Джеймс Дэшнер. Бегущий по Лабиринту

   В течение первого часа Уинстон показывал Томасу загоны с животными, индюшатники, курятники, хлев и объяснял, какую работу нужно выполнять. Пока они обходили ферму, Томаса неотступно сопровождала местная собака – надоедливый черный лабрадор по кличке Гав. Томас поинтересовался, откуда в Глэйде могла появиться собака, но Уинстон ответил, что она жила здесь изначально. К счастью, Гав оказался молчалив и, скорее всего, такую кличку ему дали в шутку.
   Следующий час был посвящен непосредственно работе – кормежке животных, уборке помещений, ремонту ограды и выгребанию кланка.
   Кланк. Томас поймал себя на том, что использует словечки глэйдеров все чаще и чаще.
   Третий час на ферме выдался для него наиболее трудным: ему пришлось наблюдать, как Уинстон сначала заколол свинью, а потом разрезал на куски перед отправкой на кухню. По пути на обед Томас поклялся себе в двух вещах: во-первых, его работа не будет связана с животными и, во-вторых, он больше никогда не станет есть свинину.
   Уинстон отпустил Томаса на обед одного, сказав, что останется на Живодерне. Томас был только рад этому. В присутствии Уинстона он чувствовал себя неуютно. Шагая в направлении Восточных Ворот, он так и представлял куратора грызущим в темном углу скотобойни сырую свиную ногу.
   Юноша как раз проходил мимо Ящика, когда, к огромному его удивлению, из Лабиринта через Западные Ворота слева от него вбежал парень азиатской внешности с сильными руками и короткими черными волосами, на вид чуть старше Томаса. Переступив границы Глэйда, бегун сделал еще три шага, остановился и наклонился, упершись руками в колени и пытаясь отдышаться. Глядя на его раскрасневшееся лицо и одежду, насквозь пропитанную потом, можно было решить, что он пробежал не меньше двадцати миль.
   Томас с любопытством рассматривал его – ему пока не доводилось видеть бегунов так близко, не говоря уже о том, чтобы общаться с ними. К тому же, судя по наблюдениям двух предыдущих дней, этот бегун вернулся на несколько часов раньше обычного. Томас направился к парню, намереваясь задать тому несколько вопросов.
   Но не успел он мысленно оформить хотя бы одну фразу, как бегун рухнул на землю.

Глава двенадцатая

   Парень лежал неподвижно в неуклюжей позе. Несколько секунд Томас боролся с искушением броситься на помощь, однако никак не мог принять решение, опасаясь навлечь на себя неприятности. Но что, если с парнем действительно что-то серьезное? Что если его… покусали? Или…
   Томас отбросил сомнения – бегуну явно требовалась помощь.
   – Алби!.. – заорал юноша. – Ньют! Кто-нибудь, приведите их!
   Он подскочил к распластанному парню и опустился на землю рядом с ним.
   – Эй, ты как?
   Голова бегуна лежала на вытянутых руках, бока раздувались от тяжелого дыхания. Парень находился в сознании, хотя Томас никогда не видел человека более вымотанного.
   – Я… в порядке, – ответил бегун, еле ворочая языком. Потом посмотрел на Томаса. – А ты что еще за кланк?
   – Я новенький, – Томас вдруг подумал, что бегуны круглые сутки проводят в Лабиринте и узнают обо всем, что происходит в Глэйде, только из чьих-то рассказов. Интересно, ему уже сообщили о появлении девушки? Наверняка кто-то уже насплетничал. – Меня Томасом зовут. Появился у вас два дня назад.
   Бегун кое-как принял сидячее положение. Его черные волосы прилипли к мокрому от пота лбу.
   – А, Томас, – выдохнул он. – Новички. Ты и та цыпочка.
   Алби подбежал к ним с явно озабоченным видом.
   – Ты чего так рано вернулся, Минхо? Стряслось что-нибудь?
   – Не гони лошадей, Алби, – отозвался бегун. Похоже, силы возвращались к нему с каждой новой секундой. – Лучше принеси воды – пришлось бросить рюкзак в Лабиринте.
   Алби не двинулся с места. Он довольно сильно пнул Минхо в ногу, давая понять, что не шутит.
   – Рассказывай, что произошло!
   – Я едва говорить могу, балда! – рявкнул Минхо хрипло. – Принеси воды!
   Томас с удивлением заметил, что по лицу Алби промелькнуло нечто напоминающее улыбку. Впрочем, парень тут же нахмурился и поглядел на Томаса.
   – Минхо – единственный шанк, кто имеет право говорить со мной в таком тоне. Любой другой уже летел бы вверх тормашками с Обрыва.
   И тут Алби встал и побежал – видимо, за водой для этого Минхо.
   Томас был просто поражен.
   – Почему он разрешает тебе помыкать собой? – спросил он.
   Бегун пожал плечами и вытер со лба свежие капли пота.
   – Ты что, испугался этого пустомели? Чувак, тебе предстоит еще многому научиться. Чертовы новички!
   Упрек задел Томаса сильнее, чем можно было ожидать, учитывая, что знакомство с Минхо длилось всего три минуты.
   – А разве он не ваш вожак?
   – Вожак?.. – Минхо издал хриплый звук, очевидно, обозначающий смех. – Ну-ну. Можешь называть таким манером, если хочешь. А может, стоит величать его Эль Президенте? Или нет! Лучше Адмирал Алби! Так гораздо красивее!
   Продолжая хихикать, он потер глаза.
   Томас оказался в замешательстве, не зная, как продолжать разговор. Невозможно было понять, шутит Минхо или говорит серьезно.
   – И кто тогда вожак, если не он?
   – Лучше помолчи, Шнурок, пока совсем не запутался, – вздохнул Минхо, словно Томас его утомил, затем тихо пробормотал под нос: – И чего вы, шанки зеленые, вечно лезете с глупыми вопросами? Это так достает…
   – А ты чего ожидал? – внезапно вспыхнул Томас.
   Можно подумать, ты не так же себя вел, когда сам тут очутился! – захотелось ему сказать.
   – Ожидал, что сделаешь то, что тебе сказали, – закроешь рот.
   При этих словах Минхо впервые посмотрел Томасу прямо в глаза. Тот невольно отстранился и немедленно пожалел об этом – было ошибкой позволять парню думать, что он может говорить с ним в таком тоне.
   Томас выпрямился и произнес, глядя на лежащего бегуна:
   – Ага. Уверен, что именно это ты и делал, когда был новичком.
   Минхо пристально посмотрел на него.
   – Я – один из самых первых глэйдеров, балда. Так что не болтай о том, чего не знаешь.
   Теперь Томас стал немного опасаться парня, но все равно – ему осточертело такое обращение с собой. Он хотел было встать и уйти, но Минхо быстро схватил его за руку.
   – Чувак, расслабься. Я всего лишь прикалываюсь. Знаешь, иногда забавно действовать на нервы новичкам. Ты и сам поймешь, когда прибудет… – Он осекся, озадаченно задрав брови. – Как думаешь, новеньких и правда больше не будет?
   Томас расслабился и снова сел рядом, удивляясь, как легко бегуну удалось его успокоить. Он вспомнил про девушку и записку, в которой говорилось, что она «последняя».
   – Думаю, не будет.
   Минхо вопросительно посмотрел на него.
   – Ты видел цыпочку, верно? Все говорят, что вы с ней знакомы или типа того.
   Томас почувствовал, как в нем нарастает обида.
   – Видел, только она мне совсем не кажется знакомой.
   Внезапно ему стало стыдно за свое вранье. Пусть ложь и была пустячной.
   – Симпатичная?
   Томас не думал о девушке в таком аспекте, с тех пор как она очнулась с запиской в руке и произнесла замогильным голосом «Скоро все изменится». Но ее красота ему запомнилась.
   – Да, кажется, симпатичная, – ответил он, немного подумав.
   Минхо медленно опустился на спину и закрыл глаза.
   – Ну да. Кажется… При условии, что тебя привлекают цыпочки в отключке, – засмеялся он.
   – Ага.
   Манера поведения Минхо, похоже, менялась ежеминутно, поэтому Томас никак не мог для себя решить, нравится ему бегун или нет.
   После долгой паузы он все-таки решился спросить:
   – Что-нибудь интересное нашел сегодня?
   Минхо посмотрел на него круглыми от удивления глазами.
   – Знаешь, Шнурок, это самый идиотский вопрос, который только можно задать бегуну. – Он опять закрыл глаза. – Впрочем, сегодня особый день.
   – Что ты имеешь в виду?
   Томас сгорал от нетерпения, ожидая получить хоть какую-то информацию. Ответь! – мысленно умолял он. – Пожалуйста, ответь мне!
   – Давай подождем возвращения нашего свадебного генерала. Не люблю повторять одно и то же по два раза. К тому же он может быть против того, чтобы ты слышал.
   Томас вздохнул. В очередной раз он остался без ответа, но его это совсем не удивляло.
   – Ну скажи хоть, где так вымотался. Да и вернулся ты раньше. Обычно вы весь день там проводите?
   Минхо с кряхтением приподнялся и сел, скрестив ноги.
   – Точно, Шнурок. Целый день мотаюсь по Лабиринту. Но сегодня, скажем так, я малость переволновался, поэтому и рванул назад побыстрее.
   Томасу не терпелось поскорее узнать, что произошло в Лабиринте.
   – Расскажи.
   Минхо всплеснул руками.
   – Чувак! Говорю тебе – терпение! Подождем генерала Алби.
   Что-то в интонации бегуна было такое, что смягчило отказ, и Томас окончательно определился: Минхо ему симпатичен.
   – Ладно, умолкаю. Но когда будешь рассказывать новости Алби, сделай так, чтобы он меня не прогнал, хорошо?
   Бегун пару секунд молча глядел Томасу в глаза, затем ответил:
   – Хорошо, Шнурок. Ты у нас тут босс.
   Спустя несколько секунд появился Алби и протянул Минхо большую пластиковую кружку с водой; тот осушил ее залпом.
   – Итак, – начал Алби, – с этим покончено. Теперь говори, что там стряслось?
   Минхо поднял брови и кивнул в сторону Томаса.
   – Не обращай внимания, – ответил Алби. – Мне плевать, что услышит этот шанк. Говори же!
   Томас молча наблюдал, как Михно поднимается, пошатываясь из стороны в сторону. Весь его облик буквально кричал о неимоверной усталости. Бегун прислонился к стене и обвел обоих ледяным взглядом.
   – Я нашел труп.
   – Что? – оторопел Алби. – Чей труп?
   Минхо улыбался.
   – Труп гривера.

Глава тринадцатая

   При упоминании о гриверах у Томаса учащенно заколотилось сердце – трудно было вспоминать о чудовищах без содрогания. Но ему стало любопытно, почему мертвый гривер наделал такого переполоха. Неужели раньше они не сталкивались с подобным?
   Вид у Алби был недоверчивый, словно ему пообещали, что сейчас за спиной у него вырастут крылья, и он сможет взлететь.
   – Сейчас не самое подходящее время для шуток, – сказал он.
   – Знаешь, на твоем месте я бы тоже не поверил, – ответил Минхо. – Но я видел эту дохлую тварь собственными глазами, можешь не сомневаться.
   Определенно ничего подобного раньше не происходило, подумал Томас.
   – Значит, ты обнаружил мертвого гривера, – задумчиво повторил Алби.
   – Верно, – немного раздраженно подтвердил Минхо. – Он в паре миль отсюда, недалеко от Обрыва.
   Алби посмотрел в просвет в стене, потом снова на бегуна.
   – Ну хорошо… А почему ты не притащил его с собой?
   Минхо издал смешок, который больше походил на недовольное фырканье.
   – Чувак, ты чего, огненного соуса Фрайпана перебрал? Да они по полтонны весят! И вообще, я не прикоснусь ни к одной из этих тварей, даже если мне пообещают выход из Лабиринта!
   – Как он выглядел? – спросил Алби. – Он хоть немного шевелился? Железные шипы на теле были выпущены? А кожа скользкая?
   Томаса распирало от любопытства. Железные шипы? Скользкая кожа? Да о чем они вообще?.. Однако он продолжал молчать, стараясь не напоминать о своем присутствии. Вряд ли подобные темы следовало обсуждать при посторонних.
   – Короче, старик, – сказал Минхо. – Ты должен сам посмотреть на него. Тут есть какая-то странность.
   – Странность? – удивленно переспросил Алби.
   – Чувак, я чертовски устал, хочу жрать, и вдобавок мне солнцем напекло башку. Но если настаиваешь, можем туда смотаться. Как раз успеем вернуться к закрытию Ворот.
   Алби посмотрел на часы.
   – Лучше отложим до утра.
   – Самое умное, что я услышал от тебя за последнюю неделю. – Минхо выпрямился, шутливо ткнул Алби кулаком в плечо и, слегка пошатываясь, побрел к Хомстеду.
   По-видимому, боль в теле не позволила ему оглянуться, так как он, уходя, крикнул через плечо:
   – По идее, я обязан вернуться назад в Лабиринт, но мне по фигу. Пойду навещу Фрайпана и чего-нибудь пожую.
   Томас был немного разочарован. Он понимал, что Минхо устал и ему требовалось отдохнуть и поесть, но все равно хотелось разузнать побольше.
   Алби неожиданно повернулся к нему.
   – Если ты что-то знаешь, но скрываешь…
   Томасу до чертиков надоело, что его обвиняют в сокрытии какой-то информации. Неужели у них других проблем нет? Ведь он действительно ничего такого не утаивал.
   – За что ты меня так ненавидишь? – прямо спросил он, глядя Алби прямо в лицо.
   На лице Алби отобразились одновременно смущение, гнев и удивление.
   – Ненавижу тебя? Ты так ничему и не научился с тех пор, как вылез из Ящика, придурок! Речь тут идет не о ненависти, симпатии, любви, дружбе или прочей ерунде! Все, о чем мы тут думаем, – как бы выжить. Так что забудь бабьи замашки, шанк, и включай гребаные мозги, если они у тебя есть!
   Томасу будто дали пощечину.
   – Но… почему ты продолжаешь обвинять…
   – Потому что совпадения быть не может, балда стебанутая! Сначала появляешься ты, на следующий день – эта девчонка с непонятным посланием, потом на тебя набрасывается Бен, а теперь еще гриверы дохнуть стали! Что-то здесь не так, и я не успокоюсь, пока не разберусь, что именно!
   – Я ничего не знаю, Алби, – твердо сказал Томас. Кажется, сейчас был удачный момент для того, чтобы проявить характер. – Я даже не знаю, чем занимался три дня назад, и тем более не в курсе, почему Минхо наткнулся на труп существа, которое вы называете гривером! Так что отвали!
   Алби отпрянул назад и несколько секунд оторопело глядел на него. Затем сказал:
   – Не кипятись, Шнурок. Взрослей и начинай соображать. Никто никого ни в чем не обвиняет. Но если что-то вспомнишь, если что-то тебе покажется знакомым, сразу скажи. Пообещай.
   Не раньше, чем ко мне вернутся воспоминания, – подумал Томас. – И не раньше, чем я сам захочу делиться ими.
   – Я думаю… Ладно, но…
   – Просто пообещай!
   Томас замолчал. Алби и нажим, с каким он действовал, ему порядком опротивели.
   – Обещаю, – наконец ответил он. – Если что вспомню, сообщу.
   Алби кивнул, развернулся и, не произнеся более ни слова, пошел прочь.
 
   Томас выискал самое раскидистое дерево на опушке леса около Могильника – оно давало наибольшую тень. Возвращаться назад на ферму к Мяснику Уинстону он побаивался. Томас понимал, что необходимо поесть, но ему не хотелось никого ни видеть, ни слышать, поэтому он предпочел остаться в одиночестве до тех пор, пока его не хватятся. Он сидел, опершись на толстый ствол дерева, и мечтал хотя бы о слабом ветерке, но ветра не было.
   Томас уже почти задремал, когда тишину и покой нарушил Чак.
   – Томас! Томас!.. – кричал мальчишка, на ходу размахивая руками. На лице его читалось сильнейшее возбуждение.
   Томас потер глаза и недовольно застонал; больше всего на свете ему сейчас хотелось немного поспать. Он поднял глаза на Чака только тогда, когда услышал прямо перед собой его учащенное дыхание.
   – Чего тебе?
   – Бен… Бен… он… не умер, – с трудом выдавил Чак, пытаясь отдышаться.
   Услышав это, Томас подскочил как ужаленный. От усталости ни осталось и следа.
   – Что?!
   – Он… не умер. За ним пошли чистильщики… стрела не задела мозг… Медаки его кое-как залатали.
   Томас оглянулся на лес, где прошлым вечером на него напал обезумевший глэйдер.
   – Ты что, издеваешься? Я сам его видел…
   Он не умер? Томас не мог бы сейчас ответить, что сейчас чувствовал сильнее: смятение, облегчение или страх оттого, что на него снова могут напасть…
   – Ага, и я его видел. Со здоровенной повязкой на голове, – ответил Чак. – Его заперли в Кутузке.
   Томас снова повернулся к нему.
   – Кутузке?.. В каком смысле?
   – Да, в Кутузке. У нас с северной стороны Хомстеда устроена тюрьма. – Чак ткнул пальцем в сторону дома. – Его упекли так быстро, что медакам пришлось оказывать ему помощь прямо в камере.
   Томас потер глаза. Он понял, что на самом деле чувствовал, и от этого стало стыдно, – он испытал облегчение, решив, что Бен погиб и больше не придется его бояться.
   – И что теперь с ним будет?
   – Утром был Совет кураторов на эту тему. Принято единогласное решение. Теперь, думаю, этот шанк очень сильно жалеет, что стрела сразу не проткнула ему гнилые мозги.
   Томас искоса посмотрел на Чака.
   – О чем ты говоришь?
   – Сегодня вечером его ждет Изгнание. За то, что пытался тебя убить.
   – Изгнание? А это еще что такое? – спросил Томас, хотя он и догадывался, что ничего хорошего за этим словом не кроется, раз Чак считал его чем-то похуже смерти.
   Но тут Томас увидел, пожалуй, самое страшное из всего, чему стал свидетелем с момента прибытия в Глэйд: Чак улыбался. Улыбался, несмотря на весь ужас новости, которую принес.
   Ничего не ответив, Чак развернулся и побежал прочь – видимо, чтобы поделиться потрясающим известием с кем-нибудь еще.
 
   Вечером, когда над Глэйдом начали сгущаться сумерки – примерно за полчаса до закрытия проходов, – Ньют и Алби собрали всех глэйдеров у Восточных Ворот. Бегуны вернулись совсем недавно и тут же скрылись в таинственном Картохранилище, задраив за собой тяжелую стальную дверь. Минхо уже находился там. Алби попросил бегунов закончить свои дела как можно скорее и выделил им на все про все двадцать минут.
   Тот факт, что Чак улыбался, сообщая весть об Изгнании Бена, все еще тревожил Томаса. Он понятия не имел, что скрывается за наказанием, но был уверен – нечто страшное. Особенно если учесть, что все они собрались прямо у выхода в Лабиринт. Неужели они хотят выдворить его наружу? – размышлял он. – Прямо к гриверам?
   Гнетущая атмосфера ожидания чего-то зловещего нависла над толпой, словно грозовая туча. Глэйдеры напряженно перешептывались. Томас молча стоял, скрестив на груди руки, и терпеливо ожидал представления. Наконец бегуны покинули будку. Выглядели они очень уставшими, на лицах по-прежнему оставалось напряженное выражение глубокой задумчивости. Минхо вышел первым: это навело Томаса на мысль о том, что он был их куратором.
   – Давайте его сюда! – скомандовал Алби, заставив Томаса вздрогнуть и очнуться от дум.
   Томас опустил руки, повернулся и стал выискивать глазами Бена, с беспокойством думая, как поведет себя обезумевший юноша, когда его увидит.
   Из-за дальнего угла Хомстеда показались три крепких парня, которые буквально волокли Бена по земле – тот отказывался идти самостоятельно. Одежда на мальчике была изорвана настолько, что едва держалась, а голову и лицо прикрывала толстая, мокрая от крови повязка. Он походил на мертвеца – таким же Томас видел его последний раз на кладбище. За исключением одной детали: теперь его глаза были открыты и полны страха.
   – Ньют, – сказал Алби очень тихо. Не находись Томас всего в нескольких футах рядом, он бы не расслышал слов. – Неси шест.
   Ньют, очевидно, ожидал приказа, поэтому кивнул, уже направляясь к небольшому сараю с садовым инвентарем, стоявшему на Плантации.
   Томас снова перевел взгляд на Бена и его конвоиров. Несчастный по-прежнему не пытался сопротивляться, позволяя волочить себя по пыльным камням. Поравнявшись с толпой, конвоиры поставили Бена прямо перед Алби, и пленник лишь безвольно свесил голову, не решаясь глядеть никому в глаза.
   – Ты сам виноват, Бен, – бросил Алби, покачав головой, и посмотрел на сарай, к которому пошел Ньют.
   Томас проследил за его взглядом: Ньют как раз вышел из перекошенного дверного проема с несколькими алюминиевыми трубами в руках и принялся соединять их в единый шест, футов двадцати в длину. Закончив, он закрепил на одном из концов какой-то странный предмет и потащил готовую конструкцию к толпе. У Томаса мурашки побежали по спине, когда он услышал жуткий скрежет, с которым труба волочилась по камням.
   Он был ужасно напуган всей этой процедурой и почему-то никак не мог отделаться от чувства ответственности за случившееся, хотя и понимал, что ничем Бена не провоцировал. Несмотря на это, Томас сильно переживал. Что он сделал не так? Ответа не было, но угрызения совести все равно продолжали грызть его изнутри, словно язва.
   Наконец Ньют подошел к Алби и передал тому конец шеста. Только теперь Томас смог рассмотреть странный предмет, который прикрепил Ньют к противоположному краю: к железной трубе толстой проволокой была прикручена петля из грубой кожи. Большая застежка в виде кнопки указывала на то, что петля могла открываться и закрываться. Назначение механизма стало очевидным.
   Это был ошейник.

Глава четырнадцатая

   Томас наблюдал, как Алби расстегнул ошейник и надел его на шею Бену. Когда кожаная петля с громким шлепком сомкнулась, Бен поднял голову. Его глаза застилали слезы, а из носа бахромой свисали сопли. Глэйдеры взирали на него в молчаливом ожидании.
   – Алби, пожалуйста, – начал умолять Бен таким жалостливым голосом, что Томас засомневался, а тот ли это парень, который днем ранее попытался перерезать ему глотку. – Я клянусь, у меня просто помутилось в голове. Это было секундное помешательство из-за Метаморфозы. Я бы никогда его не убил. Пожалуйста, Алби. Пожалуйста!
   Каждое слово, слетающее с уст мальчика, было для Томаса словно удар кулаком в живот; он ощущал себя виноватым все сильнее и сильнее.
   Алби не удостоил Бена ответом. Вместо этого он дернул за ошейник, чтобы убедиться, что и на шесте, и на шее Бена тот закреплен как надо. Затем прошел вдоль шеста, оторвав его от земли и проведя ладонью по всей длине. Когда достиг конца шеста, крепко обхватил его и повернулся к толпе. Глаза Алби были налиты кровью, он тяжело дышал, а лицо перекосила злобная гримаса. Внезапно вожак глэйдеров показался Томасу олицетворением зла.
   На противоположном конце шеста была совсем иная картина: Бен, дрожащий и плачущий, с петлей из неровно вырезанной старой кожи на бледной худой шее, прикованный к длинной двадцатифутовой трубе. Даже оттуда, где стоял Томас, труба казалась очень прочной – алюминиевый шест если и прогибался в центре, то совсем чуть-чуть.
   Алби заговорил громким, почти торжественным голосом, не обращаясь ни к кому конкретно и в то же время ко всем сразу.
   – Бен Строитель, Совет кураторов вынес решение. Ты приговариваешься к Изгнанию за попытку убийства Томаса Новичка. Решение окончательное. Ты покидаешь нашу общину. Навсегда.
   Долгая, очень долгая пауза.
   – Кураторы, занять места у Шеста Изгнания!..
   Томас возненавидел Алби за то, что тот публично связал его имя с изгнанием Бена. Чувствовать собственную ответственность было невыносимо. И вот теперь, снова оказавшись в центре внимания, Томас рисковал получить в свой адрес новую порцию подозрений. Ощущение вины трансформировалось в злость и желание обвинить кого-нибудь другого – ему сильнее всего хотелось, чтобы Бен наконец-то исчез, а все поскорее закончилось.
   Один за другим из толпы вышли несколько юношей и, подойдя к шесту, крепко взялись за него, словно готовились к игре в «перетягивание каната». Помимо Ньюта, среди них оказался и Минхо, что подтверждало предположение Томаса о том, что он являлся куратором бегунов. Мясник Уинстон тоже занял позицию у шеста.
   Десять кураторов расположились с равными промежутками между Алби и Беном: наступило гробовое молчание. Единственным звуком, нарушавшим тишину, были приглушенные всхлипывания Бена, который не переставал вытирать нос и глаза. Он пытался повернуть голову, однако ошейник мешал ему оглянуться назад и увидеть сам шест и кураторов.
   В душе у Томаса снова что-то переменилось. Все-таки это было неправильно. Неужели Бен заслужил такую судьбу? Наверняка можно наказать его как-то иначе. Неужели Томас до конца своих дней будет нести груз ответственности за случившееся? Заканчивайте же скорее! – мысленно закричал он. – Пусть это кончится!
   – Пожалуйста, – сказал Бен срывающимся от отчаяния голосом. – Пожа-а-а-алуйста! Кто-нибудь, помогите мне! Вы не можете так со мной поступить!
   – Молчать! – крикнул Алби.
   Но Бен не обращал на него внимания, продолжая умолять о пощаде и дергая кожаную петлю на шее.
   – Пожалуйста, остановите их! Помогите мне! Пожалуйста!..
   Он переводил жалобный взгляд с одного мальчика на другого, но все неизменно отворачивались, не решаясь посмотреть ему в глаза. Опасаясь встретиться взглядом с Беном, Томас быстро отступил назад, спрятавшись за спиной какого-то высокого парня. Это невыносимо, – подумал он.
   – Если бы мы позволяли безнаказанно творить преступления таким шанкам, как ты, община долго бы не протянула, – крикнул Алби. – Кураторы, приготовиться!
   – Нет, нет, нет, нет, – слезно заголосил Бен. – Я клянусь, что сделаю все что захотите! Клянусь, что больше это никогда не повторится! Ну пожа-а-а-алуйста!..
   Его пронзительный вопль заглушил оглушительный грохот Восточных Ворот, пришедших в движение. Правая стена, скрежеща камнем по камню и высекая снопы искр, заскользила влево, отгораживая Глэйд от ночного Лабиринта. Земля задрожала. Томас понял, что сейчас должно произойти, но не знал, хватит ли у него мужества досмотреть до конца.
   – Кураторы, вперед! – скомандовал Алби.
   Кураторы толкнули шест перед собой и начали выпихивать Бена за пределы Глэйда – прямо в Лабиринт. Голова Бена резко дернулась назад, и он издал пронзительный сдавленный крик, даже более громкий, чем грохотание закрывающейся стены. Он упал на колени, но один из кураторов, идущий впереди – плотный черноволосый парень со злым оскалом скверных зубов, – тут же рывком поставил его на ноги.