Поглощенная беспокойной мыслительной деятельностью, Барбара не учла того, что Сент-Джеймс может быть не один в своем доме, расположенном в Челси, на Чейни-роу. Однако тот факт, что его жена тоже находилась дома – работала в темной комнате наверху, рядом с его лабораторией, – не делал ситуацию и вполовину такой деликатной, как присутствие постоянной ассистентки Сент-Джеймса. И, поднимаясь по лестнице за Джозефом Коттером, тестем, домоправителем, поваром и главным доверенным лицом хозяина, Барбара не знала, что эта ассистентка как раз торчит в лаборатории.
Коттер сказал:
– Все трое еще трудятся, но пора бы им уже прерваться на ланч, и леди Хелен больше всех порадуется этому. Она не любит нарушать режим питания. И замужество не изменило ее привычек.
Барбара нерешительно остановилась на лестничной клетке второго этажа.
– Хелен тоже здесь?
– О да, – подтвердил Коттер и с улыбкой добавил: – Приятно осознавать, что некоторые вещи остаются неизменными.
– Проклятье, – пробурчала Барбара себе под нос.
Все дело было в том, что Хелен, графиня Ашертон, имевшая и собственный титул, была также женой Томаса Линли, который являлся второй половиной уравнения Ашертонов – законным графом Ашертоном со всеми полагающимися ему регалиями (хотя он не придавал этому особого значения). Барбара совсем не ожидала, что Сент-Джеймс и Дебора встретят ее, пребывающую в боевом запале, в компании с женой того, кто спровоцировал этот боевой запал. Она поняла, что ей лучше уйти.
Но не успела она придумать причину для поспешного отступления, как на площадке верхнего этажа появилась Хелен и, остановившись на пороге лаборатории, со смехом сказала через плечо:
– Ладно уж, так и быть. Я принесу новый рулон. Но если бы ты нашел время ознакомиться с техникой нынешнего десятилетия и заменил этот агрегат на нечто более современное, то нам вообще не понадобилась бы бумага для факса. Иногда бывает полезно вспоминать об окружающей реальности, Саймон.
Она начала спускаться по лестнице и тут же заметила стоявшую ниже этажом Барбару. Лицо Хелен осветилось улыбкой. Это было очаровательное лицо, не красивое в традиционном смысле, но спокойное и лучезарное, обрамленное ниспадающими каштановыми волосами.
– Господи, какая приятная неожиданность! Саймон, Дебора, у нас гостья, и теперь-то уж вам точно придется спуститься к ланчу. Как дела, Барбара? Почему вы так давно не заглядывали к нам?
Встреча стала неизбежной. Барбара кивком поблагодарила Коттера, который громогласно объявил, в основном для обитателей лаборатории:
– Тогда я поставлю на стол еще один прибор, – и начал спускаться обратно.
Поднявшись по лестнице, Барбара пожала протянутую Хелен руку. Рукопожатие сменилось обменом легкими поцелуями в щеку, и сердечная теплота приветствия сказала Барбаре, что Линли еще не успел сообщить жене о том, что случилось сегодня в Скотленд-Ярде.
– Потрясающая своевременность! – воскликнула Хелен. – Благодаря вашему приходу мне не придется сейчас таскаться по Кингс-роуд в поисках бумаги для факса. Я умираю от голода, но вы же знаете Саймона. Зачем прерывать работу ради такой мелочи, как еда, если можно поишачить пару лишних часов? Саймон, оторвись от микроскопа, будь любезен. Здесь есть кое-кто поинтереснее, чем соскобы с ногтей.
Барбара прошла за Хелен в лабораторию, где Сент-Джеймс скрупулезно оценивал улики, составлял отчеты и документы, а также собирал материалы для лекций в Королевском научном колледже, куда его недавно зачислили штатным лектором. Сегодня же он выступал в роли эксперта, поскольку, сгорбившись на стуле за одним из рабочих столов, выуживал из распечатанного конверта подлежащие экспертизе улики. Вышеупомянутые соскобы с ногтей, подумала Барбара.
Сент-Джеймс был не слишком привлекательным мужчиной. Тот смеющийся игрок в крикет, запечатленный на фотографии, давно превратился в инвалида с ногой, скованной протезом, затрудняющим его движения. Несомненным украшением его внешности служили волосы – он всегда носил их слишком длинными, испытывая глубочайшее равнодушие к веяниям моды, – и глаза, то серые, то голубые в зависимости от одежды, которая, впрочем, не поддавалась описанию. Когда Барбара вошла в лабораторию, Сент-Джеймс оторвался от микроскопа. Улыбка смягчила угловатые черты его лица.
– Привет, Барбара.
Он поднялся со стула и направился к Барбаре, крикнув по пути жене, что их навестила Хейверс. В дальнем конце лаборатории тут же распахнулась дверь. Жена Сент-Джеймса, одетая в обрезанные голубые джинсы и оливковую футболку, появилась на фоне ряда увеличенных фотографий, которые сушились на веревке, протянутой по всей длине темной комнаты, и роняли на застеленный резиновым покрытием пол водяные капли.
Барбара отметила, что Дебора выглядит прекрасно. Вернувшись к занятиям любимым искусством после угрюмого оплакивания череды выкидышей, омрачивших ее брачную жизнь, она, очевидно, находилась в полном согласии с собой. Приятно, что хоть кого-то жизнь вновь начала радовать.
Барбара сказала:
– Всем привет. Я случайно оказалась в вашем районе и… – Взглянув на запястье, она обнаружила, что в утренней спешке, собираясь в Ярд на встречу с Хильером, забыла надеть часы. Она опустила руку. – Честно говоря, я не думала о времени. Не знала, что уже время ланча. Извините.
– Но мы как раз собирались сделать перерыв, чтобы перекусить, – успокоил ее Сент-Джеймс. – Вы можете составить нам компанию.
Хелен рассмеялась.
– «Как раз собирались»? Какая вопиющая казуистика! Последние полтора часа я умоляла о глотке сока, но так и не дождалась понимания.
Дебора рассеянно посмотрела на нее.
– А что, разве уже пора, Хелен?
– Ты такая же ненормальная, как Саймон, – сухо ответила Хелен.
– Так вы составите нам компанию? – уточнил Саймон, обращаясь к Барбаре.
– Я только что перекусила, – сказала она. – В Ярде.
Все ее слушатели поняли важность последней фразы. Барбара заметила это по сдержанной настороженности, отразившейся на их лицах.
– Значит, неизвестность закончилась, – констатировала Дебора, переливая химические реактивы из ванночек в большие пластиковые бутыли, вытащенные с полки под фотоувеличителем. – Вот почему вы заглянули к нам. Что случилось? Нет, пока ничего не объясняйте. Что-то мне подсказывает, что это лучше сделать за бокалом вина. Спускайтесь-ка все вниз. А я приберу тут немного и минут через десять присоединюсь к вам.
«Вниз» означало в кабинет Саймона, и именно туда он сопроводил Барбару и Хелен, хотя Барбара предпочла бы, чтобы прибраться в лаборатории осталась Хелен, а не Дебора. Она уже подумывала отвергнуть предположение о том, что ее визит как-то связан с делами в Ярде, но поняла, что голос наверняка выдаст ее. Сейчас ему решительно не хватало бодрости.
Возле окна, выходящего на Чейни-роу, стоял старинный сервировочный столик на колесиках. Пока Сент-Джеймс наливал им всем херес, Барбара успела рассмотреть большую часть той стены, где Дебора обычно устраивала постоянно обновляющиеся выставки своих фоторабот. К тому, что она сделала за последние девять месяцев, прибавилась новая серия снимков – максимально увеличенные полароидные портреты, сделанные в таких местах, как «Ковент-Гарден», «Линкольнз-инн», церковь Святого Ботульфа и рынок «Спитлфилдз».
Барбара взяла предложенный ей херес и, чтобы оттянуть время, кивнула на фотографии.
– Дебора собирается выставлять их?
– В декабре.
Сент-Джеймс передал рюмку Хелен. Она сбросила туфли и села в одно из стоящих возле камина кожаных кресел, поджав под себя стройные ножки. Барбара заметила, что Хелен не сводит с нее пристального взгляда. Она читала людские лица, как книги.
– Итак, что произошло? – спросил Сент-Джеймс, когда Барбара отошла к окну и уставилась на узкую улочку.
Вид из окна вряд ли заслуживал ее внимания: одинокое дерево, запаркованные машины да ряд домов, два из которых скрывались за строительными лесами. Барбаре вдруг стало жаль, что она не выбрала деятельность такого рода. Учитывая большой спрос на строительные услуги, начиная от реконструкции и реставрации зданий и кончая мытьем окон и сооружением лесов, ей была бы обеспечена постоянная работа, спокойная, безопасная и исключительно прибыльная.
– Барбара! – повторил Сент-Джеймс. – Так вы узнали что-нибудь в Ярде нынче утром?
Она отвернулась от окна.
– Выговор с занесением в личное дело и понижение в звании.
Сент-Джеймс нахмурился.
– Значит, вы возвращаетесь в патрульные?
Это уже случалось с ней однажды, в какой-то другой жизни. Барбара сказала:
– Не совсем так, – и приступила к объяснениям, опуская отвратительные подробности монолога Хильера и вообще не упоминая о Линли.
Хелен сделала это за нее.
– А Томми уже знает? Вы виделись с ним, Барбара?
«Вот мы и дошли до сути», – мрачно подумала Барбара.
– В общем… Да, инспектор в курсе.
Легкая вертикальная складка пролегла между бровей Хелен. Она поставила рюмку на столик рядом с креслом.
– Мне почему-то кажется, что произошло что-то плохое.
Барбару удивил ее собственный отклик на мягкое сочувствие в голосе Хелен. К горлу подступил комок. Именно так она могла бы отреагировать сегодня утром в кабинете Линли, когда, вернувшись от Уэбберли, он объявил, что уезжает на задание. Могла бы, если бы не была так потрясена, что потеряла дар речи. Ее ошеломило вовсе не то, что Линли получил какое-то задание, а то, кого он выбрал себе в напарники, обойдя ее вниманием. «Барбара, так будет лучше всего», – сказал он, доставая из стола документы. А она, проглотив все возможные возражения, пристально смотрела на него, осознавая, что до сих пор, видимо, абсолютно не понимала этого человека.
– Похоже, его не удовлетворили результаты служебного расследования, – заключила Барбара свой рассказ. – Всего лишь понижение в звании. По-моему, он считает, что я слишком легко отделалась.
– Мне очень жаль, – сказала Хелен. – Должно быть, у вас сейчас такое чувство, будто вы потеряли лучшего друга.
Искренность ее сожаления обожгла слезами глаза Барбары. Меньше всего она ожидала найти сочувствие у Хелен. Это так тронуло ее, что она помимо воли продолжила сбивчивые пояснения:
– Просто его выбор пал… то есть он предпочел заменить меня на… – Она захлебнулась словами, и ее вновь захлестнула мучительная обида. – Такое ощущение, словно мне дали пощечину.
Разумеется, Линли всего лишь выбрал себе в напарники одного из свободных на данный момент полицейских. А то, что сам его выбор способен уязвить Барбару, его абсолютно не волновало.
Констебль Уинстон Нката хорошо зарекомендовал себя в расследовании двух лондонских преступлений, над которыми он работал вместе с Барбарой и Линли. И инспектор действовал вполне обоснованно, предоставляя Нкате возможность продемонстрировать свои таланты на специальном выездном задании, которыми прежде он занимался в паре с Барбарой. Но Линли не мог не замечать того, что в деловом отношении Барбара считала Нкату соперником, постоянно наступающим ей на пятки. Этот парень, бывший на восемь лет младше ее и на двенадцать лет младше самого инспектора, проявлял гораздо больше честолюбия, нежели Барбара и Линли, вместе взятые. Он был словно взведенная пружина, предугадывал любые распоряжения, прежде чем они были отданы, и исполнял их, можно сказать, одной левой. Барбара давно подозревала, что Нката выслуживается перед Линли, стараясь превзойти ее во всех отношениях, чтобы стать вместо нее напарником инспектора.
И Линли понимал это. Наверняка ведь понимал. Поэтому то, что он выбрал Нкату, казалось проявлением намеренной жестокости.
– А что, Томми сильно разошелся? – спросил Сент-Джеймс.
Но действиями Линли руководил не гнев, и при всех своих несчастьях Барбара не стала бы обвинять его в этом.
Тут к ним присоединилась Дебора, спросив: «Что случилось?» – и запечатлев нежный поцелуй на щеке мужа, когда подошла к нему, чтобы плеснуть себе немного хереса.
Историю повторили для нее. Барбара рассказывала, Сент-Джеймс добавлял подробности, а Хелен слушала в задумчивом молчании. Как и Линли, все здесь были в курсе того, что сержант Хейверс ослушалась приказа и угрожала оружием старшему по званию офицеру. В отличие от Линли, однако, они сумели взглянуть на эту ситуацию глазами самой Барбары и расценили ее поступок как неизбежный, прискорбный, но полностью оправданный и единственно возможный для женщины, которая действовала в экстремальных обстоятельствах.
Сент-Джеймс даже позволил себе сказать:
– Не расстраивайтесь, Барбара. Безусловно, Томми к вечеру одумается и поймет, что вы поступили правильно. Хотя чертовски скверно, что вам пришлось пройти через это.
Женщины тихо поддержали его.
Все это могло бы утешить Барбару. В конце концов, ради их сочувствия она и приехала сюда. Но оказалось, что их понимание еще больше усилило ее боль и обострило то ощущение предательства, которое в первую очередь и привело ее в Челси. Она сказала:
– По-видимому, все сводится к следующему: инспектору нужен такой напарник, на которого он может полностью положиться в работе.
И, несмотря на последовавшие возражения от жены и друзей Линли, Барбара знала, что в данный момент она никоим образом не тянет на верного и покладистого напарника.
Глава 4
Коттер сказал:
– Все трое еще трудятся, но пора бы им уже прерваться на ланч, и леди Хелен больше всех порадуется этому. Она не любит нарушать режим питания. И замужество не изменило ее привычек.
Барбара нерешительно остановилась на лестничной клетке второго этажа.
– Хелен тоже здесь?
– О да, – подтвердил Коттер и с улыбкой добавил: – Приятно осознавать, что некоторые вещи остаются неизменными.
– Проклятье, – пробурчала Барбара себе под нос.
Все дело было в том, что Хелен, графиня Ашертон, имевшая и собственный титул, была также женой Томаса Линли, который являлся второй половиной уравнения Ашертонов – законным графом Ашертоном со всеми полагающимися ему регалиями (хотя он не придавал этому особого значения). Барбара совсем не ожидала, что Сент-Джеймс и Дебора встретят ее, пребывающую в боевом запале, в компании с женой того, кто спровоцировал этот боевой запал. Она поняла, что ей лучше уйти.
Но не успела она придумать причину для поспешного отступления, как на площадке верхнего этажа появилась Хелен и, остановившись на пороге лаборатории, со смехом сказала через плечо:
– Ладно уж, так и быть. Я принесу новый рулон. Но если бы ты нашел время ознакомиться с техникой нынешнего десятилетия и заменил этот агрегат на нечто более современное, то нам вообще не понадобилась бы бумага для факса. Иногда бывает полезно вспоминать об окружающей реальности, Саймон.
Она начала спускаться по лестнице и тут же заметила стоявшую ниже этажом Барбару. Лицо Хелен осветилось улыбкой. Это было очаровательное лицо, не красивое в традиционном смысле, но спокойное и лучезарное, обрамленное ниспадающими каштановыми волосами.
– Господи, какая приятная неожиданность! Саймон, Дебора, у нас гостья, и теперь-то уж вам точно придется спуститься к ланчу. Как дела, Барбара? Почему вы так давно не заглядывали к нам?
Встреча стала неизбежной. Барбара кивком поблагодарила Коттера, который громогласно объявил, в основном для обитателей лаборатории:
– Тогда я поставлю на стол еще один прибор, – и начал спускаться обратно.
Поднявшись по лестнице, Барбара пожала протянутую Хелен руку. Рукопожатие сменилось обменом легкими поцелуями в щеку, и сердечная теплота приветствия сказала Барбаре, что Линли еще не успел сообщить жене о том, что случилось сегодня в Скотленд-Ярде.
– Потрясающая своевременность! – воскликнула Хелен. – Благодаря вашему приходу мне не придется сейчас таскаться по Кингс-роуд в поисках бумаги для факса. Я умираю от голода, но вы же знаете Саймона. Зачем прерывать работу ради такой мелочи, как еда, если можно поишачить пару лишних часов? Саймон, оторвись от микроскопа, будь любезен. Здесь есть кое-кто поинтереснее, чем соскобы с ногтей.
Барбара прошла за Хелен в лабораторию, где Сент-Джеймс скрупулезно оценивал улики, составлял отчеты и документы, а также собирал материалы для лекций в Королевском научном колледже, куда его недавно зачислили штатным лектором. Сегодня же он выступал в роли эксперта, поскольку, сгорбившись на стуле за одним из рабочих столов, выуживал из распечатанного конверта подлежащие экспертизе улики. Вышеупомянутые соскобы с ногтей, подумала Барбара.
Сент-Джеймс был не слишком привлекательным мужчиной. Тот смеющийся игрок в крикет, запечатленный на фотографии, давно превратился в инвалида с ногой, скованной протезом, затрудняющим его движения. Несомненным украшением его внешности служили волосы – он всегда носил их слишком длинными, испытывая глубочайшее равнодушие к веяниям моды, – и глаза, то серые, то голубые в зависимости от одежды, которая, впрочем, не поддавалась описанию. Когда Барбара вошла в лабораторию, Сент-Джеймс оторвался от микроскопа. Улыбка смягчила угловатые черты его лица.
– Привет, Барбара.
Он поднялся со стула и направился к Барбаре, крикнув по пути жене, что их навестила Хейверс. В дальнем конце лаборатории тут же распахнулась дверь. Жена Сент-Джеймса, одетая в обрезанные голубые джинсы и оливковую футболку, появилась на фоне ряда увеличенных фотографий, которые сушились на веревке, протянутой по всей длине темной комнаты, и роняли на застеленный резиновым покрытием пол водяные капли.
Барбара отметила, что Дебора выглядит прекрасно. Вернувшись к занятиям любимым искусством после угрюмого оплакивания череды выкидышей, омрачивших ее брачную жизнь, она, очевидно, находилась в полном согласии с собой. Приятно, что хоть кого-то жизнь вновь начала радовать.
Барбара сказала:
– Всем привет. Я случайно оказалась в вашем районе и… – Взглянув на запястье, она обнаружила, что в утренней спешке, собираясь в Ярд на встречу с Хильером, забыла надеть часы. Она опустила руку. – Честно говоря, я не думала о времени. Не знала, что уже время ланча. Извините.
– Но мы как раз собирались сделать перерыв, чтобы перекусить, – успокоил ее Сент-Джеймс. – Вы можете составить нам компанию.
Хелен рассмеялась.
– «Как раз собирались»? Какая вопиющая казуистика! Последние полтора часа я умоляла о глотке сока, но так и не дождалась понимания.
Дебора рассеянно посмотрела на нее.
– А что, разве уже пора, Хелен?
– Ты такая же ненормальная, как Саймон, – сухо ответила Хелен.
– Так вы составите нам компанию? – уточнил Саймон, обращаясь к Барбаре.
– Я только что перекусила, – сказала она. – В Ярде.
Все ее слушатели поняли важность последней фразы. Барбара заметила это по сдержанной настороженности, отразившейся на их лицах.
– Значит, неизвестность закончилась, – констатировала Дебора, переливая химические реактивы из ванночек в большие пластиковые бутыли, вытащенные с полки под фотоувеличителем. – Вот почему вы заглянули к нам. Что случилось? Нет, пока ничего не объясняйте. Что-то мне подсказывает, что это лучше сделать за бокалом вина. Спускайтесь-ка все вниз. А я приберу тут немного и минут через десять присоединюсь к вам.
«Вниз» означало в кабинет Саймона, и именно туда он сопроводил Барбару и Хелен, хотя Барбара предпочла бы, чтобы прибраться в лаборатории осталась Хелен, а не Дебора. Она уже подумывала отвергнуть предположение о том, что ее визит как-то связан с делами в Ярде, но поняла, что голос наверняка выдаст ее. Сейчас ему решительно не хватало бодрости.
Возле окна, выходящего на Чейни-роу, стоял старинный сервировочный столик на колесиках. Пока Сент-Джеймс наливал им всем херес, Барбара успела рассмотреть большую часть той стены, где Дебора обычно устраивала постоянно обновляющиеся выставки своих фоторабот. К тому, что она сделала за последние девять месяцев, прибавилась новая серия снимков – максимально увеличенные полароидные портреты, сделанные в таких местах, как «Ковент-Гарден», «Линкольнз-инн», церковь Святого Ботульфа и рынок «Спитлфилдз».
Барбара взяла предложенный ей херес и, чтобы оттянуть время, кивнула на фотографии.
– Дебора собирается выставлять их?
– В декабре.
Сент-Джеймс передал рюмку Хелен. Она сбросила туфли и села в одно из стоящих возле камина кожаных кресел, поджав под себя стройные ножки. Барбара заметила, что Хелен не сводит с нее пристального взгляда. Она читала людские лица, как книги.
– Итак, что произошло? – спросил Сент-Джеймс, когда Барбара отошла к окну и уставилась на узкую улочку.
Вид из окна вряд ли заслуживал ее внимания: одинокое дерево, запаркованные машины да ряд домов, два из которых скрывались за строительными лесами. Барбаре вдруг стало жаль, что она не выбрала деятельность такого рода. Учитывая большой спрос на строительные услуги, начиная от реконструкции и реставрации зданий и кончая мытьем окон и сооружением лесов, ей была бы обеспечена постоянная работа, спокойная, безопасная и исключительно прибыльная.
– Барбара! – повторил Сент-Джеймс. – Так вы узнали что-нибудь в Ярде нынче утром?
Она отвернулась от окна.
– Выговор с занесением в личное дело и понижение в звании.
Сент-Джеймс нахмурился.
– Значит, вы возвращаетесь в патрульные?
Это уже случалось с ней однажды, в какой-то другой жизни. Барбара сказала:
– Не совсем так, – и приступила к объяснениям, опуская отвратительные подробности монолога Хильера и вообще не упоминая о Линли.
Хелен сделала это за нее.
– А Томми уже знает? Вы виделись с ним, Барбара?
«Вот мы и дошли до сути», – мрачно подумала Барбара.
– В общем… Да, инспектор в курсе.
Легкая вертикальная складка пролегла между бровей Хелен. Она поставила рюмку на столик рядом с креслом.
– Мне почему-то кажется, что произошло что-то плохое.
Барбару удивил ее собственный отклик на мягкое сочувствие в голосе Хелен. К горлу подступил комок. Именно так она могла бы отреагировать сегодня утром в кабинете Линли, когда, вернувшись от Уэбберли, он объявил, что уезжает на задание. Могла бы, если бы не была так потрясена, что потеряла дар речи. Ее ошеломило вовсе не то, что Линли получил какое-то задание, а то, кого он выбрал себе в напарники, обойдя ее вниманием. «Барбара, так будет лучше всего», – сказал он, доставая из стола документы. А она, проглотив все возможные возражения, пристально смотрела на него, осознавая, что до сих пор, видимо, абсолютно не понимала этого человека.
– Похоже, его не удовлетворили результаты служебного расследования, – заключила Барбара свой рассказ. – Всего лишь понижение в звании. По-моему, он считает, что я слишком легко отделалась.
– Мне очень жаль, – сказала Хелен. – Должно быть, у вас сейчас такое чувство, будто вы потеряли лучшего друга.
Искренность ее сожаления обожгла слезами глаза Барбары. Меньше всего она ожидала найти сочувствие у Хелен. Это так тронуло ее, что она помимо воли продолжила сбивчивые пояснения:
– Просто его выбор пал… то есть он предпочел заменить меня на… – Она захлебнулась словами, и ее вновь захлестнула мучительная обида. – Такое ощущение, словно мне дали пощечину.
Разумеется, Линли всего лишь выбрал себе в напарники одного из свободных на данный момент полицейских. А то, что сам его выбор способен уязвить Барбару, его абсолютно не волновало.
Констебль Уинстон Нката хорошо зарекомендовал себя в расследовании двух лондонских преступлений, над которыми он работал вместе с Барбарой и Линли. И инспектор действовал вполне обоснованно, предоставляя Нкате возможность продемонстрировать свои таланты на специальном выездном задании, которыми прежде он занимался в паре с Барбарой. Но Линли не мог не замечать того, что в деловом отношении Барбара считала Нкату соперником, постоянно наступающим ей на пятки. Этот парень, бывший на восемь лет младше ее и на двенадцать лет младше самого инспектора, проявлял гораздо больше честолюбия, нежели Барбара и Линли, вместе взятые. Он был словно взведенная пружина, предугадывал любые распоряжения, прежде чем они были отданы, и исполнял их, можно сказать, одной левой. Барбара давно подозревала, что Нката выслуживается перед Линли, стараясь превзойти ее во всех отношениях, чтобы стать вместо нее напарником инспектора.
И Линли понимал это. Наверняка ведь понимал. Поэтому то, что он выбрал Нкату, казалось проявлением намеренной жестокости.
– А что, Томми сильно разошелся? – спросил Сент-Джеймс.
Но действиями Линли руководил не гнев, и при всех своих несчастьях Барбара не стала бы обвинять его в этом.
Тут к ним присоединилась Дебора, спросив: «Что случилось?» – и запечатлев нежный поцелуй на щеке мужа, когда подошла к нему, чтобы плеснуть себе немного хереса.
Историю повторили для нее. Барбара рассказывала, Сент-Джеймс добавлял подробности, а Хелен слушала в задумчивом молчании. Как и Линли, все здесь были в курсе того, что сержант Хейверс ослушалась приказа и угрожала оружием старшему по званию офицеру. В отличие от Линли, однако, они сумели взглянуть на эту ситуацию глазами самой Барбары и расценили ее поступок как неизбежный, прискорбный, но полностью оправданный и единственно возможный для женщины, которая действовала в экстремальных обстоятельствах.
Сент-Джеймс даже позволил себе сказать:
– Не расстраивайтесь, Барбара. Безусловно, Томми к вечеру одумается и поймет, что вы поступили правильно. Хотя чертовски скверно, что вам пришлось пройти через это.
Женщины тихо поддержали его.
Все это могло бы утешить Барбару. В конце концов, ради их сочувствия она и приехала сюда. Но оказалось, что их понимание еще больше усилило ее боль и обострило то ощущение предательства, которое в первую очередь и привело ее в Челси. Она сказала:
– По-видимому, все сводится к следующему: инспектору нужен такой напарник, на которого он может полностью положиться в работе.
И, несмотря на последовавшие возражения от жены и друзей Линли, Барбара знала, что в данный момент она никоим образом не тянет на верного и покладистого напарника.
Глава 4
Разговаривая по телефону, Джулиан Бриттон точно представлял себе, чем там занимается его кузина, прижимая к уху телефонную трубку. Фоном ее реплик служило дробное постукивание, и этот стук поведал ему, что Саманта находится в старой, скудно освещенной кухне Бротон-мэнора, где рубит какие-то овощи, выращенные ею в дальней части одного из садов.
– Я не говорила, что не хочу выручить тебя, Джулиан. – Сопровождающий замечание Саманты перестук зазвучал вдруг с большей частотой и силой. – Я просто поинтересовалась, что случилось.
Ему не хотелось отвечать. Не хотелось рассказывать ей о том, что произошло, ведь Саманта никогда не скрывала своей антипатии к Николь Мейден.
Да и что он мог рассказать? Почти ничего. К тому времени как полицейские Бакстона попросили подкрепления, связавшись с Главным полицейским управлением Рипли, и получили оттуда две патрульные машины для обследования местности, в которой были обнаружены «сааб» Николь и старенький мотоцикл марки «Триумф», а объединенные силы Рипли и Бакстона пришли к очевидному выводу о необходимости подключить к поискам группу горноспасателей, – к этому времени одна пожилая дама, гулявшая поутру с собачкой, доковыляла до деревни Пик-Форест, постучалась в дверь и поведала историю о трупе, на который она натолкнулась на поляне среди Девяти Сестер. Полиция поехала прямо туда, а спасатели остались дожидаться их распоряжений в условленном месте. Но когда распоряжение поступило, оно звучало весьма зловеще: помощь спасателей уже не потребуется.
Джулиан знал все это, поскольку, будучи членом спасательной команды, прибыл к месту условленной встречи сразу, как только узнал об утреннем телефонном звонке, раздавшемся в Бротон-мэнор в его отсутствие и принятом Самантой. Он как раз стоял среди своих товарищей по команде и проверял походное снаряжение согласно зачитываемому их шефом потрепанному перечню, когда зазвонил мобильник и проверку снаряжения сначала прервали, а потом и вовсе отменили. Командир спасателей передал всем полученную информацию о старушке с собачкой, их утренней прогулке и трупе, обнаруженном в Девяти Сестрах.
Джулиан спешно вернулся в Мейден-холл, надеясь опередить полицию и первым сообщить Энди и Нэн новости. Ему хотелось успокоить их тем, что найден лишь неизвестный труп. Ничто не указывало на то, что это Николь.
Но когда он добрался туда, возле охотничьего домика уже стояла патрульная машина. Вбежав в дверь, он увидел, что Энди и Нэн сидят в углу гостиной, у стены, на которой ромбовидные стекла большого эркерного окна нарисовали радужные узоры. Вместе с Мейденами сидел констебль в форме. Лица обоих Мейденов были покрыты смертельной бледностью. Нэн привалилась к плечу Энди и вцепилась пальцами в рукав его клетчатой фланелевой рубашки. Энди неотрывно смотрел на кофейный столик, отделявший их от констебля.
При появлении Джулиана все трое обернулись в его сторону. Констебль сказал:
– Извините, сэр. Будьте любезны, дайте мистеру и миссис Мейден несколько минут…
Джулиан понял, что констебль принял его за одного из постояльцев Мейден-холла. Нэн внесла ясность, представив его как жениха своей дочери.
– Они недавно обручились, – сказала она и махнула ему рукой. – Иди сюда, Джулиан.
Он опустился рядом с ней на диван. И теперь они втроем сидели как одна семья, которой они не успели стать и уже никогда не станут.
Констебль только что начал рассказывать тревожные новости. На вересковой пустоши нашли труп женщины, и есть вероятность, что это пропавшая дочь Мейденов. Констебль выразил сожаление по поводу того, что одному из них придется сопровождать его в Бакстон для опознания.
– Давайте я поеду, – порывисто сказал Джулиан.
Казалось немыслимым подвергать такому жестокому испытанию кого-то из родителей Николь. Но еще более немыслимым ему казалось то, что тело Николь может опознать кто-то, кроме него самого – человека, любившего ее всем сердцем и пытавшегося изменить ее жизнь.
Констебль с сожалением сказал, что процедура требует присутствия родственника. Джулиан предложил Энди поехать вместе, но тот отказался. Кто-то должен остаться с Нэн, сказал он и добавил, повернувшись к жене:
– Я позвоню из Бакстона, если… если…
И он сдержал обещание. Правда, до его звонка прошло несколько часов, потому что тело еще надо было перевезти в больницу для оформления свидетельства о смерти. Но когда ему показали труп молодой женщины, он позвонил.
Вопреки ожиданиям Джулиана Нэн не потеряла сознания. Она только сказала: «О нет!» – сунула трубку Джулиану и выбежала из дома.
Джулиан перебросился с Энди парой слов, чтобы услышать от него то, что уже и так было понятно, а потом последовал за матерью Николь. Он нашел ее за Мейден-холлом, со стороны кухни. Нэн стояла на коленях возле грядок с пряной зеленью, выращиваемой Кристианом Луи. Набирая полные пригоршни влажной земли, она насыпала ее вокруг себя, словно хотела похоронить себя заживо.
– Нет, нет, нет, – твердила она, но глаза ее оставались сухими.
Джулиан попытался поднять ее на ноги, но Нэн вырвалась из его рук. Он и не подозревал, насколько сильна эта маленькая хрупкая женщина, и ему пришлось позвать на помощь. Из кухни прибежали две гриндлфордские кухарки. Всем вместе им удалось довести Нэн до дома и поднять по служебной лестнице. С их помощью Джулиан убедил ее выпить пару глотков бренди. И вот тогда она дала волю слезам.
– Я должна… – зарыдала она. – Мне нужно что-то сделать!
Последнее слово превратилось в ужасный вопль.
Джулиан понял, что здесь он бессилен. Нэн нуждалась во врачебной помощи. Он пошел к телефону, чтобы вызвать врача. Конечно, можно было бы поручить вызов гриндлфордской парочке, но решение позвонить доктору позволило ему выйти из спальни Нэн и Энди, которая вдруг показалась ему настолько тесной и душной, что он едва не задохнулся.
Поэтому он спустился на первый этаж и, завладев телефоном, вызвал доктора. А потом наконец позвонил в Бротон-мэнор и поговорил с кузиной.
Уместные или нет, но ее вопросы были вполне логичны. Прошлой ночью он так и не появился дома, о чем кузине, несомненно, стало известно благодаря тому необычному факту, что он не пришел завтракать. А сейчас день уже перевалил за середину. Джулиан попросил Саманту выполнить одну из его обязанностей. И естественно, ей захотелось узнать, чем вызвано такое странное и таинственное поведение.
Но ему не хотелось ничего объяснять. Сейчас он был просто не в состоянии сообщать ей о смерти Николь. Поэтому он сказал:
– Сэм, в Мейден-холле сложились чрезвычайные обстоятельства. Я должен помочь здесь. Так ты позаботишься о щенках?
– А какие именно обстоятельства?
– Сэм… Перестань. Неужели ты не можешь оказать мне маленькую услугу?
Его премированная гончая недавно ощенилась, и ей, так же как и ее потомству, требовался особый уход. На псарне надо было поддерживать постоянную температуру. Щенков нужно было взвешивать, а процесс их кормления записывать в журнал.
Сэм знала все эти обычные процедуры. Она частенько наблюдала за тем, как Джулиан работает на псарне, и даже иногда помогала ему. То есть он не просил ее сделать что-либо в принципе невыполнимое или даже хотя бы необычное и незнакомое. Однако стало ясно, что она не согласится оказать ему услугу, если он не объяснит, почему ему понадобилось обратиться к ней с просьбой.
Джулиан вынужден был сказать:
– Николь пропала. Ее родители в ужасном состоянии. Я должен поддержать их.
– Что значит «пропала»?
Тройной перестук ножа четко отделил слова друг от друга. Саманта, вероятно, трудилась за той деревянной доской, что покрывала разделочный стол, стоявший под единственным окошком в верхней части кухонной стены. Посередине эта толстая дубовая доска заметно истончилась благодаря стараниям многих поколений ножей, рубивших на ней овощи.
– Исчезла. Во вторник отправилась в поход и не вернулась вчера вечером, как обещала.
– Скорее всего, загуляла с кем-то, – объявила Саманта в своей обычной грубоватой манере. – Лето еще не закончилось. По холмам по-прежнему шляется множество туристов. И вообще, как она могла пропасть? Разве вы с ней не собирались встретиться?
– В том-то и дело, – сказал Джулиан. – Мы назначили встречу, а когда я зашел за ней, то ее не оказалось дома.
– Ну, это вполне в ее духе, – заметила Саманта.
После этих слов ему вдруг захотелось, чтобы кузина сейчас очутилась перед ним и он смог бы залепить ей пощечину по веснушчатой физиономии.
Должно быть, Саманта почувствовала, что он готов взорваться от ярости.
– Ладно, извини. Я позабочусь о них. Позабочусь. Какая собака?
– Пока щенки появились только у одной. У Касси.
– Все понятно. – Очередной перестук. – А что передать твоему отцу?
– Нет никакой необходимости что-то передавать ему.
Меньше всего Джулиану хотелось направлять мысли Джереми Бриттона в эту сторону.
– Насколько я понимаю, ты не вернешься к ланчу? – Вопрос, заданный весьма выразительным тоном, прозвучал почти как обвинение, в нем смешались чувства раздражения, разочарования и обиды. – Твой батюшка обязательно поинтересуется причиной твоего отсутствия, Джули.
– Скажи ему, что меня вызвали спасатели.
– Посреди ночи? Спасение заблудших в горах душ едва ли объясняет, почему тебя не было за утренним столом.
– Если его мучило похмелье – а ты сама знаешь, что это стало обычным делом, – то вряд ли он обратил внимание на мое отсутствие за завтраком. Если же к обеду он уже будет в состоянии замечать что-либо, то скажи ему, что горноспасатели вызвали меня сразу после завтрака.
– Интересно, как им это удалось, если тебя не было дома, когда они звонили?
– Господи, Саманта. Может, прекратишь занудствовать? Мне плевать, что ты скажешь ему! Только позаботься о собаках, хорошо?
Дробный перестук прекратился. Изменился и голос Саманты. Резкость уступила место приглушенному раскаянию и обиде.
– Я беспокоюсь только о том, чтобы у членов нашей семьи было все в порядке.
– Я знаю. Извини. Ты молодчина, просто не представляю, что бы мы без тебя делали. Один я точно не смог бы справиться со всем нашим хозяйством.
– Всегда рада помочь, чем могу.
«Ну так и помоги, не устраивая допросов с пристрастием», – подумал он, но сказал лишь:
– Собачий дневник лежит в верхнем ящике письменного стола. Того стола, что в кабинете, а не в библиотеке.
– Библиотечный стол уже давно продан на аукционе, – напомнила она.
На сей раз он получил скрытый намек: финансовое положение семьи Бриттон весьма плачевно, так неужели Джулиан действительно хочет рискнуть будущим своего поместья, тратя силы и время на что угодно, кроме восстановления Бротон-мэнора?
– Да. Конечно. Как я мог забыть? – сказал Джулиан. – Будь поосторожнее с Касси. Она будет огрызаться, защищая своих малышей.
– Надеюсь, она уже успела достаточно хорошо узнать меня.
«А можно ли вообще хорошо узнать кого-то?» – спросил себя Джулиан, вешая трубку.
Вскоре приехал доктор. Он хотел дать Нэн Мейден снотворное, но она отказалась, ведь это означало бы, что первые, самые ужасные часы осознания утраты Энди проведет в одиночестве. Поэтому врач просто выписал ей рецепт, и одна из гриндлфордских кухарок тут же отправилась в ближайшую аптеку Хатерсейджа. Джулиан и вторая кухарка остались присматривать за делами Мейден-холла.
Присмотр этот в лучшем случае напоминал попытку склеить скотчем разбившуюся жизнь. Помимо желающих пообедать постояльцев в отель заглядывали и случайные туристы, узревшие на горной дороге рекламный щит ресторана и добросовестно вскарабкавшиеся по извилистой тропе в надежде получить приличную пищу. Официантки не имели никакого опыта в кулинарном деле, а горничным надо было убирать комнаты. Поэтому именно Джулиану пришлось помогать кухарке заниматься всем тем, чем обычно занимались Нэн и Энди: сэндвичами, супом, копченой лососиной, паштетом, салатами, десертом из свежих фруктов и так далее и тому подобное. Джулиану хватило пяти минут, чтобы понять, что ему это не по силам, но лишь когда он уронил блюдо с копченым лососем, у него возникла идея призвать на помощь Кристиана Луи, вместо того чтобы пытаться изображать капитана на этом терпящем бедствие корабле.
– Я не говорила, что не хочу выручить тебя, Джулиан. – Сопровождающий замечание Саманты перестук зазвучал вдруг с большей частотой и силой. – Я просто поинтересовалась, что случилось.
Ему не хотелось отвечать. Не хотелось рассказывать ей о том, что произошло, ведь Саманта никогда не скрывала своей антипатии к Николь Мейден.
Да и что он мог рассказать? Почти ничего. К тому времени как полицейские Бакстона попросили подкрепления, связавшись с Главным полицейским управлением Рипли, и получили оттуда две патрульные машины для обследования местности, в которой были обнаружены «сааб» Николь и старенький мотоцикл марки «Триумф», а объединенные силы Рипли и Бакстона пришли к очевидному выводу о необходимости подключить к поискам группу горноспасателей, – к этому времени одна пожилая дама, гулявшая поутру с собачкой, доковыляла до деревни Пик-Форест, постучалась в дверь и поведала историю о трупе, на который она натолкнулась на поляне среди Девяти Сестер. Полиция поехала прямо туда, а спасатели остались дожидаться их распоряжений в условленном месте. Но когда распоряжение поступило, оно звучало весьма зловеще: помощь спасателей уже не потребуется.
Джулиан знал все это, поскольку, будучи членом спасательной команды, прибыл к месту условленной встречи сразу, как только узнал об утреннем телефонном звонке, раздавшемся в Бротон-мэнор в его отсутствие и принятом Самантой. Он как раз стоял среди своих товарищей по команде и проверял походное снаряжение согласно зачитываемому их шефом потрепанному перечню, когда зазвонил мобильник и проверку снаряжения сначала прервали, а потом и вовсе отменили. Командир спасателей передал всем полученную информацию о старушке с собачкой, их утренней прогулке и трупе, обнаруженном в Девяти Сестрах.
Джулиан спешно вернулся в Мейден-холл, надеясь опередить полицию и первым сообщить Энди и Нэн новости. Ему хотелось успокоить их тем, что найден лишь неизвестный труп. Ничто не указывало на то, что это Николь.
Но когда он добрался туда, возле охотничьего домика уже стояла патрульная машина. Вбежав в дверь, он увидел, что Энди и Нэн сидят в углу гостиной, у стены, на которой ромбовидные стекла большого эркерного окна нарисовали радужные узоры. Вместе с Мейденами сидел констебль в форме. Лица обоих Мейденов были покрыты смертельной бледностью. Нэн привалилась к плечу Энди и вцепилась пальцами в рукав его клетчатой фланелевой рубашки. Энди неотрывно смотрел на кофейный столик, отделявший их от констебля.
При появлении Джулиана все трое обернулись в его сторону. Констебль сказал:
– Извините, сэр. Будьте любезны, дайте мистеру и миссис Мейден несколько минут…
Джулиан понял, что констебль принял его за одного из постояльцев Мейден-холла. Нэн внесла ясность, представив его как жениха своей дочери.
– Они недавно обручились, – сказала она и махнула ему рукой. – Иди сюда, Джулиан.
Он опустился рядом с ней на диван. И теперь они втроем сидели как одна семья, которой они не успели стать и уже никогда не станут.
Констебль только что начал рассказывать тревожные новости. На вересковой пустоши нашли труп женщины, и есть вероятность, что это пропавшая дочь Мейденов. Констебль выразил сожаление по поводу того, что одному из них придется сопровождать его в Бакстон для опознания.
– Давайте я поеду, – порывисто сказал Джулиан.
Казалось немыслимым подвергать такому жестокому испытанию кого-то из родителей Николь. Но еще более немыслимым ему казалось то, что тело Николь может опознать кто-то, кроме него самого – человека, любившего ее всем сердцем и пытавшегося изменить ее жизнь.
Констебль с сожалением сказал, что процедура требует присутствия родственника. Джулиан предложил Энди поехать вместе, но тот отказался. Кто-то должен остаться с Нэн, сказал он и добавил, повернувшись к жене:
– Я позвоню из Бакстона, если… если…
И он сдержал обещание. Правда, до его звонка прошло несколько часов, потому что тело еще надо было перевезти в больницу для оформления свидетельства о смерти. Но когда ему показали труп молодой женщины, он позвонил.
Вопреки ожиданиям Джулиана Нэн не потеряла сознания. Она только сказала: «О нет!» – сунула трубку Джулиану и выбежала из дома.
Джулиан перебросился с Энди парой слов, чтобы услышать от него то, что уже и так было понятно, а потом последовал за матерью Николь. Он нашел ее за Мейден-холлом, со стороны кухни. Нэн стояла на коленях возле грядок с пряной зеленью, выращиваемой Кристианом Луи. Набирая полные пригоршни влажной земли, она насыпала ее вокруг себя, словно хотела похоронить себя заживо.
– Нет, нет, нет, – твердила она, но глаза ее оставались сухими.
Джулиан попытался поднять ее на ноги, но Нэн вырвалась из его рук. Он и не подозревал, насколько сильна эта маленькая хрупкая женщина, и ему пришлось позвать на помощь. Из кухни прибежали две гриндлфордские кухарки. Всем вместе им удалось довести Нэн до дома и поднять по служебной лестнице. С их помощью Джулиан убедил ее выпить пару глотков бренди. И вот тогда она дала волю слезам.
– Я должна… – зарыдала она. – Мне нужно что-то сделать!
Последнее слово превратилось в ужасный вопль.
Джулиан понял, что здесь он бессилен. Нэн нуждалась во врачебной помощи. Он пошел к телефону, чтобы вызвать врача. Конечно, можно было бы поручить вызов гриндлфордской парочке, но решение позвонить доктору позволило ему выйти из спальни Нэн и Энди, которая вдруг показалась ему настолько тесной и душной, что он едва не задохнулся.
Поэтому он спустился на первый этаж и, завладев телефоном, вызвал доктора. А потом наконец позвонил в Бротон-мэнор и поговорил с кузиной.
Уместные или нет, но ее вопросы были вполне логичны. Прошлой ночью он так и не появился дома, о чем кузине, несомненно, стало известно благодаря тому необычному факту, что он не пришел завтракать. А сейчас день уже перевалил за середину. Джулиан попросил Саманту выполнить одну из его обязанностей. И естественно, ей захотелось узнать, чем вызвано такое странное и таинственное поведение.
Но ему не хотелось ничего объяснять. Сейчас он был просто не в состоянии сообщать ей о смерти Николь. Поэтому он сказал:
– Сэм, в Мейден-холле сложились чрезвычайные обстоятельства. Я должен помочь здесь. Так ты позаботишься о щенках?
– А какие именно обстоятельства?
– Сэм… Перестань. Неужели ты не можешь оказать мне маленькую услугу?
Его премированная гончая недавно ощенилась, и ей, так же как и ее потомству, требовался особый уход. На псарне надо было поддерживать постоянную температуру. Щенков нужно было взвешивать, а процесс их кормления записывать в журнал.
Сэм знала все эти обычные процедуры. Она частенько наблюдала за тем, как Джулиан работает на псарне, и даже иногда помогала ему. То есть он не просил ее сделать что-либо в принципе невыполнимое или даже хотя бы необычное и незнакомое. Однако стало ясно, что она не согласится оказать ему услугу, если он не объяснит, почему ему понадобилось обратиться к ней с просьбой.
Джулиан вынужден был сказать:
– Николь пропала. Ее родители в ужасном состоянии. Я должен поддержать их.
– Что значит «пропала»?
Тройной перестук ножа четко отделил слова друг от друга. Саманта, вероятно, трудилась за той деревянной доской, что покрывала разделочный стол, стоявший под единственным окошком в верхней части кухонной стены. Посередине эта толстая дубовая доска заметно истончилась благодаря стараниям многих поколений ножей, рубивших на ней овощи.
– Исчезла. Во вторник отправилась в поход и не вернулась вчера вечером, как обещала.
– Скорее всего, загуляла с кем-то, – объявила Саманта в своей обычной грубоватой манере. – Лето еще не закончилось. По холмам по-прежнему шляется множество туристов. И вообще, как она могла пропасть? Разве вы с ней не собирались встретиться?
– В том-то и дело, – сказал Джулиан. – Мы назначили встречу, а когда я зашел за ней, то ее не оказалось дома.
– Ну, это вполне в ее духе, – заметила Саманта.
После этих слов ему вдруг захотелось, чтобы кузина сейчас очутилась перед ним и он смог бы залепить ей пощечину по веснушчатой физиономии.
Должно быть, Саманта почувствовала, что он готов взорваться от ярости.
– Ладно, извини. Я позабочусь о них. Позабочусь. Какая собака?
– Пока щенки появились только у одной. У Касси.
– Все понятно. – Очередной перестук. – А что передать твоему отцу?
– Нет никакой необходимости что-то передавать ему.
Меньше всего Джулиану хотелось направлять мысли Джереми Бриттона в эту сторону.
– Насколько я понимаю, ты не вернешься к ланчу? – Вопрос, заданный весьма выразительным тоном, прозвучал почти как обвинение, в нем смешались чувства раздражения, разочарования и обиды. – Твой батюшка обязательно поинтересуется причиной твоего отсутствия, Джули.
– Скажи ему, что меня вызвали спасатели.
– Посреди ночи? Спасение заблудших в горах душ едва ли объясняет, почему тебя не было за утренним столом.
– Если его мучило похмелье – а ты сама знаешь, что это стало обычным делом, – то вряд ли он обратил внимание на мое отсутствие за завтраком. Если же к обеду он уже будет в состоянии замечать что-либо, то скажи ему, что горноспасатели вызвали меня сразу после завтрака.
– Интересно, как им это удалось, если тебя не было дома, когда они звонили?
– Господи, Саманта. Может, прекратишь занудствовать? Мне плевать, что ты скажешь ему! Только позаботься о собаках, хорошо?
Дробный перестук прекратился. Изменился и голос Саманты. Резкость уступила место приглушенному раскаянию и обиде.
– Я беспокоюсь только о том, чтобы у членов нашей семьи было все в порядке.
– Я знаю. Извини. Ты молодчина, просто не представляю, что бы мы без тебя делали. Один я точно не смог бы справиться со всем нашим хозяйством.
– Всегда рада помочь, чем могу.
«Ну так и помоги, не устраивая допросов с пристрастием», – подумал он, но сказал лишь:
– Собачий дневник лежит в верхнем ящике письменного стола. Того стола, что в кабинете, а не в библиотеке.
– Библиотечный стол уже давно продан на аукционе, – напомнила она.
На сей раз он получил скрытый намек: финансовое положение семьи Бриттон весьма плачевно, так неужели Джулиан действительно хочет рискнуть будущим своего поместья, тратя силы и время на что угодно, кроме восстановления Бротон-мэнора?
– Да. Конечно. Как я мог забыть? – сказал Джулиан. – Будь поосторожнее с Касси. Она будет огрызаться, защищая своих малышей.
– Надеюсь, она уже успела достаточно хорошо узнать меня.
«А можно ли вообще хорошо узнать кого-то?» – спросил себя Джулиан, вешая трубку.
Вскоре приехал доктор. Он хотел дать Нэн Мейден снотворное, но она отказалась, ведь это означало бы, что первые, самые ужасные часы осознания утраты Энди проведет в одиночестве. Поэтому врач просто выписал ей рецепт, и одна из гриндлфордских кухарок тут же отправилась в ближайшую аптеку Хатерсейджа. Джулиан и вторая кухарка остались присматривать за делами Мейден-холла.
Присмотр этот в лучшем случае напоминал попытку склеить скотчем разбившуюся жизнь. Помимо желающих пообедать постояльцев в отель заглядывали и случайные туристы, узревшие на горной дороге рекламный щит ресторана и добросовестно вскарабкавшиеся по извилистой тропе в надежде получить приличную пищу. Официантки не имели никакого опыта в кулинарном деле, а горничным надо было убирать комнаты. Поэтому именно Джулиану пришлось помогать кухарке заниматься всем тем, чем обычно занимались Нэн и Энди: сэндвичами, супом, копченой лососиной, паштетом, салатами, десертом из свежих фруктов и так далее и тому подобное. Джулиану хватило пяти минут, чтобы понять, что ему это не по силам, но лишь когда он уронил блюдо с копченым лососем, у него возникла идея призвать на помощь Кристиана Луи, вместо того чтобы пытаться изображать капитана на этом терпящем бедствие корабле.