себе.
Как ни посмеивалась над ней Барб Оберли, логическая оправданность ее преданности человеку, который хоть и не отказал ей наотрез и никогда не выказывал ничего сверх простой благодарности, у Глории сомнений не вызывала. Для нее объяснение было очевидным: Карл любит ее, но не может найти слова, пригодные для описания этой любви. Он разговаривал и вел себя с ней по-монашески, потому что это было, на свой манер, более честным, чем изливать перед ней неточно описанные, а то и банальные чувства. Бурные излияния Карлу вообще свойственны не были. Почему же в любви он должен быть иным?
Барб видела происходившее сквозь очки менее розовые: «Взгляни правде в лицо, Глория. Он просто-напросто голубой».
И хотя Глории хотелось выпалить «нет!», ее все же грызли сомнения. Возможна ли любовь, неотделимая от обета безбрачия? И неужели любовь почти всегда молчалива?
Она терпела уже долгое время, веря, что настанет день и все переменится. Брак, дети, семья – все придет к ней в единый миг. Это представлялось ей неизбежным: она знала Карла лучше, чем кто бы то ни было, а он так же знал ее. По мнению Глории, два человека не могут столь глубоко проникать в души друг друга и не называть это любовью.
Единственным, чем он не делился с нею, были его планы на отпуск. Потому-то телефонное сообщение и внушило Глории тревогу, от которой она сходила теперь с ума. Сообщение это пронзило ей сердце точно двумя стрелами сразу: одной была мука неведения, другой – боль от понимания, что в неведении Карл держит ее намеренно.
У противоположной стены кабинета злорадно помигивал автоответчик. Глория опять взяла ручку, листок бумаги и начала все заново.
Глория это я здесь была дорожная авария вас вывИ на этот раз грубый обрывок фразы «вас выв» стал приобретать иные очертания. Если вслушиваться внимательно, можно уловить звук, который ему предшествовал. Несомненная гласная и, похоже, горловая, не носовое «и», не «е» переднего ряда, но и не губная «о». Скорее, похожая на «а». А вас выв. Авасвыв. Или ах.
Я в порядке все в порядке звоню домой
Карл, каким она его знала, был человеком практичным, почти лаконичным. Если ему требовалась незамедлительная помощь, он сказал бы об этом сразу, не откладывая в долгий ящик. И сообщил бы все существенные подробности: номер телефона, его местонахождение, имя его владельца.
Ахвасвыв. Ахвасвив?
Она снова прослушала сообщение, прижав ухо к динамику. За статическим шумом в голосе Карла проступал какой-то непривычный оттенок. Глория прослушала еще раз, повторяя слова за ним. И на этот раз ахвасвив словно переключило ее, автоматически, в другой режим, а следом автоответчик щелкнул и смолк.
Испанский.
Слово было испанским.
Глория опять схватила перо и бумагу, опять прослушала сообщение. Теперь испанский выговор Карла опознавался безошибочно.
Да, это было какое-то испанское название – он же звонил из Мексики.
Она записала услышанное.
ahA viv! Коренное слово. Видоизменяется в зависимости от места в предложении.
uas
viv
ah was ahwas a-uas aguas
Aguas.
И это дает vivas.
Aguas vivas?[5]
Глория протянула дрожащую руку к телефону и набрала номер консульства в Эрмосильо.
– Консуль…
– Здравствуйте, я вам только что звонила. Не могли бы вы…
– Еще раз здравствуйте. Новостей пока нет.
– Есть у вас там такой город – Агуас-Вивас?
– Агуас-Вивас.
– Да, – подтвердила Глория. – Понимаете, я думаю, что он там.
– Агуас-Вивас? Никогда о таком не слышал. Постойте-ка… эй! Сол! Есть тут город Агуас-Вивас?
Еле слышное: нет.
– Он так не думает, – сказал Дэвид. – А он знает штат как свои пять пальцев.
– Вы не могли бы проверить? У вас есть карта?
Дэвид отправился за картой, Глория ждала, постукивая ногой и глядя, прищурясь, в окно – там наступило утро, а она и не заметила. По улице шли, направляясь в начальную школу, двое малышей с рюкзачками. Неужели их родители не знают, что это может оказаться опас…
– Вот она карта… так, – сказал Дэвид. – Указатель городов… и я… ничего похожего в нем не вижу.
– Вы уверены?
– Более чем. Хотя… – он отнял трубку ото рта, и Глория услышала, как захлопнулась тяжелая книга, – хотя, знаете что, тут есть куча деревень, которые на карты не попадают. Слишком маленькие или уже поглощенные каким-то городом, большим. А иногда два поселения успели объединить в одно – десятки лет назад. Во всех наших записях за последние пять лет значится одно название, но деревенские жители, когда звонят нам, называют другое, старое.
– Кто мог бы сказать мне точно?
– Ну… дайте подумать, – ответил Дэвид. – Пожалуй, местные стражи порядка. Запишете их номер?
Она записала номер, еще раз поблагодарила Дэвида и напомнила, чтобы он позвонил ей, если…
– Непременно, мисс. Приятного вам дня.
Какого уж там приятного, думала она, набирая номер управления полиции Эрмосильо и прося по-испански позвать…
– Нет-нет, – сказал снявший трубку мужчина. – Это полицейская академия.
Получив от него правильный номер, она позвонила по нему и спросила, нет ли у них hay una ciudad llamada Aguas Vivas, por favor?[6]
Мужской голос ответил:
– Momento, Senora!
Затем обладатель его пропал на целых пять минут, а вернувшись, как раз когда она решила положить трубку, сказал:
– Si, Senora. Hay[7].
Глория попросила дать ей номер тамошнего полицейского участка. Он снова на какое-то время пропал и вернулся с известием, что полицейского участка там нет, а ближайший находится за тридцать миль от деревни, но, правда…
– Вы меня простите, – сказал он, – в этом списке ни черта не разберешь, какой-то кретин исписал его поверх номеров… тут их два, но я не уверен теперь, какой из них кому принадлежит. Хотите оба?
Позвонив по первому, Глория две минуты слушала гудки, а затем набрала второй и услышала сонное «Виепо»[8] человека, не вполне понимающего, где он и что он.
– Это полиция Агуас-Вивас? – спросила она по-испански.
– Это Teniente[9] Тито Фахардо. А вы кто?
– Я ищу человека, который…
– Помедленнее, сеньора. Спешить нам с вами некуда. Назваться не желаете?
– Глория Мендес. Я…
– Buenos dias, Senora Mendez[10]. Вы чем-то обеспокоены. Что случилось?
– Я думаю, что человек, которого я хорошо знаю, попал в аварию. Неподалеку от вашего города.
– Вот как? – Глория услышала, как он облизнул губы. – Какую аварию?
– Это я и пытаюсь выяснить, Teniente. Это очень важно, но все, с кем я сегодня разговаривала, отделывались отговорками, поэтому буду вам очень благодарна, если вы меня выслушаете.
Пауза.
– Хорошо, сеньора. Расскажите мне хоть что-то, и я вам тоже что-нибудь расскажу.
Она проиграла ему по телефону принятое автоответчиком сообщение.
– Вам требуется новая машинка, – сказал он. – А эта – дерьмо какое-то.
– Все, что мне нужно выяснить, – побывал ли он в вашем районе.
– У нас большой район. Территория, которую быстро не обшаришь. Вы не знаете, где это было?
– Я не знаю даже, что это было, – ответила Глория. – Похоже на автомобильную аварию, но я не уверена.
– Тогда все сложно, – сказал Фахардо. – Я уже сказал, территория большая, куча автомобильных аварий.
– Американец в какую-нибудь из них попадал?
– Когда, говорите, это произошло, сеньора?
– Пять дней назад.
– А звали его как?
– Карл Перрейра.
Фахардо посопел:
– Вот как? Он ваш… кто он вам, муж?
– Да, – ответила Глория. – Он мой муж.
– И вы говорите, авария была автомобильная?
– Я не знаю, – сказала Глория. – Была у вас автомобильная авария?
– Когда?
– В то время.
– Не уверен, что понял ваш вопрос, сеньора.
– Была там на прошлой неделе автомобильная авария или ее не было, это очень простой…
– Ay[11]. Senora. Полегче.
– Кто-то мог покалечиться, кто-то, избави боже, погибнуть. Если вы не способны ничего мне сказать, давайте я поговорю с вашим начальством.
Пауза.
– Я и есть мое начальство, – сказал Фахардо. – Хотите поговорить, говорите со мной. А во-вторых, я следую принятой у нас процедуре. Если вам охота ставить мне палки в колеса, – валяйте, но предупреждаю, легче от этого не станет ни вам, ни мне и никому другому. Так что вы там говорили?
Глория сжала кулак и легонько врезала им по столу.
– Извините, – сказала она.
– Пустяки. Вы, похоже, здорово взвинчены, у вас что-то еще есть на уме?
Нет, жопа ты этакая.
– Нет. Простите, не могли бы вы…
Фахардо прервал ее, вздохнув:
– Не начинайте снова допрашивать меня.
– Я не начинаю.
– Ладно. Выходит, насчет того, кто ведет расследование, мы договорились.
«Расследование?» – подумала Глория.
– Значит, так, я могу просмотреть журнал регистрации… за эту неделю… – Слышно было, как Фахардо со стоном вылезает из кресла. – Журнал у меня в офисе. Если хотите, могу позвонить вам завтра утром.
– Я не могу ждать до завтра.
– Ну, к вам я пока не собираюсь, так что…
– Пожалуйста.
Фахардо звучно шмыгнул носом.
– Я не знаю, что вам ответить, сеньора.
– Я сама приеду к вам, – сказала она. – Сяду в машину, буду ехать всю ночь…
– А вот это совсем ни к чему, – сказал он.
Пауза.
Когда он заговорил снова, голос его звучал напряженно:
– Послушайте, если вы никак уж не можете обойтись без мелодрамы… Может, у меня – прямо тут… может быть, кое что… кой-какие материалы… Когда?
– Пять дней назад.
– Пять дней назад, хорошо. Минутку.
Она слушала, как он кладет трубку, как выходит из комнаты, как возвращается.
– Сеньора? По-моему, я вспомнил того, о ком вы говорите. Несколько дней назад. Дорожная катастрофа с участием американца. Кто он такой, мы не знали, документы его погибли, однако номер у машины был калифорнийский.
– А машина какая? – спросила Глория.
– Машина японская. «Хонда». – Фахардо еще раз шмыгнул носом. – Похоже на него?
Все надежды истаяли, обратившись в нечто желчное, едкое. Комната начала расширяться, а внутренности Глории, напротив, сжиматься в одинокую, перепуганную точку.