Страница:
Ему плевать было на место у трона, маршальское звание и все прочие атрибуты и регалии. Но с недавних пор он вдруг увидел себя не песчинкой, налипшей на колеса истории, а самим колесом, пусть малым, но колесом, и он понимал, что к прежней вольной жизни возврата нет.
Ярость мгновенно ушла, Виктор проводил холодным взглядом Сармата, спокойно воспринял даже то, что спустя минуту вестовой пригласил тысяцкого Александра в шатер Правителя. Год назад Александр, тогда еще юный дружинник, сбил стрелой дурохвоста, прыгнувшего на Сармата из кустов. Даже маг-хранитель не успел вскинуть руку, как в глазу полутораметрового хищника сидела стрела, и не попади он в глаз, долети зверь клыкастый до шеи Сармата, пришлось бы искать нового правителя.
Отметив юношу сотником, Сармат стал приглашать его иногда на большие застолья, а после того, как сотня отличилась во время люберецкого побоища, сделал Александра тысяцким. Старые сотники поворчали было, но успокоились — Сармату виднее. Впрочем, новый тысяцкий гонору не казал, стариков ублажал всячески и без совета с ними и шагу попервой не делал. После, конечно, пообвыкся, крылышки взъерепенил.
Виктор принялся втолковывать ему воинскую премудрость, тысяцкий схватывал все на лету и учеником был послушным, но потом вдруг заметилось, что учиться он хоть и горазд, но делает все по-своему, причем весьма толково. И тогда маршал перестал его учить.
Отхлебнув из фляги, он прополоскал горло и выплюнул. На солнцепеке крепкое изюмное вино, что твоя дубина, сразу по голове ахает.
Наблюдательный пункт он расположил в полуразрушенном кирпичном доме. Когда-то это было трехэтажное строение. Сохранился только остов и несколько балок от перекрытий. На балки кинули доски от забора, поверху уложили щиты. Пристроили штурмовую лестницу. Оконные проемы заколотили, заложили корзинами с песком, оставив смотровые щели.
Раскуроченный магами холм торчал неподалеку гнилым зубом. Между двумя насыпями второй линии три, а то и четыре сотни метров. Можно проползти в темноте. Однако ночной штурм — верная гибель! Кто прорвется сквозь «оленьи рога» и плетни, обмотанные колючей проволокой, далеко не уйдет. Каждая улица и переулок станут западней, ловушкой, могилой. Сразу ударить по жизненным центрам? Знать бы, где эти центры! Начнется слепая резня, и здесь преимущество у осажденных. Конечно, если постоять тут месяц-другой, все старое оружие казанцев само постепенно выйдет из строя, то ли от заклятий магов, как полагают дружинники, то ли в их присутствии сложная техника просто не работает. Хотя что сложного в оружии, хмыкнул Виктор. Потом досадливо вздохнул: нет у них месяца, у них и пары дней нет. Обойти бы днем эти курганы окаянные, а там и сам черт не страшен, при свете дня дружине в городе работы на час.
Несколько всадников поскакали к холмам, не доехав, развернулись обратно, потом снова вернулись. Один из дружинников нацепил окорок на пику и, размахивая ею, поскакал вдоль линии холмов. Ударила очередь, другая, но всадник, то осаживая, то пришпоривая коня, метался от холма к холму и выкрикивал обидные слова. Вдруг Виктор и многие, кто с любопытством следил за ним, ахнули: пули зацепили коня, и дружинник рухнул вместе с ним. Но тут же вскочил и, петляя, побежал назад под свист и крики с той и другой стороны.
— Узнать кто, — приказал Виктор, — выдать нового коня, флягу вина за храбрость и десять плетей, чтоб другим неповадно было.
Побежали исполнять приказ. Вскоре пришел расстроенный Александр просить за своего дружинника.
— Молодой еще, глупый, — усмехаясь, сказал он. — В обиду ему плети-то!
— Молодого можно и простить, — согласился Виктор. — Только мертвому плеть не в обиду. Но тогда пусть его сотник кару примет, или другой заступник…
Александр раздул ноздри, свирепо засопел в жидкие усы, но под ледяным взглядом маршала смутился и ушел.
Издалека донесся долгий вой, потом кто-то заревел. Щиты, прикрывающие одну из улиц, раздались в стороны.
«Ага, сейчас зверье свое выпустят», — подумал Виктор.
Утром Сармат рассказал, что в последней схватке им пришлось биться не только с людьми, но и с двумя медведями. Заметив иронически поднятую бровь Виктора, вспылил и заявил, что ему, Сармату, не стыдно признаться в страхе великом, который эти зверюги на него нагнали, и он еще посмотрит на него, Виктора, когда тот встретит зверя, только глянет издалека, потому что вонять будет крепко. «От кого вонять?» — не понял Виктор. — «От тебя! рявкнул Сармат. — В штаны наложишь!» Мартын усмехнулся, а Виктор тогда смолчал, но после утреннего конфуза припомнил Сармату штаны, посоветовав впредь, идя конным строем на пулеметы, надевать юбку, чтоб бежать было удобно.
Насчет зверей Егор знал мало. Разведчики говорили неясно, будто туранцы привели из-за Урала медведей, да не простых, а сущих дьяволов. Егор чесал в затылке и рассуждал об уродах, что в обилии рожают за Уралом люди и звери. Потом решил, что речь идет о «мохнатых шайтанах», о которых рассказал ходок с яицких земель.
«Медведь в человеческий рост, а если на задние лапы встанет, то и в три. Быстро бегает, а когти… — Егор хмыкнул. — Может все врут, не видал я таких медведей…»
Щиты не успели развести. Они рухнули под напором изнутри, и один за другим в поле вырвались три… чудовища!
Виктор почувствовал, как волосы его становятся дыбом. Какой шутник назвал их медведями? Наверно, их бабушка и принадлежала к медвежьему роду. Но эти дьяволы в три человеческих роста, с чуть ли не полуметровыми когтями и жуткими клыками могли привидеться разве что в дурном сне.
Звери огромными прыжками уже преодолели половину расстояния до Сарматовой дружины. Навстречу полетели арбалетные стрелы, гроздья огненных шаров всплыли над руинами и упали на страшил. Но магический огонь только скользнул по черной блестящей шкуре.
«Смола!» — догадался Виктор. Очевидно, маги тоже сообразили, больше не пытались ударить огнем.
Медведи ворвались на позиции и, давя разбегающихся бойцов, принялись крушить уцелевшие местами стены.
— Где самострелы? — закричал Виктор.
Иван прижал кулаки к вискам, лицо его перекосилось, побледнело, глаза закатились.
«Есть!» — прошептал он и перевел дыхание.
Со стороны кирпичной невысокой башни, где стояли шатры Сармата, раздались крики, свист, ржанье. На открытое место выскочили повозки, запряженные четверками коней. Дуги самострелов выпирали далеко в стороны. Издали казалось, что кони сейчас взлетят, взмахнув длинными крыльями. Завидев их, медведи перестали ломать стены и заревели. Один из них поднялся на задние лапы, и Виктор почувствовал, как у него ослабли колени. В смотровую щель было видно, что голова медведя вровень с окнами третьего этажа.
Укрепления на холмах открыли пальбу. Стреляли по колесницам, но издали попасть не могли. Потом что-то зашумело, дымная полоса ткнулась в стену дома, вспышка, грохот, и стена рухнула. Медведи кинулись на повозки, те мгновенно развернулись — громко зазвенела тетива, вторая — и два тяжелых копья вонзились в зверя, который почти догнал повозку.
Чудовище взревело так, что заложило уши. Потом медведь вдруг сел и принялся сучить передними лапами, пытаясь выдернуть копья. За спиной Виктора кто-то истерически, с привизгом засмеялся, смех перешел в икоту. Виктор не мог оторвать глаз от побоища, учиняемого этими жуткими порождениями отравленных земель Зауралья.
Пока раненый зверь возился с копьями, два других набросились на боевые повозки. Снова запели стальные тросы, но в спешке или с перепугу самострельщики поторопились, и копье лишь задело плечо второго медведя. В тот же миг тяжелая лапа подбросила коней вверх, захрустели дуги, с треском разлетелись под ногами-тумбами доски. Возницы и самопальщики бросились в стороны, набежал третий медведь и посбивал их с ног, а кого и передавил. С наблюдательного пункта было видно, как несколько дружинников сбились у обломков стен, выставив перед собой пики и арбалеты, а с двух сторон на них надвигаются черные горы мяса, и бежать некуда.
Одна из тварей нависла над ними и распахнула пасть, обнажив неправдоподобные, почти с локоть, желтые клыки. Крики ужаса и стон пошел над позициями дружины. Многие закрыли в страхе глаза и не видели, как из щели поднялся маг в полосатом одеянии и вскинул руки. Огненный комок впился прямо в зев чудовища. Медведь издал громкий булькающий звук и рухнул, похоронив под собой смельчака. Рядом с повергнутой тушей оказался другой медведь, недоуменно обнюхал лежащего и помотал головой. Раненый зверь, выковырявший наконец копья, тоже замер. Со стороны города высоко запела труба, бухнул несколько раз барабан.
Медведи большими скачками понеслись обратно, оборачиваясь на бегу. Проход между домами снова закрыли щитами.
Прискакал тысяцкий Чуев, поднялся наверх, минуты две виртуозно обкладывал зверей, родителей зверей, создателя зверей и тех, кто всякую тварь на человека натаскивает. Затем перевел дыхание и доложил о потерях. Удар просмоленных тварей достался его тысяче. Насмерть убило десятка два и покалечило не меньше сотни. Если так дело пойдет…
— Дело еще и не начиналось! — перебил его Виктор. — Никто позиций не оставил?
Глаза Чуева налились кровью, и он набрал в грудь воздуха, чтобы достойно ответить, но Виктор рассмеялся, обнял его и, похлопав по спине, сказал, что в его молодцах не сомневался и чтоб прямо сейчас вынесли на позиции вина — каждому по чарке. Чуев успокоился, повеселел и сказал, что несколько отчаянных голов уже оттяпали заднюю ногу битого зверя и соорудили великолепный шашлык.
— Быстро они! — восхитился Виктор. — Неужели съели?
— С большого страха у них только аппетит разыгрался, — ответил Чуев и отправился к своим.
Виктор посмотрел ему вслед. Страх — всего лишь страх. Звери — они звери и есть, против человека им не устоять, будь ты хоть медведь трехметровый или дракон сказочный. Но если казанцы, смолой защищенные, выступят с повозками или на моторах, да с оружием старым — вот это будет катастрофа. Пройдут сквозь позиции, разрежут на клинья и перестреляют. Даже если захватить пулеметы, мало кто умеет с ними обращаться. Сегодня надо брать город или уходить. Сниматься ночью осторожно, оставив зажженные костры, и вдоль берега двойными переходами, обмотав копыта тряпками.
Он поймал себя на мысли, что уже прикидывает в деталях, как с малыми потерями отступить, как погоню отсечь, где засадные сотни оставить. И рассвирепел, озлился на себя. Только начни отступать, подумал он, так до порога своего и допятишься, сдерживая натиск. Лучше здесь лечь костьми.
Закрыв глаза, он расслабился. Когда не думаешь ни о чем, решение приходит само, будто подсказанное. Но сейчас отвлечься не удавалось, в голове возникали и пропадали лица сотников, выплыли сердитые глаза Сармата, лицо Мартына в обрамлении буйной русой с проседью шевелюры и бороды. Он задумался над планом ночного штурма — магов вперед, за ними штурмовые лестницы, пройти гуськом, цепочкой меж насыпей, а уж в городе как получится.
Да, единственная надежда — ночной штурм. Сейчас спешно выставить заслоны, как можно дальше от Казани. Пусть держат оборону, отходят при натиске на новый рубеж, снова сдерживают. Завалить дороги, чтобы моторы не прошли, а против пешего строя — засады, маленькими группами вдоль троп. И тянуть до ночи! Даже если враг в одном переходе — пять, шесть сотен вперед, всю тысячу.
— Вестовых ко мне! — вскричал Виктор, поднимая жезл.
А потом добавил:
— Тысяцкого Александра призвать немедля!
Внизу забегали, заскрипели ступени. Иван, не дожидаясь приказа, расстелил карты на досках, уложенных поверх кирпичей.
Не прошло и получаса, как поднялись сотни, одна за другой двинули на указанные места, веером ушли разведчики, и заросли бесшумно сомкнулись за ними. Лучшие маги настороженно замерли, ожидая срочной вести.
Виктор взглянул на небо. Уже за полдень, и изрядно за полдень. Через семь или восемь часов стемнеет. Тогда несколькими колоннами на штурм, со всех сторон. Отвлекающие удары маги нанесут прямо отсюда. Часть бойцов спустится вниз по реке и попробует с той стороны. Ох, много крови примет река, потемнеют воды ее…
6
Ярость мгновенно ушла, Виктор проводил холодным взглядом Сармата, спокойно воспринял даже то, что спустя минуту вестовой пригласил тысяцкого Александра в шатер Правителя. Год назад Александр, тогда еще юный дружинник, сбил стрелой дурохвоста, прыгнувшего на Сармата из кустов. Даже маг-хранитель не успел вскинуть руку, как в глазу полутораметрового хищника сидела стрела, и не попади он в глаз, долети зверь клыкастый до шеи Сармата, пришлось бы искать нового правителя.
Отметив юношу сотником, Сармат стал приглашать его иногда на большие застолья, а после того, как сотня отличилась во время люберецкого побоища, сделал Александра тысяцким. Старые сотники поворчали было, но успокоились — Сармату виднее. Впрочем, новый тысяцкий гонору не казал, стариков ублажал всячески и без совета с ними и шагу попервой не делал. После, конечно, пообвыкся, крылышки взъерепенил.
Виктор принялся втолковывать ему воинскую премудрость, тысяцкий схватывал все на лету и учеником был послушным, но потом вдруг заметилось, что учиться он хоть и горазд, но делает все по-своему, причем весьма толково. И тогда маршал перестал его учить.
Отхлебнув из фляги, он прополоскал горло и выплюнул. На солнцепеке крепкое изюмное вино, что твоя дубина, сразу по голове ахает.
Наблюдательный пункт он расположил в полуразрушенном кирпичном доме. Когда-то это было трехэтажное строение. Сохранился только остов и несколько балок от перекрытий. На балки кинули доски от забора, поверху уложили щиты. Пристроили штурмовую лестницу. Оконные проемы заколотили, заложили корзинами с песком, оставив смотровые щели.
Раскуроченный магами холм торчал неподалеку гнилым зубом. Между двумя насыпями второй линии три, а то и четыре сотни метров. Можно проползти в темноте. Однако ночной штурм — верная гибель! Кто прорвется сквозь «оленьи рога» и плетни, обмотанные колючей проволокой, далеко не уйдет. Каждая улица и переулок станут западней, ловушкой, могилой. Сразу ударить по жизненным центрам? Знать бы, где эти центры! Начнется слепая резня, и здесь преимущество у осажденных. Конечно, если постоять тут месяц-другой, все старое оружие казанцев само постепенно выйдет из строя, то ли от заклятий магов, как полагают дружинники, то ли в их присутствии сложная техника просто не работает. Хотя что сложного в оружии, хмыкнул Виктор. Потом досадливо вздохнул: нет у них месяца, у них и пары дней нет. Обойти бы днем эти курганы окаянные, а там и сам черт не страшен, при свете дня дружине в городе работы на час.
Несколько всадников поскакали к холмам, не доехав, развернулись обратно, потом снова вернулись. Один из дружинников нацепил окорок на пику и, размахивая ею, поскакал вдоль линии холмов. Ударила очередь, другая, но всадник, то осаживая, то пришпоривая коня, метался от холма к холму и выкрикивал обидные слова. Вдруг Виктор и многие, кто с любопытством следил за ним, ахнули: пули зацепили коня, и дружинник рухнул вместе с ним. Но тут же вскочил и, петляя, побежал назад под свист и крики с той и другой стороны.
— Узнать кто, — приказал Виктор, — выдать нового коня, флягу вина за храбрость и десять плетей, чтоб другим неповадно было.
Побежали исполнять приказ. Вскоре пришел расстроенный Александр просить за своего дружинника.
— Молодой еще, глупый, — усмехаясь, сказал он. — В обиду ему плети-то!
— Молодого можно и простить, — согласился Виктор. — Только мертвому плеть не в обиду. Но тогда пусть его сотник кару примет, или другой заступник…
Александр раздул ноздри, свирепо засопел в жидкие усы, но под ледяным взглядом маршала смутился и ушел.
Издалека донесся долгий вой, потом кто-то заревел. Щиты, прикрывающие одну из улиц, раздались в стороны.
«Ага, сейчас зверье свое выпустят», — подумал Виктор.
Утром Сармат рассказал, что в последней схватке им пришлось биться не только с людьми, но и с двумя медведями. Заметив иронически поднятую бровь Виктора, вспылил и заявил, что ему, Сармату, не стыдно признаться в страхе великом, который эти зверюги на него нагнали, и он еще посмотрит на него, Виктора, когда тот встретит зверя, только глянет издалека, потому что вонять будет крепко. «От кого вонять?» — не понял Виктор. — «От тебя! рявкнул Сармат. — В штаны наложишь!» Мартын усмехнулся, а Виктор тогда смолчал, но после утреннего конфуза припомнил Сармату штаны, посоветовав впредь, идя конным строем на пулеметы, надевать юбку, чтоб бежать было удобно.
Насчет зверей Егор знал мало. Разведчики говорили неясно, будто туранцы привели из-за Урала медведей, да не простых, а сущих дьяволов. Егор чесал в затылке и рассуждал об уродах, что в обилии рожают за Уралом люди и звери. Потом решил, что речь идет о «мохнатых шайтанах», о которых рассказал ходок с яицких земель.
«Медведь в человеческий рост, а если на задние лапы встанет, то и в три. Быстро бегает, а когти… — Егор хмыкнул. — Может все врут, не видал я таких медведей…»
Щиты не успели развести. Они рухнули под напором изнутри, и один за другим в поле вырвались три… чудовища!
Виктор почувствовал, как волосы его становятся дыбом. Какой шутник назвал их медведями? Наверно, их бабушка и принадлежала к медвежьему роду. Но эти дьяволы в три человеческих роста, с чуть ли не полуметровыми когтями и жуткими клыками могли привидеться разве что в дурном сне.
Звери огромными прыжками уже преодолели половину расстояния до Сарматовой дружины. Навстречу полетели арбалетные стрелы, гроздья огненных шаров всплыли над руинами и упали на страшил. Но магический огонь только скользнул по черной блестящей шкуре.
«Смола!» — догадался Виктор. Очевидно, маги тоже сообразили, больше не пытались ударить огнем.
Медведи ворвались на позиции и, давя разбегающихся бойцов, принялись крушить уцелевшие местами стены.
— Где самострелы? — закричал Виктор.
Иван прижал кулаки к вискам, лицо его перекосилось, побледнело, глаза закатились.
«Есть!» — прошептал он и перевел дыхание.
Со стороны кирпичной невысокой башни, где стояли шатры Сармата, раздались крики, свист, ржанье. На открытое место выскочили повозки, запряженные четверками коней. Дуги самострелов выпирали далеко в стороны. Издали казалось, что кони сейчас взлетят, взмахнув длинными крыльями. Завидев их, медведи перестали ломать стены и заревели. Один из них поднялся на задние лапы, и Виктор почувствовал, как у него ослабли колени. В смотровую щель было видно, что голова медведя вровень с окнами третьего этажа.
Укрепления на холмах открыли пальбу. Стреляли по колесницам, но издали попасть не могли. Потом что-то зашумело, дымная полоса ткнулась в стену дома, вспышка, грохот, и стена рухнула. Медведи кинулись на повозки, те мгновенно развернулись — громко зазвенела тетива, вторая — и два тяжелых копья вонзились в зверя, который почти догнал повозку.
Чудовище взревело так, что заложило уши. Потом медведь вдруг сел и принялся сучить передними лапами, пытаясь выдернуть копья. За спиной Виктора кто-то истерически, с привизгом засмеялся, смех перешел в икоту. Виктор не мог оторвать глаз от побоища, учиняемого этими жуткими порождениями отравленных земель Зауралья.
Пока раненый зверь возился с копьями, два других набросились на боевые повозки. Снова запели стальные тросы, но в спешке или с перепугу самострельщики поторопились, и копье лишь задело плечо второго медведя. В тот же миг тяжелая лапа подбросила коней вверх, захрустели дуги, с треском разлетелись под ногами-тумбами доски. Возницы и самопальщики бросились в стороны, набежал третий медведь и посбивал их с ног, а кого и передавил. С наблюдательного пункта было видно, как несколько дружинников сбились у обломков стен, выставив перед собой пики и арбалеты, а с двух сторон на них надвигаются черные горы мяса, и бежать некуда.
Одна из тварей нависла над ними и распахнула пасть, обнажив неправдоподобные, почти с локоть, желтые клыки. Крики ужаса и стон пошел над позициями дружины. Многие закрыли в страхе глаза и не видели, как из щели поднялся маг в полосатом одеянии и вскинул руки. Огненный комок впился прямо в зев чудовища. Медведь издал громкий булькающий звук и рухнул, похоронив под собой смельчака. Рядом с повергнутой тушей оказался другой медведь, недоуменно обнюхал лежащего и помотал головой. Раненый зверь, выковырявший наконец копья, тоже замер. Со стороны города высоко запела труба, бухнул несколько раз барабан.
Медведи большими скачками понеслись обратно, оборачиваясь на бегу. Проход между домами снова закрыли щитами.
Прискакал тысяцкий Чуев, поднялся наверх, минуты две виртуозно обкладывал зверей, родителей зверей, создателя зверей и тех, кто всякую тварь на человека натаскивает. Затем перевел дыхание и доложил о потерях. Удар просмоленных тварей достался его тысяче. Насмерть убило десятка два и покалечило не меньше сотни. Если так дело пойдет…
— Дело еще и не начиналось! — перебил его Виктор. — Никто позиций не оставил?
Глаза Чуева налились кровью, и он набрал в грудь воздуха, чтобы достойно ответить, но Виктор рассмеялся, обнял его и, похлопав по спине, сказал, что в его молодцах не сомневался и чтоб прямо сейчас вынесли на позиции вина — каждому по чарке. Чуев успокоился, повеселел и сказал, что несколько отчаянных голов уже оттяпали заднюю ногу битого зверя и соорудили великолепный шашлык.
— Быстро они! — восхитился Виктор. — Неужели съели?
— С большого страха у них только аппетит разыгрался, — ответил Чуев и отправился к своим.
Виктор посмотрел ему вслед. Страх — всего лишь страх. Звери — они звери и есть, против человека им не устоять, будь ты хоть медведь трехметровый или дракон сказочный. Но если казанцы, смолой защищенные, выступят с повозками или на моторах, да с оружием старым — вот это будет катастрофа. Пройдут сквозь позиции, разрежут на клинья и перестреляют. Даже если захватить пулеметы, мало кто умеет с ними обращаться. Сегодня надо брать город или уходить. Сниматься ночью осторожно, оставив зажженные костры, и вдоль берега двойными переходами, обмотав копыта тряпками.
Он поймал себя на мысли, что уже прикидывает в деталях, как с малыми потерями отступить, как погоню отсечь, где засадные сотни оставить. И рассвирепел, озлился на себя. Только начни отступать, подумал он, так до порога своего и допятишься, сдерживая натиск. Лучше здесь лечь костьми.
Закрыв глаза, он расслабился. Когда не думаешь ни о чем, решение приходит само, будто подсказанное. Но сейчас отвлечься не удавалось, в голове возникали и пропадали лица сотников, выплыли сердитые глаза Сармата, лицо Мартына в обрамлении буйной русой с проседью шевелюры и бороды. Он задумался над планом ночного штурма — магов вперед, за ними штурмовые лестницы, пройти гуськом, цепочкой меж насыпей, а уж в городе как получится.
Да, единственная надежда — ночной штурм. Сейчас спешно выставить заслоны, как можно дальше от Казани. Пусть держат оборону, отходят при натиске на новый рубеж, снова сдерживают. Завалить дороги, чтобы моторы не прошли, а против пешего строя — засады, маленькими группами вдоль троп. И тянуть до ночи! Даже если враг в одном переходе — пять, шесть сотен вперед, всю тысячу.
— Вестовых ко мне! — вскричал Виктор, поднимая жезл.
А потом добавил:
— Тысяцкого Александра призвать немедля!
Внизу забегали, заскрипели ступени. Иван, не дожидаясь приказа, расстелил карты на досках, уложенных поверх кирпичей.
Не прошло и получаса, как поднялись сотни, одна за другой двинули на указанные места, веером ушли разведчики, и заросли бесшумно сомкнулись за ними. Лучшие маги настороженно замерли, ожидая срочной вести.
Виктор взглянул на небо. Уже за полдень, и изрядно за полдень. Через семь или восемь часов стемнеет. Тогда несколькими колоннами на штурм, со всех сторон. Отвлекающие удары маги нанесут прямо отсюда. Часть бойцов спустится вниз по реке и попробует с той стороны. Ох, много крови примет река, потемнеют воды ее…
6
Солнце никак не садилось. Ожидание темноты изматывало. Один за другим прискакали гонцы от Александра. В первом донесении он сообщал, что крупных сил неприятеля пока не встретил, мелкие патрули рассеял, на дорогах устроил завалы. Во втором донесении сотник Панас сообщил, что тысяцкий тяжело ранен, засадные сотни сдерживают натиск большого отряда. Моторные повозки подбили и сожгли, подмоги не требуется, только пусть вышлют несколько телег для раненых.
Выслушав гонцов, Виктор покосился на удлиняющиеся тени, перекусил травинку, зажатую в зубах, и обратился к Сармату:
— Пора строить дружину в штурмовые колонны.
Сармат кивнул.
— Как там Александр? — спросил он.
— Ранен.
— Вот как! — Сармат пристально глянул Виктору в глаза, но больше ничего не сказал.
Шатер Правителя раскинули среди яблоневых садов, на небольшой возвышенности за старой кирпичной пятиэтажкой. До боевых насыпей казанцев было километра два. Время от времени высоко над шатром посвистывали пули, а однажды небольшой снаряд упал за стеной дома и не взорвался. Старый полковник не поленился и, сходив за дом, принес металлический огурец. С любопытством повертел его и вздохнул.
— Раньше у моих ребят таких штучек много было, — сказал он. Полезная в хозяйстве вещь — ранцевый метатель «сквозняк». Девять таких снарядов за плечами — и хрен кто тебя остановит! Если рванет, полстены в щебень перемелет.
Мартын осторожно взял снаряд, взвесил в руке и хотел зашвырнуть подальше. Но Семен Афанасьевич перехватил его руку.
— Не надо, — сипло прошептал он. — Могилка!
Взглянув на побелевшее лицо и вытаращенные глаза старого полковника, Мартын тоже побледнел и нежно положил цилиндр на стол.
Виктор поднял палец. В шатер вошел Иван, оглядел сидящих и уставился на снаряд. Вздохнул, повел над ним ладонью, осторожно взял и вышел. Через несколько минут неподалеку глухо бухнуло.
— Узнай, что там, — велел Виктор Богдану.
Богдан не успел выйти, как снова появился Иван и сказал, что бросил снаряд в заброшенный колодец. Если еще залетят такие, лучше не трогать, а позвать любого мага, что окажется поблизости.
— В бога, в душу, в семьдесят два святителя, — прорычал тысяцкий Чуев и положил свою лапищу на плечо полковника:
— Ты что же это, старый, нас угробить хочешь?
Полковник сбросил руку с плеча, виновато улыбнулся и повел долгий рассказ о том, как с помощью ранцевых метателей он и десятка три молодцев разбили в пух и перья большой отряд туранцев под Актюбинском. Сармат слушал его, посмеиваясь и подзадоривая, а старый вояка вошел в раж и выдавал одну историю за другой. А когда он со смаком рассказал, как доходил чуть ли не до Термеза, Чуев не выдержал и ехидно спросил, уж не встречал ли в тех краях Семен Афанасьевич легендарного атамана Курбатова? Старик хмыкнул и покачал головой, пряча улыбку в усы.
Вошел вестовой, посмотрел на Сармата, но поскольку жезл покоился на коленях Виктора, то ему и доложил, что взяли лазутчика. Хотя, может, и не лазутчик вовсе. Шел, не таясь.
Тысяцкий Егор поднялся было со скамьи, но Сармат махнул рукой.
— Давай его сюда, — сказал он. — Может, это человек Сафара?
Неодобрительно покачав головой, Егор снова сел. По его разумению, пленного следовало допросить неприлюдно, хоть все здесь свои, а из сотников почитай никого, но порядок должен быть. Тем более, если это свой человек — велика ли нужда вести через позиции, мало ли чей недобрый глаз увидит, запомнит? А ну, как ему снова возвращаться в город.
Хоть и непроницаемо было лицо Егора, но Виктор отлично понимал, что означает чуть вздетая правая бровь и еле заметно опущенные уголки губ. Язык сейчас позарез нужен, а если свой человек — то и подавно: может, какие хитрые ходы в город знает. Тогда малой кровью возьмем.
В шатер ввели пленного. По бокам встали дружинники с мечами на изготовку, а за спину Сармату зашел его личный маг, седовласый гигант, имени которого никто не знал.
На пленном был белый шелковый халат, опоясанный цветастым платком. Голову покрывал другой платок, с завязанными по краям узелками. Виктор вгляделся в него. Нет, не из его лазутчиков. Но он готов был поклясться, что когда-то видел этого человека.
— Вот мы и встретились, Сармат, — спокойно сказал пленный. — Ты пришел на восток, и с тобой пришла тьма.
— Будь справедлив и признай, что не запад породил эту тьму, ответил, и даже не ответил, а провозгласил Сармат.
На миг Виктор забыл о пленном и воззрился на Сармата. Давно, почитай с самой болезни, Правитель так еще не говорил. Осанка его неуловимо преобразилась, словно он не сидел на деревянной грубой скамье, а восседал на троне. Таким густым и сильным голосом Сармат давал клятву, посылал в бой, отдавал приказания, это был голос Правителя, а не сварливого старика, в которого, о чем даже боялся думать Виктор, Сармат превращался в последние месяцы.
Пленный без страха оглядел присутствующих, задержал взгляд на Викторе.
— Ты постарел, — констатировал Сармат. — И ты с моими врагами. Но я не хочу иметь врагов. Справедливость…
— Не тебе говорить о справедливости, — резко перебил пленный, — это ты стоишь под стенами Казани, а не наоборот! Ты истребил посольство, что непростительно даже варвару. А ты себя, по всей видимости, считаешь просвещенным государем. Кстати, ты уже короновался или решил помазаться на царство после героического похода?
— Или ты глуп, или у тебя плохие шпионы, — спокойно ответил Сармат, но Виктор заметил, как гневно раздулись его ноздри и покраснел лоб. — Я всего лишь руководитель дружины. Мое дело — защищать мой народ. И если понадобится для этого стать под стены Казани и любого другого города — так и будет!
— Хорошие слова! — склонил голову набок пленный.
Тысяцкие с недоумением прислушивались к странному разговору. Ни Чуев, ни Егор не были в Саратовском деле, а Григорий сейчас отсутствовал. Мартын подошел к пленному, вгляделся в его лицо, покачал головой и сел на место.
— Если бы не голос, я бы тебя не узнал.
Не обращая на него внимания, пленный подошел было к Сармату, но из-за плеча Правителя поднялись ладони мага и пленный словно натолкнулся на невидимую преграду.
— Ах, да, — сказал он, — я забыл про твоих шайтанов. Но зря ты продал им свою душу. Скверная будет расплата за столь нечестивую сделку. Но прежде, чем наступит окончательная расплата, ты увидишь, как причиненное тобой зло тысячекратно умножится и вернется к тебе. Ты пришел сюда как завоеватель, ты нарушил мирный труд землепашцев и горожан, а твои головорезы…
— Полно тебе! — зарычал Сармат. — Покажи хоть одного мирного жителя, которого обидели мои дружинники, и тогда поговорим. Сражения ведут воины, остальные сидят по домам. Те, из-за кого началась свара, будут наказаны, прочие — невиновны. И все!
— Нет, не все! — Глаза пленного полыхнули огнем. — Не твои ли головорезы дотла спалили Сотнур? А кто разрушил дамбы под Кокшайском?
— Война… — только и сказал Сармат.
— Ты привел сюда войну, и будь готов к тому, что война придет в твой дом. Ты даже не подозреваешь, какие силы вскоре поднимутся на тебя.
— Подозреваю, — прогудел Сармат. — Но напрасно ты считаешь меня глупцом. Я пришел сюда не плодить врагов, а искать друзей.
Пленный медленно покачал головой, вздохнул.
— Да, — нехотя согласился он, — у Сафара много сторонников, и казият расколот. Но так просто город тебе не взять, а каждая капля пролитой крови воззовет к отмщению. А когда поднимется знамя войны за веру…
— Ха-ха-ха! — зарокотал Сармат, и Виктор даже вздрогнул от громкого хохота. — Да я завтра же приму ислам, окрещусь или изберу буддизм, если это пойдет на благо людям и миру!
Глаза пленного расширились, словно он увидел нечто страшное.
— Ты очень опасный человек, — тихо сказал он. — Ты не остановишься ни перед чем. Если бы я был вправе… — Он замолчал.
— Говори, говори, — кивнул ему Сармат. — Тебя никто не обидит. Уйдешь как пришел. Я знаю, что ты никогда не будешь со мной. Но тот, кто идет против меня, идет против времени. Ты не голоден, — внезапно сменил тон Сармат, — не испытываешь ли какую нужду?
— Благодарю, — ответил пленный с коротким поклоном. — Я недавно ел.
— Тогда присядь и отдохни. Полагаю, ты не останешься здесь?
— Разумеется. Но вряд ли ты разрешишь мне вернуться в город.
— Отчего же! — искренне изумился Сармат. — Завтра утром мы с тобой продолжим разговор в Казанском Кремле.
— Так, — прищурился пленный, — значит — ночной штурм?
Виктор чуть не выругался. Он не мог вспомнить, кто этот человек и что его связывает с Сарматом. Но про себя твердо решил, что даже если Правитель отпустит пленного, далеко тот не уйдет. Сквозь откинутый полог шатра видно, как тысяцкий Егор сидит неподалеку на камне и смотрит в их сторону. Один знак, и незнакомца аккуратно скрутят и уложат в обозе.
Пленный между тем присел к столу. Мартын налил ему вина, но незнакомец покачал головой.
— Вот как? — удивился Мартын. — Раньше, помню, ты после трех кувшинов только начинал гулять…
— Аллах простит мои прегрешения, — вздел очи незнакомец, — а поминать о прошлых грехах тоже есть грех.
— Вот даже как! — Мартын задумчиво потрогал бороду. — Ты случайно не шейх какой, или имам?
— Я бы выпил воды, — негромко сказал незнакомец.
Мартын растерянно посмотрел на Виктора.
— Есть у нас вода? — спросил он.
Виктор позвал вестового и велел принести воды. Через пару минут доставили флягу с теплой мутной водой. Вестовой усмехнулся, открыл рот, но, встретив взгляд Виктора, поперхнулся и вышел. Семен Афанасьевич до сих пор сидел молча и не отрывал глаз от пленного. Когда тот сделал несколько глотков, старый полковник поднялся со своего места и подсел ближе.
— Где-то я тебя видел, — недобро прищурился он.
— Мир велик, — кивнул пленный, — возможно, и встречались.
Старик засопел, но ничего не сказал.
Пленный отложил флягу и обернулся к Сармату.
— Ты тоже постарел. Зачем тебе все эти хлопоты, для кого?
— Тебе не понять.
— А, высшие интересы… — слабо улыбнулся незнакомец.
— Да, представь себе, — вмешался Мартын. — Высшие интересы, и только они.
«Он, — вспомнил Виктор. — Разговор на мосту в Саратове. Опять пустые слова».
— История повторяется, — вздохнул пленный. — Снова Москва пошла войной на Казань.
— Что ты несешь! — нахмурился Сармат. — Почему это снова?
— Его спроси, — кивнул пленный на Мартына. — Он историю хорошо знает. Даю голову на отсечение, а голова эта немало стоит, что именно Мартын тебя подвигнул на поход! Он еще в Саратове бредил державой.
— Что тебя смущает? — спросил Мартын. — Одним нравится идея Великого Турана, а мне по душе российская державность.
Пленный засмеялся, хлопая себя по коленям.
— Ох, — сказал он, успокоившись, — вот уж кто самый патриот, так это Мартин фон Таубе!
Воцарилось неловкое молчание. Виктор впервые услышал фамилию Мартына, и бестактность пленного неприятно поразила его. Без спроса, без разрешения назвать человека — надо быть очень близким или, наоборот, ненавидеть его.
— Что же, — между тем спокойно отвечал Мартын, — были времена, когда среди лучших патриотов встречались и немцы. Суть не в этом.
— В чем же? — полюбопытствовал пленный.
— А в том, — немедленно сказал Мартын, и в голосе его громыхнул металл, — что без высшей идеи человек есть скот, достойный ножа мясника.
— Все равны перед Аллахом, — миролюбиво ответил пленный, — что носитель высшей идеи, а что и простой смертный.
— Идея Великого Турана тоже есть великая идея, — назидательно поднял указательный палец Мартын, — и я скорее соглашусь на владычество Турана, нежели обретаться среди безвластия и дикости.
— Тебе нужна не власть, тебе нужен Правитель, — вздохнув, пробормотал пленный.
— Так, только так! — И с этими словами Мартын строго посмотрел на Сармата.
— А Правителю нужны подданные, — еле слышно добавил пленный.
Мартын только склонил голову на эти слова.
— Может, ты и прав, — голос пленного окреп, — но я не приемлю твоей правоты. Не во имя ли державы сейчас льется кровь? Не во имя ли державы атаман Курбатов вырезал мирные селения под Термезом?
— Вспомнил! — вдруг вскричал Семен Афанасьевич. — Вспомнил я тебя! Ты же советником был у Алибека, сучий ты потрох, сколько из-за тебя ребят моих полегло!
— Каких ребят? — спросил Сармат, но пленный, не обращая внимания на него, медленно поднялся из-за стола, вперив взгляд в старого полковника.
— Что уставился, родственника узнал? — презрительно спросил полковник. — Смотри, смотри, пока глаза не вырвал и в задницу тебе не сунул!
Выслушав гонцов, Виктор покосился на удлиняющиеся тени, перекусил травинку, зажатую в зубах, и обратился к Сармату:
— Пора строить дружину в штурмовые колонны.
Сармат кивнул.
— Как там Александр? — спросил он.
— Ранен.
— Вот как! — Сармат пристально глянул Виктору в глаза, но больше ничего не сказал.
Шатер Правителя раскинули среди яблоневых садов, на небольшой возвышенности за старой кирпичной пятиэтажкой. До боевых насыпей казанцев было километра два. Время от времени высоко над шатром посвистывали пули, а однажды небольшой снаряд упал за стеной дома и не взорвался. Старый полковник не поленился и, сходив за дом, принес металлический огурец. С любопытством повертел его и вздохнул.
— Раньше у моих ребят таких штучек много было, — сказал он. Полезная в хозяйстве вещь — ранцевый метатель «сквозняк». Девять таких снарядов за плечами — и хрен кто тебя остановит! Если рванет, полстены в щебень перемелет.
Мартын осторожно взял снаряд, взвесил в руке и хотел зашвырнуть подальше. Но Семен Афанасьевич перехватил его руку.
— Не надо, — сипло прошептал он. — Могилка!
Взглянув на побелевшее лицо и вытаращенные глаза старого полковника, Мартын тоже побледнел и нежно положил цилиндр на стол.
Виктор поднял палец. В шатер вошел Иван, оглядел сидящих и уставился на снаряд. Вздохнул, повел над ним ладонью, осторожно взял и вышел. Через несколько минут неподалеку глухо бухнуло.
— Узнай, что там, — велел Виктор Богдану.
Богдан не успел выйти, как снова появился Иван и сказал, что бросил снаряд в заброшенный колодец. Если еще залетят такие, лучше не трогать, а позвать любого мага, что окажется поблизости.
— В бога, в душу, в семьдесят два святителя, — прорычал тысяцкий Чуев и положил свою лапищу на плечо полковника:
— Ты что же это, старый, нас угробить хочешь?
Полковник сбросил руку с плеча, виновато улыбнулся и повел долгий рассказ о том, как с помощью ранцевых метателей он и десятка три молодцев разбили в пух и перья большой отряд туранцев под Актюбинском. Сармат слушал его, посмеиваясь и подзадоривая, а старый вояка вошел в раж и выдавал одну историю за другой. А когда он со смаком рассказал, как доходил чуть ли не до Термеза, Чуев не выдержал и ехидно спросил, уж не встречал ли в тех краях Семен Афанасьевич легендарного атамана Курбатова? Старик хмыкнул и покачал головой, пряча улыбку в усы.
Вошел вестовой, посмотрел на Сармата, но поскольку жезл покоился на коленях Виктора, то ему и доложил, что взяли лазутчика. Хотя, может, и не лазутчик вовсе. Шел, не таясь.
Тысяцкий Егор поднялся было со скамьи, но Сармат махнул рукой.
— Давай его сюда, — сказал он. — Может, это человек Сафара?
Неодобрительно покачав головой, Егор снова сел. По его разумению, пленного следовало допросить неприлюдно, хоть все здесь свои, а из сотников почитай никого, но порядок должен быть. Тем более, если это свой человек — велика ли нужда вести через позиции, мало ли чей недобрый глаз увидит, запомнит? А ну, как ему снова возвращаться в город.
Хоть и непроницаемо было лицо Егора, но Виктор отлично понимал, что означает чуть вздетая правая бровь и еле заметно опущенные уголки губ. Язык сейчас позарез нужен, а если свой человек — то и подавно: может, какие хитрые ходы в город знает. Тогда малой кровью возьмем.
В шатер ввели пленного. По бокам встали дружинники с мечами на изготовку, а за спину Сармату зашел его личный маг, седовласый гигант, имени которого никто не знал.
На пленном был белый шелковый халат, опоясанный цветастым платком. Голову покрывал другой платок, с завязанными по краям узелками. Виктор вгляделся в него. Нет, не из его лазутчиков. Но он готов был поклясться, что когда-то видел этого человека.
— Вот мы и встретились, Сармат, — спокойно сказал пленный. — Ты пришел на восток, и с тобой пришла тьма.
— Будь справедлив и признай, что не запад породил эту тьму, ответил, и даже не ответил, а провозгласил Сармат.
На миг Виктор забыл о пленном и воззрился на Сармата. Давно, почитай с самой болезни, Правитель так еще не говорил. Осанка его неуловимо преобразилась, словно он не сидел на деревянной грубой скамье, а восседал на троне. Таким густым и сильным голосом Сармат давал клятву, посылал в бой, отдавал приказания, это был голос Правителя, а не сварливого старика, в которого, о чем даже боялся думать Виктор, Сармат превращался в последние месяцы.
Пленный без страха оглядел присутствующих, задержал взгляд на Викторе.
— Ты постарел, — констатировал Сармат. — И ты с моими врагами. Но я не хочу иметь врагов. Справедливость…
— Не тебе говорить о справедливости, — резко перебил пленный, — это ты стоишь под стенами Казани, а не наоборот! Ты истребил посольство, что непростительно даже варвару. А ты себя, по всей видимости, считаешь просвещенным государем. Кстати, ты уже короновался или решил помазаться на царство после героического похода?
— Или ты глуп, или у тебя плохие шпионы, — спокойно ответил Сармат, но Виктор заметил, как гневно раздулись его ноздри и покраснел лоб. — Я всего лишь руководитель дружины. Мое дело — защищать мой народ. И если понадобится для этого стать под стены Казани и любого другого города — так и будет!
— Хорошие слова! — склонил голову набок пленный.
Тысяцкие с недоумением прислушивались к странному разговору. Ни Чуев, ни Егор не были в Саратовском деле, а Григорий сейчас отсутствовал. Мартын подошел к пленному, вгляделся в его лицо, покачал головой и сел на место.
— Если бы не голос, я бы тебя не узнал.
Не обращая на него внимания, пленный подошел было к Сармату, но из-за плеча Правителя поднялись ладони мага и пленный словно натолкнулся на невидимую преграду.
— Ах, да, — сказал он, — я забыл про твоих шайтанов. Но зря ты продал им свою душу. Скверная будет расплата за столь нечестивую сделку. Но прежде, чем наступит окончательная расплата, ты увидишь, как причиненное тобой зло тысячекратно умножится и вернется к тебе. Ты пришел сюда как завоеватель, ты нарушил мирный труд землепашцев и горожан, а твои головорезы…
— Полно тебе! — зарычал Сармат. — Покажи хоть одного мирного жителя, которого обидели мои дружинники, и тогда поговорим. Сражения ведут воины, остальные сидят по домам. Те, из-за кого началась свара, будут наказаны, прочие — невиновны. И все!
— Нет, не все! — Глаза пленного полыхнули огнем. — Не твои ли головорезы дотла спалили Сотнур? А кто разрушил дамбы под Кокшайском?
— Война… — только и сказал Сармат.
— Ты привел сюда войну, и будь готов к тому, что война придет в твой дом. Ты даже не подозреваешь, какие силы вскоре поднимутся на тебя.
— Подозреваю, — прогудел Сармат. — Но напрасно ты считаешь меня глупцом. Я пришел сюда не плодить врагов, а искать друзей.
Пленный медленно покачал головой, вздохнул.
— Да, — нехотя согласился он, — у Сафара много сторонников, и казият расколот. Но так просто город тебе не взять, а каждая капля пролитой крови воззовет к отмщению. А когда поднимется знамя войны за веру…
— Ха-ха-ха! — зарокотал Сармат, и Виктор даже вздрогнул от громкого хохота. — Да я завтра же приму ислам, окрещусь или изберу буддизм, если это пойдет на благо людям и миру!
Глаза пленного расширились, словно он увидел нечто страшное.
— Ты очень опасный человек, — тихо сказал он. — Ты не остановишься ни перед чем. Если бы я был вправе… — Он замолчал.
— Говори, говори, — кивнул ему Сармат. — Тебя никто не обидит. Уйдешь как пришел. Я знаю, что ты никогда не будешь со мной. Но тот, кто идет против меня, идет против времени. Ты не голоден, — внезапно сменил тон Сармат, — не испытываешь ли какую нужду?
— Благодарю, — ответил пленный с коротким поклоном. — Я недавно ел.
— Тогда присядь и отдохни. Полагаю, ты не останешься здесь?
— Разумеется. Но вряд ли ты разрешишь мне вернуться в город.
— Отчего же! — искренне изумился Сармат. — Завтра утром мы с тобой продолжим разговор в Казанском Кремле.
— Так, — прищурился пленный, — значит — ночной штурм?
Виктор чуть не выругался. Он не мог вспомнить, кто этот человек и что его связывает с Сарматом. Но про себя твердо решил, что даже если Правитель отпустит пленного, далеко тот не уйдет. Сквозь откинутый полог шатра видно, как тысяцкий Егор сидит неподалеку на камне и смотрит в их сторону. Один знак, и незнакомца аккуратно скрутят и уложат в обозе.
Пленный между тем присел к столу. Мартын налил ему вина, но незнакомец покачал головой.
— Вот как? — удивился Мартын. — Раньше, помню, ты после трех кувшинов только начинал гулять…
— Аллах простит мои прегрешения, — вздел очи незнакомец, — а поминать о прошлых грехах тоже есть грех.
— Вот даже как! — Мартын задумчиво потрогал бороду. — Ты случайно не шейх какой, или имам?
— Я бы выпил воды, — негромко сказал незнакомец.
Мартын растерянно посмотрел на Виктора.
— Есть у нас вода? — спросил он.
Виктор позвал вестового и велел принести воды. Через пару минут доставили флягу с теплой мутной водой. Вестовой усмехнулся, открыл рот, но, встретив взгляд Виктора, поперхнулся и вышел. Семен Афанасьевич до сих пор сидел молча и не отрывал глаз от пленного. Когда тот сделал несколько глотков, старый полковник поднялся со своего места и подсел ближе.
— Где-то я тебя видел, — недобро прищурился он.
— Мир велик, — кивнул пленный, — возможно, и встречались.
Старик засопел, но ничего не сказал.
Пленный отложил флягу и обернулся к Сармату.
— Ты тоже постарел. Зачем тебе все эти хлопоты, для кого?
— Тебе не понять.
— А, высшие интересы… — слабо улыбнулся незнакомец.
— Да, представь себе, — вмешался Мартын. — Высшие интересы, и только они.
«Он, — вспомнил Виктор. — Разговор на мосту в Саратове. Опять пустые слова».
— История повторяется, — вздохнул пленный. — Снова Москва пошла войной на Казань.
— Что ты несешь! — нахмурился Сармат. — Почему это снова?
— Его спроси, — кивнул пленный на Мартына. — Он историю хорошо знает. Даю голову на отсечение, а голова эта немало стоит, что именно Мартын тебя подвигнул на поход! Он еще в Саратове бредил державой.
— Что тебя смущает? — спросил Мартын. — Одним нравится идея Великого Турана, а мне по душе российская державность.
Пленный засмеялся, хлопая себя по коленям.
— Ох, — сказал он, успокоившись, — вот уж кто самый патриот, так это Мартин фон Таубе!
Воцарилось неловкое молчание. Виктор впервые услышал фамилию Мартына, и бестактность пленного неприятно поразила его. Без спроса, без разрешения назвать человека — надо быть очень близким или, наоборот, ненавидеть его.
— Что же, — между тем спокойно отвечал Мартын, — были времена, когда среди лучших патриотов встречались и немцы. Суть не в этом.
— В чем же? — полюбопытствовал пленный.
— А в том, — немедленно сказал Мартын, и в голосе его громыхнул металл, — что без высшей идеи человек есть скот, достойный ножа мясника.
— Все равны перед Аллахом, — миролюбиво ответил пленный, — что носитель высшей идеи, а что и простой смертный.
— Идея Великого Турана тоже есть великая идея, — назидательно поднял указательный палец Мартын, — и я скорее соглашусь на владычество Турана, нежели обретаться среди безвластия и дикости.
— Тебе нужна не власть, тебе нужен Правитель, — вздохнув, пробормотал пленный.
— Так, только так! — И с этими словами Мартын строго посмотрел на Сармата.
— А Правителю нужны подданные, — еле слышно добавил пленный.
Мартын только склонил голову на эти слова.
— Может, ты и прав, — голос пленного окреп, — но я не приемлю твоей правоты. Не во имя ли державы сейчас льется кровь? Не во имя ли державы атаман Курбатов вырезал мирные селения под Термезом?
— Вспомнил! — вдруг вскричал Семен Афанасьевич. — Вспомнил я тебя! Ты же советником был у Алибека, сучий ты потрох, сколько из-за тебя ребят моих полегло!
— Каких ребят? — спросил Сармат, но пленный, не обращая внимания на него, медленно поднялся из-за стола, вперив взгляд в старого полковника.
— Что уставился, родственника узнал? — презрительно спросил полковник. — Смотри, смотри, пока глаза не вырвал и в задницу тебе не сунул!