Страница:
Констебль Пейтон отошел в сторону, подошла девушка в полицейской форме, натягивая голубые резиновые перчатки. Окинула Карли бесстрастным внимательным взглядом, ощупала начиная с макушки, пошарила в карманах, попросила снять обувь, нагнулась, осмотрела каждый палец на ногах.
Карли молчала, испытывая беспредельное унижение. Потом девушка проверила ее металлодетектором, отложила прибор, принялась рыться в сумочке, выкладывая на поднос под пристальным взглядом констебля телефон, кошелек, ключи от машины, салфетки «Клинекс», губную помаду, компактную пудру, пакетик жевательной резинки и, к смущению Карли, тампоны «Тампакс».
По окончании Карли расписалась в протоколе, и констебль Пейтон повел ее в маленькую боковую комнатку, где веселый полицейский, тоже в перчатках, снял у нее отпечатки пальцев и взял мазок с внутренней стороны щеки, для анализа ДНК.
Затем констебль, держа желтый бланк, повел ее наверх в узкое помещение вроде лаборатории. Слева белые кухонные шкафчики, раковина и холодильник, в дальнем конце серо-голубой видеомонитор. Справа деревянный стол с двумя голубыми стульями. Стены заклеены объявлениями.
«Не более одного задержанного в помещении. Благодарим за понимание».
И еще:
«Вы вернетесь».
И еще белыми буквами на красном фоне:
«Желаете снова пройти через это?»
Констебль Пейтон указал на вмонтированную в стену камеру.
– Должен предупредить, что все сделанное и сказанное здесь регистрируется и записывается. Понимаете?
– Да.
Затем он объяснил принцип действия аппарата, анализирующего дыхание. Необходимо дыхнуть дважды; учитывается низший показатель. Если он выше 40, но ниже 51, будет предложено сдать на анализ кровь или мочу.
Карли выдохнула в трубку, отчаянно надеясь, что показатель теперь уже ниже предела и кошмар – по крайней мере, в данной части – закончится.
С ужасом увидела на мониторе 55.
Затрясла головой:
– Не могу поверить… я столько не пила… правда…
– Попробуем еще раз, – спокойно предложил констебль.
Снова 55.
16
17
18
19
Карли молчала, испытывая беспредельное унижение. Потом девушка проверила ее металлодетектором, отложила прибор, принялась рыться в сумочке, выкладывая на поднос под пристальным взглядом констебля телефон, кошелек, ключи от машины, салфетки «Клинекс», губную помаду, компактную пудру, пакетик жевательной резинки и, к смущению Карли, тампоны «Тампакс».
По окончании Карли расписалась в протоколе, и констебль Пейтон повел ее в маленькую боковую комнатку, где веселый полицейский, тоже в перчатках, снял у нее отпечатки пальцев и взял мазок с внутренней стороны щеки, для анализа ДНК.
Затем констебль, держа желтый бланк, повел ее наверх в узкое помещение вроде лаборатории. Слева белые кухонные шкафчики, раковина и холодильник, в дальнем конце серо-голубой видеомонитор. Справа деревянный стол с двумя голубыми стульями. Стены заклеены объявлениями.
«Не более одного задержанного в помещении. Благодарим за понимание».
И еще:
«Вы вернетесь».
И еще белыми буквами на красном фоне:
«Желаете снова пройти через это?»
Констебль Пейтон указал на вмонтированную в стену камеру.
– Должен предупредить, что все сделанное и сказанное здесь регистрируется и записывается. Понимаете?
– Да.
Затем он объяснил принцип действия аппарата, анализирующего дыхание. Необходимо дыхнуть дважды; учитывается низший показатель. Если он выше 40, но ниже 51, будет предложено сдать на анализ кровь или мочу.
Карли выдохнула в трубку, отчаянно надеясь, что показатель теперь уже ниже предела и кошмар – по крайней мере, в данной части – закончится.
С ужасом увидела на мониторе 55.
Затрясла головой:
– Не могу поверить… я столько не пила… правда…
– Попробуем еще раз, – спокойно предложил констебль.
Снова 55.
16
У Грейса зазвонил мобильник. Он выпустил руку Клио, полез в карман за трубкой и услышал деловитый голос Гленна Брэнсона:
– Эй, шеф… как она там?
– Ничего, спасибо. Все будет в порядке.
Клио взглянула на него снизу вверх, он свободной рукой погладил ее по лбу, она внезапно сморщилась, Рой в тревоге прикрыл ладонью микрофон.
– Что?..
Клио слабо улыбнулась:
– Пузырь брыкнулся…
– Из дорожной полиции сообщают, – доложил Гленн. – Смертельный случай на Портленд-Роуд. Предполагают наезд, причем виновник скрылся. Просят нашей помощи – похоже на убийство. По неосторожности или даже умышленное.
Будучи на этой неделе дежурным следователем, суперинтендент Грейс отвечает за расследование любого тяжкого преступления. Прекрасная возможность для Гленна, которого он считает своим протеже, продемонстрировать собственные способности.
– Ты свободен?
– Да.
– Хорошо. Отправь туда кого-нибудь, потом сам поезжай, помоги «крысам», проследи, чтобы у них было все необходимое.
Дорожных полицейских прозвали «черными крысами» с тех давних пор, когда все патрульные машины были черными. Некоторые до сих пор с гордостью носят жетон с изображением черной крысы.
– Уже еду.
Когда Грейс сунул мобильник в карман, Клио взяла его за руку.
– Все хорошо, милый. Возвращайся к работе. Я отлично себя чувствую.
Он с сомнением посмотрел на нее, поцеловал в лоб.
– Люблю тебя.
– Я тебя тоже.
– Не хочу здесь оставлять.
– Иди лови плохих парней. Пускай все сидят за решеткой к рождению Пузыря!
Рой улыбнулся. Какая она хрупкая и беззащитная на больничной койке… С их ребенком внутри. Жизнь Клио и пока неродившегося малыша висит на такой тонкой нитке, что страшно подумать. Она очень сильная, уверенная, оптимистично настроенная. Поэтому – кроме тысячи других причин – он влюбился в нее. Казалось, ничего плохого случиться не может. Невозможно поверить, что еще нерожденный ребенок грозит ее жизни. Она справится. С ней все будет отлично. Чего бы это ни стоило.
Клио вернула его к жизни после адских лет, прошедших в поисках исчезнувшей Сэнди. Разве ее могут у него отнять?
Он оглядел лицо с нежной бледной кожей, голубыми глазами, изящным высокомерным носом, вызывающе надутыми в усмешке губами, абсолютно точно зная, что все будет хорошо.
– Мы с Пузырем чувствуем себя прекрасно! – объявила Клио, стиснув его пальцы, как будто прочла мысли. – Просто слегка зубки режутся. Поезжай к себе, сажай в тюрьму подонков, обеспечь нам безопасный мир!
Рой просидел еще час, ожидая возможности поговорить наедине с доктором Гольбейном, хотя тому почти нечего было добавить к уже сказанному. Теперь каждый день на счету.
Попрощавшись с Клио, пообещав заехать попозже сегодня же, он выехал с больничной парковки на Сент-Джеймс-стрит. Следовало повернуть налево и направиться по окраинам в офис, но Грейс вместо этого свернул вправо к месту происшествия на Портленд-Роуд.
Убийства внушают ему, как и многим коллегам из отдела тяжких преступлений, настороженное нетерпение. У него давно выработался иммунитет к самым жутким сценам, хотя он до сих пор не может вспомнить без содрогания одно из самых первых дел, над которым работал еще новичком-констеблем, когда молоденькую брайтонскую проститутку обнаружили в ее квартире пригвожденной к полу двумя кинжалами, воткнутыми в глаза.
Однако дорожные происшествия – другое дело. Они лишают покоя. Слишком близко к дому. Сегодня он ищет не знаков судьбы, а поддержки друга. Правда, сержант Гленн Брэнсон, переживающий в данный момент крушение семейной жизни, неподходящий для этого кадр. Впрочем, нынче утром он был чуть пободрее. Вдобавок есть план, как вытащить его из пучины уныния.
Надо уговорить Гленна сдать в этом году экзамен на инспектора. Он способный и к тому же обладает важнейшим для хорошего копа качеством – умным сердцем.
Если только удастся избавить его от психоза из-за погибшего брака, наверняка преуспеет и станет инспектором.
В середине утра дорожное движение в Брайтоне вполне спокойное, дождь перешел в легкую морось. Портленд-Роуд с многочисленными магазинами и кафе в окружении крупных жилых массивов обычно загружена в любой час дня и ночи, но, когда Грейс свернул на нее, там было тихо, как в призрачном городе. Неподалеку впереди развернут поперек дороги БМВ дорожной полиции, за которым натянута лента ограждения, где топчется волонтер в форме с блокнотом и кучка зевак. Многие щелкают фотоаппаратами, снимают на мобильные телефоны.
За лентой идет спокойная деловитая работа. Виден огромный рефрижератор, накрытый сзади зеленым брезентом, пожарная машина, темно-зеленый фургон коронера, рядом с ним худощавая моложавая фигура Даррена Уоллеса, младшего патологоанатома, помощника Клио. Там же его коллега Уолтер Хордерн, элегантный любезный мужчина сорока с лишним лет. Оба в анораках поверх белых рубашек с черными галстуками, в черных брюках с черными ботинками.
Дальше через дорогу протянута другая лента, стоит другой постовой, другая машина дорожной полиции и другие зеваки. На обочине фургоны инспектора и следственной бригады, занимающейся дорожно-транспортными происшествиями.
Сегодня дежурит по городу инспектор Рой Аппс; методично работает полицейский фотограф Джеймс Гартрел; хорошо знакомый суперинтенденту Колин О’Нил – старший офицер следственной бригады дорожной полиции – расхаживает вокруг, делая заметки, беседуя с Гленном Брэнсоном; Трейси Стокер – ответственная за место происшествия из отдела тяжких преступлений, рядом коронер Филип Ки. Ни на ком нет бахил и защитных костюмов. В целом считается, что места дорожно-транспортных происшествий и так уже сильно затоптаны и заезжены.
На дороге валяется исковерканный велосипед, рядом желтая идентификационная карточка с номером. Другая отмечает какие-то осколки, кажется от разбитого велосипедного фонаря. Чуть дальше что-то прикрывает флуоресцентный жилет, и еще одна желтая карточка. Карточки разбросаны повсюду. Прежде чем Грейс успел поприветствовать Брэнсона, словно из воздуха материализовался молодой репортер криминальной хроники из местной газеты «Аргус» Кевин Спинелла.
Журналист двадцати с чем-то лет, с острым взглядом и тонким лицом, жует резинку мелкими, острыми, крысиными зубами. Короткие волосы спутались под дождем, ворот черного макинтоша поднят, под ним кричащий галстук с массивным узлом, на ногах мокасины с кисточками.
– Доброе утро, суперинтендент! – крикнул Спинелла еще издали. – Довольно скверно, правда?
– Имеется в виду погода? – уточнил Грейс.
Репортер ухмыльнулся, дернул челюстью, будто резинка застряла в зубах.
– Нет. Сами знаете. Из того, что я слышал, похоже на убийство. Вы тоже так думаете?
Грейс сдержался, не желая открыто грубить репортеру. Полиции необходимо привлечь на свою сторону средства массовой информации, которые бывают чрезвычайно полезными. Хотя порой больно кусаются.
– Просветите меня – я ведь только приехал, вам наверняка больше известно.
– Свидетели, с которыми я беседовал, упоминают белый фургон, который проехал на красный, сбил велосипедиста и скрылся на большой скорости.
– Вам надо было бы стать детективом, – заключил Грейс, глядя на пробиравшегося к нему Гленна Брэнсона.
– Пожалуй, останусь газетчиком. Ничего мне сказать не хотите?
Пошел в задницу, мысленно отрезал суперинтендент, а вслух с улыбкой сказал:
– Вы первым узнаете обо всем, что мы обнаружим, – и чуть не добавил: «Все равно узнаешь, даже если не расскажем».
Хуже всего то, что у Спинеллы имеется информатор в полиции, благодаря которому он всегда прибывает на место раньше остальных репортеров. Рой с прошлого года старается установить личность «крота», но пока ничуть не продвинулся, хотя обещает себе в один прекрасный день схватить его за шкирку.
Он отвернулся, расписался в регистрационном блокноте и нырнул под ленту, приветствуя Брэнсона. Оба направились к рефрижератору подальше от журналиста.
– Ну что?
– Парень под автопоездом. При нем студенческий билет Брайтонского университета на имя Энтони Ревира – туда уже кто-то отправился узнать подробности и насчет ближайших родственников. Из того, что пока накопала следственная бригада дорожной полиции, получается, что он выехал сбоку, с Сент-Эллен-стрит, свернул налево на Портленд-Роуд по встречной полосе, из-за чего вон та самая «ауди» вылетела на тротуар. Тут его и сбил белый фургон, ехавший на красный свет, – «форд-транзит» или что-то вроде того. До этого держался прямо за «ауди», направляясь на запад. От удара парень пролетел через дорогу под колеса рефрижератора, двигавшегося на восток, а фургон смылся.
Грейс на минуту задумался.
– Водителя кто-нибудь разглядел?
Брэнсон покачал головой.
– Я опросил кучу свидетелей. Отправил людей ко всем камерам наблюдения в округе. Приказал дорожным патрульным задерживать каждый белый фургон на расстоянии двух часов езды отсюда. Хотя на такой территории его искать – это все равно что иголку в стоге сена.
Грейс кивнул.
– Номера неизвестны?
– Пока нет… разве что с видеокамерами повезет.
– А водители «ауди» и автопоезда?
– Женщину из «ауди» задержали: не прошла тест на дыхание. Водитель рефрижератора в шоке. Слишком долго ехал без отдыха.
– Лучше не бывает, – саркастически констатировал Грейс. – Одну машину вела пьяная, другую – уставший до чертиков, третья скрылась.
– Пока только одно надежное свидетельство, – доложил Брэнсон. – Найдены обломки бокового зеркала. Похоже, от фургона. На них серийный номер.
– Хорошо, – кивнул Грейс и махнул рукой вниз по дороге. – Что там под жилетом?
– Правая нога велосипедиста.
Рой нервно сглотнул.
– Очень рад, что спросил.
– Эй, шеф… как она там?
– Ничего, спасибо. Все будет в порядке.
Клио взглянула на него снизу вверх, он свободной рукой погладил ее по лбу, она внезапно сморщилась, Рой в тревоге прикрыл ладонью микрофон.
– Что?..
Клио слабо улыбнулась:
– Пузырь брыкнулся…
– Из дорожной полиции сообщают, – доложил Гленн. – Смертельный случай на Портленд-Роуд. Предполагают наезд, причем виновник скрылся. Просят нашей помощи – похоже на убийство. По неосторожности или даже умышленное.
Будучи на этой неделе дежурным следователем, суперинтендент Грейс отвечает за расследование любого тяжкого преступления. Прекрасная возможность для Гленна, которого он считает своим протеже, продемонстрировать собственные способности.
– Ты свободен?
– Да.
– Хорошо. Отправь туда кого-нибудь, потом сам поезжай, помоги «крысам», проследи, чтобы у них было все необходимое.
Дорожных полицейских прозвали «черными крысами» с тех давних пор, когда все патрульные машины были черными. Некоторые до сих пор с гордостью носят жетон с изображением черной крысы.
– Уже еду.
Когда Грейс сунул мобильник в карман, Клио взяла его за руку.
– Все хорошо, милый. Возвращайся к работе. Я отлично себя чувствую.
Он с сомнением посмотрел на нее, поцеловал в лоб.
– Люблю тебя.
– Я тебя тоже.
– Не хочу здесь оставлять.
– Иди лови плохих парней. Пускай все сидят за решеткой к рождению Пузыря!
Рой улыбнулся. Какая она хрупкая и беззащитная на больничной койке… С их ребенком внутри. Жизнь Клио и пока неродившегося малыша висит на такой тонкой нитке, что страшно подумать. Она очень сильная, уверенная, оптимистично настроенная. Поэтому – кроме тысячи других причин – он влюбился в нее. Казалось, ничего плохого случиться не может. Невозможно поверить, что еще нерожденный ребенок грозит ее жизни. Она справится. С ней все будет отлично. Чего бы это ни стоило.
Клио вернула его к жизни после адских лет, прошедших в поисках исчезнувшей Сэнди. Разве ее могут у него отнять?
Он оглядел лицо с нежной бледной кожей, голубыми глазами, изящным высокомерным носом, вызывающе надутыми в усмешке губами, абсолютно точно зная, что все будет хорошо.
– Мы с Пузырем чувствуем себя прекрасно! – объявила Клио, стиснув его пальцы, как будто прочла мысли. – Просто слегка зубки режутся. Поезжай к себе, сажай в тюрьму подонков, обеспечь нам безопасный мир!
Рой просидел еще час, ожидая возможности поговорить наедине с доктором Гольбейном, хотя тому почти нечего было добавить к уже сказанному. Теперь каждый день на счету.
Попрощавшись с Клио, пообещав заехать попозже сегодня же, он выехал с больничной парковки на Сент-Джеймс-стрит. Следовало повернуть налево и направиться по окраинам в офис, но Грейс вместо этого свернул вправо к месту происшествия на Портленд-Роуд.
Убийства внушают ему, как и многим коллегам из отдела тяжких преступлений, настороженное нетерпение. У него давно выработался иммунитет к самым жутким сценам, хотя он до сих пор не может вспомнить без содрогания одно из самых первых дел, над которым работал еще новичком-констеблем, когда молоденькую брайтонскую проститутку обнаружили в ее квартире пригвожденной к полу двумя кинжалами, воткнутыми в глаза.
Однако дорожные происшествия – другое дело. Они лишают покоя. Слишком близко к дому. Сегодня он ищет не знаков судьбы, а поддержки друга. Правда, сержант Гленн Брэнсон, переживающий в данный момент крушение семейной жизни, неподходящий для этого кадр. Впрочем, нынче утром он был чуть пободрее. Вдобавок есть план, как вытащить его из пучины уныния.
Надо уговорить Гленна сдать в этом году экзамен на инспектора. Он способный и к тому же обладает важнейшим для хорошего копа качеством – умным сердцем.
Если только удастся избавить его от психоза из-за погибшего брака, наверняка преуспеет и станет инспектором.
В середине утра дорожное движение в Брайтоне вполне спокойное, дождь перешел в легкую морось. Портленд-Роуд с многочисленными магазинами и кафе в окружении крупных жилых массивов обычно загружена в любой час дня и ночи, но, когда Грейс свернул на нее, там было тихо, как в призрачном городе. Неподалеку впереди развернут поперек дороги БМВ дорожной полиции, за которым натянута лента ограждения, где топчется волонтер в форме с блокнотом и кучка зевак. Многие щелкают фотоаппаратами, снимают на мобильные телефоны.
За лентой идет спокойная деловитая работа. Виден огромный рефрижератор, накрытый сзади зеленым брезентом, пожарная машина, темно-зеленый фургон коронера, рядом с ним худощавая моложавая фигура Даррена Уоллеса, младшего патологоанатома, помощника Клио. Там же его коллега Уолтер Хордерн, элегантный любезный мужчина сорока с лишним лет. Оба в анораках поверх белых рубашек с черными галстуками, в черных брюках с черными ботинками.
Дальше через дорогу протянута другая лента, стоит другой постовой, другая машина дорожной полиции и другие зеваки. На обочине фургоны инспектора и следственной бригады, занимающейся дорожно-транспортными происшествиями.
Сегодня дежурит по городу инспектор Рой Аппс; методично работает полицейский фотограф Джеймс Гартрел; хорошо знакомый суперинтенденту Колин О’Нил – старший офицер следственной бригады дорожной полиции – расхаживает вокруг, делая заметки, беседуя с Гленном Брэнсоном; Трейси Стокер – ответственная за место происшествия из отдела тяжких преступлений, рядом коронер Филип Ки. Ни на ком нет бахил и защитных костюмов. В целом считается, что места дорожно-транспортных происшествий и так уже сильно затоптаны и заезжены.
На дороге валяется исковерканный велосипед, рядом желтая идентификационная карточка с номером. Другая отмечает какие-то осколки, кажется от разбитого велосипедного фонаря. Чуть дальше что-то прикрывает флуоресцентный жилет, и еще одна желтая карточка. Карточки разбросаны повсюду. Прежде чем Грейс успел поприветствовать Брэнсона, словно из воздуха материализовался молодой репортер криминальной хроники из местной газеты «Аргус» Кевин Спинелла.
Журналист двадцати с чем-то лет, с острым взглядом и тонким лицом, жует резинку мелкими, острыми, крысиными зубами. Короткие волосы спутались под дождем, ворот черного макинтоша поднят, под ним кричащий галстук с массивным узлом, на ногах мокасины с кисточками.
– Доброе утро, суперинтендент! – крикнул Спинелла еще издали. – Довольно скверно, правда?
– Имеется в виду погода? – уточнил Грейс.
Репортер ухмыльнулся, дернул челюстью, будто резинка застряла в зубах.
– Нет. Сами знаете. Из того, что я слышал, похоже на убийство. Вы тоже так думаете?
Грейс сдержался, не желая открыто грубить репортеру. Полиции необходимо привлечь на свою сторону средства массовой информации, которые бывают чрезвычайно полезными. Хотя порой больно кусаются.
– Просветите меня – я ведь только приехал, вам наверняка больше известно.
– Свидетели, с которыми я беседовал, упоминают белый фургон, который проехал на красный, сбил велосипедиста и скрылся на большой скорости.
– Вам надо было бы стать детективом, – заключил Грейс, глядя на пробиравшегося к нему Гленна Брэнсона.
– Пожалуй, останусь газетчиком. Ничего мне сказать не хотите?
Пошел в задницу, мысленно отрезал суперинтендент, а вслух с улыбкой сказал:
– Вы первым узнаете обо всем, что мы обнаружим, – и чуть не добавил: «Все равно узнаешь, даже если не расскажем».
Хуже всего то, что у Спинеллы имеется информатор в полиции, благодаря которому он всегда прибывает на место раньше остальных репортеров. Рой с прошлого года старается установить личность «крота», но пока ничуть не продвинулся, хотя обещает себе в один прекрасный день схватить его за шкирку.
Он отвернулся, расписался в регистрационном блокноте и нырнул под ленту, приветствуя Брэнсона. Оба направились к рефрижератору подальше от журналиста.
– Ну что?
– Парень под автопоездом. При нем студенческий билет Брайтонского университета на имя Энтони Ревира – туда уже кто-то отправился узнать подробности и насчет ближайших родственников. Из того, что пока накопала следственная бригада дорожной полиции, получается, что он выехал сбоку, с Сент-Эллен-стрит, свернул налево на Портленд-Роуд по встречной полосе, из-за чего вон та самая «ауди» вылетела на тротуар. Тут его и сбил белый фургон, ехавший на красный свет, – «форд-транзит» или что-то вроде того. До этого держался прямо за «ауди», направляясь на запад. От удара парень пролетел через дорогу под колеса рефрижератора, двигавшегося на восток, а фургон смылся.
Грейс на минуту задумался.
– Водителя кто-нибудь разглядел?
Брэнсон покачал головой.
– Я опросил кучу свидетелей. Отправил людей ко всем камерам наблюдения в округе. Приказал дорожным патрульным задерживать каждый белый фургон на расстоянии двух часов езды отсюда. Хотя на такой территории его искать – это все равно что иголку в стоге сена.
Грейс кивнул.
– Номера неизвестны?
– Пока нет… разве что с видеокамерами повезет.
– А водители «ауди» и автопоезда?
– Женщину из «ауди» задержали: не прошла тест на дыхание. Водитель рефрижератора в шоке. Слишком долго ехал без отдыха.
– Лучше не бывает, – саркастически констатировал Грейс. – Одну машину вела пьяная, другую – уставший до чертиков, третья скрылась.
– Пока только одно надежное свидетельство, – доложил Брэнсон. – Найдены обломки бокового зеркала. Похоже, от фургона. На них серийный номер.
– Хорошо, – кивнул Грейс и махнул рукой вниз по дороге. – Что там под жилетом?
– Правая нога велосипедиста.
Рой нервно сглотнул.
– Очень рад, что спросил.
17
Сообщать о смерти по возможности отправляют сотрудников из отдела семейных проблем, прошедших специальную подготовку, однако в зависимости от обстоятельств и общей занятости с этой задачей может столкнуться каждый полицейский. А задача эта в высшей степени неприятная, и служащие дорожной полиции неохотно за нее берутся.
Констебль Омотосо – крепкий, мускулистый, темнокожий, с десятилетним опытом работы в бригаде – сам однажды взглянул в глаза смерти, мчась на полицейском мотоцикле. Несмотря на все ужасы, которые он повидал и лично пережил, оптимизм ему не изменяет даже в самых неприятных случаях.
Сейчас первым делом надо установить ближайших родственников жертвы, руководствуясь сведениями, обнаруженными в рюкзаке, валявшемся под рефрижератором. Самым ценным оказался студенческий билет погибшего юноши.
В учебной части Брайтонского университета выяснилось, что Энтони Ревир гражданин Соединенных Штатов, ему двадцать один год, проживал он вместе со студенткой по имени Сьюзен Каплан, англичанкой, уроженкой Брайтона. Сегодня ее в кампусе никто не видел, до завтра у нее нет занятий, значит, она, скорее всего, дома. В учебной части имеются подробные сведения о семье Ревира в Нью-Йорке, но Омотосо с заведующей решили, что первой следует известить Сьюзен. Возможно, она больше расскажет о своем приятеле и официально опознает тело.
Констебль решил прихватить с собой своего постоянного напарника Йена Аппертона – главным образом ради моральной поддержки. У высокого тощего Аппертона с подстриженными до легкого облачка светлыми волосами молодая семья. Он ежедневно сталкивается с тяжелыми случаями, но гибель таких мальчишек особенно волнует его, не давая покоя и дома, как большинству полицейских.
Выслушав просьбу поехать вместе, Йен покорно кивнул. В дорожной полиции учишься делать любое дело, даже самое жуткое. В среднем раз в неделю случается настоящий кошмар. В прошлое воскресенье они по частям собирали останки мотоциклиста, теперь, три дня спустя, отправляются с известием о смерти велосипедиста.
Если позволить себе задуматься, сразу утонешь, поэтому Йен изо всех сил старается не попасть в эту ловушку. Хотя иногда, как сейчас, ничего нельзя сделать. Тем более что недавно сам обзавелся велосипедом.
Омотосо медленно вел патрульную машину по Вестберн-Виллас – широкой улице, уходящей на юг от Нью-Черч-Роуд к морю. Аппертон рассеянно смотрел на многочисленные викторианские виллы за окном. Стеклоочистители с интервалом в пару секунд, поскрипывая, сметали морось и опять замирали. Впереди за краем дороги маячили зловеще-серые беспокойные воды Ла-Манша.
Сплошной мрак, как на душе у обоих.
– Направо, – подсказал Аппертон.
Вылезли из машины рядом с угловым домом, неожиданно роскошным для студентов, вошли в портик перед парадным, выложенный мозаичной плиткой, натянули форменные фуражки. Взглянули на панель со списком жильцов. Восьмая квартира: Каплан/Ревир.
Констебль Омотосо нажал кнопку.
Полицейские втайне надеялись, что никто не ответит.
Никто не ответил.
Вновь позвонили. Еще пару раз попробовать, и можно уходить. Если повезет, тяжкая задача достанется кому-то другому.
К несчастью, раздался треск, а потом прозвучал сонный голос:
– Да?..
– Сьюзен Каплан? – уточнил Омотосо.
– У-гу… Кто там?
– Полиция. Можно войти?
Тишина длилась пару секунд – показалось, что гораздо дольше.
– Полиция?..
Полицейские переглянулись. По опыту известно, что звонящую в дверь полицию редко привечают.
– Да. Будьте добры, мы должны с вами поговорить, – вежливо, но твердо сказал Омотосо.
– Э-э-э… ох… поднимайтесь на второй этаж к дальней двери. Вы насчет моей сумки?
– Какой сумки?.. – нахмурился констебль.
Через секунду послышался писк и щелчок. Он толкнул дверь, вошел с напарником в подъезд, где пахло вчерашним ужином – вареными овощами, – а еще старой шерстью, может быть старыми коврами. На стене неуклюжие почтовые ящики с прорезями, на полу валяются рекламные листовки заведений, доставляющих на дом готовые блюда. Снаружи дом вполне приличный, а краска и побелка внутри обветшали.
Полицейские поднялись по лестнице, застланной грязной облысевшей ковровой дорожкой, на второй площадке распахнулась дверь с облупившейся краской. Их встретила сонной улыбкой хорошенькая девушка лет двадцати, босая, закутанная в большое белое банное полотенце. Темные волосы длиной до плеч нуждаются в хорошей расческе.
– Только не говорите, будто нашли! – воскликнула она. – Не поверю…
Они вежливо сняли фуражки, шагнули в узкую прихожую, чуя запах свежего кофе и легкий душок мужского одеколона.
– Что нашли? – переспросил Омотосо.
– Сумку, – вопросительно прищурилась девушка.
– Какую?..
– Которую украл какой-то скот в дансинге в субботу вечером!
Славная квартира, отметил констебль, войдя в открытую гостиную, хоть кругом беспорядок и обстановка скудная – типично для студентов. Голый отполированный дубовый пол, телевизор с большим плоским экраном, дорогая с виду стереосистема, минималистская мебель с кожаной темно-коричневой обивкой. На мониторе включенного ноутбука на письменном столе под окном, выходящим на улицу, главная веб-страница Bebo. На полу пара кроссовок, скомканный кардиган, женские трусики, белый носок, листы бумаги, полупустая кофейная кружка, лазерные диски, айпод с наушниками, остатки готовой китайской еды.
В прошлый раз трагическое известие сообщал Аппертон. Сегодня очередь Омотосо. У каждого полицейского своя манера: констебль предпочитает мягкий, но прямой подход.
– К сожалению, Сьюзен, дело не в сумке… боюсь, нам о ней вообще ничего не известно. Мы из дорожной полиции, – объяснил он, отметив секундное замешательство девушки. – По сведениям из Брайтонского университета, вы проживаете вместе с Энтони Ревиром, верно?
Она кивнула, оглядывая полицейских с внезапным подозрением.
– К несчастью, он на своем велосипеде попал в ДТП.
Девушка сосредоточилась, взгляд ее стал пристальным.
– С прискорбием вынужден сообщить о смертельном исходе.
Сознательно прямо так и сказал. Давно взял за правило говорить откровенно. Так лучше и быстрее усваивается.
– Вы хотите сказать… умер?..
– К сожалению, да.
Девушка пошатнулась. Констебль Аппертон подхватил ее под руку, подвел к широкому коричневому дивану напротив стеклянного кофейного столика. Она молча села перед неловко стоявшими полицейскими. Всегда тяжело. Реакция разная. Сьюзен Каплан молчала. Потом ее тело сотрясла дрожь, голова замоталась из стороны в сторону, и она внезапно сказала:
– Ох, черт… Вот дерьмо. – Потом вся как-то сжалась, закрыв лицо ладонями. – Ох, черт, скажите, что это неправда…
Полицейские переглянулись.
– Кто-нибудь может прийти, побыть с вами сегодня? – спросил Омотосо. – Позвольте вызвать подругу, кого-нибудь из родных?
Сьюзен крепко зажмурилась.
– Что случилось?
– Он попал под грузовик, подробности нам не известны.
Последовало долгое молчание. Сьюзен обхватила себя руками и заплакала.
– Может, кого-нибудь из соседей позвать? – предложил Омотосо.
– Нет… я… мы… ох, черт, черт, черт…
– Может, чего-нибудь выпьете? – вставил Аппертон. – Чаю, кофе?..
– Не надо никакого дерьма. Мне Тони нужен, – всхлипнула она. – Пожалуйста, расскажите, в чем дело…
У Омотосо затрещала рация, он ее заглушил.
– Мы должны убедиться, что это действительно Тони Ревир. Не согласитесь опознать тело сегодня попозже? На случай, вдруг вышла ошибка…
– Его мать всем распоряжается… до умопомрачения, – выдавила девушка. – С ней и поговорите.
– Поговорю со всеми, кого посоветуете. У вас есть номер ее телефона?
– Она в Нью-Йорке… в Ист-Хэмптоне. Всеми потрохами меня ненавидит.
– Почему?
– Я же говорю, всегда должна быть самой главной.
– Хотите, чтоб именно она опознала Энтони?
Сьюзен вновь замолчала, а потом, захлебываясь слезами, сказала:
– Так будет лучше. Она мне все равно не поверит.
Констебль Омотосо – крепкий, мускулистый, темнокожий, с десятилетним опытом работы в бригаде – сам однажды взглянул в глаза смерти, мчась на полицейском мотоцикле. Несмотря на все ужасы, которые он повидал и лично пережил, оптимизм ему не изменяет даже в самых неприятных случаях.
Сейчас первым делом надо установить ближайших родственников жертвы, руководствуясь сведениями, обнаруженными в рюкзаке, валявшемся под рефрижератором. Самым ценным оказался студенческий билет погибшего юноши.
В учебной части Брайтонского университета выяснилось, что Энтони Ревир гражданин Соединенных Штатов, ему двадцать один год, проживал он вместе со студенткой по имени Сьюзен Каплан, англичанкой, уроженкой Брайтона. Сегодня ее в кампусе никто не видел, до завтра у нее нет занятий, значит, она, скорее всего, дома. В учебной части имеются подробные сведения о семье Ревира в Нью-Йорке, но Омотосо с заведующей решили, что первой следует известить Сьюзен. Возможно, она больше расскажет о своем приятеле и официально опознает тело.
Констебль решил прихватить с собой своего постоянного напарника Йена Аппертона – главным образом ради моральной поддержки. У высокого тощего Аппертона с подстриженными до легкого облачка светлыми волосами молодая семья. Он ежедневно сталкивается с тяжелыми случаями, но гибель таких мальчишек особенно волнует его, не давая покоя и дома, как большинству полицейских.
Выслушав просьбу поехать вместе, Йен покорно кивнул. В дорожной полиции учишься делать любое дело, даже самое жуткое. В среднем раз в неделю случается настоящий кошмар. В прошлое воскресенье они по частям собирали останки мотоциклиста, теперь, три дня спустя, отправляются с известием о смерти велосипедиста.
Если позволить себе задуматься, сразу утонешь, поэтому Йен изо всех сил старается не попасть в эту ловушку. Хотя иногда, как сейчас, ничего нельзя сделать. Тем более что недавно сам обзавелся велосипедом.
Омотосо медленно вел патрульную машину по Вестберн-Виллас – широкой улице, уходящей на юг от Нью-Черч-Роуд к морю. Аппертон рассеянно смотрел на многочисленные викторианские виллы за окном. Стеклоочистители с интервалом в пару секунд, поскрипывая, сметали морось и опять замирали. Впереди за краем дороги маячили зловеще-серые беспокойные воды Ла-Манша.
Сплошной мрак, как на душе у обоих.
– Направо, – подсказал Аппертон.
Вылезли из машины рядом с угловым домом, неожиданно роскошным для студентов, вошли в портик перед парадным, выложенный мозаичной плиткой, натянули форменные фуражки. Взглянули на панель со списком жильцов. Восьмая квартира: Каплан/Ревир.
Констебль Омотосо нажал кнопку.
Полицейские втайне надеялись, что никто не ответит.
Никто не ответил.
Вновь позвонили. Еще пару раз попробовать, и можно уходить. Если повезет, тяжкая задача достанется кому-то другому.
К несчастью, раздался треск, а потом прозвучал сонный голос:
– Да?..
– Сьюзен Каплан? – уточнил Омотосо.
– У-гу… Кто там?
– Полиция. Можно войти?
Тишина длилась пару секунд – показалось, что гораздо дольше.
– Полиция?..
Полицейские переглянулись. По опыту известно, что звонящую в дверь полицию редко привечают.
– Да. Будьте добры, мы должны с вами поговорить, – вежливо, но твердо сказал Омотосо.
– Э-э-э… ох… поднимайтесь на второй этаж к дальней двери. Вы насчет моей сумки?
– Какой сумки?.. – нахмурился констебль.
Через секунду послышался писк и щелчок. Он толкнул дверь, вошел с напарником в подъезд, где пахло вчерашним ужином – вареными овощами, – а еще старой шерстью, может быть старыми коврами. На стене неуклюжие почтовые ящики с прорезями, на полу валяются рекламные листовки заведений, доставляющих на дом готовые блюда. Снаружи дом вполне приличный, а краска и побелка внутри обветшали.
Полицейские поднялись по лестнице, застланной грязной облысевшей ковровой дорожкой, на второй площадке распахнулась дверь с облупившейся краской. Их встретила сонной улыбкой хорошенькая девушка лет двадцати, босая, закутанная в большое белое банное полотенце. Темные волосы длиной до плеч нуждаются в хорошей расческе.
– Только не говорите, будто нашли! – воскликнула она. – Не поверю…
Они вежливо сняли фуражки, шагнули в узкую прихожую, чуя запах свежего кофе и легкий душок мужского одеколона.
– Что нашли? – переспросил Омотосо.
– Сумку, – вопросительно прищурилась девушка.
– Какую?..
– Которую украл какой-то скот в дансинге в субботу вечером!
Славная квартира, отметил констебль, войдя в открытую гостиную, хоть кругом беспорядок и обстановка скудная – типично для студентов. Голый отполированный дубовый пол, телевизор с большим плоским экраном, дорогая с виду стереосистема, минималистская мебель с кожаной темно-коричневой обивкой. На мониторе включенного ноутбука на письменном столе под окном, выходящим на улицу, главная веб-страница Bebo. На полу пара кроссовок, скомканный кардиган, женские трусики, белый носок, листы бумаги, полупустая кофейная кружка, лазерные диски, айпод с наушниками, остатки готовой китайской еды.
В прошлый раз трагическое известие сообщал Аппертон. Сегодня очередь Омотосо. У каждого полицейского своя манера: констебль предпочитает мягкий, но прямой подход.
– К сожалению, Сьюзен, дело не в сумке… боюсь, нам о ней вообще ничего не известно. Мы из дорожной полиции, – объяснил он, отметив секундное замешательство девушки. – По сведениям из Брайтонского университета, вы проживаете вместе с Энтони Ревиром, верно?
Она кивнула, оглядывая полицейских с внезапным подозрением.
– К несчастью, он на своем велосипеде попал в ДТП.
Девушка сосредоточилась, взгляд ее стал пристальным.
– С прискорбием вынужден сообщить о смертельном исходе.
Сознательно прямо так и сказал. Давно взял за правило говорить откровенно. Так лучше и быстрее усваивается.
– Вы хотите сказать… умер?..
– К сожалению, да.
Девушка пошатнулась. Констебль Аппертон подхватил ее под руку, подвел к широкому коричневому дивану напротив стеклянного кофейного столика. Она молча села перед неловко стоявшими полицейскими. Всегда тяжело. Реакция разная. Сьюзен Каплан молчала. Потом ее тело сотрясла дрожь, голова замоталась из стороны в сторону, и она внезапно сказала:
– Ох, черт… Вот дерьмо. – Потом вся как-то сжалась, закрыв лицо ладонями. – Ох, черт, скажите, что это неправда…
Полицейские переглянулись.
– Кто-нибудь может прийти, побыть с вами сегодня? – спросил Омотосо. – Позвольте вызвать подругу, кого-нибудь из родных?
Сьюзен крепко зажмурилась.
– Что случилось?
– Он попал под грузовик, подробности нам не известны.
Последовало долгое молчание. Сьюзен обхватила себя руками и заплакала.
– Может, кого-нибудь из соседей позвать? – предложил Омотосо.
– Нет… я… мы… ох, черт, черт, черт…
– Может, чего-нибудь выпьете? – вставил Аппертон. – Чаю, кофе?..
– Не надо никакого дерьма. Мне Тони нужен, – всхлипнула она. – Пожалуйста, расскажите, в чем дело…
У Омотосо затрещала рация, он ее заглушил.
– Мы должны убедиться, что это действительно Тони Ревир. Не согласитесь опознать тело сегодня попозже? На случай, вдруг вышла ошибка…
– Его мать всем распоряжается… до умопомрачения, – выдавила девушка. – С ней и поговорите.
– Поговорю со всеми, кого посоветуете. У вас есть номер ее телефона?
– Она в Нью-Йорке… в Ист-Хэмптоне. Всеми потрохами меня ненавидит.
– Почему?
– Я же говорю, всегда должна быть самой главной.
– Хотите, чтоб именно она опознала Энтони?
Сьюзен вновь замолчала, а потом, захлебываясь слезами, сказала:
– Так будет лучше. Она мне все равно не поверит.
18
Зуб маленький. Это проблема с детства. Из-за малого роста его задирали другие ребята. Впрочем, почти никто не задирал дважды.
Он был самым маленьким младенцем, которого принял в Бруклине акушер Харви Шеннон, хоть и вполне доношенным. Мать, совсем одуревшая от наркоты, поняла, что беременна, лишь на шестом месяце и проходила полный срок. Доктор Шеннон даже не был уверен, соображала ли, что рожает, а работники больницы живо описывали ее недоумение при виде как бы неизвестно откуда взявшегося ребенка.
Однако акушера волновала другая проблема. У мальчика оказалась абсолютно неправильная нервная система. У него как будто отсутствовали болевые рецепторы. Можно было воткнуть иглу в крошечную ручку, не добившись никакой реакции, тогда как любой нормальный малыш заорет во все горло. Есть немало вероятных объяснений, но, по мнению доктора, дело, скорее всего, в злостной наркомании матери.
Мать Зуба умерла от жуткой передозировки героина, когда ему было три года, поэтому он почти все детство кочевал по Америке из одной приемной семьи в другую. Нигде надолго не задерживался, потому что его не любили. Его опасались.
В одиннадцать, когда другие ребята стали посмеиваться над малым ростом, начал защищаться, осваивая боевые искусства, и вскоре получил возможность серьезно искалечить каждого, кто его разозлит. Так калечил, что из любой школы вылетал через несколько месяцев, потому что его все боялись, и учителя упрашивали перевести куда-нибудь опасного недомерка.
В последней школе он научился извлекать выгоду из недостатка. С помощью самоконтроля, которому учат на курсах боевых искусств, мог задержать дыхание минут на пять, побивая любого задиру. Предлагал за доллар изо всех сил ударить его в живот. За пять долларов воткнуть шариковую ручку в руку или в ногу. Этим ограничивалось общение с одноклассниками. Настоящего друга у него никогда в жизни не было. И в сорок один год не имеется. Только пес Йоссариан.
Хотя Зуб с собакой не столько друзья, сколько партнеры. Как с теми, на кого он работает. Некрасивый пес. Глаза разноцветные – один серый, другой ярко-красный; среди предков далматин, спутавшийся с мопсом. Имя дано в честь героя одной из немногих до конца дочитанных книг – «Уловки-22»[6]. В самом начале книги Йоссариан с первого взгляда безрассудно влюбился в армейского капеллана. Пес тоже с первого взгляда безрассудно влюбился в Зуба. Просто четыре года назад пошел за ним следом по улице в Беверли-Хиллз, где он обследовал дом, куда надо проникнуть.
Это была шикарная широкая тихая улица с тенистыми деревьями, большими особняками, со сверкающими машинами на подъездных дорожках. Кругом газоны, подстриженные как бы маникюрными ножничками, посреди них поливальные установки брызжут в разные стороны, суетится армия садовников-испанцев.
Для такой улицы пес не годится – лохматая помесь с воспаленным глазом. Зуб ничего не знал про собак, но понимал, что в этом не видно никакой породы и ему тут не место. Может, выпрыгнул из какого-то испанского грузовика. Может, его просто выбросили из машины в надежде, что какой-то богач посочувствует.
Вместо этого пес нашел Зуба.
Зуб дал ему пищу, но не сочувствие.
Он никому не сочувствует.
Он был самым маленьким младенцем, которого принял в Бруклине акушер Харви Шеннон, хоть и вполне доношенным. Мать, совсем одуревшая от наркоты, поняла, что беременна, лишь на шестом месяце и проходила полный срок. Доктор Шеннон даже не был уверен, соображала ли, что рожает, а работники больницы живо описывали ее недоумение при виде как бы неизвестно откуда взявшегося ребенка.
Однако акушера волновала другая проблема. У мальчика оказалась абсолютно неправильная нервная система. У него как будто отсутствовали болевые рецепторы. Можно было воткнуть иглу в крошечную ручку, не добившись никакой реакции, тогда как любой нормальный малыш заорет во все горло. Есть немало вероятных объяснений, но, по мнению доктора, дело, скорее всего, в злостной наркомании матери.
Мать Зуба умерла от жуткой передозировки героина, когда ему было три года, поэтому он почти все детство кочевал по Америке из одной приемной семьи в другую. Нигде надолго не задерживался, потому что его не любили. Его опасались.
В одиннадцать, когда другие ребята стали посмеиваться над малым ростом, начал защищаться, осваивая боевые искусства, и вскоре получил возможность серьезно искалечить каждого, кто его разозлит. Так калечил, что из любой школы вылетал через несколько месяцев, потому что его все боялись, и учителя упрашивали перевести куда-нибудь опасного недомерка.
В последней школе он научился извлекать выгоду из недостатка. С помощью самоконтроля, которому учат на курсах боевых искусств, мог задержать дыхание минут на пять, побивая любого задиру. Предлагал за доллар изо всех сил ударить его в живот. За пять долларов воткнуть шариковую ручку в руку или в ногу. Этим ограничивалось общение с одноклассниками. Настоящего друга у него никогда в жизни не было. И в сорок один год не имеется. Только пес Йоссариан.
Хотя Зуб с собакой не столько друзья, сколько партнеры. Как с теми, на кого он работает. Некрасивый пес. Глаза разноцветные – один серый, другой ярко-красный; среди предков далматин, спутавшийся с мопсом. Имя дано в честь героя одной из немногих до конца дочитанных книг – «Уловки-22»[6]. В самом начале книги Йоссариан с первого взгляда безрассудно влюбился в армейского капеллана. Пес тоже с первого взгляда безрассудно влюбился в Зуба. Просто четыре года назад пошел за ним следом по улице в Беверли-Хиллз, где он обследовал дом, куда надо проникнуть.
Это была шикарная широкая тихая улица с тенистыми деревьями, большими особняками, со сверкающими машинами на подъездных дорожках. Кругом газоны, подстриженные как бы маникюрными ножничками, посреди них поливальные установки брызжут в разные стороны, суетится армия садовников-испанцев.
Для такой улицы пес не годится – лохматая помесь с воспаленным глазом. Зуб ничего не знал про собак, но понимал, что в этом не видно никакой породы и ему тут не место. Может, выпрыгнул из какого-то испанского грузовика. Может, его просто выбросили из машины в надежде, что какой-то богач посочувствует.
Вместо этого пес нашел Зуба.
Зуб дал ему пищу, но не сочувствие.
Он никому не сочувствует.
19
– Что… теперь? – обратилась Карли к полицейскому.
– Подпишите, пожалуйста. – Полицейский протянул длинную тонкую ленту бумаги, озаглавленную «Результаты теста на алкоголь». Указаны также ее имя, фамилия, дата рождения, есть графа «подпись». Ниже в рамочке: «Проба № 1 – 10:42 – 55; проба № 2 – 10:45 – 55».
Она подписала, едва удерживая дрожащими пальцами ручку.
– Теперь я отведу вас в камеру, где вы будете ждать поверенного, – сообщил констебль и тоже расписался внизу бумаги. – В присутствии солиситора с вас снимут первичные показания, затем освободят под залог.
– У меня очень важная встреча с клиентом, – сказала Карли. – Я должна быть в офисе.
Констебль сочувственно улыбнулся.
– У каждого участника ДТП наверняка есть важные дела, только я тут ничего не решаю. – Он указал на дверь, осторожно подхватил ее под правую руку, повел и остановился, чтобы ответить на звонок телефона.
– Дэн Пейтон слушает. – Краткое молчание. – Понял, сэр, спасибо. Я в Центре предварительного заключения с задержанной.
С задержанной… Карли содрогнулась.
– Да, сэр, спасибо. – Констебль сунул мобильник в нагрудный кармашек, повернулся к ней с бесстрастным непроницаемым выражением. – Прошу прощения, должен кое-что уточнить. Миссис Чейз, вы задержаны по подозрению в наезде со смертельным исходом и управлении транспортным средством в нетрезвом состоянии. Вы вправе хранить молчание, но сокрытие каких-либо сведений в ходе расследования может повредить вашей последующей защите в суде. Ваши ответы будут рассматриваться как официальные показания.
На горле словно сжалась петля. Во рту пересохло, язык и губы онемели.
– Велосипедист умер?.. – еле слышно прошептала она.
– К сожалению.
– Это не я… Я его не сбивала. Врезалась в стенку… чтобы не сбить. Свернула, чтобы не сбить, потому что он ехал по встречной. Иначе бы сбила. – Карли вдруг в панике встрепенулась. – Моя машина… надо ее забрать… в ремонт…
– Подпишите, пожалуйста. – Полицейский протянул длинную тонкую ленту бумаги, озаглавленную «Результаты теста на алкоголь». Указаны также ее имя, фамилия, дата рождения, есть графа «подпись». Ниже в рамочке: «Проба № 1 – 10:42 – 55; проба № 2 – 10:45 – 55».
Она подписала, едва удерживая дрожащими пальцами ручку.
– Теперь я отведу вас в камеру, где вы будете ждать поверенного, – сообщил констебль и тоже расписался внизу бумаги. – В присутствии солиситора с вас снимут первичные показания, затем освободят под залог.
– У меня очень важная встреча с клиентом, – сказала Карли. – Я должна быть в офисе.
Констебль сочувственно улыбнулся.
– У каждого участника ДТП наверняка есть важные дела, только я тут ничего не решаю. – Он указал на дверь, осторожно подхватил ее под правую руку, повел и остановился, чтобы ответить на звонок телефона.
– Дэн Пейтон слушает. – Краткое молчание. – Понял, сэр, спасибо. Я в Центре предварительного заключения с задержанной.
С задержанной… Карли содрогнулась.
– Да, сэр, спасибо. – Констебль сунул мобильник в нагрудный кармашек, повернулся к ней с бесстрастным непроницаемым выражением. – Прошу прощения, должен кое-что уточнить. Миссис Чейз, вы задержаны по подозрению в наезде со смертельным исходом и управлении транспортным средством в нетрезвом состоянии. Вы вправе хранить молчание, но сокрытие каких-либо сведений в ходе расследования может повредить вашей последующей защите в суде. Ваши ответы будут рассматриваться как официальные показания.
На горле словно сжалась петля. Во рту пересохло, язык и губы онемели.
– Велосипедист умер?.. – еле слышно прошептала она.
– К сожалению.
– Это не я… Я его не сбивала. Врезалась в стенку… чтобы не сбить. Свернула, чтобы не сбить, потому что он ехал по встречной. Иначе бы сбила. – Карли вдруг в панике встрепенулась. – Моя машина… надо ее забрать… в ремонт…