– Анна-Софи – бунтарская натура, – часто говорила Эстелла княгине, – но если я одобряю ее пылкость, значит, должна мириться и с ее бунтарством. Одно без другого невозможно.
   Посторонним людям Анна-Софи казалась воплощением покладистости, пожалуй, даже чересчур робкой девушкой. Но все считали, что рано или поздно она взбунтуется. Вероятно, то же самое предполагала и ее мать. Тем временем Анна-Софи без труда преодолевала обычные житейские трудности – обзаводилась собственной квартирой, магазином, котом, ходила на свидания, в какой-то момент лишилась девственности, и все это проделала, не советуясь с матерью, которой Анна-Софи в конце концов представила Тима и объявила о своей помолвке. Итак, Анна-Софи наконец-то угомонилась и решила выйти замуж за весьма респектабельного мужчину.
   Для человека, выросшего в семье интеллектуалов и профессионалов, Анна-Софи обладала неожиданной коммерческой жилкой – к недовольству Эстеллы, считающей торговлю слишком приземленным и мелочным занятием. Со своей внешностью Анна-Софи могла бы пережить немало удивительных сексуальных приключений – не то чтобы Эстелла одобряла это, но стерпела бы многие проявления дерзости со стороны дочери. Она предпочла бы видеть Анну-Софи более самоуверенной и раскованной. Но дело обстояло иначе, и во всем, что касалось будущего Анны-Софи, Эстелла не питала оптимизма. Как вышло, что ее дочь, влюбленная в лошадей, обзавелась магазином, да еще на Блошином рынке? Почему не вышла замуж до тридцати лет? Зачем связалась с нищим журналистом? Эстелла не собиралась отказываться от обычных материнских мечтаний о замужестве Анны-Софи, о внуках и обрадовалась – вопреки голосу рассудка, – когда Анна-Софи объявила о своей помолвке. Однако Эстелла хотела бы, чтобы жених ее дочери оказался более платежеспособным, настоящим французом и окончил grand ?cole. [16]
   – Воображаю, в твоем возрасте тебе наверняка придется прибегнуть к искусственному оплодотворению и ты можешь родить тройню. Какой ужас! – воскликнула Эстелла, узнав, что Анна-Софи собирается выйти замуж.
   – Сейчас многие тридцатилетние женщины рожают, maman, – возразила Анна-Софи, – а тройни появляются на свет крайне редко.
   – Во всяком случае, я надеюсь, ты все-таки дождешься свадьбы…
 
   Дороти и Эстелла перешли к обсуждению происшествия на Блошином рынке, свидетельницей которого стала Анна-Софи. Дороти изумилась, узнав, что Анна-Софи не рассказала о случившемся матери. Эстелла же ничуть не удивилась, но забеспокоилась о состоянии психики дочери.
   – Говорят, воспоминания о подобных ужасах со временем становятся только отчетливее, – уверенно заявила Эстелла. – И последствия будут еще долго давать о себе знать.
   – Посттравматический стрессовый синдром, – поддакнула Дороти, поклонница американской медицины.
 
   Вчера Анна-Софи чуть не забыла опустить жалюзи на окнах своего магазина, а сегодня с трудом заставила себя поднять их, опасаясь увидеть внутри, на полу, еще один труп или какое-нибудь ужасное зрелище, новое свидетельство террора. Пока она отпирала двери, какие-то люди, покупатели или туристы, подошли поближе и остановились в ожидании. Обычные покупатели, не подозревающие о драме, которая разыгралась здесь вчера, но и они вызвали у Анны-Софи чувство безотчетного страха. Судя по одежде, незнакомцы были англичанами.
   – Нам порекомендовал вас один знакомый, купивший здесь гравюры Стаббса, – начала женщина.
   – Ах да, помню, – отозвалась Анна-Софи. – Замечательные гравюры, в прекрасном состоянии. Подождите минутку. – Она подняла жалюзи вверх до упора и закрепила их.
   День начался. На противоположной стороне присыпанного опилками ряда стоял открытый склад месье Будерба, по которому сновали полицейские. Анна-Софи видела их бурную деятельность, сидя за столом в глубине своего магазина. Разумеется, трупа месье Будерба там уже не было – его увезли еще вчера. Наверное, на полу остались следы крови, что и подтвердил заглянувший к ней Ален Гро. Подробности они обсудили позже, когда вынесли столик из магазина мадам Колом, поставили его на равном расстоянии от своих дверей, уселись и принялись за колбасу и салат, как и каждые выходные. На страже у дверей магазина Анны-Софи стояли деревянные статуи лошадей и жокеев. Жокеи держали маленькую табличку с надписью «D?jeuner». [17]
 
   Магазин Анны-Софи и лавки других торговцев одиннадцатого ряда примыкали к длинному двухэтажному складу, на нижнем этаже которого размещались вещи Будерба, а на верхнем хранили товар торговцы соседних магазинчиков. Хотя пространство было распределено, перегородки в помещении отсутствовали и все торговцы расставляли товар как попало, рассчитывая на то, что никому из них честность не позволит распоряжаться чужими пыльными комодами, штабелями стульев и холстами, ждущими реставрации. Весь этот хлам казался сборищем призраков, ждущих нового рождения. «Пожалуй, подходящая вещь найдется у меня наверху», – обычно говорила Анна-Софи очередному покупателю, и, если предмет был тяжелым, коллеги помогали стащить его вниз по узкой лестнице. Но на этот раз ей самой пришлось помогать месье Гро, спускавшему вниз мраморный постамент.
   На втором этаже склада она обратила внимание на необычный беспорядок. Анна-Софи не могла сказать, что стало причиной ее тревоги – сдвинутая мебель в чехлах или что-то еще. Здесь явно кто-то побывал, и не составляло труда вообразить, что этим неизвестным был убийца. Гро тоже насторожился и внимательно огляделся по сторонам, но никого и ничего не заметил. К тому же на складе целый день суетились люди, передвигая мебель, забирая свой товар, принося новый, укутывая его мешковиной, меняя порядок расстановки предметов. Гро пожал плечами. Не удержавшись, Анна-Софи приоткрыла пошире дверцы комода и заглянула внутрь, но там, конечно, никого не оказалось. Они взялись за постамент с двух сторон и поволокли его вниз.
   Для воскресенья день выдался небогатым событиями – впрочем, становилось все холоднее, туристский сезон уже остался позади. Обычно торговцам приходилось подолгу ждать клиентов. В такие дни Анна-Софи много читала. Ей нравилась активная сторона ее работы – поиски товара, обмены с другими торговцами, посещение рынков в сельской местности, ежегодные поездки в Прованс. Ей были приятны и общение с коллегами, завтраки с ними. Но она терпеть не могла ждать покупателей и сидеть сложа руки, поэтому брала с собой на работу книги.
   Ее любовь к чтению как-то не вязалась со страстью к лошадям. Анна-Софи хорошо читала и по-английски. Сейчас на очереди у нее была книга Генри Джеймса, писателя, долго прожившего во Франции. В этой книге речь шла о француженке, мать которой увлеклась молодым американцем. Девушке грозила опасность выйти замуж за нелюбимого, для того чтобы ее страстная мать могла продолжать встречаться с молодым любовником, проводить с ним уик-энды в деревенских гостиницах. К счастью, появляется пожилой американец и кладет конец роману, заявляя, что любовник должен вернуться на родину и взяться за работу на семейном предприятии. Но для девушки было уже слишком поздно. Анна-Софи подозревала, что героиня книги безумно влюбилась в друга своей матери.
   После завтрака и до самого вечера Анна-Софи невольно поглядывала в сторону двери, ведущей в верхнее помещение склада, отмечая, кто входит туда и выходит обратно. Никаких подозрительных незнакомцев она не заметила. В четыре часа она снова поднялась наверх и осмотрелась.
   На этот раз она обнаружила то, что ускользнуло от ее внимания прежде, – брелок с двумя ключами от автомобиля и крохотным фонариком с названием какой-то американской компании – «Прокатная контора Нолинджера-Уэбба», Портленд, Орегон. Судя по всему, ключи принадлежали человеку, который прятался на складе. Обнаруженное здесь подтвердило догадку Анны-Софи о том, что здесь был американец.
   Почему-то фамилия Нолинджер, существующая сама по себе, порадовала ее. Анна-Софи была уверена, что Тим – единственный Нолинджер в мире, и, следовательно, она одна обречена носить эту труднопроизносимую фамилию, которую Тим выговаривал с англосаксонскими звуками, произносить которые Анна-Софи не умела. Они с Эстеллой произносили эту фамилию «Ноланже», и втайне Анна-Софи думала, что так она звучит гораздо лучше. Она уже обдумывала различные смягчающие сочетания фамилий – Нолинджер-д’Аржель или, может быть, д’Аржель-Нолинджер. Но нельзя же упрекать жениха, в высшей степени достойного мужчину, за то, что у него такая труднопроизносимая фамилия.
   Своего жениха она считала превосходным человеком, идеалом мужчины, разве что с невысокими доходами и таким недостатком, как некоторая отчужденность, более или менее присущая всем мужчинам, за исключением – если верить романам Эстеллы д’Аржель – ревнивцев. И даже они в промежутках между вспышками ревности держались холодно и были поглощены самими собой, подобно Тиму. Анна-Софи считала, что в целом англосаксы не так ревнивы, как французы, хотя и отличаются эксцентричностью. Она сожалела о том, что Тим совсем не интересуется лошадьми, но в отличие от матери вовсе не сетовала на то, что он не француз. Она придерживалась мнения, что иметь мужем иностранца – огромное преимущество, особенно если вспомнить о многочисленных изъянах мужей из числа французов. А еще Тим отлично играл в теннис и писал замечательные статьи. Сама Анна-Софи не могла по достоинству оценить его опусы на чужом языке, но прислушивалась к мнению сведущих людей, а они хвалили статьи Тима. Рано или поздно он напишет книгу и прославится. Впрочем, влюбленные не способны рассуждать здраво.
   Анна-Софи взяла ключи и фонарик и вернулась к себе.
 
   Услышав о тяжком испытании, выпавшем на долю Анны-Софи, Эстелла добралась на метро до станции Клиньянкур, чтобы убедиться, что ее дочь невредима, и утешить ее, как подобает матери. Писательский труд приучил Эстеллу ценить жизненный опыт, но, как все матери, она стремилась оградить от этого опыта свое дитя. Подобно всем дочерям, Анна-Софи радовалась визитам матери, но ей становилось неловко, когда Эстелла приезжала к ней на работу. Рядом с матерью Анна-Софи чувствовала себя заурядной и неуклюжей. Миниатюрную Эстеллу, одетую в дорогой трикотаж и длинные шарфы, изредка фотографировали для газет и журналов, показывали по телевидению, но во время интервью она ни словом не упоминала о том, чем занимается ее дочь. А еще Эстелла терпеть не могла лошадей. Поцеловав Анну-Софи, она посмотрела ей в лицо.
   – Мне звонил Эмс. Ты чувствуешь этот запах? – спросила Эстелла. – Здесь до сих пор пахнет кровью. Как от boudin noir. [18]Значит, это произошло вон там? – В дверях склада Будерба полицейский в это время устанавливал стремянку, обмотанную желтой лентой с предупредительными надписями. – Как ты все это терпишь?
   – По-моему, ты чувствуешь запах стряпни Ивонны, – возразила Анна-Софи, заметив, что ее соседка собирается обедать.
   – Тим не приезжал сюда с тобой?
   – Он хотел, но я не разрешила. Я должна была пережить все это одна.
   – Но почему же он не настоял? Ты и без того слишком многое вынесла!
   – Я просто хочу, чтобы все было как прежде.
   – Я сводила бы тебя пообедать, но у меня встреча, которую нельзя отменить, – сообщила Эстелла. – Я заехала к тебе только ради собственного спокойствия.
   – Право, maman, я в полном порядке, все отлично.
   Но Анна-Софи солгала. Она по-прежнему помнила странную черноту крови и душераздирающий крик. Вот и теперь она как наяву услышала предсмертный вопль месье Будерба.
   – Посмотри, вот этот фонарик я нашла на складе. На нем такая же фамилия, как у Тима. Ты сохранишь его для меня? – спросила Анна-Софи, думая, что будет лучше, если Эстелла унесет эту вещицу. Ей казалось, что это улика, каким-то образом связывающая ее Тима с преступлением.
 
   В половине шестого, когда рабочий день подходил к концу, когда все опускали жалюзи, столы и стулья затаскивали внутрь, на тележках развозился купленный товар, велись последние переговоры, а сама Анна-Софи убирала обратно статуэтки лошадей и столик, на котором они стояли, привлекая внимание прохожих, она вдруг увидела, как американец, который обнаружил труп месье Будерба, прокрался вдоль стены и быстро юркнул в дверь, ведущую в верхнее помещение склада.
   Ее охватило чувство радости и ликования: тайна обрастала новыми подробностями, дополняла события вчерашнего дня, предвещала интригующую драму и порождала рой вопросов: зачем американцу понадобилось подниматься на второй этаж склада? Кто он такой? Какое отношение он имеет к убийству бедного месье Будерба? Американец был поразительным красавцем и, судя по всему, ровесником Анны-Софи. Его глаза заворожили ее – удлиненные, темно-карие, как у коня, волосы длинные, крепкий подбородок, мускулистые плечи. Анна-Софи не думала, что он причастен к убийству, но вчера его застали на месте преступления, а сегодня он явился сюда опять, и никто, кроме нее, его не видел.
   Первым ее желанием было кого-нибудь позвать – Пекюше или одного из полицейских, которые весь день вертелись вокруг склада месье Будерба, – но все уже ушли. Потом она передумала и решила немного подождать – еще рано было уходить домой. Она решила посмотреть, выйдет ли незнакомец из склада, и убедиться, что это в самом деле он. Затем ей в голову пришла мысль самой подняться туда. Она понимала, что не должна этого делать, но ее как будто что-то тянуло. Порой ей казалось, что ее жизнь слишком бедна событиями – по крайней мере с тех пор, как в девятнадцать лет она бросила конный спорт и поступила в университет. Считается, что помолвка способна преобразить всю жизнь, но самой Анне-Софи она казалась лишь началом неизбежной вереницы приготовлений к свадьбе. А предвкушение поимки убийцы наполнило ее боязливым трепетом. Анна-Софи чувствовала, что нельзя сидеть сложа руки.
   Но пока она раздумывала, как поступить, сторож месье Мартен запер дверь, ведущую к лестнице, как всегда делал в конце рабочего дня. Если Анна-Софи не ошиблась и американец по-прежнему внутри, он очутился в ловушке и у него единственный выход – выпрыгнуть из окна. Анна-Софи опустила жалюзи на окнах и вместе с Натали Серр направилась к стоянке, где оставила свой «мини». На ходу она обернулась, надеясь мельком увидеть лицо незнакомца в окне второго этажа, но ничего не заметила.

Глава 9
ОТЕЛЬ «МИСТРАЛЬ»

   По пути на «Блошку» Анна-Софи высадила Тима возле Гар-дю-Нор. Оттуда он пешком добрался до отеля «Мистраль», чтобы побеседовать с молодыми американцами, о злоключениях которых услышал от Клары Холли. Он надеялся состряпать из этой истории или репортаж для Си-эн-эн («Долгожданная поездка в Париж превращается в кошмар»), или статью для журнала «Доверие» («Американская гражданка, лишившаяся паспорта, задержана без всяких оснований»). Он надеялся, что свидетельница трагедии окажется миловидной и фотогеничной. Тим не знал ее имени и потому рассчитывал только на благосклонность женщины за стойкой, которая поначалу отказывалась помочь ему, заявляя, что в этом отеле останавливаются десятки американцев, так откуда ей знать, кто из них нужен Тиму? Эта девушка провела здесь всего два дня, у нее неприятности с полицией, втолковывал Тим. Наконец собеседница заговорщицки подмигнула ему и сказала, что, должно быть, речь идет об американке из номера 204. Затем Тиму пришлось убеждать обитательницу двести четвертого номера спуститься вниз и поговорить с ним. С какой стати она должна спускаться? Впрочем, она согласилась, явно не имея представления о своих правах в такой ситуации, а может, просто поверив незнакомому человеку только потому, что он говорил по-английски.
   – О вас я услышал от Клары Холли. – Тим вложил в улыбку все свое обаяние. – Ваша история звучит любопытно, из нее вышла бы неплохая статья для моей газеты. А еще я хотел узнать, могу ли я вам чем-нибудь помочь.
   – Наверное, но я не представляю даже, что произошло, – отозвалась невысокая встревоженная девушка лет двадцати с небольшим, с волосами оттенка кленового сиропа и нежной кожей. Она казалась болезненным, почти неземным существом, что удивило Тима, который надеялся увидеть пышущую здоровьем уроженку Орегона. Девушка была одета в джинсы и тенниску, на ее носу сидели старушечьи очки в металлической оправе. Она сильно хромала, ее узкий таз был скособочен, как ветхая крыша, – вероятно, из-за искривленного бедра. И это потрясло Тима: он вдруг сообразил, что ни разу не встречал хромающих или искалеченных американцев – ортопеды исправляли такие недостатки вскоре после их рождения.
   Отвечая на вопросы Тима, девушка объяснила, что поначалу не ощущала ни паники, ни отчаяния, что удивляло ее саму, но теперь ее постепенно охватывает страх. Она беспокоится вовсе не за себя. И вправду, что может случиться с американкой, представительницей среднего класса, пусть даже очутившейся во Франции? Она старается поддерживать уверенность в себе, она белая, к убийству она не причастна, у нее есть законный паспорт (правда, его украли), деньги, телефон уважаемой местной жительницы, говорящей по-французски, и крыша над головой, а французская полиция не допустит, чтобы ее выселили из отеля.
   Но стоило ей немного успокоиться, как от нового прилива негодования и страха у нее опять перехватывало горло. Она слышала, что американских туристов сажают в тюрьмы в Турции, им подбрасывают наркотики, приговаривают к смертной казни в Сингапуре, – но ведь она во Франции!
   – Клара Холли пообещала заплатить за номер, – сказала Делия.
   Тим спросил:
   – Как прошла ваша встреча с Кларой Холли? Она очень мила, правда?
   – Пожалуй, – согласилась Делия. – Лучше, чем я ожидала.
   Но Тиму показалось, что Клара произвела не слишком приятное впечатление на девушку. Почему?
   – Наверное, дело в ее шубе, – призналась Делия, будто прочитав его мысли. – До сих пор не могу поверить, что уроженка Орегона носит одежду из шкурок несчастных убитых животных. Разумеется, я знаю, что в Европе другие взгляды и что между меховыми шубами и обувью из натуральной кожи нет принципиальных различий. – Она вздохнула.
   Тим продолжал расспросы, не упоминая о том, что знает Анну-Софи, но Делии было почти нечего добавить к тому, что он уже слышал. Она принялась жаловаться на жуткий шум: как люди вообще ухитряются спать в Париже? От резких звуков сирен и клаксонов она постоянно вздрагивает, ночью то и дело воет автомобильная сигнализация, слышится звон стекла, словно в городе разбивают тысячи бутылок, шум машин, смех под самыми окнами, рев заводящихся мотоциклов.
   – А я вынуждена торчать здесь, пока не получу паспорт. Но мне никто ничего не объяснил, – пожаловалась она.
   – А что говорит ваш спутник?
   – Я не знаю, где он, – выпалила она после минутного размышления. – Он исчез. За себя я не волнуюсь… – И тут на нее накатила новая волна страха, подкрепленная кадрами из старых фильмов. Может, он арестован? Неужели во Франции арестованным не разрешают позвонить близким? Пытки, «Международная амнистия», оборванцы в нижних рубахах, с окурками, свисающими с презрительно оттопыренных губ, вызывающе грубые стражники. Тим сразу разгадал ее опасения и спросил: способен ли этот так называемый друг бросить ее здесь – без паспорта, без денег, без знания языка?
   Ни за что, ответила Делия. Габриель не поступил бы так. В этом она абсолютно уверена – после всего, что между ними было.
 
   Даже человек, не имеющий никакого опыта, способен распознать полицейских по замедленной походке и полуприкрытым, косящим в стороны глазам. Полицейских можно узнать безошибочно, даже если они одеты в приличные европейские костюмы. Тим предположил, что перед ним французские детективы, но эти двое оказались американцами. Делия встала, как только услышала, что они спрашивают о ней у портье, поглядывая в ее сторону. Тим последовал за ней, решив помочь ей с переводом, но необходимости в этом не возникло.
   – Мисс Сэдлер, если не ошибаюсь? Я Фрэнк Ноулз, а это – Фрэнк Деркин. Да, мы тезки, и мы оба из ФБР. И мы будем откровенны с вами – как и полагается при таком имени. [19]– Фрэнк покровительственно улыбнулся. – Мы из Особого европейского отдела. – Он сверкнул значком – точь-в-точь как по телевизору. Делия присмотрелась. – Наверное, вы хотели провести отпуск совсем иначе?
   – Я не в отпуске, – поправила Делия. – И моего брата тоже зовут Фрэнк.
   – Эпоха Фрэнков и откровенности. – Все рассмеялись. – В наши обязанности не входит надзор за попавшими в беду туристами, но ваши затруднения – особого рода.
   – Вы уже созванивались с французской полицией?
   – Да.
   – Значит, вам известно, что мое затруднение – украденный паспорт! Я сразу отправилась в консульство, заполнила все бумаги, дождалась, когда придет подтверждение из Штатов, и должна была получить новый паспорт в понедельник, но теперь…
   – Мы задержали выдачу паспорта, – объяснил Деркин, – по требованию французской полиции. Вы не получите его ни в понедельник, ни позже – до тех пор, пока ваша непричастность к преступлению не будет доказана. Видите ли, мы сотрудничаем с французами.
   – Расскажите нам все, что вам известно, – попросил Ноулз, подводя Делию к креслу в вестибюле.
   Она повторила все, что уже слышал Тим, – о Блошином рынке, ее друге Габриеле Биллере и незнакомце с перерезанным горлом.
   – А где мистер Биллер? – заинтересовался Ноулз.
   – Точно не знаю, – ответила Делия. – Но он вернется.
   – Мы должны поговорить и с ним – о его деловых отношениях с жертвой. Когда он ушел?
   Делия задумалась – то ли считая часы, то ли решая, солгать или нет. Для такой молоденькой, ничем не примечательной девушки и неопытной путешественницы она демонстрирует поразительную нравственную стойкость, отметил Тим.
   – Я не обратила внимания, была слишком занята – звонила в Штаты, пыталась уладить недоразумение. Надеюсь, вы сможете нам помочь.
   – Так вы не видели, как он уходил? – скептически переспросил Фрэнк.
   – Мы не живем вместе. – Она отчетливо выговорила последнее слово. – Вместе мы только путешествуем.
   – Давайте кое-что проясним, – ровным тоном предложил один из Фрэнков. – С какой целью вы приехали сюда?
   Присутствие Тима не смущало ни Фрэнков, ни Делию, из которой они мало-помалу вытягивали ее историю. Впрочем, даже не вытягивали – она сама охотно и непринужденно беседовала с ними: видимо, то, что ее собеседники – американцы, перевешивало тот факт, что они из ФБР. Делия была не прочь еще раз повторить, что она приехала во Францию по делу, чтобы закупить льняные салфетки и заодно побывать в Лувре. Разговор был прерван телефонным звонком из Орегона – партнерша Делии Сара сообщала, что выслала ей резервные восемьсот долларов и, чтобы получить их, Делии надо зайти в ближайшее отделение «Америкэн Экспресс». Делия расстроилась: ведь она уже объяснила Саре, что ей запрещено покидать отель! Но затруднение показалось ей разрешимым. К тому же она испытала облегчение, услышав знакомый голос из Америки.
   Она торгует антиквариатом, объяснила Делия двум агентам Фрэнкам, у нее есть свой отдел в магазине «Милый дом» в Орегоне, в большом помещении торгового центра, которое арендуют совместно несколько антикваров. Вместе с партнершей Сарой Таун она специализируется на старинном льняном столовом и постельном белье, неглазурованном фарфоре, корзинах, букетах из сухих цветов и так далее и надеется когда-нибудь приобрести собственный магазин в каком-нибудь приятном местечке – в Лейк-Осуиго или даже в Портленде.
   – А ваш партнер? Он тоже торгует антиквариатом?
   – Вы имеете в виду Сару?
   – Нет, человека, с которым вы приехали сюда.
   – Габриель Биллер скупает редкие книги, гравюры, документы. Он тоже не слишком доволен своим нынешним положением, поскольку случайные любители книг – не его уровень, но постепенно у него появляются все более солидные клиенты, в частности благодаря Интернету…
   – Значит, он работает и в Интернете? – перебил один из Фрэнков. Что-то в его тоне, как заметил Тим, насторожило Делию.
   – Не знаю, – пожала она плечами. – Я не посвящена в подробности его бизнеса. К тому же Интернет для меня – загадка.
   – Но вы сами сказали, что его бизнес развивается благодаря Интернету.
   – Я слышала от него, что Интернет произвел революцию в сфере торговли редкими книгами. Прежде приходилось заказывать их по каталогам.
   – А у вас, случайно, нет такого каталога?
   – Почему бы вам не заглянуть на его страницу в Интернете? – уклонилась от ответа Делия, которой происходящее явно не нравилось. – Его фамилия Биллер. – И она записала ее. – А я не в курсе его дел.
   – Он сказал, что идет обменять деньги? Когда это случилось, в какое время?
   – Не знаю, я до сих пор не привыкла к разнице во времени.
   – Сегодня утром?
   – Кажется, вчера вечером или сегодня рано утром.
   – Вот как? И с тех пор он не возвращался в отель?
   – Может, и возвращался – откуда мне знать?
   – Разве вы не собирались увидеться с ним?
   – Я была взволнована и рано легла спать.
   – Так вы с ним не виделись? Вы не ужинали вместе?