Джеймс Хэдли Чейз. Следов не оставлять

   Крейг бросил взгляд на приземистую, полную фигуру. Ему стало не по себе. Тяжелые серо-стальные глаза оценивали его из-под полуопущенных век. Крейг ощутил беспокойство, его охватила дрожь.
   – Вы – Алан Крейг? – спросил Радниц гортанным голосом.
   – Да.
   – Тогда вам будет любопытно взглянуть на эту пакость. – Радниц подал Крейгу большой конверт.
   Крейг взял конверт, однако не сводил глаз с Радница.
   – Не понимаю, – выговорил он смущенно. – У меня встреча с мистером Линдсеем…
   – Да посмотрите же! – оборвал его Радниц. – Я не желаю терять время! – Радниц подошел к столику, выбрал сигару, тщательно обрезал ее и зажег. Потом отошел к окну и отвернулся.
   Крейг повертел конверт в руках, вскрыл его и вытащил шесть глянцевых фотографий. Один взгляд – и его сердце перестало биться, а потом бешено заколотилось. На лице выступил ледяной пот. Он смешал фотографии, засунул их в конверт и бросил на столик. Первой мыслью было, что жизнь кончилась. Он вернется в отель и убьет себя, не важно как, но убьет непременно.
   Радниц разглядывал своего гостя.
   – На обратной стороне конверта напечатан список людей, которым будут разосланы фотографии, – добавил Радниц. – Прочтите.
   Крейг оставался безучастным, лицо его стало пепельно-серым.
   – Читайте же! – настаивал Радниц.
   Крейг медленно перевернул конверт. Имена людей, которые любили и уважали его, были аккуратно напечатаны на обратной стороне. Мать… сестра, бабушка, Гарри Мэтьюз, его партнер, с которым они выиграли соревнования по теннису в Итоне, отец Бриан Селби, давший ему первое причастие, Джон Брэсси, его наставник, который предсказывал ему блестящую карьеру… и, конечно, Мервин Уоррен.
   – Мне нужны снимки формулы ZCX, – заявил Радниц. – Задача сама по себе несложная, а с моей помощью это вам и вовсе не составит труда. – Он извлек из ящика маленький фотоаппарат в кожаном футляре, застегнутом на «молнию». – Камера работает автоматически. Положите запись формулы на плоскую поверхность и снимайте сверху. Сделайте десять снимков. Фотоаппарат с пленкой принесете в отель «Хилтон» в Вашингтоне и отдадите мистеру Линдсею. Когда он удостоверится, что все в порядке, то вернет вам негативы со всей мерзостью. Понятно? Если вы откажетесь, копии будут отосланы известным вам людям.
   – Как… откуда у вас эти фотографии? – хрипло прошептал Крейг.
   Радниц пожал плечами:
   – Ваш дружок, Джерри Смит, работает на меня, как и многие другие. Берите аппарат и уходите.
   – Формулу нельзя расшифровать, – вымолвил Крейг в отчаянии. – Это известно всем. Вы заставляете меня…
   – Вы должны быть в отеле «Хилтон» через неделю, двадцать шестого октября. Если не будет формулы…
   Радниц покинул комнату.
 
   Джонатан Линдсей вел дела Радница в течение десяти лет, получая сто тысяч долларов ежегодно. Каждый доллар из этой суммы он отрабатывал на совесть. Ему было уже шестьдесят лет, но он сохранял первоклассную форму: был строен, не пил и не курил. Острый, проницательный ум уживался в нем с полным бездушием. Учтивый, обходительный, с прекрасными манерами, он был завсегдатаем посольских приемов. Его связывали дружеские отношения с членами царствующих домов Европы.
   Для Радница, который предпочитал держаться в тени, Линдсей в качестве фигуры прикрытия был неоценим. В наиболее важных делах Радниц разрабатывал для Линдсея инструкции, а тот претворял их в жизнь с неизменным успехом.
   Линд сею нравились роскошные гостиницы, ведь всю жизнь он кочевал из одного отеля в другой. Атлантику он порой пересекал раза по три в неделю. Он разъезжал по всей Европе, заключая сделки и соглашения. В самых лучших гостиницах его обслуживали по первому разряду, поскольку знали, что привычки считать деньги он не имеет.
   Двадцать шестого октября Линдсей сидел в холле отеля «Хилтон» в Вашингтоне. Он лениво наблюдал за окружающими, сложив красивые руки на коленях. Бледно-голубые глаза рассматривали входящих и уходящих людей. «Кто они? Как зарабатывают на жизнь?» – размышлял он. Линдсей всегда проявлял интерес к людям – бедным и богатым.
   Около трех он заметил Алана Крейга, который вошел в отель и нерешительно озирался. Линдсей неторопливо изобразил приятную улыбку и пошел к нему. Мысленно он отметил, как плохо выглядит Крейг. Дурачок наверняка почти не спал. Что ж, это неудивительно. При такой жизни рано или поздно наступает расплата.
   – Добрый день, Алан, – мягко поздоровался Линдсей, однако руки не протянул. – Ты точен, как всегда. Давай поднимемся в мой номер.
   Крейг взглянул на него застывшим и отрешенным взглядом. Он молча последовал за Линдсеем и не раскрывал рта до самых дверей номера.
   – Надеюсь, все в порядке, – сказал Линдсей, закрыв дверь.
   Не говоря ни слова, Крейг достал из кармана фотоаппарат в кожаном чехле и протянул его Линдсею.
   – Посиди, я тебя долго не задержу. Хочешь выпить?
   Крейг молча покачал головой и сел.
   – Извини. Постараюсь все сделать как можно быстрее.
   Линдсей ушел в ванную. Там было все необходимое, включая химикаты и красный свет. Линдсей работал сноровисто: проявил пленку, закрепил ее, промыл и, включив обычный свет, рассмотрел негатив под мощной лупой.
   «Прекрасные аппараты у этих японцев», – подумал Линдсей, рассматривая идеально четкие кадры. Довольный, он повесил пленку сушиться и вернулся в гостиную.
   Крейг сидел с белым, изможденным лицом.
   – Превосходно, просто превосходно, – отметил Линдсей. Он открыл ящик письменного стола, извлек оттуда толстый конверт и отдал Крейгу.
   Тот смотрел на содержимое конверта невидящими глазами. Внутри лежали негативы и снимки.
   – У вас не осталось копий? – выговорил он, взглянув в спокойное лицо Линдсея.
   – Милый мой, надо бы лучше разбираться в людях, – спокойно заметил Линдсей. – Сделка есть сделка. Все по-честному.
   Крейг задумался, потом обреченно кивнул.
   – Да… извини. – Он смутился. – Но все это не имело смысла. Я… я никогда не дал бы вам формулы, не будь я убежден, что ее невозможно расшифровать. Никогда. Понятно? Все это бессмысленно. Ее не расшифруешь!
   – Я понимаю, – мягко произнес Линдсей. – Впрочем, не важно. Моему патрону понадобилась формула. Что он будет с ней делать – не наша забота. Мы ее достали. И ты получил то, что хотел. Дело закончено. Спасибо.
   Крейг схватил конверт и поспешно вышел.
   Линдсей снял телефонную трубку.
   – Мистера Силка, пожалуйста, – сказал он телефонистке.
   – Да, сэр, минуточку.
   Через мгновение в трубке раздалось:
   – Силк слушает.
   – Он спускается вниз, – сообщил Линдсей.
   – Порядок. Ясно.
   Крейгу пришлось подождать, пока пассажир подъехавшего такси расплатится и выйдет. Крейг занял его место и назвал шоферу свой адрес.
   Мысли Крейга в беспорядке роились в голове. Он не заметил двух с иголочки одетых мужчин, которые сели в «тандерберд» и поехали вслед за ним.
   Водителю «тандерберда» было двадцать шесть лет. Его звали Чет Киган. Лицо его было по-детски привлекательно – длинные светлые волосы, маленький тонкий рот, близко посаженные зеленые глаза. Спутник Кигана был на пятнадцать лет старше; лицо продолговатое с острыми чертами, один глаз стеклянный, белый шрам на левой щеке. Его звали Лю Силк. Оба были безжалостные головорезы, профессиональные убийцы, которые без страха берутся за любую работу и прикончат не моргнув глазом кого угодно, если хорошо заплатят. Они, словно бездушные роботы, подчинялись приказам Линдсея, не размышляя и не задавая вопросов. По многолетнему опыту они знали, что сумма, которую им предложит Линдсей, всегда будет больше, чем им может дать любой другой наниматель.
   В такси Крейг немного успокоился, не зная, что за ним наблюдают. Он достал из конверта фотографии, посмотрел на них и вздрогнул. Он понял, что, даже если бы у него хватило духу покончить с собой, боль и ужас близких, увидевших фотографии, были бы настолько сильны, что самоубийство не оправдало бы его. Ну а теперь снимки у него. Он поверил Линдсею, ведь тот сказал: сделка есть сделка. «Хватит! – решил Крейг. – Больше не буду связываться с незнакомцами. Да это и не нужно. У меня масса надежных партнеров, им можно доверять». Он совершил большую глупость и сполна за нее расплатился.
   Сделать снимки с формулы было не трудно. Крейг ничем не рисковал. Мервин Уоррен полностью полагался на него, нередко оставлял одного в помещении и доверил ему ключи от сейфа, где хранились документы высшей секретности. Сфотографировать формулу и убрать ее обратно в сейф было делом одной минуты. Однако совесть не давала Крейгу покоя. Он продолжал уверять себя, что формула не поддается расшифровке. А зачем они тогда пошли на шантаж ради этих фотографий? Может быть, способ расшифровки все же существует? По лицу Крейга покатился холодный пот. Он знал ценность формулы. Ему было также известно, что американские эксперты два года напрасно бились над кодом. Если ее расшифровать и начать производство металла, это будет означать огромный и быстрый скачок в ракетостроении.
   А если это удастся русским?
   Крейг вытер лицо платком. «Абсурд, – сказал он сам себе. – Никто не сможет проникнуть в тайну формулы… никто и никогда!»
   Такси остановилось около его дома, и Крейг расплатился с шофером. Он не обратил внимания на черный «тандерберд», вставший неподалеку, и на двоих вышедших из него мужчин.
   Крейг поднялся к себе на пятый этаж и захлопнул за собой дверь. Сняв пальто, он прошел через хорошо обставленную гостиную в кухню. Там он отыскал жестянку из-под печенья. Им владела одна мысль – уничтожить фотографии и негативы. Он решил, что нужно жечь фотографии по одной, иначе будет дымно.
   Крейг поставил жестянку на стол в гостиной. Неожиданно зазвенел дверной звонок.
   Крейг напрягся и встревожился. Секунду он раздумывал, потом отнес жестянку обратно на кухню, а большой конверт засунул под подушку на кресле.
   Звонок раздался снова. Крейг неохотно пошел к двери и открыл.
   Лю Силк ткнул Крейга в грудь стволом маузера, снабженного глушителем, и заставил его отступить от двери в прихожую.
   – Не суетись, – сухо предупредил Силк, – эта штука стреляет бесшумно и оставляет дырку с кулак.
   Крейг уставился на мрачное одноглазое лицо со шрамом. Стеклянный глаз казался живым. Крейга обуял ужас, по телу прокатилась парализующая волна страха. Он даже не обратил внимания на второго незнакомца, который закрыл входную дверь.
   – Что вам нужно? – хрипло спросил Крейг, отступая перед Силком в гостиную.
   – Времени у нас много, – произнес Силк, – еще узнаешь.
   В гостиной Киган выхватил из-за обеденного стола стул с прямой спинкой и поставил его на середину комнаты.
   – Садись, – приказал Силк Крейгу.
   Тот подчинился. Мышцы судорожно подергивались от страха. Он изо всех сил старался унять дрожь, но безуспешно.
   – Где снимки? – спросил Силк.
   Крейг в ужасе посмотрел на него:
   – Вы не можете… Линдсей обещал… – Крейг замолчал, заметив, как в единственном глазу Силка вспыхнул красный огонек звериной ярости. Он безнадежно махнул рукой в сторону кресла.
   Киган поднял подушку, нашел конверт, заглянул внутрь и кивнул Силку. Тот отступил назад и обменялся взглядом с Киганом. Лицо со шрамом осталось бесстрастным.
   Киган выхватил из кармана длинный нейлоновый шнур, метнулся за спину Крейга и петлей захлестнул ему шею. Потом ловким приемом дзюдо опрокинулся на спину, потянув шнур на себя. Все было сделано молниеносно.
   Крейг почувствовал, как шнур врезается в шею. Вместе со стулом он грохнулся на пол. Киган, упершись коленями ему в плечи, затягивал удавку.
   Силк свинтил глушитель, сунул его в карман, а маузер – в кобуру. Крейг был мертв.
   Пока Силк перебирал фотографии из конверта, Киган встал и направился в ванную. Силк выбрал один снимок, положил его на журнальный столик, а остальные убрал в карман. Киган вернулся.
   – Крючок на двери достаточно прочный, выдержит, – сказал он.
   Они подхватили безжизненное тело Крейга и поволокли в ванную. Там они подвесили его, затянув на крючке. Вычищенные ботинки Крейга чуть касались пола.
   – Чистая работа, – заключил Силк, – пойдем.
   Киган отворил входную дверь, выглянул в коридор, прислушался, затем кивнул.
   Мужчины спустились вниз на лифте. Никто их не заметил. «Тандерберд» влился в густой поток машин и направился к отелю «Хилтон».
   Жан Родэн, невысокий лысеющий толстяк средних лет, был парижским резидентом Радница. По его губам постоянно блуждала улыбка, но прозрачные глаза смотрели совершенно безучастно. Он вел дела Радница во Франции с умом и деловой хваткой. Многие поручения Радница носили чисто преступный характер, поэтому Родэн был осторожен. Он никогда не делал ошибок, и Радниц платил ему за это огромные деньги. Родэн считался одним из его лучших резидентов.
   Он получил телеграмму из Вашингтона в день гибели Крейга. Она была краткой: «Родэну. Отель «Морис». Париж. Завершите все дела со Смитом. Линдсей».
   Родэн закурил «Голуаз», надел пальто и шляпу, сел в автомобиль и поехал на набережную Святого Августина, где после некоторых поисков отыскал место для стоянки. Потом он прошелся по улице Сегюр, повернул в замусоренный двор и вошел в подъезд обветшалого жилого дома. Забираясь на шестой этаж, Родэн останавливался несколько раз, чтобы перевести дыхание.
   Он любил поесть и выкурить сорок сигарет в день. Любые физические упражнения изнуряли его, а уж карабкаться по ступенькам было и вовсе смертной мукой. В конце концов он добрался до шестого этажа и постучал в одну из квартир.
   Джерри Смит, в затасканном свитере и узких джинсах, открыл дверь. Кислая мина на лице сменилась улыбкой, когда он увидел Родэна.
   – Здравствуйте, месье. Я не ждал вас. Для меня есть работа?
   Родэн разглядывал хозяина квартиры с неприязнью. Приходится использовать этих тварей для дела, но потом чувствуешь себя словно вымазанным грязью.
   – Есть кое-что на примете. – Родэн говорил по-английски с сильным французским акцентом. Он прошел в обшарпанную грязную комнатенку.
   – Я неплохо сварганил то дельце, как по-вашему? – ухмыльнулся Джерри. – А вы что-то поскупились. Как насчет прибавки?
   Родэн внимательно оглядел собеседника. Такие всегда норовят урвать побольше, поэтому рано или поздно могут расколоться.
   – Надо подумать. – Родэн сунул руку за пазуху. Короткие толстые пальцы сжали рукоятку автоматического револьвера. Он знал, что Джерри Смит живет один на всем этаже, а старушка этажом ниже глуха как пень. До Родэна доносился гул транспорта на набережной. Значит, выстрела слышно не будет.
   В глазах Джерри Смита загорелась алчность, он весь вытянулся вперед. Родэн выхватил револьвер и выстрелил Смиту в сердце. Глухой хлопок растворился в реве автомобилей.
   Убрав оружие в кобуру, Родэн вышел, прикрыв за собой дверь, неторопливо спустился и сел в машину.
   Из отеля он дал телеграмму: «Линдсею. Отель «Хилтон». Вашингтон. Дело сделано. Родэн».
   Радниц приказал Линдсею не оставлять следов.
   Линдсей считал, что это правильно. Что такое, в конце концов, две человеческие жизни по сравнению с четырьмя миллионами долларов.
 
   Отель «Бельведер» считался самым дорогим и роскошным отелем во Флориде. Расположенный на чудесном берегу залива, охватившем Парадиз-Сити полукольцом, отель был излюбленным местом отдыха техасских нефтепромышленников, кинозвезд и всех тех, кто «стоил» свыше полумиллиона долларов.
   Радниц постоянно снимал в отеле весь верхний этаж. Роскошные апартаменты, которые отделяли от земли пятнадцать этажей, состояли из трех спален, трех ванных комнат, первоклассной кухни, двух удобных залов для приемов, небольшой комнаты, где размещался секретарь Радница, просторной террасы с баром, плавательным бассейном, тентами, шезлонгами и тропическими цветами. Когда Радниц задумывал большое дело, он предпочитал уединяться здесь.
   Он сидел на террасе, одетый в белую махровую рубашку и синие полотняные брюки, во рту торчала сигара, а под рукой стоял бокал с коктейлем. Вошел Линдсей, подвинул себе стул и сел рядом.
   Оглядев гостя полуприкрытыми, как бы сонными глазами, Радниц поднял брови и спросил:
   – Привезли?
   Линдсей протянул толстый конверт.
   – Следов не оставили? – спросил Радниц, вытаскивая из конверта крупные фотоснимки формулы.
   – Нет, – тихо ответил Линдсей.
   Радниц хорошо знал своего гостя и не стал тратить время на выяснение подробностей. Он тщательно изучил формулу, засунул снимки обратно и положил конверт на стол.
   – Даже странно, что кто-то готов выложить за эту штуку четыре миллиона долларов, – произнес он задумчиво, – однако сейчас она не стоит ни гроша.
   Линдсей промолчал. При Раднице он вообще говорил редко, только отвечал на вопросы. Он питал огромное уважение к этому полному, приземистому человеку, высоко ценил его талант и могущество, считал его финансовым гением, сумевшим сколотить состояние из ничего, полагаясь на собственный ум, жестокость и врожденный инстинкт, безошибочно указывающий место, где можно было взять большие деньги.
   – Мне говорили, что Алан Крейг покончил с собой, – проговорил Радниц, не глядя на собеседника. Его полуприкрытые глаза следили за девушками в бикини, которые развлекались на пляже далеко внизу. – Жаль…
   – О да, – согласился Линдсей. – Полиция обнаружила в квартире компрометирующую его фотографию. Однако дело замяли. Об этом позаботился Уоррен.
   – Что же, – Радниц взял бокал с коктейлем, – теперь мы можем начать операцию. Работы вам предстоит много. Прежде всего полностью войдите в курс дела и четко представьте себе, что надлежит выполнить. Свои соображения я изложил письменно. По ходу дела возможны коррективы, но принимать окончательное решение в любом случае придется вам. Я еду в Прагу. Там, возможно, состоится одна выгодная сделка. Из Праги я лечу в Гонконг. У них, как всегда, плохо с водоснабжением, собираются строить еще один резервуар. Я взял подряд на строительство, однако без воды резервуар ни к чему. Из Гонконга я отправляюсь в Пекин. Надеюсь, что мне удастся убедить китайское правительство дать воду. Через десять недель я вернусь. – Радниц посмотрел на Линдсея холодными глазами. – Полагаю, что к этому сроку вы справитесь с расшифровкой формулы.
   Линдсей скрестил длинные ноги и уставился на свои блестящие черные ботинки. На лице не дрогнул ни один мускул.
   – Есть только один человек на свете, который может расшифровать формулу, – продолжил Радниц, – я имею в виду ее создателя. Его зовут Пол Форрестер. Он вывел формулу и код. Теперь о самой формуле. Это новый металл, подлинная революция в науке. Насколько я могу судить, он в десять раз легче и в три раза прочнее стали. Вдобавок он идеально полируется. С этим металлом полеты на Луну подешевеют вдвое. Нет сомнения, что это самый лучший металл для космических ракет. Раньше о таком и не мечтали. Как вы, вероятно, знаете, творец формулы Пол Форрестер в настоящий момент находится в санатории Гаррисона Уэнтворта. Это частная психиатрическая лечебница для очень состоятельных людей. Американское правительство поместило его туда в надежде, что он выздоровеет и даст ключ к формуле. Он живет там больше двух лет. Весьма необщителен, не склонен к контактам, целыми днями смотрит в одну точку. Лечению не поддается. Сомнамбула. – Радниц умолк и сделал глоток из бокала. – Вы можете спросить, почему Форрестер там очутился. Без сомнения, он – один из самых выдающихся и одаренных ученых на планете. Я навел справки о его прошлом. Оказалось, Форрестер всегда был со странностями. Его отец покончил с собой, мать убежала с любовником и не давала о себе знать. Его воспитывала тетка, старая дева. Она выполняла свой долг, и ничего больше. Форрестер блестяще учился в школе, уже тогда проявился его математический гений. Однако соученики его не любили, он был замкнут и одинок. Не стану перечислять все его успехи в школе и в Гарварде. В тридцать три года он возглавил Институт ракетных исследований в Парадиз-Сити. Всеми текущими делами ведал его ассистент, а у Форрестера была своя лаборатория, и никто не знал, чем он в ней занимается. Проницательные люди из его окружения заметили, что у него начинается маниакальная депрессия. Признаки были налицо: раздражительность, бессонница, подозрительность, излишняя возбудимость и так далее. Прежде чем возглавить институт, он женился на женщине, абсолютно ему не подходящей. Впрочем, это судьба многих гениев. Его жена – не буду останавливаться на подробностях ее биографии – была главной причиной его нервного расстройства.
   У Форрестера была молодая лаборантка, Нона Джейси. Она для нас представляет интерес. Только ей он разрешал заходить в лабораторию. Ее обязанности были несложны – держать помещение в чистоте, отвечать на телефонные звонки, ограждать профессора от нежелательных визитеров, а также приносить ему обед. К ней мы вернемся чуть позже.
   Врач в институте наконец обратил внимание на состояние здоровья ученого. Он был уверен, что Форрестер на грани нервного срыва, и предупредил об этом Уоррена. Уоррен слышал, что Форрестер работает над чем-то важным, но над чем именно – понятия не имел. Прочитав сообщение доктора, он встревожился и вызвал Форрестера в Вашингтон. На встречу также пригласили специалиста-психиатра. Уоррен пытался узнать от Форрестера, над чем тот работает, но безуспешно. Новую встречу назначили на следующий день. Когда Форрестер ушел, психиатр прямо сказал, что ученый, судя по всему, на грани сумасшествия. Пока Уоррен думал, как поступить, Форрестер упаковал свои вещи и вернулся обратно в институт.
   Радниц помолчал и сделал очередной глоток.
   – Дома он застал жену в постели со своим ассистентом – единственным человеком в институте, с кем он поддерживал отношения. Он убил соперника и чуть было не отправил на тот свет жену. Его схватили, когда он, совершенно невменяемый, бешено молотил по двери ванной комнаты. Об убийстве, душевной болезни Форрестера и поведении его жены мало кому известно. Это стало чуть ли не государственной тайной. Уоррен поместил Форрестера в санаторий, где он и пребывает до сих пор в расстроенных чувствах… сомнамбулическом состоянии, одним словом.
   Линдсей поменял положение ног.
   – Почему вы думаете, что он согласится дать нам код?
   – С моими соображениями вы ознакомитесь позже. Я консультировался с психиатрами. Шансы есть. Установлено, что код сам по себе не так уж и сложен, но без ключа к нему не подступиться. Форрестер, скорее всего, заменил одни слова и цифры другими, используя текст какой-то книги. Осмотрели каждую его книгу, в лаборатории и дома, однако не нашли никаких пометок. Да это и неудивительно: Форрестер обладал фотографической памятью… что тоже, кстати, своего рода ненормальность. Он в состоянии – точнее, был в состоянии, один раз прочесть страницу текста и слово в слово повторить ее, не сделав ни единой ошибки. По всему выходит, что ключ к коду у него в голове.
   Линдсей подумал, что девушке, бежавшей по песку к морю, не стоило бы надевать бикини. Фигура неплохая, но бедра чересчур пышны… Да, чересчур… и бежит она неуклюже.
   – Вы говорили о лаборантке… Ноне Джейси? – обратился Линдсей к Радницу.
   – Да. Она по-прежнему работает в институте на какой-то скромной должности. Именно от нее Уоррен узнал о металле. Форрестер испытывал к ней симпатию и доверял… это важно. Она не подозревает, что у него умственное расстройство. С ней беседовали ведущие ученые, представители ЦРУ и сам Уоррен. Из ее слов следовало, что Форрестеру удалось создать новый металл. Формула была выведена при ней, да и сам он часто говорил ей о своих опытах. Но вот что интересно: он сказал, что никто эту формулу не получит. Форрестер был сильно возбужден, говорил, что Соединенные Штаты недостойны плодов его ума. Некоторые думали, что ничего существенного он не открыл, а вся эта болтовня – лишь один из признаков нарастающего безумия. Однако Нона Джейси настаивала, что видела сам металл и что профессор проводил с ним различные опыты. В общем, если ей верить, металл существует. Были проведены тщательные поиски, но Форрестер, вероятно, либо спрятал полученные образцы, либо уничтожил. В итоге ничего так и не обнаружили. Вам известно, что все старания расшифровать код кончились безрезультатно. Дело зашло в тупик. Нона Джейси нужна нам как воздух. Что я конкретно предлагаю, вы прочтете сами. – Радниц пытливо взглянул на собеседника. – Вопросы есть?
   – И не один, – отозвался Линдсей. – Но прежде я хочу изучить ваши предложения.
   – Изучите. Они лежат на моем столе. Это, пожалуй, одно из самых крупных моих дел. Если вы столкнетесь с непредвиденными трудностями, советуйтесь со мной. Я на вас полагаюсь.
   Махнув рукой, Радниц отпустил Линдсея. Потом поглубже забрался в кресло и принялся разглядывать песок и синее море, сверкающее в солнечных лучах.