Страница:
– Извини, – пробормотал он, понимая, насколько глупо это звучит.
– Я знаю тебя, – бросил Галли, не оборачиваясь. – Я видел тебя во время Метаморфозы и очень скоро выясню, зачем ты здесь.
Томас проводил задиру взглядом, пока тот не скрылся в Хомстеде. Несмотря на провалы в памяти, что-то подсказывало ему: никого отвратительнее Галли встречать ему еще не доводилось. Просто поразительно, как сильно он возненавидел человека, которого увидел впервые в жизни. Да-да, Томас ненавидел Галли всей душой.
– Ну, спасибо тебе, приятель, – сказал он подошедшему Чаку. Тот стоял с виноватым видом, понуро уставившись в землю.
– Извини. Если бы я знал, что там Галли, ни за что бы этого не сделал. Честно.
Неожиданно для самого себя Томас засмеялся, хотя всего час назад был уверен, что больше никогда в жизни не услышит звука собственного смеха.
Чак пристально посмотрел на него и неловко улыбнулся.
– Чего это ты?
Томас замотал головой.
– Ладно, не извиняйся. Так этому… шанку и надо. Хоть я и не знаю, что это слово значит. Но все равно, прикольно вышло.
Ему стало немного легче.
Спустя пару часов Томас лежал рядом с Чаком в мягком спальном мешке на траве. Местом ночевки служила широкая лужайка, которую он раньше не заметил. Ее выбрали для ночлега многие, что Томасу показалось странным. Хотя, с другой стороны, всем в Хомстеде все равно не хватило бы места. Тут, по крайней мере, было тепло, и это в который раз заставило Томаса подумать о том, в какой части света они находятся. Он совершенно не помнил ни географических названий, ни названий государств, не имел представления о каких-либо ключевых событиях в мире. Жители Глэйда, очевидно, тоже ничего подобного не знали, а если что-то и знали, то предпочитали помалкивать.
Он долго лежал, глядя на звезды и прислушиваясь к чужим негромким разговорам. Спать не хотелось совсем: отчаяние и безысходность никак не отпускали его, а облегчение, вызванное шуткой, которую Чак сыграл с Галли, давно прошло. Это был бесконечный и очень странный день.
Все было так… непривычно. Томас помнил множество мелких вещей из прошлой жизни – что-то о еде, одежде, учебе, играх. Но все это никак не желало складываться в целостную картину. Он словно смотрел сквозь толстый слой мутной воды. И, пожалуй, сильнее всего он чувствовал… обиду.
– Твой Первый День, Шнурок, и ты выжил, – прервал Чак его раздумья.
– И что из того?
Очень хотелось сказать: «Не сейчас, Чак. Я не в настроении».
Чак приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Томаса.
– Через пару дней ты узнаешь гораздо больше. Начнешь потихоньку привыкать. Лады?
– Ну, да… кажется, лады. Кстати, откуда взялись все эти странные словечки?
Все выглядело так, будто обитатели Глэйда позаимствовали их из чужого языка.
Чак снова плюхнулся на землю.
– Не знаю. Я тут всего месяц, если помнишь.
Интересно, Чак действительно ничего не знает или просто предпочитает держать язык за зубами? Этот сообразительный и веселый мальчишка выглядел как сама невинность, но кто может за него поручиться? Как и все в Глэйде, он оставался для Томаса загадкой.
Прошло несколько минут, и Томас почувствовал, что усталость после долгого дня наконец-то взяла свое – его начало клонить в сон.
И тут Томаса словно током ударило – настолько неожиданной была пришедшая в голову мысль.
Глэйд, стены, Лабиринт – все это внезапно показалось каким-то… родным и уютным. Приятное ощущение тепла и умиротворения разлилось в груди, и впервые с тех пор, как Томас оказался здесь, он подумал, что Глэйд – не самое плохое место во Вселенной. Он замер, широко раскрыв глаза и затаив дыхание. Что это со мной? – подумал Томас. – Что изменилось? Удивительно, но от мысли, что все будет хорошо, стало немного не по себе.
Неожиданно он осознал, что должен делать, хотя и не понимал, откуда взялась такая уверенность. Это чувство озарения было странным – чуждым и знакомым одновременно, но принятое решение казалось единственно верным.
– Я хочу стать одним из тех парней, которые выбираются наружу, – громко сказал он. – В Лабиринт.
– Чего? – отозвался Чак.
Томас уловил в сонном голосе Чака нотки раздражения.
– Я про бегунов. Что бы они там ни делали, я хочу в этом участвовать, – пояснил он.
Интересно, – подумал он, – что это такое на меня нашло?..
– Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь, – проворчал Чак и отвернулся. – Спи лучше.
Хотя Томас действительно не понимал, о чем говорит, настроен он был очень решительно.
– Я хочу стать бегуном.
Чак снова повернулся к нему и приподнялся на локте:
– Можешь прямо сейчас распрощаться с этой мыслью.
Реакция Чака слегка удивила Томаса, однако он не унимался:
– Не пытайся меня…
– Томас. Новичок. Друг мой. Забудь об этом!
– Ладно. Поговорю завтра с Алби.
Бегун, – подумал Томас. – Я ведь даже не знаю, кто они такие. Может, я и правда свихнулся?
Чак со смехом откинулся на спину.
– Ну ты и кусок кланка! Спи давай!
Однако Томас не сдавался:
– Что-то есть в Лабиринте такое… Все кажется до боли знакомым…
– Да спи ты, говорю!
Томас вдруг почувствовал, что в его мозгу сложились воедино несколько фрагментов мозаики. Хотя он понятия не имел, какая картина получится в итоге, но следующие слова пришли к нему будто извне, словно за него говорил кто-то посторонний:
– Чак, мне кажется, я раньше уже бывал здесь.
Он услышал, как мальчишка резко сел и как-то порывисто вздохнул, но Томас решил не продолжать разговор и повернулся на бок, опасаясь, как бы чувство душевного покоя и уверенности в себе не покинуло его.
Сон пришел гораздо быстрее, чем он предполагал.
Глава шестая
Глава седьмая
– Я знаю тебя, – бросил Галли, не оборачиваясь. – Я видел тебя во время Метаморфозы и очень скоро выясню, зачем ты здесь.
Томас проводил задиру взглядом, пока тот не скрылся в Хомстеде. Несмотря на провалы в памяти, что-то подсказывало ему: никого отвратительнее Галли встречать ему еще не доводилось. Просто поразительно, как сильно он возненавидел человека, которого увидел впервые в жизни. Да-да, Томас ненавидел Галли всей душой.
– Ну, спасибо тебе, приятель, – сказал он подошедшему Чаку. Тот стоял с виноватым видом, понуро уставившись в землю.
– Извини. Если бы я знал, что там Галли, ни за что бы этого не сделал. Честно.
Неожиданно для самого себя Томас засмеялся, хотя всего час назад был уверен, что больше никогда в жизни не услышит звука собственного смеха.
Чак пристально посмотрел на него и неловко улыбнулся.
– Чего это ты?
Томас замотал головой.
– Ладно, не извиняйся. Так этому… шанку и надо. Хоть я и не знаю, что это слово значит. Но все равно, прикольно вышло.
Ему стало немного легче.
Спустя пару часов Томас лежал рядом с Чаком в мягком спальном мешке на траве. Местом ночевки служила широкая лужайка, которую он раньше не заметил. Ее выбрали для ночлега многие, что Томасу показалось странным. Хотя, с другой стороны, всем в Хомстеде все равно не хватило бы места. Тут, по крайней мере, было тепло, и это в который раз заставило Томаса подумать о том, в какой части света они находятся. Он совершенно не помнил ни географических названий, ни названий государств, не имел представления о каких-либо ключевых событиях в мире. Жители Глэйда, очевидно, тоже ничего подобного не знали, а если что-то и знали, то предпочитали помалкивать.
Он долго лежал, глядя на звезды и прислушиваясь к чужим негромким разговорам. Спать не хотелось совсем: отчаяние и безысходность никак не отпускали его, а облегчение, вызванное шуткой, которую Чак сыграл с Галли, давно прошло. Это был бесконечный и очень странный день.
Все было так… непривычно. Томас помнил множество мелких вещей из прошлой жизни – что-то о еде, одежде, учебе, играх. Но все это никак не желало складываться в целостную картину. Он словно смотрел сквозь толстый слой мутной воды. И, пожалуй, сильнее всего он чувствовал… обиду.
– Твой Первый День, Шнурок, и ты выжил, – прервал Чак его раздумья.
– И что из того?
Очень хотелось сказать: «Не сейчас, Чак. Я не в настроении».
Чак приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Томаса.
– Через пару дней ты узнаешь гораздо больше. Начнешь потихоньку привыкать. Лады?
– Ну, да… кажется, лады. Кстати, откуда взялись все эти странные словечки?
Все выглядело так, будто обитатели Глэйда позаимствовали их из чужого языка.
Чак снова плюхнулся на землю.
– Не знаю. Я тут всего месяц, если помнишь.
Интересно, Чак действительно ничего не знает или просто предпочитает держать язык за зубами? Этот сообразительный и веселый мальчишка выглядел как сама невинность, но кто может за него поручиться? Как и все в Глэйде, он оставался для Томаса загадкой.
Прошло несколько минут, и Томас почувствовал, что усталость после долгого дня наконец-то взяла свое – его начало клонить в сон.
И тут Томаса словно током ударило – настолько неожиданной была пришедшая в голову мысль.
Глэйд, стены, Лабиринт – все это внезапно показалось каким-то… родным и уютным. Приятное ощущение тепла и умиротворения разлилось в груди, и впервые с тех пор, как Томас оказался здесь, он подумал, что Глэйд – не самое плохое место во Вселенной. Он замер, широко раскрыв глаза и затаив дыхание. Что это со мной? – подумал Томас. – Что изменилось? Удивительно, но от мысли, что все будет хорошо, стало немного не по себе.
Неожиданно он осознал, что должен делать, хотя и не понимал, откуда взялась такая уверенность. Это чувство озарения было странным – чуждым и знакомым одновременно, но принятое решение казалось единственно верным.
– Я хочу стать одним из тех парней, которые выбираются наружу, – громко сказал он. – В Лабиринт.
– Чего? – отозвался Чак.
Томас уловил в сонном голосе Чака нотки раздражения.
– Я про бегунов. Что бы они там ни делали, я хочу в этом участвовать, – пояснил он.
Интересно, – подумал он, – что это такое на меня нашло?..
– Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь, – проворчал Чак и отвернулся. – Спи лучше.
Хотя Томас действительно не понимал, о чем говорит, настроен он был очень решительно.
– Я хочу стать бегуном.
Чак снова повернулся к нему и приподнялся на локте:
– Можешь прямо сейчас распрощаться с этой мыслью.
Реакция Чака слегка удивила Томаса, однако он не унимался:
– Не пытайся меня…
– Томас. Новичок. Друг мой. Забудь об этом!
– Ладно. Поговорю завтра с Алби.
Бегун, – подумал Томас. – Я ведь даже не знаю, кто они такие. Может, я и правда свихнулся?
Чак со смехом откинулся на спину.
– Ну ты и кусок кланка! Спи давай!
Однако Томас не сдавался:
– Что-то есть в Лабиринте такое… Все кажется до боли знакомым…
– Да спи ты, говорю!
Томас вдруг почувствовал, что в его мозгу сложились воедино несколько фрагментов мозаики. Хотя он понятия не имел, какая картина получится в итоге, но следующие слова пришли к нему будто извне, словно за него говорил кто-то посторонний:
– Чак, мне кажется, я раньше уже бывал здесь.
Он услышал, как мальчишка резко сел и как-то порывисто вздохнул, но Томас решил не продолжать разговор и повернулся на бок, опасаясь, как бы чувство душевного покоя и уверенности в себе не покинуло его.
Сон пришел гораздо быстрее, чем он предполагал.
Глава шестая
Томас проснулся оттого, что кто-то пытался его растормошить. Он открыл глаза и увидел чье-то лицо, склонившееся над ним в предрассветном сумраке. Томас хотел что-то сказать, но холодная рука мгновенно зажала ему рот. Томас не на шутку испугался, но, поняв, кто его разбудил, сразу успокоился.
– Тс-с, Шнурок. Мы ведь не хотим разбудить Чака, верно?
Говоривший обдал его несвежим утренним дыханием.
Ньют. Он, кажется, был вторым по старшинству после Алби.
Томас был удивлен, однако страх улетучился. Стало любопытно: захотелось узнать, что от него нужно Ньюту. Он кивнул. Ньют убрал руку.
– Пойдем, Шнурок, – сказал он, поднимаясь на ноги и протягивая руку, чтобы помочь Томасу встать. Ньют, казалось, обладал такой силой, что мог запросто оторвать ему кисть. – Хочу показать тебе кое-что до подъема.
Последние остатки сна вмиг улетучились.
– Хорошо, – с готовностью ответил Томас, понимая, что надо оставаться настороже, потому что здесь никому доверять нельзя, но любопытство брало верх.
Он быстро вскочил и надел туфли.
– А куда мы…
– Просто иди за мной и не отставай.
Они на цыпочках пошли через лужайку, переступая через тела спящих. Несколько раз Томас чуть было не споткнулся. Потом наступил на чью-то руку, заставив спящего вскрикнуть от боли, за что немедленно получил пинок в ногу.
– Извини, – прошептал он, не обращая внимания на сердитый взгляд Ньюта.
Оказавшись на бетонных плитах двора, Ньют перешел на бег, направляясь к западной стене. Какое-то время Томас колебался, не понимая, зачем ему бежать, потом махнул рукой и помчался следом.
В тусклом свете каждое препятствие на пути выделялось черной тенью, поэтому Томас мог бежать достаточно быстро. Ньют остановился прямо у высоченной стены, которая высилась над ними, словно небоскреб – еще один неясный образ из прошлого, промелькнувший в закоулках опустошенной памяти.
Томас заметил маленькие красные огоньки, вспыхивающие то тут, то там на поверхности стены: они хаотично двигались и замирали, вспыхивали и внезапно гасли.
– Что это? – громко прошептал он с дрожью в голосе.
Мигающие красные огоньки таили в себе какую-то скрытую угрозу.
Ньют стоял всего в паре футов от стены, утопающей в густых зарослях плюща.
– Блин, со временем ты все узнаешь, Шнурок!
– По-моему, глупо посылать меня туда, где все кажется непонятным, и при этом не отвечать на вопросы. – Томас умолк, удивившись собственной решительности. – Шанк, – добавил он, вкладывая в незнакомое слово весь сарказм, на какой был способен.
Ньют издал короткий смешок.
– А ты мне нравишься, Шнурок. Я собираюсь показать тебе кое-что. Ладно. Молчи и смотри.
Он шагнул к стене, запустил руки в заросли плюща и отодвинул в сторону несколько стеблей: под ними обнаружилось квадратное окно шириной в пару футов, покрытое толстым слоем пыли. Сейчас оно выглядело абсолютно черным, словно было закрашено краской.
– И куда смотреть? – прошептал Томас.
– Держи портки покрепче и постарайся не обделаться, дружок. Один из них вот-вот появится.
Прошла минута. Вторая. Потом еще несколько… Томас переминался с ноги на ногу, не понимая, почему Ньют неподвижно стоит и всматривается в окно, за которым нет ничего, кроме темноты.
Но внезапно что-то изменилось.
В окне появилось странное свечение; проникая сквозь стекло, оно переливалось всеми цветами радуги на лице и теле Ньюта, словно тот стоял у края бассейна, подсвеченного изнутри. Томас застыл и прищурился, стараясь разглядеть то, что находилось по другую сторону стекла. К горлу подступил комок.
Что это, черт возьми?!
– Там, за стенами, Лабиринт, – шепнул Ньют. Глаза его были широко раскрыты, будто он находился в состоянии транса. – Все, что мы делаем в жизни, абсолютно все, связано с Лабиринтом, Шнурок. Каждый божий день своей жизни мы посвящаем лишь одному – разгадать гребаную тайну этого гребаного Лабиринта, понимаешь? Я хочу, чтобы ты узнал, с чем имеешь дело и почему эти чертовы стены каждый вечер задвигаются. Надеюсь, после этого ты уяснишь, что тебе никогда и ни при каких обстоятельствах не стоит высовывать туда свою задницу.
Продолжая придерживать стебли плюща, Ньют отступил назад и жестом предложил Томасу стать на его место и заглянуть в окно.
Томас наклонился вперед и уткнулся носом в холодную поверхность стекла. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сквозь слой пыли и грязи различить смутный двигающийся силуэт: ради этого Ньют и привел его сюда. От увиденного у Томаса перехватило дыхание, словно ледяной ветер ворвался в легкие и сковал их льдом.
Нечто – какое-то существо – размером с корову, но без каких-либо четких очертаний, проворачиваясь и пульсируя, поползло по коридору. Взобравшись на противоположную стену, оно вдруг прыгнуло прямо на окно, ударившись о толстое стекло с громким глухим звуком. Томас невольно вскрикнул и отпрянул от окна, как ошпаренный, однако тварь отскочила назад, не нанеся стеклу ни малейшего вреда.
Томас сделал два глубоких вдоха и снова прильнул к окну. Темнота мешала рассмотреть существо подробно, однако оно излучало странное свечение, позволявшее видеть блестящую скользкую шкуру с торчащими из нее серебристыми шипами. Из тела чудовища, словно руки, выступали жутковатого вида странные механические приспособления со всякими инструментами на концах: дисковая пила, ножницы, какие-то длинные штыри, о назначении которых можно было лишь догадываться…
Тварь оказалась жуткой помесью животного и машины. Скорее всего, она понимала, что за ней наблюдают, знала, что находится за стенами Глэйда, и ей, видимо, очень хотелось проникнуть внутрь и полакомиться человеческим мясом. Страх, словно опухоль, разрастался в груди Томаса, сдавливая дыхание. Несмотря на провалы в памяти, он не сомневался, что ни с чем более страшным сталкиваться ему еще не доводилось.
Томас отошел от окна; хорошее настроение, которое он почувствовал минувшим вечером, улетучилось без следа.
– Что это такое? – спросил Томас, чувствуя, как от страха сводит живот. Он снова подумал, что никогда больше не сможет притронуться к еде.
– Мы называем их гриверами, – ответил Ньют. – Мерзкая тварь, верно? Слава богу, они вылазят только по ночам. Если бы не Ворота…
Томас сглотнул, начиная сомневаться, что когда-нибудь вообще сможет сбежать отсюда. От былой решимости стать бегуном ничегошеньки не осталось. И все-таки выбора у него не было. Так или иначе, сделать это придется.
Странная мысль, если принимать во внимание только что увиденное.
Ньют отрешенно посмотрел на окно.
– Теперь, дружище, ты знаешь, какая нечисть водится в Лабиринте. Все это не шутки. Но раз уж ты оказался в Глэйде, мы рассчитываем, что ты постараешься выжить и поможешь выполнить то, ради чего нас сюда послали.
– Что именно? – спросил Томас, не надеясь услышать ничего утешительного.
Ньют посмотрел ему прямо в глаза. Первые проблески зари падали на него, и Томас мог видеть лицо Ньюта в мельчайших подробностях – грубая кожа и изрезанный морщинами лоб.
– Найти выход отсюда, Шнурок, – произнес Ньют. – Разгадать тайну поганого Лабиринта и вернуться домой.
Спустя пару часов – к этому времени Ворота уже открылись – Томас сидел за старым кособоким столиком неподалеку от Хомстеда. Из головы никак не выходили гриверы: что они делают по ночам в Лабиринте? И каково это – быть атакованным этими чудовищными тварями?
Он попытался отбросить мысли о гриверах и сосредоточиться на чем-нибудь другом. На бегунах. Томас постоянно думал о них. Бегуны только что, не сказав никому ни слова, покинули Глэйд и помчались в Лабиринт, быстро скрывшись в его коридорах. Томас нехотя ковырял вилкой яичницу с беконом, ни с кем не разговаривая, даже с Чаком, который сидел рядом и молча ел. Бедняга изо всех сил пытался завязать с Томасом беседу, а тот упорно не отвечал. Сейчас ему хотелось лишь одного – чтобы его оставили в покое.
Разум отказывался верить в реальность происходящего. Ситуация выглядела просто невозможной. Неужели Лабиринт настолько огромен, что дюжине подростков не удалось изучить его за время многочисленных вылазок? Как вообще можно построить такое циклопическое сооружение? И что более важно – для чего? Ведь должно быть у него какое-то назначение. Кроме того, оставалось неясным, как давно существует Лабиринт и с какой целью сюда забрасывают людей.
От раздумий трещала голова.
Несмотря на все попытки не думать о гривере, мысли об отвратительном существе возвращались снова и снова. Всякий раз, как только Томас закрывал глаза, ему чудилось, будто на него набрасывается призрачный собрат омерзительной твари.
Томас знал – об этом говорило какое-то шестое чувство, – что сам он далеко не дурак. Тем не менее все здесь оставалось непонятным. За исключением одного – ему суждено стать бегуном. Интересно, подумал Томас, а почему он в этом так уверен? Особенно теперь, когда знает, какие кошмарные страшилища обитают в Лабиринте…
Кто-то хлопнул его по плечу, выведя из состояния задумчивости. Томас обернулся: за спиной, скрестив руки на груди, стоял Алби.
– Судя по твоему паршивому виду, проснулся ты рано, – произнес он. – Как тебе видок из окна? Понравилось?
Томас поднялся, надеясь, что вскоре выяснит что-нибудь важное или, как минимум, отвлечется от мрачных мыслей.
– Понравилось настолько, что захотелось узнать об этом местечке поподробнее, – ответил он, опасаясь, как бы его слова опять не вызвали у Алби приступ гнева, какой он наблюдал днем ранее.
Алби кивнул.
– Пошли со мной, шанк. Экскурсия начинается прямо сейчас. – Сделав несколько шагов, он вдруг остановился. – И никаких вопросов до самого окончания, сечешь? У меня нет времени трепаться с тобой весь день.
– Но… – Томас запнулся, увидев, что Алби нахмурил брови. Неужели этот парень не может быть хоть чуточку любезнее? – Расскажи мне. Я хочу знать все об этом месте.
Ночью он решил пока никому не признаваться в том, что чувствует себя так, будто бывал здесь раньше и многие вещи кажутся ему знакомыми. Озвучивать подобные мысли представлялось не самой хорошей идеей.
– Я расскажу только то, что посчитаю нужным, Шнурок. Пошли.
– А мне с вами можно? – спросил Чак.
Алби подошел к столу и схватил мальчика за ухо.
– Ай!.. – вскрикнул Чак.
– У тебя что, нет обязанностей, балда?! – рявкнул Алби. – Или думаешь, помои с дерьмом куда-то испарились?!
Чак поморгал, потом испуганно посмотрел на Томаса.
– Удачи…
– Спасибо.
Внезапно Томасу стало жалко Чака – к нему здесь, видимо, относились без особого уважения. Как бы то ни было, сейчас мальчишке ничем не поможешь – пора идти.
Он улыбнулся Чаку и поспешил вслед за Алби.
– Тс-с, Шнурок. Мы ведь не хотим разбудить Чака, верно?
Говоривший обдал его несвежим утренним дыханием.
Ньют. Он, кажется, был вторым по старшинству после Алби.
Томас был удивлен, однако страх улетучился. Стало любопытно: захотелось узнать, что от него нужно Ньюту. Он кивнул. Ньют убрал руку.
– Пойдем, Шнурок, – сказал он, поднимаясь на ноги и протягивая руку, чтобы помочь Томасу встать. Ньют, казалось, обладал такой силой, что мог запросто оторвать ему кисть. – Хочу показать тебе кое-что до подъема.
Последние остатки сна вмиг улетучились.
– Хорошо, – с готовностью ответил Томас, понимая, что надо оставаться настороже, потому что здесь никому доверять нельзя, но любопытство брало верх.
Он быстро вскочил и надел туфли.
– А куда мы…
– Просто иди за мной и не отставай.
Они на цыпочках пошли через лужайку, переступая через тела спящих. Несколько раз Томас чуть было не споткнулся. Потом наступил на чью-то руку, заставив спящего вскрикнуть от боли, за что немедленно получил пинок в ногу.
– Извини, – прошептал он, не обращая внимания на сердитый взгляд Ньюта.
Оказавшись на бетонных плитах двора, Ньют перешел на бег, направляясь к западной стене. Какое-то время Томас колебался, не понимая, зачем ему бежать, потом махнул рукой и помчался следом.
В тусклом свете каждое препятствие на пути выделялось черной тенью, поэтому Томас мог бежать достаточно быстро. Ньют остановился прямо у высоченной стены, которая высилась над ними, словно небоскреб – еще один неясный образ из прошлого, промелькнувший в закоулках опустошенной памяти.
Томас заметил маленькие красные огоньки, вспыхивающие то тут, то там на поверхности стены: они хаотично двигались и замирали, вспыхивали и внезапно гасли.
– Что это? – громко прошептал он с дрожью в голосе.
Мигающие красные огоньки таили в себе какую-то скрытую угрозу.
Ньют стоял всего в паре футов от стены, утопающей в густых зарослях плюща.
– Блин, со временем ты все узнаешь, Шнурок!
– По-моему, глупо посылать меня туда, где все кажется непонятным, и при этом не отвечать на вопросы. – Томас умолк, удивившись собственной решительности. – Шанк, – добавил он, вкладывая в незнакомое слово весь сарказм, на какой был способен.
Ньют издал короткий смешок.
– А ты мне нравишься, Шнурок. Я собираюсь показать тебе кое-что. Ладно. Молчи и смотри.
Он шагнул к стене, запустил руки в заросли плюща и отодвинул в сторону несколько стеблей: под ними обнаружилось квадратное окно шириной в пару футов, покрытое толстым слоем пыли. Сейчас оно выглядело абсолютно черным, словно было закрашено краской.
– И куда смотреть? – прошептал Томас.
– Держи портки покрепче и постарайся не обделаться, дружок. Один из них вот-вот появится.
Прошла минута. Вторая. Потом еще несколько… Томас переминался с ноги на ногу, не понимая, почему Ньют неподвижно стоит и всматривается в окно, за которым нет ничего, кроме темноты.
Но внезапно что-то изменилось.
В окне появилось странное свечение; проникая сквозь стекло, оно переливалось всеми цветами радуги на лице и теле Ньюта, словно тот стоял у края бассейна, подсвеченного изнутри. Томас застыл и прищурился, стараясь разглядеть то, что находилось по другую сторону стекла. К горлу подступил комок.
Что это, черт возьми?!
– Там, за стенами, Лабиринт, – шепнул Ньют. Глаза его были широко раскрыты, будто он находился в состоянии транса. – Все, что мы делаем в жизни, абсолютно все, связано с Лабиринтом, Шнурок. Каждый божий день своей жизни мы посвящаем лишь одному – разгадать гребаную тайну этого гребаного Лабиринта, понимаешь? Я хочу, чтобы ты узнал, с чем имеешь дело и почему эти чертовы стены каждый вечер задвигаются. Надеюсь, после этого ты уяснишь, что тебе никогда и ни при каких обстоятельствах не стоит высовывать туда свою задницу.
Продолжая придерживать стебли плюща, Ньют отступил назад и жестом предложил Томасу стать на его место и заглянуть в окно.
Томас наклонился вперед и уткнулся носом в холодную поверхность стекла. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сквозь слой пыли и грязи различить смутный двигающийся силуэт: ради этого Ньют и привел его сюда. От увиденного у Томаса перехватило дыхание, словно ледяной ветер ворвался в легкие и сковал их льдом.
Нечто – какое-то существо – размером с корову, но без каких-либо четких очертаний, проворачиваясь и пульсируя, поползло по коридору. Взобравшись на противоположную стену, оно вдруг прыгнуло прямо на окно, ударившись о толстое стекло с громким глухим звуком. Томас невольно вскрикнул и отпрянул от окна, как ошпаренный, однако тварь отскочила назад, не нанеся стеклу ни малейшего вреда.
Томас сделал два глубоких вдоха и снова прильнул к окну. Темнота мешала рассмотреть существо подробно, однако оно излучало странное свечение, позволявшее видеть блестящую скользкую шкуру с торчащими из нее серебристыми шипами. Из тела чудовища, словно руки, выступали жутковатого вида странные механические приспособления со всякими инструментами на концах: дисковая пила, ножницы, какие-то длинные штыри, о назначении которых можно было лишь догадываться…
Тварь оказалась жуткой помесью животного и машины. Скорее всего, она понимала, что за ней наблюдают, знала, что находится за стенами Глэйда, и ей, видимо, очень хотелось проникнуть внутрь и полакомиться человеческим мясом. Страх, словно опухоль, разрастался в груди Томаса, сдавливая дыхание. Несмотря на провалы в памяти, он не сомневался, что ни с чем более страшным сталкиваться ему еще не доводилось.
Томас отошел от окна; хорошее настроение, которое он почувствовал минувшим вечером, улетучилось без следа.
– Что это такое? – спросил Томас, чувствуя, как от страха сводит живот. Он снова подумал, что никогда больше не сможет притронуться к еде.
– Мы называем их гриверами, – ответил Ньют. – Мерзкая тварь, верно? Слава богу, они вылазят только по ночам. Если бы не Ворота…
Томас сглотнул, начиная сомневаться, что когда-нибудь вообще сможет сбежать отсюда. От былой решимости стать бегуном ничегошеньки не осталось. И все-таки выбора у него не было. Так или иначе, сделать это придется.
Странная мысль, если принимать во внимание только что увиденное.
Ньют отрешенно посмотрел на окно.
– Теперь, дружище, ты знаешь, какая нечисть водится в Лабиринте. Все это не шутки. Но раз уж ты оказался в Глэйде, мы рассчитываем, что ты постараешься выжить и поможешь выполнить то, ради чего нас сюда послали.
– Что именно? – спросил Томас, не надеясь услышать ничего утешительного.
Ньют посмотрел ему прямо в глаза. Первые проблески зари падали на него, и Томас мог видеть лицо Ньюта в мельчайших подробностях – грубая кожа и изрезанный морщинами лоб.
– Найти выход отсюда, Шнурок, – произнес Ньют. – Разгадать тайну поганого Лабиринта и вернуться домой.
Спустя пару часов – к этому времени Ворота уже открылись – Томас сидел за старым кособоким столиком неподалеку от Хомстеда. Из головы никак не выходили гриверы: что они делают по ночам в Лабиринте? И каково это – быть атакованным этими чудовищными тварями?
Он попытался отбросить мысли о гриверах и сосредоточиться на чем-нибудь другом. На бегунах. Томас постоянно думал о них. Бегуны только что, не сказав никому ни слова, покинули Глэйд и помчались в Лабиринт, быстро скрывшись в его коридорах. Томас нехотя ковырял вилкой яичницу с беконом, ни с кем не разговаривая, даже с Чаком, который сидел рядом и молча ел. Бедняга изо всех сил пытался завязать с Томасом беседу, а тот упорно не отвечал. Сейчас ему хотелось лишь одного – чтобы его оставили в покое.
Разум отказывался верить в реальность происходящего. Ситуация выглядела просто невозможной. Неужели Лабиринт настолько огромен, что дюжине подростков не удалось изучить его за время многочисленных вылазок? Как вообще можно построить такое циклопическое сооружение? И что более важно – для чего? Ведь должно быть у него какое-то назначение. Кроме того, оставалось неясным, как давно существует Лабиринт и с какой целью сюда забрасывают людей.
От раздумий трещала голова.
Несмотря на все попытки не думать о гривере, мысли об отвратительном существе возвращались снова и снова. Всякий раз, как только Томас закрывал глаза, ему чудилось, будто на него набрасывается призрачный собрат омерзительной твари.
Томас знал – об этом говорило какое-то шестое чувство, – что сам он далеко не дурак. Тем не менее все здесь оставалось непонятным. За исключением одного – ему суждено стать бегуном. Интересно, подумал Томас, а почему он в этом так уверен? Особенно теперь, когда знает, какие кошмарные страшилища обитают в Лабиринте…
Кто-то хлопнул его по плечу, выведя из состояния задумчивости. Томас обернулся: за спиной, скрестив руки на груди, стоял Алби.
– Судя по твоему паршивому виду, проснулся ты рано, – произнес он. – Как тебе видок из окна? Понравилось?
Томас поднялся, надеясь, что вскоре выяснит что-нибудь важное или, как минимум, отвлечется от мрачных мыслей.
– Понравилось настолько, что захотелось узнать об этом местечке поподробнее, – ответил он, опасаясь, как бы его слова опять не вызвали у Алби приступ гнева, какой он наблюдал днем ранее.
Алби кивнул.
– Пошли со мной, шанк. Экскурсия начинается прямо сейчас. – Сделав несколько шагов, он вдруг остановился. – И никаких вопросов до самого окончания, сечешь? У меня нет времени трепаться с тобой весь день.
– Но… – Томас запнулся, увидев, что Алби нахмурил брови. Неужели этот парень не может быть хоть чуточку любезнее? – Расскажи мне. Я хочу знать все об этом месте.
Ночью он решил пока никому не признаваться в том, что чувствует себя так, будто бывал здесь раньше и многие вещи кажутся ему знакомыми. Озвучивать подобные мысли представлялось не самой хорошей идеей.
– Я расскажу только то, что посчитаю нужным, Шнурок. Пошли.
– А мне с вами можно? – спросил Чак.
Алби подошел к столу и схватил мальчика за ухо.
– Ай!.. – вскрикнул Чак.
– У тебя что, нет обязанностей, балда?! – рявкнул Алби. – Или думаешь, помои с дерьмом куда-то испарились?!
Чак поморгал, потом испуганно посмотрел на Томаса.
– Удачи…
– Спасибо.
Внезапно Томасу стало жалко Чака – к нему здесь, видимо, относились без особого уважения. Как бы то ни было, сейчас мальчишке ничем не поможешь – пора идти.
Он улыбнулся Чаку и поспешил вслед за Алби.
Глава седьмая
«Экскурсия» началась у Ящика. Сейчас люк закрывали две металлические створки, лежащие на уровне земли. Белая краска на них давно потускнела и кое-где потрескалась. Было уже довольно светло. Тени от предметов падали теперь в другую сторону, чем вчера. Солнца еще не было видно, но казалось, что оно может появиться над восточной стеной в любую минуту.
Алби указал на створки.
– Это Ящик. Раз в месяц, строго по расписанию, он привозит одного новичка, вроде тебя. На нем же раз в неделю сюда доставляют кое-какие вещи – одежду и продукты питания. Много нам не надо. Мы в Глэйде и своим прекрасно обходимся.
Томас кивнул. Его так и подмывало снова начать спрашивать. Прямо хоть кляп в рот вставляй, подумал он.
– Как работает Ящик, откуда приезжает и кто им управляет – мы без понятия. Ни один из прибывших шанков не смог о нем ничего рассказать. У нас есть электричество, одежду нам присылают, а пищей мы в основном обеспечиваем себя сами. Однажды попробовали отправить одного новенького назад, но пока он там сидел, Ящик так и не сдвинулся с места.
Томас чуть было не спросил, что находится за створками, когда Ящика нет, но передумал. Сейчас он испытывал смешанные чувства – любопытство, растерянность, удивление; ко всему этому примешивался непреодолимый страх перед зловещими гриверами.
– Глэйд разделен на четыре участка, – продолжал тем временем Алби. На Томаса он не смотрел. – Плантация, Живодерня, Хомстед, Могильник. Ты запоминаешь?
Томас помедлил, затем неуверенно кивнул головой.
Алби поморщился, словно был здорово раздосадован тем, что у него по горло неотложных дел, а он вынужден терять время с каким-то новичком.
– Плантация. – Он указал на северо-восток, где располагались сады и огороды. – Там мы выращиваем еду. Вода поступает через проложенные под землей трубы – водопровод был тут с самого начала. Если бы не он, мы бы давно уже подохли с голода. Дождей тут не бывает. Никогда. – Он махнул рукой в сторону загонов для скота в юго-восточном углу Глэйда. – Живодерня – там мы выращиваем и забиваем скотину… А вон там – Хомстед. Сейчас эта убогая халупа раза в два больше, чем была, когда тут появились первые из нас. Мы ее достраиваем по мере того, как Ящик привозит доски и прочее строительное барахло. Выглядит, конечно, стремно, но жить там можно. Хотя большинство все равно спит под открытым небом.
От обилия информации и от незаданных вопросов у Томаса раскалывалась голова. Он никак не мог привести мысли в порядок.
Алби ткнул пальцем в юго-западный угол Глэйда, скрытый густыми зарослями. Возле хилых деревьев у самого края рощицы виднелись скамейки.
– Вон то место мы называем Могильником. Кроме кладбища – это где лес погуще – там больше нет ничего. Ты свободно можешь пойти туда посидеть, отдохнуть или просто пошляться от нефиг делать. Делаешь что хочешь, короче. – Он кашлянул и умолк, словно хотел сменить тему. – Каждый день в течение следующих двух недель ты будешь работать под руководством нескольких кураторов. Так мы узнаем, какая работа тебе подходит лучше всего – слопер, технарь, чистильщик, копач. Тут у всех есть специальность. Пошли.
Алби зашагал к Южным Воротам, расположенным между Могильником и Живодерней. Томас побрел следом. Он поморщился, когда со стороны фермы до него донесся резкий запах навоза. Кладбище, подумал он. Зачем кладбище там, где живут одни подростки? Это беспокоило его даже сильнее, чем обилие непонятных слов вроде «слопера» и «чистильщика». Любопытство буквально распирало Томаса, и он чуть было не перебил Алби, но вовремя опомнился и заставил себя молчать, переключив внимание на Живодерню.
Возле большого корыта стояли несколько коров, меланхолично пережевывая сено. В грязной луже неподалеку неподвижно лежали несколько свиней, и если бы они время от времени не шевелили хвостиками, можно было бы подумать, что они давно сдохли. Кроме того, Томас увидел загон с овцами; еще там находились клетки с индюками и курятник. Там и сям по участку деловито сновали какие-то ребята; выглядели они так, словно провели всю жизнь на ферме.
Почему мне знакомы эти животные? – удивился Томас. Для него в них не было ничего нового и интересного. Он отлично знал, как они называются, чем питаются и как выглядят. Почему эта информация осталась в его в мозгу, а то, где и с кем он прежде их видел, забылось совершенно? Странной выборочной амнезии не находилось никакого объяснения.
Алби указал на большой хлев. Его некогда красные стены давно выцвели и приобрели мрачный ржавый оттенок.
– Это скотобойня. Грязная у них работенка, надо сказать. Очень грязная. Впрочем, если не боишься вида крови, можешь стать забойщиком.
Томас замотал головой. Перспектива стать забойщиком его совершенно не привлекала.
«Экскурсия» продолжалась. Томас обратил внимание на противоположную сторону Глэйда, на ту его часть, которую Алби назвал Могильником. Ближе к углу, где находилось кладбище, деревья росли плотнее, их листва выглядела более здоровой и полной жизни. Похоже, там постоянно царил полумрак. Зажмурившись, Томас посмотрел вверх и наконец-то увидел солнце – правда, выглядело оно странно: более оранжевое, что ли, чем обычно. Томас снова поразился необычной избирательности своей амнезии.
Он снова перевел взгляд на Могильник, но огненный диск солнца продолжал маячить перед глазами. Томас часто заморгал, чтобы избавиться от светового пятна, и вдруг снова заметил красные огоньки, поблескивавшие глубоко в темных кронах деревьев. Что это за штуковины? – недоуменно подумал он, злясь на Алби за то, что тот не отвечает на вопросы. Чрезмерная скрытность «экскурсовода» раздражала все сильнее.
Алби остановился, и Томас с удивлением обнаружил, что они оказались у Южных Ворот: по обе стороны высились громадные стены. Гигантские блоки из серого камня, местами потрескавшиеся, были почти полностью скрыты плющом. Глядя на них, Томасу подумалось, что ничего древнее этих стен ему, скорее всего, видеть еще не приходилось. Он задрал голову, пытаясь сообразить, как высоко они поднимались, но испытал странное ощущение, будто смотрел не вверх, а вниз, в бездонную пропасть. Голова закружилась: Томас, пошатываясь, отступил назад, продолжая поражаться невиданной архитектуре своего нового пристанища. Он повернулся к Алби; тот стоял спиной к проходу.
– Там Лабиринт. – Алби ткнул большим пальцем через плечо и замолчал.
Томас посмотрел в зияющий просвет между стен, служивший выходом из Глэйда. Простиравшиеся за ним коридоры выглядели точь-в-точь как те, которые он утром увидел у Восточных Ворот через окно. От мысли, что в любую минуту на них может напасть гривер, бросило в жар. Инстинктивно Томас попятился.
Успокойся! – одернул он себя.
– Я в Глэйде уже два года. Дольше, чем все остальные. Те, кто появился тут до меня, уже мертвы, – произнес Алби. При этих словах у Томаса часто забилось сердце. – Мы два года бьемся над разгадкой тайны, но так ни к чему и не пришли. По ночам долбаные стены в Лабиринте двигаются, как здесь Ворота, поэтому составить карту Лабиринта чертовски сложно. Практически невозможно.
Он кивнул в сторону приземистой бетонной будки, в которой прошлой ночью скрылись бегуны.
Разум Томаса с трудом мог переварить услышанное. Алби здесь уже два года? Стены в Лабиринте перемещаются?..
А сколько человек погибло?
Он шагнул вперед, желая взглянуть на Лабиринт собственными глазами, словно все ответы были написаны на его стенах.
Алби выставил руку и остановил Томаса, слегка оттолкнув назад.
– Туда нельзя, шанк.
Томас сдержался и спросил лишь:
– Почему?
– Думаешь, я утром подослал к тебе Ньюта ради развлечения? Правило Номер Один гласит, что никто – абсолютно никто! – кроме бегунов, не имеет права выходить в Лабиринт. Это единственное правило, за нарушение которого не бывает пощады. Посмеешь его нарушить – и если к тому времени тебя еще не прикончат гриверы, за них это сделаем мы. Сечешь?
Томас нехотя кивнул, подумав, что Алби наверняка преувеличивает. По крайней мере, хотелось бы в это верить. Как бы то ни было, но если после ночного разговора с Чаком оставались какие-то сомнения, теперь они полностью исчезли: он хочет стать бегуном. И он им станет. Он обязан попасть в Лабиринт. Несмотря на все, что Томас узнал и увидел собственными глазами, его тянуло туда как магнитом.
Внезапно его внимание привлекло едва уловимое движение в верхней части левой стены. Он быстро повернул голову и успел заметить, как в зарослях плюща мелькнул нечто – мелькнуло и тут же исчезло, блеснув чем-то серебристым.
Томас не смог ничего с собой поделать: вопрос сам сорвался с языка.
– Что это было?
Алби даже не оглянулся.
Алби указал на створки.
– Это Ящик. Раз в месяц, строго по расписанию, он привозит одного новичка, вроде тебя. На нем же раз в неделю сюда доставляют кое-какие вещи – одежду и продукты питания. Много нам не надо. Мы в Глэйде и своим прекрасно обходимся.
Томас кивнул. Его так и подмывало снова начать спрашивать. Прямо хоть кляп в рот вставляй, подумал он.
– Как работает Ящик, откуда приезжает и кто им управляет – мы без понятия. Ни один из прибывших шанков не смог о нем ничего рассказать. У нас есть электричество, одежду нам присылают, а пищей мы в основном обеспечиваем себя сами. Однажды попробовали отправить одного новенького назад, но пока он там сидел, Ящик так и не сдвинулся с места.
Томас чуть было не спросил, что находится за створками, когда Ящика нет, но передумал. Сейчас он испытывал смешанные чувства – любопытство, растерянность, удивление; ко всему этому примешивался непреодолимый страх перед зловещими гриверами.
– Глэйд разделен на четыре участка, – продолжал тем временем Алби. На Томаса он не смотрел. – Плантация, Живодерня, Хомстед, Могильник. Ты запоминаешь?
Томас помедлил, затем неуверенно кивнул головой.
Алби поморщился, словно был здорово раздосадован тем, что у него по горло неотложных дел, а он вынужден терять время с каким-то новичком.
– Плантация. – Он указал на северо-восток, где располагались сады и огороды. – Там мы выращиваем еду. Вода поступает через проложенные под землей трубы – водопровод был тут с самого начала. Если бы не он, мы бы давно уже подохли с голода. Дождей тут не бывает. Никогда. – Он махнул рукой в сторону загонов для скота в юго-восточном углу Глэйда. – Живодерня – там мы выращиваем и забиваем скотину… А вон там – Хомстед. Сейчас эта убогая халупа раза в два больше, чем была, когда тут появились первые из нас. Мы ее достраиваем по мере того, как Ящик привозит доски и прочее строительное барахло. Выглядит, конечно, стремно, но жить там можно. Хотя большинство все равно спит под открытым небом.
От обилия информации и от незаданных вопросов у Томаса раскалывалась голова. Он никак не мог привести мысли в порядок.
Алби ткнул пальцем в юго-западный угол Глэйда, скрытый густыми зарослями. Возле хилых деревьев у самого края рощицы виднелись скамейки.
– Вон то место мы называем Могильником. Кроме кладбища – это где лес погуще – там больше нет ничего. Ты свободно можешь пойти туда посидеть, отдохнуть или просто пошляться от нефиг делать. Делаешь что хочешь, короче. – Он кашлянул и умолк, словно хотел сменить тему. – Каждый день в течение следующих двух недель ты будешь работать под руководством нескольких кураторов. Так мы узнаем, какая работа тебе подходит лучше всего – слопер, технарь, чистильщик, копач. Тут у всех есть специальность. Пошли.
Алби зашагал к Южным Воротам, расположенным между Могильником и Живодерней. Томас побрел следом. Он поморщился, когда со стороны фермы до него донесся резкий запах навоза. Кладбище, подумал он. Зачем кладбище там, где живут одни подростки? Это беспокоило его даже сильнее, чем обилие непонятных слов вроде «слопера» и «чистильщика». Любопытство буквально распирало Томаса, и он чуть было не перебил Алби, но вовремя опомнился и заставил себя молчать, переключив внимание на Живодерню.
Возле большого корыта стояли несколько коров, меланхолично пережевывая сено. В грязной луже неподалеку неподвижно лежали несколько свиней, и если бы они время от времени не шевелили хвостиками, можно было бы подумать, что они давно сдохли. Кроме того, Томас увидел загон с овцами; еще там находились клетки с индюками и курятник. Там и сям по участку деловито сновали какие-то ребята; выглядели они так, словно провели всю жизнь на ферме.
Почему мне знакомы эти животные? – удивился Томас. Для него в них не было ничего нового и интересного. Он отлично знал, как они называются, чем питаются и как выглядят. Почему эта информация осталась в его в мозгу, а то, где и с кем он прежде их видел, забылось совершенно? Странной выборочной амнезии не находилось никакого объяснения.
Алби указал на большой хлев. Его некогда красные стены давно выцвели и приобрели мрачный ржавый оттенок.
– Это скотобойня. Грязная у них работенка, надо сказать. Очень грязная. Впрочем, если не боишься вида крови, можешь стать забойщиком.
Томас замотал головой. Перспектива стать забойщиком его совершенно не привлекала.
«Экскурсия» продолжалась. Томас обратил внимание на противоположную сторону Глэйда, на ту его часть, которую Алби назвал Могильником. Ближе к углу, где находилось кладбище, деревья росли плотнее, их листва выглядела более здоровой и полной жизни. Похоже, там постоянно царил полумрак. Зажмурившись, Томас посмотрел вверх и наконец-то увидел солнце – правда, выглядело оно странно: более оранжевое, что ли, чем обычно. Томас снова поразился необычной избирательности своей амнезии.
Он снова перевел взгляд на Могильник, но огненный диск солнца продолжал маячить перед глазами. Томас часто заморгал, чтобы избавиться от светового пятна, и вдруг снова заметил красные огоньки, поблескивавшие глубоко в темных кронах деревьев. Что это за штуковины? – недоуменно подумал он, злясь на Алби за то, что тот не отвечает на вопросы. Чрезмерная скрытность «экскурсовода» раздражала все сильнее.
Алби остановился, и Томас с удивлением обнаружил, что они оказались у Южных Ворот: по обе стороны высились громадные стены. Гигантские блоки из серого камня, местами потрескавшиеся, были почти полностью скрыты плющом. Глядя на них, Томасу подумалось, что ничего древнее этих стен ему, скорее всего, видеть еще не приходилось. Он задрал голову, пытаясь сообразить, как высоко они поднимались, но испытал странное ощущение, будто смотрел не вверх, а вниз, в бездонную пропасть. Голова закружилась: Томас, пошатываясь, отступил назад, продолжая поражаться невиданной архитектуре своего нового пристанища. Он повернулся к Алби; тот стоял спиной к проходу.
– Там Лабиринт. – Алби ткнул большим пальцем через плечо и замолчал.
Томас посмотрел в зияющий просвет между стен, служивший выходом из Глэйда. Простиравшиеся за ним коридоры выглядели точь-в-точь как те, которые он утром увидел у Восточных Ворот через окно. От мысли, что в любую минуту на них может напасть гривер, бросило в жар. Инстинктивно Томас попятился.
Успокойся! – одернул он себя.
– Я в Глэйде уже два года. Дольше, чем все остальные. Те, кто появился тут до меня, уже мертвы, – произнес Алби. При этих словах у Томаса часто забилось сердце. – Мы два года бьемся над разгадкой тайны, но так ни к чему и не пришли. По ночам долбаные стены в Лабиринте двигаются, как здесь Ворота, поэтому составить карту Лабиринта чертовски сложно. Практически невозможно.
Он кивнул в сторону приземистой бетонной будки, в которой прошлой ночью скрылись бегуны.
Разум Томаса с трудом мог переварить услышанное. Алби здесь уже два года? Стены в Лабиринте перемещаются?..
А сколько человек погибло?
Он шагнул вперед, желая взглянуть на Лабиринт собственными глазами, словно все ответы были написаны на его стенах.
Алби выставил руку и остановил Томаса, слегка оттолкнув назад.
– Туда нельзя, шанк.
Томас сдержался и спросил лишь:
– Почему?
– Думаешь, я утром подослал к тебе Ньюта ради развлечения? Правило Номер Один гласит, что никто – абсолютно никто! – кроме бегунов, не имеет права выходить в Лабиринт. Это единственное правило, за нарушение которого не бывает пощады. Посмеешь его нарушить – и если к тому времени тебя еще не прикончат гриверы, за них это сделаем мы. Сечешь?
Томас нехотя кивнул, подумав, что Алби наверняка преувеличивает. По крайней мере, хотелось бы в это верить. Как бы то ни было, но если после ночного разговора с Чаком оставались какие-то сомнения, теперь они полностью исчезли: он хочет стать бегуном. И он им станет. Он обязан попасть в Лабиринт. Несмотря на все, что Томас узнал и увидел собственными глазами, его тянуло туда как магнитом.
Внезапно его внимание привлекло едва уловимое движение в верхней части левой стены. Он быстро повернул голову и успел заметить, как в зарослях плюща мелькнул нечто – мелькнуло и тут же исчезло, блеснув чем-то серебристым.
Томас не смог ничего с собой поделать: вопрос сам сорвался с языка.
– Что это было?
Алби даже не оглянулся.