– Не беспокойся, – шептал он, – тебе тоже станет тепло, когда мы вернемся в дом. – Он наклонился вперед и прикоснулся губами к ее прохладным коленям. – Тебе везде будет тепло, – продолжал нашептывать он, – и приятно, и…
Нет, она не могла позволить ему этого. Все всегда кончалось именно так, когда они были на грани ссоры. Он мастерски использовал секс, чтобы заставить ее забыть обо всем на свете. Он всегда дарил ей наслаждение, но сегодня этого не будет. Дани положила ему руку на голову и отвела ее назад, чтобы видеть глаза Энтони.
– Да, мне тепло, – сказала она медленно. – Мне тепло, потому что ты так много для меня значишь. Я ничего не могу с собой поделать. – Она смотрела на него очень серьезно. – Ты не хочешь первым произнести эти слова? Это поможет. Я люблю тебя. – Дани увидела сияние его глаз, в них было не то удовольствие, не то удивление, а может, и то и другое одновременно. – Но мне так одиноко в своей любви, мне нужна компания. Мне нужно, чтобы ты сказал, что тоже любишь меня.
Дани увидела на его напряженном лице отражение внутренней борьбы. Он быстро посмотрел в сторону и уклончиво спросил:
– А что означает «любить»? – Он встал на ноги и поднял ее сумку. – Ты прекрасная, умная и более чуткая, чем другие женщины, которых я знал. Я был бы идиотом, если бы не любил тебя.
– Черт возьми! – Голос Дани дрожал от возмущения. Она чувствовала себя так, как будто он дал ей пощечину. Ее глаза наполнились слезами. – Я устала от твоих проклятых уверток и твоих очаровательных сексуальных страховых полисов. Хоть раз ты можешь ответить мне прямо? – Она взбежала на холм, ее ботинки скользили по свежему снегу. Снежинки таяли на ее лице, превращаясь в капли, или это были слезы? Нет, она не должна плакать. Она не могла позволить Энтони причинить ей боль. Дани знала, что и он не хотел этого. Ей следовало бы быть более терпимой к нему, как она и старалась всегда, но сколько же можно биться о стену скрытности безо всякой надежды проломить ее?
Дани вбежала внутрь небольшого домика и быстро пересекла прихожую, направляясь в сауну. Она замерзла, но ее трясло скорее не от холода на улице, а от волнения. Энтони не преследовал ее, но Дани это не особенно удивляло. Он знал, что, если она так расстроена, ссоры не миновать. Возможно, он решил подождать, пока она успокоится, а потом войти и попытаться нежно утешить и рассмешить какой-нибудь забавной шуткой – универсальное средство, которое он всегда успешно применял. И кто знает, может быть, у него получится еще раз!
Когда эмоции немного улеглись, Дани заставила себя задуматься. На прошлой неделе она сделала открытие, что лучше уж быть вместе с таким вот Энтони, чем совсем без него. И любая ее угроза бросить его сейчас была полным блефом. Дани оставалось лишь надеяться, что он поверит: все козыри у нее на руках.
И она вошла в огромную ванную комнату, к которой примыкала и сауна. Дани быстро сбросила свою одежду на желтото-зеленый керамический пол. Она поднимет ее позже. Внезапно она вспомнила о педантичной аккуратности Энтони, совершенно противоположной ее собственной небрежности. Она подняла одежду и машинально повесила ее, как будто Энтони наблюдал за ней. Дани знала, что иногда своей беззаботностью действует ему на нервы, но он никогда ни словом, ни делом не показывал ей этого. Он принимал каждую грань ее личности без вопросов или критики. Почему же она не могла поступать так же? Это причиняло бы гораздо меньше боли им обоим.
Дани решила не заходить в обитую сосной кабинку сауны, а принять горячую ванну. Так она быстрее согреется. Именно то, что ей сейчас нужно. Она промерзла до мозга костей. Вода была очень горячей, когда Дани погрузилась в воду и откинула назад голову. Она закрыла глаза, и окутавшая ее вода понемногу успокаивала и утешала ее. Возможно, однажды она и примет его таким, какой он есть. Может быть, даже не будет иметь значения. случится это в следующем месяце или в следующем году.
– Дани!
Энтони в внезапно возник из пара и оказался рядом с ней. Дани поняла, что он опустился в ванну, почувствовав легкое движение воды. Она не слышала, как он вошел, но ничего странного в этом не было:
– Энтони всегда двигался с быстрой, бесшумной граций. Дани напряглась, продолжая лежать с закрытыми глазами.
– Уходи, – сухо сказала она. – Я не хочу тебя видеть. Не сейчас.
– Тогда не открывай глаза. Потому что я не собираюсь уходить. – Его руки охватывали ее и стали укачивать с бесконечной нежностью. – По правде говоря, я бы предпочел, чтобы ты их не открывала, так мне будет легче. – Он крепко обнял ее. – Только перестань плакать, ладно?
– Я не плачу, – возразила Дани. – Мне просто жарко.
– Правда? – Энтони нежно слизнул капельки пота с ее щеки. Затем он положил ее голову себе на плечо. – Я сомневаюсь в этом.
– Я хочу только одного – чтобы ты ушел, – неуверенно сказала Дани. Энтони успокаивающе гладил ее плечи и спину, и Дани чувствовала, что сердце тает. – Я сейчас не хочу заниматься сексом, – заставила она себя произнести.
– У нас никогда не было секса, – ответил Энтони приглушенно, прикоснувшись губами к ее лбу. – Мы занимались любовью. Я не особенный мастер говорить, но думал, ты понимаешь это. И я тоже не хочу. Не сейчас.
Она успокоилась.
– Не хочешь?
– Господи, каким же чудовищем ты меня считаешь? – В его голосе чувствовалась боль. – Думаешь, я не знаю, что тебе тяжело? Хочу успокоить тебя. Секс не занимает все сто процентов моего времени. – Он невесело рассмеялся. – Только девяносто пять.
– О, нет! – протестующе воскликнула она, попытавшись поднять голову, но Энтони не дал ей этого сделать, удерживая в том же положении. – Хотя я знаю, ты не можешь ничего поделать с собой.
– Дани, я не хочу вновь увидеть обвиняющий взгляд на твоем лице. Он разрывает мое сердце на куски. Поэтому мне лучше попытаться. – Голос Энтони перешел на сбивчивый шепот:
– Я… я люблю тебя, Дани.
На этот раз он не стал удерживать ее, и она, подняв голову, смотрела на Энтони широко раскрытыми испуганными глазами. Его лицо слегка побледнело, губы дрожали, но он не отводил взгляд.
– Ты уверен? – прошептала Дани. Тень раздражения набежала на его лицо.
– Если бы я не был уверен, думаешь, сказал бы это? – прорычал он. – У меня нет привычки признаваться в любви всем и каждому. Ты хочешь, чтобы я повторил?
Дани захлестнула волна счастья. О Господи, это же первая трещина в стене между ними! Дани пустилась бы в пляс, если бы Энтони не держал ее так крепко.
– Не надо. Я не хочу испытывать судьбу. Просто полчаса назад твои слова прозвучали несколько неубедительно. И я была бы довольна, если хотя бы раз в году ты повторял то, что сказал сейчас.
Энтони нежно коснулся ладонями ее щек.
– Я могу сделать кое-что получше. – Он крепко поцеловал ее, и это не было ни его победой, ни поражением, только волшебным порывом души. – Я думаю, что со временем у меня будет лучше получаться, и я смогу говорить тебе о любви как минимум три раза в год. – Он прикоснулся губами к ее векам, и Дани показалась, что это бабочка задела их крыльями. – Я люблю тебя, понимаешь? – произнес Энтони. – Видишь, я еще не заржавел.
– Не форсируй события, у тебя и так все отлично получается. – Дани со счастливой улыбкой прижалась к нему и легонько целовала в шею и плечи. – На сегодня более чем достаточно.
– Я рад, что ты так довольна, но все же не смогу объективно оценить твои слова, если они будут выражены с таким энтузиазмом, – сказал Энтони, посмеиваясь. – Я пытаюсь показать тебе, каким могу быть любящим и нежным, а не только похотливым.
Дани приподняла голову, чтобы взглянуть на него с улыбкой, и потом опять уютно устроилась на его плече. Энтони осторожно отодвинул волосы, закрывающие ее лицо, и продолжил:
– Давай, когда тебе надоест лежать в ванной, мы оденемся, сядем у камина и будем разговаривать, или играть в карты, или еще что-нибудь, что ты хочешь. Как тебе?
«Как приятно, – подумала Дани, – иметь иногда одни и те же желания и заботиться друг о друге. Как прекрасно то, что сказал Энтони: она любима!» Дани не обманывала себя относительно того, что уже победила, но тем не менее она выиграла очень важное сражение в этой войне.
– Ты здорово придумал насчет камина, – мечтательно ответила Дани, глубоко вдыхая легкий мужской запах, который окружал его. – Энтони? – Она заколебалась. – Что заставило тебя признаться? Почему сейчас?
После некоторой паузы он ответил:
– Я больше не мог выносить это. Все, что угодно, только бы не видеть то выражение на твоем лице. – Воспоминание внезапно нахлынуло на него, и он прошептал:
– Ты выглядела так, как будто я украл одну из твоих звезд.
– Звезд? – удивленно переспросила Дани. Энтони запечатлел поцелуй на ее лбу.
– Неважно. Не имеет значения.
* * *
– Я гораздо лучше стала выполнять все упражнения. – Дани бросила пальто на скамейку около входной двери и начала радостно носиться по комнате. – Я сама чувствую это. Я ощущала себя частью всего: льда, ветра, музыки. Всего.
Энтони закрыл за собой дверь и стянул с плеч куртку.
– Ты сегодня смотрелась гораздо лучше, чем вчера, – осторожно подтвердил он. – Но могла бы прыгнуть повыше…
– Черт возьми, Энтони, я все сделала как надо, – нетерпеливо прервала Дани. – Согласись. – Она наморщила нос. – А я соглашусь с тем, что ты был прав: я перетренировалась. Учти, мне тяжело дается компромисс – совсем не хочу добавлять тебе высокомерия.
Энтони поднял ее пальто и открыл шкаф, аккуратно повесил их одежду и положил туда спортивную сумку Дани.
– Ладно, согласен. Ты была порясающа. Довольна?
– Не очень. – Дани обхватила руками его голову и повернула к себе. – Я хочу видеть твое лицо, когда ты говоришь. – В ее глазах плясали веселые искорки. – Нет, я действительно идеально все выполнила сегодня?
– Если ты так же выступишь в Калгари, получишь золотую медаль и сможешь повесить ее дома на стену. – Он ласково провел пальцами по ее щекам. – Сегодня ты превзошла саму себя. Если бы у меня были тысячи золотых медалей, я бы все их отдал тебе. – Он склонился в шутливом поклоне. – Так лучше, любимая?
– Да, гораздо лучше, – смеясь, ответила Дани. Она крепко обняла его и пристально посмотрела в глаза. – Ты делаешь явные успехи в искусстве беседы с женщиной. Продолжай совершенствоваться. – Прежде чем Энтони успел обнять ее, Дани вновь пустилась радостно танцевать. – Я думаю, твое поведение заслуживает награды, – произнесла она, вновь приближаясь к нему. – Я сделаю тебе чашечку горячего шоколада перед ужином. – Она усмехнулась, притворяясь недовольной, но явно дразня его. – Я думаю, ты оценишь мою жертву. Я работала на льду целый день, как негр на плантации, а ты сидел на скамейке, развалившись, как хозяин, и презрительно наблюдал за мной.
– Каждый из нас играет свою роль, – медленно произнес Энтони, отворачиваясь и расправляя на вешалке ее пальто. – Я считаю, что мы очень хорошо сыграли властелина и рабыню.
– Я прошу тебя больше не убирать за мной мои вещи, – сказала Дани, когда он закрыл дверцы шкафа и вновь повернулся к ней. – Всегда чувствую себя при этом полной неряхой. – И на всякий случай она, защищаясь, быстро продолжила:
– Ты же знаешь, я бы все собрала и повесила, но чуть позже.
– Извини, я не думал, что тебе это не понравится. – Энтони обнял ее за талию и стал слегка подталкивать в направлении кухни, находящейся в задней части дома. – Впредь я попытаюсь выполнять твою просьбу, но не обещаю. Аккуратность въелась в меня накрепко. Первые двенадцать лет я прожил в крошечной двухкомнатной квартирке, которую мы снимали. Если бы я не убирал вещи на свои места, комнаты напоминали бы поле боя. – Его взгляд стал жестким. – Видит Бог, там и при убранных вещах было плохо.
В первый раз Дани слышала, чтобы Энтони рассказывал о своем детстве. Он никогда не скрывал, что вырос в бедности, но все детали своего воспитания он хранил в строжайшем секрете.
– Наверное, это ужасно, – задумчиво сказала Дани. – Моя небрежность сильно раздражает тебя.
– Никогда не раздражала, – удивленно ответил Энтони. – Делай так, как тебе нравится. Твои привычки так же естественны для тебя, как для меня – мои. Мы все развиваемся в соответствии с тем, как диктует нам среда, в которой мы живем.
– Но сам ты развился вопреки тому, что тебя окружало. Учитывая, что ты вырос в трущобах, ты не должен был подняться так высоки. Можно ли это объяснить?
– У меня было много других причин, кроме бедности, чтобы хотеть вырваться из моей среды, – уклончиво ответил Энтони. Он сел в углу и лениво вытянул ноги. – Так что ты там говорила насчет горячего шоколада, рабыня?
Вопрос был закрыт. Ничего не прояснилось, и Дани повернулась к буфету, раздраженно тряхнув головой. Она знала, что ей не следует быть столь нетерпеливой. В последние дни Энтони был более открытым и щедрым на теплые чувства, чем когда-либо раньше. Он рассказывал о своем руководстве «Дайнет», забавлял ее историями из жизни в «Шоу на льду». Он даже немного рассказал о самом Самюэле Дайнете, о том, как тот однажды увидел двенадцатилетнего Энтони, выступающего на соревнованиях, специально устроенных спонсорами для поиска талантливых ребят из бедных семей. Сразу после них Дайнет стал его покровителем, а позже взял к себе на работу. Но был ряд тем, которые Энтони не обсуждал. И одной из них была его жизнь до появления в ней Дайнета. Это почти сводило Дани с ума. Она часто думала, что поймет Энтони, как только узнает подробности его детства.
Она все еще знала только ту часть его жизни, которую Энтони сам разделил с ней. Дани была горячо признательна ему уже за то, что он с каждым днем становился теплее и мягче с ней. Но оставалось еще слишком много нерешенных проблем. И прежде всего близости их отношений мешало его фанатичное и упрямое убеждение, что признательности нет места в их отношениях. Его трясло от слов «ты нужен мне», а любое упоминание о Джеке Ковальте вызывало яростную ревность. В такие моменты Дани отчетливо понимала, как далеко еще им до полного взаимопонимания.
Она поставила на плиту небольшую кастрюльку и повернулась, чтобы взять молоко.
– Я уверена, что Дайнет много изменил в твоей жизни, появившись, как волшебник из ниоткуда, – как бы невзначай обронила Дани. – Судя по тому, что ты рассказал мне, похоже на историю Золушки в мужском варианте. – Она налила молоко в кастрюльку и включила слабый огонь. – Как твои родители отнеслись ко всему этому?
– Брось, Дани. – Энтони произнес это так жестко и язвительно, что она сжалась в комок и робко обернулась. Выражение его лица было еще более суровым, чем голос. Серо-зеленые глаза смотрели холодно и мрачно. – Сейчас у меня нет никакого желания подвергаться твоим любительским психологическим исследованиям.
– Я только хотела…
– Я знаю, что ты хотела, – грубо перебил он. – Оставь меня в покое! Ты как бультерьер: уж если вцепилась, то ни за что не выпустишь. Ты хочешь спасти меня от самого себя или что-нибудь еще вроде такой же чепухи? – Его улыбка была жесткой и неприятной. – Прежде чем ты начнешь изгонять из меня злых духов, я бы посоветовал тебе разобраться с собственными.
Дани осторожно сняла кастрюльку с огня и опять медленно повернулась к Энтони.
– Что ты имеешь в виду?
– Твой бесконечный поиск любви и одобрения. Все должны любить Дани Александер, так ведь? Бо, Марта, Ковальт, я. Мы все должны дарить тебе привязанность и внимание, которые ты никогда не получала от своих родителей. Даже «золото» не станет столь желанной наградой, как внимание всего мира. – Он резко засмеялся. – Это то, что ты сказала мне, помнишь? «Я собираюсь выиграть „золото“, и тогда все будут любить меня».
Дани молча стояла, скрестив на груди руки. Каждое слово ранило ее как острый нож. Зачем он это говорит? Может быть, так и есть, она более требовательна, чем другие? Требовательна к любому, потому что от каждого страстно желает получить внимание?
– Да, я помню, – прошептала она и внезапно побледнела. – Я думаю, что никогда даже не осознавала, что хочу этого.
Выражение лица Энтони изменилось. Он вскочил на ноги и быстро подошел к Дани.
– Потому что это не правда. – Он нежно обнял ее, и Дани почувствовала слабое облегчение. Энтони поцеловал ее в висок и стал гладить по голове, – как будто она была обиженной маленькой девочкой. – Ты хорошая и красивая и действительно любима всеми. Ты все принимаешь очень близко к сердцу, и каждая колкость ранит тебя. – Его голос успокаивал. – Что заставило тебя полюбить такого негодяя, как я?
– Но, возможно, ты прав, – встревоженно сказала Дани. – Я действительно…
– Я не прав, – резко перебил Энтони. – Ты рассердила меня, и я инстинктивно стал защищаться. – Он взял ее на руки и понес туда, где только что сидел. – К сожалению, мое поведение не всегда оправданно, бывают периоды, когда я живу по законам улицы. Там, где я вырос, любой удар, по правилам он был нанесен или нет, принимался с восторгом, если противник падал. – Энтони присел на краешек стула и стал укачивать Дани на руках. – Тебя я ударил определенно ниже пояса.
От его нежности боль постепенно стихала.
– Но достаточно эффективно, – неуверенно сказала Дани, прижавшись щекой к его груди. – От этого удара у меня перехватило дыхание.
– Знаю, я видел, – хрипло сказал Энтони. – Но поверь, мне было еще больнее. Я вел себя так неуклюже.
– Что я слышу! И это говорит наш сладкоголосый соловей и велеречивый дипломат.
– Не укоряй меня. – Он шутливо растрепал ее волосы. – Я забочусь о тебе.
– Мне казалось, что ты уже научился говорить то, о чем думаешь. – Дани нежно провела губами по его шее. – Скажи еще раз!
– Я люблю тебя. – Энтони еще крепче обнял ее. – Я действительно люблю тебя. Любимая, прости меня за все плохое, что я наговорил.
– Звучит очень убедительно. Ты нашел самые подходящие слова. Пожалуйста, продолжай в том же духе. Как ты заметил, мне частенько требуется слышать их.
– Я лучше все продемонстрирую. – Энтони нежно и дразняще потянул губами мочку ее уха. – Пойдем в постель.
Дани удивленно посмотрела на Энтони. Она не ожидала, что он предложит ей это. Ведь в его поведении не было ничего, кроме нежности. Ничего чувственного.
– Сейчас? – спросила она.
– Сейчас. Я хочу доставить тебе удовольствие, хочу, чтобы ты стерла из памяти мои гадкие слова. Наслаждение, которое ты получишь, заставит тебя забыть обо всем плохом. – Его голос звучал искренне. – Я не умею говорить красивые фразы, какие тебе нравятся, но я могу показать, что я чувствую. И в постели смогу это сделать наилучшим образом.
– Не спорю. – Ее глаза сияли, хотя голос был напряженным. – Но это не обязательно, ты знаешь. Мне бы не хотелось причинять тебе чрезмерные неудобства.
Энтони не обратил внимания на ее слова и сказал с еще большим чувством:
– Не думаю, что ты действительно понимала меня раньше. Речь не только о сексе. Когда мы занимаемся любовью, для меня это значит очень много, и я хочу наконец-то представить тебе мои чувства.
– Хорошо, пойдем, если это так важно для тебя, – глухо ответила Дани.
Энтони встал, все еще держа Дани на руках, и произнес, пристально глядя ей в глаза:
– Чертовски важно, – сказал он и быстро вышел из кухни, направляясь в спальню.
Позже, когда Дани вспоминала этот день, она всегда ощущала необычный взрыв чувств. Несколько часов были полны контрастов, как будто острые льдинки и мягкие облака сменяли друг друга в незабываемом вихре. Мягкий свет настольной лампы, падающий на лицо Энтони, делал его серо-зеленые глаза похожими на сверкающие искры. Дани чувствовала прикосновение горячих губ к своим бедрам. Его руки чутко отзывались на каждое ответное движение, Энтони путешествовал по ее телу с бесконечной нежностью, и от его волшебных ласк слезы переполняли ее.
Энтони знал, как доставить ей наслаждение, и он не торопился, то ускоряя, то замедляя темп и силу своих ласк, чтобы ее страсть возросла до наивысшей точки, той, где уже невозможно повернуть назад. А потом, когда они оба лежали бездыханные и переживали освобождение, дарованное им на вершине удовольствия, Энтони начинал сначала. И как будто издалека до нее доносился нежный шепот:
– Тебе нравится, любимая? Мне ласкать тебя здесь немного дольше? Мне нравится, когда ты вскрикиваешь. Я хочу услышать еще раз… О, да, эти звуки так сладостны. Скажи мне, если тебе это нравится. Так немного по-другому, но… Я знал, что тебе это понравится.
Это продолжалось и продолжалось. В его нежных страстных словах не было и следа обычной агрессивности. Он обещал, что доставит ей удовольствие, и старался почти с мальчишеским рвением. Казалось, Энтони восхищался каждым ее криком, вздохом и движением, и все время нежно, но твердо отказывался от робких попыток Дани помочь ему получить удовольствие.
Наступили сумерки, а за ними пришел и вечер. Энтони ласково играл волосами Дани, как будто причесывал их своими сильными и нежными пальцами.
– Ты видишь, делать у меня получается гораздо лучше, чем говорить.
– Не буду спорить, – слабым голосом ответила Дани. – Не боишься, что теперь я попрошу тебя никогда больше не раскрывать рот? – Она ласково потрепала его по плечу и шутливо продолжила:
– Только для той цели, которой ты так ловко добился несколько часов назад.
– Я знал, что ты оценишь, – довольно пробормотал Энтони. – Значит, тебе понравилось?
– О, конечно, – сладостно вздохнула Дани.
– Хорошо. – В голосе Энтони послышалось непонятное отчаяние. – Это то, что я хотел. Теперь, что бы ни случилось, ты будешь знать, на что я способен.
На мгновение Дани почувствовала, что в ней шевельнулось беспокойство. Эти минуты были так прекрасны, что ей не хотелось портить их. Но все же она сказала:
– Есть одна маленькая проблема. – Дани почувствовала, как напрягся Энтони, услышав эти слова.
– Я делаю что-нибудь такое, что тебе неприятно? – быстро спросил он.
– Смеешься? – Дани ожидала чего угодно, но только не этого. – Ты даже не можешь себе представить, в каком я восторге от твоих ласк. – Она сделала паузу. – Я бы все отдала, чтобы ты позволил мне подарить тебе такое же наслаждение.
– Когда-нибудь обязательно позволю, – облегченно вздохнув, ласково ответил Энтони. – Я запомню твое предложение. – Он помолчал несколько секунд. – Есть одна вещь, которую ты можешь для меня сделать. – В его голосе прозвучали озорные нотки.
– Правда? – осторожно спросила Дани. – И что же?
– Если ты считаешь, что я заслужил, то не могла бы ты принести мне мой горячий шоколад?
7
Нет, она не могла позволить ему этого. Все всегда кончалось именно так, когда они были на грани ссоры. Он мастерски использовал секс, чтобы заставить ее забыть обо всем на свете. Он всегда дарил ей наслаждение, но сегодня этого не будет. Дани положила ему руку на голову и отвела ее назад, чтобы видеть глаза Энтони.
– Да, мне тепло, – сказала она медленно. – Мне тепло, потому что ты так много для меня значишь. Я ничего не могу с собой поделать. – Она смотрела на него очень серьезно. – Ты не хочешь первым произнести эти слова? Это поможет. Я люблю тебя. – Дани увидела сияние его глаз, в них было не то удовольствие, не то удивление, а может, и то и другое одновременно. – Но мне так одиноко в своей любви, мне нужна компания. Мне нужно, чтобы ты сказал, что тоже любишь меня.
Дани увидела на его напряженном лице отражение внутренней борьбы. Он быстро посмотрел в сторону и уклончиво спросил:
– А что означает «любить»? – Он встал на ноги и поднял ее сумку. – Ты прекрасная, умная и более чуткая, чем другие женщины, которых я знал. Я был бы идиотом, если бы не любил тебя.
– Черт возьми! – Голос Дани дрожал от возмущения. Она чувствовала себя так, как будто он дал ей пощечину. Ее глаза наполнились слезами. – Я устала от твоих проклятых уверток и твоих очаровательных сексуальных страховых полисов. Хоть раз ты можешь ответить мне прямо? – Она взбежала на холм, ее ботинки скользили по свежему снегу. Снежинки таяли на ее лице, превращаясь в капли, или это были слезы? Нет, она не должна плакать. Она не могла позволить Энтони причинить ей боль. Дани знала, что и он не хотел этого. Ей следовало бы быть более терпимой к нему, как она и старалась всегда, но сколько же можно биться о стену скрытности безо всякой надежды проломить ее?
Дани вбежала внутрь небольшого домика и быстро пересекла прихожую, направляясь в сауну. Она замерзла, но ее трясло скорее не от холода на улице, а от волнения. Энтони не преследовал ее, но Дани это не особенно удивляло. Он знал, что, если она так расстроена, ссоры не миновать. Возможно, он решил подождать, пока она успокоится, а потом войти и попытаться нежно утешить и рассмешить какой-нибудь забавной шуткой – универсальное средство, которое он всегда успешно применял. И кто знает, может быть, у него получится еще раз!
Когда эмоции немного улеглись, Дани заставила себя задуматься. На прошлой неделе она сделала открытие, что лучше уж быть вместе с таким вот Энтони, чем совсем без него. И любая ее угроза бросить его сейчас была полным блефом. Дани оставалось лишь надеяться, что он поверит: все козыри у нее на руках.
И она вошла в огромную ванную комнату, к которой примыкала и сауна. Дани быстро сбросила свою одежду на желтото-зеленый керамический пол. Она поднимет ее позже. Внезапно она вспомнила о педантичной аккуратности Энтони, совершенно противоположной ее собственной небрежности. Она подняла одежду и машинально повесила ее, как будто Энтони наблюдал за ней. Дани знала, что иногда своей беззаботностью действует ему на нервы, но он никогда ни словом, ни делом не показывал ей этого. Он принимал каждую грань ее личности без вопросов или критики. Почему же она не могла поступать так же? Это причиняло бы гораздо меньше боли им обоим.
Дани решила не заходить в обитую сосной кабинку сауны, а принять горячую ванну. Так она быстрее согреется. Именно то, что ей сейчас нужно. Она промерзла до мозга костей. Вода была очень горячей, когда Дани погрузилась в воду и откинула назад голову. Она закрыла глаза, и окутавшая ее вода понемногу успокаивала и утешала ее. Возможно, однажды она и примет его таким, какой он есть. Может быть, даже не будет иметь значения. случится это в следующем месяце или в следующем году.
– Дани!
Энтони в внезапно возник из пара и оказался рядом с ней. Дани поняла, что он опустился в ванну, почувствовав легкое движение воды. Она не слышала, как он вошел, но ничего странного в этом не было:
– Энтони всегда двигался с быстрой, бесшумной граций. Дани напряглась, продолжая лежать с закрытыми глазами.
– Уходи, – сухо сказала она. – Я не хочу тебя видеть. Не сейчас.
– Тогда не открывай глаза. Потому что я не собираюсь уходить. – Его руки охватывали ее и стали укачивать с бесконечной нежностью. – По правде говоря, я бы предпочел, чтобы ты их не открывала, так мне будет легче. – Он крепко обнял ее. – Только перестань плакать, ладно?
– Я не плачу, – возразила Дани. – Мне просто жарко.
– Правда? – Энтони нежно слизнул капельки пота с ее щеки. Затем он положил ее голову себе на плечо. – Я сомневаюсь в этом.
– Я хочу только одного – чтобы ты ушел, – неуверенно сказала Дани. Энтони успокаивающе гладил ее плечи и спину, и Дани чувствовала, что сердце тает. – Я сейчас не хочу заниматься сексом, – заставила она себя произнести.
– У нас никогда не было секса, – ответил Энтони приглушенно, прикоснувшись губами к ее лбу. – Мы занимались любовью. Я не особенный мастер говорить, но думал, ты понимаешь это. И я тоже не хочу. Не сейчас.
Она успокоилась.
– Не хочешь?
– Господи, каким же чудовищем ты меня считаешь? – В его голосе чувствовалась боль. – Думаешь, я не знаю, что тебе тяжело? Хочу успокоить тебя. Секс не занимает все сто процентов моего времени. – Он невесело рассмеялся. – Только девяносто пять.
– О, нет! – протестующе воскликнула она, попытавшись поднять голову, но Энтони не дал ей этого сделать, удерживая в том же положении. – Хотя я знаю, ты не можешь ничего поделать с собой.
– Дани, я не хочу вновь увидеть обвиняющий взгляд на твоем лице. Он разрывает мое сердце на куски. Поэтому мне лучше попытаться. – Голос Энтони перешел на сбивчивый шепот:
– Я… я люблю тебя, Дани.
На этот раз он не стал удерживать ее, и она, подняв голову, смотрела на Энтони широко раскрытыми испуганными глазами. Его лицо слегка побледнело, губы дрожали, но он не отводил взгляд.
– Ты уверен? – прошептала Дани. Тень раздражения набежала на его лицо.
– Если бы я не был уверен, думаешь, сказал бы это? – прорычал он. – У меня нет привычки признаваться в любви всем и каждому. Ты хочешь, чтобы я повторил?
Дани захлестнула волна счастья. О Господи, это же первая трещина в стене между ними! Дани пустилась бы в пляс, если бы Энтони не держал ее так крепко.
– Не надо. Я не хочу испытывать судьбу. Просто полчаса назад твои слова прозвучали несколько неубедительно. И я была бы довольна, если хотя бы раз в году ты повторял то, что сказал сейчас.
Энтони нежно коснулся ладонями ее щек.
– Я могу сделать кое-что получше. – Он крепко поцеловал ее, и это не было ни его победой, ни поражением, только волшебным порывом души. – Я думаю, что со временем у меня будет лучше получаться, и я смогу говорить тебе о любви как минимум три раза в год. – Он прикоснулся губами к ее векам, и Дани показалась, что это бабочка задела их крыльями. – Я люблю тебя, понимаешь? – произнес Энтони. – Видишь, я еще не заржавел.
– Не форсируй события, у тебя и так все отлично получается. – Дани со счастливой улыбкой прижалась к нему и легонько целовала в шею и плечи. – На сегодня более чем достаточно.
– Я рад, что ты так довольна, но все же не смогу объективно оценить твои слова, если они будут выражены с таким энтузиазмом, – сказал Энтони, посмеиваясь. – Я пытаюсь показать тебе, каким могу быть любящим и нежным, а не только похотливым.
Дани приподняла голову, чтобы взглянуть на него с улыбкой, и потом опять уютно устроилась на его плече. Энтони осторожно отодвинул волосы, закрывающие ее лицо, и продолжил:
– Давай, когда тебе надоест лежать в ванной, мы оденемся, сядем у камина и будем разговаривать, или играть в карты, или еще что-нибудь, что ты хочешь. Как тебе?
«Как приятно, – подумала Дани, – иметь иногда одни и те же желания и заботиться друг о друге. Как прекрасно то, что сказал Энтони: она любима!» Дани не обманывала себя относительно того, что уже победила, но тем не менее она выиграла очень важное сражение в этой войне.
– Ты здорово придумал насчет камина, – мечтательно ответила Дани, глубоко вдыхая легкий мужской запах, который окружал его. – Энтони? – Она заколебалась. – Что заставило тебя признаться? Почему сейчас?
После некоторой паузы он ответил:
– Я больше не мог выносить это. Все, что угодно, только бы не видеть то выражение на твоем лице. – Воспоминание внезапно нахлынуло на него, и он прошептал:
– Ты выглядела так, как будто я украл одну из твоих звезд.
– Звезд? – удивленно переспросила Дани. Энтони запечатлел поцелуй на ее лбу.
– Неважно. Не имеет значения.
* * *
– Я гораздо лучше стала выполнять все упражнения. – Дани бросила пальто на скамейку около входной двери и начала радостно носиться по комнате. – Я сама чувствую это. Я ощущала себя частью всего: льда, ветра, музыки. Всего.
Энтони закрыл за собой дверь и стянул с плеч куртку.
– Ты сегодня смотрелась гораздо лучше, чем вчера, – осторожно подтвердил он. – Но могла бы прыгнуть повыше…
– Черт возьми, Энтони, я все сделала как надо, – нетерпеливо прервала Дани. – Согласись. – Она наморщила нос. – А я соглашусь с тем, что ты был прав: я перетренировалась. Учти, мне тяжело дается компромисс – совсем не хочу добавлять тебе высокомерия.
Энтони поднял ее пальто и открыл шкаф, аккуратно повесил их одежду и положил туда спортивную сумку Дани.
– Ладно, согласен. Ты была порясающа. Довольна?
– Не очень. – Дани обхватила руками его голову и повернула к себе. – Я хочу видеть твое лицо, когда ты говоришь. – В ее глазах плясали веселые искорки. – Нет, я действительно идеально все выполнила сегодня?
– Если ты так же выступишь в Калгари, получишь золотую медаль и сможешь повесить ее дома на стену. – Он ласково провел пальцами по ее щекам. – Сегодня ты превзошла саму себя. Если бы у меня были тысячи золотых медалей, я бы все их отдал тебе. – Он склонился в шутливом поклоне. – Так лучше, любимая?
– Да, гораздо лучше, – смеясь, ответила Дани. Она крепко обняла его и пристально посмотрела в глаза. – Ты делаешь явные успехи в искусстве беседы с женщиной. Продолжай совершенствоваться. – Прежде чем Энтони успел обнять ее, Дани вновь пустилась радостно танцевать. – Я думаю, твое поведение заслуживает награды, – произнесла она, вновь приближаясь к нему. – Я сделаю тебе чашечку горячего шоколада перед ужином. – Она усмехнулась, притворяясь недовольной, но явно дразня его. – Я думаю, ты оценишь мою жертву. Я работала на льду целый день, как негр на плантации, а ты сидел на скамейке, развалившись, как хозяин, и презрительно наблюдал за мной.
– Каждый из нас играет свою роль, – медленно произнес Энтони, отворачиваясь и расправляя на вешалке ее пальто. – Я считаю, что мы очень хорошо сыграли властелина и рабыню.
– Я прошу тебя больше не убирать за мной мои вещи, – сказала Дани, когда он закрыл дверцы шкафа и вновь повернулся к ней. – Всегда чувствую себя при этом полной неряхой. – И на всякий случай она, защищаясь, быстро продолжила:
– Ты же знаешь, я бы все собрала и повесила, но чуть позже.
– Извини, я не думал, что тебе это не понравится. – Энтони обнял ее за талию и стал слегка подталкивать в направлении кухни, находящейся в задней части дома. – Впредь я попытаюсь выполнять твою просьбу, но не обещаю. Аккуратность въелась в меня накрепко. Первые двенадцать лет я прожил в крошечной двухкомнатной квартирке, которую мы снимали. Если бы я не убирал вещи на свои места, комнаты напоминали бы поле боя. – Его взгляд стал жестким. – Видит Бог, там и при убранных вещах было плохо.
В первый раз Дани слышала, чтобы Энтони рассказывал о своем детстве. Он никогда не скрывал, что вырос в бедности, но все детали своего воспитания он хранил в строжайшем секрете.
– Наверное, это ужасно, – задумчиво сказала Дани. – Моя небрежность сильно раздражает тебя.
– Никогда не раздражала, – удивленно ответил Энтони. – Делай так, как тебе нравится. Твои привычки так же естественны для тебя, как для меня – мои. Мы все развиваемся в соответствии с тем, как диктует нам среда, в которой мы живем.
– Но сам ты развился вопреки тому, что тебя окружало. Учитывая, что ты вырос в трущобах, ты не должен был подняться так высоки. Можно ли это объяснить?
– У меня было много других причин, кроме бедности, чтобы хотеть вырваться из моей среды, – уклончиво ответил Энтони. Он сел в углу и лениво вытянул ноги. – Так что ты там говорила насчет горячего шоколада, рабыня?
Вопрос был закрыт. Ничего не прояснилось, и Дани повернулась к буфету, раздраженно тряхнув головой. Она знала, что ей не следует быть столь нетерпеливой. В последние дни Энтони был более открытым и щедрым на теплые чувства, чем когда-либо раньше. Он рассказывал о своем руководстве «Дайнет», забавлял ее историями из жизни в «Шоу на льду». Он даже немного рассказал о самом Самюэле Дайнете, о том, как тот однажды увидел двенадцатилетнего Энтони, выступающего на соревнованиях, специально устроенных спонсорами для поиска талантливых ребят из бедных семей. Сразу после них Дайнет стал его покровителем, а позже взял к себе на работу. Но был ряд тем, которые Энтони не обсуждал. И одной из них была его жизнь до появления в ней Дайнета. Это почти сводило Дани с ума. Она часто думала, что поймет Энтони, как только узнает подробности его детства.
Она все еще знала только ту часть его жизни, которую Энтони сам разделил с ней. Дани была горячо признательна ему уже за то, что он с каждым днем становился теплее и мягче с ней. Но оставалось еще слишком много нерешенных проблем. И прежде всего близости их отношений мешало его фанатичное и упрямое убеждение, что признательности нет места в их отношениях. Его трясло от слов «ты нужен мне», а любое упоминание о Джеке Ковальте вызывало яростную ревность. В такие моменты Дани отчетливо понимала, как далеко еще им до полного взаимопонимания.
Она поставила на плиту небольшую кастрюльку и повернулась, чтобы взять молоко.
– Я уверена, что Дайнет много изменил в твоей жизни, появившись, как волшебник из ниоткуда, – как бы невзначай обронила Дани. – Судя по тому, что ты рассказал мне, похоже на историю Золушки в мужском варианте. – Она налила молоко в кастрюльку и включила слабый огонь. – Как твои родители отнеслись ко всему этому?
– Брось, Дани. – Энтони произнес это так жестко и язвительно, что она сжалась в комок и робко обернулась. Выражение его лица было еще более суровым, чем голос. Серо-зеленые глаза смотрели холодно и мрачно. – Сейчас у меня нет никакого желания подвергаться твоим любительским психологическим исследованиям.
– Я только хотела…
– Я знаю, что ты хотела, – грубо перебил он. – Оставь меня в покое! Ты как бультерьер: уж если вцепилась, то ни за что не выпустишь. Ты хочешь спасти меня от самого себя или что-нибудь еще вроде такой же чепухи? – Его улыбка была жесткой и неприятной. – Прежде чем ты начнешь изгонять из меня злых духов, я бы посоветовал тебе разобраться с собственными.
Дани осторожно сняла кастрюльку с огня и опять медленно повернулась к Энтони.
– Что ты имеешь в виду?
– Твой бесконечный поиск любви и одобрения. Все должны любить Дани Александер, так ведь? Бо, Марта, Ковальт, я. Мы все должны дарить тебе привязанность и внимание, которые ты никогда не получала от своих родителей. Даже «золото» не станет столь желанной наградой, как внимание всего мира. – Он резко засмеялся. – Это то, что ты сказала мне, помнишь? «Я собираюсь выиграть „золото“, и тогда все будут любить меня».
Дани молча стояла, скрестив на груди руки. Каждое слово ранило ее как острый нож. Зачем он это говорит? Может быть, так и есть, она более требовательна, чем другие? Требовательна к любому, потому что от каждого страстно желает получить внимание?
– Да, я помню, – прошептала она и внезапно побледнела. – Я думаю, что никогда даже не осознавала, что хочу этого.
Выражение лица Энтони изменилось. Он вскочил на ноги и быстро подошел к Дани.
– Потому что это не правда. – Он нежно обнял ее, и Дани почувствовала слабое облегчение. Энтони поцеловал ее в висок и стал гладить по голове, – как будто она была обиженной маленькой девочкой. – Ты хорошая и красивая и действительно любима всеми. Ты все принимаешь очень близко к сердцу, и каждая колкость ранит тебя. – Его голос успокаивал. – Что заставило тебя полюбить такого негодяя, как я?
– Но, возможно, ты прав, – встревоженно сказала Дани. – Я действительно…
– Я не прав, – резко перебил Энтони. – Ты рассердила меня, и я инстинктивно стал защищаться. – Он взял ее на руки и понес туда, где только что сидел. – К сожалению, мое поведение не всегда оправданно, бывают периоды, когда я живу по законам улицы. Там, где я вырос, любой удар, по правилам он был нанесен или нет, принимался с восторгом, если противник падал. – Энтони присел на краешек стула и стал укачивать Дани на руках. – Тебя я ударил определенно ниже пояса.
От его нежности боль постепенно стихала.
– Но достаточно эффективно, – неуверенно сказала Дани, прижавшись щекой к его груди. – От этого удара у меня перехватило дыхание.
– Знаю, я видел, – хрипло сказал Энтони. – Но поверь, мне было еще больнее. Я вел себя так неуклюже.
– Что я слышу! И это говорит наш сладкоголосый соловей и велеречивый дипломат.
– Не укоряй меня. – Он шутливо растрепал ее волосы. – Я забочусь о тебе.
– Мне казалось, что ты уже научился говорить то, о чем думаешь. – Дани нежно провела губами по его шее. – Скажи еще раз!
– Я люблю тебя. – Энтони еще крепче обнял ее. – Я действительно люблю тебя. Любимая, прости меня за все плохое, что я наговорил.
– Звучит очень убедительно. Ты нашел самые подходящие слова. Пожалуйста, продолжай в том же духе. Как ты заметил, мне частенько требуется слышать их.
– Я лучше все продемонстрирую. – Энтони нежно и дразняще потянул губами мочку ее уха. – Пойдем в постель.
Дани удивленно посмотрела на Энтони. Она не ожидала, что он предложит ей это. Ведь в его поведении не было ничего, кроме нежности. Ничего чувственного.
– Сейчас? – спросила она.
– Сейчас. Я хочу доставить тебе удовольствие, хочу, чтобы ты стерла из памяти мои гадкие слова. Наслаждение, которое ты получишь, заставит тебя забыть обо всем плохом. – Его голос звучал искренне. – Я не умею говорить красивые фразы, какие тебе нравятся, но я могу показать, что я чувствую. И в постели смогу это сделать наилучшим образом.
– Не спорю. – Ее глаза сияли, хотя голос был напряженным. – Но это не обязательно, ты знаешь. Мне бы не хотелось причинять тебе чрезмерные неудобства.
Энтони не обратил внимания на ее слова и сказал с еще большим чувством:
– Не думаю, что ты действительно понимала меня раньше. Речь не только о сексе. Когда мы занимаемся любовью, для меня это значит очень много, и я хочу наконец-то представить тебе мои чувства.
– Хорошо, пойдем, если это так важно для тебя, – глухо ответила Дани.
Энтони встал, все еще держа Дани на руках, и произнес, пристально глядя ей в глаза:
– Чертовски важно, – сказал он и быстро вышел из кухни, направляясь в спальню.
Позже, когда Дани вспоминала этот день, она всегда ощущала необычный взрыв чувств. Несколько часов были полны контрастов, как будто острые льдинки и мягкие облака сменяли друг друга в незабываемом вихре. Мягкий свет настольной лампы, падающий на лицо Энтони, делал его серо-зеленые глаза похожими на сверкающие искры. Дани чувствовала прикосновение горячих губ к своим бедрам. Его руки чутко отзывались на каждое ответное движение, Энтони путешествовал по ее телу с бесконечной нежностью, и от его волшебных ласк слезы переполняли ее.
Энтони знал, как доставить ей наслаждение, и он не торопился, то ускоряя, то замедляя темп и силу своих ласк, чтобы ее страсть возросла до наивысшей точки, той, где уже невозможно повернуть назад. А потом, когда они оба лежали бездыханные и переживали освобождение, дарованное им на вершине удовольствия, Энтони начинал сначала. И как будто издалека до нее доносился нежный шепот:
– Тебе нравится, любимая? Мне ласкать тебя здесь немного дольше? Мне нравится, когда ты вскрикиваешь. Я хочу услышать еще раз… О, да, эти звуки так сладостны. Скажи мне, если тебе это нравится. Так немного по-другому, но… Я знал, что тебе это понравится.
Это продолжалось и продолжалось. В его нежных страстных словах не было и следа обычной агрессивности. Он обещал, что доставит ей удовольствие, и старался почти с мальчишеским рвением. Казалось, Энтони восхищался каждым ее криком, вздохом и движением, и все время нежно, но твердо отказывался от робких попыток Дани помочь ему получить удовольствие.
Наступили сумерки, а за ними пришел и вечер. Энтони ласково играл волосами Дани, как будто причесывал их своими сильными и нежными пальцами.
– Ты видишь, делать у меня получается гораздо лучше, чем говорить.
– Не буду спорить, – слабым голосом ответила Дани. – Не боишься, что теперь я попрошу тебя никогда больше не раскрывать рот? – Она ласково потрепала его по плечу и шутливо продолжила:
– Только для той цели, которой ты так ловко добился несколько часов назад.
– Я знал, что ты оценишь, – довольно пробормотал Энтони. – Значит, тебе понравилось?
– О, конечно, – сладостно вздохнула Дани.
– Хорошо. – В голосе Энтони послышалось непонятное отчаяние. – Это то, что я хотел. Теперь, что бы ни случилось, ты будешь знать, на что я способен.
На мгновение Дани почувствовала, что в ней шевельнулось беспокойство. Эти минуты были так прекрасны, что ей не хотелось портить их. Но все же она сказала:
– Есть одна маленькая проблема. – Дани почувствовала, как напрягся Энтони, услышав эти слова.
– Я делаю что-нибудь такое, что тебе неприятно? – быстро спросил он.
– Смеешься? – Дани ожидала чего угодно, но только не этого. – Ты даже не можешь себе представить, в каком я восторге от твоих ласк. – Она сделала паузу. – Я бы все отдала, чтобы ты позволил мне подарить тебе такое же наслаждение.
– Когда-нибудь обязательно позволю, – облегченно вздохнув, ласково ответил Энтони. – Я запомню твое предложение. – Он помолчал несколько секунд. – Есть одна вещь, которую ты можешь для меня сделать. – В его голосе прозвучали озорные нотки.
– Правда? – осторожно спросила Дани. – И что же?
– Если ты считаешь, что я заслужил, то не могла бы ты принести мне мой горячий шоколад?
7
– Ты уверен, что нормально себя чувствуешь? – с тревогой спросила Дани, поставив чашку кофе на столик перед кроватью. – Ты едва притронулся к ужину.
– Я в порядке, – слегка раздраженно ответил Энтони, приподнимаясь в постели. – Ты уже третий раз за вечер спрашиваешь меня об этом. О чем ты беспокоишься? Просто я не голоден.
Дани вздрогнула. Острый, как бритва, тон Энтони причинял ей боль.
– Извини, – сказала она подавленно и села рядом с ним на кровать. – Но я спрашиваю потому, что ты молчал весь день и почти ничего не ел.
– Это вовсе не означает, что я на пороге смерти, – язвительно ответил он. – Как ты знаешь, есть много вещей, над которыми мне нужно подумать. Одна из них – как заставить тебя максимально концентрироваться на обязательных фигурах. Сегодня ты выполнила их просто безобразно. Нам нужно вернуться в Брайарклифф, а послезавтра ты поедешь в Калгари. Время вышло, а ты все еще ведешь себя так, как будто можешь позволить себе относиться к Олимпиаде как к школьным соревнованиям.
Дани рассердилась.
– Но ты же сам сказал мне, чтобы я не усердствовала с тренировками. Ты себе противоречишь! Невозможно сделать сразу две противоположные вещи.
– А ты не получишь ничего, если на соревнованиях запорешь обязательные фигуры. Судьи жестоки как черти, к тому же сама знаешь, что все они присуживают своим, так что не жди честности, что бы там ни говорил олимпийский комитет.
– Мне все это известно. – Ее губы дрожали. – И я знаю, что иногда становлюсь нетерпеливой и плохо выполняю обязательные фигуры. Но я думала, что в последнее время гораздо лучше стала делать их. Энтони, неужели все настолько плохо?
– Неидеально. – Он поднес ко рту чашку кофе и сделал глоток. С гримасой отвращения Энтони поставил чашку на блюдце. – Ужасно невкусно. Что ты туда добавила?
«Сегодня ему решительно ничего не нравится», – с обидой подумала Дани.
– В следующий раз я предложу тебе самому сделать кофе, раз ты такой специалист во всем.
– Отлично. Если не можешь сделать что-то так, как надо, лучше не делать вовсе, – отрезал он.
– Само великое совершенство снизошло до разговора со мной. Послушай, Энтони, нимб вокруг твоей головы никогда не тускнеет?
– Ну, только когда ты забываешь стереть с него пыль… – Он внезапно замолчал и тряхнул головой, как будто пытался избавиться от наваждения. – Господи помилуй, что это такое я говорю? – Он ласково погладил Дани по голове. – Ты права. Я выражаюсь как какой-нибудь третьесортный диктатор.
– В точности моя мысль. – Дани глубоко вздохнула. – И я не думаю, что сегодняшняя тренировка была полностью неудачной.
– Что? – Энтони посмотрел на нее отсутствующим взглядом. – Нет, ты все делала замечательно, – рассеянно ответил он, вставая с кровати. – Что-то в горле пересохло. Схожу на кухню и выпью стакан воды. – Он вышел из комнаты, а Дани недоуменно глядела ему вслед.
– Я в порядке, – слегка раздраженно ответил Энтони, приподнимаясь в постели. – Ты уже третий раз за вечер спрашиваешь меня об этом. О чем ты беспокоишься? Просто я не голоден.
Дани вздрогнула. Острый, как бритва, тон Энтони причинял ей боль.
– Извини, – сказала она подавленно и села рядом с ним на кровать. – Но я спрашиваю потому, что ты молчал весь день и почти ничего не ел.
– Это вовсе не означает, что я на пороге смерти, – язвительно ответил он. – Как ты знаешь, есть много вещей, над которыми мне нужно подумать. Одна из них – как заставить тебя максимально концентрироваться на обязательных фигурах. Сегодня ты выполнила их просто безобразно. Нам нужно вернуться в Брайарклифф, а послезавтра ты поедешь в Калгари. Время вышло, а ты все еще ведешь себя так, как будто можешь позволить себе относиться к Олимпиаде как к школьным соревнованиям.
Дани рассердилась.
– Но ты же сам сказал мне, чтобы я не усердствовала с тренировками. Ты себе противоречишь! Невозможно сделать сразу две противоположные вещи.
– А ты не получишь ничего, если на соревнованиях запорешь обязательные фигуры. Судьи жестоки как черти, к тому же сама знаешь, что все они присуживают своим, так что не жди честности, что бы там ни говорил олимпийский комитет.
– Мне все это известно. – Ее губы дрожали. – И я знаю, что иногда становлюсь нетерпеливой и плохо выполняю обязательные фигуры. Но я думала, что в последнее время гораздо лучше стала делать их. Энтони, неужели все настолько плохо?
– Неидеально. – Он поднес ко рту чашку кофе и сделал глоток. С гримасой отвращения Энтони поставил чашку на блюдце. – Ужасно невкусно. Что ты туда добавила?
«Сегодня ему решительно ничего не нравится», – с обидой подумала Дани.
– В следующий раз я предложу тебе самому сделать кофе, раз ты такой специалист во всем.
– Отлично. Если не можешь сделать что-то так, как надо, лучше не делать вовсе, – отрезал он.
– Само великое совершенство снизошло до разговора со мной. Послушай, Энтони, нимб вокруг твоей головы никогда не тускнеет?
– Ну, только когда ты забываешь стереть с него пыль… – Он внезапно замолчал и тряхнул головой, как будто пытался избавиться от наваждения. – Господи помилуй, что это такое я говорю? – Он ласково погладил Дани по голове. – Ты права. Я выражаюсь как какой-нибудь третьесортный диктатор.
– В точности моя мысль. – Дани глубоко вздохнула. – И я не думаю, что сегодняшняя тренировка была полностью неудачной.
– Что? – Энтони посмотрел на нее отсутствующим взглядом. – Нет, ты все делала замечательно, – рассеянно ответил он, вставая с кровати. – Что-то в горле пересохло. Схожу на кухню и выпью стакан воды. – Он вышел из комнаты, а Дани недоуменно глядела ему вслед.