Страница:
В период борьбы за власть Константин I не имел постоянной резиденции. Рим еще в конце III века перестал быть местопребыванием императорского двора. И поскольку восточная часть Империи относительно меньше, чем западная, подвергалась набегам варварских племен, была более однородна по культуре и более развита в экономическом отношении, Константин решил перенести свою столицу в древний город Византий – бывшую резиденцию сначала Диоклетиана, затем Галерия. Расположенный на пересечении морских и сухопутных торговых путей, на европейском берегу Боспора Фракийского, Византий, выстроенный на полуострове, был надежно защищен самой природой от вражеских нападений. Постройка роскошных зданий, храмов, библиотек в нем началась в 328 году, а в 330 году состоялось пышное освящение новой столицы.
Поворот Константина к христианству произошел, по всей вероятности, в период его противоборства с Максенцием и наверняка не без влияния матери Елены Флавии. Эта замечательная женщина по одной версии – дочь короля бриттов, по другой – дочь хозяина постоялого двора, незаконная жена (по существу наложница) Констанция Хлора, была христианкой. Став августом, Константин возвел ее в сан императрицы и окружил высокими почестями при дворе. Елена активно способствовала распространению и упрочению христианской религии щедрыми пожертвованиями, богатыми дарами и постройкой церквей. Незадолго до своей кончины Елена предприняла паломничество в Палестину. По преданию, ее стараниями был найден подлинный крест, на котором распяли Христа. Католическая церковь причислила Елену к лику святых. В начале IV века среди христиан возникли и начали усиливаться разногласия, порожденные в основном существенным изменением состава христианских общин. Выявились разные варианты христианского вероучения. В этом сыграли свою пагубную роль и недавние гонения, во время которых не все христиане, и епископы в том числе, проявили достаточную стойкость. Так, в Африке возникло мощное движение против обвиненного в нестойкости карфагенского епископа. Движение возглавил пресвитер Донат, и оно получило название донатизма. Популярность Доната была столь велика, что его избрали в 313 году новым епископом Карфагена.
Почти одновременно с Донатом александрийский пресвитер Арий выступил против утвердившегося учения о том, что Иисус Христос равен Богу-Отцу. Арий и его последователи начали утверждать, будто Христос не «единосущен», а лишь «подобосущен» Богу-Отцу, что он существовал не вечно и является не Богом, а только посредником между Богом и людьми. Арианство получило широкое распространение в Империи, ибо было попыткой компромисса между христианским учением и античной идеологией неоплатоников с их учением о промежуточном существе, осуществляющем связь между Богом и человеком.
Будучи убежденным противником всяких раздоров в церковной среде, Константин I созвал в 325 году 1-й Вселенский собор в вифинском городе Никее. В своей вступительной речи при открытии Никейского собора Константин настаивал на примирении спорящих сторон. Арианство было признано ересью, Арий проклят и отлучен от церкви. Донатизм как церковная схизма (раскол) подвергся строгому осуждению. Кроме того, в Никее был утвержден канон «Нового завета» и принят церковный христианский календарь – распределение праздников по месяцам и числам.
Если Миланский эдикт явился началом становления христианства религией общеимперской, то Никейский собор заложил прочный фундамент для превращения ее в религию мировую. Со времени правления Константина церковь выступает как мощный инструмент политической власти.
Несмотря на то что сам Константин принял крещение лишь незадолго до смерти, за действительно неоценимый вклад в дело развития и укрепления христианства церковь причислила его к лику святых, нарекла Великим и признала образцом христианского правителя.
«Homo sum», как и роман «Тернистым путем», отчасти продолжает раскрывать тему становления христианства в Египте, однако основное место в этом произведении Эберс уделяет показу еще одной чрезвычайно интересной и характерной грани, вернее, тенденции генезиса новой религии – стремлению некоторых ревностных христиан приобщиться к вере, не только чисто внешне приняв ее заповеди и догматы, но также постичь ее глубинную сакральную сущность, взглянуть на нее как бы изнутри, увидев не глазами обыкновенного верующего человека, а глазами самого Христа – страдальца, искупителя грехов всего человеческого рода. Для осуществления труднейшей задачи – еще при жизни умереть для греха и духовно ожить для Христа – самые мужественные адепты христианства становились отшельниками. Отказавшись от своего социального статуса, они покидали семьи и уходили в безлюдные места – горы и пустыни, селились в пещерах или убогих хижинах отдельно друг от друга и во имя «приближения Царства Божьего» обрекали себя на одиночество, суровые лишения и страдания, что, по их глубокому убеждению, позволяло приблизиться к духовному совершенству, испытав хотя бы малую долю мук, которые принял на себя Спаситель.
Первые анахореты появились в Египте еще в середине III века. Ведя «жизнь любомудрственную», они непрестанными молитвами смиряли в себе «дух гордыни» и «умерщвляли плоть» самоистязаниями и постами, трудились на пользу свою и бедных (плели корзины и циновки, возделывали небольшие огороды). Поначалу незначительное число анахоретов возросло за счет мучеников и последователей. Люди шли к «святым старцам» со своими житейскими заботами и горестями, ожидая от них утешения, вразумления, дельного совета. Каждой общиной пустынников, как правило, руководил духовный наставник авва (сирийск. отец, игумен). Так, по сути дела спонтанно, в недрах христианских общин Египта и Сирии зарождался институт монашества.
Родоначальником монашества по праву считается египетский отшельник Афанасий Великий (ок. 250 – 356). Выходец из состоятельной коптской семьи с севера Фиваиды (область вокруг г. Фивы), он двадцати лет от роду роздал все свое имущество и вскоре поселился в пещере на берегу Нила. В ней несколько десятилетий прожил он уединенно, лишь изредка поддаваясь на просьбы лиц, жаждавших видеть и слышать праведников. Во время максимиановских гонений Антоний ходил в Александрию, ободрял христиан, появляясь в наиболее опасных местах; после окончания гонений ушел еще дальше – на берег Красного моря. Оттуда приходил в Александрию только однажды, около 335 года, по настойчивому приглашению епископа Афанасия93 для обличения ариан. Двум ученикам, ходившим за старцем в последние 15 лет его жизни, он запретил показывать место своего погребения из опасения обоготворения. Антоний «освятил монашескую отшельническую жизнь», однако после его смерти возникшая вокруг него свободная община пустынножителей сразу же распалась. Такая же участь постигла и общину известного палестинского отшельника Иллариона. Не менее знаменитый египтянин, тоже копт, Пахомий ранее других церковных деятелей понял, что монашество как институт может развиваться только в рамках детально и тщательно продуманной организации; он еще в 320 году создал самый первый христианский монастырь со строгими правилами пребывания в нем отшельников. Со временем выработался особый обряд принятия (пострижения) в монахи, предусматривающий обязательные обеты безбрачия, бедности, послушания, ношения особой одежды и проч. Жесткий устав, регламентированный распорядок дня, железная дисциплина, обязанности ежедневно трудиться в меру сил и способностей не позволяли членам обители опускаться физически, дичать умственно и нравственно, что являлось уделом большинства свободных анахоретов: ведь далеко не каждый из них обладал достаточно твердой волей и силой духа. И на примере отшельнической жизни своих героев Эберс убедительно показывает, как мучительно трудно, а подчас и невозможно бывает человеку навсегда разорвать многочисленные нити, связывающие его с цивилизацией. Даже юноша Ермий, практически всю свою сознательную жизнь проведший в пустыне, поначалу инстинктивно, а потом осознанно тянется к большому миру, ко всему тому, чего он был лишен вопреки собственной воле и что представляется ему более необходимым и нужным. Он решительно порывает с анахоретством. Не менее решительно отрекается от своего показного, как оказалось на поверку, смирения Стефан, который «18 лет благословлял своего злейшего врага» и почти убедил себя в том, что окончательно простил его. Однако, неожиданно снова столкнувшись с Фебицием лицом к лицу, без колебания отдал вечное блаженство там, на небесах, за краткий миг упоения праведной местью здесь, на грешной земле.
Самый непоколебимый из героев романа Павел находит в себе стойкость и мужество пронести свой крест до конца. Хотя как никто иной в силу своего интеллекта и образованности сознает тщету усилий пустынножителей в одиночку противостоять вечному зову жизни и инстинктивным порывам плоти. «Мы, глупцы, бежим в пустыню, чтобы забыть мир, а мир этот следует за нами по пятам! Где те ножницы, которыми можно было бы отрезать тень от наших ног? Какая молитва могла бы совершенно отрешить от плоти нас, во плоти рожденных?» – спрашивает себя этот бывший греческий аристократ и язычник, но даже как праведник не находит ответа на свой вопрос.
Пожалуй «Homo sum» – один из немногих романов Эберса, в котором мужские персонажи заметно выигрывают по сравнению с женскими. На сей раз писатель не особо расщедрился на слова и краски при создании портретов обеих героинь-язычниц. Сосредоточив внимание читателя на чисто внешних достоинствах Сироны – женственности, безупречности достойных резца ваятеля форм, доброжелательности и веселом нраве, а также особо подчеркнув ее поистине ангельское терпение, Эберс несколько глубже раскрывает психологию поведения и поступков рабыни-пастушки. Мириам движет единственное всепоглощающее чувство – любовь. Отвергнутая любовь раздувает пожар ревности в душе гордой девушки, толкая ее на безрассудную месть Ермию, однако то же самое всепоглощающее чувство заставляет Мириам без колебаний броситься в объятия смерти для спасения своего любимого. Этот жертвенный акт возносит юную язычницу на пьедестал мученицы в глазах всех христиан, и в первую очередь в глазах Ермия, слишком поздно осознавшего, какую возвышенную душу он столь безрассудно холодно от себя оттолкнул, вовремя не сумев постичь, сколько преданности и нерастраченной нежности вмещало обездоленное девичье сердце, согретое ответной лаской лишь при своих последних, уже предсмертных ударах…
Следующий роман «Серапис» переносит читателя в Александрию 391 года, то есть всего на каких-нибудь шесть десятилетий вперед. В течение этого ничтожного по историческим меркам срока христианство продолжало свое неодолимое движение по пути превращения из религии общеимперской в религию мировую, причем путь его оказался не столь благополучен и легок, как можно было бы надеяться после претворения в жизнь многих решений Никейского собора. На этом пути новую религию еще ожидали взлеты и падения, торжество побед и горечь утрат.
С сороковых годов IV века все явственнее проявляются и приобретают политическую окраску религиозные разногласия внутри христианства. Ожесточенные споры, начинающиеся как диспуты, зачастую завершались настоящими побоищами, порой до предела накалявшими и без того непростую политическую обстановку. Немудрено, что в таких условиях император Флавий Клавдий Юлиан предпринял серьезную попытку реставрации язычества.
Путь этого неординарного, богато одаренного многими талантами правителя к вершинам власти был непрост. Константин Великий в своем завещании разделил империю между своими сыновьями Константином, Констанцием и Константом. В разгоревшейся многолетней борьбе за единодержавие многочисленный род Константина Великого был изведен почти подчистую, и верховная власть с 351 года сконцентрировалась в руках среднего брата Флавия Юлия Констанция II (317 – 361), властителя жесткого, коварного и беспринципного.
По воле случая в династической борьбе также уцелел двоюродный брат Констанция II Юлиан. Этот молодой человек, племянник Константина I и внук Констанция Хлора, родился в 332 году в Константинополе, получил отличное образование и строгое христианское воспитание. В юности он увлекся языческой литературой и философией и под влиянием своего учителя неоплатоника Максима втайне обратился к язычеству. Молодость Юлиан провел в фактической ссылке, поскольку подозрительный Констанций не без оснований видел в нем возможного соперника своей власти. Тем не менее, до предела загруженный восточными делами император все-таки в 355 году был вынужден воспользоваться услугами 23-летнего двоюродного брата, назначив его наместником Галлии и Британии и отправив на рейнскую границу отражать очередное нападение германских племен. Неискушенный в государственных делах, Юлиан неожиданно даже для самого себя проявил недюжинные организаторские способности и к тому же оказался весьма толковым и храбрым полководцем. Он вытеснил непрошенных агрессоров за Рейн и быстро навел порядок в имперской администрации Галлии. Авторитет Юлиана сразу возрос, и когда спохватившийся Констанций в 361 году с целью ослабления сил западного цезаря под предлогом усиления своей армии – он вел войну с персами – потребовал переброски значительной части галльских войск на Восток, солдаты взбунтовались и провозгласили Юлиана в Лютеции (Париж) августом Запада. Констанций II поспешил заключить с персами мир и во главе своих войск двинулся на запад, однако внезапная смерть в пути помешала ему лично разобраться с новоявленным августом.
Став единственным повелителем, Юлиан попытался улучшить положение страны, провел реформы финансовой и налоговой системы, усовершенствовал почту, приступил к реформе армии. И все-таки основной целью своей деятельности, основной своей задачей считал он возврат к язычеству и без промедления принялся за осуществление этой нелегкой задачи. Уже в 361 году началось повсеместное возрождение древних храмов и возвращение им конфискованных земель. Церковь лишилась государственных дотаций, христиане не допускались к высшим постам в армии и к преподавательской деятельности на всех уровнях. Этим, пожалуй, и исчерпывались «репрессии» в отношении христиан, ибо, человек в высшей степени гуманный, Юлиан положил в основу своей религиозной политики не принцип насилия, а «идею терпимости». Средствами своей борьбы избрал он не оружие, солдат и топор палача, а открытую полемику и свободную пропаганду. Он много и охотно писал; его литературная палитра поражает разнообразием форм, отточенностью стиля и богатством языка. В этом удивительном человеке гармонично сочетались монарх, первосвященник, философ и ритор. В своем дворце император устраивал многолюдные открытые диспуты по вопросам веры. К сожалению, на этих диспутах христианские пастыри проявляли чересчур много фанатизма и взаимной ненависти.
Сломить христианство Юлиану не удалось; база реставрации оказалась слишком узкой, ибо авторитет новой религии в народе был высок, да и времени императору не хватило: в 363 году он предпринял давно подготавливаемый поход против персидской державы, во время которого скончался от полученных в бою тяжелых ран. По известной легенде, Юлиан на смертном одре обратился к Христу со словами: «Ты победил, галилеянин!»
Ортодоксы от церкви нарекли Юлиана Отступником, мыслители XVIII века называли «романтиком на троне цезарей». Неоднозначная и доныне вызывающая споры личность Юлиана стала предметом многочисленных произведений мировой литературы и философии.
На следующий день после кончины Юлиана императором стал начальник его личной охраны Флавий Иовиан (331 – 364). Правил он всего восемь месяцев, но до своей безвременной смерти успел отменить все «проязыческие» эдикты своего предшественника. Никейские легионы возвели на трон Флавия Валентиниана I (321 – 375). Оставив за собой управление западной частью Империи, Валентиниан августом восточной части провозгласил своего брата Валента.
С конца 60-х далеко не благополучное экономическое положение Римской империи осложнила готская проблема. Теснимая идущими с востока ордами гуннов, основная масса вестготов с разрешения Валента в 376 году осела на территории Фракии в качестве конфедератов (военнообязанных приграничных союзников). Спустя год, возмущенные произволом римских чиновников и искусственно вызванными перебоями с доставкой продовольствия готы восстали. Не ожидая спешивших на помощь вспомогательных войск Флавия Грациана, сына Валентиниана I и с 375 года августа Запада, Валент выступил против восставших, и в августе 378 года был убит в сражении под Андрианополем. Его гибель поставила в тяжелейшее положение восточную часть Империи, которую готы принялись опустошать совершенно безнаказанно. Грациан, тревожась за безопасность северных границ – он вел войну с сарматами и алеман нами на Рейне и Дунае, – поспешил возвратить высланные на помощь своему дяде воинские подразделения, а для борьбы с готами в январе 379 года провозгласил императором Востока видного военачальника Феодосия.
Новый август Флавий Феодосий I Великий (347 – 395) незамедлительно принял энергичные меры по увеличению численности восточной армии, в которую призывались все боеспособные мужчины, кроме слуг, рабов и поваров. Вместе с тем он начал заигрывать с готской знатью, прельщая ее представителей заманчивой перспективой влиться в ряды римской аристократии. В результате Феодосию удалось привести готов к повиновению, заключив с ними договор в 382 году и расселив их на правобережных землях нижнего течения Дуная.
После убийства в 383 году императора Грациана в Британии, куда тот прибыл для подавления вспыхнувшего годом ранее мятежа узурпатора Магна Максима, Феодосий вплотную занялся делами Запада. Ему стоило значительных усилий и крайнего напряжения сил удалить с политической сцены всех своих противников в течение десятилетия и ненадолго сделаться единовластным монархом. Правоверный сторонник католицизма, Феодосий являлся убежденным последователем вероучения знаменитого александрийского епископа Афанасия Великого. В 381 году он созвал 2-й Вселенский собор и на нем провозгласил католицизм единственной государственной религией, обязательной для всех подданных в пределах Империи. В 391 году Феодосий ужесточил преследования, запретив все без исключения языческие культы. Жестокая позиция главы государства незамедлительно превратила всех приверженцев египетско-греко-римского пантеона в объект ожесточенных преследований со стороны фанатично настроенных масс христиан.
391 год и для Александрии стал годом трагическим, до предела насыщенным человеческой болью и мукой, крушением идеалов и горечью утрат. Раздираемая культовой враждой и несовместимостью взглядов приверженцев противоборствующих религий на сущность и смысл человеческого бытия, предстает на сей раз перед читателями величественная столица Египта. Этот город, за семь веков своего существования впитавший в себя все лучшее из культурного наследия Древнего Востока и Европы, превратился в арену ожесточенных столкновений, повлекших за собой варварское уничтожение бесценнейших памятников цивилизации. Погиб величественный храм Сераписа с бесчисленными шедеврами живописи и скульптуры, подверглись разрушению храмы и других древних богов, храмы, каждый из которых был в своем роде произведением искусства, наконец, уникальная Александрийская библиотека папирусных свитков, многие из которых существовали в одном-единственном экземпляре. Не исключено, что с гибелью некоторых свитков навсегда ушли в небытие многие тайны древнейшей истории человеческой цивилизации.
Уверенная в своей правоте, ощущающая мощную поддержку великолепно вооруженных вымуштрованных легионеров, к тому же оснащенных осадными машинами, подстрекаемая полубезумными отшельниками толпа христиан-фанатиков крушит языческих богов. Она беспощадно убивает защитников старой веры, убивает самозабвенно во имя Христа, во славу торжества его учения, напрочь отринув основополагающие заповеди Спасителя о мире, любви к ближнему и всепрощении. Толпа безумствует, поджигая храмы язычников, и те не остаются в долгу, отстаивая свои идеалы, свою философию, свой уклад жизни, свое неотъемлемое право верить в то, что для них свято.
Неудивительно, что симпатии ученого-гуманиста Эберса, вместе с ним и симпатии его читателей склоняются в сторону язычников, ведь зловещее зарево подожженного фанатиками храма Исиды в их сознании невольно ассоциируется с заревом разложенных тысячелетие спустя несчетных костров инквизиции. Но, в конечном счете, христианство «обречено» на победу, язычество – на поражение, и в итоге всем здравомыслящим представителям того и другого лагеря остаются лишь горькие сожаления о невосполнимых утратах их прекрасного города.
Как и в других своих произведениях, Георг Эберс мастерски и с предельной тщательностью запечатлел неповторимый облик древней Александрии, ее прямые улицы, обширные площади, оживленные набережные, роскошные здания, дворцы, своеобычные храмы. Будто воочию предстает перед взором читателей Серапеум. Изображая это «дивное творение человеческих рук», писатель вряд ли чересчур приукрасил его. Судя по отзывам современников, этот храм действительно поражал своей грандиозностью, гармоничностью форм и неповторимостью архитектурного облика. Если Серапеум и не вошел в традиционный перечень «чудес света», то с успехом мог бы претендовать на достойное место в нем.
Горечью и сожалением проникнута потрясающая сцена ниспровержения грандиозной скульптуры Сераписа, на которую не осмеливаются поднять руку прославленные в сражениях отважные легионеры: не в силах побороть душевный трепет перед могуществом и славой многовекового кумира своих предков, кумира, перед которым они в душе благоговеют, а иные продолжают еще тайно верить. Префект принужден первым нанести удар божеству, чтобы заставить подчиненных преодолеть суеверный страх и выполнить приказ. Пораженные невиданным кощунством и униженные собственным бессилием, почитатели Сераписа взирают на акт вандализма так, как, вероятно, смотрели москвичи на разрушение храма Христа Спасителя: с отчаянием, скорбью и затаенной ненавистью к вандалам-большевикам.
Очень короткий по продолжительности действия, однако, густо насыщенный событиями, затрагивающими многие социальные и духовные аспекты, роман «Серапис» – произведение глубоко лирическое, поэтому женские персонажи выдвигаются в нем на первый план. И, конечно же, в первую очередь это произведение – своеобразный гимн торжеству человеческой любви.
Через первую любовь трогательная, чуть наивная Дада приходит в лоно христианской веры, несмотря на все испытания, по вине христиан выпавшие на ее долю. Любовь помогает возвышенной Горго мужественно пройти сквозь отвратительную вакханалию единоверцев и кровавый разгул фанатиков-христиан, не утратив вер в добро, и уверовать в превосходство принципов новой религии, ставящих душевную красоту несравненно выше красоты телесной. Преданная любовь ревностной христианки Агнии к язычнику Орфею становится ее последней любовью, а после смерти юноши превращается в вечную любовь к Богу. И всепрощающая материнская любовь, казалось бы, бескомпромиссной Марии в конечном счете помогает ей преодолеть сословные предрассудки и заставить себя не препятствовать браку сына с любимой девушкой.
Так автор еще и еще раз доказывает, что высшие силы наградили человека поистине бесценным даром – способностью любить, и что в человеческом обществе могущество любви преодолевает любые преграды, решает все проблемы и совмещает несовместимое, будь то разные религии, несхожие характеры, противоположные взгляды и многое, многое другое, что может примирить и воссоединить истинная любовь…
В заключение заметим, что Феодосий Великий был последним самодержцем единой Римской империи; после его смерти в 395 году великая держава распалась на Западную Римскую и Восточную Византийскую. Граница между ними проходила в Европе к западу от Греции, а в Африке к западу от Киренаики, по прямой линии, почти точно совпадающей с 19-м градусом восточной долготы.
Западная Римская империя прекратила свое существование с низложением своего последнего императора Ромула Августула в 476 году. Византийская империя просуществовала еще добрую тысячу лет: ее последний оплот – Константинополь – был взят турками-мусульманами в 1453 году.
Поворот Константина к христианству произошел, по всей вероятности, в период его противоборства с Максенцием и наверняка не без влияния матери Елены Флавии. Эта замечательная женщина по одной версии – дочь короля бриттов, по другой – дочь хозяина постоялого двора, незаконная жена (по существу наложница) Констанция Хлора, была христианкой. Став августом, Константин возвел ее в сан императрицы и окружил высокими почестями при дворе. Елена активно способствовала распространению и упрочению христианской религии щедрыми пожертвованиями, богатыми дарами и постройкой церквей. Незадолго до своей кончины Елена предприняла паломничество в Палестину. По преданию, ее стараниями был найден подлинный крест, на котором распяли Христа. Католическая церковь причислила Елену к лику святых. В начале IV века среди христиан возникли и начали усиливаться разногласия, порожденные в основном существенным изменением состава христианских общин. Выявились разные варианты христианского вероучения. В этом сыграли свою пагубную роль и недавние гонения, во время которых не все христиане, и епископы в том числе, проявили достаточную стойкость. Так, в Африке возникло мощное движение против обвиненного в нестойкости карфагенского епископа. Движение возглавил пресвитер Донат, и оно получило название донатизма. Популярность Доната была столь велика, что его избрали в 313 году новым епископом Карфагена.
Почти одновременно с Донатом александрийский пресвитер Арий выступил против утвердившегося учения о том, что Иисус Христос равен Богу-Отцу. Арий и его последователи начали утверждать, будто Христос не «единосущен», а лишь «подобосущен» Богу-Отцу, что он существовал не вечно и является не Богом, а только посредником между Богом и людьми. Арианство получило широкое распространение в Империи, ибо было попыткой компромисса между христианским учением и античной идеологией неоплатоников с их учением о промежуточном существе, осуществляющем связь между Богом и человеком.
Будучи убежденным противником всяких раздоров в церковной среде, Константин I созвал в 325 году 1-й Вселенский собор в вифинском городе Никее. В своей вступительной речи при открытии Никейского собора Константин настаивал на примирении спорящих сторон. Арианство было признано ересью, Арий проклят и отлучен от церкви. Донатизм как церковная схизма (раскол) подвергся строгому осуждению. Кроме того, в Никее был утвержден канон «Нового завета» и принят церковный христианский календарь – распределение праздников по месяцам и числам.
Если Миланский эдикт явился началом становления христианства религией общеимперской, то Никейский собор заложил прочный фундамент для превращения ее в религию мировую. Со времени правления Константина церковь выступает как мощный инструмент политической власти.
Несмотря на то что сам Константин принял крещение лишь незадолго до смерти, за действительно неоценимый вклад в дело развития и укрепления христианства церковь причислила его к лику святых, нарекла Великим и признала образцом христианского правителя.
«Homo sum», как и роман «Тернистым путем», отчасти продолжает раскрывать тему становления христианства в Египте, однако основное место в этом произведении Эберс уделяет показу еще одной чрезвычайно интересной и характерной грани, вернее, тенденции генезиса новой религии – стремлению некоторых ревностных христиан приобщиться к вере, не только чисто внешне приняв ее заповеди и догматы, но также постичь ее глубинную сакральную сущность, взглянуть на нее как бы изнутри, увидев не глазами обыкновенного верующего человека, а глазами самого Христа – страдальца, искупителя грехов всего человеческого рода. Для осуществления труднейшей задачи – еще при жизни умереть для греха и духовно ожить для Христа – самые мужественные адепты христианства становились отшельниками. Отказавшись от своего социального статуса, они покидали семьи и уходили в безлюдные места – горы и пустыни, селились в пещерах или убогих хижинах отдельно друг от друга и во имя «приближения Царства Божьего» обрекали себя на одиночество, суровые лишения и страдания, что, по их глубокому убеждению, позволяло приблизиться к духовному совершенству, испытав хотя бы малую долю мук, которые принял на себя Спаситель.
Первые анахореты появились в Египте еще в середине III века. Ведя «жизнь любомудрственную», они непрестанными молитвами смиряли в себе «дух гордыни» и «умерщвляли плоть» самоистязаниями и постами, трудились на пользу свою и бедных (плели корзины и циновки, возделывали небольшие огороды). Поначалу незначительное число анахоретов возросло за счет мучеников и последователей. Люди шли к «святым старцам» со своими житейскими заботами и горестями, ожидая от них утешения, вразумления, дельного совета. Каждой общиной пустынников, как правило, руководил духовный наставник авва (сирийск. отец, игумен). Так, по сути дела спонтанно, в недрах христианских общин Египта и Сирии зарождался институт монашества.
Родоначальником монашества по праву считается египетский отшельник Афанасий Великий (ок. 250 – 356). Выходец из состоятельной коптской семьи с севера Фиваиды (область вокруг г. Фивы), он двадцати лет от роду роздал все свое имущество и вскоре поселился в пещере на берегу Нила. В ней несколько десятилетий прожил он уединенно, лишь изредка поддаваясь на просьбы лиц, жаждавших видеть и слышать праведников. Во время максимиановских гонений Антоний ходил в Александрию, ободрял христиан, появляясь в наиболее опасных местах; после окончания гонений ушел еще дальше – на берег Красного моря. Оттуда приходил в Александрию только однажды, около 335 года, по настойчивому приглашению епископа Афанасия93 для обличения ариан. Двум ученикам, ходившим за старцем в последние 15 лет его жизни, он запретил показывать место своего погребения из опасения обоготворения. Антоний «освятил монашескую отшельническую жизнь», однако после его смерти возникшая вокруг него свободная община пустынножителей сразу же распалась. Такая же участь постигла и общину известного палестинского отшельника Иллариона. Не менее знаменитый египтянин, тоже копт, Пахомий ранее других церковных деятелей понял, что монашество как институт может развиваться только в рамках детально и тщательно продуманной организации; он еще в 320 году создал самый первый христианский монастырь со строгими правилами пребывания в нем отшельников. Со временем выработался особый обряд принятия (пострижения) в монахи, предусматривающий обязательные обеты безбрачия, бедности, послушания, ношения особой одежды и проч. Жесткий устав, регламентированный распорядок дня, железная дисциплина, обязанности ежедневно трудиться в меру сил и способностей не позволяли членам обители опускаться физически, дичать умственно и нравственно, что являлось уделом большинства свободных анахоретов: ведь далеко не каждый из них обладал достаточно твердой волей и силой духа. И на примере отшельнической жизни своих героев Эберс убедительно показывает, как мучительно трудно, а подчас и невозможно бывает человеку навсегда разорвать многочисленные нити, связывающие его с цивилизацией. Даже юноша Ермий, практически всю свою сознательную жизнь проведший в пустыне, поначалу инстинктивно, а потом осознанно тянется к большому миру, ко всему тому, чего он был лишен вопреки собственной воле и что представляется ему более необходимым и нужным. Он решительно порывает с анахоретством. Не менее решительно отрекается от своего показного, как оказалось на поверку, смирения Стефан, который «18 лет благословлял своего злейшего врага» и почти убедил себя в том, что окончательно простил его. Однако, неожиданно снова столкнувшись с Фебицием лицом к лицу, без колебания отдал вечное блаженство там, на небесах, за краткий миг упоения праведной местью здесь, на грешной земле.
Самый непоколебимый из героев романа Павел находит в себе стойкость и мужество пронести свой крест до конца. Хотя как никто иной в силу своего интеллекта и образованности сознает тщету усилий пустынножителей в одиночку противостоять вечному зову жизни и инстинктивным порывам плоти. «Мы, глупцы, бежим в пустыню, чтобы забыть мир, а мир этот следует за нами по пятам! Где те ножницы, которыми можно было бы отрезать тень от наших ног? Какая молитва могла бы совершенно отрешить от плоти нас, во плоти рожденных?» – спрашивает себя этот бывший греческий аристократ и язычник, но даже как праведник не находит ответа на свой вопрос.
Пожалуй «Homo sum» – один из немногих романов Эберса, в котором мужские персонажи заметно выигрывают по сравнению с женскими. На сей раз писатель не особо расщедрился на слова и краски при создании портретов обеих героинь-язычниц. Сосредоточив внимание читателя на чисто внешних достоинствах Сироны – женственности, безупречности достойных резца ваятеля форм, доброжелательности и веселом нраве, а также особо подчеркнув ее поистине ангельское терпение, Эберс несколько глубже раскрывает психологию поведения и поступков рабыни-пастушки. Мириам движет единственное всепоглощающее чувство – любовь. Отвергнутая любовь раздувает пожар ревности в душе гордой девушки, толкая ее на безрассудную месть Ермию, однако то же самое всепоглощающее чувство заставляет Мириам без колебаний броситься в объятия смерти для спасения своего любимого. Этот жертвенный акт возносит юную язычницу на пьедестал мученицы в глазах всех христиан, и в первую очередь в глазах Ермия, слишком поздно осознавшего, какую возвышенную душу он столь безрассудно холодно от себя оттолкнул, вовремя не сумев постичь, сколько преданности и нерастраченной нежности вмещало обездоленное девичье сердце, согретое ответной лаской лишь при своих последних, уже предсмертных ударах…
Следующий роман «Серапис» переносит читателя в Александрию 391 года, то есть всего на каких-нибудь шесть десятилетий вперед. В течение этого ничтожного по историческим меркам срока христианство продолжало свое неодолимое движение по пути превращения из религии общеимперской в религию мировую, причем путь его оказался не столь благополучен и легок, как можно было бы надеяться после претворения в жизнь многих решений Никейского собора. На этом пути новую религию еще ожидали взлеты и падения, торжество побед и горечь утрат.
С сороковых годов IV века все явственнее проявляются и приобретают политическую окраску религиозные разногласия внутри христианства. Ожесточенные споры, начинающиеся как диспуты, зачастую завершались настоящими побоищами, порой до предела накалявшими и без того непростую политическую обстановку. Немудрено, что в таких условиях император Флавий Клавдий Юлиан предпринял серьезную попытку реставрации язычества.
Путь этого неординарного, богато одаренного многими талантами правителя к вершинам власти был непрост. Константин Великий в своем завещании разделил империю между своими сыновьями Константином, Констанцием и Константом. В разгоревшейся многолетней борьбе за единодержавие многочисленный род Константина Великого был изведен почти подчистую, и верховная власть с 351 года сконцентрировалась в руках среднего брата Флавия Юлия Констанция II (317 – 361), властителя жесткого, коварного и беспринципного.
По воле случая в династической борьбе также уцелел двоюродный брат Констанция II Юлиан. Этот молодой человек, племянник Константина I и внук Констанция Хлора, родился в 332 году в Константинополе, получил отличное образование и строгое христианское воспитание. В юности он увлекся языческой литературой и философией и под влиянием своего учителя неоплатоника Максима втайне обратился к язычеству. Молодость Юлиан провел в фактической ссылке, поскольку подозрительный Констанций не без оснований видел в нем возможного соперника своей власти. Тем не менее, до предела загруженный восточными делами император все-таки в 355 году был вынужден воспользоваться услугами 23-летнего двоюродного брата, назначив его наместником Галлии и Британии и отправив на рейнскую границу отражать очередное нападение германских племен. Неискушенный в государственных делах, Юлиан неожиданно даже для самого себя проявил недюжинные организаторские способности и к тому же оказался весьма толковым и храбрым полководцем. Он вытеснил непрошенных агрессоров за Рейн и быстро навел порядок в имперской администрации Галлии. Авторитет Юлиана сразу возрос, и когда спохватившийся Констанций в 361 году с целью ослабления сил западного цезаря под предлогом усиления своей армии – он вел войну с персами – потребовал переброски значительной части галльских войск на Восток, солдаты взбунтовались и провозгласили Юлиана в Лютеции (Париж) августом Запада. Констанций II поспешил заключить с персами мир и во главе своих войск двинулся на запад, однако внезапная смерть в пути помешала ему лично разобраться с новоявленным августом.
Став единственным повелителем, Юлиан попытался улучшить положение страны, провел реформы финансовой и налоговой системы, усовершенствовал почту, приступил к реформе армии. И все-таки основной целью своей деятельности, основной своей задачей считал он возврат к язычеству и без промедления принялся за осуществление этой нелегкой задачи. Уже в 361 году началось повсеместное возрождение древних храмов и возвращение им конфискованных земель. Церковь лишилась государственных дотаций, христиане не допускались к высшим постам в армии и к преподавательской деятельности на всех уровнях. Этим, пожалуй, и исчерпывались «репрессии» в отношении христиан, ибо, человек в высшей степени гуманный, Юлиан положил в основу своей религиозной политики не принцип насилия, а «идею терпимости». Средствами своей борьбы избрал он не оружие, солдат и топор палача, а открытую полемику и свободную пропаганду. Он много и охотно писал; его литературная палитра поражает разнообразием форм, отточенностью стиля и богатством языка. В этом удивительном человеке гармонично сочетались монарх, первосвященник, философ и ритор. В своем дворце император устраивал многолюдные открытые диспуты по вопросам веры. К сожалению, на этих диспутах христианские пастыри проявляли чересчур много фанатизма и взаимной ненависти.
Сломить христианство Юлиану не удалось; база реставрации оказалась слишком узкой, ибо авторитет новой религии в народе был высок, да и времени императору не хватило: в 363 году он предпринял давно подготавливаемый поход против персидской державы, во время которого скончался от полученных в бою тяжелых ран. По известной легенде, Юлиан на смертном одре обратился к Христу со словами: «Ты победил, галилеянин!»
Ортодоксы от церкви нарекли Юлиана Отступником, мыслители XVIII века называли «романтиком на троне цезарей». Неоднозначная и доныне вызывающая споры личность Юлиана стала предметом многочисленных произведений мировой литературы и философии.
На следующий день после кончины Юлиана императором стал начальник его личной охраны Флавий Иовиан (331 – 364). Правил он всего восемь месяцев, но до своей безвременной смерти успел отменить все «проязыческие» эдикты своего предшественника. Никейские легионы возвели на трон Флавия Валентиниана I (321 – 375). Оставив за собой управление западной частью Империи, Валентиниан августом восточной части провозгласил своего брата Валента.
С конца 60-х далеко не благополучное экономическое положение Римской империи осложнила готская проблема. Теснимая идущими с востока ордами гуннов, основная масса вестготов с разрешения Валента в 376 году осела на территории Фракии в качестве конфедератов (военнообязанных приграничных союзников). Спустя год, возмущенные произволом римских чиновников и искусственно вызванными перебоями с доставкой продовольствия готы восстали. Не ожидая спешивших на помощь вспомогательных войск Флавия Грациана, сына Валентиниана I и с 375 года августа Запада, Валент выступил против восставших, и в августе 378 года был убит в сражении под Андрианополем. Его гибель поставила в тяжелейшее положение восточную часть Империи, которую готы принялись опустошать совершенно безнаказанно. Грациан, тревожась за безопасность северных границ – он вел войну с сарматами и алеман нами на Рейне и Дунае, – поспешил возвратить высланные на помощь своему дяде воинские подразделения, а для борьбы с готами в январе 379 года провозгласил императором Востока видного военачальника Феодосия.
Новый август Флавий Феодосий I Великий (347 – 395) незамедлительно принял энергичные меры по увеличению численности восточной армии, в которую призывались все боеспособные мужчины, кроме слуг, рабов и поваров. Вместе с тем он начал заигрывать с готской знатью, прельщая ее представителей заманчивой перспективой влиться в ряды римской аристократии. В результате Феодосию удалось привести готов к повиновению, заключив с ними договор в 382 году и расселив их на правобережных землях нижнего течения Дуная.
После убийства в 383 году императора Грациана в Британии, куда тот прибыл для подавления вспыхнувшего годом ранее мятежа узурпатора Магна Максима, Феодосий вплотную занялся делами Запада. Ему стоило значительных усилий и крайнего напряжения сил удалить с политической сцены всех своих противников в течение десятилетия и ненадолго сделаться единовластным монархом. Правоверный сторонник католицизма, Феодосий являлся убежденным последователем вероучения знаменитого александрийского епископа Афанасия Великого. В 381 году он созвал 2-й Вселенский собор и на нем провозгласил католицизм единственной государственной религией, обязательной для всех подданных в пределах Империи. В 391 году Феодосий ужесточил преследования, запретив все без исключения языческие культы. Жестокая позиция главы государства незамедлительно превратила всех приверженцев египетско-греко-римского пантеона в объект ожесточенных преследований со стороны фанатично настроенных масс христиан.
391 год и для Александрии стал годом трагическим, до предела насыщенным человеческой болью и мукой, крушением идеалов и горечью утрат. Раздираемая культовой враждой и несовместимостью взглядов приверженцев противоборствующих религий на сущность и смысл человеческого бытия, предстает на сей раз перед читателями величественная столица Египта. Этот город, за семь веков своего существования впитавший в себя все лучшее из культурного наследия Древнего Востока и Европы, превратился в арену ожесточенных столкновений, повлекших за собой варварское уничтожение бесценнейших памятников цивилизации. Погиб величественный храм Сераписа с бесчисленными шедеврами живописи и скульптуры, подверглись разрушению храмы и других древних богов, храмы, каждый из которых был в своем роде произведением искусства, наконец, уникальная Александрийская библиотека папирусных свитков, многие из которых существовали в одном-единственном экземпляре. Не исключено, что с гибелью некоторых свитков навсегда ушли в небытие многие тайны древнейшей истории человеческой цивилизации.
Уверенная в своей правоте, ощущающая мощную поддержку великолепно вооруженных вымуштрованных легионеров, к тому же оснащенных осадными машинами, подстрекаемая полубезумными отшельниками толпа христиан-фанатиков крушит языческих богов. Она беспощадно убивает защитников старой веры, убивает самозабвенно во имя Христа, во славу торжества его учения, напрочь отринув основополагающие заповеди Спасителя о мире, любви к ближнему и всепрощении. Толпа безумствует, поджигая храмы язычников, и те не остаются в долгу, отстаивая свои идеалы, свою философию, свой уклад жизни, свое неотъемлемое право верить в то, что для них свято.
Неудивительно, что симпатии ученого-гуманиста Эберса, вместе с ним и симпатии его читателей склоняются в сторону язычников, ведь зловещее зарево подожженного фанатиками храма Исиды в их сознании невольно ассоциируется с заревом разложенных тысячелетие спустя несчетных костров инквизиции. Но, в конечном счете, христианство «обречено» на победу, язычество – на поражение, и в итоге всем здравомыслящим представителям того и другого лагеря остаются лишь горькие сожаления о невосполнимых утратах их прекрасного города.
Как и в других своих произведениях, Георг Эберс мастерски и с предельной тщательностью запечатлел неповторимый облик древней Александрии, ее прямые улицы, обширные площади, оживленные набережные, роскошные здания, дворцы, своеобычные храмы. Будто воочию предстает перед взором читателей Серапеум. Изображая это «дивное творение человеческих рук», писатель вряд ли чересчур приукрасил его. Судя по отзывам современников, этот храм действительно поражал своей грандиозностью, гармоничностью форм и неповторимостью архитектурного облика. Если Серапеум и не вошел в традиционный перечень «чудес света», то с успехом мог бы претендовать на достойное место в нем.
Горечью и сожалением проникнута потрясающая сцена ниспровержения грандиозной скульптуры Сераписа, на которую не осмеливаются поднять руку прославленные в сражениях отважные легионеры: не в силах побороть душевный трепет перед могуществом и славой многовекового кумира своих предков, кумира, перед которым они в душе благоговеют, а иные продолжают еще тайно верить. Префект принужден первым нанести удар божеству, чтобы заставить подчиненных преодолеть суеверный страх и выполнить приказ. Пораженные невиданным кощунством и униженные собственным бессилием, почитатели Сераписа взирают на акт вандализма так, как, вероятно, смотрели москвичи на разрушение храма Христа Спасителя: с отчаянием, скорбью и затаенной ненавистью к вандалам-большевикам.
Очень короткий по продолжительности действия, однако, густо насыщенный событиями, затрагивающими многие социальные и духовные аспекты, роман «Серапис» – произведение глубоко лирическое, поэтому женские персонажи выдвигаются в нем на первый план. И, конечно же, в первую очередь это произведение – своеобразный гимн торжеству человеческой любви.
Через первую любовь трогательная, чуть наивная Дада приходит в лоно христианской веры, несмотря на все испытания, по вине христиан выпавшие на ее долю. Любовь помогает возвышенной Горго мужественно пройти сквозь отвратительную вакханалию единоверцев и кровавый разгул фанатиков-христиан, не утратив вер в добро, и уверовать в превосходство принципов новой религии, ставящих душевную красоту несравненно выше красоты телесной. Преданная любовь ревностной христианки Агнии к язычнику Орфею становится ее последней любовью, а после смерти юноши превращается в вечную любовь к Богу. И всепрощающая материнская любовь, казалось бы, бескомпромиссной Марии в конечном счете помогает ей преодолеть сословные предрассудки и заставить себя не препятствовать браку сына с любимой девушкой.
Так автор еще и еще раз доказывает, что высшие силы наградили человека поистине бесценным даром – способностью любить, и что в человеческом обществе могущество любви преодолевает любые преграды, решает все проблемы и совмещает несовместимое, будь то разные религии, несхожие характеры, противоположные взгляды и многое, многое другое, что может примирить и воссоединить истинная любовь…
В заключение заметим, что Феодосий Великий был последним самодержцем единой Римской империи; после его смерти в 395 году великая держава распалась на Западную Римскую и Восточную Византийскую. Граница между ними проходила в Европе к западу от Греции, а в Африке к западу от Киренаики, по прямой линии, почти точно совпадающей с 19-м градусом восточной долготы.
Западная Римская империя прекратила свое существование с низложением своего последнего императора Ромула Августула в 476 году. Византийская империя просуществовала еще добрую тысячу лет: ее последний оплот – Константинополь – был взят турками-мусульманами в 1453 году.