– Чертовски великодушное предложение, – пробормотал ошеломленный Серж.
   – Разумеется, это вовсе не подарок. – Антуан улыбнулся. – В этих краях земля стоит недешево. Вам придется раскошелиться.
   Сюзанна и Труди с недоверием уставились на него.
   – Да, верно, но давайте обсудим это в другой раз, – продолжал Антуан, словно вдруг застеснявшись своего великодушия, да еще проявленного в присутствии посторонних. А может, его встревожило неодобрение на лицах жены и матери?
   – Отличная мысль, – отозвался Серж. – Карты мэра будут биты.

Глава 39
ПРОГУЛКА ПО ЛЕСУ

   Как любой воскресный ленч во Франции, этот закончился прогулкой – обязательной, быстрой, приятной, полезной для здоровья прогулкой, будь то по лесу, или по парку, или даже по улице – к последней прибегают те, кто вынужден жить в городе. Даже Крей не отказался от такой прогулки. Компания отправилась в общественный лес между участком Персанов и деревней Этан-ла-Рейн. Проявления веселья уже не требовались. Цивилизованность знает свои пределы. В ней есть место и для процесса пищеварения, неспешных бесед, размышлений, необходимости протрезветь. В непринужденной обстановке компания разбилась на две или три группки согласно темпу ходьбы и интересам, и все разошлись в разные стороны. Сюзанна де Персан сменила туфли на пару грязных сапог из прихожей и неторопливо шагала по тропе рядом с Гаранс и Делией, называя Делии растения по-французски.
   По-видимому, она еще не оправилась от потрясения, вызванного решением Антуана продать часть участка Крею. Судя по всему, Антуан не обсудил его с близкими. Сюзанна была задумчивой и вялой. По своему опыту она знала, что от американцев можно ждать только неприятностей, а здесь их было более чем достаточно.
   Труди де Персан сначала присоединилась к быстро шагающим Тиму и Анне-Софи, а потом вернулась к свекрови. Крей сначала шел бок о бок с Персаном – наверное, обсуждая сделку, а потом повернул обратно, к своей машине.
   – Давай сходим в Этан-ла-Рейн, в конюшню, и возьмем лошадей на пару часов, – предложила Анна-Софи Тиму. – Было бы так славно проехаться верхом! Мы могли бы добраться до больших камней. – Так назывались валуны, еще в древние времена занесенные ледником в середину леса.
   Тим не был поклонником верховой езды, но возразить ему было нечего, разве что напомнить невесте о поврежденной руке. Но выслушав его, она только скривила губки:
   – Здешние лошади смирны, как овечки. Ничего со мной не случится.
   Они заспорили, в какой стороне находится Этан-ла-Рейн. Анна-Софи плохо ориентировалась в лесу, но упрямо настаивала на своем, и ее мнение резко расходилось с мнением Тима. Он напомнил, что время уже близится к трем часам, солнце скоро начнет садиться – за деревней, то есть в стороне, противоположной той, куда вела его Анна-Софи. Как обычно, в споре верх одержал Тим, и Анна-Софи вдруг решила, что для верховой прогулки уже слишком поздно. Теперь, в конце ноября, темнело рано.
   Внезапно спереди, из-за кустов, донеслось низкое рычание и треск веток. Тим, идущий впереди, жестом велел Анне-Софи остановиться. Сначала он не рассмотрел, кто издает зловещие звуки, но потом сквозь густой кустарник увидел мужчину и женщину, закаменевших от ужаса, и одного из ротвейлеров Крея в плотном кожаном наморднике, смотрящего на них в упор. Пес перевел взгляд на Тима, а потом опять на свои жертвы, не зная, что предпринять.
   Тим сообразил, что, подняв руку, он невольно подал зверю какую-то команду. Когда Тим опустил ее, пес присел и снова приготовился к прыжку на неудачливую пару. Тим снова поднял ладонь, и собака застыла, не сводя с него глаз. Наверное, у животного Тим ассоциировался с Креем, с дрессировщиком и другими обитателями замка, потому он и подчинился.
   – Не двигайся, – сказал Тим Анне-Софи, которая подошла ближе. Тим вдруг испугался, что незнакомцы решат, будто он следил за ними. Анна-Софи состроила гримаску и хихикнула. Пара из кустарника быстро улизнула.
   Через несколько секунд на тропу вышел дрессировщик и жестом подозвал пса.
   – Все в порядке?
   – Да. Славный пес.
   – Ты видела, кто это был? – спросил Тим Анну-Софи. Она успела заметить, что на мужчине были брюки цвета хаки и белая рубашка, а на женщине – серый свитер и черные брюки. Она прекрасно помнила, кто из сидящих за столом Персана был так одет.
   – Не может быть! – воскликнула она. Сначала происшествие ее только позабавило – она припомнила рассказ Тима о том, как он видел этих двоих в теннисном клубе «Марн-Гарш-ла-Тур». Но потом ей вспомнились пьесы Фейдо, в которых застигнутые врасплох распутные супруги прячутся в шкафах или под кроватями, и все это называется «французским фарсом». Почему именно французским?
   Ее охватило острое чувство неловкости. Французы прячутся в шкафах, а в американских пьесах жены всегда заливаются слезами в обществе верной собаки или кошки либо оказываются алкоголичками или наркоманками. Так какой женой лучше быть – из французской или американской пьесы? Должны ли муж-американец и жена-француженка заранее договариваться о том, какую пьесу будут играть? А в каком спектакле участвовали американка мадам Крей и француз Антуан де Персан? Ей, Анне-Софи, совсем не хотелось становиться персонажем пьесы, но скоро ей придется сделать выбор – для нее начнется настоящая супружеская жизнь.
   «Что заставляет мужчин желать одну женщину сильнее другой? – виновато спрашивал себя Тим. – Что заставляет женщин предпочитать одних мужчин другим? Наверное, не только красота, а какие-то флюиды, воспоминания о прошлых встречах, мечты, мысли, над которыми ты не властен. Что побуждает человека совершать неожиданные поступки? Может, и у тех двоих все вышло само собой?»
   Крей сел в машину и уехал, поэтому Тиму и Анне-Софи пришлось везти Делию в замок. Делия была возбуждена – очевидно, ей понравились и поездка, и величественный дом, и салат. Но больше всего ее впечатлила прогулка.
   – Я прошла пешком не меньше двух миль. Вы заметили? Еще две недели назад это было мне не под силу. Значит, они действуют!
   – Кто?
   – Поездки в Лувр. Я езжу туда уже целую неделю. Если бы я могла бывать там еще неделю, улучшение стало бы гораздо заметнее.
   Эта вера в исцеляющую силу искусства рассмешила Тима, ему захотелось рассказать об этом Кларе, поскольку Анна-Софи не нашла в словах Делии ничего забавного.
   Возле дома Крея Тим, к своему удивлению, застал своего друга Сиса – его маленький «рено» официального вида был припаркован у крыльца, сам Сис стоял, прислонившись к нему, а на заднем сиденье еще одной машины сидел Габриель. Делия бросилась к нему. Водитель ничуть не удивился неожиданному появлению кричащей молодой женщины.
   – Я так и знал, что ты заедешь сюда, – сказал Сис.
   – Ты не говорил мне, что собираешься в Париж. Что стряслось?
   – Я звонил тебе. И сюда тоже, но мне сообщили, что все ушли в гости.
   – Уик-энд в Париже? А Марта с тобой?
   – Нет, это деловая поездка. Мы арестовали Биллера по подозрению в краже манускрипта. Если тебе он ничего не сказал, то, может быть, расскажет нам. Нам хватит улик, чтобы задержать его по крайней мере на несколько дней. Мне показалось, что Крею он ничего не собирался предлагать.
   – Где вы его схватили?
   – Ордер выписан в Амстердаме, но мы нашли его здесь. У нас есть разрешение французских властей.
   – Но… – Тим был ошеломлен – он не предполагал, что Сис решится на такие действия.
   – Будьте вы прокляты! – закричала Делия на Тима.
   Тим растерялся. Это он, Тим, в сущности, выдал Габриеля. Но ведь он не собирался так поступать! Происходящее имело привкус предательства, сплетни, наушничества, коллаборационизма – всех подлых, гнусных поступков, которых любой старается избежать. Тим ладил с законом, но не хотел бы и впредь играть роль осведомителя. Только теперь он понял, что все это время был осведомителем, держа Сиса в курсе дела. Как он не подумал, что Сис отнесется к его сведениям всерьез? Тим ужаснулся.
   – Думаю, он просто продавец, – продолжал Сис, – а не вор.
   – Но ведь он не продал манускрипт, – возразил Тим. – Что же он натворил?
   – Мы спасли его от самого себя, – засмеялся Сис. – Если он согласится сотрудничать с нами, нам будет не в чем обвинять его. К тому же с него снимут часть прежних обвинений – американских, связанных с ношением оружия. Но это дело прошлое.
   Анна-Софи тоже была потрясена. Она вмешалась в разговор:
   – Но ведь он такой славный человек, ему пришлось прятаться на складе в Клиньянкуре. Я знала, что он там, но не выдала его. По крайней мере сразу… Я наблюдала за ним. Но он не убийца. Он непричастен к преступлению, он никому не причинил вреда. Это нечестно – превращать людей… – тут она вспомнила, что по ее вине Габриеля арестовали на складе, – в шпионов!
   – Я не шпионил за ним. Я ничего о нем не знаю, – растерянно твердил Тим. – В чем я мог заподозрить его?
   – Подлец! – Делия приблизилась к нему, размахивая руками и крича. – Ты скрыл, что работаешь на полицию! – И она расплакалась.
   – Это не так! – запротестовал Тим. – Просто Сис – мой давний друг, мы часто разговариваем с ним…
   – Плакать незачем, – обратился Сис к Делии, – но если вы будете откровенны с нами и расскажете все, что вам известно о его делах, этим вы ему поможете. Это Анна-Софи?
   – Нет, Делия, подруга Габриеля из Америки. А это – Анна-Софи. Сис, мой друг из Амстердама.
   – Bonjour, monsieur, – недружелюбным тоном произнесла Анна-Софи.
   – Какой ужас! Он был так счастлив, что оказался в безопасности… за ним следили… – причитала Делия.
   – Никто за ним не следил, – перебил Сис. – Не знаю, что заставило его скрываться, но только не полиция – его дважды допрашивали и отпустили.
   – Думаю, нам надо заглянуть в чемодан, – сказал Тим, – он в багажнике.
   Решив взять инициативу в свои руки и увидеть редкостный манускрипт, он перенес чемодан в кухню и открыл его. Сис, Делия и Анна-Софи столпились вокруг. Бритва, смена белья, зубная щетка, несколько каталогов. Ничего предосудительного.
   – Ну, что я вам говорила? – воскликнула Делия.

Глава 40
АМЕРИКАНСКИЙ ОБРАЗ МЫСЛЕЙ

   В последующие несколько дней ярость Делии не только не утихла, а, напротив, переросла в неистовое, острое бешенство, но его предметом был не Тим: Делия приняла его извинения, извинилась сама и добавила, что верит, что не он выдал Габриеля. Она подолгу висела на телефоне и запиралась с Креем, который вдруг перешел на сторону Габриеля. После множества телефонных звонков и разговоров с коллегами-антикварами из «Милого дома» в Орегоне было решено, что Делия останется во Франции, чтобы поддержать друга. Какая удача, что ей есть где жить! Антиквары обещали присылать деньги, Сара Таун справится с работой в магазине без Делии, остальные ее орегонские знакомые согласились, что она поступает правильно. Форби Андерсон, имеющий связи в мире юристов, назвал ей имена нескольких парижских адвокатов. Но никто не знал точно, сколько платят таким адвокатам, по этому поводу собеседники Делии так и не пришли к единому мнению. Вероятно, Габриель сам сможет собрать требуемую сумму или хотя бы аванс – после того как продаст вещи, которые он собирался предложить месье Будербу.
   О своих чувствах к Габриелю Делия не распространялась.
   Тиму и Крею позволили встретиться с ним в амстердамской тюрьме и увидеться с его адвокатом-голландцем, который держался настороженно. Адвокат был другом Сиса, что придало заключению этого американца какой-то клубный, почти джентльменский, оттенок.
   – Его беспокоит экстрадиция, – объяснил голландец. – Хотя американцы еще не потребовали ее. Но с какой стати ему беспокоиться, если он невиновен? Особенно он опасается ФБР.
   – Он знает, почему ФБР была выгодна смерть той несчастной женщины, – объяснила Делия.
   – Какой женщины?
   – Миссис Уивер из Руби-Риджа. И другие махинации ФБР.
 
   Тима раздражали уверения Делии в том, что ей ничего не известно о Габриеле и манускрипте; он начал подозревать ее. Однажды, вскоре после ареста Габриеля, Тим подстерег Делию возле ванной, схватил за руку, больно сжал и притиснул девушку к стене, прошипев ей в лицо:
   – Теперь вы расскажете мне все, что вам известно о Габриеле, манускрипте и убийце!
   Она вырывалась, попыталась ударить его свободной рукой, но Тим перехватил ее, завел обе руки за спину Делии и сжал тонкие запястья.
   – Пустите, я уже все рассказала Сержу!
   – Что? Говорите! – Он втащил ее в ближайшую спальню, краем глаза заметив, что это комната Клары. Широкая кровать, застеленная американским стеганым одеялом, вышитые белые подушки, фотографии в серебряных рамках – должно быть, ее сына. Похоже, Делия не сомневалась, что он способен ударить ее. И Тим действительно был готов искалечить ее, придав ее рукам сходство с бедром. Делия выглядела перепуганной, но кричать не посмела.
   – У Габриеля был манускрипт?
   – Не знаю, что у него было. Какая-то ценная вещь, которую он хотел продать на Блошином рынке.
   – Которую он украл?
   – Нет! Он не вор, а торговец. Он торгует книгами, так он сам сказал.
   – Но не объяснил, какими именно?
   – Нет. Пустите!
   – И он получает комиссионные?
   – Конечно.
   – Сколько он мог бы получить с пятисот тысяч долларов?
   – Откуда мне знать?
   – Скажем, половину этой суммы. Есть ради чего рисковать. Что он сделал с деньгами?
   – Думаю, это деньги для Сью-Энн, для ее группы. Откуда я могу знать? Он же их все равно не получил. Они достались убийце. Тот убил человека, чтобы заполучить деньги. – Она вырвалась и пнула его.
   Тим преградил ей путь к двери.
   – Сью-Энн? Помешанная дочь сумасшедшей опекунши Кристал?
   – Никакие они не сумасшедшие. Хотя Сью-Энн действительно лечилась в психушке. Они входят в одну группу, но не делают ничего предосудительного: они покупают землю в восточном Орегоне, готовясь к миллениуму или боясь, что их выселят, а может, у них там ашрам… Я не вхожу в группу Сью-Энн.
   – Так что же происходит? Вы связались с опытным грабителем, стали участницей международного скандала и убийства, вы знаете шайку орегонских хиппи – но какая связь между всем этим?
   – Не знаю. Тим, откройте дверь.
   – Связь Габриеля со Сью-Энн?
   Этот вопрос задел Делию за живое. Ей было больно думать о Габриеле и Сью-Энн.
   – По-моему, он ее просто жалеет, – сказала она.
   – Ладно, он в Амстердаме. Почему он боится экстрадиции?
   – Я же говорила, он боится ФБР. Он знает, что с ним рассчитаются, его убьют, а потом скажут, что он погиб при попытке к бегству. Такое часто случается.
   – Но зачем им это?
   – Я уже говорила. Он знает, почему они убили миссис Уивер, и многое другое. ФБР финансирует некоторые из групп и не хочет, чтобы об этом узнали.
   – Значит, вам все-таки кое-что известно. – Тим никак не мог решить, помешана Делия, как те, кого она перечислила, или нормальна. Кто такая, черт побери, эта миссис Уивер?
   – Я читаю газеты, как все. Как Серж. Спросите Сержа – это он узнал, почему Габриель боится ФБР.
   – А может, вы услышали об этом от самого Габриеля, Сью-Энн или от кого-нибудь еще? От Сары?
   – Нет! Мы с Сарой просто коллеги, мы вместе арендуем магазин. Его хозяева – простофили.
   – О Господи! – простонал Тим, окончательно перестав что-либо понимать.
   – В подробности я не вдавалась, – продолжала Делия, – но, кажется, они принадлежат к «церкви остатка». Наверное, так и есть. Но это не важно – все они одинаковы, они добиваются одного и того же. Они хотят разрешить проблемы нашего общества. Все они недолюбливают правительство и полицию. До русских им нет дела. Но они терпеть не могут планирование семьи и все такое. Иметь убеждения и навязывать их другим – не одно и то же. Знаете, а может, они и правы.
   «Церковь остатка»… Это название озадачило Тима. Каковы убеждения ее приверженцев? И при чем тут Делия, которая воспринимает все это как должное и даже не пытается никого осуждать? Все происходящее кажется ей обычным делом. Может, это нормальный образ мыслей уроженки Орегона? Или нормальный американский образ мыслей?

Глава 41
СЕСИЛЬ

   Будние дни Анна-Софи посвящала ремонту новой квартиры, забросив свой магазинчик на Блошином рынке. К счастью, у нее был достаточный запас статуэток и гравюр, но она знала, что вскоре его придется пополнить. Понедельник она провела в магазине, во вторник они с Тимом съездили в Арль на ярмарку антиквариата, где Анна-Софи надеялась разыскать отличную старинную упряжь, а Тим – собрать материал для статьи. Обоим было приятно вновь остаться вдвоем, как прежде, и не вспоминать про орегонцев, Креев и свадьбу. Анна-Софи наконец убедилась, что Тиму ничего не удастся выяснить про Габриеля, и оба решили на время забыть об этом запутанном деле.
   Но продлить приятную поездку им не удалось. Во-первых, квартира доставила им немало хлопот. Анна-Софи считала, что прежние хозяева совсем запустили ее, и стремилась избавиться от всех следов их пребывания – ведь она не кто-нибудь, а антиквар! Поэтому пришлось не только перекрашивать стены, но и приводить в порядок все остальное, однако работы отставали от графика, а переезд был намечен за неделю до свадьбы.
   Кроме того, в четверг ожидалось прибытие матери Тима, опередившей всех прочих гостей из Америки. Она собиралась побывать в Брюсселе у родных, слишком дальних, чтобы приглашать их на свадьбу, окунуться в почти забытый мир французского языка, побродить по магазинам и, конечно, помочь Тиму, Анне-Софи и ее матери, с которой Сесиль не терпелось встретиться. Она прочла одну или две книги Эстеллы, стараясь не составить предвзятого мнения о бедняжке Анне-Софи, которая, несомненно, ничем не походила на их героинь.
   Несмотря на привязанность к матери, Тим не слишком радовался ее предстоящему приезду. Мать для него была еще одним человеком, за которого он нес ответственность. К таким людям он относил Анну-Софи, а еще – Крея, Делию, Клару и даже Габриеля Биллера, поскольку арест последнего лежал на его совести. Он надеялся, что его мать приятно проведет время, что они с Анной-Софи понравятся друг другу, что Сесиль и Эстелла подружатся, что его мать поладит с отцом и его второй женой, что каким-то образом он разберется с делом Габриеля, исцелится от гложущего желания, которое вспыхивало в нем всякий раз, когда он видел Клару Холли или думал о ней, что журнал «Доверие» опубликует его статью о растущей неприязни французов к американцам, что «Мир путешествий» заинтересуется его заметками о поездке в Арль, что он выберет время для посещения испанских монастырей – но когда же, черт возьми? – и что его отец здоров, несмотря на эмфизему. Эти беспокойства в беспорядке, как шарики пенопласта из разломленной плиты, выскакивали на поверхность его обычных мыслей и подолгу не исчезали, мешая Тиму спать ночью и сосредоточиться днем.
 
   Эстелла пригласила их на ужин в первый вечер после приезда матери Тима – на ранний ужин, помня о том, что Сесиль еще предстоит привыкнуть к разнице во времени. Тим и Анна-Софи приняли приглашение, считая, что их матерям давно следовало бы познакомиться, и втайне опасаясь, что они возненавидят друг друга, несмотря на общий французский язык: одна презирала Америку с ее моралью и тучностью, а вторая придерживалась традиционных взглядов и была поклонницей гольфа, то есть человеком, которому, на взгляд Эстеллы, не следовало возвращаться в Европу после развода. На что еще тут можно рассчитывать? Конечно, о своей неприязни Эстелла никогда не заявляла вслух, ведь она не идиотка, но намекала на нее каждым вопросом: «Скажите, а ваша мать не будет расстраиваться, если мы не найдем ей здесь партнеров для гольфа? Конечно, в Нормандии таких немало – к примеру, Джеки Борд…»
   К недостаткам Сесиль Барзан-Нолинджер относилось и то, что после развода она предпочла остаться в Бей-Сити, штат Мичиган, в то время как отец Тима и его мачеха Терри поселились в Гросс-Пойнте, пригороде Детройта. И Анна-Софи, и Эстелла считали вполне естественным желание человека жить в городе, отличающемся французским названием, и потому пришли к выводу, что, хотя отец Тима не говорит по-французски, все-таки он гораздо умнее своей бывшей жены. Названия «Гросс-Пойнт» и «Детройт» они произносили на французский манер – «Гросс-Пуан» и «Детруа», чем раздражали Тима.
   Он не виделся с матерью уже два года и сам удивился, что так был рад ее приезду. Живя в Мичигане, она ухитрилась сохранить типично французский облик – была стройной, с коротко подстриженными белокурыми волосами. Курить она уже бросила, но ее голос остался прокуренным, с сильным французским акцентом, хотя по-французски она давным-давно не говорила.
   – Знаешь, в последний раз я была здесь четыре года назад! – воскликнула она в такси. Она была возбуждена и то и дело похлопывала Тима по руке. – Наконец-то я познакомлюсь с милой Анной-Софи!
   Семейство Нолинджер ничуть не удивилось, узнав, что Тим выбрал в жены француженку. Его выбор казался родным вполне естественным, ведь его мать была уроженкой Бельгии, а сам Тим вырос в Европе. И только когда начались приготовления к свадьбе, родители Тима заинтересовались его невестой, Анной-Софи. Сесиль настраивала себя полюбить ее. Выбор Тима она считала комплиментом в свой адрес и даже упреком в адрес отца, а в целом – вполне естественным событием.
   – Надеюсь, мне удастся побывать вместе с ней на Блошином рынке – должно быть, это ее стихия.
   Сесиль и вправду обожала гольф – свою игру, свою маленькую слабость, – но заверила Тима, что здесь играть ей будет некогда. Тим отвез ее прямо в отель, предложив немного вздремнуть перед визитом к Эстелле, чтобы вечером продержаться хотя бы до десяти часов.
   – Как скажешь, милый. Я вся в твоем распоряжении, – откликнулась Сесиль, и Тим понял, что так оно и есть – на предстоящие две недели.
   Анна-Софи ждала Тима с матерью дома в шесть вечера. Сесиль радостно обняла будущую невестку, оглядела ее и просияла. Она была в восторге: Анна-Софи оказалась очаровательной. Они заговорили по-французски.
   – Такой я вас себе и представляла – прелестной и обаятельной! – заявила Сесиль, вопреки всем обычаям французских свекровей мгновенно одобрив выбор сына. Глядя друг на друга, стройные, белокурые и подтянутые Сесиль и Анна-Софи словно смотрелись в зеркало. Сходство Анны-Софи с его матерью ошеломило Тима: неужели его брак был заранее предопределен?
   – Ваша квартира бесподобна. Ну покажите же мне свадебное платье! – попросила Сесиль. – Я хочу увидеть все!
 
   Знакомство Эстеллы и Сесиль прошло далеко не так гладко. Общий язык не только не помог им подружиться, но и, напротив, подчеркнул досадные различия между ними. Миниатюрная Эстелла, изысканно одетая в черные брюки, водолазку и серебристые туфли, окинула оценивающим взглядом уютную, домашнюю Сесиль в фиолетовом бархатном блейзере, который, судя по всему, она сшила сама. Это настораживало, указывая на скупость англосаксонских мужчин, даже таких баснословно богатых, как месье Нолинджер, по отношению к бывшим женам, и казалось Эстелле дурным предзнаменованием для Анны-Софи, если сын унаследовал характер отца и если супружеская жизнь молодой пары сложится не так удачно, как она надеялась.
   – Переезд в Америку – смелый шаг с вашей стороны. Но неужели вам никогда не хотелось вернуться во Францию, вернее, в Бельгию?
   – О, я уже давно живу в США, там все мои друзья, – сдержанно отозвалась Сесиль.
   – Мне всегда хотелось побывать в Америке. Когда-нибудь я съезжу туда. Хотя бы в Нью-Йорк, – продолжала Эстелла.
   – А в Мичигане французы бывают редко, – задумчиво сказала Сесиль. – Вы играете в бридж?
   – В бридж? Нет! – поспешно выпалила Эстелла. – К сожалению, – неискренне добавила она.
   Сесиль перевела разговор на другое.
   – Можете всецело рассчитывать на мою помощь – полагаю, теперь, когда до свадьбы осталось всего две недели, у вас полным-полно хлопот. Прошу вас, не стесняйтесь обращаться ко мне.
   Тим и Анна-Софи неловко переглянулись. Эстелла не только не собиралась взваливать на себя предсвадебные заботы, но и не слишком вникала в детали.
   – Разумеется, как только возникнет необходимость, – заверила Сесиль Анна-Софи. – Вы обязательно должны просмотреть список приглашенных и все уже присланные подарки.
   – В семье отца Тима по наследству передается великолепный лиможский фарфор. Надеюсь, его подарят вам, – сообщила Сесиль. – Я вернула все, ни за что не стала цепляться. И за серебро тоже, но, по-моему, оно должно достаться жене Тима.
   – Папа приедет на свадьбу. Вместе с Терри, – сказал Тим, вдруг подумав, что Сесиль может об этом не знать. Выражение ее лица почти не изменилось, и он так и не понял, знала она об этом раньше или нет.
   – Будем надеяться! – жизнерадостно отозвалась она.

Глава 42
ПРИНЦИПЫ

   Клара ждала телефонного звонка, вновь и вновь перебирая в памяти подробности события, произошедшего в воскресенье на поляне, после ленча у Антуана де Персана. Если бы они сделали еще несколько шагов, если бы еще чуть-чуть углубились в лес, если бы у них в запасе было хоть пять минут, они могли бы поцеловаться. Она шагнула к нему, он шагнул к ней, протянул руки, обоих охватило неожиданное мощное влечение, связавшее их языки и управлявшее их телами. А потом раздался звериный рык, треск веток, возникло ощущение близости других людей и незаконности порыва – возможно, их догнали Серж и Труди. Клара и Антуан метнулись за кусты так виновато, будто их поймали с поличным.