Она быстро мысленно прикинула. В Соединенном Королевстве шестьдесят пять миллионов жителей. Допустим, сорок пять миллионов подростки. Значит, два процента составляют около девятисот тысяч. Куча народу. Наверняка каждый день умирают люди с отрицательной группой АВ.
   – Будем в очереди стоять? Как стервятники? Ждать чьей-то гибели? Вдруг Кейтлин свихнется от подобной мысли? Вы ее знаете. Она не выносит насильственной смерти. Дергается, когда я мух бью на кухне!
   – Приведите ее ко мне. Если угодно, встречусь с ней прямо сегодня попозже. Родственники погибших, чьи органы были переданы другим, часто утешаются мыслью, что смерть близких послужила благородной цели. Если желаете, я попробую ей объяснить.
   Линн вцепилась в ручки кресла, стараясь прогнать страхи.
   – Даже не верится, что я об этом думаю, Росс. Никогда не была жестокой, никогда не любила бить мух на кухне. А теперь сижу и реально хочу чьей-то смерти…

6

   Констебль Йен Аппертон осторожно протиснул полицейский БМВ мимо зада брюзжавшего автобуса, намертво застрявшего в конце очереди, выбрался, наконец, на дорогу и, воя сиреной, погнал машину по встречной полосе.
   Констебль Тони Омотосо молча сидел рядом с ним, присматривая за автомобилями на тот случай, если какой-нибудь водитель в нетерпении решится на глупость – прорваться или развернуться. Но водители либо ослепли, либо не слышали сирену, оглушенные чересчур громкой музыкой, только поглядывали в зеркало да приглаживали волосы. Тони Омотосо, как всегда, испытывал тревогу и напряжение, направляясь к месту дорожного происшествия, – именно так теперь на изменчивом полицейском лексиконе именуется авария. Никогда не знаешь, что увидишь.
   БМВ приблизился к вершине холма, к проклятой развязке с крутым поворотом на Дитчинг-роуд, которая пересекает Колдин-Лейн с востока на запад. Перед шеренгой машин стоял синий «ренджровер» с включенными аварийными огнями. Неподалеку поперек дороги развернулся белый БМВ-кабриолет старой модели с открытой водительской дверцей. Внутри никого. За дверцей большая треугольная вмятина, заднее колесо просело, заднее стекло разбито. Дальше толпятся люди. Увидели подъезжающий полицейский автомобиль, посторонились.
   В открывшемся проеме Омотосо увидел маленький белый «форд». Рядом с ним на земле распростерся орлом неподвижный мотоциклист, из-под черного шлема течет струйка темно-алой крови, образуя лужицу на дороге. Возле него стоят на коленях двое мужчин и женщина. Один вроде пробует с ним разговаривать. Поблизости валяется красный мотоцикл.
   – Снова «файерблейд», – мрачно и почти неслышно пробормотал Аппертон, останавливаясь.
   «Хонда-файерблейд» – классическая машина «заново родившихся» байкеров, излюбленный мотоцикл сорокалетних олухов, которые гоняли на нем в юности, а когда заработали деньги, жаждут опять сесть в седло. Им, конечно, нужна максимальная скорость, хоть они по-настоящему не понимают, насколько быстрее – и непослушнее – стал мотоцикл за прошедшие годы. Согласно скорбной статистике, подтвержденной ежедневными наблюдениями Тони Омотосо, Йена Аппертона и десятков других офицеров дорожной полиции, главную группу риска составляют не тинейджеры без царя в голове, а бизнесмены среднего возраста.
   Омотосо сообщил по радио о прибытии на место и услышал в ответ, что «скорая» и пожарные уже едут.
   – Нам скорей нужен инспектор дорожной полиции, – сказал он диспетчеру и продиктовал позывные дежурного офицера.
   Констебли вышли из машины, максимально быстро и внимательно оглядывая сцену. На службе Тони Омотосо усвоил одно – никогда не делай поспешных заключений об обстоятельствах несчастного случая. Однако, судя по тормозному пути, положению автомобиля и мотоцикла, похоже, машина оказалась на пути мотоцикла, который наверняка несся на бешеной скорости, если причинил такие повреждения и развернул машину поперек дороги.
   – Выскочила дура трахнутая! Прямо на него налетела! – прокричал мужской голос. – У него не было ни единого шанса!
   Полицейские бросились к мотоциклисту. Омотосо протиснулся между столпившимися вокруг него людьми, опустился на колени.
   – Он без сознания, – проговорила женщина.
   Тонированный солнцезащитный щиток шлема опущен. Известно, что пострадавшего по возможности лучше вообще не трогать. Констебль с предельной осторожностью поднял щиток, прикоснулся к лицу, раздвинул губы, сунул палец, нащупал язык.
   – Вы меня слышите, сэр? Слышите?
   Йен Аппертон у него за спиной спросил:
   – Кто водитель БМВ?
   К нему шагнула женщина лет за сорок, с белым как простыня лицом, с мобильным телефоном в руке. Вид крикливый – вытравленные волосы, джинсовая куртка с меховой опушкой, джинсы, замшевые ботинки.
   Трясясь в шоке, она робко заговорила хриплым голосом заядлой курильщицы:
   – Я… Ох, черт, черт, черт!.. Я его не видела. Несся как ветер. Я его не видела. Дорога была пустая…
   Опытный полицейский приблизился, принюхался к дыханию. Чутье у него острое, без труда улавливает следы вчерашней попойки. Возможно, слабый запах перегара присутствует, хотя точно не скажешь, тем более что его забивает мятная жвачка и застарелая вонь табака.
   – Сядьте, пожалуйста, в мою машину на переднее сиденье. Я через пару минут подойду, – сказал Аппертон.
   – Прямо в лоб налетела, – почти недоверчиво объяснял мужчина в анораке. – Я сразу за ним ехал.
   – Буду очень признателен, если вы назовете свою фамилию и адрес, сэр, – попросил констебль.
   – Конечно. Вылетела прямо в лоб. Не подумайте, сам он тоже не ехал, а мчался, – оговорился мужчина. – Я был в «ренджровере», – он ткнул пальцем в свой автомобиль, – а мотоцикл буквально промелькнул мимо за долю секунды.
   Аппертон увидел подъезжавшую «скорую».
   – Сейчас вернусь, сэр, – предупредил он и поспешил навстречу санитарам.

7

   Празднества в этом году начинаются рано. В среду утром в четверть девятого суперинтендент Рой Грейс сидел в своем кабинете, нянча похмелье. Никогда от него не страдал, в любом случае крайне редко, а в последнее время оно становится обычным явлением. Может, возраст – в августе стукнет сорок. А может быть…
   Что?
   Понятно – надо успокоиться, взять себя в руки. Впервые за девять лет после исчезновения жены Сэнди у него сложились прочные отношения с поистине обожаемой женщиной. Недавно получил повышение, возглавил отдел тяжких преступлений; основное препятствие на карьерном пути – никогда его не любившая заместительница главного констебля Элисон Воспер – перебирается на другой конец графства на должность помощницы главного констебля.
   Почему же, непрерывно гадает Грейс, он часто просыпается, чувствуя себя полным дерьмом? Зачем вдруг безрассудно напился?
   Возможно, потому, что Клио, которой скоро тридцать, тайно – а иногда и явно – надеется услышать предложение. Он уже фактически съехался с ней и с Хамфри – псом смешанных кровей. Отчасти из-за того, что на самом деле хочется быть с ней рядом, отчасти из-за того, что друг и коллега сержант Гленн Брэнсон, семейная жизнь которого висит на волоске, уверенно становится постоянным обитателем дома Грейса. При всей любви к Гленну они абсолютно несовместимы в реальной жизни, поэтому легче оставить его у себя, хотя больно видеть, во что он превратил жилье, особенно драгоценную коллекцию виниловых пластинок и лазерных дисков.
   Грейс выпил вторую за утро чашку кофе, открутил пластмассовую крышечку бутылки с газированной водой. Вчера вечером был в китайском ресторане на рождественском ужине сотрудников городского морга Брайтона и Хоува, потом вместо того, чтобы благоразумно вернуться домой, отправился вместе со всеми в казино «Рандеву», перебрал коньяка, чреватого особенно тяжким похмельем, стремительно проиграл пятьдесят фунтов в рулетку и еще сто двадцать в блек-джек, пока Клио, к счастью, его не утащила.
   Взяв за правило к семи утра сидеть за рабочим столом, явился в кабинет всего десять минут назад и пока сумел решить единственную задачу, кроме собственноручного приготовления кофе, – включил компьютер. Сегодня снова вечеринка в честь проводов на пенсию главного суперинтендента Джима Уилкинсона.
   Стиснув обеими руками кофейную кружку, Грейс недовольно заметил, что они дрожат. Проклятье, сколько ж вчера было выпито? Судя по туманным воспоминаниям, Клио вообще ничего не пила, и очень хорошо, потому что сумела отвезти его домой. Черт побери, даже не вспомнить, занимались ли они любовью.
   Он снял со спинки кресла пиджак, натянул, посмотрел на монитор, прокрутил круглосуточную сводку происшествий, зарегистрированных в Брайтоне и Хоуве. Добавляются новые сообщения, старые не исчезают, дополняясь новыми деталями.
   Среди самых существенных атака на гомосексуалистов в Кемптауне и серьезное нападение на Кингс-роуд. Еще одно, только что обновившееся, касается дорожно-транспортного происшествия на Колдин-Лейн. Автомобиль столкнулся с мотоциклом. Впервые сообщение поступило в 8:02, теперь пополнилось информацией о запрошенном полицейском вертолете с санитарами на борту.
   Нехорошо. Он легонько поежился. Сам любит мотоциклы, ездил в юности, когда впервые пришел в полицию и обхаживал Сэнди, но с тех пор ни разу не садился. Бывший коллега Дэйв Гейлор, недавно вышедший в отставку, обзавелся шикарным черным «Харлеем» с красными колесами, и Грейс, получив в связи с повышением право пользоваться служебным автомобилем, испытывал искушение сменить свою «альфа-ромео», недавно разбившуюся во время преследования, на мотоцикл, когда – или если — сукины дети из страховой компании раскачаются. Но Клио взбесилась при первом намеке, хоть сама лихачит за рулем.
   Будучи старшим патологоанатомом полицейского морга, она при каждом дальнейшем напоминании принимается перечислять смертельные травмы, полученные невезучими мотоциклистами, ее клиентами. Известно, что в некоторых медицинских кругах, особенно среди травматологов, где черный юмор особенно популярен, мотоциклистов прозвали «донорами на колесах».
   Кроме папок и файлов, относящихся к его новой роли и содержащих кучи материалов, подготовленных к предстоящим судебным слушаниям отделом уголовного судопроизводства, к нему после недавнего внезапного отъезда одного коллеги вновь вернулись старые дела об убийствах, не раскрытых суссекской полицией. Они лежат в зеленых пластмассовых ящиках и занимают почти весь пол, кроме места для письменного стола, небольшого круглого стола заседаний, четырех кресел и черного кожаного саквояжа со всем снаряжением и защитной одеждой, необходимыми на месте происшествия.
   Работа над «глухарями» движется мучительно медленно, отчасти потому, что ни у Грейса, ни у кого другого в штаб-квартире уголовного розыска на это нет времени; отчасти потому, что все равно почти ничего не добьешься. Остается ждать новых успехов криминалистики вроде современных методов анализа ДНК или вестей от родных, например от жены, которая прежде лгала, выгораживая своего мужа, а потом, разозлившись, решила его заложить. Впрочем, положение должно измениться, когда новая команда, перешедшая под его руководство, просмотрит все старые файлы по самым серьезным случаям.
   Суперинтендент снова взглянул на папки из судебного отдела. Бюрократические требования системы выше всякого разумения. Он хлебнул воды, раздумывая, с чего начать. Вместо этого решил просмотреть список рождественских подарков. Дошел только до первого пункта – заказа родителей его девятилетней крестницы Джей Сомерс. Зная, что ей нравится получать от него подарки, которые подтверждают, что он классный парень, а не занудный старый хрен, те запросили черные замшевые сапожки третьего размера.
   Где их взять?
   Одна личность точно знает ответ. Он вновь оглянулся на зеленую коробку, четвертую в стопке справа от стола. Башмачник. Очень интересный «глухарь». За несколько лет Башмачник изнасиловал в Суссексе шестерых женщин, одну убил, возможно нечаянно, в панике. Потом необъяснимо остановился. Может, последняя жертва яростно отбивалась, умудрилась частично сорвать маску, что позволило бы составить портрет с помощью компьютерной программы «Айдентикит»[4], и гад испугался. Или уже умер. Или куда-то уехал.
   Три года назад арестовали сорокадевятилетнего бизнесмена из Йоркшира, который изнасиловал в середине восьмидесятых годов многих женщин и всегда уносил с собой женские туфли. Полиция Суссекса одно время надеялась, что это и есть ее стародавний клиент, но анализ ДНК развеял надежды. Вдобавок методы насильников хотя и были похожими, но не идентичными. Джеймс Ллойд из Йоркшира снимал с жертв обе туфли, а суссекский Башмачник одну, обязательно с левой ноги, и прихватывал трусики. Конечно, возможно, пострадавших было больше. Проблема с поимкой насильников в том, что жертвы нередко стыдятся огласки.
   Рой Грейс пришел в полицию не только по стопам отца-полицейского, но и с искренним желанием найти себе дело, которое позволяет хоть чуточку изменить мир. В последние годы, вдохновленный техническими достижениями, он лелеет дерзкую мечту, что когда-нибудь все преступники, чьи дела покоятся в зеленых коробках, предстанут перед судом. Каждый проклятый сукин сын до последнего. И первым в списке значится извращенец Башмачник.
   Когда-нибудь.
   Когда-нибудь Башмачник пожалеет, что родился на свет.

8

   Линн вышла из кабинета в каком-то тумане. Побрела по улице к маленькому обшарпанному оранжевому «пежо» без колпака на одном колесе, открыла дверцу, села. Она всегда оставляет машину незапертой в тщетной надежде, что кто-нибудь ее угонит и можно будет получить страховку.
   Механик в гараже предупреждал еще в прошлом году, что «пежо» не пройдет очередной техосмотр и проверку на токсичность выхлопных газов без серьезного ремонта, который обойдется дороже нового автомобиля. Теперь до осмотра – о, ужас! – осталась неделя.
   Мэл сам чинил машину, все умел делать. Господи, до чего без него тяжело! До чего тяжело без людей, с которыми можно было бы поговорить, обсудить, что сказать дочери, как сообщить ужасное известие.
   Смаргивая слезы, она вытащила мобильник из сумочки, набрала номер лучшей подруги Сью Шеклтон, тоже разведенной матери-одиночки с четырьмя детьми, которая почему-то вечно веселится.
   Выкладывая ей новости, Линн без всяких опасений следила за шагавшим по тротуару дорожным инспектором – оплаченная квитанция на парковку, приклеенная к лобовому стеклу, действительна еще больше часа. Сью, по обыкновению, посочувствовала, но высказала реальное и практичное мнение:
   – Дорогая, в жизни всякое бывает. Одному моему приятелю лет семь назад пересадили почку, с тех пор он жив-здоров и в ус не дует.
   Линн кивнула, вспомнив упомянутого приятеля.
   – Что еще можно сделать?
   – В том-то и дело, что ничего.
   – Ну, тогда выбирай. Хочешь, чтобы она жила или чтобы умерла?
   – Разумеется, чтобы жила.
   – Тогда смирись, наберись сил и уверенности. Она ни в коем случае не должна тебя видеть раскисшей в такой момент.
   Наберись сил и уверенности.
   Легко сказать.
   Линн позвонила Мэлу на мобильник, не зная, где он сейчас находится. Время от времени он уходит в море, в последнее время работал за Уэльсом в Бристольском канале. Отношения у них дружеские, хоть чуточку натянутые и формальные.
   Мэл ответил после третьего звонка сквозь сильный треск в трубке.
   – Привет, – прокричала она. – Где ты?
   – Выходим из Шорэма. В десяти милях за устьем, идем на участок. Через несколько минут выйдем из зоны приема. В чем дело?
   – Мне с тобой надо поговорить. Кейтлин хуже… Она очень больна. Безнадежно.
   – Проклятье, – пробормотал он. Его голос стал еле слышен. Треск усилился. – Рассказывай.
   Она поспешно изложила диагноз, по опыту зная, как быстро порой исчезает сигнал. Едва расслышала в ответ, что драга вернется в Шорэм часов через семь, и обещание перезвонить.
   Потом звякнула матери, которая сидела в своем бридж-клубе за утренним кофе. Сильная, крепкая женщина как бы еще больше окрепла за четыре года, прошедшие после смерти мужа – отца Линн, – признавшись однажды дочери, что они фактически не так уж любили друг друга. Практичная женщина, которую, видно, ничто взволновать не способно.
   – Надо искать другой вариант, – сразу заявила она. – Скажи доктору Хантеру: нужен другой вариант.
   – По-моему, у него нет сомнений, – ответила Линн. – На пересадке настаивает не только доктор Хантер, но и специалист по заболеваниям печени. Иначе случится то, чего мы постоянно боимся.
   – Необходим другой вариант. Врачи ошибаются. Они не безгрешны.
   Линн неохотно пообещала поговорить насчет другого варианта. По дороге домой напряженно раздумывала. Конечно, может быть, мать права. Возможно, диагноз ошибочный. Возможно, другой специалист знает что-нибудь неизвестное доктору Грэнджеру, подскажет не столь рискованный выход. Возможно, есть новые лекарства. При повороте направо с Лондон-роуд на Гарден-авеню машина с громким скрежетом завиляла. Линн переключила передачу, слыша привычный металлический стук от болтающейся выхлопной трубы. По словам Кейтлин, это стучит Смерть с косой – машина умирает.
   У дочки мрачноватое чувство юмора.
   Линн поднималась на холм к Патчему с полными слез глазами, до конца осознав катастрофическое положение и масштаб проблем, ошеломленно тряся головой. Пропади все пропадом! Она абсолютно к этому не готова. Черт возьми, как сказать дочери, что ей нужна новая печень? Причем, может быть, взятая у мертвеца…
   Свернула на свою улицу, потом налево на подъездную дорожку к дому, нажала на тормоз, заглушила мотор. Машина, как всегда, напоследок дернулась, и все смолкло.
   Дом, примыкающий одной стеной к соседнему, подобно многим другим в этом городе, стоит на тихой жилой улице на крутом холме. Прежде здесь жили пожилые супруги, и Линн, переехав, преобразила задний садик, насажав всевозможных растений. А через семь лет даже не может позволить себе содрать и заменить старое, изношенное ковровое покрытие. Хватает лишь на свежую покраску, отчасти на обои. На убогой кухне стоит неистребимый затхлый старческий запах, несмотря на ароматические смеси и освежители.
   Когда-нибудь, обещает себе Линн. Когда-нибудь.
   Когда-нибудь в заветный день в саду будет построена студия. В свое время она с большим наслаждением писала акварелью виды Брайтона и даже продавала их со скромным успехом.
   Линн отперла парадную дверь, вошла в узкую переднюю, взглянула вверх на лестницу, гадая, не встала ли Кейтлин, не слыша ни звука.
   Пошла наверх с тяжелым сердцем. На двери дочкиной спальни висит белый лист с крупной надписью от руки: «Прашу стукать». На ее памяти он всегда тут висел. Она стукнула.
   Как всегда, нет ответа. Кейтлин либо спит, либо сотрясает музыкой барабанные перепонки. Линн вошла в комнату, куда словно бульдозер приволок и ссыпал содержимое оптовой распродажи.
   За горами одежды, мягких игрушек, компакт-дисков, обуви, коробочек с макияжем, красочным розовым ведром для мусора, перевернутым вверх ногами розовым стулом, куклами, мобилем с бабочками из органического стекла, сумками и пакетами из «Топ-шоп», «Ривер-айленд», «Монсун», «Эберкромби энд Фитч», «Гэп» и «Зара», мишенью для дротиков, с которой свисает фиолетовый удав, видна только кровать, на которой лежит на боку Кейтлин в невообразимой излюбленной позе – руки в боки, ноги согнуты, голова под подушкой, из-под пухового одеяла торчат голые бедра, на голове наушники, телевизор включен, на экране повтор шоу «Хиллс».
   Она похожа на мертвую.
   На мгновение ужаснувшись, Линн бросилась к кровати, запутавшись в проводе от зарядника мобильного телефона, схватила длинную тонкую руку.
   – Сплю, – сердито буркнула Кейтлин.
   Сразу нахлынуло облегчение. Из-за болезни спит когда попало. Она с улыбкой присела на край кровати, погладила дочь по спине. Кейтлин – длинная, худая до истощения, неуклюжая, с клубком торчащих черных коротких волос, смазанных гелем, – напоминает резиновую куклу, под кожей будто гибкая проволока вместо костей.
   – Ну как ты?
   – Чешусь.
   – Будешь завтракать? – спросила Линн с надеждой.
   Дочь не страдает полномасштабной анорексией, но к тому приближается. Одержимо следит за собственным весом, без конца встает на весы, отказывается от любой еды вроде сыра и пиццы, не желает, по ее выражению, поглощать жиры.
   Вот и теперь резко мотнула головой.
   – Нам с тобой надо поговорить, дорогая. – Линн взглянула на часы. 10:05. Предупредила вчера на работе об опоздании и через минуту опять позвонит, что совсем не придет. У доктора в середине дня только маленькое окошко для приема Кейтлин.
   – Некогда, – буркнула дочь.
   Внезапно разозлившись, Линн сдернула с нее наушники.
   – Дело важное.
   – Остынь, женщина! – огрызнулась Кейтлин.
   Линн закусила губу, помолчала, а потом сказала:
   – У нас на сегодня назначена встреча с доктором Хантером. В половине третьего.
   – Без меня решила. Днем я с Люком встречаюсь.
   Люк, бойфренд Кейтлин, учится на курсе информационных технологий в Брайтонском университете, но ничего не может внятно объяснить. Особый экземпляр среди известных Линн полных оболтусов. Дочка встречается с ним больше года. В этом году с определенным трудом удалось из него вытащить пяток слов. Угу, ага, типа, как бы, понимаете — полный предел словаря. Кажется, будто Кейтлин с Люком объединяет происхождение с одной планеты в дальнем конце Вселенной, в каком-нибудь дерьмовом галактическом тупике.
   Линн чмокнула дочь в щеку, нежно пригладила жесткие волосы.
   – Что слушаешь?
   – Рианну.
   – Детка, ты обязательно должна встретиться с доктором Хантером. Он хочет облегчить твое состояние.
   Похоже, единственный способ – пересадка печени. Ему надо это с тобой обсудить.
   Кейтлин кивнула:
   – Отдай наушники. Мой любимый трек.
   – Ты меня слышала, милая? Насчет трансплантации печени?
   Кейтлин передернулась и проворчала:
   – Как скажешь.

9

   На скорости в двенадцать узлов «Арко Ди» добралась до рабочего участка за полтора часа. Почти все это время Мэл Беккет занимался рутинной проверкой сорока двух систем звуковой и световой сигнализации. Испытав три – в машинном отделении, на днище, на вспомогательном носовом винте, – дошел до пульта управления на капитанском мостике.
   Несмотря на обжигающий ледяной ветер, выдался чудный солнечный день с легкой уютной бортовой качкой, один из любимейших в море, если бы не затмившая сердце черная туча – Кейтлин…
   Покончив со световыми сигналами, он бросил взгляд на монитор со сводкой погоды, с удовольствием отмечая хороший прогноз на оставшийся день. «Арко Ди» с плоским днищем изначально строилась для работ в закрытом эстуарии, имея осадку в тринадцать футов с полным грузом – оптимальную для портов с песчаными отмелями вроде Шорэма, где при низком приливе вход в бухту сильно мелеет. Драга спокойно выходит и возвращается примерно за час до отлива, но находиться на ней в бурном море не слишком приятно.
   На теплом уютном капитанском мостике, оборудованном по последнему слову техники, царит спокойная сосредоточенность. «Арко Ди» почти дошла до участка драгирования в десяти морских милях к юго-востоку от Брайтона. Желтые, зеленые, синие линии рисуют на черном экране кривобокий треугольник, отмечающий сто квадратных миль морского дна, арендованных у государства конгломератом «Хэнсон-груп», которому принадлежит местный флот землечерпалок. Участок отмерен с такой же точностью, как площадь любой фермы на берегу; отклонение грозит крупными штрафами и лишением лицензии.
   Коммерческое драгирование, в сущности, представляет собой подводную добычу материалов. Всосанный трубой песок и гравий сортируются и продаются строительным и ландшафтным фирмам. Камешки лучшего сорта украсят высококачественные подъездные дорожки, песок используется в производстве бетона, остальное либо добавят в раздробленном виде в бетонные и асфальтовые смеси, либо оно пойдет на балласт для фундаментов зданий, дорог и туннелей.
   Капитан Дэнни Маршалл, худой, жилистый добродушный мужчина сорока пяти лет с отросшей за несколько дней щетиной, в черной шапочке с кисточкой, мохнатом синем свитере поверх голубой рубашки, джинсах и хорошо послуживших морских сапогах, стоял у штурвала. Первый помощник в таком же наряде наблюдал за монитором компьютера с изображением участка работ. У других семи членов команды, которые почти все работают вместе последние десять лет, море тоже в крови, как и у Мэла Беккета. Мэл с детства был бунтарем, искателем приключений, ушел из дома, как только получил возможность поступить в Королевский военно-морской флот в качестве инженера-стажера, провел не один год в море, кочуя по миру. Но, подобно нынешним товарищам, начинавшим карьеру на океанских судах, решил после рождения Кейтлин – первого ребенка – найти работу, которая позволяет плавать и одновременно вести семейную жизнь.