Эдуард Хруцкий. На углу, у Патриарших...

   — Местечко для свидания выбрал, чтобы я не забывал, кто я есть на самом деле? — Авила кивком указал на грязно-желтое здание МУРа. — Но и ты ведь в этой конторе погостил?
   — Было дело, — миролюбиво подтвердил Тарасов. — Садись. Пивка хочешь?
   — Водки хочу. Но не буду, — усаживаясь напротив, сказал Авила. — В чем срочность?
   — Двое твоих вчера сгорели синим пламенем. Знал? — Тарасов пристально взглянул на бандита. Но тот даже глазом не моргнул.
   — Не знал, но догадывался, — ответил он спокойно. — Где их взяли?
   — На выходе из берлоги Кузьмина. — Алексей отвернулся. Разговор ему предстоял трудный, и терять очки на первых же секундах не хотелось.
   — Все-то тебе известно, Леша, — недобро усмехнулся Авила.
   — Не все, конечно, но многое. При них — снятые с компьютера материалы, — продолжал Тарасов. Это уже была серьезная информация.
   — И что в этих материалах? — пока все еще спокойно поинтересовался бандит.
   — Вот этого не знаю. Многого хочешь, Авила! — отрезал Алексей.
   — Я тебя по имени, а ты меня кликухой… — с наигранным огорчением укорил Авила собеседника. — Нехорошо… — Он даже языком поцокал.
   — Извини. А тебя Никитой родители в честь Хрущева назвали? И ты ведь Никита Сергеевич. Полные тезки.
   Алексей откровенно насмехался. И был в этой насмешке ничуть не скрываемый второй смысл. Тарасов демонстрировал свое превосходство над Авилой, показывал, что ничуть не боится бандита. Но тот опять как бы ничего не заметил. Лишь посуровел.
   — Покривлялся и будя, — произнес он холодно. — Дело давай.
   Тарасов вздохнул, Авилу жалеючи, и кратко высказался по делу.
   — По всему по этому, Никита, тебе и твоим бойцам уплывать надо из Москвы. Или на дно лечь глубоко и надолго, понимаешь меня?
   — Не вижу необходимости, — заявил Авила твердо.
   Не ожидал Алексей от бандита столь спокойной твердости. Думал, сорвется Авила, зашипит по-блатному, на рожон полезет. Подавить волю истерика и потом настоять на своем Тарасову было бы куда проще. Но Никита держался, как скала. И Алексей слегка растерялся.
   — А заговорит твоя сладкая парочка? — спросил он чуть визгливо.
   — Не заговорят, — отрезал Авила.
   — Ты на их благородство не очень-то надейся! — проскрипел Тарасов.
   — Я не надеюсь. Им сдать меня — себе дороже, — осклабился Авила. — Сдадут — соучастие в убийстве Кузьмина, не сдадут — в худшем случае злостное хулиганство, незаконное проникновение в чужую квартиру. Надо полагать, они из квартиры ничего не вынесли?
   — Не вынесли, — скучно подтвердил Тарасов. — Но ведь береженого и Бог бережет…
   — А про небереженого уже не стоит, — перебил Авила. — Зачем тебе надо, чтобы мы ушли из Москвы?
   — Неспокойно здесь сейчас. Тревожусь я… — Похоже было, Алексей скис.
   Авила налег грудью на край стола и, глядя исподлобья на Тарасова, заговорил тихо, но злобно, сбиваясь на хрип:
   — Он тревожится! А ты тревожился, когда нас поднимал? А ты тревожился, когда золотые горы сулил? Когда территорию Китайца обещал? Когда с нашей помощью фээсбэшника решил замочить, чтобы Китайца с ног до головы замазать? Мои бойцы здесь осели, легально к Москве приковались, думали — на хлебном месте надолго прижились. Что я им скажу? Что ты тревожишься?.. Ты тревожишься, а мне что — слезами обливаться?.. Ты понимаешь, что мы свой регион отдали? Ты понимаешь, что нас нищими и бездомными делаешь? Сейчас я тебе, фраер московский, яйца для начала отстрелю, а потом прикончу, ты понял?!
   Слишком длинен был монолог. Тарасов успел и испугаться до смерти, и оклематься немного. Сказал осторожно, но почти уверенно:
   — Не прикончишь. Заробеешь. На голени, насколько мне известно, машинку с глушителем не пристроишь. А на полный выстрел менты оттуда вмиг примчатся. Ты и до своего «Ауди» добежать не успеешь. Вот и прикинь, что к чему. — Говоря это, Тарасов уже держал руку в кармане.
   И Авила разом успокоился: он лишь разыгрывал блатную истерику. На всякий случай он все же оскалился урожающе:
   — Опасаешься меня, клоп. Специально к хитрому домику привел.
   — Опасаюсь, но не боюсь, — согласился Тарасов. Он солгал лишь наполовину. — Давай рассуждать здраво.
   — Рассуждай, — разрешил Авила.
   — Мне необходимы три месяца тихой воды. Китаец на свою голову решил меня в депутаты двинуть. Эти три месяца я должен быть эталоном человека и гражданина. А вдруг? Вдруг какой-нибудь Никольский при нашей активности напрямую на убийство Кости выйдет? Полежать надо, полежать. А потом, когда я депутатом стану, за Китайца всерьез возьмемся. Я ни от чего не отказываюсь, Никита.
   — Пойду, выпью, — решил Авила и направился к стойке. Бармен мигом налил сто пятьдесят. Взяв в правую руку стакан, в левую — тарелку с орешками, Авила встал, опершись спиной о стойку и уперся в Тарасова тяжелым взглядом. Тот не выдержал взгляда, поднялся, подошел.
   — Мне пора, Никита. Мы договорились. Издержки я беру на себя.
   Авила, не отрываясь от стакана, опрокинул в себя сто пятьдесят и похрустел орешком.
   — А все-таки ты змей, Тарасов! — изрек бандит, гадливо скривясь.
 
   Лепилов и Шевелев стояли у хлипкой двери на первом этаже замызганной пятиэтажки. Лепилов, опершись о косяк, устало толковал через закрытую дверь:
   — Маргарита Егоровна, мы из милиции… из милиции! Ну, хотите, я под дверь свое удостоверение просуну?
   Из-за двери раздался немолодой, но боевой старушечий голос:
   — А зачем мне твое удостоверение? Нынче у каждого бандита удостоверение.
   — Откройте же, поговорить надо, — едва не умолял Лепилов.
   — Не открою! — стояла на своем бабка.
   — Тогда мы во двор выйдем, а вы к нам спуститесь и там поговорим, — нашел вариант Шевелев.
   — Никуда я не пойду! — отрезала старуха.
   — Ну, тогда я вашу хилую дверь вышибу к чертовой бабушке! — взбесился Лепилов, почти уже готовый привести свою угрозу в исполнение.
   — Попробуй, попробуй! — хихикнула вредная бабуся. — Ответишь за выбитую дверь-то! Наш участковый на тебя управу быстро найдет!
   — А участковому вы откроете? — с надеждой спросил Лепилов.
   Маргарита Егоровна немного помолчала, обдумывая вновь поступившее предложение.
   — Вот ты приведи его, а там посмотрим! — вынесла она наконец свой вердикт.
   — Шевелев! — прорыдал Лепилов. — Будь другом, отыщи ты его! Время, время! Нам Никольский головы поотвинчивает. А я здесь посижу, покараулю, а то эта бабка еще смоется куда-нибудь.
   Шевелев по лестнице ссыпался вниз, а Лепилов уселся на ступеньках.
   — Шпана и есть шпана! — раздалось из-за двери. — Бабка я ему, видите ли!
   … — Что ж вы, Маргарита Егоровна? — строго спросил участковый лейтенант. — У товарищей срочное и важное задание, а вы их в дом не пускаете.
   Вчетвером они сидели за круглым столом с кружевной скатертью.
   — Да как же теперь чужого в дом пускать! — объясняла Маргарита Егоровна, этакий колобок лет семидесяти пяти. — С тобой я ничего не боюсь, а так — страшно.
   — Спрашивайте, товарищи, — милостиво разрешил операм участковый.
   — Вы, Маргарита Егоровна, являетесь владелицей автомобиля «Ауди», — осторожно начал Шевелев. — Где сейчас ваша машина?
   — Какая машина? Нет у меня никакой машины, — удивилась старушка.
   — Ну как же!… — Шевелев был само терпение. Он достал из кармана листок. — Вот справка из ГИБДД. Машина у вас «Ауди» девяносто девятого года выпуска.
   — Так это не моя машина! — обрадовалась Маргарита Егоровна. Не так проста она была, как хотела казаться. — Мой бывший сосед Костик Кузьмин за приятеля своего просил, банкира, который не хотел, чтобы за ним лишний автомобиль числился. Вот я и дала доверенность на покупку.
   — А потом еще одну — на вождение, да? — не выдержал Лепилов.
   — Да уж и не помню я! — отмахнулась бабуся.
   — Ну, а фамилию банкира помните? — напирал Лепилов.
   — Куда уж мне, все забываю… — жалостно потупилась старушка.
   — Нотариальную контору, где два раза были, хоть помните? — без всякой надежды на положительный ответ спросил Шевелев.
   — Помню, помню, как же! — обрадовался вдруг колобок женского пола. — На Профсоюзной!
   — Тогда собирайтесь, Маргарита Егоровна, поедем на Профсоюзную, — устало и облегченно вздохнул Лепилов.
   У нотариуса дело пошло полегче, но тоже не без завихрений. Эффектная дама, строго постукивая указательным пальцем по столешнице модернового стола, холодно сказала:
   — Но существуют этические нормы, определяющие наши взаимоотношения с клиентами. Мне как юристу крайне неудобно…
   — И нам как юристам крайне неудобно выступать перед вами в качестве просителей, мадам! — Лепилов был на пределе. — Один из ваших клиентов обоснованно подозревается в организации тягчайшего преступления, а вы нам про этические нормы!
   — Вас не затруднит быть хотя бы элементарно вежливым? — произнесла крайне воспитанная мадам-нотариус тоном завзятого ментора.
   — Постараюсь, — Лепилов заставил себя улыбнуться. — А вас не затруднит дать нам необходимые сведения?
   — Только под полную вашу ответственность, — частично сдалась мадам. Развернувшись на вращающемся стуле, она оказалась лицом к картотеке и — о чудеса техники! — безошибочно извлекла нужную папку. Крутанулась обратно к столу, раскрыла папку и извлекла из нее копию доверенности. — Здесь все данные: фамилия, имя, отчество.
   Лепилов торопливо прочел вслух:
   — Самойлов Лев Константинович. Садово-Черногрязская… Какой, к черту, Самойлов?!
   — Миша, может, вторые документы? — подсказал-напомнил Шевелев, сидевший здесь же рядом с Маргаритой Егоровной.
   — Господи, совсем от этих баб ошизел! — Лепилов потряс головой и, осознав, что сказал, поспешно извинился: — пардон, мадам! — Потом быстренько достал из кармана фотографию и положил на стол. — Это он?
   Брезгливо, одним пальцем развернув фотографию к себе, мадам засомневалась:
   — Вы должны понять, наша клиентура настолько велика, что лица мелькают, как в калейдоскопе… Может быть, и он…
   Забытая всеми Маргарита Егоровна прорвалась наконец к столу. Мгновенно схватила фотку и, отведя ее от дальнозорких глаз, закричала:
   — Он, точно он! Лев Константинович!..
 
   — Ох, и жох твой цыганский барон! — войдя к Никольскому, сказал Беляков.
   — Все уладили, Виталий Петрович? — с приятной улыбкой подчиненного спросил Никольский.
   — Не уладил, а совершил должностной проступок, — важно поправил его Беляков и тут же успокоил сам себя: — Ну, да ладно, все равно увольняюсь, — и опять вспомнил цыгана: — Ну, прохиндей цыганский, ну, ловчила!
   — Ему по рангу положено, — ухмыльнулся Сергей. — Барон все же.
   — Так-то оно, конечно, так! — согласился Беляков. — Но ты думал, что его до донышка выскреб, а он до самого конца, пока эти бабы на волю не вышли, кое-что при себе держал.
   — Но вы-то доскребли? — Никольский продолжал улыбаться.
   — Сам отдал. И действительно важное для тебя, — заявил Беляков теперь уже совершенно серьезно.
   — Что, если не секрет? — сразу напрягся майор.
   Подполковник опять повеселел.
   — У меня секретов нет, слушайте, детишки! Папы этого ответ помещаю в книжке, — радостно процитировал Беляков. — У хитрована этого цыганский номер «Борза» был записан. А цыганский этот номерок полностью совпал с номером автомата, из которого застрелили сутенера.
   — Вы официально запротоколировали, Виталий Петрович? — заволновался Сергей.
   — Будь уверен, запротоколировал, — успокоил его Беляков. — При свидетелях, все чин чинарем. Теперь ты должен взять Авилу!
   — Его сначала обнаружить надо…
   Но обнаружить Авилу удалось довольно быстро. Не знал бандит о показаниях цыгана, потому и жил легально, не скрываясь. Вычислить его оказалось делом несложным даже в таком большом городе, как Москва.
   …Беляков подошел к окну, глянул на дневной мир, спросил:
   — Как там твои?
   — Обложили и пока наблюдают, — доложил Никольский.
   Не оборачиваясь, Беляков устало покряхтел.
   — Эхе-хе, — потом помолчал и признался: — Тоска, брат, тоска. Нет, я все правильно решил, но здесь-то второй дом. Да и эти меня разве за боевые заслуги берут, за сыщицкий талант? Из-за связей моих они меня пригласили. Скучная у мена там будет жизнь…
   Его перебил телефонный звонок.
   — Да, — сказал в трубку Никольский и нажал кнопку громкой связи, чтобы Беляков слышал разговор. — Докладывай, Лепилов.
   — В квартире двое, Сергей Васильевич, — раздался в кабинете чуть искаженный динамиком голос Миши.
   — Авила там? — мгновенно напрягся Никольский.
   — Один вроде похож… — засомневался Лепилов. — Но с уверенностью сказать не можем. Точка наблюдения в двух метрах от их окон. Бинокль — он, конечно, бинокль, но вот если бы фээсбэшную оптику нам…
   — Без лирики, Миша! — посоветовал Сергей. — Что они делают?
   — Судя по всему, водку пьют.
   Беляков слушал внимательно и с какой-то тоской во взгляде. Понимал подполковник: возможно, сегодняшняя операция — его последняя операция по задержанию преступников. Уходит он из сыска… А ведь сыск — это вся его жизнь. И расстаться с ним для настоящего сыскаря — почти то же самое, что потерять руку или ногу…
   — Теперь про квартиру, — продолжал допытываться Никольский. — Двери, планировка, подходы.
   — Дверь деревянная, старая, с обычными замками. Пообщались с соседкой, она говорит, что все осталось, как при старых хозяевах. В общем, дверь на один хороший удар молотком. Квартира трехкомнатная. Две комнаты слева по коридору, сортир и ванная — справа. Большая комната, где они сейчас выпивают, прямо напротив входа. Весьма удобно, шеф.
   — Ждите, я буду через двадцать минут. — Никольский положил трубку.
   — Дело твое, Сережа, но я бы взял их сейчас, — не приказал, а именно посоветовал Беляков. — Расслабились они после водочки. Днем все-таки безопаснее.
   — Вот и я так думаю, — Никольский поднялся, взял пистолет из ящика стола, сунул его в наплечную кобуру под пиджак. — Виталий Петрович, а что, если и вы с нами? Последняя гастроль, а?
   — Стар я для гастролей, — отмахнулся подполковник. — Ни пуха, ни пера!
   — К черту! — Никольский выскочил из кабинета.
 
   Деревянная входная дверь с оглушительным грохотом саданулась о стену коридора, и трое в камуфляже с автоматами на изготовку ринулись в комнату напротив. Ворвавшись туда, они застыли на пороге, наводя стволы внутрь помещения. Старший из камуфляжников рявкнул страшным голосом:
   — На пол! Руки за голову!
   Успевшие вскочить на ноги из-за журнального столика двое здоровенных парней покорно улеглись ничком. Двое не менее здоровенных омоновцев уселись на хребты задержанных и защелкнули наручники на их запястьях.
   В комнату не торопясь вошел Никольский, вежливо попросил:
   — Переверните их, пожалуйста.
   — Мы и сами перевернемся! — прохрипел один из парней и перекатился на спину. — Мы перевернемся, а вы со своих мест опрокинетесь — за беззаконие!
   — Нету Авилы, — грустно констатировал Никольский, разглядев выразительные фейсы задержанных. — А вот этот, крикун, действительно на него похож. Брат, что ли?
   — Какой еще брат? — нахально ответил крикун. — Я кругом сирота!
   Он уже не интересовал Никольского, который сказал стоявшим за его спиной ребятам из своей команды:
   — Вам полчаса на обыск. А я пока свежим воздухом подышу.
   — За полчаса не управимся, — возразил Лепилов.
   — Управитесь, потому как, скорее всего, ни хрена здесь нет! — Сергей был расстроен. Надо искать Авилу. Где?..
 
   …Повертев в руках яркие томики детективов в книжном магазине, Никольский неспешно вернулся во двор громадного дома сталинской постройки. Осмотрел свою «Оку», подергал ручки дверец и, удовлетворенный, направился к подъезду, где уже активно гужевалась компактная толпа. Местный народец, заметив служебные милицейские автомобили, кучковался в ожидании представления.
   Первыми вышли из подъезда Лепилов с Климовым.
   — Что-нибудь нашли? — из вежливости спросил Никольский.
   — Да ничего особенного, — начал было Лепилов, но Климов перебил:
   — А это? А это что? — Он показывал нечто, завернутое в промасленную тряпку. — Ничего особенного, да?
   — Все-таки что же это? — Никольский с улыбкой смотрел на Климова.
   — Как что? — несказанно удивился Климов невежеству начальника и тут же торопливо развернул тряпицу. — Запасной магазин к автомату «Борз»!
   — Он его за унитазом в сортире нашел и чрезвычайно этим гордится, — с улыбкой сказал Лепилов.
   — Запротоколировали? — для порядка поинтересовался Никольский.
   — Все как положено. При двух понятых, — с чувством исполненного долга доложил Климов, явно огорченный вялой реакцией шефа.
   Вывели, наконец, стреноженных парней. Спокойно шли парни. Увидев толпу, предполагаемый брат Авилы вдруг растворил пасть и заорал рыдающе:
   — Люди! Граждане! Менты беззаконие совершают! В квартиры врываются, безвинных хватают! Магазин от автомата подкинули, чтобы нам убийство пришить! Магазин от какого-то автомата!
   Никольский, наблюдавший за толпой, позвал полушепотом:
   — Лепилов! — глянул на Лепилова и передумал. — Нет, ты слишком приметный. Где Шевелев и Вешняков?
   — Здесь мы. — Из-за спин омоновцев вышли Шевелев с Вешняковым.
   — Видите человечка, который к арке направляется? — И кивком указал на неприметного гражданина, который лениво шел со двора. — Хвостами за ним! Упустите, засветитесь, я не знаю, что с вами сделаю! Живей, живей! Вас на моей машине Лепилов страховать будет!
   Все понявший Лепилов принял ключи, а Шевелев с Вешняковым вслед за гражданином направились к арке. Хорошо шли, бездельно, беззаботно.
   Братан продолжал громогласно жаловаться общественности:
   — Не менты, а шайка беспредельщиков! Хватают без санкции на арест, творят, что хотят! Нас в квартире ногами били! А в черном «воронке» до смерти забьют! Убивают! Убивают!
   — Кто тебя убивает, скот? — тихо спросил приблизившийся к задержанному Никольский.
   — Ты, милицейская падла, ты!
   И он яростно лягнул Сергея. Точнее попытался лягнуть. На этот раз Никольский не отпрянул, как в случае с Вовчиком, а ушел в сторону и, сделав шаг вперед, ударил бандита в открытую челюсть. Не то братан хрюкнул, не то челюсть хрустнула. Громогласный борец за законность мягко приземлился на тротуар.
 
   Сильно взопревшие Эдип и Антигона кланялись и кланялись. Великодушный премьерный зрительный зал вызывал античную пару бессчетно. Не старый еще господин в седых кудрях и бороде, аплодируя, снисходительно поведал в ухо стоявшего рядом с ним Никольского:
   — Милая и даже обаятельная, но, я бы сказал, малоубедительная трактовка мифа. Противоестественная модернизация — болезнь нынешнего театра. Вы не находите?
   — Позвольте вам возразить. Даже такой знаток Эллады, как Юрий Кук, излагал в своей популярной книге историю Эдипа по трагедии Эсхила, потому что других источников просто не существует. А вы можете дать гарантию, что Эсхил не модернизировал мифы? — продолжая аплодировать, вальяжно ответил Никольский. Был он на премьере хорош: в ладном вечернем костюме, на крахмальном пластроне — галстук-бабочка.
   — Оригинально. Весьма оригинально, — оценил ответ волосатый господин. — Вы эллинист?
   — Скорее криминалист.
   Волосатый посмеялся, отдавая должное забавной шутке.
   В последний раз поклонившаяся Антигона отыскала взглядом в третьем ряду Никольского, встретилась с ним глазами и лихо подмигнула ему. Вовсе не по-древнегречески.
   По фойе в броуновском движении бездумно перемещалась сотня избранных, приглашенных на банкет. Звучали тихий говор, тихий смех, журчание и переливы интеллигентных голосов.
   — Здравствуйте, Сергей Васильевич! — раздалось за спиной Никольского. Он обернулся и увидел высокого стройного элегантного господина.
   — Здравствуйте, Борис Николаевич, — сдержанно ответил Сергей.
   — Я-то не знал, с какого бока и подойти к вам, — улыбался приветливо Китаин. — А вы, оказывается, меня знаете.
   — Кто же не знает господина Китаина? Китаин и в телевизоре, Китаин и в газетах, Китаин и на магазинных вывесках. Правда, на вывесках закамуфлированный Китаин.
   Сергей ерничал, но ерничал совсем слегка, дабы, не дай Бог, не оскорбить влиятельного бизнесмена-преступника. А впрочем, кто из крупных бизнесменов не преступник? Нет таких — что у нас, что за океаном…
   — А неплохо придумано, правда? — Китаин открыто радовался своей выдумке. — Китаин Борис. Сокращенно Кибо. Покупатель видит такое на вывеске и задумывается. Кибо — кто он? Француз или японец? И для разрешения этого вопроса в магазинчик-то и зайдет.
   — Вы психолог, Борис Николаевич, — саркастически польстил дельцу Никольский.
   — Я бизнесмен! — с достоинством парировал тот. — Кем только не должен быть бизнесмен… Экономистом, педагогом, философом, лингвистом, графологом, криминалистом…
   — Криминалистом? — удивился Никольский, услышав недавно произнесенное им слово.
   Китаин — веселый человек — опять рассмеялся.
   — Я случайно слышал ваш разговор с профессором Уваровым, который принял вас за серьезного эллиниста. Значит, вам иногда необходимо быть эллинистом. Вы эллинист, а я криминалист. Только между нами огорчительная разница: вы серьезный эллинист, а я плохой криминалист.
   — И как вас понять? — спросил Никольский.
   Неспроста предприниматель говорит это, ой, неспроста, решил Сергей. Покупать будет? Вряд ли, не так он глуп. Тогда что?..
   — Судьба, стечение обстоятельств, счастливая случайность — не знаю, но получилось так, что все мои основные интересы на вашей территории, Сергей Васильевич, — Китаин слегка поклонился. — И вы, и я, пожалуй, более всех заинтересованы в строжайшем соблюдении порядка на нашей земле…
   — На вашей? — удивился Никольский.
   — На вашей, на вашей! — поспешно поправился Китаин. И тут под пиджаком у Никольского зазвенело. — Неужто свершилось, и нашу милицию наконец-то оснастили сотовыми телефонами? — искренне удивился Китаин.
   — К сожалению, нет, Борис Николаевич. Это вещдок, которым я незаконно пользуюсь. Извините, — Никольский извлек из внутреннего кармана пиджака трубку и, развернувшись, направился к выходу.
   — Надеюсь, мы еще потолкуем? — крикнул вслед Китаин.
   — Обязательно! — вполоборота уверил его Никольский.
   Он шел, все быстрее и быстрее, а говорил в трубку только одно:
   — Да. Да. Да.
   Пожилая, изысканно театральная дама, мимо которой он промчался, горестно поведала своему столь же театральному спутнику:
   — Телефон в театре! Ох уж эти новые русские! В голове только деньги, деньги, деньги!
   — Куда едем? — спросил Никольский у Климова, который был за баранкой «газона».
   — В Левшинский. Там гостиница частная, — быстро ответил оперативник.
   — А… знаю, — припомнил Сергей. — Где остановимся?
   — В Плотниковом… — полувопросительно предложил Климов.
   — Из гостиницы не будем просматриваться? — насторожился майор.
   — Вы меня за неумного держите, Сергей Васильевич, — возмутился — впрочем, совсем чуть-чуть — Климов.
   «Газон» остановился, не доезжая до закругленного угла Левшинского переулка. Выйдя и захлопнув дверцу, Климов сообщил:
   — Я пойду.
   — Куда? — поинтересовался Никольский, тоже выбравшийся из машины.
   — У нас с Паршиковым пост во дворе гостиницы, — пояснил Климов.
   — И старика задействовали! — удивился Никольский.
   — Почитай, все отделение на ногах, — важно сказал Климов. — Я пойду?
   — Иди и помни: надо все сделать, чтобы взять Авилу живым, — сказал Сергей озабоченно.
   Оперативник удалился. Никольский постоял, послушал ночную Москву и направился в Левшинский. Он прошел мимо шикарной частной гостиницы, имевшей в своем облике что-то интимное, во дворик жилого дома Вахтанговского театра. Лепилов ждал начальника, сидя на скамейке в позе слегка выпившего бонвивана на отдыхе.
   — Подробности, — скомандовал Никольский, присаживаясь рядом.
   — «А из зала мне кричат: „Давай подробности!“ — спел Лепилов из Галича и поспешно, чтобы отец-командир не успел осудить за развязность, приступил к докладу: — Мужичок, на которого вы нам указали, таскал нас по Москве целый день, никуда, в общем-то, не заходя. Пообедал, правда, в аргентинском ресторане у Павелецкого. Дважды звонил по телефону. Эти разговоры услышать не удалось. Ну, а в восемнадцать тридцать семь зашел в гостиницу и уселся в вестибюле, где и сидит до сих пор, журнал „Совершенно секретно“ читает. В двадцать два сорок шесть в вестибюле неожиданно появился Авила. В номере его до этого не было, мы проверили. Через главный вход он пройти не мог, там дежурили Шевелев с Вешняковым.
   — Черным ходом прошел? — недовольно уточнил Никольский.
   — Совершенно верно, — виновато кивнул Лепилов. — Там я водилу с «газона» поставил, а он по неопытности Авилу не срисовал. В вестибюле Авила говорил с тем мужиком. Поговорил четыре минуты и поднялся к себе на четвертый этаж. В апартаменте живет, сучий сын, под своей настоящей фамилией. Я вызвал всех, кто в отделении был, и обложил гостиницу. Потом позвонил вам. Все. Когда будем брать?
   — На выходе, — распорядился Сергей. — В апартаментах заблудиться можно, и он наверняка успеет пушку выхватить.
   — А если он не выйдет? — осторожно поинтересовался Миша.