– Что, черт возьми, здесь происходит?
– Я уезжаю, Барк.
– Ничего подобного ты не сделаешь.
– Дорогой, мне нравится, когда ты командуешь, но сейчас я действительно сыта этим по горло.
– Мы же заключили сделку, Нона, – напомнил он.
– Это скучно, Барк. Женщине нужны не только деньги.
– С каких это пор тебя еще что-то стало интересовать? – сухо осведомился Уолш.
– Я всегда интересовалась Барком…
– Понимаю, что тебе здесь скучно, но это продлится недолго. Ты должна быть здесь, Нона!
– Тогда сделай что-нибудь…
Для Элис это было слишком. Она уронила простыни и заткнула пальцами уши. Руки у нее дрожали. Так она стояла довольно долго, «отключив» звук и не слушая всего того, что выторговывала Нона взамен на согласие остаться.
Когда она отняла руки, то поняла, что все уже было решено. Барк сказал:
– Ты все равно не смогла бы уехать, Нона. Нет ни одного свободного шофера.
Забыв обо всем (ведь все поймут, что она подслушивала), Элис ураганом ворвалась в коридор.
– Я подвезу миссис Уолш!
Две пары глаз сверху вниз посмотрели на Элис. Им приходилось смотреть на девушку сверху вниз, потому что они были выше ее ростом. Элис увидела глаза Ноны и глаза Уолша. Какого цвета глаза у Барка? Она подумала об этом и поняла, что никогда раньше не присматривалась. А сейчас присмотрелась и остановилась в замешательстве. Нет, не из-за цвета глаз – глаза были темные, цвета маренго, а из-за их интенсивности. Они прощупывали насквозь, очень глубоко проникая в душу.
Элис быстро отвела взгляд. Нона удивленно засмеялась. А мужчина с глазами цвета маренго сказал:
– В этом нет необходимости, мисс Эннан. Нона согласилась остаться.
– Но…
– Очень мило с вашей стороны, что вы это предложили, но я думаю, вы лучше помогли бы Альфреду на кухне.
– А миссис Уолш? Она чем поможет?
– Ладно вам, – улыбнулась Нона.
Элис ушла, но направилась не на кухню. На пути к ручью Барк Уолш догнал ее.
– Я сказал, чтобы вы шли на кухню, Элис.
– С каких это пор вы мне отдаете приказания?
– С настоящего момента. Мы сейчас на последнем этапе нашей гонки, и никто не имеет права сворачивать.
– Мне приказывают, а Нону уговаривают, – горько заметила Элис.
– Вы хотите, чтобы вас тоже немного поуговаривали? Для разнообразия?
– А как вы Нону уговаривали?
– Нажимал на материальную сторону.
– А себя не предлагали?
– Да вы, похоже, подслушивали!
– Нет. Как вы однажды заметили, мистер Уолш, в этом доме даже мысли слышны.
– Жалко, что вы не дослушали до конца. Ясно, что из-за вашего характера вы прослушали только половину разговора, а потом заткнули уши. А сейчас, Элис Эннан, вам не мешало бы и рот закрыть.
– Это почему же? – взорвалась она. – Я только что разобрала постель, чтобы наконец-то переехать в свою собственную комнату, а теперь все начинать сначала?
– Всего лишь застелить одну кровать!
– Две. Нона, без сомнения, свою постель тоже собрала.
– Ну, своей она займется сама, – заметил Барк.
Барк закурил сигарету, чего обычно не делал. Он курил трубку, перед этим аккуратно ее набивая. Элис заключила, что он, должно быть, сильно взвинчен.
Каска Уолша была сдвинута на затылок, а морщины под глазами обозначились еще глубже. На секунду Элис стало жаль, что ему приходится тратить редкие минуты отдыха на разборки с двумя женщинами.
Однако это длилось недолго. Элис собралась уходить, но Барк удержал девушку, положив руку ей на плечо.
– Только уборка постели вас так огорчает?
– Нет, – подумав, ответила она, – вы сами. Я не могу вас понять. Вы притворяетесь, что она вам не нужна, а когда доходит до дела, вы ее не отпускаете. И еще, – сказала она, – я чувствую себя неуютно там, где сейчас живу.
– Вы уверены, что это все?
– Разве этого недостаточно?
– Не знаю. Но мне кажется, Элис, что вам не хватает женственности.
– Я уже это слышала раньше. Не стойте на моем пути, мистер Уолш. Кухня зовет. Ведь работа там отражается на работе в туннеле. Отец сказал мне, что вчера вы побили рекорд Экумбина. А какой рекорд вы побили сегодня?
– Мировой рекорд, – но Барк сказал это довольно неуверенно. – Мы не можем потерпеть неудачу после того, как добились больших успехов.
Элис сказала назидательно:
– Идите и следите за своим рекордом.
Он раздраженно повел плечами и хмуро подчинился, а Элис вернулась в лагерь, постелила постель. Потом, памятуя слова Уолша, пошла к Альфреду.
Лихорадка охватила всех работников в Эдамленде. Альфред не был исключением. Он отключил отопление на кухне и грелся своим собственным энтузиазмом. Это все, что он мог сделать.
– Займитесь этими бобами, мисс Элис, – дал указание Альфред.
Она все еще чистила стручки, когда вошел отец. На его щеках лежал яркий румянец, и поэтому Элис не заметила ни посиневших губ, ни усталых глаз пожилого человека.
– Семь основных дамб, пятнадцать силовых станций, наисложнейшее гидроэлектрическое оборудование за всю историю. Эдамленд получит наивысшую награду! – ликовал он.
«Да, и Нона перережет ленточку», – подумала Элис.
Альфред налил профессору кофе и поставил перед ним кусок пирога. Тот с воодушевлением продолжал:
– Здесь семь месяцев в году нет снега. Мы обеспечим эту безводную страну миллионами кубометров воды и…
– И тремя миллионами киловатт электроэнергии, – со знанием дела добавила Элис.
Папа всегда приводил ей цифры… в отличие от кое-кого.
В этот момент резко загудела сирена. Ее звук ударил по ушам, и они в смятении уставились друг на друга. Элис, однако, замерла лишь на мгновенье, а затем со всех ног бросилась бежать. Слишком хорошо она знала этот высокий, настойчивый, дрожащий звук. Это была чрезвычайная ситуация. Что-то случилось. Она неслась так быстро вниз, к платформе, что не слышала предостерегающих криков отца и Альфреда.
Но внизу все было нормально, и маленький вагончик, как обычно, спускался вниз по игрушечной железной дороге, как будто не было этого леденящего душу воя.
Да нет же, он не спускался, а поднимался. И в нем был только один человек – Барк Уолш. Он увидел лицо Элис и выскочил из вагончика еще до того, как тот остановился.
– В чем дело? – отрывисто спросил он, подумав сразу о профессоре.
– Я… я услышала сирену… и решила, что… Ах, Барк!
Элис заплакала. Он нежно потрепал ее по плечу.
– Выходит, вы не такая уж бесчувственная, Элис из Эдамленда.
Облегчение от того, что с Барком ничего не случилось, вернуло ее к реальности.
– В конце концов, – сказала она, – я знаю тут всех уже довольно давно, они мои друзья.
– Тогда порадуйтесь вместе с ними, Элис! Только что мы побили мировой рекорд. Я поднялся, чтобы сообщить эту радостную весть.
– А как же печальная весть, эта сирена? – настаивала она.
– Вы ошибаетесь, или у вас нервы не в порядке. Разве вы не помните, что по средам мы проверяем наш аварийный сигнал, чтобы поддерживать его в рабочем состоянии?
Вот сейчас она вспомнила. И папа, и Альфред должны были это помнить, поэтому-то они и кричали ей вслед. Она вспыхнула и почувствовала себя неловко.
А Барк Уолш опять долго и изучающе посмотрел на нее. Она молчала, и тогда он сказал:
– Ну, что же, пойдемте со мной, послушаем аплодисменты.
Они вернулись в лагерь, и там уже Барк Уолш включил другую мелодию лагерной сирены – торжествующий рокот в честь достигнутого рекорда.
– Уже все сделано?
– Осталась одна тонкая прослойка, скоро можно будет ленточку перерезать. Этим займутся завтра. – Барк удовлетворенно улыбнулся.
Все рабочие, поднимающиеся из шахты, пожимали друг другу руки. Ланс и Пол не упустили случая поцеловать Элис, другие пристроились за ними в очередь.
Элис с тревогой посмотрела, стоит ли Грант в этой очереди. Оказалось, что нет, но там стоял кое-кто другой.
Тем не менее, когда очередь дошла до Барка Уолша, он всего лишь пожал ей руку и сказал:
– Поздравляю, мисс Эннан!
Но когда Нона с радостным возгласом:
– Барк, ты сделал это! – поцеловала его, он в ответ не стал пожимать eй руку.
В общем, единственным, кто пожал ей руку в тот день, был Уолш. И этим потряс Элис до глубины души.
Но никто ничего не заметил. Все веселились: рекорд был побит, победа одержана. А Элис никогда в своей жизни не чувствовала себя такой несчастной.
Глава девятнадцатая
– Я уезжаю, Барк.
– Ничего подобного ты не сделаешь.
– Дорогой, мне нравится, когда ты командуешь, но сейчас я действительно сыта этим по горло.
– Мы же заключили сделку, Нона, – напомнил он.
– Это скучно, Барк. Женщине нужны не только деньги.
– С каких это пор тебя еще что-то стало интересовать? – сухо осведомился Уолш.
– Я всегда интересовалась Барком…
– Понимаю, что тебе здесь скучно, но это продлится недолго. Ты должна быть здесь, Нона!
– Тогда сделай что-нибудь…
Для Элис это было слишком. Она уронила простыни и заткнула пальцами уши. Руки у нее дрожали. Так она стояла довольно долго, «отключив» звук и не слушая всего того, что выторговывала Нона взамен на согласие остаться.
Когда она отняла руки, то поняла, что все уже было решено. Барк сказал:
– Ты все равно не смогла бы уехать, Нона. Нет ни одного свободного шофера.
Забыв обо всем (ведь все поймут, что она подслушивала), Элис ураганом ворвалась в коридор.
– Я подвезу миссис Уолш!
Две пары глаз сверху вниз посмотрели на Элис. Им приходилось смотреть на девушку сверху вниз, потому что они были выше ее ростом. Элис увидела глаза Ноны и глаза Уолша. Какого цвета глаза у Барка? Она подумала об этом и поняла, что никогда раньше не присматривалась. А сейчас присмотрелась и остановилась в замешательстве. Нет, не из-за цвета глаз – глаза были темные, цвета маренго, а из-за их интенсивности. Они прощупывали насквозь, очень глубоко проникая в душу.
Элис быстро отвела взгляд. Нона удивленно засмеялась. А мужчина с глазами цвета маренго сказал:
– В этом нет необходимости, мисс Эннан. Нона согласилась остаться.
– Но…
– Очень мило с вашей стороны, что вы это предложили, но я думаю, вы лучше помогли бы Альфреду на кухне.
– А миссис Уолш? Она чем поможет?
– Ладно вам, – улыбнулась Нона.
Элис ушла, но направилась не на кухню. На пути к ручью Барк Уолш догнал ее.
– Я сказал, чтобы вы шли на кухню, Элис.
– С каких это пор вы мне отдаете приказания?
– С настоящего момента. Мы сейчас на последнем этапе нашей гонки, и никто не имеет права сворачивать.
– Мне приказывают, а Нону уговаривают, – горько заметила Элис.
– Вы хотите, чтобы вас тоже немного поуговаривали? Для разнообразия?
– А как вы Нону уговаривали?
– Нажимал на материальную сторону.
– А себя не предлагали?
– Да вы, похоже, подслушивали!
– Нет. Как вы однажды заметили, мистер Уолш, в этом доме даже мысли слышны.
– Жалко, что вы не дослушали до конца. Ясно, что из-за вашего характера вы прослушали только половину разговора, а потом заткнули уши. А сейчас, Элис Эннан, вам не мешало бы и рот закрыть.
– Это почему же? – взорвалась она. – Я только что разобрала постель, чтобы наконец-то переехать в свою собственную комнату, а теперь все начинать сначала?
– Всего лишь застелить одну кровать!
– Две. Нона, без сомнения, свою постель тоже собрала.
– Ну, своей она займется сама, – заметил Барк.
Барк закурил сигарету, чего обычно не делал. Он курил трубку, перед этим аккуратно ее набивая. Элис заключила, что он, должно быть, сильно взвинчен.
Каска Уолша была сдвинута на затылок, а морщины под глазами обозначились еще глубже. На секунду Элис стало жаль, что ему приходится тратить редкие минуты отдыха на разборки с двумя женщинами.
Однако это длилось недолго. Элис собралась уходить, но Барк удержал девушку, положив руку ей на плечо.
– Только уборка постели вас так огорчает?
– Нет, – подумав, ответила она, – вы сами. Я не могу вас понять. Вы притворяетесь, что она вам не нужна, а когда доходит до дела, вы ее не отпускаете. И еще, – сказала она, – я чувствую себя неуютно там, где сейчас живу.
– Вы уверены, что это все?
– Разве этого недостаточно?
– Не знаю. Но мне кажется, Элис, что вам не хватает женственности.
– Я уже это слышала раньше. Не стойте на моем пути, мистер Уолш. Кухня зовет. Ведь работа там отражается на работе в туннеле. Отец сказал мне, что вчера вы побили рекорд Экумбина. А какой рекорд вы побили сегодня?
– Мировой рекорд, – но Барк сказал это довольно неуверенно. – Мы не можем потерпеть неудачу после того, как добились больших успехов.
Элис сказала назидательно:
– Идите и следите за своим рекордом.
Он раздраженно повел плечами и хмуро подчинился, а Элис вернулась в лагерь, постелила постель. Потом, памятуя слова Уолша, пошла к Альфреду.
Лихорадка охватила всех работников в Эдамленде. Альфред не был исключением. Он отключил отопление на кухне и грелся своим собственным энтузиазмом. Это все, что он мог сделать.
– Займитесь этими бобами, мисс Элис, – дал указание Альфред.
Она все еще чистила стручки, когда вошел отец. На его щеках лежал яркий румянец, и поэтому Элис не заметила ни посиневших губ, ни усталых глаз пожилого человека.
– Семь основных дамб, пятнадцать силовых станций, наисложнейшее гидроэлектрическое оборудование за всю историю. Эдамленд получит наивысшую награду! – ликовал он.
«Да, и Нона перережет ленточку», – подумала Элис.
Альфред налил профессору кофе и поставил перед ним кусок пирога. Тот с воодушевлением продолжал:
– Здесь семь месяцев в году нет снега. Мы обеспечим эту безводную страну миллионами кубометров воды и…
– И тремя миллионами киловатт электроэнергии, – со знанием дела добавила Элис.
Папа всегда приводил ей цифры… в отличие от кое-кого.
В этот момент резко загудела сирена. Ее звук ударил по ушам, и они в смятении уставились друг на друга. Элис, однако, замерла лишь на мгновенье, а затем со всех ног бросилась бежать. Слишком хорошо она знала этот высокий, настойчивый, дрожащий звук. Это была чрезвычайная ситуация. Что-то случилось. Она неслась так быстро вниз, к платформе, что не слышала предостерегающих криков отца и Альфреда.
Но внизу все было нормально, и маленький вагончик, как обычно, спускался вниз по игрушечной железной дороге, как будто не было этого леденящего душу воя.
Да нет же, он не спускался, а поднимался. И в нем был только один человек – Барк Уолш. Он увидел лицо Элис и выскочил из вагончика еще до того, как тот остановился.
– В чем дело? – отрывисто спросил он, подумав сразу о профессоре.
– Я… я услышала сирену… и решила, что… Ах, Барк!
Элис заплакала. Он нежно потрепал ее по плечу.
– Выходит, вы не такая уж бесчувственная, Элис из Эдамленда.
Облегчение от того, что с Барком ничего не случилось, вернуло ее к реальности.
– В конце концов, – сказала она, – я знаю тут всех уже довольно давно, они мои друзья.
– Тогда порадуйтесь вместе с ними, Элис! Только что мы побили мировой рекорд. Я поднялся, чтобы сообщить эту радостную весть.
– А как же печальная весть, эта сирена? – настаивала она.
– Вы ошибаетесь, или у вас нервы не в порядке. Разве вы не помните, что по средам мы проверяем наш аварийный сигнал, чтобы поддерживать его в рабочем состоянии?
Вот сейчас она вспомнила. И папа, и Альфред должны были это помнить, поэтому-то они и кричали ей вслед. Она вспыхнула и почувствовала себя неловко.
А Барк Уолш опять долго и изучающе посмотрел на нее. Она молчала, и тогда он сказал:
– Ну, что же, пойдемте со мной, послушаем аплодисменты.
Они вернулись в лагерь, и там уже Барк Уолш включил другую мелодию лагерной сирены – торжествующий рокот в честь достигнутого рекорда.
– Уже все сделано?
– Осталась одна тонкая прослойка, скоро можно будет ленточку перерезать. Этим займутся завтра. – Барк удовлетворенно улыбнулся.
Все рабочие, поднимающиеся из шахты, пожимали друг другу руки. Ланс и Пол не упустили случая поцеловать Элис, другие пристроились за ними в очередь.
Элис с тревогой посмотрела, стоит ли Грант в этой очереди. Оказалось, что нет, но там стоял кое-кто другой.
Тем не менее, когда очередь дошла до Барка Уолша, он всего лишь пожал ей руку и сказал:
– Поздравляю, мисс Эннан!
Но когда Нона с радостным возгласом:
– Барк, ты сделал это! – поцеловала его, он в ответ не стал пожимать eй руку.
В общем, единственным, кто пожал ей руку в тот день, был Уолш. И этим потряс Элис до глубины души.
Но никто ничего не заметил. Все веселились: рекорд был побит, победа одержана. А Элис никогда в своей жизни не чувствовала себя такой несчастной.
Глава девятнадцатая
На следующий день предстояло взломать скорлупко-образную стенку в туннеле. Элис не знала о том, кому выпадет почетная миссия – перерезать ленту, однако, судя по всему, это должен был сделать кто-то из непосредственных участников строительства. Элис ничего не слышала насчет прибытия специальных должностных лиц, а Альфред по секрету сообщил, что не получал никаких указаний относительно подготовки к встрече какой-либо высокопоставленной особы.
– И правильно, мисс Эннан, – я считаю, пусть сперва заслужат такую честь.
Каким образом эту честь заслужила Нона Уолш, Элис не имела представления, однако не сомневалась, что та отлично справится с почетной задачей. Накануне Элис увидела, как Нона вынимала из сумки чудесное платье.
Нона заметила ее взгляд и лениво протянула:
– Париж, дорогая. Только вряд ли знаменитому кутюрье когда-нибудь снилось, что этой вещи предстоит спуститься в шахту.
И она издала свой обычный короткий смешок.
Теперь, когда сопутствующая завершению контракта лихорадка осталась позади, все, казалось, хотели лишь одного – перевести дух. Элис ожидала увидеть незамедлительные сборы к отъезду, но Альфред покачал головой:
– Они хотят передохнуть, мисс Элис. Люди управились с работой на три недели раньше срока, и теперь их первое желание – расслабиться.
Элис проворчала, что, как ей представлялось, расслабляться, пожалуй, можно было бы в Сиднее, Париже или Риме.
– Так оно и будет, – ухмыльнулся Альфред, – после того, как перережут ленточку.
И чего ради они так носятся с этой ленточкой? Почему им так не терпится покончить с этим? Ей почему-то казалось, что не полагается ставить крест на каком-то деле сразу же после его завершения. А полагается посидеть и мысленно оценить сделанное, получить от него удовлетворение, насладиться достигнутым.
Беркли Уолш, однако, был явно иного мнения. Он считал, что все слишком затягивается.
– Церемония состоится ровно в девять, – объявил он за обедом. – Все должны присутствовать.
Его взгляд быстро обежал всех присутствующих, на самую короткую долю секунды остановившись на Элис.
В эту ночь девушка не могла уснуть. Она поняла, что все дело в тишине. Годами ее жизнь текла в деловом ритме, и вот теперь этот ритм прервался. Она невольно старалась уловить в ночи рев компрессоров, равномерный стук машин, пронзительный звук сигнала переключения режима. Ничего этого не было.
Ворочаясь на узкой импровизированной койке, она думала о многом. О том, что после десяти лет будет непривычно жить где-то еще, а не на вырубленной в горном склоне террасе. Никто больше не назовет ее принцессой… А эти стычки с Барком Уолшем? Они тоже кончатся. И единственный мужчина, который останется рядом с ней, – это отец. Но это только поначалу, убеждала она себя. Все дело в привычке. Говорят, можно привыкнуть даже к кожной сыпи.
Сон все не приходил. Она видела Нону в чудесном парижском платье, разрезающую ленточку, и вдруг ощутила приступ ярости. Затем ярость сменилась печалью – каким-то слабым, необъяснимым тоскливым ощущением. Элис прекрасно понимала, что оно вызвано мыслями о Ноне, тем, что Нона была – теперь или прежде, а возможно, собиралась стать снова – женой Беркли Уолша.
– Мне-то ничего, это не моя забота, – говорила Элис, обращаясь к кому-то невидимому в темноте. – Просто мне хочется, чтоб было не так, вот и все.
Разрозненные, несвязные воспоминания беспорядочно лезли ей в голову: о том, как равнодушно реагировал Барк Уолш на ее попытки научиться секретарскому делу; о такой же его реакции на ее усилия освоить кулинарное искусство… «Он считает меня совсем безмозглой», – подумала Элис.
Ну, ничего, она ему еще покажет. Вот только устроится на хорошую работу. Руководство Сноуи может предложить немало подходящих мест для девушек, и Элис была уверена, что сумеет занять одно из лучших.
Потом она вспомнила, что Барк не сможет этого оценить, потому что его здесь не будет – он уедет в Новую Зеландию. Непрошенные, невольные, необъяснимые слезы поползли по ее щекам.
Она так и не уснула до рассвета. Когда же стало светать, в этом уже не было смысла. Элис встала и начала наполнять ванну. Потом сбегала за купальной сумкой, а, вернувшись, обнаружила, что на этот раз Нона тоже встала к завтраку и отняла у нее горячую воду. Уж это действительно было последней каплей. Элис забарабанила в дверь.
– Ну, что там такое? – спросил показавшийся в коридоре Барк Уолш.
Он был в халате (темно-зеленом в горошек, машинально отметила Элис) и выглядел раздраженным.
– Не следует беспокоить вашего отца, – сказал он строго.
– Нона забрала у меня воду из ванной, – пробормотала Элис.
– Господи, неужели из-за этого столько шума!
– Вам-то что, а я хотела принять ванну.
– Идите к себе, Элис!
– Она же забрала у меня…
– Это я уже слышал. Мне кажется, я слышал это десяток раз. Вам не жаль профессора? Ему нужен отдых.
– Мне тоже. Но я не спала всю ночь.
– Весьма прискорбно. Но я в этом не виноват.
– Я не могла уснуть. Я думала, мне будет лучше после горячей ванны, а теперь…
– А теперь ванну принимает Нона. Замолчите, или я устрою вам менее приятное купание – в ручье!
– Он же замерз, – вызывающе сказала Элис.
– Хорошо, сначала взломаем лед.
– Я вас ненавижу! – выкрикнула она.
– Стало быть, нас двое, ибо я тоже не особенно себя люблю. Но мой образ действий мне предписан, Элис. И я хочу, чтоб вы об этом помнили.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– И это, – с какой-то грустью сказал Уолш, – тоже мне предписано.
Нона пробыла в ванной так долго, что Элис пришлось довольствоваться принесенным с кухни тазиком горячей воды. «Да и все равно, – думала она с отвращением, – ванная пропахнет жасмином, или ландышем, или еще чем-нибудь, а весь пол будет усыпан розовой пудрой».
Затем она стала размышлять над тем, что ей надеть. У Элис имелись весьма симпатичные вещи, соответствовавшие ее собственным (а не Ноны!) представлениям о красоте и вкусе: элегантные жакетики, изящные воротнички, юбки-колокола с замысловатыми карманами… В каком-то порыве упрямства, сознавая, что сегодня Барк желал бы видеть ее в изысканном наряде, она стала натягивать свои старые брюки.
Придя к завтраку, Элис обнаружила, что все мужчины тщательно позаботились о своей внешности. Они надели лучшие шерстяные рубашки, а их рабочие брюки были выглажены в острую складку.
Нона облачилась в свое чудесное французское платье, безусловно, являвшее собой достойное зрелище. Конечно, оно мало соответствовало обстановке, но, коль скоро речь шла о женщине, такое соответствие требовалось менее всего.
Барк еще не появлялся. Элис села за стол и принялась за яичницу с беконом. У нее кусок не лез в горло, но она специально старалась выиграть время, чтобы не пришлось уйти прежде, чем появится хозяин Эдамленда. И вот он явился – весь в безупречно-сером: отутюженные темно-серые брюки, темно-серый пуловер с выступающим твердым белым воротничком рубашки, темно-серый с синим галстук.
– После шерстяных ветровок ты нынче просто неотразим, дорогой, – объявила Нона через стол.
– Да и ты сегодня неотразима.
Разумеется, взор Уолша не мог миновать и другую из двух присутствовавших особ женского пола. Увидев простую блузку, он понял, что Элис нарядилась в повседневный костюм.
Губы его сжались. Эта сумасбродная девчонка нарочно не пожелала одеться поприличней! Она заслужила хорошую взбучку… Элис поднялась, и взорам присутствующих открылись потрепанные, затертые, лоснящиеся, не поддающиеся чистке залатанные штаны.
Барк со звоном опустил нож и вилку.
– Пойдите и переоденьтесь, – приказал он.
– Я одета.
– Вы знаете, что я имею в виду. Снимите эти штаны.
– Что, здесь? – вызывающе спросила Элис.
Кто-то из мужчин захихикал, но, встретив взгляд Уолша, замолк.
– Перестаньте паясничать! – рявкнул Барк.
– Я понятия не имею, что это значит? Не забывайте, ведь я не училась в обычной школе. Такого слова «паясничать» мы не проходили.
Барку Уолшу стоило немалого труда сохранять самообладание.
– Через час, – сказал он, – в Эдамленде начнется праздник. Это вам о чем-нибудь говорит?
– Абсолютно ни о чем. Кажется, это ваше детище, да?
– По-моему, не более чем ваше. Видит Бог, вы пробыли здесь достаточно долго.
– Слишком долго, – согласилась Элис. – Именно поэтому я не собираюсь спускаться в шахту.
– Вы должны спуститься в туннель, Элис, потому что очень важно, чтоб вы это сделали, поверьте моему слову.
Вошел профессор, тоже празднично одетый.
– Элис, – произнес он укоризненно, – ты еще не готова?
Схватка с Уолшем была для нее делом нехитрым, в сущности, даже приятным, но перечить отцу Элис не посмела. Особенно в это утро. Вчерашний легкий румянец вновь покрывал его щеки, теперь он был еще ярче. Милый, торжественный, взволнованный старый человек, самоотверженно преданный науке! Ради него она должна переодеться, ради его праздника! Она это сделает, но ни за что не спустится в шахту. Отец может прощать и не помнить зла, но дочь – нет. Несправедливость совершена, и она никогда этого не забудет.
– Сейчас переоденусь, папа, – сказала Элис. – Надену мое австралийское платье. – И она одарила Нону веселой улыбкой.
Все, за исключением трех человек, тоже улыбнулись, довольные тем, что она присоединилась к общему настроению. Барк не улыбался. Конечно же, не улыбалась Нона. И не улыбался Френк Грант, наблюдавший за происходящим внимательным хитрым взглядом из-под полуопущенных век.
Элис надела свое голубое платье – мягкое, свободное, с великолепными большими карманами и забавными пуговицами. Расчесала волосы, пока они не засияли, словно золотые нити, прихватила их голубой лентой и отправилась обратно. Войдя, Элис спросила:
– Годится?
Все зааплодировали. Даже Барк наклонил голову. Нона не проявила особого удовольствия, и это ободрило Элис. Френк Грант с зажатой во рту сигаретой все так же оценивающе поглядел на нее из-под полуприкрытых век.
Маленький вагончик вмещал не более десяти человек, поэтому в туннель все могли спуститься только в четыре приема. Элис отправилась с первой группой и даже пошла вместе с ней к штольне. Но как раз оттуда, несмотря на яркое освещение, легче всего было ускользнуть. Возле входа возвышалось сооружение, служившее помостом для тех, кто занимался укреплением свода. Элис стояла в его тени, пока не прибыла четвертая группа, после чего незаметно проскользнула к вагончику. Она уже вполне умела им управлять и вскоре оказалась наверху.
Не таясь, открыто она прошествовала к баракам. Впервые в тишине, которая установилась на стройке и в этих пустых комнатах, она испытывала недовольство собой. Нельзя просто так забыть десять прошедших лет, поняла она. Ей очень хотелось быть внизу вместе со всеми. Но не в качестве униженной девчонки в присутствии самозваной королевы, а настоящей принцессой Эдамленда – той, которой она была по праву.
Она решила попить чаю. Думая об этом, Элис вспомнила свой сегодняшний завтрак. Надо бьшо что-то делать, пока не вернулся мистер Уолш.
Девушка прошла по коридору на кухню, не зажигая света, хотя день был пасмурным. Девушка подошла к раковине, наполнила чайник и вдруг осознала, что в комнате не так сумеречно, как раньше, и откуда-то пробивается свет. Она повернулась и увидела сначала, что дверь приоткрылась, а затем распахнулась настежь. От изумления и полной неожиданности Элис не смогла даже закричать. В дверях стоял Френк Грант.
– Ты! – едва не задохнулась она.
– Да, милочка.
– Я думала, что ты внизу, в туннеле.
– А я вот и не думал, что ты там, – усмехнулся он.
– Мистер Уолш разозлится. Он говорил, что приглашены все.
– Но ты-то не там, – заметил мужчина.
– Я не работаю здесь по контракту.
– Я тоже.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я уволен.
– Так же, как и другие, но они собираются заключить новый контракт.
– А Грант не собирается, дорогуша, – сказал он ухмыляясь.
Ей был ненавистен весь этот разговор с ним, но она вынужденно спросила:
– Ты сам ушел или тебя заставили?
– И то и другое. – Он опять противно улыбался. – Но меня это мало волнует, – похвалялся Френк, – я заработал здесь гораздо больше денег, чем предполагал.
– Это я знаю, – ее злость пересилила страх, – ты получил мое золото.
– Да, и у меня не было никакой возможности отблагодарить тебя за это. Я думаю, я мог бы сделать это сейчас.
Френк сделал шаг в ее сторону.
– Не приближайся ко мне! – крикнула Элис звонким голосом, которому сама удивилась, так как чувствовала, что задыхается от страха.
Она была здесь наедине с этим мужчиной и не ожидала, что кто-нибудь придет сюда в течение часа. В суматохе открывающегося внизу праздника вряд ли кто-нибудь заметит ее отсутствие.
– Не воображай о себе много, голубушка, будь поприветливей. Я много видел, Элис. Ты избалованная девчонка. Мне неизвестно, может быть, тебя никогда не одергивали. Может быть, ты ждешь настоящего мужчину? Я могу быть им, дорогуша. Для хорошей девочки я расстараюсь, вот увидишь.
– Я не хочу ничего знать, не хочу иметь никаких дел с тобой.
– Я немного пьян. Но мы можем славно провести время, а, Элис?
– Пожалуйста, уходи, Грант, уходи немедленно! – повторила она.
– Не надо так разговаривать со мной, Элис. Ведь я тебе нравлюсь, не так ли? Поэтому ты и помалкивала насчет золота.
– Я сделала это из-за моего отца, из-за того, что ты сказал.
Он посмотрел на нее недоверчиво и снова усмехнулся.
– Ты поверила тому, что я мог повлиять на судьбу твоего отца?
– А ты не можешь? – проговорила она с трудом, начиная что-то понимать.
– Брось! Кто я такой? Не будь наивной! Меня вышвырнули бы отсюда в одно мгновение. Да и в любом случае, даже если Барк вдруг встал бы на мою сторону, он едва ли мог помочь старику при последнем издыхании.
– Отец, – тихо произнесла Элис.
– Да, с ним все кончено, Элис. Все это знают. Почему же ты не хочешь расслабиться со мной, прогуляться, вместо того, чтобы ухаживать за больным. Это не очень веселое занятие для молодой девушки.
– Я тебе не верю.
– И я тебе не верю, дорогуша, когда ты говоришь, что ничего не сказала Барку о золоте из-за отца. А может быть, из-за меня, дорогуша?
Он сделал еще один шаг.
– Ты не хотела показывать этого перед другими, но сейчас все в порядке. Здесь никого нет.
Элис дико озиралась. Грант немного отошел от двери. Если ей повезет, она может добраться до нее и выскочить наружу. Грант нарочно позволил девушке уже дотронуться до ручки двери, прежде чем оттолкнул ее назад. Он ударил не в полную силу, но довольно грубо.
– Куда это ты торопишься, Элис? – спросил он.
– Ты присвоил мое золото, – сказала она, задыхаясь.
– А теперь я хочу поблагодарить тебя, и для начала мы поцелуемся.
Грант был уже совсем близко. Изо всей силы она уперлась рукой ему в грудь. Все было бесполезно. Он даже не сопротивлялся, но уверенно приближался к ней безо всяких усилий. Элис слышала его смех. «Если он дотронется до меня, – подумала она, – я сойду с ума». Девушка была на грани истерики. Она решила кричать, кричать, как сумасшедшая. Словно прочитав ее мысли, Грант закрыл ей рот рукой.
– Все равно тебя никто не услышит. Все сейчас внизу.
– Не все. – Дверь широко распахнулась. – Я здесь!
Не видя, кто это был – Грант загораживал дверь от нее, – Элис знала, что это Барк. Она слышала, как он прошел вперед, почувствовала, как оттолкнул ее, повернувшись к Гранту.
Девушка смутно сознавала, что это будет равная борьба. Оба выглядели высокими и сильными, хотя Грант и был моложе Барка на несколько лет.
Грант ударил первым. Это был жестокий удар в голову. Уолш от неожиданности зашатался, и тут же Грант, грубо схватив его под руки, потащил из кухни в коридор. Преимущество было у него, и Элис поняла, чего он хочет. Грант собирался спустить Уолша с лестницы.
Быстрая, как стрела, радуясь тому, что она такая худенькая, Элис проскочила мимо двух мужчин, быстро спустилась вниз и закрыла дверь коридора.
Грант увидел, что она сделала, и разразился проклятиями. Он ударил ее по голове, и хотя удар не был очень сильным, у Элис все потемнело в глазах, все закружилось, затуманилось. Когда она с трудом пришла в себя, то увидела картину, изумившую ее. Френк Грант, превозмогая боль, пытался собраться с силами. Барк стоял спиной к стене, скрестив руки на груди. На его левой щеке виднелась лишь небольшая царапина. У Гранта обильно текла кровь, он кое-как пытался утереть ее.
– Пошел вон! – прорычал Барк.
– Моя сумка, – выдавил Грант.
– Дайте ему сумку, Элис.
Девушка выбежала.
– Как я доберусь до города? – услышала она хныканье Гранта.
– Ножками, – ответил Барк.
Она принесла сумку и поставила ее рядом с Барком. Он взял сумку, распахнул дверь и кинул сумку вниз. Затем довольно аккуратно и практически безо всяких усилий сделал то, что, по ее предположениям, собирался сделать его противник, – спустил Гранта с лестницы, и тот пересчитал все двенадцать крутых ступенек первого пролета.
– И правильно, мисс Эннан, – я считаю, пусть сперва заслужат такую честь.
Каким образом эту честь заслужила Нона Уолш, Элис не имела представления, однако не сомневалась, что та отлично справится с почетной задачей. Накануне Элис увидела, как Нона вынимала из сумки чудесное платье.
Нона заметила ее взгляд и лениво протянула:
– Париж, дорогая. Только вряд ли знаменитому кутюрье когда-нибудь снилось, что этой вещи предстоит спуститься в шахту.
И она издала свой обычный короткий смешок.
Теперь, когда сопутствующая завершению контракта лихорадка осталась позади, все, казалось, хотели лишь одного – перевести дух. Элис ожидала увидеть незамедлительные сборы к отъезду, но Альфред покачал головой:
– Они хотят передохнуть, мисс Элис. Люди управились с работой на три недели раньше срока, и теперь их первое желание – расслабиться.
Элис проворчала, что, как ей представлялось, расслабляться, пожалуй, можно было бы в Сиднее, Париже или Риме.
– Так оно и будет, – ухмыльнулся Альфред, – после того, как перережут ленточку.
И чего ради они так носятся с этой ленточкой? Почему им так не терпится покончить с этим? Ей почему-то казалось, что не полагается ставить крест на каком-то деле сразу же после его завершения. А полагается посидеть и мысленно оценить сделанное, получить от него удовлетворение, насладиться достигнутым.
Беркли Уолш, однако, был явно иного мнения. Он считал, что все слишком затягивается.
– Церемония состоится ровно в девять, – объявил он за обедом. – Все должны присутствовать.
Его взгляд быстро обежал всех присутствующих, на самую короткую долю секунды остановившись на Элис.
В эту ночь девушка не могла уснуть. Она поняла, что все дело в тишине. Годами ее жизнь текла в деловом ритме, и вот теперь этот ритм прервался. Она невольно старалась уловить в ночи рев компрессоров, равномерный стук машин, пронзительный звук сигнала переключения режима. Ничего этого не было.
Ворочаясь на узкой импровизированной койке, она думала о многом. О том, что после десяти лет будет непривычно жить где-то еще, а не на вырубленной в горном склоне террасе. Никто больше не назовет ее принцессой… А эти стычки с Барком Уолшем? Они тоже кончатся. И единственный мужчина, который останется рядом с ней, – это отец. Но это только поначалу, убеждала она себя. Все дело в привычке. Говорят, можно привыкнуть даже к кожной сыпи.
Сон все не приходил. Она видела Нону в чудесном парижском платье, разрезающую ленточку, и вдруг ощутила приступ ярости. Затем ярость сменилась печалью – каким-то слабым, необъяснимым тоскливым ощущением. Элис прекрасно понимала, что оно вызвано мыслями о Ноне, тем, что Нона была – теперь или прежде, а возможно, собиралась стать снова – женой Беркли Уолша.
– Мне-то ничего, это не моя забота, – говорила Элис, обращаясь к кому-то невидимому в темноте. – Просто мне хочется, чтоб было не так, вот и все.
Разрозненные, несвязные воспоминания беспорядочно лезли ей в голову: о том, как равнодушно реагировал Барк Уолш на ее попытки научиться секретарскому делу; о такой же его реакции на ее усилия освоить кулинарное искусство… «Он считает меня совсем безмозглой», – подумала Элис.
Ну, ничего, она ему еще покажет. Вот только устроится на хорошую работу. Руководство Сноуи может предложить немало подходящих мест для девушек, и Элис была уверена, что сумеет занять одно из лучших.
Потом она вспомнила, что Барк не сможет этого оценить, потому что его здесь не будет – он уедет в Новую Зеландию. Непрошенные, невольные, необъяснимые слезы поползли по ее щекам.
Она так и не уснула до рассвета. Когда же стало светать, в этом уже не было смысла. Элис встала и начала наполнять ванну. Потом сбегала за купальной сумкой, а, вернувшись, обнаружила, что на этот раз Нона тоже встала к завтраку и отняла у нее горячую воду. Уж это действительно было последней каплей. Элис забарабанила в дверь.
– Ну, что там такое? – спросил показавшийся в коридоре Барк Уолш.
Он был в халате (темно-зеленом в горошек, машинально отметила Элис) и выглядел раздраженным.
– Не следует беспокоить вашего отца, – сказал он строго.
– Нона забрала у меня воду из ванной, – пробормотала Элис.
– Господи, неужели из-за этого столько шума!
– Вам-то что, а я хотела принять ванну.
– Идите к себе, Элис!
– Она же забрала у меня…
– Это я уже слышал. Мне кажется, я слышал это десяток раз. Вам не жаль профессора? Ему нужен отдых.
– Мне тоже. Но я не спала всю ночь.
– Весьма прискорбно. Но я в этом не виноват.
– Я не могла уснуть. Я думала, мне будет лучше после горячей ванны, а теперь…
– А теперь ванну принимает Нона. Замолчите, или я устрою вам менее приятное купание – в ручье!
– Он же замерз, – вызывающе сказала Элис.
– Хорошо, сначала взломаем лед.
– Я вас ненавижу! – выкрикнула она.
– Стало быть, нас двое, ибо я тоже не особенно себя люблю. Но мой образ действий мне предписан, Элис. И я хочу, чтоб вы об этом помнили.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– И это, – с какой-то грустью сказал Уолш, – тоже мне предписано.
Нона пробыла в ванной так долго, что Элис пришлось довольствоваться принесенным с кухни тазиком горячей воды. «Да и все равно, – думала она с отвращением, – ванная пропахнет жасмином, или ландышем, или еще чем-нибудь, а весь пол будет усыпан розовой пудрой».
Затем она стала размышлять над тем, что ей надеть. У Элис имелись весьма симпатичные вещи, соответствовавшие ее собственным (а не Ноны!) представлениям о красоте и вкусе: элегантные жакетики, изящные воротнички, юбки-колокола с замысловатыми карманами… В каком-то порыве упрямства, сознавая, что сегодня Барк желал бы видеть ее в изысканном наряде, она стала натягивать свои старые брюки.
Придя к завтраку, Элис обнаружила, что все мужчины тщательно позаботились о своей внешности. Они надели лучшие шерстяные рубашки, а их рабочие брюки были выглажены в острую складку.
Нона облачилась в свое чудесное французское платье, безусловно, являвшее собой достойное зрелище. Конечно, оно мало соответствовало обстановке, но, коль скоро речь шла о женщине, такое соответствие требовалось менее всего.
Барк еще не появлялся. Элис села за стол и принялась за яичницу с беконом. У нее кусок не лез в горло, но она специально старалась выиграть время, чтобы не пришлось уйти прежде, чем появится хозяин Эдамленда. И вот он явился – весь в безупречно-сером: отутюженные темно-серые брюки, темно-серый пуловер с выступающим твердым белым воротничком рубашки, темно-серый с синим галстук.
– После шерстяных ветровок ты нынче просто неотразим, дорогой, – объявила Нона через стол.
– Да и ты сегодня неотразима.
Разумеется, взор Уолша не мог миновать и другую из двух присутствовавших особ женского пола. Увидев простую блузку, он понял, что Элис нарядилась в повседневный костюм.
Губы его сжались. Эта сумасбродная девчонка нарочно не пожелала одеться поприличней! Она заслужила хорошую взбучку… Элис поднялась, и взорам присутствующих открылись потрепанные, затертые, лоснящиеся, не поддающиеся чистке залатанные штаны.
Барк со звоном опустил нож и вилку.
– Пойдите и переоденьтесь, – приказал он.
– Я одета.
– Вы знаете, что я имею в виду. Снимите эти штаны.
– Что, здесь? – вызывающе спросила Элис.
Кто-то из мужчин захихикал, но, встретив взгляд Уолша, замолк.
– Перестаньте паясничать! – рявкнул Барк.
– Я понятия не имею, что это значит? Не забывайте, ведь я не училась в обычной школе. Такого слова «паясничать» мы не проходили.
Барку Уолшу стоило немалого труда сохранять самообладание.
– Через час, – сказал он, – в Эдамленде начнется праздник. Это вам о чем-нибудь говорит?
– Абсолютно ни о чем. Кажется, это ваше детище, да?
– По-моему, не более чем ваше. Видит Бог, вы пробыли здесь достаточно долго.
– Слишком долго, – согласилась Элис. – Именно поэтому я не собираюсь спускаться в шахту.
– Вы должны спуститься в туннель, Элис, потому что очень важно, чтоб вы это сделали, поверьте моему слову.
Вошел профессор, тоже празднично одетый.
– Элис, – произнес он укоризненно, – ты еще не готова?
Схватка с Уолшем была для нее делом нехитрым, в сущности, даже приятным, но перечить отцу Элис не посмела. Особенно в это утро. Вчерашний легкий румянец вновь покрывал его щеки, теперь он был еще ярче. Милый, торжественный, взволнованный старый человек, самоотверженно преданный науке! Ради него она должна переодеться, ради его праздника! Она это сделает, но ни за что не спустится в шахту. Отец может прощать и не помнить зла, но дочь – нет. Несправедливость совершена, и она никогда этого не забудет.
– Сейчас переоденусь, папа, – сказала Элис. – Надену мое австралийское платье. – И она одарила Нону веселой улыбкой.
Все, за исключением трех человек, тоже улыбнулись, довольные тем, что она присоединилась к общему настроению. Барк не улыбался. Конечно же, не улыбалась Нона. И не улыбался Френк Грант, наблюдавший за происходящим внимательным хитрым взглядом из-под полуопущенных век.
Элис надела свое голубое платье – мягкое, свободное, с великолепными большими карманами и забавными пуговицами. Расчесала волосы, пока они не засияли, словно золотые нити, прихватила их голубой лентой и отправилась обратно. Войдя, Элис спросила:
– Годится?
Все зааплодировали. Даже Барк наклонил голову. Нона не проявила особого удовольствия, и это ободрило Элис. Френк Грант с зажатой во рту сигаретой все так же оценивающе поглядел на нее из-под полуприкрытых век.
Маленький вагончик вмещал не более десяти человек, поэтому в туннель все могли спуститься только в четыре приема. Элис отправилась с первой группой и даже пошла вместе с ней к штольне. Но как раз оттуда, несмотря на яркое освещение, легче всего было ускользнуть. Возле входа возвышалось сооружение, служившее помостом для тех, кто занимался укреплением свода. Элис стояла в его тени, пока не прибыла четвертая группа, после чего незаметно проскользнула к вагончику. Она уже вполне умела им управлять и вскоре оказалась наверху.
Не таясь, открыто она прошествовала к баракам. Впервые в тишине, которая установилась на стройке и в этих пустых комнатах, она испытывала недовольство собой. Нельзя просто так забыть десять прошедших лет, поняла она. Ей очень хотелось быть внизу вместе со всеми. Но не в качестве униженной девчонки в присутствии самозваной королевы, а настоящей принцессой Эдамленда – той, которой она была по праву.
Она решила попить чаю. Думая об этом, Элис вспомнила свой сегодняшний завтрак. Надо бьшо что-то делать, пока не вернулся мистер Уолш.
Девушка прошла по коридору на кухню, не зажигая света, хотя день был пасмурным. Девушка подошла к раковине, наполнила чайник и вдруг осознала, что в комнате не так сумеречно, как раньше, и откуда-то пробивается свет. Она повернулась и увидела сначала, что дверь приоткрылась, а затем распахнулась настежь. От изумления и полной неожиданности Элис не смогла даже закричать. В дверях стоял Френк Грант.
– Ты! – едва не задохнулась она.
– Да, милочка.
– Я думала, что ты внизу, в туннеле.
– А я вот и не думал, что ты там, – усмехнулся он.
– Мистер Уолш разозлится. Он говорил, что приглашены все.
– Но ты-то не там, – заметил мужчина.
– Я не работаю здесь по контракту.
– Я тоже.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я уволен.
– Так же, как и другие, но они собираются заключить новый контракт.
– А Грант не собирается, дорогуша, – сказал он ухмыляясь.
Ей был ненавистен весь этот разговор с ним, но она вынужденно спросила:
– Ты сам ушел или тебя заставили?
– И то и другое. – Он опять противно улыбался. – Но меня это мало волнует, – похвалялся Френк, – я заработал здесь гораздо больше денег, чем предполагал.
– Это я знаю, – ее злость пересилила страх, – ты получил мое золото.
– Да, и у меня не было никакой возможности отблагодарить тебя за это. Я думаю, я мог бы сделать это сейчас.
Френк сделал шаг в ее сторону.
– Не приближайся ко мне! – крикнула Элис звонким голосом, которому сама удивилась, так как чувствовала, что задыхается от страха.
Она была здесь наедине с этим мужчиной и не ожидала, что кто-нибудь придет сюда в течение часа. В суматохе открывающегося внизу праздника вряд ли кто-нибудь заметит ее отсутствие.
– Не воображай о себе много, голубушка, будь поприветливей. Я много видел, Элис. Ты избалованная девчонка. Мне неизвестно, может быть, тебя никогда не одергивали. Может быть, ты ждешь настоящего мужчину? Я могу быть им, дорогуша. Для хорошей девочки я расстараюсь, вот увидишь.
– Я не хочу ничего знать, не хочу иметь никаких дел с тобой.
– Я немного пьян. Но мы можем славно провести время, а, Элис?
– Пожалуйста, уходи, Грант, уходи немедленно! – повторила она.
– Не надо так разговаривать со мной, Элис. Ведь я тебе нравлюсь, не так ли? Поэтому ты и помалкивала насчет золота.
– Я сделала это из-за моего отца, из-за того, что ты сказал.
Он посмотрел на нее недоверчиво и снова усмехнулся.
– Ты поверила тому, что я мог повлиять на судьбу твоего отца?
– А ты не можешь? – проговорила она с трудом, начиная что-то понимать.
– Брось! Кто я такой? Не будь наивной! Меня вышвырнули бы отсюда в одно мгновение. Да и в любом случае, даже если Барк вдруг встал бы на мою сторону, он едва ли мог помочь старику при последнем издыхании.
– Отец, – тихо произнесла Элис.
– Да, с ним все кончено, Элис. Все это знают. Почему же ты не хочешь расслабиться со мной, прогуляться, вместо того, чтобы ухаживать за больным. Это не очень веселое занятие для молодой девушки.
– Я тебе не верю.
– И я тебе не верю, дорогуша, когда ты говоришь, что ничего не сказала Барку о золоте из-за отца. А может быть, из-за меня, дорогуша?
Он сделал еще один шаг.
– Ты не хотела показывать этого перед другими, но сейчас все в порядке. Здесь никого нет.
Элис дико озиралась. Грант немного отошел от двери. Если ей повезет, она может добраться до нее и выскочить наружу. Грант нарочно позволил девушке уже дотронуться до ручки двери, прежде чем оттолкнул ее назад. Он ударил не в полную силу, но довольно грубо.
– Куда это ты торопишься, Элис? – спросил он.
– Ты присвоил мое золото, – сказала она, задыхаясь.
– А теперь я хочу поблагодарить тебя, и для начала мы поцелуемся.
Грант был уже совсем близко. Изо всей силы она уперлась рукой ему в грудь. Все было бесполезно. Он даже не сопротивлялся, но уверенно приближался к ней безо всяких усилий. Элис слышала его смех. «Если он дотронется до меня, – подумала она, – я сойду с ума». Девушка была на грани истерики. Она решила кричать, кричать, как сумасшедшая. Словно прочитав ее мысли, Грант закрыл ей рот рукой.
– Все равно тебя никто не услышит. Все сейчас внизу.
– Не все. – Дверь широко распахнулась. – Я здесь!
Не видя, кто это был – Грант загораживал дверь от нее, – Элис знала, что это Барк. Она слышала, как он прошел вперед, почувствовала, как оттолкнул ее, повернувшись к Гранту.
Девушка смутно сознавала, что это будет равная борьба. Оба выглядели высокими и сильными, хотя Грант и был моложе Барка на несколько лет.
Грант ударил первым. Это был жестокий удар в голову. Уолш от неожиданности зашатался, и тут же Грант, грубо схватив его под руки, потащил из кухни в коридор. Преимущество было у него, и Элис поняла, чего он хочет. Грант собирался спустить Уолша с лестницы.
Быстрая, как стрела, радуясь тому, что она такая худенькая, Элис проскочила мимо двух мужчин, быстро спустилась вниз и закрыла дверь коридора.
Грант увидел, что она сделала, и разразился проклятиями. Он ударил ее по голове, и хотя удар не был очень сильным, у Элис все потемнело в глазах, все закружилось, затуманилось. Когда она с трудом пришла в себя, то увидела картину, изумившую ее. Френк Грант, превозмогая боль, пытался собраться с силами. Барк стоял спиной к стене, скрестив руки на груди. На его левой щеке виднелась лишь небольшая царапина. У Гранта обильно текла кровь, он кое-как пытался утереть ее.
– Пошел вон! – прорычал Барк.
– Моя сумка, – выдавил Грант.
– Дайте ему сумку, Элис.
Девушка выбежала.
– Как я доберусь до города? – услышала она хныканье Гранта.
– Ножками, – ответил Барк.
Она принесла сумку и поставила ее рядом с Барком. Он взял сумку, распахнул дверь и кинул сумку вниз. Затем довольно аккуратно и практически безо всяких усилий сделал то, что, по ее предположениям, собирался сделать его противник, – спустил Гранта с лестницы, и тот пересчитал все двенадцать крутых ступенек первого пролета.