– Утром? Вы хотите сказать, что ужина нет? Ничего не готово? – Александра шла за женщиной по пятам.
   – Где Россети? – спросила Абигайль.
   – Его здесь нет. Не волнуйтесь, я все устрою. Пойдемте скорее, уже поздно.
   И женщина стала быстро подниматься по лестнице, даже не удостоверившись, что гости идут за ней.
 
   Мужчина возник ниоткуда, заслонил собой вход в конюшню и грозно подбоченился.
   – Наконец-то! – с обычной жизнерадостностью воскликнул лорд Роуленд. – В этой каменной гробнице все-таки есть жизнь!
   Мужчина выдал стремительный поток итальянских слов.
   – Послушайте, любезный, – сказал Финн. – Мы ищем малого по имени Россети. Полагаю, это ваш хозяин. Вы можете сказать, где он?
   – Россети! – Мужчина не выговорил это слово, а с явным отвращением выплюнул его. – Россети! От него всегда одни неприятности. Теперь вот англичане.
   Финн решил, что с него хватит.
   – Ну, да, англичане, и что с того? Кстати, если быть точным, нас трое.
   – Шестеро, – выпалил лорд Роуленд.
   – …и нам необходимы стойла для лошадей. Немедленно. Скоро привезут багаж, если он снова не застрял в грязи, и…
   – Хватит! – Мужчина протестующе поднял руку. Его кожа была обветренной, вокруг ногтей виднелись ободки въевшейся грязи. – Довольно! Я не занимаюсь лошадьми. Мое дело – сад. Лошадей я не знаю.
   – Тогда позовите кого-нибудь… кто работает в конюшне.
   – Здесь никого нет, синьор.
   – Боже правый, когда же это кончится! – взорвался Уоллингфорд. – Вы хотите сказать, что нас никто не ждет? Мне все больше хочется отыскать этого идиота Россети и показать ему, куда он может засунуть свое вечное солнце…
   Финн уже был готов добавить свои пожелания, но тут вмешался лорд Роуленд. Повелительным жестом предложив остальным замолчать, он обратился к садовнику:
   – Скажите, как вас зовут?
   Мужчина кисло улыбнулся:
   – Мое имя Джакомо.
   – Прекрасно. Скажите, Джакомо, нас кто-нибудь ждет? Вас предупредили о нашем приезде?
   – Нет, – отрезал Джакомо.
   Он покосился на замок, и его физиономия скривилась в злобной гримасе.
   – Мне никто ничего не говорит. Она что-то устраивает, появляются визитеры, и все начинается снова. – Он всплеснул руками, окинул взглядом трех усталых англичан и сказал уже более мягким дружелюбным тоном: – Это не ваша вина.
   – И на том спасибо, – буркнул Финн.
   – Кто она? – поинтересовался лорд Роуленд.
   Джакомо его проигнорировал.
   – А где женщины? – спросил он с тяжелым вздохом. – Уже в замке?
   – Женщины? – встрепенулся Финн. – Откуда вы о них знаете?
   – Женщины есть всегда. Без них ничего не обходится. – Джакомо кивнул на лошадей. – У нас есть сено и овес. Пошли, я покажу. – Он резво обернулся и исчез за дверью конюшни.
   – Минуточку! – завопил Финн и метнулся следом. – Вы хотите сказать, что мы должны ухаживать за лошадьми сами? А что будет с багажом?
   – Мальчики из деревни придут утром, – донесся до них печальный голос Джакомо. – Так всегда бывает.
   – Что, черт побери, – пробормотал Уоллингфорд, входя за Финном в конюшню, – он имел в виду?
 
   К тому времени, как Финн и его друзья вошли в замок, хмурый день сменился вечером и комнаты были едва видны в сгущающихся сумерках.
   – Эй! – позвал он, надеясь, что каким-то чудом никто не ответит и весь эпизод с ужасной леди Александрой Морли и ее компанией женщин-дилетанток окажется всего лишь плодом его не в меру разыгравшегося воображения, галлюцинацией, бредом. Утренние события уже действительно начали казаться сном, хотя и кошмарным. Он сделал почти всю работу по устройству лошадей, поскольку ни Уоллингфорд, ни Пенхоллоу ни разу в жизни не прикасались ни к ведру, ни к лопате. А как только животные наконец были устроены, прибыли телеги с багажом и ему пришлось бесконечно следить за выгрузкой, отдавая приказы на плохом итальянском.
   Следует отдать должное братьям Пенхоллоу – они почти не жаловались и старались помогать. Они послушно выгружали сундуки и таскали оборудование, ежеминутно поминая итальянскую погоду и предков синьора Росетти.
   Они были намного разговорчивее, чем сам Финн, настроение которого быстро портилось, когда он начинал думать, что происходит в замке Санта-Агата, пока он и его друзья работают конюхами и грузчиками. Вероятно, у входа в жилую часть замка уже выросли баррикады, которые им не удастся преодолеть, или в лучшем случае наглые женщины захватили все лучшие спальни, предоставив мужчинам ночевать в коридоре. Он представил, сколько будет радости, когда мужчины, потерпев окончательное и бесповоротное поражение, ретируются восвояси, и сжал кулаки.
   Беспардонные создания. Одним словом, женщины.
   – Они, наверное, уже в постелях, – сказал Уоллингфорд, входя в темный зал.
   Багаж лежал бесформенной грудой у подножия лестницы, почти неразличимой в темноте, и Финн с тоской подумал о перспективе перетаскивания его в свои комнаты. Где бы они ни были, эти самые комнаты.
   – Как вы думаете, нам приготовили какой-нибудь ужин? – спросил лорд Роуленд с неуместной, на взгляд Финна, веселостью. – Я бы не хотел вселять в вас напрасные надежды, но мне кажется, что я только что почувствовал какой-то запах. Запах чего-то съедобного, – быстро добавил он, поскольку запахи, окружавшие их в последние несколько часов, были способны отбить аппетит на всю оставшуюся жизнь.
   Уоллингфорд пошел к противоположной от входа стороне зала:
   – Кухни обычно устраивали в задней части замков. Но я думаю, что леди уже съели абсолютно все, что могло быть съедено, и даже собрали крошки с пола.
   Лорд Роуленд пошел за братом, а Финн, сделав несколько шагов, оглянулся и остановился.
   – Идите, – сказал он, – я вас догоню.
   – Не задерживайся! – прорычал Уоллингфорд. – Я не собираюсь ничего тебе оставлять.
   Голос лорда Роуленда звучал вполне дружелюбно.
   – Ты все же задница, Уоллингфорд.
   Финн покачал головой и пошел к сундукам. При одной только мысли о еде у него заурчало в животе. В последний раз он ел на дороге под дождем. В меню был кусок жесткого пармского сыра и еще более жесткий кусок хлеба. Но он видел, как небрежно обращались кучеры с их багажом, и должен был удостовериться, что все в порядке. Если окажется, что какое-нибудь оборудование или приборы пострадали, будет потеряно много недель в ожидании прибытия запасных частей из Лондона или в поисках чего-нибудь более или менее подходящего здесь, в Италии.
   Нет, он обязан убедиться, что все в порядке, сейчас, до ужина, до сна, иначе попросту не сможет уснуть.
   В темноте он едва мог отличить один ящик от другого. Все они были свалены друг на друга в беспорядке, от них пахло сыростью и плесенью. Он долго ходил, спотыкаясь и ощупывая руками кожаные и металлические поверхности в поисках знакомых форм своих сундуков, сделанных на заказ таким образом, чтобы максимально защитить их содержимое от тягот путешествия, погодных условий и нерадивости грузчиков.
   После долгих поисков Финн все же обнаружил свои вещи. Они были довольно сильно потрепаны, кожа в некоторых местах порвана. Вероятнее всего, они насквозь промокли, хотя при таком освещении утверждать это с уверенностью он бы не стал. Он полез в карман, вытащил связку ключей и на ощупь нашел нужный.
   С замиранием сердца он вставил ключ в замок большого ящика и повернул его. Замок, удовлетворенно звякнув, открылся. Финн поднял крышку и сразу почувствовал знакомые запахи металла, кожи и масла. Они были знакомы ему с детства и всколыхнули только приятные воспоминания. Он погладил пальцами переднюю панель. Ребра, выпуклости, рычаги. Все вроде бы в порядке. Похоже, его детище нормально перенесло долгую дорогу и беспардонное обращение. Финн улыбнулся и облегченно вздохнул.
   – Это вы, мистер Берк?
   Он подпрыгнул и резко повернулся, ударился коленом о ящик и опрокинул его на пол. Содержимое вывалилось, раздался душераздирающий грохот, потом скрежет, звук деформации металла, треск, несколько глухих ударов, а потом мелодичный постепенно затихающий звон – это какая-то часть машины покатилась по каменному полу.
   – Боже мой, – ахнула леди Морли. – Мне ужасно жаль.
   Обычно Финеас Берк вел себя вполне достойно в кризисных ситуациях: сохранял спокойствие, действовал хладнокровно и эффективно и начинал приводить все в порядок еще до полного окончания катастрофы. Вот и теперь, как только сундук рухнул на каменный пол, мозг Финна подсказал, что следует опуститься на колени и попытаться не допустить окончательного разрушения оборудования, иными словами, уменьшить ущерб.
   Но его тело не подчинилось команде мозга. Он неподвижно стоял, словно парализованный, и рассматривал находящуюся перед ним фигуру, охваченный смутным ощущением, что все это уже было, словно события предыдущей ночи вернулись, как постоянно повторяющийся кошмарный сон. На этот раз у нее в руке была свеча, свет которой придавал коже женщины золотистый оттенок.
   – Леди Морли, – буркнул он, – какого черта вы здесь делаете?
   – Вы… ваши вещи… – ошеломленно пробормотала она, – позвольте, я вам помогу.
   Она опустилась на колени и поставила свечу рядом с собой.
   – Нет, не надо, только не это, – произнес он, рухнул на колени рядом с ней и принялся быстро шарить руками по каменному полу. – Того, что вы уже сделали, на сегодня достаточно. – Слова слетели с его губ прежде, чем он понял, что сказал.
   Женщина резко выпрямилась, хотя все еще стояла на коленях. Ее голос стал резким.
   – Мне очень жаль, мистер Берк, если я вас испугала, но я пришла сообщить о достигнутых договоренностях.
   – О договоренностях?
   – Ну да, – утвердительно кивнула она и сделала неопределенный взмах рукой. – Относительно всего этого.
   Финн почувствовал прилив бойцовского духа. Проклятие, куда подевался Уоллингфорд? Финн понятия не имел, как обращаться с подобными женщинами, властными и надменными, легко преодолевающими все препятствия. Такие дамы всегда наступают, всегда говорят одно, а имеют в виду другое, всегда смотрят на тебя так, словно твой нос просунулся сквозь садовую изгородь. Но если не обобщать, то женщину, стоящую перед ним, ему больше всего на свете хотелось придушить.
   – Что вы предлагаете?
   – Домоправительница сказала, что замок разделен…
   – Домоправительница? – переспросил Финн, чувствуя себя полным идиотом. Он только что обнаружил, что леди Морли сняла жакет и стоит перед ним, одетая только в юбку и простую белую блузку, верхние пуговицы которой расстегнуты.
   – Да, это женщина по имени Морини. Она появилась сразу же после вашего ухода в конюшню. Она показала нам замок, и, похоже, на какое-то время, то есть до того момента, как появится синьор Россети и урегулирует нашу проблему, обе наши стороны могут устроиться в противоположных крыльях замка и почти не встречаться. Мистер Берк, вы меня слышите?
   – Конечно.
   – Как я уже сказала, мы можем встречаться только за едой. Очень жаль, но здесь нашлась только одна комната, которую можно приспособить под столовую.
   Берк понял только одно: она наконец замолчала.
   – Да, хорошо, все в порядке.
   – Как вы великодушны! Думаю, вы искренне поблагодарите нас за то, что мы много часов работали за служанок – стелили постели и готовили ужин.
   Он почувствовал, что должен что-то сказать, и выпалил первое, что пришло в голову:
   – Значит, здесь нет слуг?
   Он прикладывал титанические усилия, стараясь отвести глаза от нежной шейки, которая была отлично видна теперь, когда верхние пуговицы ее блузки оказались расстегнутыми. Но это было выше его сил, и теперь он пытался хотя бы не опускать глаза ниже, чтобы выяснить, как далеко зашло расстегивание блузки.
   – Вашей способности делать логические выводы можно позавидовать, мистер Берк. Думаю, вы наповал сражаете коллег в Королевском обществе своей убийственной логикой.
   Финн открыл рот, чтобы сформулировать достойный ответ (одно дело, когда ты находишься в зале, полном разумных мужчин, а другое – когда ты один на один с дерзкой нахалкой…), но тут его глаза отказались подчиняться и скользнули вниз по застежке блузки.
   Все оказалось намного хуже, чем он мог предположить в своих самых смелых фантазиях. Она расстегнула довольно много пуговиц, и ее кожа, освещенная мягким светом свечи, призывно светилась. Но это было еще не самое страшное. Хуже было то, что мягкая ткань – вероятно, из-за физической работы – разошлась, обнажив мягкие изгибы восхитительно полных грудей, едва прикрытых кружевами.
   Глаза Финна метнулись обратно и замерли на возмущенной физиономии леди Морли.
   – Я… это… конечно… «Моя дорогая леди Морли, хочу вас проинформировать, что ваша левая грудь почти вывалилась из блузки, а правая вот-вот последует за ней».
   – Да, – ехидно выговорила она. – Очень впечатляюще.
   «…То есть в данный момент вываливается из блузки ваша правая грудь, поскольку она находится напротив моей правой руки, а мы стоим лицом друг к другу…»
   – Вам нечего сказать, мистер Берк?
   «…Вы, наверное, захотите убрать свои восхитительные груди обратно под одежду. Я могу помочь».
   Александра переложила свечу в другую руку, и когда пламя осветило ее лицо, Финн заметил бледность, темные круги под глазами.
   – Хорошо, – сказала она. – Раз уж от вас не дождешься благодарности, я и так покажу вам дорогу в столовую. – Она повернулась, взмахнув юбками. – Надеюсь, я не наступлю ни на что из ваших рассыпавшихся вещей, мистер Берк. Но если у меня под ногами что-то хрустнет, я вам немедленно сообщу.
   – Вы слишком добры, леди Морли, – выдавил из себя Берк и пошел за огоньком свечи. – Да, кстати, у вас на воротнике небольшое пятнышко. Полагаю, вам следует обратить на него самое пристальное внимание.
   И в это же время Финн решил, что убьет Россети. Если, конечно, этот негодяй появится.

Глава 5

   Александра, приготовившаяся начать дискуссию об Аристофане, была прервана козой.
   – Ой, прости, пожалуйста! – воскликнула Абигайль.
   Она вскочила со стула и схватила животное за кожаный ошейник.
   – Нет, дорогая, прошу тебя, только не эту занавеску.
   – Какая она грязная, – поморщилась Александра. – Неаппетитное зрелище!
   Абигайль скорчила извиняющуюся гримаску и примирительно объяснила:
   – Ее пора доить, понимаешь? Ты нашла меня, умница моя.
   Девушка наклонилась к козе и тут же охнула, получив весьма чувствительный удар ее каменной башкой по подбородку.
   – Моя дорогая Абигайль, – Александра закрыла книгу, использовав вместо закладки собственный палец, – мне бы не хотелось охладить твой энтузиазм, но позволь тебе напомнить, что мы проехали тысячу миль в эту дыру… то есть, я хотела сказать, в этот восхитительный сельский уголок, не для того, чтобы ты научилась доить коз. Мы приехали, чтобы учиться, расширить свой кругозор, приобрести новые знания.
   – Но ведь бедняжку необходимо подоить! Правда, дорогая? Ой, это же моя нижняя юбка! Не надо ее жевать.
   – Уверена, здесь достаточно козлов… людей, которые вполне справятся с этой задачей, – сказала Александра, хмуро глядя на сестру, совершавшую неловкое па-де-де вокруг козы, стараясь вытащить из ее цепких челюстей подол своей нижней юбки.
   – На самом деле людей нет. Все мужчины в поле – сажают овощи, синьорина Морини занята приготовлением сыра, а Мария и Франческа заканчивают уборку комнат к приезду священника для пасхального благословения.
   Александра протестующе подняла руку:
   – Хватит! Не вижу ни одной причины…
   – И кстати, – продолжила, нисколько не смутившись, Абигайль, которой все-таки удалось освободить свою нижнюю юбку, – мне нравится доить коз.
   – Но Аристофан…
   – Я уже читала этого деятеля. Дважды, – сказала Абигайль и устремилась прочь из комнаты, волоча за собой козу. – В оригинале, на греческом языке.
   Александра вскочила и закричала ей вслед:
   – Тогда ты могла бы возглавить нашу дискуссию!
   Но Абигайль уже исчезла. Она вылезла через дыру в стене, через которую несколькими минутами раньше в помещение проникла коза. Подувший через эту же дыру свежий ветерок принес запах молодой травы и вспаханной земли. Александра снова опустилась на стул.
   – А ты могла бы и помочь, – сказала она, обращаясь к леди Сомертон.
   – В чем? – подняла свою очаровательную головку кузина.
   Александра закатила глаза.
   – Вот именно. Ну почему все так складывается? – вопросила она, не обращаясь ни к кому конкретно. – Единственный человек, который серьезно относится к нашему начинанию, это я!
   – Извини! – воскликнула Лилибет и поправила лежащую на коленях книгу. – Я тоже отношусь к нему со всей серьезностью. На чем мы остановились? И куда ушла Абигайль?
   – Абигайль занята козами, сыром и прочими делами, а ты целыми днями грезишь о Пенхоллоу, и…
   – Что ты сказала? О Пенхоллоу?
   – …и мы вынуждены вести наши дискуссии в этой жалкой разваливающейся комнатушке… – Александра повела рукой, показывая на потемневшие от времени деревянные балки, пожелтевшую осыпающуюся штукатурку, усики глицинии, свисающие с подоконника сквозь крупные щели.
   – Это очень хорошая комната, – не согласилась Лилибет. – Здесь днем всегда много солнца.
   – Потому что крыша дырявая! – возвысила голос Александра и ткнула пальцем в сторону самой крупной дыры. – Стены, кстати, тоже.
   – Дыры сейчас никому не мешают, – примирительно сказала Лилибет. – Погода замечательная.
   – Ну и что?
   Лилибет невозмутимо пожала плечами:
   – Мы могли бы встречаться в холле. Или в столовой.
   Александра бросила книгу на деревянный столик, стоявший рядом с ее стулом.
   – Я не понимаю, почему мужчины заняли библиотеку. Там и крыша, и стены целые.
   – Но там темно и окна на север. И она в их крыле. – Лилибет аккуратно закрыла книгу. – Если помнишь, это была твоя идея – жить в разных крыльях замка.
   – Я думала, они уедут через две недели, – попыталась оправдаться Александра.
   Она встала и подошла к окну. Пейзаж был воистину изумительным. Впереди, насколько хватал глаз, террасированные свежевспаханные поля уже ощетинились зелеными всходами. Чуть в стороне начинались виноградники, которые тянулись до самой деревни, расположенной внизу, в долине. Стоящие там аккуратные домики под красными крышами сверху казались игрушечными. Немного левее местные мужчины сажали овощи. А справа располагалось противоположное крыло замка. Там Уоллингфорд, Пенхоллоу и Берк заняли несколько пригодных для проживания комнат и жили в них, упрямо отказываясь признать поражение.
   – На самом деле это была прекрасная идея, – сказала Лилибет. – Разумная и соответствующая сложившимся обстоятельствам. Мы встречаемся только за едой и потому избавлены от множества неловких моментов.
   Александра отвернулась от окна и криво усмехнулась:
   – Действительно, ужасно неловко, не правда ли? Оказывается, бедняга Пенхоллоу, как и прежде, отчаянно влюблен в тебя.
   Точеные скулы Лилибет слегка порозовели.
   – Это неправда. Он почти не разговаривает со мной.
   – Разве может быть лучшее доказательство моей правоты? Да ладно тебе! – Александра улыбнулась, наблюдая за явным смущением Лилибет. – Ты ведешь себя как юная девушка.
   Лилибет встала, сжимая книгу в руках.
   – Ты не имеешь права разговаривать со мной таким тоном. И не имеешь права обвинять меня.
   – Обвинять? – Удивление Александры было совершенно искренним. – В чем?
   – Он ничего для меня не значит. Я бы никогда… У меня есть муж, Алекс.
   – О Боже, дорогая, прости! У меня и в мыслях не было. – Александра подошла и обняла Лилибет за плечи. – Я только хотела сказать, что он восхищается тобой. Да и как могло быть иначе? Тобой нельзя не восхищаться.
   – Вовсе нет. – Лилибет подняла на Александру невозмутимые голубые глаза. – Я недостойна восхищения. Иначе я осталась бы в Англии.
   – Он чудовище, Лилибет. Настоящий зверь.
   – Да, – не стала спорить Лилибет. – Но он отец моего сына.
   Она сделала неуверенный шаг в сторону, продолжая сжимать книгу, и быстро вышла из комнаты.
   Александра хотела было пойти за кузиной, но какая-то неведомая сила удержала ее на месте. И она снова подошла к окну.
   Кудрявое облако заслонило солнце, и округа погрузилась в тень. Мужчины, занимавшиеся посадкой овощей, прекратили работать и теперь утоляли жажду из большого коричневого кувшина, передавая его друг другу. Александра лениво наблюдала за их размеренными движениями и одинаковыми жестами. Неожиданно ей пришло в голову, что эти люди знают друг друга с раннего детства. Они обрабатывают эти поля, как это делали их деды и прадеды. Тяжелым трудом зарабатывая себе на жизнь, они находят радость в простых удовольствиях и ничего не знают о доходных ставках, акциях компаний и горечи банкротства.
   Ее внимание привлекло движение возле виноградника. Там быстро двигался мужчина – большими целеустремленными шагами. Александра узнала, кто это, даже раньше, чем из-за облака снова выглянуло солнце и осветило яркую рыжую шевелюру.
   Не вполне сознавая, что делает, Александра придвинулась ближе к окну и прижалась носом к стеклу, чтобы лучше видеть. Для такого высокого человека он перемещался с удивительной грацией. Его длинные ноги «пожирали» расстояние, руки двигались в такт шагам. Издалека она не могла видеть его лица, но точно представляла его: лоб нахмурен, глаза прищурены, взгляд устремлен вперед.
   Вдруг за ее спиной раздался голос:
   – Molto bello, no?
   Александра отпрыгнула от окна и обернулась.
   Темные глаза синьорины Морини сияли.
   – Вы так не думаете? – кивнула она в сторону окна. – Молодой англичанин. Такой высокий, такой красавчик. Глаза как первая весенняя трава.
   – Я… я не знаю. – Александра отвернулась от окна и нервно вцепилась в край подоконника. – Он… он со мной не разговаривает.
   Синьорина Морини пожала плечами:
   – Чепуха. Этот джентльмен, он вообще мало разговаривает. Но чувствует… – Она прижала кулак к груди. – Он много чувствует.
   – Откуда вы знаете?
   – Джентльмены, я их понимаю. Тот, кто мало говорит, много чувствует, – улыбнулась итальянка. – Вам он нравится? Синьор Берк?
   – Я… я его почти не знаю. Он ученый, – добавила Александра, как будто это все объясняло.
   – Он очень умен, этот мистер Берк. Он весь день работает в… как это называется по-английски? В маленьком домике для экипажей. В том, что в долине у озера.
   – Правда? Ему там, наверное, удобно. – Александра скосила глаза в окно и снова уставилась на домоправительницу.
   Синьорина Морини продолжала улыбаться.
   – Если хотите, я расскажу, как найти этот маленький домик.
   – Меня это совершенно не интересует! – возмутилась Александра. – Нисколько!
   Синьорина Морини, от которой исходил дразнящий аромат свежего хлеба, прошла мимо нее к пролому в стене и указала в сторону террасированного склона, спускающегося в долину.
   – Надо спуститься вниз и свернуть налево. Там внизу вы увидите много деревьев, а за ними – маленький домик. – Она снова повернулась к Александре. – Одно время там жил… ох, эти английские слова… тот, кто следил за экипажами, за кучерами… – На ее красивом лице отразилась беспомощность.
   – Главный кучер?
   – Да, главный кучер. – Она тщательно выговорила оба слова, словно пробуя их на вкус.
   – А теперь он там не живет?
   Синьорина Морини щелкнула пальцами:
   – Здесь больше нет главного кучера. И простого тоже нет. Остался только Джакомо. Я пришла сказать, что утром принесли почту из деревни. Для вас письмо и газета. – Она показала на маленький столик, где рядом с книгой Аристофана появилась маленькая стопка корреспонденции.
   Александра попыталась, стоя у окна, прочитать, что написано на конверте. Не получилось.
   – Спасибо.
   – Не стоит благодарности, – ответила синьорина Морини, направилась к выходу, но остановилась и нерешительно оглянулась: – Тут есть еще письмо для синьора Берка. Девушки не отдали его – были слишком заняты приготовлением сыра и уборкой.
   – Ужасно. Теперь он получит это письмо, только когда вернется.
   Синьорина Морини указала рукой на пролом в стене:
   – Вниз и налево. Деревья, озеро. Туда никто не ходит. Очень спокойно.
   – Он любит уединение. Спасибо, синьорина.
   – Мне это ничего не стоит, миледи. – Домоправительница по-доброму подмигнула и исчезла за дверью. В воздухе еще несколько минут чувствовался запах хлеба.
   Александра долго смотрела на стопку корреспонденции, лежавшую на столе. В ее прежней, замужней жизни ежедневный ритуал прибытия почты доставлял ей много радости. Письма, приглашения, газеты, даже счета от портнихи и шляпницы занимали ее, поскольку все легко решалось и напоминало о материальном благополучии, в котором она жила.
   И которого больше нет.
   – Встряхнись, Морли, – посоветовала она себе. – Надо прочитать. Плохие новости не станут хорошими, если их игнорировать.
   Из сада подул ветерок, слабый и наполненный запахами весны. Александра позволила ему отнести себя к столу и конвертам. Внизу лежала газета. «Таймс». Уоллингфорд поручил своему лондонскому поверенному высылать ее каждую неделю. Александра первым делом взяла газету, развернула ее и просмотрела заголовки. Ничего нового.
   Парламент, Ирландия и все такое. Такие вещи были интересны ей раньше, когда ее мир, ее личный мирок был прочным и надежным. Тогда она могла вести многочасовые споры с друзьями, сидя в своей уютной гостиной, относительно новых лиц в кабинете министров и результатах голосования в палате общин. Обязательным приложением к этим спорам были в меру охлажденное шампанское и нежные сандвичи – с тонкими ломтиками ветчины, зеленым салатом и сыром, подаваемые на блестящих подносах высокими лакеями. Ее салоны приобрели широкую известность. В них она была королевой, занимающей свое законное место и уверенно глядящей в будущее.