Джеймс Лэйна Дин. Колдовской камень (Sorceror's Stone - 1)

   - Я король! - взвился Люсьен. - Я король и могу оплакивать свои потери, где мне будет угодно?
   Его пальцы нашарили рукоять меча, и он вытащил его из ножен с негромким лязгом.
   - Что ты хочешь сделать? - спросил Фейдир, вскакивая. Камень на его груди засветился.
   Люсьен, не слушая его, остановился перед Дэрином.
   - Так, значит, это и есть герцог Госнийский, - с любопытством проговорил он. - Как он изменился... Стоит ли мне закончить то, что я начал много лет назад?
   Сверкнула сталь, и острие меча прижалось к груди Дэрина.
   - Назад, ты, кретин! - резко приказал Фейдир, нащупывая рукой Камень.
   В глазах герцога не было страха, только презрение и вызов.
   - Да, - внезапно сказал Дэрин, - ты глуп.
   "Дэрин сам хочет умереть", - подумал Люсьен, с силой нажав на рукоять меча.
   От двери донесся стон, полный муки. Фейдир тоже вскрикнул, но в его крике были ярость и гнев. Люсьен не обратил на эти звуки никакого внимания. Жизнь Дэрина Госни, нанизанная на меч, как яркая бабочка на булавку, в агонии угасала. Люсьен почувствовал настоящий восторг, экстаз, которого никогда не переживал раньше. На лице Дэрина появилась слабая удивленная гримаса, потом ноги его подогнулись, и он медленно осел на пол. Герцог Госни был мертв.
   Первое, что услышал Люсьен, немного опомнившись, был чей-то плач, и он пробудил в нем странное воспоминание. Оглядевшись, король увидел Гэйлона, который, вырвавшись из рук своих конвоиров, скорчился над телом Дэрина, не сдерживая рыданий. Вырвав клинок из сердца Дэрина, Люсьен уже был готов нанести Гэйлону страшный удар, однако Нанкус перехватил его руку у самого запястья, сжал ее с нечеловеческой силой и вырвал меч из ослабевших пальцев.
   Фейдир, черный от гнева, сжимал свой Камень, готовясь сделать свой ход. Как ни странно, но при виде его лица Люсьена разобрал смех. Затем он наклонился к телу герцога и, погрузив палец в теплую кровь, скопившуюся на ковре небольшой лужицей, провел поперек своего лба алую полосу.
   - Ты безумен! - прошипел Фейдир.
   - Достаточно безумен, чтобы догадаться, где спрятан Кингслэйер, беспечно ответил Люсьен. Теперь все внимание Фейдира было приковано к нему одному. - Я видел Госни в ту ночь, когда нашел в его покоях эту загадочную бумажку...
   - Но я обыскивал его комнаты, я обыскал весь замок!
   - Меча нет в замке, дядя.
   - Где? Где мой меч?
   Люсьен снова засмеялся.
   - Не спеши, Фейдир. Я сам принесу его тебе, если ты пообещаешь мне кое-что взамен.
   Рука Фейдира выпустила Камень и медленно опустилась.
   - Что?
   - Отдай мне Гэйлона, чтобы я мог делать с ним все, что захочу.
   Фейдир криво улыбнулся.
   - Я понимаю твои чувства, племянник, но _запомни_ вот что: если я не получу Наследия Орима, ты жестоко поплатишься!
   При этих словах Фейдира в глазах короля вспыхнул мрачный огонь:
   - Как это?
   - За то, что ты преждевременно убил Дэрина, ты лишишься какой-нибудь очень дорогой для тебя вещи. Какой - я выберу сам.
   Люсьен с трудом сглотнул, однако кивнул головой в знак согласия.
   - Договорились, - он щелкнул пальцами, давая знак одному из стражников следовать за собой: - Эй, ты! Мне понадобится твоя помощь.
   Стражник покосился на Нанкуса, и тот легким кивком головы подтвердил свое согласие.
   - Я вынужден попросить, чтобы мне вернули мой меч, - надменно бросил Люсьен капитану, протягивая вперед руку. Нанкус неохотно возвратил оружие. Люсьен тут же махнул мечом в направлении принца и ухмыльнулся, заметив, как сразу напрягся Фейдир. Прежде чем спрятать клинок в ножны, король плашмя похлопал Гэйлона по плечу. Принц поднял на него свое лицо, мокрое от слез и испачканное кровью.
   - Я приду за тобой... скоро, - пообещал Люсьен, надеясь увидеть в глазах принца страх, но лицо юноши выражало лишь растерянность.
   Слегка вздохнув, Люсьен отправился добывать Кингслэйер, одинокий стражник нехотя последовал за ним.
   Когда Гэйлона попытались оттащить от тела Дэрина, он стал сопротивляться, и Нанкус утихомирил его жестоким ударом. Лихорадочно размышляя, Фейдир снова уселся в кресло. Окровавленное и разбитое лицо принца красноречиво свидетельствовало, что Нанкус без его, Фейдира, разрешения, позволил себе применить рукоприкладство. А Люсьен! Посланник уже решил, что Люсьен поплатится в любом случае. Стоит ему только получить Кингслэйер, и тогда ему не придется больше прятаться за спиной короля-марионетки. Нанкуса придется наказать, но Люсьен должен умереть. Да, его племянник уже пережил собственную полезность.
   - Капитан, отведите принца в застенок, - распорядился посланник. Нанкус двинулся вперед, и Фейдир внезапно добавил: - И не вздумайте снова бить его. Я хочу, чтобы Гэйлон мог что-то соображать на случай, если Люсьен не принесет меча. Ясно?
   - Так точно, ваша милость, - ответил Нанкус, однако в его интонациях проскользнула недовольная нотка.
   - Но сначала уберите тело, - Фейдир указал на труп Дэрина. - А заодно и ковер. Он весь пропитался кровью.
   17
   Сны ее были приятными и подробными, только слишком короткими. Это были краткие мгновения отдыха в промежутках между приступами боли. Наверное, ее мускулы скоро разорвутся, а желудок превратится в камень. Минуты тянулись, как столетия, а Джессмин все еще лежала на кровати совершенно беспомощная, с ужасом ожидая каждого приступа судорог. После каждого такого приступа ей снова снились сны. В этих снах она снова находила Гэйлона - иногда он являлся ей в образе избалованного десятилетнего мальчика, а иногда - в образе молодого человека с лютней в руках, поющего у реки.
   Начался и закончился очередной мучительный приступ, но на этот раз, прежде чем Джессмин провалилась в сон, чьи-то теплые пальцы коснулись ее лица. Кто-то тихо позвал ее по имени, и принцесса открыла глаза. Сначала она увидела только темноту, потом ее глаза разглядели во мраке туманную, расплывающуюся фигуру. Она почувствовала, как сильная рука проскользнула ей под шею и приподняла ей голову. В следующий момент ее губы разжались и в горло потекло что-то теплое, горькое и противное на вкус. Сделав первый глоток, Джессмин закашлялась, но странная жидкость смочила ей иссохший язык и пылающее небо, утолив страшную жажду, которой она почти не чувствовала во время приступов. Джессмин с жадностью выпила все остававшееся в кружке и облизнула губы языком. Ей хотелось пить и пить без конца. Опустевшая чашка куда-то пропала, но голос, позвавший ее из темноты, все еще шептал какие-то слова совсем рядом, подбадривая и успокаивая Джессмин, когда тело ее снова напряглось, а зубы сжались.
   Когда приступ прошел, заботливая теплая рука поднесла ей воды - сладкой и прохладной, и принцесса заплакала, когда чашку во второй раз отняли от ее губ.
   - Тише, милая, тише, - уговаривал ее ласковый голос. Она снова почувствовала на своем лице нежное, успокаивающее прикосновение. Джессмин уснула, и ей показалось, что этот отрезок блаженного забытья был гораздо длинней, а последовавший за ним приступ боли - короче. Но даже корчась в судорогах, она продолжала слышать голос - добрый, ласковый, нежный, успокаивающий и заботливый.
   Последние слова, которые Гэйлон сказал Дэрину, были исполнены гнева. Принц во всех подробностях припомнил их спор относительно того, идти или не идти в замок, припомнил всю свою похвальбу и горькие упреки, которые он адресовал Дэрину. Теперь ему никогда не взять своих слов назад. Дэрина не стало, и боль потери, терзавшая Гэйлона изнутри, не могла даже сравниться с физическими страданиями, которые ему когда либо приходилось терпеть.
   Жгучие слезы застилали ему глаза, и принц споткнулся, сильно ударившись коленом о ступеньку. Только рука стражника, крепко вцепившаяся ему в локоть, удержала его от долгого падения вниз по узкой и крутой лестнице. Стражник разразился потоком самых страшных ругательств, проклиная неловкость принца. После распоряжения Фейдира никто из тюремщиков ни разу не посмел ударить его, однако они по-прежнему не церемонились с ним и обрушивали на него потоки брани, стараясь уязвить его словесно. Вот и сейчас Гэйлона грубым рывком поставили на ноги и снова повели вниз, в подземелья замка.
   Когда Гэйлон еще был ребенком и жил в Каслкипе, темницы замка были почти что пусты, однако за девять лет правления Люсьена подземелье превратилось в настоящий лабиринт, в котором поселились страдание и безвыходность. Даже сейчас, глубокой ночью, из подвалов доносились тихие голоса - умоляющие или жалующиеся. Кто-то просто стонал, забившись в уголок своей камеры. В подземной тюрьме стояло неописуемое зловоние, и в каждом коридоре витали запахи крови и смерти. Наверное, даже в склепе пахло лучше, и хотя чувства Гэйлона притупились с тех пор, как он расстался со своим Камнем, однако здешние запахи и звуки произвели на него тягостное впечатление.
   В конце концов Гэйлон и его конвоиры достигли большого помещения, напоминающего пещеру, тускло освещенную светом нескольких коптящих факелов на стенах. Гэйлон сразу опустил голову и уперся взглядом в неровный, засыпанный соломой пол, лишь бы не видеть страшных орудий пытки, расставленных вдоль стен и разложенных на столах. Нанкус, спустившийся сюда раньше Гэйлона, оживленно беседовал с Раммом, хозяином подземных казематов.
   - Его нельзя трогать, - с недовольным видом втолковывал палачу Нанкус, - но если ты дашь ему хоть немного воды или еды, я сам отрежу тебе голову.
   - Конечно, господин, - согласился Рамм - небольшой лысый человечек, смертельно бледный и страшно худой.
   Широко ухмыльнувшись, он посмотрел прямо в лицо капитана.
   - Вам повезло, господин. Тринадцатый номер как раз сегодня освободился.
   Повернувшись к Гэйлону, Рамм приподнял его подбородок твердым как гвоздь пальцем.
   - Я вижу, с ним уже позабавились.
   - Попридержи язык, старик, - прорычал Нанкус. - Скажи лучше вот что: тот, в номере четвертом, еще здесь?
   - То, что от него осталось, - хихикнул Рамм. Отойдя от пленника, он подложил несколько поленьев в огонь, который горел в яме прямо в середине комнаты.
   - Веди его, - приказал Нанкус, и стражники подтолкнули Гэйлона к одному из темных коридоров, выходивших в комнату. Они прошли совсем немного, когда Нанкус остановился перед тяжелой дубовой дверью. Сняв со стены факел, он просунул его сквозь маленькое окошко в двери, забранное решеткой. Изнутри послышался стон. Нанкус схватил Гэйлона за локоть и заставил его наклониться и прижаться лицом к закопченным стальным прутьям.
   - Смотри! - приказал он. - Узнаешь? Это Дассер, бывший глава королевского Совета твоего отца.
   Наклонившись к уху принца, капитан сладко промурлыкал:
   - Просто удивительно, как живуч человек и сколько всего он может выдержать. Удивительно, сколько можно отрезать от человеческого тела, а человек все еще жив. Такая пытка - это настоящее искусство, а Рамм истинный художник, настоящий мастер своего дела. Надеюсь, тебе представится возможность оценить его мастерство.
   Гэйлон сдавленно промычал что-то, и Нанкус повернул юношу лицом к себе, чтобы лучше слышать.
   - Что ты сказал?
   - Ты настоящая свинья, Нанкус.
   Капитан взмахнул рукой, но сдержался. За его спиной прыснул в кулак один из стражников, и Нанкус, обернувшись к нему, ударил его с такой силой, что солдат пошатнулся. То, что некогда было Дассером, тонко, не по-человечески завыло, и ему со всех сторон откликнулись такие же нечеловеческие и безумные, хриплые и исполненные муки голоса.
   На шум прибежал Рамм.
   - Как ты любишь их беспокоить, лопни твои глаза! - заорал он на капитана, перекрывая неожиданно громким голосом все вопли и стоны. - Этот парень теперь мой, так что проваливай-ка из моих владений.
   Толстой палкой он ударил по дубовой двери камеры.
   - Эй ты там, заткнись!
   Капитан Нанкус натянуто улыбнулся и пошел дальше по коридору. Стражники потащили Гэйлона за ним.
   Снаружи была ночь, но Люсьен сразу почувствовал, что погода изменилась. Воздух был теплым и сырым, и его неподвижность не тревожил ни один ветерок. Звезды скрылись за серыми облаками, такими низкими, что казалось, их можно потрогать рукой. Где-то в глубине этой тучи метались далекие голубые молнии, но грома не было слышно.
   Пот заструился по шее Люсьена, проливаясь в вырез рубашки на груди, и рубашка намокла и неприятно липла к телу. На лице короля выступила обильная испарина, и он нетерпеливо смахнул ее рукавом, прежде чем приказать стражнику спускаться в гробницу. Белки глаз стражника блеснули при свете факела, и Люсьен почувствовал острый запах его страха. "Суеверный идиот!" - подумал Люсьен.
   Однако страх солдата перед королем пересилил страх перед призраками, обитающими во тьме королевской усыпальницы, и стражник лишь чуть-чуть промедлил, прежде чем войти в ворота склепа.
   Последовав за ним, Люсьен лишь слегка покосился в сторону урны с ритуальной сажей. Он презирал обычаи Виннамира, а красная полоса, начертанная на его лбу кровью Дэрина, станет единственным его приношением древним костям. Гиркан говорил, что где-то внутри этого кургана находится гробница Идонны, матери Дэрина. Разве может быть для Кингслэйера место лучше, чем ее гроб? Меч _был_ здесь! Люсьен нисколько в этом не сомневался.
   На ступеньках солдат снова замешкался. Люсьен в последний раз оглянулся назад и начал спускаться в усыпальницу Черных Королей.
   Наконец-то дитя успокоилось и уснуло. Миск встала с краешка кровати и устало опустилась в кресло возле открытого окна. Она вдыхала влажный воздух, напоенный запахом роз, и вглядывалась в темноту ночи своим нечеловеческим зрением. Сезран явился за Кингслэйером, но клинок все еще был заколдован, все еще скрыт от него. До тех пор, пока кто-то не разбудит меч, Сезран не узнает, где он находится.
   Брат Миск был где-то рядом, он затаился в ночи и ждал. Эта грозовая туча - черная и зловещая - была его тучей, мощь которой он сдерживал и направлял усилием воли. Миск ощущала вокруг себя потоки его энергии. Сезран копил силу, сжимал ее в тугой комок, и скоро он воспользуется этой силой. Мысль об этом ужаснула Миск. Драматические события приближались к развязке, и Миск - как она ни старалась, как ни перемещалась вдоль тоннелей времени - никак не удавалось определить, кто же выйдет победителем. Сезран был прав относительно Гэйлона. Принц оказался той самой неизвестной переменной в ее схеме, которая, благодаря своей нестабильности, могла разрушить все ее планы. Возьмет ли он в руки Кингслэйер, и если возьмет - то против кого использует?
   Однако теперь юноша мог умереть еще до того, как у него появится возможность выбора...
   Возле кровати принцессы раздалось приглушенное всхлипывание, и Миск догадалась, что это была другая Миск, пришедшая слишком поздно, чтобы спасти Джессмин, и теперь проливавшая горькие слезы над холодным телом.
   - Бабушка Арканья? Почему ты плачешь? - это очнулась Джессмин.
   Миск встала с кресла у окна и подошла к кровати принцессы, стараясь рассеять в воздухе свою вторую сущность. Джессмин растерянно заморгала, увидав перед собой две одинаковые фигуры, но поздняя Миск тут же пропала.
   - Арканья? - снова шепнула Джессмин.
   - Да, моя милая?
   Веки Джессмин задрожали, и она снова заснула. Миск легонько потрясла ее за плечи.
   - Проснись, Джессмин, времени все меньше.
   Принцесса села на кровати.
   - Я так устала, - сонно пробормотала она. - Так сильно... устала.
   - Знаю, милое дитя, я все знаю. С моей стороны было бы слишком жестоко просить тебя об этом, но мои силы тают... Я не могу больше оставаться с тобой.
   Принцесса широко открыла глаза и огляделась по сторонам.
   - Это же покои короля... Как ты попала сюда, бабушка Арканья? И где мой господин?
   - Не спрашивай меня ни о чем, только слушай внимательно, Джессмин. Я попытаюсь объяснить тебе понятно, но... мне будет нелегко это сделать. Гэйлон вернулся, чтобы возвратить себе корону. Люсьен поклялся его убить, и теперь принц находится в темнице, в подвале замка. Дэрин уже погиб от руки Люсьена, и ты тоже должна была умереть от яда, который предназначался для Гэйлона...
   - Не может быть! - перебила ее Джессмин, и глаза ее сердито сверкнули. - Король добрый, он...
   - Тихо! - прикрикнула Миск. - Люсьен - само зло. Просто он скрывал от тебя эти свои качества. С помощью заклятья он и Фейдир заставили тебя забыть о твоей любви к Гэйлону. Вспомни же о ней сейчас, ибо именно ты должна будешь его спасти.
   - Нет... я не смогу.
   - Слушай меня! Если ты не поможешь ему, он умрет, но твоя судьба будет гораздо страшнее. Ты должна отыскать его Камень и вернуть ему.
   - Бабушка Арканья, миленькая! Ты просишь, чтобы я сделала невозможное! Я не знаю даже, с чего начать. Я всего лишь...
   - Маленькая девочка? - хрипло спросила Миск. Затем ее лицо смягчилось, и на нем появились сострадание и жалость. - Моя дорогая, моя милая маленькая девочка! Как много они отняли у тебя! - Миск взяла тонкие пальчики Джессмин в свои. - Вот послушай одну сказочку. Жила-была на свете маленькая девочка, которая однажды стащила деревянный меч своего кузена и целыми днями практиковалась с ним на заднем дворе. Когда ей было всего пять лет, она впервые села в седло, вскарабкавшись на коня по задней его ноге, словно это был ствол дерева. А конь тот принадлежал ее отцу, королю этой страны... Ты не знаешь, кто была та маленькая девочка?
   Джессмин с любопытством посмотрела на Миск и тоскливо улыбнулась.
   - Реми был очень смирным конем, но как же меня тогда ругали! - Улыбка ее внезапно погасла. - Почему я утратила какую-то часть себя, Арканья?
   - Ее у тебя украли, моя милая, и ты должна будешь вернуть себе себя, иначе все погибнет! - В глазах Миск вспыхнул огонек безумия. - Мои силы кончаются, - с отчаянием в голосе прошептала она. - Он приближается! Он тоже хочет завладеть мечом! Поспеши, дитя, а я задержу своего брата как можно дольше! Гэйлон должен взять в руки меч! - Миск стала уменьшаться, словно вдруг оказалась на значительном расстоянии.
   - В комнате Фейдира... Камень там! - Миск уже кричала, но голос ее был едва слышен. - Будь осторожна, не прикасайся к нему...
   Миск превратилась в пятнышко света и исчезла. Джессмин недоуменно оглядывалась по сторонам.
   - Как же я возьму его, если не должна к нему прикасаться? - громко спросила она пустую комнату. - О каком мече ты говоришь? Где мне искать Гэйлона?
   Слезы снова показались у нее на глазах и, совершенно против ее воли, хлынули вниз по щекам.
   - Я не могу, не могу сделать это одна!
   Люсьен отступил назад и приподнял факел, пока стражник упирался плечом в каменную крышку саркофага. Он наваливался на нее всем своим весом, и крышка со скрежетом отодвигалась в сторону. Пламя факела внезапно затрепетало, словно на ветру, едва не погаснув, и оба - солдат и Люсьен застыли на месте, боясь даже дышать.
   Несмотря на то что снаружи пока было тепло, в подземной гробнице было холодной и влажно. Пока они разыскивали склеп Идонны, Люсьена не покидало сверхъестественное ощущение того, что его присутствие здесь кому-то очень не нравится. В конце концов им удалось отыскать проход, над которым был высечен в камне герб Госни. Этот коридор привел их в небольшую комнатку, в центре которой стоял единственный каменный гроб.
   - Давай еще раз! - приказал Люсьен, как только пламя факела перестало колебаться. Солдат снова навалился на каменную плиту, кряхтя от напряжения. Крышка поддалась его усилиям неожиданно легко; скользнув в сторону, она несколько мгновений балансировала на краю гроба, а затем гулко ударилась о каменный пол склепа и разлетелась вдребезги. В воздухе подземелья, по-зимнему холодном, вдруг запахло фиалками, словно откуда-то донесся до них порыв летнего теплого ветра.
   - Меч тут, милорд, - прошептал солдат.
   Люсьен заглянул в гроб. Там лежал небольшой женский скелет, а рядом с ним, в потертых кожаных ножнах, покоился древний обоюдоострый клинок. К костям скелета кое-где прилипли обрывки полуистлевшей ткани и плоти, а с черепа спускались длинные черные волосы. Пока солдат пялился на меч, Люсьен вытащил кинжал и придвинулся ближе, освещая факелом свою жертву. Люсьен нанес только один удар, и клинок легко вошел под лопатку стражника. В конце Люсьен повернул рукоятку на четверть оборота, разрывая сердечную мышцу, и выдернул кинжал из тела. Солдат лишь судорожно вздохнул и бессильно повис на бортике саркофага. Люсьен столкнул его на пол и вытер кинжал о его одежду. Вот так! Теперь ни Нанкус, ни Фейдир ничего не узнают.
   Люсьен наклонился над гробом и попытался поднять меч, но пальцы скелета вцепились в рукоятку и не отпускали его. Король попытался разжать пальцы, но они словно приклеились к металлической рукояти. Чувствуя нарастающий гнев, Люсьен воткнул факел в расщелину стены, чтобы ухватиться за меч обеими руками.
   Пламя факела бешено заплясало, и по стенам склепа заметались уродливые тени. Люсьену показалось, что он слышит женский голос, который произнес:
   - Кингслэйер! Отмети за моего сына!
   Потом пальцы скелета разжались, и Люсьен, зажав меч под мышкой и выдернув из стены факел, поспешно покинул гробницу.
   Странные импульсы побудили Джессмин откинуть одеяла и, преодолевая мучительную боль во всех мышцах, встать с кровати. Слезы ее быстро высохли, и слабость куда-то отступила. Если от нее зависит жизнь Гэйлона, она должна сделать все, что в ее силах, чтобы спасти его. Преодолевая легкое головокружение Джессмин прислонилась к кровати и обнаружила, что вся ее одежда состоит только из тонкой рубашки и нижней юбки. Ее платье и башмаки куда-то пропали, и она не видела их нигде поблизости.
   Дверь, ведшая в коридор, была заперта, и снаружи доносились голоса. Джессмин приложила ухо к замочной скважине и разобрала хриплую речь солдат. Она, однако, знала о том, что в спальню короля вел еще один, потайной ход, через который можно было спуститься на первые этажи замка. Они с Гэйлоном обнаружили его еще детьми, когда исследовали замок и его лабиринты. Однако в первую очередь ей необходима была одежда.
   Ей удалось подобрать себе кое-что из гардероба Люсьена, хотя все платья короля были для нее чересчур велики. Джессмин выбрала рубашку, манжеты которой застегивались так туго, что рукава не закрывали ей кисти рук, а брюки подвязала шарфом. Ноги ее свободно болтались в любой обуви Люсьена, и Джессмин в конце концов смирилась с тем, что придется отправляться на разведку босиком. Волосы она подвязала ремнем - не слишком аккуратно, но зато ее густые кудри больше не закрывали лицо. Покончив с одеждой, Джессмин вооружилась небольшим кинжалом в расшитых ножнах.
   Сжимая в руке оружие, Джессмин почувствовала себя гораздо уверенней и спокойней. Впервые ощущение собственного бессилия оставило ее, и его место заняли непонятная энергия и лихорадочное возбуждение.
   Ключ от потайного хода лежал спрятанным в нише в стене под одним из гобеленов. Джессмин отперла замок и очутилась на ступеньках. Она почти ничего не видела, однако, касаясь рукой стены и нащупывая ногой ступеньки, принцесса благополучно спустилась вниз. На площадке первого этажа она на ощупь разыскала углубление в стене и нажала на рычаг, который приводил в движение тяжелую каменную плиту, прикрывающую выход наружу. Ей пришлось наклониться, чтобы проникнуть в это невысокое отверстие, когда плита со скрежетом поднялась. Через минуту Джессмин была уже в кустах возле юго-западной стены замка, чуть ли не под окнами комнат Фейдира.
   Острые камни и обломанные ветки больно впивались в босые ноги принцессы, пока она кралась вдоль каменной стены замка, вычисляя нужное ей окно на высоком втором этаже. Над ее головой завывал ветер, и бесшумные голубые молнии освещали ей путь.
   Холодный ветер налетел внезапно. Его резкие порывы толкали Люсьена в грудь, когда он пробирался по тропе обратно в Каслкип. В небе громоздились друг на друга грозовые тучи, сверкали ослепительно-яркие молнии и грохотал гром. Непривычная тяжесть меча оттягивала руки. Это было настоящее Наследие Орима, так как даже не обладающий магическими способностями Люсьен чувствовал могучую силу легендарного оружия. При каждой вспышке молнии Кингслэйер, словно повинуясь какому-то далекому зову, оживал в его руках, как будто стараясь вырваться на свободу.
   Поравнявшись с дверью потайного хода, ведшего в его покои, король остановился. Вокруг него, штурмуя каменные бастионы замка и кружа под стенами, выл ветер, который словно выискивал в стенах Каслкипа слабое место, на котором можно было бы сосредоточить усилия. Каждая щербинка, каждый расшатанный камень в стене дрожал и посвистывал, вплетая свой собственный голос в какофонию бури. Ураганной силы ветер низко пригибал к земле деревья, дергал Люсьена за волосы, хлестал его по глазам, старался загасить факел и вырвать из рук тяжелые ножны. Ветер казался живым, и Люсьен с трудом подавил тяжелое предчувствие.
   Дверь потайного хода стояла открытой, и Люсьен неуверенно задержался у стены, прежде чем нырнуть в темноту. Он поднимался к своим комнатам, перепрыгивая через ступеньки. Скрытая за портьерой дверца тоже была открыта настежь, а Джессмин исчезла. Люсьен отыскал пустую кружку, в которой Гиркан принес противоядие, и прижал ее к груди.
   Противоречивые чувства нахлынули на него; он испытывал одновременно и облегчение, и гнев. Его любовь к Джессмин все еще причиняла ему мучительную боль, но тяжесть колдовского меча приятно оттягивала руку. Затушив факел в умывальнике, Люсьен вышел в коридор и отправился разыскивать Фейдира. Он решил начать с комнат дяди, так как встретившийся ему по дороге слуга сказал, что Фейдир собирался за чем-то зайти в свою спальню, прежде чем вернуться в библиотеку. Люсьен сразу же подумал о том, что, скорее всего, именно в спальне Фейдир хранит перстень с Колдовским Камнем, отобранный у Гэйлона. Если Кингслэйер повинуется только тому, кто владеет Колдовским Камнем, что ж - тогда он возьмет Камень принца. Этот зигзаг судьбы заставил молодого короля улыбнуться.