Впереди виднелись деревья – огромные дубы, березы, каштаны, ясени и гибкие ивы, клонившиеся над водой. Их густая листва сулила тень, а если начнется ливень, как предсказывал Майлс, можно будет укрыться под ними или же в беседках, разбросанных по парку. Все сошлись на том, что гроза придаст пикнику романтики. Все, кроме Синтии, – она промолчала.
Что ж, эти люди располагали достаточными средствами, чтобы заменить шляпки, платья и обувь, если промокнут, запачкаются или как-то иначе испортятся. А вот она… Хорошо еще, что она могла пользоваться услугами горничной Вайолет. Девушка оказалась настоящей находкой – удалила пятна с подолов ее платьев, оживила поникшее кружево и восстановила яркость некоторых из ее вещей.
Но горничная ничего не могла поделать с подошвами ее ботинок. Синтия уже начала чувствовать сквозь них землю. Прошедшей ночью ее опять разбудил старый сон, а утром она увидела в зеркале голубоватые тени у себя под глазами.
Перед ней шла леди Джорджина. Ее бледно-золотистая коса была аккуратно уложена на затылке – напоминала мишень, так что Синтия развлеклась тем, что целилась в нее воображаемыми стрелами. Это было не слишком великодушно с ее стороны, но она сказала себе, что с радостью симпатизировала бы леди Джорджине, если бы было за что. Накануне вечером весь разговор Джорджины сводился к тому, что она всем восхищалась – платьями, прическами и остроумными репликами других женщин. Но она говорила только тогда, когда к ней обращались, в основном же слушала. Эта девушка была так вежлива и так мила, что было трудно понять, что же она собой представляла.
Рядом с Джорджиной шагал Майлс Редмонд – высокий, элегантный и непринужденный. Шагал с таким видом, словно весь мир принадлежал только ему. А его спутница, похожая на цветок в своем белом муслиновом платье, старалась не отставать от его размашистого шага.
Все остальные разбрелись по траве, точно бильярдные шары, раскатившиеся после первого удара. Но диспозиция неуловимо менялась. Сзади на Синтию надвинулась тень, закрывшая солнце, – это лорд Милторп обошел молодого лорда Аргоси, также направлявшегося к ней. В результате Аргоси пришлось отстать и присоединиться к Вайолет с Джонатаном; те над чем-то весело смеялись, что не мешало им опекать двух дам – леди Уиндермир, тащившуюся по траве, как перегруженная повозка, и леди Мидлбо, напоминавшую ландо в своем бордовом платье.
– Я тут немного поразмыслил о том, какая собака подойдет вам, мисс Брайтли, – начал лорд Милторп.
– Вы думали обо мне, сэр? То есть о собаке для меня, не так ли?
Его красноватые щеки приобрели багровый оттенок. Отлично! Значит, она попала в точку. Но ему надо было держать марку. Ведь собаки – весьма серьезная тема.
– Есть много великолепных пород, но мне кажется, что собака должна соответствовать личности хозяина. Что касается вас, мисс Брайтли, то я затрудняюсь выбрать между спаниелем и борзой.
Шагавший впереди них Майлс Редмонд замедлил шаг, указав на насекомое, сидевшее на листе куста. Он что-то сказал, и леди Джорджина с удивлением воскликнула:
– О, мистер Редмонд! Это так интересно!
Что интересно? Муха? Гусеница? Паук?
– …Спариваются, – донеслось до Синтии единственное слово из ответа Майлса.
Густо покраснев, она переключила внимание на маркиза.
– А почему вы ограничили выбор двумя породами, лорд Милторп?
– Ну… – Он прочистил горло. – Спаниель напомнил мне о вас, поскольку у него такие красивые шелковистые уши.
Пораженная его словами, Синтия невольно схватилась за свое правое ухо.
Но лорд Милторп, увлеченный темой, этого не заметил.
– Собственно, суссекские спаниели покрыты длинной шерстью – мягкой, как пух, особенно на груди. И у них красивый короткий хвост.
Спереди донесся какой-то звук, напоминавший смех. Солнце, отразившееся от очков, выдало Майлса. Черт бы его побрал! Он опять подслушивал! Да еще и смеялся!
Внезапно ее глаза начали слезиться. Но от истерики или веселья? Этого Синтия не знала.
– Спаниели очень ласковые и верные создания. Ладные и резвые. И у них очаровательные глаза, большие и блестящие.
«Интересно, а я верная? – задалась вопросом Синтия. – И неужели лорд Милторп считает меня ладной и резвой?»
Плечи Майлса дрогнули – словно от приступа веселья.
– Звучит мило, – сказала Синтия громче, чем это было необходимо. Да, пожалуй, она верная. Будь у нее такая возможность, она была бы не менее верной спутницей для стоящего мужа, чем спаниель. Хотя бы из благодарности.
Они почти поравнялись с Майлсом и Джорджиной, но тут Майлс внезапно закончил изучение ползающего создания, обосновавшегося на листе, и двинулся дальше. Джорджина поспешила следом, стараясь не отставать.
– А как насчет второй породы, которую вы выбрали, лорд Милторп?
На его лице появилось выражение торжества.
– Возможно, вы удивитесь, но это борзая, мисс Брайтли. Элегантные, гордые животные. Всегда стремятся быть первыми. И из них получаются отличные друзья, если завоевать их доверие.
Пожалуй, он куда проницательнее, чем ей казалось. Синтия покосилась на лорда Милторпа, попытавшись представить себя его женой, лежащей рядом с ним в постели. Наверняка он будет храпеть. Она поспешно отогнала мысль о том, чтобы спать с ним до конца своей жизни, и сосредоточилась на текущем моменте.
Пальцы лорда Милторпа беспокойно сжались – словно пытались обхватить несуществующее ружье. Очевидно, разговор о собаках навевал на него тоску по охоте – подобно тому, как пьяница тоскует по фляге с вином.
– Должна сказать, сэр, – произнесла Синтия, – что оба сравнения льстят мне. Я даже не знаю, что выбрать.
– Напротив, эти сравнения не отдают вам должного, мисс Брайтли. Но это лучшее, что я способен придумать, учитывая наше краткое знакомство.
Синтия улыбнулась, растроганная мыслью, что лорд Милторп провел весь вечер, думая о породах собак. Конечно же, он хотел доставить ей удовольствие. Пожалуй, любой мужчина может стать обаятельным при надлежащем поощрении.
Лорд Милторп заметил ее улыбку, и все его тело, казалось, выпрямилось и расцвело.
Разумеется, он никогда не будет ни красивым, ни молодым. Или хотя бы интересным.
Но он будет добрым.
– Что скажете, Редмонд?! – окликнул он Майлса с добродушной уверенностью, которая обычно проистекает от безраздельного внимания очаровательной спутницы.
Майлс тотчас остановился и повернулся к ним с вежливой улыбкой, демонстрируя полный рот зубов, идеально ровных и – черт бы его побрал! – безупречно белых.
– Что я скажу, Милторп? Вас интересует мое мнение? У меня всегда найдется, что сказать. Спрашивайте.
– Скажите, Редмонд, какая порода собак подойдет мисс Брайтли? Я сузил выбор до спаниеля и борзой.
– Хм… Собака для мисс Брайтли?
Впервые за весь день Майлс посмотрел прямо на нее, и Синтия невольно напряглась. Последовала продолжительная пауза. Наконец Майлс расправил плечи, сцепил руки за спиной и перевел взгляд на маркиза.
– Ну, я бы сказал следующее, Милторп. Спаниели охотятся на всякую мелочь – птиц и тому подобное – и выпускают добычу из зубов, придушив. Это небольшие животные, жмущиеся к земле, чтобы пробираться через кустарники и подлесок. Тогда как борзые… О, борзые – это утонченные создания, натасканные на преследование более крупной дичи. Вам нравится загонять добычу, Милторп?
– Конечно, старина. Мне нравится все, связанное с охотой. Правда, пока у меня нет собственных борзых, но Кастли написал мне, что у него есть несколько щенков. Надеюсь, мне удастся съездить к нему в Шропшир и выбрать одного из них для себя.
– Собака никогда не бывает лишней, – произнес Майлс с самым серьезным видом.
Синтия нахмурилась, а лорд Милторп с жаром воскликнул:
– Конечно, никогда!
– Что касается борзых, – продолжил Майлс, – то они более… честолюбивы. Преследование требует определенной хватки, не так ли? И в отличие от спаниелей они не довольствуются всякой мелочью, а ведут более сложную игру, рассчитанную на более крупную добычу. – Майлс выразительно взглянул на Синтию, и этот его взгляд являлся совершенно очевидным намеком на их недавний разговор. – Причем они делают это открыто, у всех на виду. Известно также, что борзыми часто увлекаются аристократы и знатные персоны.
Снова одарив Синтию взглядом, Майлс резко повернулся и двинулся дальше, напоследок бросив через плечо:
– Определенно мисс Брайтли больше подходит борзая.
Синтия пожалела, что ей нечем запустить ему в спину.
– Пожалуй, я предпочла бы спаниеля, – заявила она, повернувшись к лорду Милторпу.
– Обе породы великолепны, – дипломатично отозвался тот, глядя вслед Майлсу с несколько озадаченным видом.
– А я предпочла бы шпица, – жизнерадостно сообщила обернувшаяся леди Джорджина; она-то пребывала в блаженном неведении относительно завуалированных намеков Майлса. – Они такие милые!
– Но я слышал, что шпицы кусаются, леди Джорджина, – заметил Майлс. – Мне не хотелось бы, чтобы вас покусали.
Смешок леди Джорджины был более восторженным, чем следовало, – ведь Майлс ничего забавного не сказал.
«Неужели и я была такой простушкой?» – спрашивала себя Синтия. Нет, вряд ли. Она никогда не могла позволить себе подобной роскоши. А ведь они с Джорджиной – почти ровесницы.
Тут Майлс заметил паутину, натянутую между кустами. Он остановился, чтобы полюбоваться тончайшей сетью, раскинутой пауком, и Синтия с Милторпом присоединились к нему. Сзади послышался голос Вайолет.
– Прекрати, Джонатан! – взвизгнула она; очевидно, брат немилосердно поддразнивал ее.
– У меня в комнате живет паук, – выпалила вдруг Синтия.
– Передайте ему мои наилучшие пожелания, когда вернетесь, – отозвался Майлс, не удостоив ее взглядом.
– А вы не знаете, что это за разновидность пауков?
– О, вне всякого сомнения, это паук-нянька. Она не причинит вам вреда. Ей всего лишь…
– Ей? Как мило!
Майлс пропустил ее реплику мимо ушей.
– Ей нужен приют. Лучше всего в уголке, у окна, где так хорошо ловятся летающие и ползающие насекомые. Пауки очень домовиты.
Синтия никогда не смотрела на пауков с такой точки зрения. Домовитость в ее представлении всегда была связана с выметанием пауков из всех углов.
– Будьте снисходительны к бедняжке. Она всего лишь пытается быть самой собой. И не говорите про нее горничным, – добавил Майлс.
Синтия взглянула на него с изумлением. Пытается быть самой собой?
Майлс отвел глаза и зашагал следом за Джорджиной, уже успевшей уйти вперед.
– Неплохой парень, хотя и любит читать лекции, – сказал лорд Милторп. – Вам действительно нравится охотиться, мисс Брайтли? Похоже, мистер Редмонд в этом уверен.
Синтия помедлила с ответом.
– Ну… я еще не пробовала загонять дичь, – сказала она, не погрешив против истины.
Лорд Милторп откинул голову, готовясь к напыщенной тираде.
– Возможно, в один прекрасный день вы познаете наслаждение гончей, несущейся по открытому пространству. Преследуя…
Маркиз умолк, так как в этот момент их догнала Вайолет.
– Синтия – замечательная охотница, – сказала она с серьезнейшим видом и покосилась на подругу.
– О, прекрасно! – просиял лорд Милторп. – Вижу, вы поскромничали, мисс Брайтли. В таком случае решено! Я поговорю с Майлсом, и мы устроим завтра состязания по стрельбе. Вы составите нам компанию, мисс Редмонд?
– Да, пожалуй, – произнесла Вайолет с задумчивым видом, не сулившим ничего хорошего для любого мероприятия.
Синтия потихоньку ущипнула ее, и Вайолет, округлив губы, воскликнула:
– Ах, ты не поняла!
Впереди Майлс просвещал леди Джорджину:
– …Как раз сезон для спаривания этих особей, откладывающих яйца в августе.
– Майлс постоянно говорит о спаривании и тому подобном, – сказала Вайолет, как бы извиняясь за брата. – Вероятно, спаривание – основное занятие насекомых и прочих животных.
– И туземных девушек, – пробормотала Синтия. – Если верить слухам.
Резко повернув голову, Майлс посмотрел прямо на нее. И смотрел так долго, что она снова вспомнила о поцелуе. Она даже представила его – причем так живо, что у нее щеки загорелись.
Наконец Майлс отвернулся, и Синтия с облегчением вздохнула. Внезапно ей показалось, что она чувствует влагу через чулок, и это означало, что шов на ее ботинке окончательно разошелся. Вся ее жизнь, казалось, держалась на старых потертых нитках.
Лорд Милторп отстал, разговорившись с двумя молодыми людьми – Джонатаном и Аргоси, – и все трое ужасно оживились. Можно было не сомневаться: они говорили о четвероногих существах и убийствах.
– В конце концов, – продолжила Вайолет, развивая свою мысль, – чем еще заниматься животным и насекомым, кроме еды, спаривания и убийств? Майлс может рассуждать об этом до бесконечности.
Услышав, как сестра описывает дело всей его жизни, Майлс бросил на нее через плечо иронический взгляд.
– В этом смысле они ничем не отличаются от людей, – заявила Синтия, слегка повысив голос. После разрыва ее помолвки брачные игры слишком уж тесно сплелись в ее сознании с убийством, чтобы казаться забавными.
Но ее реплика вызвала оживление среди собравшихся. Леди Уиндермир, считавшая себя обязанной опекать более молодых дам, несколько растерялась; она не знала, следовало ли ей пресекать подобные разговоры.
Недовольная тем, что ей приходится выносить суждение по этому поводу, она предпочла отстать. Повернувшись к слуге, спросила:
– В вашей корзинке, случайно, нет портвейна, любезный? Как насчет того, чтобы остановиться и открыть его прямо сейчас?
«Похоже, из леди Уиндермир такая же дуэнья, как из мещанки Бата[1]», – подумала Синтия. И этот факт весьма приободрил ее.
– Вообще-то… – Майлс сделал паузу, и все тотчас замолчали, поскольку он слыл известным путешественником и его истории вызывали всеобщий интерес, – когда самец паука-няньки испытывает потребность в спаривании, он преподносит самке подарок – скажем, муху. Чтобы отвлечь ее на то время, которое требуется для спаривания. Но ему нужно быстро сделать свое дело, иначе… Если она покончит с его подарком раньше, чем он закончит свою работу, она сожрет его без всяких сожалений.
Последовало молчание; все были шокированы.
– Лично я предпочитаю приносить хороший бренди, – добавил Майлс.
И тут наконец раздался смех, такой дружный и громкий, что птицы взмыли с ближайших деревьев и кустов.
– А я приношу конфеты! – выкрикнул Аргоси.
– Лучше цветы! – заявил Джонатан. – Ничто так не отвлекает дам, как букеты цветов.
– Быстро сделать свое дело? – осведомилась леди Уиндермир. – Как это похоже на мужчин!
– Но не на Редмондов, насколько мне известно, – возразила леди Мидлбо тихим голосом – ее слова предназначались только для леди Уиндермир. И они переглянулись, подтолкнув друг друга локтями.
Синтия резко повернулась, бросив взгляд на замужнюю красавицу. Но та смеялась вместе с леди Уиндермир. И тут среди всеобщего веселья до нее донесся звук, заставивший зашевелиться волосы у нее на затылке.
– Хау! Хау! Хау!
Что это такое?! Рев парочки разъяренных ослов? Хлопанье ржавой калитки? Крики ворон, слетающихся, чтобы выклевать их глаза и похитить провизию, предназначенную для пикника? Синтия лихорадочно озиралась в поисках источника ужасного звука.
– Хау! Хау! Хау!
Она вскинула руки – на тот случай, если придется защищаться от нападения сверху, и рискнула посмотреть на верхушки деревьев.
– Хау! Хау! Хау!
И тут она поняла. Этот звук…
Он исходил от лорда Милторпа.
Его голова была запрокинута, а из широко раскрытого рта вырывались звуки, так поразившие ее воображение. Вырывались снова и снова.
Синтия оцепенела.
А лорд Милторп помедлил, чтобы со свистом набрать в грудь воздух, а затем прогремел:
– Бренди, Редмонд! Роскошная шутка, будь я проклят! – Маркиз хлопнул себя по бедру и снова разразился хриплыми звуками: – Хау! Хау! Хау!
С подобным хохотом он мог бы уверенно приблизиться к стенам Иерихона. Иисусу Навину не понадобилась бы труба, если бы его сопровождал лорд Милторп.
Оглушенная, Синтия отвернулась от него и увидела, что Майлс наблюдает за ней, ухмыляясь во весь рот.
Интересно, он видел, как она прикрывала голову руками?
Черт бы его побрал!
Леди Джорджина тоже казалась встревоженной; она пристально смотрела на лорда Милторпа из-под широких полей своей шляпки. И возможно, ее смутила непристойная шутка, если, конечно, она ее поняла. А может, ее заворожил образ Майлса Редмонда, приносящего ей бренди и быстро делающего свое дело.
– Ну и ну, мистер Редмонд, – произнесла леди Уиндермир, утирая глаза. – Пожалуй, мне следует напомнить вам, что мы не в тропиках, а в Англии, где определенные темы… не позволительны в женском обществе, – добавила она, пытаясь играть роль дуэньи.
– О, я совершенно уверен, что бренди и пауки – вполне подходящая тема для любой компании, – возразил Майлс с серьезнейшим видом.
– Ну, возможно. Если представить это таким образом… – согласилась пожилая дама.
Смеясь и болтая, они наконец вышли на берег речки, извивавшейся серебристой лентой среди густых зарослей ольхи, ясеня и ивняка.
Очевидно, это и было то самое место, где намечался пикник.
Глава 7
Что ж, эти люди располагали достаточными средствами, чтобы заменить шляпки, платья и обувь, если промокнут, запачкаются или как-то иначе испортятся. А вот она… Хорошо еще, что она могла пользоваться услугами горничной Вайолет. Девушка оказалась настоящей находкой – удалила пятна с подолов ее платьев, оживила поникшее кружево и восстановила яркость некоторых из ее вещей.
Но горничная ничего не могла поделать с подошвами ее ботинок. Синтия уже начала чувствовать сквозь них землю. Прошедшей ночью ее опять разбудил старый сон, а утром она увидела в зеркале голубоватые тени у себя под глазами.
Перед ней шла леди Джорджина. Ее бледно-золотистая коса была аккуратно уложена на затылке – напоминала мишень, так что Синтия развлеклась тем, что целилась в нее воображаемыми стрелами. Это было не слишком великодушно с ее стороны, но она сказала себе, что с радостью симпатизировала бы леди Джорджине, если бы было за что. Накануне вечером весь разговор Джорджины сводился к тому, что она всем восхищалась – платьями, прическами и остроумными репликами других женщин. Но она говорила только тогда, когда к ней обращались, в основном же слушала. Эта девушка была так вежлива и так мила, что было трудно понять, что же она собой представляла.
Рядом с Джорджиной шагал Майлс Редмонд – высокий, элегантный и непринужденный. Шагал с таким видом, словно весь мир принадлежал только ему. А его спутница, похожая на цветок в своем белом муслиновом платье, старалась не отставать от его размашистого шага.
Все остальные разбрелись по траве, точно бильярдные шары, раскатившиеся после первого удара. Но диспозиция неуловимо менялась. Сзади на Синтию надвинулась тень, закрывшая солнце, – это лорд Милторп обошел молодого лорда Аргоси, также направлявшегося к ней. В результате Аргоси пришлось отстать и присоединиться к Вайолет с Джонатаном; те над чем-то весело смеялись, что не мешало им опекать двух дам – леди Уиндермир, тащившуюся по траве, как перегруженная повозка, и леди Мидлбо, напоминавшую ландо в своем бордовом платье.
– Я тут немного поразмыслил о том, какая собака подойдет вам, мисс Брайтли, – начал лорд Милторп.
– Вы думали обо мне, сэр? То есть о собаке для меня, не так ли?
Его красноватые щеки приобрели багровый оттенок. Отлично! Значит, она попала в точку. Но ему надо было держать марку. Ведь собаки – весьма серьезная тема.
– Есть много великолепных пород, но мне кажется, что собака должна соответствовать личности хозяина. Что касается вас, мисс Брайтли, то я затрудняюсь выбрать между спаниелем и борзой.
Шагавший впереди них Майлс Редмонд замедлил шаг, указав на насекомое, сидевшее на листе куста. Он что-то сказал, и леди Джорджина с удивлением воскликнула:
– О, мистер Редмонд! Это так интересно!
Что интересно? Муха? Гусеница? Паук?
– …Спариваются, – донеслось до Синтии единственное слово из ответа Майлса.
Густо покраснев, она переключила внимание на маркиза.
– А почему вы ограничили выбор двумя породами, лорд Милторп?
– Ну… – Он прочистил горло. – Спаниель напомнил мне о вас, поскольку у него такие красивые шелковистые уши.
Пораженная его словами, Синтия невольно схватилась за свое правое ухо.
Но лорд Милторп, увлеченный темой, этого не заметил.
– Собственно, суссекские спаниели покрыты длинной шерстью – мягкой, как пух, особенно на груди. И у них красивый короткий хвост.
Спереди донесся какой-то звук, напоминавший смех. Солнце, отразившееся от очков, выдало Майлса. Черт бы его побрал! Он опять подслушивал! Да еще и смеялся!
Внезапно ее глаза начали слезиться. Но от истерики или веселья? Этого Синтия не знала.
– Спаниели очень ласковые и верные создания. Ладные и резвые. И у них очаровательные глаза, большие и блестящие.
«Интересно, а я верная? – задалась вопросом Синтия. – И неужели лорд Милторп считает меня ладной и резвой?»
Плечи Майлса дрогнули – словно от приступа веселья.
– Звучит мило, – сказала Синтия громче, чем это было необходимо. Да, пожалуй, она верная. Будь у нее такая возможность, она была бы не менее верной спутницей для стоящего мужа, чем спаниель. Хотя бы из благодарности.
Они почти поравнялись с Майлсом и Джорджиной, но тут Майлс внезапно закончил изучение ползающего создания, обосновавшегося на листе, и двинулся дальше. Джорджина поспешила следом, стараясь не отставать.
– А как насчет второй породы, которую вы выбрали, лорд Милторп?
На его лице появилось выражение торжества.
– Возможно, вы удивитесь, но это борзая, мисс Брайтли. Элегантные, гордые животные. Всегда стремятся быть первыми. И из них получаются отличные друзья, если завоевать их доверие.
Пожалуй, он куда проницательнее, чем ей казалось. Синтия покосилась на лорда Милторпа, попытавшись представить себя его женой, лежащей рядом с ним в постели. Наверняка он будет храпеть. Она поспешно отогнала мысль о том, чтобы спать с ним до конца своей жизни, и сосредоточилась на текущем моменте.
Пальцы лорда Милторпа беспокойно сжались – словно пытались обхватить несуществующее ружье. Очевидно, разговор о собаках навевал на него тоску по охоте – подобно тому, как пьяница тоскует по фляге с вином.
– Должна сказать, сэр, – произнесла Синтия, – что оба сравнения льстят мне. Я даже не знаю, что выбрать.
– Напротив, эти сравнения не отдают вам должного, мисс Брайтли. Но это лучшее, что я способен придумать, учитывая наше краткое знакомство.
Синтия улыбнулась, растроганная мыслью, что лорд Милторп провел весь вечер, думая о породах собак. Конечно же, он хотел доставить ей удовольствие. Пожалуй, любой мужчина может стать обаятельным при надлежащем поощрении.
Лорд Милторп заметил ее улыбку, и все его тело, казалось, выпрямилось и расцвело.
Разумеется, он никогда не будет ни красивым, ни молодым. Или хотя бы интересным.
Но он будет добрым.
– Что скажете, Редмонд?! – окликнул он Майлса с добродушной уверенностью, которая обычно проистекает от безраздельного внимания очаровательной спутницы.
Майлс тотчас остановился и повернулся к ним с вежливой улыбкой, демонстрируя полный рот зубов, идеально ровных и – черт бы его побрал! – безупречно белых.
– Что я скажу, Милторп? Вас интересует мое мнение? У меня всегда найдется, что сказать. Спрашивайте.
– Скажите, Редмонд, какая порода собак подойдет мисс Брайтли? Я сузил выбор до спаниеля и борзой.
– Хм… Собака для мисс Брайтли?
Впервые за весь день Майлс посмотрел прямо на нее, и Синтия невольно напряглась. Последовала продолжительная пауза. Наконец Майлс расправил плечи, сцепил руки за спиной и перевел взгляд на маркиза.
– Ну, я бы сказал следующее, Милторп. Спаниели охотятся на всякую мелочь – птиц и тому подобное – и выпускают добычу из зубов, придушив. Это небольшие животные, жмущиеся к земле, чтобы пробираться через кустарники и подлесок. Тогда как борзые… О, борзые – это утонченные создания, натасканные на преследование более крупной дичи. Вам нравится загонять добычу, Милторп?
– Конечно, старина. Мне нравится все, связанное с охотой. Правда, пока у меня нет собственных борзых, но Кастли написал мне, что у него есть несколько щенков. Надеюсь, мне удастся съездить к нему в Шропшир и выбрать одного из них для себя.
– Собака никогда не бывает лишней, – произнес Майлс с самым серьезным видом.
Синтия нахмурилась, а лорд Милторп с жаром воскликнул:
– Конечно, никогда!
– Что касается борзых, – продолжил Майлс, – то они более… честолюбивы. Преследование требует определенной хватки, не так ли? И в отличие от спаниелей они не довольствуются всякой мелочью, а ведут более сложную игру, рассчитанную на более крупную добычу. – Майлс выразительно взглянул на Синтию, и этот его взгляд являлся совершенно очевидным намеком на их недавний разговор. – Причем они делают это открыто, у всех на виду. Известно также, что борзыми часто увлекаются аристократы и знатные персоны.
Снова одарив Синтию взглядом, Майлс резко повернулся и двинулся дальше, напоследок бросив через плечо:
– Определенно мисс Брайтли больше подходит борзая.
Синтия пожалела, что ей нечем запустить ему в спину.
– Пожалуй, я предпочла бы спаниеля, – заявила она, повернувшись к лорду Милторпу.
– Обе породы великолепны, – дипломатично отозвался тот, глядя вслед Майлсу с несколько озадаченным видом.
– А я предпочла бы шпица, – жизнерадостно сообщила обернувшаяся леди Джорджина; она-то пребывала в блаженном неведении относительно завуалированных намеков Майлса. – Они такие милые!
– Но я слышал, что шпицы кусаются, леди Джорджина, – заметил Майлс. – Мне не хотелось бы, чтобы вас покусали.
Смешок леди Джорджины был более восторженным, чем следовало, – ведь Майлс ничего забавного не сказал.
«Неужели и я была такой простушкой?» – спрашивала себя Синтия. Нет, вряд ли. Она никогда не могла позволить себе подобной роскоши. А ведь они с Джорджиной – почти ровесницы.
Тут Майлс заметил паутину, натянутую между кустами. Он остановился, чтобы полюбоваться тончайшей сетью, раскинутой пауком, и Синтия с Милторпом присоединились к нему. Сзади послышался голос Вайолет.
– Прекрати, Джонатан! – взвизгнула она; очевидно, брат немилосердно поддразнивал ее.
– У меня в комнате живет паук, – выпалила вдруг Синтия.
– Передайте ему мои наилучшие пожелания, когда вернетесь, – отозвался Майлс, не удостоив ее взглядом.
– А вы не знаете, что это за разновидность пауков?
– О, вне всякого сомнения, это паук-нянька. Она не причинит вам вреда. Ей всего лишь…
– Ей? Как мило!
Майлс пропустил ее реплику мимо ушей.
– Ей нужен приют. Лучше всего в уголке, у окна, где так хорошо ловятся летающие и ползающие насекомые. Пауки очень домовиты.
Синтия никогда не смотрела на пауков с такой точки зрения. Домовитость в ее представлении всегда была связана с выметанием пауков из всех углов.
– Будьте снисходительны к бедняжке. Она всего лишь пытается быть самой собой. И не говорите про нее горничным, – добавил Майлс.
Синтия взглянула на него с изумлением. Пытается быть самой собой?
Майлс отвел глаза и зашагал следом за Джорджиной, уже успевшей уйти вперед.
– Неплохой парень, хотя и любит читать лекции, – сказал лорд Милторп. – Вам действительно нравится охотиться, мисс Брайтли? Похоже, мистер Редмонд в этом уверен.
Синтия помедлила с ответом.
– Ну… я еще не пробовала загонять дичь, – сказала она, не погрешив против истины.
Лорд Милторп откинул голову, готовясь к напыщенной тираде.
– Возможно, в один прекрасный день вы познаете наслаждение гончей, несущейся по открытому пространству. Преследуя…
Маркиз умолк, так как в этот момент их догнала Вайолет.
– Синтия – замечательная охотница, – сказала она с серьезнейшим видом и покосилась на подругу.
– О, прекрасно! – просиял лорд Милторп. – Вижу, вы поскромничали, мисс Брайтли. В таком случае решено! Я поговорю с Майлсом, и мы устроим завтра состязания по стрельбе. Вы составите нам компанию, мисс Редмонд?
– Да, пожалуй, – произнесла Вайолет с задумчивым видом, не сулившим ничего хорошего для любого мероприятия.
Синтия потихоньку ущипнула ее, и Вайолет, округлив губы, воскликнула:
– Ах, ты не поняла!
Впереди Майлс просвещал леди Джорджину:
– …Как раз сезон для спаривания этих особей, откладывающих яйца в августе.
– Майлс постоянно говорит о спаривании и тому подобном, – сказала Вайолет, как бы извиняясь за брата. – Вероятно, спаривание – основное занятие насекомых и прочих животных.
– И туземных девушек, – пробормотала Синтия. – Если верить слухам.
Резко повернув голову, Майлс посмотрел прямо на нее. И смотрел так долго, что она снова вспомнила о поцелуе. Она даже представила его – причем так живо, что у нее щеки загорелись.
Наконец Майлс отвернулся, и Синтия с облегчением вздохнула. Внезапно ей показалось, что она чувствует влагу через чулок, и это означало, что шов на ее ботинке окончательно разошелся. Вся ее жизнь, казалось, держалась на старых потертых нитках.
Лорд Милторп отстал, разговорившись с двумя молодыми людьми – Джонатаном и Аргоси, – и все трое ужасно оживились. Можно было не сомневаться: они говорили о четвероногих существах и убийствах.
– В конце концов, – продолжила Вайолет, развивая свою мысль, – чем еще заниматься животным и насекомым, кроме еды, спаривания и убийств? Майлс может рассуждать об этом до бесконечности.
Услышав, как сестра описывает дело всей его жизни, Майлс бросил на нее через плечо иронический взгляд.
– В этом смысле они ничем не отличаются от людей, – заявила Синтия, слегка повысив голос. После разрыва ее помолвки брачные игры слишком уж тесно сплелись в ее сознании с убийством, чтобы казаться забавными.
Но ее реплика вызвала оживление среди собравшихся. Леди Уиндермир, считавшая себя обязанной опекать более молодых дам, несколько растерялась; она не знала, следовало ли ей пресекать подобные разговоры.
Недовольная тем, что ей приходится выносить суждение по этому поводу, она предпочла отстать. Повернувшись к слуге, спросила:
– В вашей корзинке, случайно, нет портвейна, любезный? Как насчет того, чтобы остановиться и открыть его прямо сейчас?
«Похоже, из леди Уиндермир такая же дуэнья, как из мещанки Бата[1]», – подумала Синтия. И этот факт весьма приободрил ее.
– Вообще-то… – Майлс сделал паузу, и все тотчас замолчали, поскольку он слыл известным путешественником и его истории вызывали всеобщий интерес, – когда самец паука-няньки испытывает потребность в спаривании, он преподносит самке подарок – скажем, муху. Чтобы отвлечь ее на то время, которое требуется для спаривания. Но ему нужно быстро сделать свое дело, иначе… Если она покончит с его подарком раньше, чем он закончит свою работу, она сожрет его без всяких сожалений.
Последовало молчание; все были шокированы.
– Лично я предпочитаю приносить хороший бренди, – добавил Майлс.
И тут наконец раздался смех, такой дружный и громкий, что птицы взмыли с ближайших деревьев и кустов.
– А я приношу конфеты! – выкрикнул Аргоси.
– Лучше цветы! – заявил Джонатан. – Ничто так не отвлекает дам, как букеты цветов.
– Быстро сделать свое дело? – осведомилась леди Уиндермир. – Как это похоже на мужчин!
– Но не на Редмондов, насколько мне известно, – возразила леди Мидлбо тихим голосом – ее слова предназначались только для леди Уиндермир. И они переглянулись, подтолкнув друг друга локтями.
Синтия резко повернулась, бросив взгляд на замужнюю красавицу. Но та смеялась вместе с леди Уиндермир. И тут среди всеобщего веселья до нее донесся звук, заставивший зашевелиться волосы у нее на затылке.
– Хау! Хау! Хау!
Что это такое?! Рев парочки разъяренных ослов? Хлопанье ржавой калитки? Крики ворон, слетающихся, чтобы выклевать их глаза и похитить провизию, предназначенную для пикника? Синтия лихорадочно озиралась в поисках источника ужасного звука.
– Хау! Хау! Хау!
Она вскинула руки – на тот случай, если придется защищаться от нападения сверху, и рискнула посмотреть на верхушки деревьев.
– Хау! Хау! Хау!
И тут она поняла. Этот звук…
Он исходил от лорда Милторпа.
Его голова была запрокинута, а из широко раскрытого рта вырывались звуки, так поразившие ее воображение. Вырывались снова и снова.
Синтия оцепенела.
А лорд Милторп помедлил, чтобы со свистом набрать в грудь воздух, а затем прогремел:
– Бренди, Редмонд! Роскошная шутка, будь я проклят! – Маркиз хлопнул себя по бедру и снова разразился хриплыми звуками: – Хау! Хау! Хау!
С подобным хохотом он мог бы уверенно приблизиться к стенам Иерихона. Иисусу Навину не понадобилась бы труба, если бы его сопровождал лорд Милторп.
Оглушенная, Синтия отвернулась от него и увидела, что Майлс наблюдает за ней, ухмыляясь во весь рот.
Интересно, он видел, как она прикрывала голову руками?
Черт бы его побрал!
Леди Джорджина тоже казалась встревоженной; она пристально смотрела на лорда Милторпа из-под широких полей своей шляпки. И возможно, ее смутила непристойная шутка, если, конечно, она ее поняла. А может, ее заворожил образ Майлса Редмонда, приносящего ей бренди и быстро делающего свое дело.
– Ну и ну, мистер Редмонд, – произнесла леди Уиндермир, утирая глаза. – Пожалуй, мне следует напомнить вам, что мы не в тропиках, а в Англии, где определенные темы… не позволительны в женском обществе, – добавила она, пытаясь играть роль дуэньи.
– О, я совершенно уверен, что бренди и пауки – вполне подходящая тема для любой компании, – возразил Майлс с серьезнейшим видом.
– Ну, возможно. Если представить это таким образом… – согласилась пожилая дама.
Смеясь и болтая, они наконец вышли на берег речки, извивавшейся серебристой лентой среди густых зарослей ольхи, ясеня и ивняка.
Очевидно, это и было то самое место, где намечался пикник.
Глава 7
Майлс отдал распоряжения слугам, и они опустили свою ношу на траву. Один из них, сняв плетеную крышку с корзинки, извлек оттуда скатерть, развернул ее и с помощью других слуг расстелил на траве.
Майлс, помогавший им, внезапно оказался рядом с Синтией.
– Маркиз любит посмеяться, – промолвил он. – Почти так же, как собак. И охоту.
Синтия едва сдержалась, чтобы не наступить ему на ногу.
Впрочем, Майлс вовремя отступил, видимо, уловив ее порыв.
Разгрузка корзин заняла некоторое время; слуги вытаскивали из корзин стопки тарелок и серебро, темные бутылки с сидром и элем, холодных цыплят, золотистые караваи хлеба, завернутые в льняные салфетки, и десерт из пирожных и ягод. Один из них споткнулся о половинку круга белого сыра, но его поддержал вездесущий Майлс.
Видимо, от прогулки по воздуху у всех разыгрался аппетит, и все набросились на еду, как голодные ягуары – сравнение, которое Майлс почерпнул из джунглей Лакао.
Время от времени их посещали крохотные летающие и ползающие визитеры, и Майлс Редмонд произносил их длинные латинские названия.
Некоторое внимание было уделено ухоженным лужайкам, спускавшимся к берегу, усеянному полевыми цветами – голубыми колокольчиками, пурпурными соцветиями буквицы и лиловой россыпью прунеллы, прячущейся в шелковистой траве.
Над ручьем, словно дозор, кружили радужные стрекозы. В воздухе порхали бабочки, такие же лилово-голубые, как цветы на берегу.
– Polyommatus icarus, – сообщил Майлс. – Обычная голубая.
– А правда, что на Лакао есть бабочки, которые пожирают людей? – поинтересовался Джонатан – главным образом для того, чтобы шокировать дам. Он прекрасно знал, что это неправда.
– Нет, но там есть плотоядные растения и люди, которые охотно едят других людей, – отозвался Майлс.
Все дружно ахнули.
Завладев всеобщим вниманием, Майлс принялся рассказывать о Лакао. Он освободился от сюртука и шляпы, закатал рукава рубашки и, казалось, погрузился в мир, который исследовал и любил, в мир, который сделал его знаменитым.
Синтия невольно увлеклась, слушая, как он отвечает на вопросы – о змеях и растениях, о каннибалах, о ядах и многочисленных опасностях, угрожавших путешественнику со стороны диких зверей и туземцев. Она догадывалась, что Майлс деликатно обходил самые пугающие и шокирующие подробности, и чувствовала, что многое осталось за рамками его повествования.
Внезапно ее охватила робость. Ведь он побывал в дальних краях и не страшился всевозможных опасностей, он видел то, что никто из присутствующих никогда не увидит, он чуть не умер, но все-таки выжил. Видимо, это придавало его глазам и голосу такую глубину и значительность, а его манерам – такую уверенность. Казалось, он носил в себе… целые миры. И чем больше он узнавал, тем больше хотел узнать.
Синтии вдруг пришло в голову, что она готова слушать его вечно. Но она поспешила отнести столь нелепую мысль на счет жары.
После того как с едой было покончено, все направились к воде, чтобы принять участие в запуске игрушечных корабликов. Синтия уже собралась присоединиться к остальным, когда ее перехватил Майлс, появившийся из-за развесистой ивы с самым невозмутимым видом.
Синтия ни на секунду не поверила, что они встретились случайно. Он явно что-то затеял, и она не сомневалась, что сейчас узнает, что именно.
Она бросила тоскливый взгляд в сторону компании, собравшейся у ручья. А Майлс тут же спросил:
– Итак, вы решили остановиться на спаниеле, мисс Брайтли?
– Лорд Милторп говорит, что я напоминаю ему спаниеля, – отозвалась она.
– Потому что ваш хвостик покрыт длинными шелковистыми волосами?
Синтия прикусила губу, подавив улыбку.
– И вы назовете собаку Милторпом?
– О, значит, вы слышали наш вчерашний разговор, мистер Редмонд? Это заставляет меня думать, что ваш разговор был менее увлекательным, иначе вы не опустились бы до подслушивания.
– Совсем наоборот. Леди Джорджина разделяет мои интересы.
– Вот как? Видимо, так же, как я разделяю интересы лорда Милторпа? – осведомилась Синтия с невинным видом.
Майлс опешил.
– А вы… вы хотя бы любите собак? – поинтересовался он после короткой паузы.
Синтия ненадолго задумалась.
– Да, возможно.
– Возможно?
Она не стала отвечать, а он с улыбкой проговорил:
– Вы согласились бы и на дикого кабана в качестве домашнего животного, если бы это сулило вам двадцать тысяч фунтов в год, не так ли, мисс Брайтли?
Взгляд, которым она одарила его, привел Майлса в замешательство. В ее взгляде была жалость… и толика презрения.
– У меня никогда не было домашнего животного, – сказала она.
– Вообще? – В его голосе прозвучало недоверие.
Синтия пожала плечами, снова бросив взгляд в сторону речки. Если она будет молчать, то, может быть, он оставит ее в покое. Хотя следовало признать, с Майлсом Редмондом никогда не скучно.
Но то же самое можно было сказать про лесной пожар, землетрясение и торнадо.
– Мне Милторп нравится, – вдруг сказал Майлс. – А вам?
Синтия взглянула на него настороженно. Потом кивнула:
– Мне тоже.
Последовала очередная пауза. И Синтия вновь устремила взгляд на речку – она бы с удовольствием запустила в нее кораблик.
– Неужели? – В голосе Майлса звучала ирония.
Она медленно повернулась к нему:
– В чем дело, мистер Редмонд? Вы считаете меня… недоброй? По-вашему, я – сирена, заманивающая бедного лорда Милторпа на скалы? Если так, то вы преувеличиваете силу моих чар. Он взрослый мужчина. Вдовец. Возможно, он просто наслаждается моей компанией. Откуда вам знать, что делает его счастливым?
Майлс задумался. Наконец, прислонившись спиной к стволу дерева, проговорил:
Майлс, помогавший им, внезапно оказался рядом с Синтией.
– Маркиз любит посмеяться, – промолвил он. – Почти так же, как собак. И охоту.
Синтия едва сдержалась, чтобы не наступить ему на ногу.
Впрочем, Майлс вовремя отступил, видимо, уловив ее порыв.
Разгрузка корзин заняла некоторое время; слуги вытаскивали из корзин стопки тарелок и серебро, темные бутылки с сидром и элем, холодных цыплят, золотистые караваи хлеба, завернутые в льняные салфетки, и десерт из пирожных и ягод. Один из них споткнулся о половинку круга белого сыра, но его поддержал вездесущий Майлс.
Видимо, от прогулки по воздуху у всех разыгрался аппетит, и все набросились на еду, как голодные ягуары – сравнение, которое Майлс почерпнул из джунглей Лакао.
Время от времени их посещали крохотные летающие и ползающие визитеры, и Майлс Редмонд произносил их длинные латинские названия.
Некоторое внимание было уделено ухоженным лужайкам, спускавшимся к берегу, усеянному полевыми цветами – голубыми колокольчиками, пурпурными соцветиями буквицы и лиловой россыпью прунеллы, прячущейся в шелковистой траве.
Над ручьем, словно дозор, кружили радужные стрекозы. В воздухе порхали бабочки, такие же лилово-голубые, как цветы на берегу.
– Polyommatus icarus, – сообщил Майлс. – Обычная голубая.
– А правда, что на Лакао есть бабочки, которые пожирают людей? – поинтересовался Джонатан – главным образом для того, чтобы шокировать дам. Он прекрасно знал, что это неправда.
– Нет, но там есть плотоядные растения и люди, которые охотно едят других людей, – отозвался Майлс.
Все дружно ахнули.
Завладев всеобщим вниманием, Майлс принялся рассказывать о Лакао. Он освободился от сюртука и шляпы, закатал рукава рубашки и, казалось, погрузился в мир, который исследовал и любил, в мир, который сделал его знаменитым.
Синтия невольно увлеклась, слушая, как он отвечает на вопросы – о змеях и растениях, о каннибалах, о ядах и многочисленных опасностях, угрожавших путешественнику со стороны диких зверей и туземцев. Она догадывалась, что Майлс деликатно обходил самые пугающие и шокирующие подробности, и чувствовала, что многое осталось за рамками его повествования.
Внезапно ее охватила робость. Ведь он побывал в дальних краях и не страшился всевозможных опасностей, он видел то, что никто из присутствующих никогда не увидит, он чуть не умер, но все-таки выжил. Видимо, это придавало его глазам и голосу такую глубину и значительность, а его манерам – такую уверенность. Казалось, он носил в себе… целые миры. И чем больше он узнавал, тем больше хотел узнать.
Синтии вдруг пришло в голову, что она готова слушать его вечно. Но она поспешила отнести столь нелепую мысль на счет жары.
После того как с едой было покончено, все направились к воде, чтобы принять участие в запуске игрушечных корабликов. Синтия уже собралась присоединиться к остальным, когда ее перехватил Майлс, появившийся из-за развесистой ивы с самым невозмутимым видом.
Синтия ни на секунду не поверила, что они встретились случайно. Он явно что-то затеял, и она не сомневалась, что сейчас узнает, что именно.
Она бросила тоскливый взгляд в сторону компании, собравшейся у ручья. А Майлс тут же спросил:
– Итак, вы решили остановиться на спаниеле, мисс Брайтли?
– Лорд Милторп говорит, что я напоминаю ему спаниеля, – отозвалась она.
– Потому что ваш хвостик покрыт длинными шелковистыми волосами?
Синтия прикусила губу, подавив улыбку.
– И вы назовете собаку Милторпом?
– О, значит, вы слышали наш вчерашний разговор, мистер Редмонд? Это заставляет меня думать, что ваш разговор был менее увлекательным, иначе вы не опустились бы до подслушивания.
– Совсем наоборот. Леди Джорджина разделяет мои интересы.
– Вот как? Видимо, так же, как я разделяю интересы лорда Милторпа? – осведомилась Синтия с невинным видом.
Майлс опешил.
– А вы… вы хотя бы любите собак? – поинтересовался он после короткой паузы.
Синтия ненадолго задумалась.
– Да, возможно.
– Возможно?
Она не стала отвечать, а он с улыбкой проговорил:
– Вы согласились бы и на дикого кабана в качестве домашнего животного, если бы это сулило вам двадцать тысяч фунтов в год, не так ли, мисс Брайтли?
Взгляд, которым она одарила его, привел Майлса в замешательство. В ее взгляде была жалость… и толика презрения.
– У меня никогда не было домашнего животного, – сказала она.
– Вообще? – В его голосе прозвучало недоверие.
Синтия пожала плечами, снова бросив взгляд в сторону речки. Если она будет молчать, то, может быть, он оставит ее в покое. Хотя следовало признать, с Майлсом Редмондом никогда не скучно.
Но то же самое можно было сказать про лесной пожар, землетрясение и торнадо.
– Мне Милторп нравится, – вдруг сказал Майлс. – А вам?
Синтия взглянула на него настороженно. Потом кивнула:
– Мне тоже.
Последовала очередная пауза. И Синтия вновь устремила взгляд на речку – она бы с удовольствием запустила в нее кораблик.
– Неужели? – В голосе Майлса звучала ирония.
Она медленно повернулась к нему:
– В чем дело, мистер Редмонд? Вы считаете меня… недоброй? По-вашему, я – сирена, заманивающая бедного лорда Милторпа на скалы? Если так, то вы преувеличиваете силу моих чар. Он взрослый мужчина. Вдовец. Возможно, он просто наслаждается моей компанией. Откуда вам знать, что делает его счастливым?
Майлс задумался. Наконец, прислонившись спиной к стволу дерева, проговорил:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента