- Да, Дэзи и ее матушка... - продолжал Уинтерборн, - не поднялись еще на ту ступень... как бы это сказать... на которой возникает мысль о браке с графом или маркизом. По-моему, такие замыслы абсолютно чужды им.
- Но сам avvocato вряд ли убежден в этом, - сказала миссис Костелло.
Тем же днем в соборе святого Петра Уинтерборн имел возможность убедиться, что пересуды, вызванные "интригой" Дэзи, существуют в действительности. К миссис Костелло, которая присела отдохнуть на складном стульчике у одного из высоких пилястров, подошли двое-трое американцев, постоянно живущих в Риме. Вечерняя служба шла своим чередом, наполняя собор звуками органа и дивными песнопениями, несущимися с хоров, а миссис Костелло и ее друзья оживленно беседовали о том, что бедняжка мисс Миллер на самом деле "заходит слишком уж далеко". Уинтерборну было неприятно слышать эти пересуды, но, выйдя на широкую лестницу собора и увидев, как Дэзи, опередившая его, села в открытый кабриолет и поехала вместе со своим сообщником по безжалостным улицам Рима, он не мог не убедиться, насколько далеко она зашла. Ему стало жаль ее не потому, что она будто бы окончательно потеряла голову, а потому, что, как ни больно было слышать, эту красоту, эту беззащитность и простодушие ставят в один ряд с распущенностью. Уинтерборн попробовал предостеречь миссис Миллер. Однажды он встретил на Корсо своего приятеля, тоже путешественника, который как раз вышел из палаццо Дориа, где он осматривал богатую картинную галерею. Приятель поделился с ним впечатлениями о замечательном портрете Иннокентия Х кисти Веласкеса, вывешенном в одном из залов палаццо.
- Кстати, - добавил он, - в палаццо я любовался картиной несколько иного жанра. Помните ту очаровательную американку, которую вы показали мне на прошлой неделе?
В ответ на расспросы Уинтерборна приятель пояснил, что очаровательная американка - еще более очаровательная, чем всегда, - сидела со своим спутником в укромной нише, где висит знаменитый портрет папы Иннокентия.
- А кто был ее спутник? - спросил Уинтерборн.
- Какой-то итальянец с бутоньеркой в петлице. Девушка просто восхитительна, но если я правильно вас понял тогда, она du meilleur mond[*Из общества (франц.)].
- Совершенно верно, - ответил Уинтерборн и, удостоверившись, что его приятель видел Дэзи каких-нибудь пять минут назад, кликнул кэб и поехал к миссис Миллер. Она была дома, но сочла нужным извиниться, что принимает его в отсутствие Дэзи.
- Дэзи куда-то уехала с мистером Джованелли, - сказала миссис Миллер. Она всюду разъезжает с мистером Джованелли.
- Я вижу, они очень подружились, - заметил Уинтерборн.
- Да! Просто жить друг без друга не могут! - сказала миссис Миллер. Что ж, мистер Джованелли настоящий джентльмен. Я все допытываюсь у Дэзи, не помолвлены ли они,
- А что Дэзи отвечает вам?
- Уверяет, что нет. Впрочем, кто ее знает, - продолжала хладнокровная мамаша, - ведет она себя так, будто помолвлены. Но мистер Джованелли обещал сказать мне, если Дэзи сама не скажет. Надо бы написать об этом мистеру Миллеру, как вы думаете?
Уинтерборн ответил, что написать действительно следует, но позиция миссис Миллер поразила его своим несоответствием с примерами материнской бдительности, и он счел свои намерения предостеречь ее совершенно неуместными.
Теперь Дэзи никогда нельзя было застать в гостинице, а в домах их общих знакомых Уинтерборн уже больше не встречался с ней, так как эти проницательные люди окончательно убедились в том, что мисс Миллер зашла слишком далеко. Они перестали приглашать ее: пусть взыскательные европейцы знают, что, хотя мисс Дэзи и американка, поведение ее отнюдь не характерно для американских девушек и, на взгляд ее соотечественников, противно общепринятой морали. Уинтерборну хотелось знать, как Дэзи воспринимает ледяные взоры своих недавних друзей, но он подозревал, что она никак не воспринимает их, и сердился на нее за это. Он твердил самому себе: Дэзи слишком легкомысленна и ребячлива, слишком безрассудна, слишком провинциальна, чтобы призадуматься над остракизмом, которому ее подвергали. Она даже не замечает его! Но бывали минуты, когда ему казалось, что это грациозное, беспечное существо бросает страстный вызов окружающим, прекрасно зная, какое впечатление он производит на них. Что же кроется под всем этим? - спрашивал себя Уинтерборн. Убеждение в невинности своих поступков или же безрассудство, свойственное молодым особам определенного типа? Следует признать, что прежняя вера в "невинность" Дэзи все больше и больше начинала казаться Уинтерборну плодом его же собственного утонченного рыцарства: Как я уже говорил, он негодовал, что ему приходится резонерствовать по поводу этой. девушки, его сердило, что он не может разобраться в том, является ли эксцентричность Дэзи особенностью, присущей ее стране и национальности, или же это ее личное качество. Ни та, ни другая точка зрения не помогала ему разгадать эту девушку, он спохватился слишком поздно. Она увлеклась мистером Джованелли.
Через несколько дней после своей короткой беседы с миссис Миллер он встретил Дэзи в цветущей обители тишины и безлюдья, известной под именем Палаццо Цезарей. Ранняя итальянская весна наполняла воздух ароматами цветения, нежная зелень скрадывала неровности Палатинского холмя. Дэзи бродила среди развалин, окаймленных замшелой мраморной оградой, среди выложенных на полу надписей, увековечивающих далекие времена. Рим никогда еще не казался Уинтерборну таким прекрасным. Он стоял, любуясь гармонией линий и красок, замкнувших вдали город в свой круг, вдыхал мягкие, влажные запахи, ощущая таинство слияния молодой весны с этими останками древности. Ему казалось, что и Дэзи никогда еще не была так хороша, как сегодня, впрочем, к такому выводу он приходил при каждой своей встрече с ней. Джованелли тоже был здесь, и даже Джованелли показался ему сверх обычного элегантным.
- Вам, должно быть, очень скучно, - сказала Дэзи.
- Скучно? - переспросил Уинтерборн.
- Вы всегда один. Неужели вам не с кем гулять?
- Я не так удачлив, - сказал Уинтерборн, - как ваш спутник.
Джованелли с первой же встречи был изысканно вежлив с Уинтерборном. Он почтительно выслушивал его, он угодливо смеялся над его шутками, он словно хотел подчеркнуть, что ему нечего тягаться с таким блестящим молодым человеком. Джованелли совсем не походил на ревнивого вздыхателя и, руководствуясь бесспорно присущим ему чувством такта, держался с той скромностью, какой и можно было ждать от него. Уинтерборну даже казалось иногда, что Джованелли охотно доверился бы ему и, будучи человеком неглупым, признался бы: боже избави, уж он-то знает, насколько эксцентрична эта девушка, ему и в голову не приходит льстить себя обманчивой... во всяком случае, явно обманчивой надеждой на брак и доллары. В эту их встречу Джованелли отошел от своей спутшщы и, сорвав ветку миндаля, аккуратно продел ее в петлицу.
- Я знаю, почему вы так говорите, - сказала Дэзи, не сводя глаз с Джованелли. - Вам кажется, что; я провожу слишком много времени с ним. - И она мотнула головой в сторону своего спутника.
- Так думают все, если вас это интересует, - сказал Уинтерборн.
- Конечно, интересует! - воскликнула Дэзи, и в голосе ее послышались серьезные нотки. - Но я не верю этим людям. Они только притворяются, будто это их шокирует. По существу же им нет до меня никакого дела. Кроме того, я редко где бываю.
- Вы еще убедитесь, что им есть до вас дело. Они докажут это самым бесцеремонным образом. Дэзи пристально посмотрела на него.
- Бесцеремонным?
- Разве вы ничего не замечаете? - спросил ее Уинтерборн.
- Ваше отношение ко мне я замечаю. Но вы с первого же раза показались мне чопорным, как дождевой зонт.
- Я еще далеко не такой чопорный, как другие, - с улыбкой сказал Уинтерборн.
- А это можно проверить?
- Попробуйте нанести несколько визитов.
- А что со мной сделают?
- К вам повернутся спиной. Вы понимаете, что это значит?
Дэзи не сводила с него глаз, она начала краснеть.
- Как миссис Уокер тогда?
- Вот именно! - сказал Уинтерборн.
Она перевела взгляд на Джованелли, который украшал себя веточкой миндаля. Потом снова посмотрела на Уинтерборна.
- Как же вы можете допустить такую жестокость! - наконец проговорила она.
- Что я могу поделать! - сказал он.
- Я думала, вы заступитесь за меня.
- Я заступался. - Он помолчал минуту. - Ваша матушка считает, что вы помолвлены, и я всем так и говорил.
- Да, она считает, что мы помолвлены, - просто сказала Дэзи.
Уинтерборн рассмеялся.
- А Рэндольф тоже верит этому? - спросил он.
- По-моему, Рэндольф ничему не верит, - сказала Дэзи.
Скептицизм Рэндольфа еще больше развеселил Уинтерборна, но в эту минуту он увидел, что Джованелли возвращается к ним. Дэзи тоже увидела его и снова обратилась к своему соотечественнику.
- Раз уж вы сами заговорили об этом, - сказала она, - так знайте: я помолвлена.
Уинтерборн взглянул на нее, сразу перестав смеяться.
- Вы мне не верите! - воскликнула Дэзи.
Минуту Уинтерборн молчал, потом проговорил:
- Нет, верю.
- Нет, не верите! - воскликнула Дэзи. - И я не помолвлена.
Вскоре Уинтерборн простился с мисс Дэзи и ее чичероне, так как они уже шли к выходу, когда он повстречал их. Неделю спустя он собрался пообедать в прекрасной вилле на Целейском холме и, подъехав туда, отпустил наемный экипаж. Вечер был чудесный, и Уинтерборн решил доставить себе на обратном пути удовольствие и прогуляться под аркой Константина и мимо слабо освещенного Форума. В небе светил убывающий месяц, задернутый тонкой завесой из облаков, которая рассеивала и смягчала его сияние. Возвращаясь с виллы (было одиннадцать часов вечера), Уинтерборн поравнялся с сумрачным кольцом Колизея и, будучи любителем живописных картин, решил, что цирк, залитый бледным лунным светом, окажется зрелищем, достойным внимания. Он свернул в сторону и подошел к пустому пролету арки, возле которой стоял открытый кабриолет - один из тех маленьких экипажей, что снуют по улицам Рима. Уинтерборн ступил в глубокую тень, падающую от этих величественных стен, и вышел на светлую безмолвную арену. Колизей никогда еще не производил на него такого сильного впечатления. Половина громадного цирка тонула в густой тени, другая мирно покоилась, затянутая прозрачной дымкой лунного света. Остановившись у края арены, Уинтерборн стал вполголоса декламировать знаменитые строки из байроновского "Манфреда" и вдруг вспомнил, что ночные размышления в Колизее, рекомендуемые поэтами, запрещаются врачами. Слов нет, историческая атмосфера чувствовалась здесь во всем, но с медицинской точки зрения эта историческая атмосфера была не чем иным, как ядовитыми миазмами. Уинтерборн вышел на середину арены, решив окинуть взглядом весь цирк и поскорее уйти отсюда. Высокий крест в центре был погружен в тень. Он разглядел его, только когда подошел ближе. И вдруг увидел на низких ступеньках, образующих его подножие, две человеческие фигуры. Это были мужчина и женщина; женщина сидела, мужчина стоял перед ней.
В теплом ночном воздухе ясно прозвучал женский голос:
- Он смотрит на нас так, как смотрели на христианских мучеников львы и тигры!
Уинтерборн услышал эти слова и узнал интонации мисс Дэзи Миллер.
- Будем надеяться, что он не очень голоден, - ответил находчивый Джованелли. - Пусть уж скушает сначала меня, а вы пойдете на десерт.
Уинтерборн остановился, чуть ли не пораженный ужасом, и в то же время почувствовал облегчение. Ему показалось, что эта встреча внезапно пролила яркий свет на двусмысленное поведение Дэзи и разрешила мучившую его загадку. Дэзи - молоденькая особа, уважать которую джентльмену совершенно необязательно. Уинтерборн смотрел на эту девушку и на ее спутника, не думая о том, что они-то в тени, а он на свету. Его охватил гнев при мысли о том, как долго он старался разгадать мисс Дэзи Миллер. Он шагнул вперед и остановился, но его удержала на месте не боязнь допустить несправедливость по отношению к этой девушке, нет, - ему не хотелось, чтобы столь быстрый отказ от сдержанной критики ее поведения толкнул его на неуместную развязность. Он повернул к выходу и снова услышал голос Дэзи:
- Да ведь это мистер Уинтерборн! Он узнал меня и не хочет со мной здороваться!
Как умна была эта маленькая грешница, как искусно разыграла она оскорбленную невинность! Стоит ли поворачиваться к ней спиной? Уинтерборн снова направил шаги к высокому кресту. Дэзи встала, Джованелли приподнял шляпу. Сейчас Уинтерборн думал только о том, какой безумный поступок совершает эта хрупкая девушка, гуляя весь вечер в рассаднике лихорадки. Пусть она грешница, но из этого еще не следует, что ей надо умирать от permiciosa[*Злокачественная лихорадка (итал.)].
- Сколько времени вы. здесь пробыли,? - почти грубо спросил он.
Дэзи, такая очаровательная в льстивом свете луны, молча посмотрела на него. Потом тихо ответила:
- Весь вечер... Как мне здесь нравится!
- Римская лихорадка вам вряд ли понравится, - сказал Уинтерборн. - Вот так ее и схватывают. Я удивляюсь, - добавил он, поворачиваясь к Джованелли, - что вы, уроженец Рима, потворствуете такой безумной затее!
- О! - воскликнул картинный римлянин. - За себя я не беспокоюсь.
- За вас я тоже не беспокоюсь! Речь о мисс Миллер.
Джованелли поднял свои тонкие брови и сверкнул ослепительной улыбкой. Однако замечание молодого американца он выслушал покорно.
- Я старался отговорить синьорину от этой затеи, но разве синьорина когда-нибудь проявляла благоразумие?
- Я никогда не болела и впредь не собираюсь! - заявила синьорина. - Вид у меня не очень крепкий, но на самом деле я совершенно здорова. Мне во что бы то ни стало хотелось посмотреть Колизей при лунном свете. Разве можно уехать, не повидав его? И мы чудесно провели время, правда, мистер Джованелли? А если это опасно, Юджинио даст мне пилюлю. У него есть какие-то замечательные пилюли.
- Советую вам как можно скорее ехать домой, - сказал Уинтерборн, - и принять такую пилюлю.
- Мудрый совет! - воскликнул Джованелли. - Я пойду посмотрю, здесь ли кабриолет. - И он быстро удалился.
Дэзи и Уинтерборн последовали за ним. Он продолжал смотреть на нее, она, по-видимому, не испытывала ни малейшего смущения. Уинтерборн молчал, она говорила без умолку, восхищаясь Колизеем.
- А все-таки я видела его при лунном свете! - воскликнула Дэзи. - Разве этого мало? - Потом, заметив, что Уинтерборн молчит, она спросила его, почему это. Уинтерборн оставил ее вопрос без ответа, он только рассмеялся. Они ступили под темную арку, Джованелли стоял у входа в цирк возле экипажа. Здесь Дэзи остановилась и взглянула на молодого американца. - Вы поверили, когда я сказала, что мы помолвлены? - спросила она.
- Какое это имеет значение, поверил я тогда или нет? - смеясь, сказал Уинтерборн.
- А сейчас верите?
- Сейчас мне кажется, что это не так уж важно, помолвлены вы или нет.
Уинтерборн чувствовал, как Дэзи приглядывается к нему в темноте под сводами арки, она, очевидно, хотела спросить его о чем-то. Но Джованелли заторопил ее.
- Скорей! Скорей! - сказал он. - Если мы уедем отсюда до полуночи, тогда бояться нечего.
Дэзи села в экипаж, а удачливый итальянец занял место рядом с ней.
- Не забудьте попросить пилюлю у Юджинио! - сказал Уинтерборн, приподняв на прощанье шляпу.
- Мне совершенно все равно, - с какой-то необычной интонацией проговорила Дэзи, - схвачу я римскую лихорадку или нет.
Кучер щелкнул бичом, и кабриолет покатил по неровному плитняку древней дороги.
Уинтерборн - надо отдать ему справедливость - никому не рассказал о своей ночной встрече в Колизее с мисс Дэзи Миллер, гулявшей там в обществе некоего джентльмена, но тем не менее два дня спустя прогулка эта стала известна всем членам небольшой американской колонии в Риме и обсуждалась соответствующим образом. В гостинице, как догадывался Уинтерборн, знали, что Дэзи уехала в Колизей, и по ее возвращении кучер, очевидно, имел по этому поводу беседу с портье. Но Уинтерборна уже не тревожило, что поведение ветреной американки обсуждают пошлые лакеи. Дня через два этим людям пришлось обмениваться более печальными известиями: ветреная американка опасно заболела. Когда слух о ее болезни дошел до Уинтерборна, он поспешил в гостиницу узнать, что с ней. Двое-трое добросердечных друзей уже опередили его и сидели в салоне миссис Миллер в обществе Рэндольфа, который занимал их разговорами.
- Это все ее ночные поездки, - говорил Рэндольф, - оттого она и заболела. Она всегда уезжала из дому на ночь глядя. И что ей за охота гулять в такую темнотищу! Здесь ночью ничего не видно, разве только когда луна светит. В Америке луна светит всегда.
Миссис Миллер так и не вышла к ним, она, по крайней мере в эти дни, не лишала дочь своего общества. По всему было видно, что Дэзи серьезно больна.
Уинтерборн часто приезжал справляться о ней и однажды повидал миссис Миллер, которая, к его удивлению, держала себя в руках, несмотря на тревогу за дочь, и оказалась весьма умелой и спокойной сиделкой. Миссис Миллер много говорила о докторе Дэвисе, но Уинтерборн мысленно не поскупился на комплименты ей, убедившись, что на самом деле она не так уж безнадежно глупа.
- Вчера Дэзи вспоминала о вас, - сказала Уинтерборну миссис Миллер. - У нее почти все время бред, но на этот раз, по-моему, она не бредила. У меня есть к вам поручение от нее. Дэзи... Дэзи просила передать... просила передать... что она не помолвлена с этим красивым итальянцем. Я так обрадовалась! С тех пор как Дэзи заболела, мистер Джованелли не показывается у нас. По-моему, это не очень вежливо. А я-то считала его джентльменом! Одна дама говорит, будто он боится меня, думает, что я сержусь на него за эти поздние прогулки. Конечно, сержусь, но он должен знать, что имеет дело с порядочной женщиной. Мне бы и в голову не пришло выговаривать ему. Впрочем, теперь уж все равно, ведь Дэзи сказала, что они не помолвлены. Не знаю, почему ей так хотелось уведомить вас об этом, но она повторила мне три раза: "Не забудь, скажи мистеру Уинтерборну!" Еще Дэзи просила узнать, помните ли вы вашу поездку в тот замок в Швейцарии. Но такое поручение я передавать отказалась. А хорошо все-таки, что она не помолвлена!
Но, как в свое время сказал Уинтерборн, теперь это не имело значения. Прошла неделя, и бедняжка умерла; у нее была тяжелая форма римской лихорадки. Дэзи опустили в могилу под кипарисами у стены древнего Рима, на маленьком протестантском кладбище, густо заросшем весенними цветами. Уинтерборн стоял там в толпе других провожающих, которых оказалось гораздо больше, чем можно было ожидать после всех сплетен, ходивших об этой юной девушке. В двух шагах от него стоял Джованелли, потом он подошел еще ближе. Джованелли был очень бледен и на сей раз обошелся без бутоньерки. Ему, видимо, хотелось что-то сказать Уинтерборну.
- Я никогда не встречал такой красивой девушки... Такой красивой и доброй! - наконец проговорил он и потом добавил: - Какая это была чистая, невинная душа!
Уинтерборн взглянул на Джованелли и повторил его слова:
- Чистая, невинная душа?
- Да! Такая чистая!
Уинтерборн почувствовал, как сердце у него сжалось от боли и гнева.
- Что вам вздумалось, - спросил он, - тащить ее в это гиблое место?
По-видимому, ничто не могло поколебать учтивость мистера Джованелли. Он посмотрел себе под ноги и сказал:
- За себя я не боялся, а ей очень хотелось поехать.
- Это не довод! - воскликнул Уинтерборн.
Субтильный римлянин снова опустил глаза.
- Останься она жива, я все равно ничего не добился бы. Она не вышла бы за меня, я это знаю.
- Не вышла бы за вас?
- Было время, когда я питал кое-какие надежды. Но потом убедился, что этому не бывать.
Уинтерборн выслушал его молча, глядя на свежий холмик, поднявшийся среди апрельских маргариток. Когда он повернулся, мистер Джованелли уже уходил с кладбища, ступая легко и неторопливо.
Уинтерборн уехал из Рима чуть ли не на другой день, но следующим летом опять встретился в Веве со своей тетушкой миссис Костелло. Миссис Костелло очень любила Веве. Весь год Уинтерборн много думал о Дэзи Миллер, о странности ее натуры. Однажды он заговорил с тетушкой обо всем этом, признался, что был несправедлив к Дэзи и что его мучает совесть.
- Не знаю почему! - сказала миссис Костелло. - И причем тут твоя несправедливость?
- Перед смертью она просила передать мне несколько слов. Тогда я не понял их, но теперь понимаю. Она очень ценила уважение к себе.
- Выражаясь столь скромно, ты, вероятно, хочешь сказать, - спросила миссис Костелло, - что она могла бы ответить взаимностью на чьи-то нежные чувства?
Уинтерборн оставил этот вопрос без ответа, но спустя минуту сказал:
- Ваши прошлогодние слова были совершенно справедливы. Я не мог не ошибиться. Я слишком долго жил за границей.
Тем не менее Уинтерборн снова вернулся в Женеву, и оттуда по-прежнему продолжают поступать самые разноречивые сведения о мотивах, вынуждающих его жить в этом городе. Некоторые говорят, будто он "пополняет там свое образование", другие намекают, что он сильно заинтересован одной иностранкой - дамой, не лишенной большого ума.
- Но сам avvocato вряд ли убежден в этом, - сказала миссис Костелло.
Тем же днем в соборе святого Петра Уинтерборн имел возможность убедиться, что пересуды, вызванные "интригой" Дэзи, существуют в действительности. К миссис Костелло, которая присела отдохнуть на складном стульчике у одного из высоких пилястров, подошли двое-трое американцев, постоянно живущих в Риме. Вечерняя служба шла своим чередом, наполняя собор звуками органа и дивными песнопениями, несущимися с хоров, а миссис Костелло и ее друзья оживленно беседовали о том, что бедняжка мисс Миллер на самом деле "заходит слишком уж далеко". Уинтерборну было неприятно слышать эти пересуды, но, выйдя на широкую лестницу собора и увидев, как Дэзи, опередившая его, села в открытый кабриолет и поехала вместе со своим сообщником по безжалостным улицам Рима, он не мог не убедиться, насколько далеко она зашла. Ему стало жаль ее не потому, что она будто бы окончательно потеряла голову, а потому, что, как ни больно было слышать, эту красоту, эту беззащитность и простодушие ставят в один ряд с распущенностью. Уинтерборн попробовал предостеречь миссис Миллер. Однажды он встретил на Корсо своего приятеля, тоже путешественника, который как раз вышел из палаццо Дориа, где он осматривал богатую картинную галерею. Приятель поделился с ним впечатлениями о замечательном портрете Иннокентия Х кисти Веласкеса, вывешенном в одном из залов палаццо.
- Кстати, - добавил он, - в палаццо я любовался картиной несколько иного жанра. Помните ту очаровательную американку, которую вы показали мне на прошлой неделе?
В ответ на расспросы Уинтерборна приятель пояснил, что очаровательная американка - еще более очаровательная, чем всегда, - сидела со своим спутником в укромной нише, где висит знаменитый портрет папы Иннокентия.
- А кто был ее спутник? - спросил Уинтерборн.
- Какой-то итальянец с бутоньеркой в петлице. Девушка просто восхитительна, но если я правильно вас понял тогда, она du meilleur mond[*Из общества (франц.)].
- Совершенно верно, - ответил Уинтерборн и, удостоверившись, что его приятель видел Дэзи каких-нибудь пять минут назад, кликнул кэб и поехал к миссис Миллер. Она была дома, но сочла нужным извиниться, что принимает его в отсутствие Дэзи.
- Дэзи куда-то уехала с мистером Джованелли, - сказала миссис Миллер. Она всюду разъезжает с мистером Джованелли.
- Я вижу, они очень подружились, - заметил Уинтерборн.
- Да! Просто жить друг без друга не могут! - сказала миссис Миллер. Что ж, мистер Джованелли настоящий джентльмен. Я все допытываюсь у Дэзи, не помолвлены ли они,
- А что Дэзи отвечает вам?
- Уверяет, что нет. Впрочем, кто ее знает, - продолжала хладнокровная мамаша, - ведет она себя так, будто помолвлены. Но мистер Джованелли обещал сказать мне, если Дэзи сама не скажет. Надо бы написать об этом мистеру Миллеру, как вы думаете?
Уинтерборн ответил, что написать действительно следует, но позиция миссис Миллер поразила его своим несоответствием с примерами материнской бдительности, и он счел свои намерения предостеречь ее совершенно неуместными.
Теперь Дэзи никогда нельзя было застать в гостинице, а в домах их общих знакомых Уинтерборн уже больше не встречался с ней, так как эти проницательные люди окончательно убедились в том, что мисс Миллер зашла слишком далеко. Они перестали приглашать ее: пусть взыскательные европейцы знают, что, хотя мисс Дэзи и американка, поведение ее отнюдь не характерно для американских девушек и, на взгляд ее соотечественников, противно общепринятой морали. Уинтерборну хотелось знать, как Дэзи воспринимает ледяные взоры своих недавних друзей, но он подозревал, что она никак не воспринимает их, и сердился на нее за это. Он твердил самому себе: Дэзи слишком легкомысленна и ребячлива, слишком безрассудна, слишком провинциальна, чтобы призадуматься над остракизмом, которому ее подвергали. Она даже не замечает его! Но бывали минуты, когда ему казалось, что это грациозное, беспечное существо бросает страстный вызов окружающим, прекрасно зная, какое впечатление он производит на них. Что же кроется под всем этим? - спрашивал себя Уинтерборн. Убеждение в невинности своих поступков или же безрассудство, свойственное молодым особам определенного типа? Следует признать, что прежняя вера в "невинность" Дэзи все больше и больше начинала казаться Уинтерборну плодом его же собственного утонченного рыцарства: Как я уже говорил, он негодовал, что ему приходится резонерствовать по поводу этой. девушки, его сердило, что он не может разобраться в том, является ли эксцентричность Дэзи особенностью, присущей ее стране и национальности, или же это ее личное качество. Ни та, ни другая точка зрения не помогала ему разгадать эту девушку, он спохватился слишком поздно. Она увлеклась мистером Джованелли.
Через несколько дней после своей короткой беседы с миссис Миллер он встретил Дэзи в цветущей обители тишины и безлюдья, известной под именем Палаццо Цезарей. Ранняя итальянская весна наполняла воздух ароматами цветения, нежная зелень скрадывала неровности Палатинского холмя. Дэзи бродила среди развалин, окаймленных замшелой мраморной оградой, среди выложенных на полу надписей, увековечивающих далекие времена. Рим никогда еще не казался Уинтерборну таким прекрасным. Он стоял, любуясь гармонией линий и красок, замкнувших вдали город в свой круг, вдыхал мягкие, влажные запахи, ощущая таинство слияния молодой весны с этими останками древности. Ему казалось, что и Дэзи никогда еще не была так хороша, как сегодня, впрочем, к такому выводу он приходил при каждой своей встрече с ней. Джованелли тоже был здесь, и даже Джованелли показался ему сверх обычного элегантным.
- Вам, должно быть, очень скучно, - сказала Дэзи.
- Скучно? - переспросил Уинтерборн.
- Вы всегда один. Неужели вам не с кем гулять?
- Я не так удачлив, - сказал Уинтерборн, - как ваш спутник.
Джованелли с первой же встречи был изысканно вежлив с Уинтерборном. Он почтительно выслушивал его, он угодливо смеялся над его шутками, он словно хотел подчеркнуть, что ему нечего тягаться с таким блестящим молодым человеком. Джованелли совсем не походил на ревнивого вздыхателя и, руководствуясь бесспорно присущим ему чувством такта, держался с той скромностью, какой и можно было ждать от него. Уинтерборну даже казалось иногда, что Джованелли охотно доверился бы ему и, будучи человеком неглупым, признался бы: боже избави, уж он-то знает, насколько эксцентрична эта девушка, ему и в голову не приходит льстить себя обманчивой... во всяком случае, явно обманчивой надеждой на брак и доллары. В эту их встречу Джованелли отошел от своей спутшщы и, сорвав ветку миндаля, аккуратно продел ее в петлицу.
- Я знаю, почему вы так говорите, - сказала Дэзи, не сводя глаз с Джованелли. - Вам кажется, что; я провожу слишком много времени с ним. - И она мотнула головой в сторону своего спутника.
- Так думают все, если вас это интересует, - сказал Уинтерборн.
- Конечно, интересует! - воскликнула Дэзи, и в голосе ее послышались серьезные нотки. - Но я не верю этим людям. Они только притворяются, будто это их шокирует. По существу же им нет до меня никакого дела. Кроме того, я редко где бываю.
- Вы еще убедитесь, что им есть до вас дело. Они докажут это самым бесцеремонным образом. Дэзи пристально посмотрела на него.
- Бесцеремонным?
- Разве вы ничего не замечаете? - спросил ее Уинтерборн.
- Ваше отношение ко мне я замечаю. Но вы с первого же раза показались мне чопорным, как дождевой зонт.
- Я еще далеко не такой чопорный, как другие, - с улыбкой сказал Уинтерборн.
- А это можно проверить?
- Попробуйте нанести несколько визитов.
- А что со мной сделают?
- К вам повернутся спиной. Вы понимаете, что это значит?
Дэзи не сводила с него глаз, она начала краснеть.
- Как миссис Уокер тогда?
- Вот именно! - сказал Уинтерборн.
Она перевела взгляд на Джованелли, который украшал себя веточкой миндаля. Потом снова посмотрела на Уинтерборна.
- Как же вы можете допустить такую жестокость! - наконец проговорила она.
- Что я могу поделать! - сказал он.
- Я думала, вы заступитесь за меня.
- Я заступался. - Он помолчал минуту. - Ваша матушка считает, что вы помолвлены, и я всем так и говорил.
- Да, она считает, что мы помолвлены, - просто сказала Дэзи.
Уинтерборн рассмеялся.
- А Рэндольф тоже верит этому? - спросил он.
- По-моему, Рэндольф ничему не верит, - сказала Дэзи.
Скептицизм Рэндольфа еще больше развеселил Уинтерборна, но в эту минуту он увидел, что Джованелли возвращается к ним. Дэзи тоже увидела его и снова обратилась к своему соотечественнику.
- Раз уж вы сами заговорили об этом, - сказала она, - так знайте: я помолвлена.
Уинтерборн взглянул на нее, сразу перестав смеяться.
- Вы мне не верите! - воскликнула Дэзи.
Минуту Уинтерборн молчал, потом проговорил:
- Нет, верю.
- Нет, не верите! - воскликнула Дэзи. - И я не помолвлена.
Вскоре Уинтерборн простился с мисс Дэзи и ее чичероне, так как они уже шли к выходу, когда он повстречал их. Неделю спустя он собрался пообедать в прекрасной вилле на Целейском холме и, подъехав туда, отпустил наемный экипаж. Вечер был чудесный, и Уинтерборн решил доставить себе на обратном пути удовольствие и прогуляться под аркой Константина и мимо слабо освещенного Форума. В небе светил убывающий месяц, задернутый тонкой завесой из облаков, которая рассеивала и смягчала его сияние. Возвращаясь с виллы (было одиннадцать часов вечера), Уинтерборн поравнялся с сумрачным кольцом Колизея и, будучи любителем живописных картин, решил, что цирк, залитый бледным лунным светом, окажется зрелищем, достойным внимания. Он свернул в сторону и подошел к пустому пролету арки, возле которой стоял открытый кабриолет - один из тех маленьких экипажей, что снуют по улицам Рима. Уинтерборн ступил в глубокую тень, падающую от этих величественных стен, и вышел на светлую безмолвную арену. Колизей никогда еще не производил на него такого сильного впечатления. Половина громадного цирка тонула в густой тени, другая мирно покоилась, затянутая прозрачной дымкой лунного света. Остановившись у края арены, Уинтерборн стал вполголоса декламировать знаменитые строки из байроновского "Манфреда" и вдруг вспомнил, что ночные размышления в Колизее, рекомендуемые поэтами, запрещаются врачами. Слов нет, историческая атмосфера чувствовалась здесь во всем, но с медицинской точки зрения эта историческая атмосфера была не чем иным, как ядовитыми миазмами. Уинтерборн вышел на середину арены, решив окинуть взглядом весь цирк и поскорее уйти отсюда. Высокий крест в центре был погружен в тень. Он разглядел его, только когда подошел ближе. И вдруг увидел на низких ступеньках, образующих его подножие, две человеческие фигуры. Это были мужчина и женщина; женщина сидела, мужчина стоял перед ней.
В теплом ночном воздухе ясно прозвучал женский голос:
- Он смотрит на нас так, как смотрели на христианских мучеников львы и тигры!
Уинтерборн услышал эти слова и узнал интонации мисс Дэзи Миллер.
- Будем надеяться, что он не очень голоден, - ответил находчивый Джованелли. - Пусть уж скушает сначала меня, а вы пойдете на десерт.
Уинтерборн остановился, чуть ли не пораженный ужасом, и в то же время почувствовал облегчение. Ему показалось, что эта встреча внезапно пролила яркий свет на двусмысленное поведение Дэзи и разрешила мучившую его загадку. Дэзи - молоденькая особа, уважать которую джентльмену совершенно необязательно. Уинтерборн смотрел на эту девушку и на ее спутника, не думая о том, что они-то в тени, а он на свету. Его охватил гнев при мысли о том, как долго он старался разгадать мисс Дэзи Миллер. Он шагнул вперед и остановился, но его удержала на месте не боязнь допустить несправедливость по отношению к этой девушке, нет, - ему не хотелось, чтобы столь быстрый отказ от сдержанной критики ее поведения толкнул его на неуместную развязность. Он повернул к выходу и снова услышал голос Дэзи:
- Да ведь это мистер Уинтерборн! Он узнал меня и не хочет со мной здороваться!
Как умна была эта маленькая грешница, как искусно разыграла она оскорбленную невинность! Стоит ли поворачиваться к ней спиной? Уинтерборн снова направил шаги к высокому кресту. Дэзи встала, Джованелли приподнял шляпу. Сейчас Уинтерборн думал только о том, какой безумный поступок совершает эта хрупкая девушка, гуляя весь вечер в рассаднике лихорадки. Пусть она грешница, но из этого еще не следует, что ей надо умирать от permiciosa[*Злокачественная лихорадка (итал.)].
- Сколько времени вы. здесь пробыли,? - почти грубо спросил он.
Дэзи, такая очаровательная в льстивом свете луны, молча посмотрела на него. Потом тихо ответила:
- Весь вечер... Как мне здесь нравится!
- Римская лихорадка вам вряд ли понравится, - сказал Уинтерборн. - Вот так ее и схватывают. Я удивляюсь, - добавил он, поворачиваясь к Джованелли, - что вы, уроженец Рима, потворствуете такой безумной затее!
- О! - воскликнул картинный римлянин. - За себя я не беспокоюсь.
- За вас я тоже не беспокоюсь! Речь о мисс Миллер.
Джованелли поднял свои тонкие брови и сверкнул ослепительной улыбкой. Однако замечание молодого американца он выслушал покорно.
- Я старался отговорить синьорину от этой затеи, но разве синьорина когда-нибудь проявляла благоразумие?
- Я никогда не болела и впредь не собираюсь! - заявила синьорина. - Вид у меня не очень крепкий, но на самом деле я совершенно здорова. Мне во что бы то ни стало хотелось посмотреть Колизей при лунном свете. Разве можно уехать, не повидав его? И мы чудесно провели время, правда, мистер Джованелли? А если это опасно, Юджинио даст мне пилюлю. У него есть какие-то замечательные пилюли.
- Советую вам как можно скорее ехать домой, - сказал Уинтерборн, - и принять такую пилюлю.
- Мудрый совет! - воскликнул Джованелли. - Я пойду посмотрю, здесь ли кабриолет. - И он быстро удалился.
Дэзи и Уинтерборн последовали за ним. Он продолжал смотреть на нее, она, по-видимому, не испытывала ни малейшего смущения. Уинтерборн молчал, она говорила без умолку, восхищаясь Колизеем.
- А все-таки я видела его при лунном свете! - воскликнула Дэзи. - Разве этого мало? - Потом, заметив, что Уинтерборн молчит, она спросила его, почему это. Уинтерборн оставил ее вопрос без ответа, он только рассмеялся. Они ступили под темную арку, Джованелли стоял у входа в цирк возле экипажа. Здесь Дэзи остановилась и взглянула на молодого американца. - Вы поверили, когда я сказала, что мы помолвлены? - спросила она.
- Какое это имеет значение, поверил я тогда или нет? - смеясь, сказал Уинтерборн.
- А сейчас верите?
- Сейчас мне кажется, что это не так уж важно, помолвлены вы или нет.
Уинтерборн чувствовал, как Дэзи приглядывается к нему в темноте под сводами арки, она, очевидно, хотела спросить его о чем-то. Но Джованелли заторопил ее.
- Скорей! Скорей! - сказал он. - Если мы уедем отсюда до полуночи, тогда бояться нечего.
Дэзи села в экипаж, а удачливый итальянец занял место рядом с ней.
- Не забудьте попросить пилюлю у Юджинио! - сказал Уинтерборн, приподняв на прощанье шляпу.
- Мне совершенно все равно, - с какой-то необычной интонацией проговорила Дэзи, - схвачу я римскую лихорадку или нет.
Кучер щелкнул бичом, и кабриолет покатил по неровному плитняку древней дороги.
Уинтерборн - надо отдать ему справедливость - никому не рассказал о своей ночной встрече в Колизее с мисс Дэзи Миллер, гулявшей там в обществе некоего джентльмена, но тем не менее два дня спустя прогулка эта стала известна всем членам небольшой американской колонии в Риме и обсуждалась соответствующим образом. В гостинице, как догадывался Уинтерборн, знали, что Дэзи уехала в Колизей, и по ее возвращении кучер, очевидно, имел по этому поводу беседу с портье. Но Уинтерборна уже не тревожило, что поведение ветреной американки обсуждают пошлые лакеи. Дня через два этим людям пришлось обмениваться более печальными известиями: ветреная американка опасно заболела. Когда слух о ее болезни дошел до Уинтерборна, он поспешил в гостиницу узнать, что с ней. Двое-трое добросердечных друзей уже опередили его и сидели в салоне миссис Миллер в обществе Рэндольфа, который занимал их разговорами.
- Это все ее ночные поездки, - говорил Рэндольф, - оттого она и заболела. Она всегда уезжала из дому на ночь глядя. И что ей за охота гулять в такую темнотищу! Здесь ночью ничего не видно, разве только когда луна светит. В Америке луна светит всегда.
Миссис Миллер так и не вышла к ним, она, по крайней мере в эти дни, не лишала дочь своего общества. По всему было видно, что Дэзи серьезно больна.
Уинтерборн часто приезжал справляться о ней и однажды повидал миссис Миллер, которая, к его удивлению, держала себя в руках, несмотря на тревогу за дочь, и оказалась весьма умелой и спокойной сиделкой. Миссис Миллер много говорила о докторе Дэвисе, но Уинтерборн мысленно не поскупился на комплименты ей, убедившись, что на самом деле она не так уж безнадежно глупа.
- Вчера Дэзи вспоминала о вас, - сказала Уинтерборну миссис Миллер. - У нее почти все время бред, но на этот раз, по-моему, она не бредила. У меня есть к вам поручение от нее. Дэзи... Дэзи просила передать... просила передать... что она не помолвлена с этим красивым итальянцем. Я так обрадовалась! С тех пор как Дэзи заболела, мистер Джованелли не показывается у нас. По-моему, это не очень вежливо. А я-то считала его джентльменом! Одна дама говорит, будто он боится меня, думает, что я сержусь на него за эти поздние прогулки. Конечно, сержусь, но он должен знать, что имеет дело с порядочной женщиной. Мне бы и в голову не пришло выговаривать ему. Впрочем, теперь уж все равно, ведь Дэзи сказала, что они не помолвлены. Не знаю, почему ей так хотелось уведомить вас об этом, но она повторила мне три раза: "Не забудь, скажи мистеру Уинтерборну!" Еще Дэзи просила узнать, помните ли вы вашу поездку в тот замок в Швейцарии. Но такое поручение я передавать отказалась. А хорошо все-таки, что она не помолвлена!
Но, как в свое время сказал Уинтерборн, теперь это не имело значения. Прошла неделя, и бедняжка умерла; у нее была тяжелая форма римской лихорадки. Дэзи опустили в могилу под кипарисами у стены древнего Рима, на маленьком протестантском кладбище, густо заросшем весенними цветами. Уинтерборн стоял там в толпе других провожающих, которых оказалось гораздо больше, чем можно было ожидать после всех сплетен, ходивших об этой юной девушке. В двух шагах от него стоял Джованелли, потом он подошел еще ближе. Джованелли был очень бледен и на сей раз обошелся без бутоньерки. Ему, видимо, хотелось что-то сказать Уинтерборну.
- Я никогда не встречал такой красивой девушки... Такой красивой и доброй! - наконец проговорил он и потом добавил: - Какая это была чистая, невинная душа!
Уинтерборн взглянул на Джованелли и повторил его слова:
- Чистая, невинная душа?
- Да! Такая чистая!
Уинтерборн почувствовал, как сердце у него сжалось от боли и гнева.
- Что вам вздумалось, - спросил он, - тащить ее в это гиблое место?
По-видимому, ничто не могло поколебать учтивость мистера Джованелли. Он посмотрел себе под ноги и сказал:
- За себя я не боялся, а ей очень хотелось поехать.
- Это не довод! - воскликнул Уинтерборн.
Субтильный римлянин снова опустил глаза.
- Останься она жива, я все равно ничего не добился бы. Она не вышла бы за меня, я это знаю.
- Не вышла бы за вас?
- Было время, когда я питал кое-какие надежды. Но потом убедился, что этому не бывать.
Уинтерборн выслушал его молча, глядя на свежий холмик, поднявшийся среди апрельских маргариток. Когда он повернулся, мистер Джованелли уже уходил с кладбища, ступая легко и неторопливо.
Уинтерборн уехал из Рима чуть ли не на другой день, но следующим летом опять встретился в Веве со своей тетушкой миссис Костелло. Миссис Костелло очень любила Веве. Весь год Уинтерборн много думал о Дэзи Миллер, о странности ее натуры. Однажды он заговорил с тетушкой обо всем этом, признался, что был несправедлив к Дэзи и что его мучает совесть.
- Не знаю почему! - сказала миссис Костелло. - И причем тут твоя несправедливость?
- Перед смертью она просила передать мне несколько слов. Тогда я не понял их, но теперь понимаю. Она очень ценила уважение к себе.
- Выражаясь столь скромно, ты, вероятно, хочешь сказать, - спросила миссис Костелло, - что она могла бы ответить взаимностью на чьи-то нежные чувства?
Уинтерборн оставил этот вопрос без ответа, но спустя минуту сказал:
- Ваши прошлогодние слова были совершенно справедливы. Я не мог не ошибиться. Я слишком долго жил за границей.
Тем не менее Уинтерборн снова вернулся в Женеву, и оттуда по-прежнему продолжают поступать самые разноречивые сведения о мотивах, вынуждающих его жить в этом городе. Некоторые говорят, будто он "пополняет там свое образование", другие намекают, что он сильно заинтересован одной иностранкой - дамой, не лишенной большого ума.