Находясь в Дербенте, Петр собственными руками сделал отверстие в стене комнаты, которую он занимал при дворе хана, чтобы любоваться видами Каспия и города, раскинувшегося у подножия дворца, и ждать приближения своего флота. Но хотя Каспий не всегда штормит, все же он подвержен частым и сильным бурям. В одну из таких бурь и попала флотилия Петра: 12 кораблей пошли ко дну, а тридцать остальных достигли Астрахани в таком плачевном состоянии, что о дальнейшем плавании не могло быть и речи. Вследствие этого нехватка провизии и оружия сделала наступление в это время года невозможным. А поскольку сидеть на месте было нестерпимо для деятельной натуры Петра, то, оставив в Дербенте сильный гарнизон, он отправился обратно на Терек, а оттуда – в Астрахань, а 13 декабря с триумфом вошел в Москву[21].
   Однако, прежде чем покинуть Астрахань, по приглашению визиря и народа Решта, которым в то время угрожал Афганистан, Петр направил полковника Шипова с военной экспедицией с заданием захватить и удержать провинцию Гхилиан. Шипов, в распоряжении которого было два батальона пехоты, внезапно появился в Реште и занял этот город и гавань, прежде чем персы, которые к тому времени передумали, смогли собрать достаточно войск, чтобы противостоять ему.
   Русские позиционировали себя как друзья и союзники молодого шаха Тамаспа и противники афганских захватчиков, как они их называли. Однако жители города встретили их враждебно и, когда русские рубили лес на дрова, ворчали: «Наши леса идут на оплату услуг собак шаха» – и утверждали, что никогда не приглашали их на свою родину.
   Вскоре персы собрали войско в 13 000 человек, и их поведение стало столь угрожающим, что русские были вынуждены укрепить свои позиции, что спровоцировало новое наступление. В феврале прибыли гонцы от шаха с требованием покинуть Решт, а к концу марта персы начали обстрел города, после чего Шипов перешел в наступление и, ударив по персам одновременно спереди и с тыла, нанес им сокрушительное поражение: персы потеряли убитыми более тысячи человек. Примерно в то же время 100 русских отбили атаку 5100 персов, которые осмелились атаковать их корабли. С этого периода и по 1732 год отношения между Россией и Персией оставались весьма сложными и запутанными. Русские историки считают, что почти весь этот период времени Россия находилась в состоянии войны – иногда ее противниками были афганцы, а иногда – и сами персы. При этом почти постоянно велись переговоры, и даже был подписан союзнический договор с шахом Тамаспом. Дело в том, что афганцы заняли Исфахан и установили контроль над большей частью страны. Россия и Турция поспешили занять то, что осталось, и естественное соперничество привело их на грань столкновения. Причина конфликта, по крайней мере в том, что касается России, заключалась в важности, которую Петр и его преемники придавали защите Каспия от возможной агрессии со стороны Турции.
   На следующий год генерал Матюшкин взял Баку (25 июля 1723 года), что несказанно обрадовало Петра, ведь он считал этот город «ключом к решению всех наших проблем». Очень быстро были заняты каганаты Баку и Ширван, а также персидские провинции Гхилиан, Мазандеран и Астрабад. Затем, когда на короткое время союз с Турцией усилил позиции России и добавил трудностей Персии, Россия продвинулась в глубь Прикаспия. 12 сентября Россия и Турция подписали договор, по которому царь обязался выдворить афганцев и возвести на престол шаха Тамаспа. Последний, в свою очередь, соглашался уступить России Баку и Дербент, а также провинции Гхилиан, Мазандеран и Астрабад. Однако на следующий год специальный посланник царя князь Мещерский не сумел добиться ратификации договора, а сам был убит.
   История этой, первой русско-персидской войны полна образцами беспримерного героизма, победами, одержанными горсткой храбрецов над тысячами воинов; осадами и штурмами городов и крепостей; захватами целых провинций. Однако поскольку в конечном итоге ничего так и не было достигнуто, то все эти блестящие победы практически ничего не привнесли в завоевание региона. Племена, жившие в северной части Кавказа, создавали все больше проблем; Персия, раздираемая внутренними противоречиями, снова объединилась при шахе Надире; а Порта, в 1724 году заключившая договор с Россией, вновь заняла по отношению к ней враждебную позицию. В 1732 году, через два года после восшествия на престол, императрица Анна вернула Персии все территории к югу от Куры, а еще тремя годами позже, когда война с Турцией стала неизбежной, а Надир угрожал выступить против России, если не будут возвращены Дербент и Баку, Анна отказалась от всех завоеваний Петра и согласилась на вывод русских войск к старой линии, проходившей по Тереку. Надир возобновил агрессию против турок и, разбив их, мог беспрепятственно идти на Кандагар и Индию (1739 год).
   Конечно, сделанные уступки были унизительны для России, однако удар был смягчен двумя моментами: суровый климат Гхилиана делал эту провинцию могилой для оккупационных войск, а конечная цель российской политики в отношении Персии была достигнута. Пока Надир был на престоле, туркам никто не позволил бы приблизиться к Каспию.
   Усилия и жертвы прошедших тринадцати лет не были напрасными и в некоторых других аспектах. Как указывает Зюссерман, именно в те годы царская армия заложила основы тех качеств, которыми впоследствии прославились кавказские полки. В то время большинство этих полков и было сформировано, и они стали частью «персидской» армии Матюшкина и его преемников. История этих полков такова, что ею могла бы гордиться любая армия и любая страна.
   Начиная с подписания Гянджинского договора (1735 год) до смерти императрицы Анны пятью годами позже и в течение 21 года правления Елизаветы единственной заботой России на востоке Кавказа была защита терской линии, которая вдавалась в сушу чуть дальше устья Сунжи. И даже в этом вопросе центральная власть оставила казаков наедине со всеми проблемами.
   Русский историк Потто описывает беспримерные усилия, которые требовались от казаков, чтобы вести борьбу против объединенных сил дагестанцев, кумыков, чеченцев и кабардинцев. Однако, скорее всего, все эти местные племена так и не смогли объединиться против казаков. Если бы им это удалось, то вряд ли казаки смогли бы долго противостоять им. Их либо уничтожили бы, либо вытеснили с насиженных мест, если бы их не поддержали регулярные войска[22]. Тем не менее их жизнь была постоянной борьбой, и, как всегда, казак пахал свое поле и убирал урожай с саблей на боку и ружьем за спиной. И, как всегда, его частенько призывали защитить свой дом от банд разбойников и принять участие в аналогичных разбойничьих налетах то на одно, то на другое племя.
   Елизавета умерла в декабре 1761 года. После нее на престол взошел Петр III, который вскоре был убит. С 1762 года Екатерина правила единолично, и положение дел на Кавказе сразу же привлекло ее внимание.
   Императрица, обладавшая потрясающей интуицией, сразу же поняла важность сохранения и удержания казачьей линии. Одному из отпрысков кабардинских правителей с 40 семьями было поручено основать Моздок, и уже в 1763 году в новом поселении имелись православная церковь и укрепленные казармы – символы той важной роли, которую Моздоку было суждено сыграть в завоевании Кавказа и обращении его жителей (по крайней мере, их части) в христианство. Именно поэтому этот город на Тереке стали называть краеугольным камнем русского завоевания и началом миссионерской деятельности русских среди осетин. Даже Екатерина вряд ли могла понимать в полной мере значение действий. Однако именно это является характерной чертой любого гения: он может формировать идеи и воплощать их, но их результаты намного превосходят его самые смелые ожидания.
   Однако пока результат этих действий был не слишком обнадеживающим. Россия претендовала на территорию Моздока на основании пунктов Белградского договора. Кабардинские князья считали это место своим, и, без сомнения, не без оснований, поскольку с незапамятных времен пасли здесь овец и рубили лес. Они считали оскорбительным для себя тот факт, что русские строят свою крепость на земле, которую они всегда считали своей. Но терпению их пришел конец, когда Моздок стал прибежищем беглых рабов. Поэтому они направили своих представителей в Санкт-Петербург, чтобы выразить свое недовольство, но, не добившись удовлетворительного ответа, перешли к открытым враждебным действиям, которые длились с 1765 по 1779 год и ознаменовались многочисленными сражениями. Ведь эти люди были самыми цивилизованными из всех местных племен, а в смелости вообще никому не уступали[23]. Но это было еще не все. Турция (не важно, были ли у нее на то права) считала строительство нового форта нарушением статус-кво и передала русскому двору ноту протеста.
   Коллегия иностранных дел сделала все, чтобы успокоить турецкую сторону, но в то же время тайно приказала коменданту Кизляра, генерал-майору Потапову, начать укреплять Моздок, однако делать это как можно незаметнее. Это поручение было выполнено с таким рвением и энтузиазмом, что уже к 1765 году новое поселение превратилось в хорошо укрепленную крепость. В июне того же года разъяренные кабардинцы осадили Кизляр и, не сумев взять это стратегически важное укрепление, разорили соседнюю степь. Именно этот и другие подобные набеги и привели к переселению волжских казаков на Терек, что существенно продлило и укрепило казачью линию. Вновь прибывшим пришлось лицом к лицу столкнуться с враждебностью не только кабардинцев и чеченцев, но и калмыков – кочевников. Однако с присущим им мужеством и упорством казаки держали оборону. Именно благодаря этим качествам и сочетанию плуга и сабли в руках казаков Россия до сих пор остается огромной империей и эффективно защищает свои границы и на востоке, и на юге.
   Турция, недовольная позицией России, 18 ноября 1768 года объявила ей войну, и Кавказ был включен в театр военных действий, как, собственно, и всегда. Дело в том, что России было выгодно отвлечь врага и ослабить его силы на главном театре военных действий – на Дунае, или Днепре, или в Крыму. Что касается Турции, то она во многом рассчитывала на сотрудничество с теми местными племенами, которые исповедовали мусульманство, ведь в этих людях было легко возбудить жадность и фанатизм.
   Военные действия велись с переменным успехом. Передовой отряд кистенов (или горных чеченцев) взял Кизляр и вырезал всех его жителей. Однако этот и другие успехи были более чем нейтрализованы результатами экспедиции Тотлебена в Грузию и Имеретию, хотя сама по себе эта кампания в некотором смысле была неудачной. Тотлебен – одна из наиболее странных фигур того времени. Немец по происхождению и авантюрист по натуре, он поступил на службу Русскому государству при Елизавете и прославился взятием Бремена в 1760 году. На следующий год, вероятно в связи со смертью русской императрицы, он был готов предать свою новую родину, был арестован собственными подчиненными и после тщательного расследования приговорен к смертной казни четвертованием. Екатерина заменила смертный приговор ссылкой и в самом начале войны с Турцией восстановила его в звании генерал-майора и отправила на Кавказ. В 1768 году, как мы уже отметили, Тотлебен перешел через горную цепь и, вернув царю Имеретии Соломону Кутаис – столицу его царства, двинулся дальше на Поти, разбил турецкую армию (12 000 человек) и осадил этот важнейший город региона. Однако в этот момент удача отвернулась от него. Поти стойко оборонялся. Тотлебен оказался втянутым в интригу, во многом из-за своей собственной горячности и взрывного характера. Взаимные упреки, недовольство и обвинения между ним, с одной стороны, и грузинами, имеретинцами и, прежде всего, русскими достигли такой точки, что Екатерина, встревоженная возможным исходом такого развития событий, отозвала его с Кавказа и тем самым положила конец его странной карьере.
   Его преемник Сухотин продолжил осаду Поти. Однако, предвидя неудачу, он сказался больным и вернулся в Тифлис. Царь Соломон снова обратился с жалобой к императрице, и Екатерина, которой страшно надоело все это, приказала отвести русские войска к казачьей линии, что и было сделано весной 1772 года.
   Война продолжалась на Северном Кавказе, и она запомнилась героическим сопротивлением донского атамана[24] Платова и его войска (2000 человек) объединенной турецко-крымско-татарской армии (25 000 человек). Следующим памятным событием была оборона станицы Наурской моздокскими казаками от 8000 турок и местных жителей.
   В это время казачки сражались бок о бок со своими мужьями и сыновьями – и с тем же мужеством. Однако внезапный отход осаждающих в битве при озере Регимус был приписан чудесному знамению. Святые апостолы Варфоломей и Варнава, увидев отчаянное положение осажденных, явились на белых конях и в белых одеждах. Они проехали перед передовыми линиями врага и посеяли среди турок такую панику, что те позорно бежали. Церковь и часовня в Наурской напоминают об этом событии; с тех пор 11 июля широко празднуется в этой станице.
   Именно в ходе этой войны (в 1771 году) подавляющее большинство калмыков, оскорбленных поведением своих русских союзников, собрали свои палатки и бежали с Волги в Китай[25]. Остатки этого народа двинулись на равнины, лежащие между Каспийским и Черным морями, где до сих пор обитают их потомки.

Глава 3
1771–1796

   Мир с Турцией. – Дербент снова занят и опять сдан. – Казачья линия продлена. – Кубань. – Ногайские татары. – Их покорение Суворовым. – Граф Потемкин, первый наместник на Кавказе. – Колонизация. – Шах Мансур. – Победа чеченцев. – Первая катастрофа в лесах. – Сражение при Татартубе. – Шах Мансур идет к западным племенам. – Война с Турцией. – Первая и вторая попытки взять Анапу. – Германн наносит поражение Батал-паше. – Взятие Анапы. – Шах Мансур в плену. – Его смерть. – Укрепление линии. – Ага Мохаммед сдает Тифлис. – Война с Персией. – Назначение Зубова главнокомандующим
   После подписания договора при Кючук-Кайнарджи и заключения мира между Россией и Турцией последняя больше не могла открыто поддерживать племена, хотя тайная помощь по-прежнему осуществлялась в том же объеме, что и раньше. Русские снова смогли сосредоточить свои усилия на укреплении казачьей линии и концентрации сил на востоке и западе; местные жители вернулись к разобщенным, необъявленным военным действиям, которые, несмотря на отдельные успехи, не могли остановить наступления русских. На Каспии вождь каракайтагов, ободренный длительным отсутствием решительных действий со стороны России, сделал несколько дерзких вылазок, кульминацией которых стало пленение академика Гмелина, который, полагаясь на личное знакомство с этим правителем, решил возвращаться из научной экспедиции в Персии по суше. Гмелин скоро скончался, находясь в плену в Каякенте; и императрица, которая высоко ценила талант ученого и, помимо этого, чувствовала себя униженной, приказала генералу Медему, который командовал всей линией, пойти в атаку на каракайтагов. В марте 1775 года Медем прибыл на Кавказ и увидел, что Дербент готов сдаться объединенным силам врага после четырехмесячной осады. Каракайтаги при приближении русских отошли, однако сражение все же произошло, и они были разбиты, после чего Медем, следуя наказам Екатерины, подверг их земли безжалостному разорению. Не удовлетворившись этим, Медем занял Дербент, правитель которого – Фетх-Али-хан был вассалом Персии. Надо сказать, Россия время от времени совершала неоправданные действия против этой страны, но они «хранились про запас» на случай, если обстоятельства будут складываться для персов не лучшим образом, как это было в данном случае. Медем вернулся на линию, оставив в Дербенте небольшой отряд. Вскоре после этого русский торговый корабль был выброшен на берег недалеко от Дербента и разграблен людьми Фетх-Али-хана, которые, чтобы замести следы, убили всех членов команды. Известие о произошедшем все-таки просочилось, однако, вероятно из нежелания спровоцировать войну с Персией, к которой Екатерина не была готова, никаких ответных мер не последовало. Русский отряд был отозван из Дербента; его командир, майор Крюденер – который незадолго до этого потерпел поражение в ближних горах, – был разжалован в рядовые. Итак, Дербент был во второй раз оставлен русскими.
   Осенью 1777 года Медема на его посту сменил генерал Якоби, однако, поскольку военные соединения на Кавказе были разделены на две армии – Кавказскую и Кубанскую, – он был назначен командующим Кавказской армией, а последняя была поручена прославленному Суворову. Совместными усилиями этих двух полководцев в последующие пять лет Россия значительно укрепила свои позиции на западном участке границы, и была заложена основа для будущих успехов в борьбе против племен, населявших территорию между Тереком и черноморским побережьем. Можно считать очевидным, если бы им на смену пришли равные им по способностям и энергии полководцы, за которыми стояло бы такое же сильное правительство, какое было при Екатерине, то война в этой части Кавказа не продлилась бы так долго, как это случилось в реальности. Именно князь Потемкин выбрал их в качестве командующих, и вполне возможно, что во многом заслуга их побед принадлежит этому гению, который в то время был занят отстаиванием независимости Крыма, брошенного Турцией на произвол судьбы в 1778 году.
   Якоби основал крепости Екатеринослав, Георгиевск и Ставрополь, начал заселение государственными крестьянами Ставрополья и протянул линию от Моздока до Ростова (тогда – крепость Димитрий), построив еще шесть небольших крепостей. Новыми поселенцами стали казаки с Волги и из других мест (как всегда, с женами и детьми, домашними животными и скарбом). Как и все казаки, они были прирожденными воинами и всадниками и отличались суровым, независимым нравом. Более того, к этому времени они стали еще и убежденными землепашцами, хотя ранее сельское хозяйство считалось запрещенным занятием, особенно в самых влиятельных казачьих общинах Дона.
   Пока Якоби занимался всем этим, Суворов также был занят сооружением укреплений от места впадения Лабы в Кубань до устья Кубани напротив Керчи. Эта линия укреплений состояла из четырех крепостей, соединенных многочисленными редутами.
   Если мы взглянем на карту, то увидим, что, в то время как основная линия шла на северо-запад от Моздока до Азова, кубанская линия шла почти прямо на запад от теперешней Кавказской точно по курсу течения Кубани.
   Для того чтобы понять необходимость сооружения и значение этих линий, мы должны иметь хотя бы некоторое представление о природе страны, которую они пересекали, и о народе, населяющем эту страну. Если кратко описать эту землю, то мы увидим, что к югу от главной линии от Кизляра до Кавказской и от восточной половины кубанской линии в основном росли густые леса, покрывавшие не только предгорья и достаточно высокие горные гряды, но и известняковые горы, возвышавшиеся до нескольких тысяч футов в высоту. Этот лесной район пересекался многочисленными реками, которые брали свое начало в зоне вечных снегов и рано или поздно впадали либо в Терек, либо в Малку, либо в Кубань. На берегах этих рек, на расчищенных от леса открытых пространствах к востоку от Владикавказа жили племена чеченцев, к западу – кабардинцев и черкесов. К северу от Терека и Кубани леса уступали место плодородным равнинам, а затем – пустынным степям. Эта равнинная земля была заселена кочевыми племенами калмыков и ногайских татар. Первые занимали восточную половину региона, а ногайцы, не так давно пришедшие из Бессарабии, кочевали между Кубанью и Манычем и Доном, в местах, откуда пришли их предки, татары, когда искали прибежище в ногайских степях, спасаясь от черкесов. На полуострове, напротив крайней восточной точки Крыма, имелось два укрепления – Тамань и Анапа, которые находились в руках то турок, то крымских татар. Они контролировали пролив Еникалы, обеспечивали сообщение между этими народами и ногайцами и подогревали в них враждебность к России.
   Судя по всему, ногайцы не были по природе воинственным народом. Историк, имеющий доступ лишь к русским источникам, может сделать вывод, что набеги, на которые жаловались донские казаки и новые поселенцы линии, были всего лишь естественным результатом продвижения русских в глубь Кавказа, которое затрагивало все больше и больше плодородных степей, так что они оказались полностью заняты поселенцами с севера. Если к этому добавить периодические вылазки черкесов, турок и татар, а также проводимую русскими политику «разделяй и властвуй», то неудивительно, что доведенные до крайности ногайцы стали отвечать вылазками на вылазки и, сами того не желая, вступили на тропу, которая привела их к гибели.
   Согласно местному верованию, ногайцы произошли от вождя, носившего имя Ногай, который в XIII веке отделился от Золотой Орды и основал Синюю Орду. Некоторое время это государство было достаточно сильным, но затем распалось на несколько мелких образований. Оно было ослаблено в равной степени враждебными действиями соседних племен и внутренними распрями, и к 1552 году многочисленные племена ногайцев были вынуждены искать защиты у Ивана Грозного, поскольку над ними нависла угроза со стороны могущественного астраханского хана. Так они стали подданными России. В настоящее время они разделены на восемь основных семей, или кланов, из которых самым важным считается клан Кара (черных ногайцев). Люди из этого клана ведут преимущественно кочевой образ жизни в степях к северу от Терека. Они строгие приверженцы ислама (сунниты), гостеприимны, вороваты, не очень чистоплотны, не всегда храбры и, за небольшим исключением, крайне бедны. В обычаях они не сильно отличаются от своих соседей кумыков, чеченцев и кабардинцев. Скорее всего, они позаимствовали обычаи у своих соседей. Однако они имеют собственные песни, легенды и сказания (что-то вроде собственного эпоса) и пару любопытных предрассудков.
   Господин Семенов в своей работе с определенной долей уверенности говорит, что ногайцы не являются потомками воинственных татаро-монголов Чингисхана. По его версии, они потомки печенегов, половцев и других народов, упоминаемых в древнерусской истории и принадлежащих, по его мнению, к той же группе, что и монголы, но раньше их появившихся в Европе. Он настаивает на этом на основании недостатка культуры и мужества, проявляемого ногайцами в сражении, что разительно отличает ногайцев от свирепых воинов Золотой Орды, которые к моменту завоевания Руси достигли значительного уровня цивилизации.
   В течение семи лет с момента подписания Кючук-Кайнарджийского договора и до 1782 года, когда Потемкин присоединил к России Крым, кабардинцы, черкесы и родственные им народы, а также ногайцы постоянно поднимали большие и маленькие восстания. При этом два любых народа заключали союз против третьего, но союзы эти были крайне непрочными и менялись, как в калейдоскопе: вчерашние союзники оказывались врагами, и наоборот. В 1779 году они, правда, все объединились против России; однако, увидев, что русские постоянно начеку, опять погрузились во взаимные нападения и упреки. Черкесы совершали набеги по степи; ногайцы делали вылазки за Кубань. При этом бывали уничтожаемы лагеря кочевников на одном берегу реки и деревни – на другом. Стада и отары уводились нападавшими, поля бывали вытоптаны или сожжены. Состоялось множество кровавых сражений, причем победителями оказывались то черкесы, то ногайцы. Однако черкесы, жившие среди гор и лесов, были лучше, чем ногайцы, приспособлены к обороне, и к тому же позади них не стояли русские. Ногайцы же постоянно рисковали оказаться меж двух враждебных огней. Через три года изнуряющих сражений среди несчастных кочевников начались чума, голод и гражданская война, что значительно облегчило русским стоящую перед ними задачу. У князя Потемкина теперь были развязаны руки, поскольку Крым наконец стал русской провинцией. Он видел, что пришло время нанести решающий удар по остаткам орд, которые поработили Россию в XIII веке, и выдавить их на равнины, лежащие между Волгой и Уралом, тем более что эти равнины после восстания Пугачева были практически не заселены. Он поручил эту задачу умелому и мудрому полководцу Суворову.