– Конечно.
   Грейс, взглянув на часы, обратился к врачам:
   – Можно нам поговорить минуточку с глазу на глаз? Мне надо на совещание.
   Доктора вышли.
   Рой прижался щекой к щеке Клио, осторожно положил ладонь ей на живот. Страх породил в нем чувство ужасной неадекватности. Быть годным для борьбы с преступниками и абсолютно негодным для помощи любимой женщине и будущему ребенку. Что может быть хуже этой ситуации?
   – Я люблю тебя. Очень люблю.
   По щеке скользнули ее пальцы.
   – И я тебя. Весь мокрый… Дождь не кончился?
   – Нет.
   – Смотрел машину? «Альфу»?
   – Мельком. Не уверен, что она практичная… – Рой прикусил язык, не договорив «для ребенка».
   Кивнул, держа Клио за руку, коснулся губами обручального кольца на пальце. Всякий раз при виде его испытывает неудержимую радость, хотя и окрашенную неким дурным предчувствием. На пути к настоящей женитьбе по-прежнему стоит существенное препятствие – минное поле формальностей, связанных с официальным признанием смерти его жены Сэнди, бесследно пропавшей десять лет назад.
   Он изо всех сил старается учесть каждую мелочь. По указаниям службы регистрации актов гражданского состояния недавно разместил объявления в местных суссекских и общенациональных газетах с просьбой к Сэнди и тем, кто ее видел за прошедшие десять лет, связаться с ним. До сих пор никто не объявился.
   Друг-полицейский и его жена абсолютно уверены, что в прошлом году видели Сэнди в Мюнхене, когда проводили там летний отпуск, но, хотя Рой туда лично отправился, задействовав свои контакты в германской полиции, ничего из этого не вышло. Только укрепилась уверенность, что супружеская пара обозналась. Тем не менее он сообщил об этом службе регистрации, попросив разместить соответствующие объявления и в германских газетах, что уже сделано.
   Рой письменно под присягой перечислил всех опрошенных им в ходе поисков, вплоть до последнего, кто видел Сэнди живой, – ее коллеги по работе в медицинском центре, который заметил, как она в час дня вышла из офиса, после чего пропала. Представил полицейские протоколы о беседах со всеми сотрудниками медицинского центра, а также друзьями и знакомыми Сэнди. Подтвердил под присягой, что осмотрел весь дом после ее исчезновения, не обнаружив никаких пропаж, кроме сумочки и машины.
   Маленький «фольксваген-гольф» отыскали через двадцать четыре часа на краткосрочной стоянке в лондонском аэропорту Гатуик. В тот день Сэнди дважды воспользовалась кредиткой, заплатив 7.50 в аптеке «Бутс» и 16.42 за бензин на местной заправке «Теско». Она не взяла с собой одежду и прочие личные вещи. Автомобиль не засекла ни одна камера наблюдения в городе.
   В определенном смысле нудный процесс заполнения разнообразных бланков оказал терапевтическое воздействие. Уже виден какой-то конец. Если повезет, дело закончится вовремя, чтобы успеть жениться до рождения ребенка.
   Рой тяжело вздохнул, снова сжал руку Клио. «Умоляю, пусть все будет хорошо, дорогая. Не переживу, если что-нибудь с тобой случится. Правда не переживу».

12

   Прослужив восемь лет в дорожной полиции, констебль Дэн Пейтон усвоил, что первого прибывшего на место аварии ждет хаос. Тем более в дождь. Хуже того – из-за срезанного бюджета он в двойной меланхолии едет по Портленд-Роуд один.
   На монитор и по рации поступает хаотичная информация. Первым свидетельством серьезности происшествия стало количество сообщений о нем – в диспетчерскую уже поступило восемь звонков.
   Автопоезд, велосипед, легковушка.
   Автопоезд с велосипедом всегда плохо.
   Дэн приблизился к пункту назначения и действительно увидел сквозь залитое дождем лобовое стекло тот самый хаос: скособоченный рефрижератор, сразу за ним машина скорой помощи, валяющийся на дороге искореженный велосипед, битое стекло, бейсболка, кроссовка, тьма людей… Одни ошарашены, другие щелкают фотокамерами и мобильниками. Небольшая толпа сгрудилась позади автопоезда. С другой стороны дороги черная легковушка «ауди» с откидным верхом воткнулась в стену кафе.
   Дэн остановил под углом казенный БМВ с броскими опознавательными знаками, ограждая место происшествия, до чертиков надеясь на скорое прибытие помощи – тут потребуется не меньше двадцати рук сразу. Для уверенности он запросил по радио дополнительную бригаду, натянул фуражку и флуоресцентный жилет, выскочил из машины, прихватив оперативный блокнот. Постарался быстро оценить ситуацию, припоминая инструкции, которые ему вдолбили во время учебы и переподготовки, а также усвоенные на собственном опыте.
   К нему бросился юнец в промокшем плаще.
   – Слушайте, это белый фургон проскочил на красный свет, сбил его и уехал!..
   – Номер заметили?
   Парень затряс головой.
   – Нет… извините… все произошло слишком быстро.
   – Что скажете о фургоне?
   – По-моему, «форд-транзит»… Вроде на нем ничего не написано…
   Пейтон сделал пометку и снова взглянул на юнца. Свидетели часто торопятся смыться, особенно в такой дождь.
   – Будьте добры, назовите ваше имя, фамилию, номер телефона, – попросил он и записал в блокнот. – Можете сесть в мою машину и чуть обождать?
   Парень кивнул.
   Рассудив, что свидетель, пожалуй, предпочтет остаться в сухости и тепле, Дэн передал в диспетчерскую информацию и направился к рефрижератору. Заметив на дороге оторванную ногу, проигнорировал пока данный факт, опустился на колени рядом с парамедиками. Бросил быстрый взгляд на бесчувственного раздавленного велосипедиста, на кольца кишок в луже крови и снова не отреагировал, слишком занятый делом.
   – Что скажете? – спросил, понимая ненужность вопроса.
   Парамедик из скорой – знакомый – тряхнул головой:
   – Похоже, ничего хорошего. Мы его теряем.
   Исчерпывающий ответ. Любое дорожное происшествие чревато потенциальным убийством, пока не подтвердится обратное. Как единственный полицейский, находящийся в данный момент на данном месте, констебль первым делом должен был обозначить и оградить участок и проследить, чтобы транспорт не двигался, а свидетели не разбежались. С облегчением услышав сирену, Дэн вернулся к патрульному автомобилю и крикнул:
   – Прошу свидетелей происшествия подойти, назвать имя, фамилию и номер телефона!..
   Затем открыл багажник, вытащил шест с табличкой «Проезд закрыт. Полиция», установил позади патрульной машины, одновременно сообщая по рации о предполагаемом наезде и бегстве с места происшествия, вызывая пожарных, следственную бригаду, волонтеров из общества содействия полиции и штатных сотрудников.
   Один конец сине-белой ленты ограждения он привязал к фонарному столбу, а другой к знаку стоянки на противоположном тротуаре. Закончив, увидел двух бежавших навстречу сотрудников своей бригады. Им он велел оградить дорогу с другой стороны и переписать потенциальных свидетелей, находившихся за рефрижератором.
   Когда территория была оцеплена, Дэн Пейтон сорвал с себя флуоресцентный жилет и набросил его на оторванную ногу, чтобы люди не пугались, а олух в непромокаемой куртке перестал фотографировать.
   – Выйди за ограждение! – прокричал он ему. – Если ты свидетель, подойди к патрульной машине, если нет, то прошу удалиться!
   Прибыли еще «скорые» и машина реанимации. Теперь следовало отыскать в толпе зевак и возможных свидетелей водителей рефрижератора и «ауди».
   Хорошо одетая женщина с размокшими под дождем волосами, стоявшая у открытой передней дверцы «ауди», слепо глядела на автопоезд как загипнотизированная. Дэн бросился к ней.
   – Это ваша машина? – выпалил он.
   Она кивнула, глядя мимо него пустыми глазами.
   – Пострадали? Нужна медицинская помощь?
   – Он выскочил неизвестно откуда… вон из того переулка… прямо на меня… Пришлось свернуть, чтоб не сбить…
   – Кого? – Дэн осторожно подался вперед, принюхался к дыханию, уловил слабый душок перегара.
   – Велосипедиста, – беззвучно пробормотала женщина.
   – А белый фургон видели?
   – Он сидел у меня на хвосте.
   Констебль бросил взгляд на «ауди». Хотя капот смят, подушки безопасности сработали, салон с виду не поврежден.
   – Хорошо, мадам… Пожалуйста, посидите в своей машине, если не возражаете. – Он осторожно обхватил женщину за плечи, развернул спиной к рефрижератору. Известно, что попавшие в аварию водители, слишком долго присутствуя на месте серьезного ДТП, получают тяжелую психологическую травму. Эта несчастная уже достаточно нагляделась. Дэн подвел ее к «ауди», усадил, с трудом закрыл дверцу с покосившейся петлей.
   К нему подскочил волонтер.
   – Есть еще кто-нибудь из ваших? – спросил Пейтон.
   – Да, сэр. – Мужчина кивнул на двоих своих коллег.
   – Хорошо. Стойте здесь и смотрите, чтобы дама не вышла.
   Он расставил волонтеров по краям огороженной площадки, приказав за ленту никого не пускать. И тут с облегчением увидел тощую фигуру дежурного сержанта Пола Тимбера, который с мрачным видом спешил к нему под дождем, зажав под мышками катушку ленты ограждения и конусные указатели дорожной полиции.
   Наконец пришла подмога, констебль Пейтон был уже не один.

13

   Карли тупо сидела в своей «ауди», благодарная дождю, залившему окна. Стекла стали матовыми, ее не видно снаружи, она в одиночестве. Помнит о темном силуэте волонтера, маячащего у машины на страже. В груди молотом бьется сердце. Радио включено, как обычно, передает местные новости Южных графств. Слышен бодрый голос Нила Прингла, но слов не понять.
   Мысли без конца крутятся вокруг того, что находится под днищем рефрижератора. Бодрый голос Нила Прингла внезапно перебило сообщение о закрытии Портленд-Роуд в Хоуве в связи с серьезным ДТП.
   С тем самым, в которое она попала.
   Часы на приборной панели показывают 9:21.
   Проклятье. Карли набрала номер офиса, предупредила свою веселую секретаршу Сюзанну, что будет неизвестно когда, попросила позвонить педикюрше. Разъединившись, задумалась, кому звонить сначала – матери или Саре Эллис, лучшей подруге. Сара, служащая адвокатской конторы в Кроли, остается надежной опорой после гибели Кеса, попавшего пять лет назад под лавину во время катания на лыжах в Канаде. Набрала ее номер, отчаянно надеясь, что та ответит.
   После пятого гудка с облегчением услышала родной голос, но, прежде чем нашла слова, горько разрыдалась.
   В стекло постучали, дверь через секунду открылась, в «ауди» заглянул полицейский, который раньше усадил ее в машину. Крепкий мужчина лет тридцати пяти, с серьезной физиономией под белой фуражкой, с каким-то небольшим прибором в руках вроде счетчика.
   – Прошу выйти, мадам, если не возражаете.
   – Сара, я перезвоню, – сказала Карли и вылезла под дождь с полными слез глазами.
   Полицейский с приборчиком в водонепроницаемом черно-желтом футляре обратился к ней жестким, официальным тоном:
   – Вы являетесь участницей дорожно-транспортного происшествия, поэтому я возьму у вас пробу дыхания. Предупреждаю – отказ противоречит закону.
   Карли кивнула, шмыгнув носом.
   – Употребляли спиртное в каком-либо виде в течение двадцати последних минут?
   Интересно, многие ли употребляют спиртное до девяти утра? Мысль показалась идиотской, однако на Карли нахлынула паника. Господи помилуй, сколько выпито прошлым вечером? Не так много, наверняка уже алкоголь вывелся из организма. И она качнула головой.
   – Курили в течение последних пяти минут?
   – Нет. Хотя сейчас адски хочется затянуться.
   Проигнорировав замечание Карли, полицейский осведомился о ее возрасте.
   – Сорок один.
   Он ввел цифры в машинку, добавил еще пару данных, протянул ей прибор с торчащей трубкой.
   – Пожалуйста, снимите стерильную оболочку.
   Карли повиновалась, обнажила белую пластиковую трубочку, смяв в кулаке обертку.
   – Спасибо. Попрошу сделать глубокий вдох, плотно прижать губы к трубке, выдохнуть сильно и продолжительно, пока я не дам знак.
   Карли глубоко вдохнула и выдохнула, ожидая и не получая знака. Когда легкие почти совсем опустели, послышался писк и полицейский кивнул:
   – Спасибо.
   Показал дисплей с надписью «Образец взят» и отступил на шаг в ожидании результата.
   Карли с тревогой наблюдала, дрожа от уже расходившихся нервов. Лицо полицейского отвердело.
   – С сожалением сообщаю, что показатели не соответствуют норме. – Он снова предъявил алкотестер, и Карли прочла: «Тест не пройден».
   Ноги подкосились. Видно, как из окна кафе на нее смотрит какой-то мужчина. Невероятно. Почему не пройден? Черт возьми, сколько ж вчера было выпито?..
   – Миссис Чейз, показатели свидетельствуют о превышении установленного предела, поэтому вы задержаны для дальнейшей проверки. Можете хранить молчание, но сокрытие каких-либо сведений в ходе расследования повредит вашей последующей защите в суде. Ваши ответы рассматриваются как официальные показания.
   Карли затрясла головой:
   – Это невозможно. Я… действительно… была в компании прошлым вечером, но…
   Пару минут назад казалось, хуже не бывает. А теперь полицейский ведет ее твердой рукой под проливным дождем к патрульному автомобилю за лентой ограждения. Поблизости две машины скорой помощи, две пожарные, полный набор патрульных. Над рефрижератором натянут брезент; воображение разыгралось сверх меры, угадывая, что под ним происходит.
   Жуткая, почти сверхъестественная тишина угнетает. Словно вообще нет никаких звуков. Только упорный плеск дождя. Прошли мимо желтого флуоресцентного жилета, валявшегося на дороге. На спине надпись «Полиция». Карли с недоумением подумала, почему его бросили?
   Высокий тощий мужчина с двумя фотокамерами на шее навел на нее объектив и щелкнул, когда она нырнула под ленту.
   – Газета «Аргус», представьтесь, пожалуйста, – крикнул он.
   Карли не ответила. В голове крутится одно слово: задержана, задержана, задержана. Она неуклюже забралась в БМВ и нашарила привязной ремень. Полицейский захлопнул за ней дверцу.
   Этот громкий хлопок словно поставил точку в последней главе в ее жизни.

14

   – Пыль. А? Видишь? Нет?
   Девушка тупо смотрит на указующий палец. С английским у нее не совсем хорошо, понимать трудно, хозяйка говорит слишком быстро, слова сливаются в непрерывный гнусавый визг.
   Может, у идиотки горничной проблемы со зрением или еще что-нибудь? Фернанда Ревир, в вишневом спортивном костюме от Версаче и эксклюзивных кроссовках от Джимми Чу, сердито промаршировала по кухне, позвякивая браслетами на запястьях. Худощавая женщина сорока двух лет с хирургически подправленной в некоторых местах внешностью, с небольшими морщинками, которые удерживают в разумных пределах регулярные инъекции ботокса, источает неистощимую энергию.
   Ее муж Лу сгорбился на высоком барном табурете, поедая утренний бублик и всеми силами игнорируя происходящее. Рядом с тарелкой газета «Уолл-стрит джорнел», на высоко укрепленном телеэкране президент Обама.
   Фернанда остановилась перед сдвоенной мраморной раковиной, где запросто утонет слоненок. За обширным эркерным окном чудесный вид на выстриженный газон, исхлестанный дождем, на дальние густые кусты живой изгороди, за которой простираются песчаные дюны, окаймляющие пролив Лонг-Айленд. На полу лежит мегафон, которым ее муж пользуется в редких случаях, угрожая туристам, вторгшимся в природный заповедник.
   Только в окно она в данный момент не взглянула. Провела указательным пальцем по одной из полок над раковиной, поднесла его к самым глазам горничной.
   – Видишь, Манни? Знаешь, что это такое? Пыль.
   Девушка растерянно таращит глаза на темно-серый мазок на изящном кончике ухоженного пальца. До невозможности длинный ноготь намазан лаком. На запястье часы от Картье, инкрустированные бриллиантами. Пахнет духами от Джо Мелона.
   Фернанда Ревир сердито тряхнула короткими обесцвеченными волосами, проехалась испачканным пальцем по носу горничной. Та испуганно сморгнула.
   – Советую запомнить. Я не терплю в доме пыли, понятно? Усвой своими глупыми мозгами. Хочешь вылететь пинком под задницу обратно на Филиппины?
   – Милая, – вмешался муж. – Дай бедной девочке время освоиться. – И вернулся к Обаме в телевизоре. Президент выступает с новой политической инициативой насчет Палестины. По мнению Лу, можно применить и дома его дипломатию.
   Фернанда оглянулась:
   – Не стану тебя слушать в этом идиотском наряде. Выглядишь полным кретином.
   – Обычный костюм для гольфа. Всегда его ношу.
   И всегда в нем смешон, мысленно заметила она.
   Он схватил пульт дистанционного управления, стараясь прибавить звук, заглушить ее голос.
   – Что такого плохого в костюме для гольфа?
   – Что плохого? Штаны как у клоуна в цирке, рубашка как у сутенера. Выглядишь очень… очень… – она замахала руками, подыскивая точное слово, – глупо! – И обратилась к горничной: – Правда? Согласна, что мой муж глупо выглядит?
   Манни промолчала.
   – Я имею в виду, почему вы играете в гольф, наряжаясь цирковыми клоунами?
   – В частности, чтобы лучше видеть друг друга на поле, – пояснил Лу.
   – Может, лучше мигалки поставить на лоб? – Фернанда бросила взгляд на часы на стене, а потом на свои. 9:20. Пора на йогу. Любовно и кратко махнула супругу, как бы прогнав муху. – До встречи.
   Раньше они всегда обнимались и целовались, даже при расставании на полчаса. Лу даже не припомнит, когда прекратили, – по правде сказать, его уже это не интересует.
   Фернанда повернулась к горничной:
   – Пыль. Понятно? П-ы-л-ь!..
   Манни нервно и покорно кивнула.
   – Повидаешься нынче с доктором Готтлибом, милочка? – поинтересовался Лу.
   – Тоже глупый до чертиков. Повидаюсь. Только, по-моему, надо сменить психоаналитика. Найти другого. Полина, которая вместе со мной занимается йогой, знает одного получше. От Готтлиба толку ни хрена.
   – Попроси какое-нибудь сильнодействующее лекарство.
   – Хочешь превратить меня в зомби или еще в какое-нибудь дерьмо?
   Лу на это ничего не сказал.

15

   Карли сидела на заднем сиденье патрульной машины, по стеклу у нее за спиной текли струи дождя, по щекам струи слез. Машина шла в горку на север по шоссе А27. Она смотрела на знакомый травянистый пейзаж брайтонских окраин, размытый дождем, и ей казалось, будто она отделилась от тела и наблюдает за собой со стороны, испуганная и растерянная, одновременно видя перед собой того самого велосипедиста под рефрижератором. И белый фургон в зеркале заднего обзора, растаявший как призрак.
   Может, просто привиделся? Может, она сама сбила велосипедиста? Последний час размылся в сознании, как вид за стеклом. Карли сжимала и разжимала пальцы, слушая треск рации и обрывки слов, вылетавшие из нее. В салоне пахло отсыревшей одеждой.
   – Вы… думаете… с ним все будет в порядке? – спросила она.
   Полицейский что-то отвечал по рации, не слыша ее или делая вид, что не слышит.
   – Отель-танго-четыре-два следует в Холлингбери с подозреваемой, – доложил он.
   С подозреваемой.
   Карли содрогнулась.
   – Думаете, велосипедист оправится? – повторила она громче.
   Констебль взглянул на нее в зеркало. Белая фуражка лежит рядом с ним на сиденье.
   – Не знаю, – сказал он, вертя руль так, будто ехал по кругу.
   – Прямо на меня откуда-то выскочил… Но я точно его не сбивала.
   Машина уже покатилась с холма. Он опять мельком взглянул на нее. Сквозь твердость во взгляде пробилось сочувствие.
   – Будем надеяться, выживет. Вы-то сами в порядке?
   Карли помолчала, а потом кивнула.
   Подкатили к зданию в стиле ар-деко, которое ей напоминает громаду старого уставшего круизного парохода. Перед ним выстроились полицейские автомобили. По иронии судьбы это здание очень хорошо ей знакомо. Его снимки висели на стенах фирмы, где она служила в начале карьеры, будучи стажером-солиситором. В то время фирме удалось отбить участок у фабрики, выпускавшей кредитные карты «Америкэн экспресс», для нынешней штаб-квартиры суссекской полиции.
   Машина замедлила ход, круто свернула влево на подъездную дорожку, остановилась перед зелеными воротами из армированной стали. Справа высокая ограда из заостренных прутьев, за ней высокая обшарпанная кирпичная постройка. На синей табличке написано: «Брайтонский центр предварительного заключения». Полицейский высунул руку в окно, чиркнул в прорези пластиковой карточкой. Через секунду ворота начали раздвигаться.
   Въехали по крутому пандусу к ряду фабричных отсеков для разгрузки, свернули с дождя под навес. Полицейский вылез, открыл заднюю дверцу, крепко подхватил Карли под руку. Кажется, не столько для поддержки, сколько для того, чтобы она не сбежала.
   Впереди зеленая дверь со смотровым окошечком. Полицейский сунул карточку в щелку, дверь открылась, он провел ее в голое узкое помещение футов пятнадцати в длину и восьми в ширину. Стены выкрашены в кремовый цвет, пол из какой-то твердой пятнисто-коричневой субстанции. Никакой мебели, кроме голой жесткой зеленой скамейки.
   – Садитесь, – сказал он.
   Она села, уткнувшись в кулаки подбородком, отчаянно желая закурить. Никаких шансов.
   Зазвонил мобильник, Карли с трудом расстегнула сумочку и полезла за трубкой. Ответить не успела – констебль качнул головой.
   – Простите, придется отключить. – И указал на табличку с надписью: «Пользоваться мобильной связью на территории Центра предварительного заключения запрещено».
   Она мельком на него взглянула, стараясь припомнить, что сказано в законе насчет звонков при задержании. Но во время учебы ей почти не пришлось ознакомиться с уголовным законодательством – это не ее область, и вообще не хочется спорить с констеблем. Если подчиняться и делать что сказано, возможно, кошмар скоро кончится, можно будет отправиться в офис и постараться хоть как-то поправить дела. В голову вдруг ударило, что надо обязательно позвонить педикюрше, переназначить на другой день встречу с чрезвычайно требовательным клиентом и уж абсолютно необходимо присутствовать в два часа дня на совещании барристера[5] с другой клиенткой, слушания по финансовым аспектам развода которой пройдут завтра в суде.
   Карли выключила мобильник и сунула его обратно в сумочку. Потом посмотрела на голую стену перед собой, где висели распоряжения, оправленные в ламинат. «Задержанные подлежат тщательному досмотру со стороны дежурного офицера. Немедленно сообщите о находящихся при себе или в своем жилище запрещенных законом предметах».
   И еще: «Задержанные фотографируются, у них снимаются отпечатки пальцев, а также берутся пробы на анализ ДНК».
   Карли постаралась точно припомнить, сколько вчера выпила. Два бокала белого совиньона в пабе… или три… Потом в баре ресторана «Космополитен». Потом еще за ужином.
   Черт побери.
   Дверь позади распахнулась, констебль пригласил ее жестом пройти внутрь и направился следом, держась совсем близко. Как конвоир.
   Карли вошла в просторное, ярко освещенное помещение с полукруглым возвышением в центре из какого-то блестящего крапчатого композитного материала, разделенным на две секции. В каждой сидят мужчина и женщина в белых рубахах с черными погонами и черными галстуками. По периметру расположены зеленые железные двери, между ними внутренние окна в маленькие комнатушки. Совсем другой мир.
   Перед одной из секций полицейский в форме и голубых резиновых перчатках обшаривает карманы высокого лысоватого мужчины славянского типа в тонком спортивном костюме и кроссовках. Перед другой ждет своей очереди мрачный парень в мешковатой одежде, со скованными за спиной руками, под охраной двоих полицейских.
   Констебль подвел Карли к конторке почти на уровне ее головы. Бесстрастный мужчина лет сорока с небольшим, в белой рубашке с черным галстуком и тремя полосками на погонах, держится любезно, но всем своим видом показывает, что мозги ему никогда в жизни никто не запудрит.
   На голубоватом видеомониторе, установленном на уровне глаз, написано:
   «Ничего не скрывайте. Признайтесь в прежних правонарушениях».
   Карли молча слушала женщину из дорожной полиции, которая изложила причины ее задержания, а потом, как бы делая снисхождение, обратилась непосредственно к ней:
   – Я сержант Конфорд. Вы слышали, что я сказала? Я уполномочена задержать вас для дачи и подтверждения показаний, а также для допроса. Понятно?
   Карли кивнула.
   Женщина протянула желтый сложенный лист формата А-4, озаглавленный «Права и обязанности».
   – Возможно, пригодится вам, миссис Чейз. Вы имеете право кого-либо проинформировать о своем задержании и повидаться с солиситором. Если желаете, пришлем дежурного юриста.
   – Я сама солиситор. Хочу связаться со своим партнером Кеном Акоттом из «Акотт Арлингтон», – объявила Карли и со слабым удовольствием заметила пробежавшую по лицу женщины тучку. Кен Акотт широко известен как лучший в городе поверенный по уголовным делам.
   – Номер назовите, пожалуйста.
   Карли продиктовала, надеясь, что Кен у себя, не в суде.
   – Позвоню, – кивнула сержант. – Но должна сообщить, что, хотя вы имеете право на встречу с поверенным, процессы по обвинению в вождении в нетрезвом состоянии не откладываются. Я уполномочена вас обыскать. – Она достала пару зеленых пластиковых подносов и заговорила по интеркому.