Джеймс Саманта. Его грешные пути

   У нее на глазах его мужское естество быстро набирало силу.
   — Вот это да! — удивленно прошептала она, округлившимися глазами любуясь на это диво.
   Ее изумленный шепот совсем его доконал. Не то хохотнув, не то застонав, он протянул к ней руки.
   Она покачала головой:
   — Нет, Камерон, еще не время.
   Он всегда думал прежде всего о ее удовольствии. Всегда. И она отплатит ему тем же.
   Помедлив мгновение, она прикоснулась к нему языком. У него перехватило дыхание. «Нет, — подумал он, — не может быть…» И больше уже не думал ни о чем.
   У него кипела кровь. Все его ощущения сосредоточились в самой чувствительной части его тела, которая бессовестно выдавала его потребность в ней. Он замер, не в силах отвести взгляд от ее склоненной к нему головы, подумав, что более эротичного зрелища он не видел ни разу в жизни. Трудно было представить себе, что она может проделывать такое с той частью его тела, которой совсем недавно так боялась.
   Дрожь пробежала по его телу. Он запустил руки в ее волосы, дыхание стало хриплым, прерывистым.
   — Силы небесные, — простонал он. — Я больше не выдержу! — Он схватил ее и поднял с колен.
   В два шага преодолев расстояние до кровати, он лег на спину и усадил ее на себя.
   — Помнишь, как ты однажды сказала, что не поедешь на коне ни впереди, ни позади меня? — спросил он.
   — Помню, — ответила она.
   — Ну так теперь ты поедешь на мне, — игриво поглядывая на нее, сказал он.
   Одно движение бедер — и он глубоко вошел в ее плоть. Их охватило безумное возбуждение. Он стиснул зубы, пытаясь сдержать нарастающее напряжение, и, запустив большой палец в кудряшки между ее бедер, погладил нежный бугорок. Она, застонав, откинула голову. Они одновременно достигли высшей точки наслаждения.

Глава 21

   Наступила зима. Медленно тянулась вереница коротких темных дней. Холодная погода усугублялась порывами пронизывающего ветра, налетавшего с горного перевала. Высокие гранитные скалы над Данторпом застыли в мрачном великолепии, закованные в ледяные доспехи.
   В крепости поговаривали, что такой суровой зимы еще никогда не было. Но люди хорошо переносили капризы природы, снег и холод им были нипочем и не мешали заниматься своими делами.
   Тем не менее произошло несколько событий, омрачивших мирное течение жизни. Во-первых, пропала отара овец, которые, как утверждали, были украдены людьми из клана Монро. Во-вторых, два юноши — оба из клана Маккеев — случайно забрели на земли Монро. Через семь дней схвативший их фермер освободил их. Мередит очень расстроилась, узнав, что между кланами продолжаются военные действия. Однако следовало радоваться хотя бы тому, что и в том и в другом случаях дело обошлось без кровопролития. Как ни странно, несмотря на напряженность, вызванную этими происшествиями, она не заметила на себе косых враждебных взглядов. С тех пор как она вышла замуж за Камерона, многое изменилось. Она стала его женой, и ее стали считать своей. За это Мередит тоже была благодарна мужу.
   Пусть даже в ее жизни не было безоблачного счастья, но по крайней мере текла она более или менее мирно и спокойно. Но больше всего она дорожила долгими ночами, когда лежала, уютно свернувшись под одеялом рядом со своим мужем в кольце его сильных, теплых рук. Уходя по утрам, он каждый раз целовал ее в губы и непременно в округлившийся живот.
   Со временем ее тело отяжелело настолько, что она с трудом передвигалась по замку. Камерон проявлял живой интерес к течению ее беременности. Он ежедневно в подробностях расспрашивал ее о самочувствии. Когда Мередит пожаловалась на то, что ребенок слишком энергично брыкается в животе, Камерон и это не оставил без внимания. Он часами лежал рядом с ней, по-хозяйски обхватив руками ее живот и ощущая ладонями волнообразные движения плода.
   — Непоседливый парнишка! — самодовольно заявил он однажды вечером, почувствовав под рукой не то колено, не то локоток.
   — Да, непоседливая девчушка, — сказала Мередит, тряхнув головой. — Будит мать по ночам, спать не дает!
   — В таком случае тебе нужно будить отца парнишки, чтобы не бодрствовать в одиночестве, дорогая, — поддразнил ее Камерон. — Я буду рад отвлечь тебя, причем таким способом, который нам обоим доставит удовольствие.
   Она улыбнулась. Какой же он нежный, милый! Глядя на ее огромный живот, Камерон заявил, что она еще никогда не была такой красивой. От такого признания, сделанного хриплым от возбуждения шепотом, она совсем растаяла.
   Они могли часами болтать о всяких пустяках, о незначительных повседневных делах. Единственной темой, которой они не касались, была вражда между их кланами. Мередит опасалась нарушить хрупкое перемирие. Она лишь надеялась, что, когда родится их ребенок, ненависть Камерона к ее отцу несколько утратит остроту.
   И еще она надеялась, что со временем он полюбит ее так же, как любит его она, — безоговорочно и всем сердцем.
   Однажды вечером, в последний месяц своей беременности, ей захотелось сделать ему сюрприз, и она решила р0ИТЬ ужин для них двоих в их комнате. Хотя сама она не любила подогретое вино с пряностями, его любил Камерон, поэтому она приказала принести вина, кое-какие его любимые закуски — свежеиспеченный хлеб, завернутый в льняную салфетку, толстые, сочные колбаски, а также медовые пряники и разное печенье, чтобы побаловать его сладостями. Настроение у обоих было самое безмятежное.
   После ужина Камерон усадил ее к себе на колени. Он был так красив, так силен. Мередит обняла его за шею и опустила голову ему на плечо. Он положил руку на ее живот.
   — Теперь уже недолго, — пробормотал он.
   — Да, — согласилась она. — Гленда говорит, что совсем скоро. Возможно, даже в ближайшие дни.
   Он провел пальцами по ее нежной щечке и, взяв за подбородок, повернул к себе ее лицо.
   — Ты боишься?
   Конечно, Мередит боялась. Ей вспомнился умерший ребенок Гленды. А вдруг и с ее ребенком что-нибудь случится? При одной мысли об этом ее бросило в дрожь.
   — Да, — тихо сказала она, опустив глаза.
   — Не бойся, милая. Ты не должна бояться, потому что я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
   — Ты сказал, что будешь со мной, — напомнила она. Камерон почувствовал, как дрожит ее голос.
   — Буду, — заверил он ее. — Не плачь, милая. Я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя.
   Его ласковые слова бальзамом пролились на ее душу. Она прижалась к нему, и он губами осушил катившиеся по ее щекам слезы.
   Позднее, когда они собирались ложиться спать, она вдруг заметила, как его лицо исказила гримаса боли.
   — Камерон, что с тобой? — встревожено спросила она, приподнимаясь на локте. — Ты не заболел?
   — Пройдет, — успокоил он ее, но она заметила, что на верхней губе у него выступили капельки пота.
   — Ты уверен? Ты плохо выглядишь…
   Не успела она закончить фразу, как он рухнул на пол. Мередит быстро, насколько позволяло ее положение, соскользнула с постели.
   — Камерон! — закричала она. — Камерон!
   Лицо его приобрело землистый оттенок, кожа была липкой на ощупь.
   — Будто кинжалы вонзились во внутренности, — пробормотал он побелевшими губами и попытался встать на колени, но у него сразу открылась жестокая рвота.
   Мередит бросилась к двери и, распахнув ее, закричала:
   — Иган! Иган!
   Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем появился Иган. Он с одного взгляда понял, что Камерону плохо, и уложил его на кровать.
   Тело Камерона сотрясали страшные судороги. Мередит сидела рядом и обтирала его лицо влажной салфеткой. Никогда еще она не чувствовала себя такой беспомощной!
   Покачав головой, она взглянула на Игана, стоявшего в изножье кровати.
   — Мы не сможем ему помочь, надо звать лекаря. Она испуганно посмотрела на него. Он перевел взгляд на Гленду, которая стояла за спиной Мередит. Гленда кивнула, и он направился к двери. Открыв ее, Иган закричал так громко, что его наверняка было слышно даже в самых дальних уголках крепости:
   — Пошлите Финна за лекарем!
   Потянулось бесконечное ожидание. Наконец появился карь. Это был небольшого роста мужчина с нежными, как у женшины, руками, но, судя по всему, человек знающий и умелый. Он выслушал то, что рассказали ему Мередит и Иган, потом спокойно попросил всех выйти, чтобы он смог осмотреть больного.
   Иган неохотно подчинился, но, выйдя из спальни, встал около двери.
   Мередит помедлила.
   — Идем, — тихо сказала Гленда, положив ей руку на плечо. — Мы должны сделать так, как он просит.
   Мередит кивнула. Но, в отличие от Игана, она не осталась возле двери, а направилась в часовню.
   Там, преклонив колени перед алтарем, она дрожа, прижала руки к груди и стала горячо молиться.
   Она молилась долго и усердно и, когда уже была готова подняться с колен, кто-то сильно схватил ее за локоть и поставил на ноги.
   Тихо охнув, она оглянулась и увидела обезображенное шрамом лицо Игана.
   — Иган! Ты делаешь мне больно…
   — Замолчи! — прошипел он, еще крепче вцепившись ей в локоть, так что она чуть не вскрикнула. Он вывел ее из часовни и потащил за собой в южную башню. Она, спотыкаясь, последовала за ним. Он, не останавливаясь, поднялся по лестнице и, втолкнув ее в комнату, вошел за ней следом.
   Ошеломленная, Мередит поняла, что находится в той самой комнате, где провела свою первую ночь по приезде в Данторп. Она взглянула в искаженное от ярости лицо Игана и похолодела от ужаса.
   — Иган! Иган! Что случилось? Господи, неужели что-то с Камероном? Скажи мне, умоляю! Что с ним?
   — Как будто ты не знаешь! — сердито фыркнул он.
   — Не знаю! Пожалуйста, Иган, скажи мне! — У нее пронеслась страшная мысль. — Только не говори, что он умер!
   — Не умер, несмотря на все твои старания, — презрительно скривив губы, произнес он. — Скажи мне, Мередит, сейчас в часовне ты молилась, чтобы он умер?
   — Нет, я молилась, чтобы он скорее поправился!
   — Да уж, тебе лучше помолиться, чтобы он выжил, потому что, если он умрет, умрешь и ты!
   Сердце у Мередит заколотилось так сильно, что она едва могла дышать.
   — Иган, зачем ты это говоришь? Скажи, что с моим мужем?
   — Умеете вы, леди, прикинуться невинной овечкой! Но меня вам не провести. Я-то знаю, что это ваших рук дело.
   — Моих рук дело? — Мередит почувствовала, как кровь отлила от ее лица. — Иган. Я пыталась помочь ему! Я позвала тебя на помощь!
   — Ты сделала это, чтобы снять с себя вину!
   — Нет, Иган! Ты ошибаешься!
   — Кто, кроме тебя, мог это сделать, позволь спросить? Ты с ним ужинала. Ты заказала подогретое вино со специями — однако всего один кубок! Слуги сказали мне, что ты сама его не пила. — Его голубые глаза с упреком смотрели на нее.
   — Только потому, что я не люблю подогретое вино! — Мередит показалось, что она видит кошмарный сон. — Иган! С Камероном все в порядке?
   — Он жив. Это все, что я могу сказать. — Иган направился к двери и на пороге оглянулся. — Черт возьми, леди, считайте, что вам повезло. Потому что если бы вы не носили ребенка Камерона, то сидели бы сейчас в сырой и холодной поземной тюрьме! Так что помолитесь хорошенько, чтобы ваш муж остался в живых, иначе ваши дни сочтены!
   Мередит поежилась. Его слова причиняли боль, словно удары хлыста.
   Она задрожала от страха, но не из-за его угрозы. Все ее помыслы были о муже, о Камероне. Значит, его жизнь в опасности? Из глаз ее хлынули слезы. Мысль о том, что он возможно, находится при смерти, была невыносимой.
   Когда Камерон пришел в себя, он чувствовал себя так, словно по его телу промчался табун диких коней. Собравшись с силами, он окликнул свою жену.
   Но не Мередит склонилась над ним, а Иган.
   Суровое лицо воина просветлело от радости, когда он увидел, что смертельно бледное лицо его вождя и друга чуть порозовело.
   — Ну вот, наконец-то ты пришел в себя, — тихо сказал он. — Как ты себя чувствуешь?
   — Как будто меня вывернули наизнанку, — проворчал Камерон.
   Иган усмехнулся.
   — Чему тут удивляться? Лекарь дал тебе слабительное.
   — Слабительное? Зачем?
   — Из-за яда, — сурово ответил Иган.
   — Из-за яда?
   — Да. Тебя отравили.
   Камерон пристально взглянул на него.
   — Где моя жена? Где Мередит?
   — Не беспокойся о ней, — коротко сказал Иган.
   — Это еще почему, черт возьми? Рядом со мной должна быть она, а не ты! Долг жены — ухаживать за мужем!
   Но в последний раз, когда она ухаживала за ним, она его чуть не убила!
   Игану очень хотелось напомнить ему об этом. Тем не менее он удержался и лишь коротко произнес:
   — Она в южной башне.
   — Что она там делает?
   — Выбора не было: или там, или в подземной тюрьме.
   — В подземной тюрьме? — воскликнул Камерон и выругался. Отбросив одеяло, он быстро спустил с кровати ноги. От слабости у него закружилась голова. — Что, черт возьми, нашло на тебя, Иган? Я знаю, что она тебе никогда не нравилась, но она моя жена! И если ты чем-нибудь ее обидел… — Камерон замолчал.
   — Если я ее обидел? Глупец! Эта чертовка отравила тебя! Вспомни, что вам принесли ужин сюда, в эту комнату.
   — Да, мы ужинали вдвоем. Никакого яда не было! — горячо запротестовал Камерон.
   — Все так, — сказал Иган. — Вы оба попробовали все, кроме вина! Она отлично знала, что ты ничего не заподозришь, если она не притронется к вину!
   Камерон покачал головой. Мысль о том, что Мередит хотела отравить его, казалась совершенно неправдоподобной. Он отказывался это понимать.
   — Нет! Этого не может быть!
   — А я говорю — да! Она хотела замести следы и позвала меня! Я говорил со слугами, Камерон. Все они преданы тебе, как и я. Кто, кроме нее, мог это сделать?
   «Возможно, он прав, — подумал Камерон. — Она уже покушалась однажды на твою жизнь. Вспомни, как она занесла над тобой твой же кинжал».
   Но ведь тогда она не смогла сделать то, что задумала. А теперь, возможно, смогла!
   Слабость, а скорее всего потрясение заставило его опуститься на подушку. Иган помог ему устроиться поудобнее. Камерон лежал бледный, черты лица заострились. — Ты ее обвинил в этом? При всех? Иган помедлил.
   — Нет, я не стал обвинять ее открыто. Хотя ей это сказал. — Он поджал губы. — Но она все отрицает.
   Камерон заглянул в глаза своему верному другу.
   — Скажи, что это неправда. Скажи, что она не предала меня!
   Суровое лицо Игана смягчилось, потому что он понимал сомнения Камерона и сочувствовал ему. Он покачал головой.
   — Если бы я мог, я сделал бы это, Камерон. Но все указывает на нее. А против правды не попрешь.
   Он скоро поправится. В этом Камерон не сомневался. Но что делать с душевной раной? Иган был его лучшим другом. Он не задумываясь отдал бы свою жизнь за Камерона. И он не мог не прислушаться к тому, что говорил Иган. А Иган считает, что Мередит покушалась на его жизнь. К тому же она хотела убежать от него. И не раз умоляла дать ей свободу.
   Его смерть была бы ей только на руку.
   — Никому не говори об этом, — приказал он. — Я сам докопаюсь до правды.
   — Но, Камерон… Камерон отвернулся от него.
   — А теперь оставь меня одного, — устало сказал он.
   О состоянии Камерона Мередит узнала от Гленды. Он выжил, но потребуется еще несколько дней, чтобы восстановить силы. И именно Гленда неохотно сообщила ей, что Камерон был отравлен.
   Мередит была потрясена.
   — Не может быть! Кто мог сделать это?
   Гленда смущенно молчала, отводя взгляд. И тут Мередит все поняла…
   — Он думает, что это сделала я?
   — Он дурак, — быстро сказала Гленда. — Из-за болезни совсем разучился соображать.
   Мучительная боль пронзила ее тело. Мередит судорожно глотнула воздух и посмотрела на подругу блестевшими от слез глазами.
   — А ты Гленда? Ты веришь, что я его отравила?
   — Раньше я, возможно, поверила бы. Но теперь — нет. Наберись терпения, Мередит, — сказала она, обнимая подругу за вздрагивающие от рыданий плечи. — Наберись терпения и верь, что все будет хорошо и Камерон поверит в твою невиновность.
   Они долго плакали обнявшись. К утру у Мередит высохли слезы. Заскрипел засов, и дверь распахнулась. Она стояла у окна и даже не обернулась, подумав, что это служанка принесла завтрак.
   — Унесите еду назад, — сказала она. — Я не голодна. Она услышала, как поднос поставили на стол.
   — Ты должна есть, милая, потому что я хочу, чтобы мой сын был жив, здоров и всем доволен.
   Мередит побледнела. Ей хотелось броситься к нему, утешить, ведь он чуть не умер. Он побледнел, осунулся, под глазами залегли темные тени, отчего глаза казались темнее, чем обычно.
   Но тут она вспомнила, что не нужна ему. Иначе как бы он мог после всего, что было, поверить, что она пыталась убить его?
   Она решительно расправила плечи.
   — Что я вижу? Неужели ты пришел один? Удивляюсь, ты осмелился. Разве, оставаясь со мной наедине, ты не опасаешься за свою жизнь? Он криво улыбнулся.
   — Злость не вдет тебе, Мередит.
   — А что идет? Убийство собственного мужа?
   Он сложил руки на груди и высокомерно приподнял черную бровь.
   — Не знаю, жена моя. Может быть, ты мне скажешь? Интересно, яд был в вине? Или в медовых пряниках? Ты не прикоснулась ни к тому ни к другому.
   Мередит поджала губы.
   — Мне нечего тебе сказать, — надменно заявила она.
   — Ты все отрицаешь?
   — Конечно. — Ее глаза возмущенно сверкнули. — Кто меня обвиняет? Иган?
   Он долго молча смотрел на нее.
   — Он ненавидит меня, — огорченно и рассерженно заявила она. — Он всегда ненавидел меня, и ты это знаешь. Может быть, он сам это сделал, чтобы потом взвалить вину на меня?
   Он угрожающе нахмурился.
   — Здесь нет ни одного человека, кто желал бы моей смерти, — решительно заявил он. — Данторп — мой дом. Так что думай, что говоришь, милая, потому что Игану я доверил бы собственную жизнь. Так было и так будет всегда.
   — А мне ты не доверяешь!
   — Это неправда, дорогая. Я доверил тебе свое сердце!
   Его сердце? Она не могла больше скрывать ни охватившую ее обиду, ни любовь, непрошено ворвавшуюся в ее сердце. Ей хотелось прижаться к нему, умолять его верить ей, сказать, что любит его так сильно, что никогда не смогла бы причинить ему зла. Однако гордость заставляла ее молчать.
   Нет, она ни за что не признается в своей любви. Тем более этому незнакомцу с холодным взглядом. За все эти месяцы, которые она прожила здесь, ничто не изменилось.
   Она резко втянула в себя воздух.
   — Ты мне не доверяешь! — с горечью повторила она. — Ты поклялся, что будешь защищать меня. Однако ты защищаешь Игана и обвиняешь меня. Для тебя я всегда буду виноватой только из-за того, что я дочь Рыжего Ангуса. Прошло столько времени, а ты по-прежнему цепляешься за это и не хочешь забыть. Ты обвиняешь меня несправедливо, Камерон, потому что, клянусь всем святым, я не сделала ничего, что могло бы причинить тебе зло!
   Что-то промелькнуло в его взгляде, но она не могла определить, что именно. Он протянул руку.
   — Мередит…
   Она оттолкнула его руку.
   — Не приближайся ко мне, Камерон, оставь меня в покое. Оставь меня в покое! — Она сказала бы гораздо больше, но неожиданно почувствовала острую боль в спине. Ноющая боль появилась еще утром, когда она встала с постели, но сейчас боль становилась невыносимой. «Может, начинаются схватки?» — подумала она.
   Ее рука потянулась к пояснице. Нет, должно быть, это просто судорога, решила она и помассировала спину. Однако ее непроизвольная гримаса не осталась незамеченной.
   — Силы небесные! У тебя начинается? Она поджала губы.
   — Нет, — резко ответила она, потому что все еще серилась на него. — Не может быть. Боль в спине, а не в животе.
   У нее исказилось лицо от боли, и Камерон не мог ковать, он выбежал за дверь и помчался в зал, чтобы позвать Гленду.
   Когда они прибежали к Мередит, у нее уже начались схватки.
   — Камерон сказал, что ты рожаешь! — воскликнула Гленда, щеки которой раскраснелись от быстрой ходьбы.
   — Рожаю… — скорчив недовольную гримасу, проворчала Мередит. — Откуда ему, черт возьми, знать? Скольких ребятишек он родил?
   — Поторапливайся, Камерон. Отнеси ее на кровать! — скомандовала Гленда. На ворчание Мередит никто и внимания не обращал, словно это жужжала муха. Гордо выпрямившись, она возмущенно заявила:
   — Послушайте, вы, оба! Даже если пришло время, а я уверена, что еще не пришло, я вполне способна пройти это маленькое расстояние сама…
   Но он не слушал ее возражений. Он подхватил ее на руки и, выйдя из комнаты, стал бегом спускаться по лестнице. Гленда бежала следом.
   — Камерон! — возмутилась Мередит. — Куда это, черт возьми, ты направляешься? Отпусти меня сию же минуту!
   — И не подумаю, дорогая. Этот ребенок родится на моей кровати — той самой, где родились мой отец, я и все мои братья!
   Мередит замолчала. Взглянув на его решительно выпяченную челюсть, она поняла, что возражать бесполезно. Это все равно что пытаться прошибить лбом стену. Но вот было бы здорово, если бы ребенок родился прямо на лестнице, по которой поднимался Камерон! Хотя бы ради того, чтобы сделать ему назло! По правде говоря, она была далеко не уверена, что ребенку — разумеется, девочке — пора появиться на свет.
   Войдя в комнату, он осторожно положил ее на середину кровати. Гленда уже давала приказания прибежавшей вслед за ними служанке.
   — Нам потребуются свежая рубашка для Мередит, горячая вода и пеленки для младенца…
   Мередит хотела было сказать, что в такой спешке нет необходимости, но у нее перехватило дыхание от сильнейшей боли, словно железным обручем опоясавшей ее тело.
   Когда боль отпустила, она увидела, что Камерон подвинул кресло к кровати.
   — Уж не собираешься ли ты здесь остаться?
   — Тебе изменяет память, милая. Разве ты забыла, что я обещал быть рядом с тобой?
   — Я тебя не держу. Можешь уйти, — властным тоном заявила она, потому что все еще не собиралась прощать его.
   Он положил руку на ее живот.
   — Не могу, — просто сказал он. — Я буду присутствовать при рождении моего сына.
   Она оттолкнула его руку. Ей хотелось завизжать во все горло. Черт возьми, он умеет вывести человека из себя!
   — Ты не будешь присутствовать при рождении моей дочери!
   — Если ты хочешь, чтобы я ушел, то прогони меня.
   — Я не хочу, чтобы ты находился здесь, — сказала она, тяжело дыша, — потому что ты считаешь меня предательницей, способной отравить своего мужа. Поищи предателя в своем ближайшем окружении, потому что я этого не делала!
   — Помолчи, — приказал Камерон, теряя терпение. — Побереги силы, тебе они еще пригодятся.
   Много он знает…
   Хотя Гленда уверяла их обоих, что первые роды могут тянуться на несколько часов, боли при схватках вскоре стали еще острее, и Мередит с облегчением вздыхала, когда боль отступала. И вот когда она начала думать, что все не уж страшно, что боль нельзя назвать непереносимой , что вообще родить ребенка гораздо легче, чем она опасалась, боль достигла такой силы, что она едва не закричала.
   Гленда раздраженно поцокала языком.
   — Мередит, не надо сдерживаться, от этого становится еще больнее. Я, например, орала во все горло, так, что, наверное, было слышно за перевалом.
   Мередит откинулась на подушки.
   — А я не буду, — с трудом переводя дыхание, сказала она. — Пусть даже я слаба во всем остальном, в этом я не проявлю слабости…
   — Мередит, черт возьми, перестань болтать всякий вздор! Ты сильная, ты гордая, ты отважная — не хуже любого горского воина! — услышала она голос Камерона.
   Она открыла глаза, затуманенные болью, и увидела его. Несмотря на строгий тон, он смотрел на нее с нежностью.
   — Почему ты все еще здесь? — спросила она. Его губы дрогнули в улыбке.
   — Видишь ли, милая, ведь ты еще не родила моего сына.
   — Мою дочь! — поправила она его, сверкнув, глазами. Он наклонился и поцеловал ее капризно надутые губки.
   — Ну и характерец у тебя, милая!
   Она скрипнула зубами.
   — Хорошо тебе шутить! Был бы ты на моем месте, то не веселился бы!
   — Был бы я на твоем месте, то не вел бы себя так храбро, как ты!
   Она сердито взглянула на него, вернее, попыталась это сделать. Как ни странно, его слова ободрили ее. И не только слова, а само его присутствие, хотя она ни за что не призналась бы в этом. Влажной салфеткой он стер пот с ее лба и сжал ее руки. Она услышала, как он тихо бормочет какие-то ободряющие слова.
   Стемнело. Толстые свечи отбрасывали на стены дрожащие тени. Гленда, да благословит Господь ее доброе сердце, старалась ободрить ее, говоря, что теперь уже недолго осталось ждать… однако мучительные схватки не прекращались, следуя одна за другой. Теперь к боли добавилось мощное давление изнутри. В короткие периоды между схватками она откидывалась на подушки — дрожащая и взмокшая от пота.
   Гленда приподняла подол ее рубашки.
   — Ой, Мередит! Уже показалась головка. Как только снова начнется схватка, ты должна тужиться.