— Все по местам! — скомандовал Мартынов. — Сигнал — слова «пошел вон».
   Авто подкатило к даче. Собан вышел, огляделся.
   — Одиноко живут, — он кивнул на узкую, полузасыпанную тропку, ведущую от калитки к крыльцу.
   — Пошли.
   Впереди зашагал Туз. Он толкнул калитку, и запор вылетел. Дверь на веранду поддалась сразу. А вот с входной пришлось повозиться. Но Туз вытащил из-под пальто фомку — замок тихо хрустнул.
   Сверху, со второго этажа, донеслись звуки гитары и приглушенный женский голос.
   Собан вошел в комнату румяный с мороза, улыбчивый.
   Был он похож на благородного отца из провинции. Туз и Семен следом вошли, стали у дверей.
   Данилов поставил рюмку на стол, Нина опустила гитару.
   — Почтение, Студент, и вам, барышня, не бойтесь, мы не из ЧК.
   — А я и не боюсь, — холодно сказал Данилов и потянулся к бутылке, — садитесь.
   — Сяду, сяду. Почему не сесть, когда добром зовут.
   Собан скинул шубу на руки Семену. Подошел к столу, грузно сел.
   — Ты меня знаешь, Студент?
   — Не имею удовольствия.
   — Я Собан.
   — Мне это ничего не говорит.
   — Фраер ты, вход в закон рупь, а выход тыща. Поживешь в законе, узнаешь, как со мной говорить.
   — Что вам угодно?
   Собан взял рюмку, покрутил, понюхал.
   — Все, что на Сретенском бульваре взял, отдашь. Тогда жив будешь и маруху твою не тронем.
   — А из белья вам ничего не надо? Пошел вон!
   В комнату ворвались чекисты.
   — Руки! — крикнул Мартынов.
   Семен и Туз подняли руки.
   Собан выронил рюмку, сунул руку под пиджак, выдернул гранату «мильс». Он не успел дернуть кольцо. Данилов дважды выстрелил в него. Покатилась по полу граната, упал со стула Собан.
   Мартынов наклонился, перевернул его:
   — Готов.
   — Так он же, товарищ Мартынов…
   — Действовали правильно, Данилов…
   Мартынов повернулся к задержанным. Посмотрел на жующую рожу Туза, бессмысленную и тупую. Увидел бегающие глаза Семена.
   — Где Витька Залетный?
   — Гад буду, начальник, век свободы не видать… Через полчаса на Мясницкой валютную контору брать будет.
   — Данилов, Козлов, в машину! Остальные доставят арестованных.
   Операцию по захвату валютной конторы на Мясницкой Копытин готовил сам. Он шагами измерил расстояние от Банковского переулка до конторы, рассчитал время. Трижды заходил в помещение, изучал расположение касс и посты охраны.
   Он не очень верил, что Собану удастся отобрать у Студента ценности Васильева. После встречи в кафе «Бом» он понял, что этот мальчонка с холодными глазами совсем не фраерок, как говорил о нем Собан.
   В поступках и действиях Студента чувствалась уверенность и сила, а значит, это не просто одинокий, как волк, налетчик, а человек, за которым кто-то стоит. Возможно, эти кто-то и встретятся с Собаном на даче в Сокольниках.
   О своих предположениях Копытин Собану не говорил. Пусть едет. А если его там шлепнут, то и слава богу. Надоел Виктору этот истерик со своим гипертрофированным самоуважением.
   Да и пора было кончать с игрушками в казаки-разбойники. Бандиты бандитами, а ротмистр Алмазов-Рюмин шутить не будет. Господа офицеры поопаснее Собана с его уголовниками.
   Пора, пора прощаться с Москвой.
   Сегодня он берет контору, а потом милая Олечка с дураком мужем. Там ценностей!..
   В его распоряжении было три машины.
   На пустыре, в Марьиной роще, Копытин проверил у людей оружие, проинструктировал. Конечно, если бы вместо этой уголовной сволочи были офицеры, он бы считал план реализованным. Но ничего, попробуем.
   Три машины с пустыря разъехались в разные стороны, чтобы через полчаса встретиться в Банковском переулке.
   Копытин посмотрел на часы. Пять. Пора, в это время все сейфы открыты, начинается подсчет валюты.
   — Начали, — скомандвал он. — Быстро к дверям. Глушите милицию и — в помещение. Берете все, что в кассах под номерами один и три. Я прикрываю.
   Машины рванули с места. Копытин закрыл глаза и перекрестился.
   Когда машины подъехали к конторе и бандиты подбежали к дверям, их встретили выстрелами из нагана.
   А со стороны Лубянки и Прудов — грузовики с красноармейцами. Из кабины одной из машин ударил пулемет, лес штыков окружил бандитов.
   — Ходу! — крикнул Копытин.
   Машина сорвалась с места, запетляла по переулкам и остановилась только в Лялином.
   — Что будем делать? — спросил шофер.
   — Вон трактир, видишь? — кивнул Копытин. — Перекусим и на новое дело пойдем.
   — Фартовый ты парень, Витя, — с тобой хоть на рога, — засмеялся бандит, сидевший сзади.
   Копытин закурил. Затянулся жадно. У него остался последний шанс.
 
   Ольга Григорьевна, не снимая шубы, сидела у окна.
   Она и мужа заставила одеться. На столе лежал чемодан темной кожи. В нем все достояние Петра Львовича.
   А он потел от волнения, да и в шубе жарко, пенсне протирал.
   — Ты, Олечка, с ума сошла с этим Виктором.
   — Ты просто ревнуешь.
   — К нищей пехтуре?
   — Он мужчина, а это за деньги не купишь.
   — Ты становишься вульгарной, — вздохнул Петр Львович.
   — Ах, оставьте ваши нравоучения хотя бы в такой день. Я… Авто… Авто… Это Виктор, — Ольга Григорьевна побежала к двери.
   — Здравствуйте, Петр Львович, — Копытин вошел в комнату и стал у двери, щелкнув каблуками.
   — Виктор Алексеевич, — прочувствованно сказал Петр Львович, — вот в этом чемодане все. Этого хватит на две жизни в Париже. Помните…
   Копытин не дал ему договорить, рванул чемодан.
   Ольга увидела его лицо и начала пятиться к дверям в комнату.
   — Виктор, — прошептал Петр Львович, — Виктор…
   Копытин достал маузер и выстрелил.
   С визгом Ольга бросилась в комнату. Ударила руками по оконному стеклу. На улицу посыпались осколки прямо под ноги шедшему мимо патрулю.
   — Помогите! — разорвал женский крик морозную тишину.
   Копытин дважды выстрелил, и Ольга упала у окна.
   Матросы бежали к подъезду.
   — Жми! — крикнул бандит шоферу и выстрелил по патрулю.
   Словно полотно разорвал воздух залп. И машина, не успев развернуться, стала. Один матрос — к машине. Трое — в парадное.
   Копытин поднял чемодан, пошел к черному ходу. Толкнул. Заколочен. А во входную дверь били приклады.
   Он вытащил гранату, выдернул кольцо, подтолкнул ее к двери и спрятался за угол. Взрыв вынес дверь.
   Пройдя сквозь дымящуюся прихожую, Копытин вышел на черный ход.
   Он быстро шел вдоль стены Зачатьевского монастыря, сворачивал в переулки, пока не попал к храму Христа Спасителя.
   Мимо шел трамвай. Копытин на ходу прыгнул на подножку.
   Елена Климова читала на диване в комнате брата. Прошли дни после визита Манцева. Февраль уже на исходе. Никто ее, слава богу, не беспокоил. И она начала жить, как прежде.
   В дверь позвонили. Елена вышла в прихожую.
   — Кто там?
   — Леночка, — за дверью тихий мужской голос, — Виктор Копытин. Откройте, за мной гонятся.
   Елена открыла дверь.
   — Вы одна?
   — Конечно.
   — Укроете на пару дней?
   — Да. Я сейчас поставлю чай.
   — Спасибо, Лена, — Копытин обессиленно опустился на стул в прихожей.
   Елена вошла на кухню и задернула занавески. Человек, сидящий у окна в доме напротив, встал, подошел к телефону, висящему на стене.
   Ночью Копытин проснулся. Полежал недолго, прислушался к тишине. Встал, вышел в коридор. Толкнул дверь в комнату Алексея, где спала Елена. Заперто. Усмехнулся, дернув щекой.
   Пошел обратно, запер дверь, засветил свечу, раскрыл чемодан. На мгновение Копытин даже закрыл глаза — в чемодане лежали бриллианты, золото, толстые пачки денег.
   Он вскочил, сжал кулаки и, дергая щекой, начал тихо приплясывать. Потом успокоился, закрыл чемодан, дунул на свечу, лег и уснул крепко.
   Его разбудили звонки и стук. Он вскочил, схватил маузер, бросился к двери.
   В прихожую вышла Елена.
   — Кто это? — шепотом спросил Копытин.
   Она с недоумением пожала плечами и спросила:
   — Кто?
   — Барышня, Елена Федоровна, это я, дворник, дрова привезли.
   — Ой, какое счастье! — всплеснула руками Елена. — Сейчас.
   Она махнула Копытину рукой: мол, спрячьтесь.
   Копытин ушел в комнату, запер дверь, начал быстро одеваться. За дверью гудел бас дворника и слышался голос Елены. Дверь захлопнулась. Копытин выглянул в коридор.
   — Сейчас дрова принесут, а потом мы чай пить будем, — лучезарно улыбнулась Елена. — Вы посидите пока у себя.
   Копытин закрыл дверь и прильнул глазом к замочной скважине.
   Сначала пришел дворник с огромной охапкой дров. Потом второй, в рваном армяке. Потом армяк заслонил скважину, и Копытин слышал только стук дров и голоса мужиков.
   Потом Елена благодарила и расплачивалась. Мужики ушли. И снова тишина. И голос Елены:
   — Виктор, чай.
   Копытин бросил на кровать маузер, сунул наган в карман брюк, вышел в коридор.
   У стены аккуратно сложены дрова, немного сора на полу. Он шагнул в коридор… С двух сторон ему заломили руки Данилов и Мартынов.
   Вспыхнул свет. В коридор из комнаты вышел Манцев.
   — Поручик Копытин?
   Копытин скрипнул зубами, дернул щекой.
   — Я заместитель председателя МЧК Манцев. Вы арестованы.

Москва. Март 1919 года

   Копытина вели по длинному коридору мимо белых двустворчатых дверей, мимо бронзовых, потемневших ручек, мимо бачка с водой на табуретке, так не вяжущегося с этими дверями и ручками.
   Копытин смотрел на все жадно, впитывая в себя эти в общем-то обыденные вещи. И они казались ему необыкновенно прекрасными, потому что видел он все это в последний раз.
   Он сидел в кабинете Манцева и смотрел на половинку медали, лежащую на столе. Ему очень хотелось казаться равнодушно-ироничным и спокойным. Но он не мог.
   Странное чувство прощания жило в его душе, и оно было сильнее разума и воли.
   — Гражданин комиссар, — хрипло сказал он, — я хочу жить.
   Манцев долго смотрел на него. Через его кабинет проходили разные люди: холодные, убежденные в своей правоте, заговорщики, истеричные бандиты, говорливые эсеры, путающие допрос с политической дискуссией. Но такого он видел впервые. Человека не было, остался один облик.
   — Я не властен решать жизнь и смерть, — сказал Манцев, — для этого есть трибунал. На ваших руках слишком много крови. Но тем не менее полное признание дает вам шанс на снисхождение.
   — В чем я должен признаться?
   — Банда Собана нас уже не интересует. — Манцев взял в руки половинку медали: — Вот что мне интересно.
   Копытин молчал. Нет, внутри его не было жалости к тем, из подполья, он думал о слове «шанс». Мысленно прикидывал, как подороже продать то, что он знает.
   — Я знаю пароль, явку, людей. Я могу помочь. Дайте мне карандаш и бумагу, я напишу.
   Манцев молча протянул ему стопку бумаги и ручку.
 
   У электромастерских на Пресне, прямо у проходной, наклеена газета.
   Стоят рабочие, читают. Жирными буквами на полосе:
   «МЧК сообщает о ликвидации особо опасной банды Собана…»
   А над городом солнце. Яркое, мартовское. Солнце второй весны революции.