– Дело не только в том, что она ничего не сказала мне о своем родстве с Чарли, – медленно проговорил он. – Есть… есть и еще кое-что.
   Он обернулся. Дженни озадаченно смотрела на него, явно заинтригованная его словами.
   – Столик Бена находится у нее, – сказал Гай и жестко добавил: – Джен, я видел его собственными глазами. Ошибки быть не может. Господи, я же сам оценивал этот чертов столик по просьбе Бена, и я сказал ей об этом, а она заявила, что он принадлежит ее семье. Но ведь она же должна понимать, что столик не мог принадлежать Чарли.
   – Почему?
   – Хотя бы потому, что… Если бы ты только видела, как этот тип жил!
   – Может быть, она искренне верит, что столик принадлежал Чарли? – неуверенно предположила Дженни.
   – Как?! Как она может так думать? Ведь я же сказал ей, что это ложь?! Я так и сказал ей. Больше того, сказал, чей это столик!
   – О Господи! – воскликнула Дженни. – Прости, Гай, но я просто не знаю, что тебе сказать. А мне она показалась такой милой, такой искренней. Вы так хорошо смотрелись вместе – словно вы созданы друг для друга. Может быть, тебе стоит попытаться еще раз поговорить с ней?
   – Чего ради? – резко бросил Гай. – Она опять солжет мне, и все… – Он покачал головой.
   – Как бы там ни было, слишком поздно, я только что звонил в полицию и сообщил им о местонахождении столика. Дженни, я не мог поступить иначе, – тихо добавил он, поскольку та молчала. – Ты же меня знаешь, верно?
   – Знаю… – убитым голосом откликнулась Дженни.
   – Через полчаса они заедут за мной. Полиция хочет, чтобы я отправился туда и опознал столик.
   – Гай, мне так больно все это слышать! – проговорила Дженни.
   – Можешь поверить – тебе и вполовину не так больно, как мне, – лаконично парировал Гай.
   Они еще немного поговорили о работе официантов на антикварной ярмарке, а потом Дженни сказала, что ей пора возвращаться.
   – Джен, ты ведь никому, кроме Джона, не скажешь, правда? – попросил Гай. – Я имею в виду эту историю со столиком. По крайней мере пока.
   – Разумеется, – пообещала она.
   – Рано или поздно правда все равно выплывет наружу, и одному Богу известно, в каком дурацком положении я тогда окажусь – особенно в глазах моей семейки.
   – Гай, но ведь должно существовать какое-то разумное объяснение. – Дженни явно старалась утешить его, но Гай лишь горько рассмеялся в ответ.
   – Спасибо за попытку, Джен, это очень мило с твоей стороны, но ведь мы оба отлично знаем правду. Этот столик никак не может принадлежать семье Крисси. Другого такого на свете нет, он уникален. Он был изготовлен на заказ, и, хотя мне неприятно так говорить, мелкий фермер вроде прадеда Крисси просто не мог позволить себе приобрести столь дорогую безделушку – вернее, он и мечтать не мог о подобной роскоши.
   По утверждению Бена, было решено заказать копию только потому, что отец Бена считал, будто его обошли при разделе наследства, когда Честерская ветвь семейства Крайтонов отказалась передать ему подлинный столик, хотя мать обещала, что после ее смерти он обязательно получит его.
   – Ммм… Пожалуй, когда Бен захочет, он многое может вспомнить, – сокрушенно призналась Дженни. – Как я понимаю, и речи не может быть, что отец Бена унаследовал подлинный столик – один из двух одинаковых столиков, которые были изготовлены во Франции для девочек-двойняшек из честерской ветви семьи. Если я все правильно помню, отец Бена решил изготовить копию, чтобы потешить свое уязвленное самолюбие и таким образом насолить честерским Крайтонам, а вовсе не потому, что ему уж так хотелось заполучить этот столик.
   – Два одинаковых столика… Очень интересно. А где они сейчас?
   – Один хранится у Лоренса, второй стоит у Генри. Они чудо как хороши, французской работы, намного изящнее той копии, что была у Бена, хотя никто из нас, разумеется, даже и не намекает ему об этом, – рассмеялась Дженни. – Ты же знаешь, как ревниво относится Бен ко всему, что касается Честерской ветви его семьи. Ясное дело, в его глазах отец был обделенным судьбой праведником. Хотя даже из того, что рассказала мне Рут, можно сделать вывод, что их отец был на редкость упрямым и своевольным человеком, настоящим домашним тираном. А вот Бен, похоже, до сих пор видит отца в розовом свете. Гай, предоставь Крисси еще один шанс, – неожиданно закончила Дженни, легко касаясь его руки.
   – Не могу, слишком поздно. Слишком много было сказано. Я сомневаюсь, что она захочет что-либо изменить. Впрочем, я, видимо, круглый дурак, потому что все еще надеюсь, – насмешливо договорил он.
   Хотя Крисси и не выпила перед сном бутылку красного, как это сделал Гай, спала она так же скверно, как и он.
   Сейчас уже поздно сожалеть, что с самого начала она ничего не сказала ему о своем родстве с Чарли. Будь она с ним откровенна, он бы, по крайней мере, тут же шарахнулся от нее, тоскливо размышляла Крисси. Да и она не влюбилась бы в него так безоглядно.
   А он… Если бы он действительно любил ее, он бы ее выслушал, дал бы ей время все объяснить, ему бы хотелось понять ее объяснения. Однако ничего этого он не сделал. Похоже, он и впрямь лишь искал предлог, чтобы разорвать их и без того не слишком прочные отношения. Возможно, все дело в том, что он уже охладел к ней? Вот на что намекала Натали!
   Что же касается его обвинений в том, что столик, принадлежавший еще прабабушке Крисси, на самом деле был…
   Крисси замерла, услышав стук в дверь, и сердце ее бешено забилось, а здравый смысл и логика испуганно отступили. Тем сильнее оказалось ожидавшее ее потрясение. Возле ее дома стоял полицейский автомобиль, а на пороге возникли офицер полиции с непроницаемым лицом и рядом с ним Гай, столь же отчужденно смотревший на нее.
   – Мисс Олдхэм? – поинтересовался офицер. Крисси кивнула. Он вошел в дом, вежливо отстранив ее, и пояснил: – Нам стало известно, что здесь находится некий столик, который, судя по всему, является краденым.
   – Краденым? – Крисси метнула в Гая исполненный возмущения и ярости взгляд, но он молча последовал за полицейским. – У меня действительно есть столик, – пытаясь держаться как можно достойнее, начала Крисси, – однако он вовсе не краденый. Он… он принадлежал еще моей прабабушке.
   – Понятно. А вы располагаете какими-либо доказательствами, подтверждающими, что это на самом деле так? – спросил полицейский.
   Ясное дело, у Крисси не было никаких доказательств, кроме маминых воспоминаний и уверенности в том, что дядя Чарлз присвоил столик после бабушкиной смерти.
   Крисси отчаянно не хотелось в присутствии Гая признаваться, что сейчас у нее нет убедительных доказательств, и потому она, отвернувшись, спокойно ответила:
   – Нет, боюсь, сейчас я не располагаю подобными доказательствами. Моя мама может описать вам столик и дать слово, что он принадлежал ее семье.
   – Все ясно. А когда и где мы можем переговорить с вашими родителями, мисс?
   Крисси закусила губу.
   – К сожалению, сейчас это непросто, поскольку мама и отец в отъезде. Они совершают деловую поездку, и поэтому я здесь… вернее, поэтому мама… то есть они не смогли приехать.
   – Иными словами, в данный момент никто не может подтвердить ваше заявление о том, что столик принадлежит именно вам?
   – Похоже, это так, – согласилась Крисси, надеясь, что голос ее звучит спокойно. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Гая, но не поворачивалась, чтобы не дать ему насладиться стыдом и отчаянием, которые жгли ее.
   – А когда можно будет связаться с вашей матерью… вернее, с вашими родителями?
   Крисси снова покусала губы.
   – Еще не скоро.
   – А вы, мистер Кук, полагаете, что этот столик принадлежит мистеру Бену Крайтону?
   – Я знаю, офицер, что он принадлежит мистеру Крайтону, – резко поправил полицейского Гай. – Я сам производил оценку несколько месяцев назад, и, когда в доме произошла кража, этот столик был одним из первых занесен в список похищенных вещей.
   И полицейский, и Гай посмотрели на Крисси так, что ей стало не по себе. Если честно, она даже почувствовала себя виноватой. Но ведь это абсурд – в чем ее вина? В худшем, в самом худшем случае мама ошиблась, и столик – не тот, о котором она говорила. Но она так уверенно описала его!
   – Моя мама выросла в доме, где стоял этот столик, – дрожащим голосом произнесла Крисси, – но, если она… то есть, я хочу сказать, если произошла ошибка…
   – Ошибка? – с издевкой переспросил Гай, и Крисси метнула в него полный презрения взгляд.
   – Да, ошибка, – твердо повторила она. – Тогда моя мама первая и заявит об этом, – медленно сказала она, обращаясь к полицейскому. – А до тех пор все, что я могу сказать или сделать…
   – Она помолчала, с отчаянием понимая, что глаза ее полны слез, и изо всех сил заморгала. Меньше всего ей хотелось расплакаться в присутствии Гая, позволить ему увидеть, какую боль он причиняет ей, как несчастна она по его вине.
   – Ну что же, полагаю, лучшее, что можно сделать, – это поместить столик на нейтральную территорию, где и будет проведено официальное опознание, – дипломатично предложил полицейский.
   Крисси сделала попытку улыбнуться ему, когда он поблагодарил ее за помощь следствию и направился к двери. Обернувшись, она окаменела – Гай, судя по всему, решил задержаться.
   – Я должен был сообщить в полицию, – тихо сказал он, как только они остались одни.
   – Да, я не сомневалась, что ты так поступишь! – пылко воскликнула Крисси. Не в силах остановиться, она быстро заговорила: – Я знаю, ты считаешь, что я лгу, но это не так – я говорю правду, так же как и мама. Этот столик принадлежит нашей семье.
   – Еще десять минут назад ты не была в этом уверена, – едко заметил Гай.
   – Мама никогда не стала бы лгать, – с достоинством возразила Крисси, и лицо ее залил пунцовый румянец, когда Гай презрительно посмотрел на нее. – Она не стала бы лгать, – горячо повторила она. – Мама не…
   – Продолжай! – подзадорил ее Гай. – Она не такая, как ты?
   С нее достаточно! Размахнувшись, Крисси собралась влепить ему пощечину, но Гай отреагировал быстрее. Поймав ее руку, он завел ее за спину Крисси.
   – Бог мой, да ты окончательно завралась! – хрипло выдохнул он. – Дядюшка Чарли гордился бы тобой! Почему ты ничего не сказала мне о нем, Крисси?
   На долю секунды Крисси показалось, что он действительно хочет объяснить себе ее поступок, но, вовремя опомнившись, она упрекнула себя в глупой слабости.
   – Если бы я сказала тебе, ты бы все равно ничего не понял, – с вызовом заявила она.
   – Да уж, могу себе представить, – не без сарказма согласился Гай, – но вот это я отлично понимаю!
   Не успела она увернуться, как он прижал Крисси к стене и, все еще удерживая ее руку, впился губами в ее рот, целуя так страстно и так жадно, что Крисси показалось, будто ее жжет огонь. Она с ужасом поняла, что отвечает ему, отвечает на этот неожиданный поцелуй, позволяя ему поработить ее тело, ее чувства, ее душу, и даже не пытается защищаться или сопротивляться. Господи, где же ее гордость, где чувство собственного достоинства, где самоуважение? Что с ней?
   – Я тебя ненавижу! – с яростью воскликнула она, когда он наконец оторвался от ее губ. – Да, ненавижу и не желаю тебя видеть. Никогда. Ясно?
   Но было уже поздно. Гай ушел, громко хлопнув дверью, и ее гневные слова эхом разнеслись по пустому, холодному дому.
   А Гай почти бежал по улице, не в силах поверить в то, что произошло. Он никогда не обращался так ни с одной женщиной, никогда не бывал так груб, так бесцеремонен, он и понятия не имел, что ему когда-нибудь захочется так себя вести, он представить себе не мог, что желание будет обуревать его с такой силой, что ему придется скрывать свою страсть, притворяться, будто его душит ярость, – ведь он всегда презирал лицемерие.
   Да, ему хотелось поцеловать Крисси – и не только поцеловать, со стоном вынужден был признать он. Он и сейчас хочет ее. Господи, когда же придет конец этому наваждению? Да и придет ли вообще?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   – Крисси…
   Крисси была в отчаянии. Глаза ее наполнились горячими слезами, как только она услышала полный сочувствия голос Джона.
   Прошло уже несколько недель с того дня, как она поссорилась с Гаем. Крисси постоянно твердила себе, что, раз уж жизнь обрушила на нее самое худшее из всех возможных потрясений, теперь все должно меняться только в лучшую сторону. Увы, пока что ее предсказание не спешило сбыться. Перемены к лучшему в ее жизни почему-то не происходили.
   Десять минут назад она приехала обсудить с Джоном кое-какие юридические вопросы, но сейчас у нее просто не было сил выслушать то, что он рассказывал ей о долгах покойного дяди. Чтобы разобраться с имуществом Чарли Плэтта, пришлось пригласить нового оценщика, заняться бесконечной перепиской, и потому потребовалось значительно больше времени, чем могли предположить и сама Крисси, и ее мать.
   – Прошу прощения, – извинилась она сквозь слезы, увидев, что Джон протягивает ей пакетик с бумажными платочками. – Не понимаю, что со мной…
   Джон знал о случившемся со слов Дженни и деликатно промолчал. Он просто не мог себе представить, что Крисси имеет хоть какое-то отношение к краже.
   – Полагаю, вы в курсе, что полиция еще не закончила расследование? – спросила Крисси, вытерев слезы. – Я хотела съездить домой и порыться в семейных альбомах с фотографиями. Может быть, найдется какой-нибудь снимок, где будет этот столик, – сказала Крисси и горько рассмеялась. – Мама говорила так уверенно. Она рассказывала, что ее бабушка очень гордилась этим столиком, и еще мама помнит, как прабабушка полировала столик до блеска. Мама сказала, что ее бабушка не раз плакала, дотрагиваясь до этого столика, хотя и притворялась, что все в порядке, когда мама спрашивала, в чем дело.
   – Может, вам стоит вернуться домой? – мягко предложил Джон. – Я мог бы выслать все детали дела по факсу.
   – Нет. – Крисси не дала ему договорить и энергично затрясла головой. – Если я уеду, люди могут решить, что… Нет, я не хочу, чтобы кто-то думал, будто я… пытаюсь убежать или скрыться, – поспешно закончила она.
   Джон улыбнулся.
   – Понимаю, – сказал он.
   Когда Крисси спустя час вышла из его офиса, самочувствие ее резко ухудшилось. Утром, как и в предыдущие несколько дней, она не завтракала, и, хотя сейчас знала, что ей давно пора бы проголодаться, почему-то от одной мысли о еде ее начинало подташнивать. Голова стала какой-то невесомой и кружилась так сильно, что Крисси вынуждена была остановиться. Она ухватилась, чтобы не упасть, за ограду, отделявшую величественную церковь норманнского стиля от прилегающего к ней кладбища.
   Пожалуй, такого с ней еще никогда не бывало, и Крисси решила, что постоит тут немного, сделав вид, будто любуется церковью, прежде чем отправится к дому дяди Чарли.
   Она потрясла головой, желая избавиться от дурноты и тумана в голове, и вдруг обнаружила, что находится в нескольких ярдах от элегантных особняков. Здесь, сообразила она, живет Гай. Но даже мысль об этом не придала ей сил – напротив, ей, похоже, стало еще хуже. Слезы выступили на ее глазах. Хотя она так старалась подавить болезненные переживания и воспоминания, поднявшиеся в ее душе!
   Рут упрекала себя за ненужную слабость. Ведь сейчас она должна быть в Америке вместе с Грантом. Ему пришлось срочно вылететь в Штаты, на какое-то деловое совещание. Руг совсем было собралась отправиться с ним, но в последнюю минуту передумала, поддавшись неясному чувству вины, которое охватывало ее всякий раз после разговора с Беном – из-за кражи со взломом он казался особенно беззащитным и одиноким.
   – Я отлично знаю, что он может быть и упрямым, и несговорчивым, – объясняла Рут Гранту, устраиваясь поуютнее возле него в постели. Уверенность, что их медовый месяц будет длиться всю жизнь, радость от простой мысли о том, что они уснут вместе, а утром она проснется рядом с ним, наслаждаясь близостью, резко противоречили всему, что могла подумать о Рут ее собственная семья. Ведь еще недавно Рут была незамужней тетушкой всех Крайтонов, старой девой с безупречной репутацией. Временами Рут размышляла, что, наверное, многие осудят ее за то, что в ее-то годы она испытывает радость от физической, чувственной и душевной близости с мужем, что она безоглядно любит его, как двадцатилетняя девушка. Иногда Рут и сама начинала сомневаться, пристало ли женщине зрелого возраста так восторгаться тем, что судьба вновь свела ее с Грантом. Впрочем, муж без труда развеял все ее сомнения. – Ведь он же мой брат, – со всей серьезностью произнесла она, когда Грант попытался поцеловать ее. – Грант, я так беспокоюсь за него. После этой злосчастной кражи со взломом он очень постарел, стал таким ранимым! А тут еще эта операция… Ты действительно не станешь возражать, если в этот раз я не полечу с тобой?
   – Еще как буду возражать, – ворчливо отозвался Грант, – но тем не менее я все понимаю.
   У Бена, к несчастью, начался один из тех периодов, когда он отказывался видеть и Рут, и кого-либо еще, и она вполне могла отправиться вместе с Грантом. Она уже отчаянно скучала по нему, а он должен возвратиться не раньше чем через неделю. Чья-то беспомощная фигура на другой стороне улицы перед окном ее спальни внезапно привлекла ее внимание, и Рут нахмурилась.
   Девушка, кем бы она ни была, выглядит не лучшим образом, отметила Рут, увидев, как Крисси судорожно цепляется за ограду. Желание помогать и защищать заставило Рут поспешно спуститься вниз.
   – Привет! Я увидела вас в окно, – объявила Рут. – Похоже, вам нездоровится. Почему бы вам не зайти ко мне и не присесть на пару минут?
   Крисси не слышала шагов Рут и не успела отвернуться, чтобы спрятать залитое слезами лицо. Она пробормотала что-то, пытаясь отклонить неожиданное предложение, но Рут уже взяла ее за руку и мягко, но настойчиво повела к открытой двери своего дома.
   Чувствуя, что у нее нет сил сопротивляться или спорить, Крисси покорно поплелась следом. Всю свою жизнь Крисси была очень независимой и упрямой, так что мама, бывало, нежно журила ее за это. Но сейчас, как ни странно, девушка была рада, что чья-то добрая воля принялась руководить ее действиями, а ей остается лишь слушаться.
   Дом Рут находился недалеко от особняка Гая, и, как и в его доме, коридор и гостиная, куда незнакомая женщина провела Крисси, были обставлены и старой, и новой мебелью – впрочем, такое сочетание не резало глаз, а, напротив, казалось вполне удачным. Здесь в отличие от дома Гая на полочках, на комодах, на стенах виднелись семейные фотографии, которыми, судя по всему, очень дорожили. Крисси застыла, узнав на одной из них Дженни и Джона – они смеялись, глядя на фотографа.
   – Это мой племянник Джон со своей женой, – с улыбкой пояснила Рут, заметив, куда смотрит Крисси.
   – Так ваша фамилия Крайтон? – поинтересовалась девушка.
   – Была, но уже нет, – весело ответила Рут. – А вы знаете Джона и Дженни?
   Крисси закусила губу.
   – Можно сказать и так. Джон занимается делами… то есть по поручению моей мамы он ведет переговоры о продаже дома моего покойного дяди, Чарлза Плэтта, – сказала она, с вызовом подняв голову и в упор глядя на пожилую даму. – Меня зовут Крисси Оддхэм, – добавила она, – а Чарлз Плэтт был моим дядей. Насколько мне известно, его не очень-то жаловали в городе, так что, если вы хотите, я могу…
   Рут не дала ей договорить.
   – У нас у всех есть родственники – близкие или дальние, – о которых нам не всегда приятно вспоминать, – спокойно ответила она, догадываясь о том, что может переживать девушка. – В каждой семье найдется своя паршивая овца, и в моей тоже, – закончила она. Голос ее звучал непринужденно, что, впрочем, не помешало ей пристально всмотреться в бледное лицо Крисси и заметить, как дрожат ее пальцы.
   Судя по всему, девушка расстроена не только тем, что Чарли Плэтт приходится ей дядей. По мнению Рут, Крисси едва ли принадлежит к сверхэмоциональным, склонным к истерикам женщинам, но безысходность и тоска в ее глазах всерьез обеспокоили Рут, как и то, что неожиданной гостье явно нездоровилось.
   Рут быстро приняла решение.
   – Сейчас я приготовлю нам по чашечке чая, и ты мне все по порядку расскажешь, – уверенно заявила она.
   Уже давно никто, а тем более посторонние люди, не обращался с Крисси столь решительно и властно. В конце концов, она взрослая женщина, она сама распоряжается своей жизнью. Вернее, именно так Крисси считала еще совсем недавно. События последних недель доказали, как скверно она справляется с волнением и как бессильна в сердечных делах. Ведь она до сих пор мечтает о том, чтобы Гай одумался, пожалел об их разрыве и взял назад все несправедливые обвинения и ядовитые упреки. Вот уж точно несбыточная мечта! Стоило только Крисси подумать об этом, как слезы вновь заблестели на ее ресницах.
   – Вот так, – скомандовала Рут через десять минут, наливая Крисси и себе по большой чашке свежезаваренного чая. – А теперь посмотрим… На чем мы остановились? Ах, да! Ты только и успела сказать мне, что Чарлз Плэтт – твой дядя. Боюсь, он был не слишком симпатичным человеком, – поспешила добавить Рут, – но я уверена, тебе и без меня это известно. Я знала еще его мать и даже бабушку – и твою маму тоже, хотя она давненько уехала из Хэслвича, не так ли?
   – Да, – ответила Крисси. – Сейчас она в отъезде вместе с отцом, вот поэтому-то…
   – … ты и приехала вместо нее, – догадалась Рут.
   – Пожалуй… – осторожно согласилась Крисси.
   Она поглядела на Рут и мысленно пожала плечами. Разве есть смысл утаивать правду? Крисси уверена, что мама поняла бы ее, и ей отчаянно хотелось поговорить с кем-нибудь. Как ни больно ей было, она рассказала Рут все.
   – О Господи! – посочувствовала Рут, когда Крисси закончила свой рассказ.
   Ясное дело, Рут отлично знала столик, который упомянула Крисси. Брат Рут, Бен, очень дорожил этим столиком. Еще их отец привез его в Квинсмид, когда переселился туда. Тем не менее Рут поняла, что причина переживаний Крисси не только в том, кому может принадлежать пусть и изящно обработанная, но все же бездушная деревяшка.
   – А ты не пробовала поговорить с Гаем и все ему объяснить? – мягко поинтересовалась она.
   Крисси покачала головой.
   – Зачем? Он уже все для себя решил и, кроме того… Говорят, никогда нельзя допускать, чтобы эмоции влияли на… – Крисси отхлебнула чай и страшно побледнела. – Простите, – с трудом выговорила она. – Не знаю, что со мной. Должно быть, это на нервной почве, но я так скверно себя чувствую… Это точно не пищевое отравление, потому что я ничего не могу есть – от одной мысли мне становится тошно. Понять ничего не могу… Раньше у меня не было никаких проблем со здоровьем.
   Рут внимательно посмотрела на нее. Кажется, она уже догадалась, отчего совершенно здоровой молодой женщине до того противно думать о еде, что ее начинает тошнить. Когда-то Рут пережила все это сама, да и работа в благотворительном фонде, который она учредила для поддержки матерей-одиночек и которым управляла, научила ее распознавать самые ранние, почти незаметные признаки беременности.
   – Мне бы не хотелось совать нос не в свое дело, – тихо заговорила она, – но…
   Рут всегда была сторонницей откровенных высказываний и сейчас не стала кривить душой.
   – Может, я и ошибаюсь, но тебе не приходило в голову, что ты беременна?
   – Нет! – задохнулась Крисси и тут же поняла, что Рут наверняка права.
   Не она ли пару часов назад твердила себе, что жизнь уже провела ее через худшее из всех возможных испытаний? И вот теперь, услышав предположение Рут, Крисси поняла, что ошибалась. Ее положение может быть еще хуже. Собственно говоря, оно уже стало хуже. Она беременна от Гая. Господи, да как же это случилось?
   Но стоит ли удивляться? После того как они предавались безудержной, безоглядной, головокружительной страсти, удивляться надо было бы, если б она не забеременела.
   – Похоже, я напугала тебя, – мягко проговорила Рут и добавила: – Я знаю, что это такое. Мне самой довелось все это пережить… – Она улыбнулась, заметив недоверчивый взгляд Крисси. – Это, разумеется, было давно и при совершенно иных обстоятельствах. Мне пришлось отдать ребенка в другую семью.
   – Нет, не может быть! – воскликнула Крисси, тем самым непроизвольно, сама не зная того, дала Рут понять, что станет исключительно заботливой и любящей матерью.
   – Еще как может! Но мне по-настоящему повезло. Жизнь подарила мне второй шанс, и моя дочь… вернее, наша дочь стала неотъемлемой частью и моей жизни и жизни Гранта, – призналась Рут. – Я понимаю, ты потрясена, но ты должна будешь сказать о ребенке Гаю.
   – Нет! – Крисси яростно затрясла головой. – Это не его дело… И кроме того, он не захочет иметь к этому никакого отношения.
   Рут удивленно подняла брови.
   – Ты уверена? – поинтересовалась она. – Я-то знаю Гая с детства, и мне думается, он воспримет свой долг по отношению к вашему малышу очень и очень ответственно.
   – Но мы не собирались заводить детей! Все вышло чисто случайно! – поспешно возразила Крисси. – Мне не нужна его помощь… и не нужно никакое чувство долга. Я сама справлюсь. Это мой ребенок, только мой!
   Рут слушала, сочувственно кивая. Как же хорошо знакома ей эта упрямая женская гордость! Она сразу ощутила, что начинает переживать – не только за Крисси, но и за ее малыша, однако Рут была достаточно мудра, чтобы промолчать.
   – У нас в городе великолепный медицинский центр с очень опытным гинекологом. Мне кажется, тебе стоит туда наведаться.