Страница:
Эдуард Качан
Перейти море…
Лёка
Перейти море…
Введение
Котенок был самый обыкновенный – серый с белыми пятнами и очень худой. Ему никто не хотел придумывать имя – такой он был неинтересный. Он не был игривым – не ловил «мышь», сделанную из бумажного листка и нитки, не отпрыгивал, принимая смешные позы, когда его понарошку пугали. Котенок без имени обладал спокойным темпераментом – любил подолгу сидеть на руках, монотонно мурлыча. Он был другом Максима Карташова, пока что единственным другом в этом трудовом лагере.
Обзавестись иными друзьями Максим не успел. Не то, чтобы он был слишком стеснительным, просто первый шаг в знакомстве с новым человеком давался ему с трудом. Все сверстники, которыми он был окружен сейчас, были знакомы друг с другом много лет – просто потому, что учились в одной школе. За семь лет ежедневного общения у них сложились свои связи, свои представления о том, кто хорош, а кто плох, свои любви и ненависти. Во всем этом Максиму пока еще не было места, ведь он был новичком, лишь две недели назад переехавшим вместе с родителями в небольшой городок, который назывался незатейливо – Шахтерский.
Шел 1986 год, и по существовавшему в те времена порядку школьники, закончившие седьмой класс, отправлялись на пару недель в трудовые лагеря – помогать колхозникам окрестных сел бороться с сорняками. Для подростков это не было жесткой повинностью, вовсе нет. Больше это походило на двухнедельный пикник. Да, до обеда нужно было простоять под палящим солнцем с сапой в руках, но дальше – делай что хочешь. Можно удить рыбу в колхозном пруду, можно гонять в футбол, можно читать привезенные из дому книги, а уж на дискотеки по вечерам ходят все – это гарантировано. Первые дискотеки в жизни, первый раз рядом нет родителей. Конечно, за всем присматривают учителя, но учитель – все-таки не отец и не мать… Да и не так много их, учителей-то, поэтому ребятня частенько оказывается предоставленной самой себе. В общем – хорошо! Почти взрослая жизнь.
Максим тоже ходил на дискотеки – почти все время стоял сиротливо в углу, держал на руках мурчащего в блаженстве котенка и наблюдал за жизнью своих будущих друзей, а может, и недругов – пока не было понятно.
Он уже выяснил, что в его новом классе два заводилы. Одного звали Федор Иванчук. Был он среднего роста, черноволосый и черноглазый, крепко сбитый, похожий то ли на испанца, то ли на цыгана. В классе у всех мальчишек были прозвища, и Федора все называли на иностранный манер – Фиделем. Вторым был высокий красавец с черным пушком над верхней губой – Женя Сидоркин, взявший себе прозвище Жорик.
Вокруг этих двоих формировались стайки мальчишек послабее. Оба лидера уже успели по одному разу подраться с ребятами из параллельного класса, которые тоже были здесь, и оба легко победили. От Максима не укрылось, что эти двое крепко недолюбливают друг друга, но не решаются выяснить отношения по-мужски, на кулаках. Это и понятно: без решительного боя каждый мог считать себя первым, а после него – проигравший должен был бы признать себя вторым. Быть вторым никому не хотелось…
Девочки привлекали внимание Максима гораздо больше, чем ребята, хотя он и под страхом смерти никому не признался бы в этом. Они держались маленькими группками – по две-три барышни в каждой. Это было смешное сочетание рано развившихся девиц с пышными формами и худеньких, совершенно плоскогрудых девчонок, чей расцвет на пару лет запаздывал. Максим находился в том возрасте, что красивыми ему казались практически все, хотя невысокую, ладно скроенную Вику Родионову он выделял особенно.
Черноволосая, с огромными карими глазами, с неправильной формы «утиным» носом, который, однако, ее не портил, а лишь добавлял лицу неповторимости, Вика прекрасно осознавала свою красоту и держалась всегда уверенно и свободно, что особенно нравилось Максиму. Шутница и хохотушка, она как-то умудрилась сохранить хорошие отношения со всеми без исключения девчонками, и это при том, что за ней открыто ухлестывала добрая половина одноклассников, а остальные тоже вздыхали именно о ней, но тайно. Впрочем, крепкую дружбу она водила лишь с одной из девочек – тихой светловолосой Надей Харатовой. На вечерних дискотеках Максим ни разу не танцевал с Викой – стеснялся, да и без него желающих хватало, а вот Надю иногда приглашал. Они всегда танцевали молча, держась друг от друга так далеко, как позволяла длина его рук, застывших на ее талии. Если приглядеться, Надя тоже была вполне симпатичной, но ей не хватало задора и живости, которая так нравится четырнадцатилетним мальчишкам.
В тот вечер Максим тоже почти не танцевал, а привычно стоял в углу клуба и в такт музыке покачивал на руках котенка. Неожиданно к Максиму подошел Вадим Куринной и сказал:
– Котенка Мафия ищет.
– Какая еще мафия? – не понял Максим.
Вадим был тонким, как соломинка, и очень высоким. Максим был ниже его на полторы головы, и сейчас, глядя на одноклассника снизу вверх, он подумал, что не зря все называют Вадима просто Длинным.
– Не «какая», а «какой», – сказал Длинный. – Толик Мафия.
– А-а… – протянул Максим.
Настроение сразу же испортилось.
Толику по прозвищу Мафия было лет семнадцать. Худой, с гнилыми зубами, весь какой-то дерганный, с непонятными шутками и недобрым взглядом, он очень не нравился Максиму. У Толика Мафии был мотоцикл «Ява», и он каждый вечер приезжал в лагерь из городка Шахтерский для того, чтобы закрутить любовь с какой-нибудь подрастающей девицей. Он, конечно же, был сильнее любого из четырнадцатилетних школьников, но с ним старались не ссориться не только из-за возраста – Мафия определенно казался человеком, у которого «не все дома».
– Зачем Мафии котенок? – удивился Максим.
– Зарезать хочет, – будничным тоном сообщил Длинный.
– Шутишь?! – обомлел Максим.
– Стал бы я такой фигней шутить! – Длинный дернул плечом. – Мафия с начала лагеря вокруг Родионовой ошивался, ну а сегодня к ней подкатил: люблю, мол, давай со мной гулять. Она его отшила. Он ей: тогда я кого-нибудь зарежу. Она: тебе слабо, тебя, дурака, посадят. Он: мне не слабо, а чтоб не посадили, я кота вашего зарежу, за котов не садят.
– А ты откуда знаешь? – недоверчиво спросил Максим.
– Мне Надька рассказала, – охотно пояснил Длинный. – Я сначала думал, это он так, треплется, Родионову напугать хочет, но минут пять назад в сортир бегал и по дороге Мафию видел. Действительно, бродит, придурок, по лагерю и кота зовет – кис-кис, кис-кис…
– Да, дела… – протянул Максим и тут же двинулся к выходу из клуба. Если Длинный не врал (а с чего бы ему все это выдумывать?), то котенка лучше было из клуба унести – на улице ночь, найти его среди кустов и деревьев не просто, а в клуб Мафия обязательно заявится, и тогда все – прощай, зверушка. Драться с Мафией Максим не сможет – не по силам.
Максим увидел Мафию сразу же, как только захлопнул за собой дверь клуба – Мафия шел прямо на него и был шагах в десяти.
– Эй, малый, – крикнул ему Мафия, – неси ко мне кошака!
Максим тут же выпустил котенка на землю и тихонько толкнул его ногой под зад – удирай, мол. Котенок как будто понял и со всех ног помчался в темноту.
– Привет, Толик, – как можно мягче сказал Максим Мафии, когда тот с перекошенным от ярости лицом подошел к нему. – Ты меня звал?
– Звал! – рявкнул Мафия. – Я тебе русским языком сказал – неси мне кошака!
– Правда? – лицо Максима очень натурально вытянулось от наигранного удивления. – Извини, Толик, я не услышал – тут так музыка орет. Я думал, ты со мной здороваешься.
– Очень ты мне нужен, малолетка, чтобы я с тобой здоровался! – Мафия навис над Максимом. – Мне нужен кошак, понял?
– Понял, – Максим облизал пересохшие губы, – чего уж тут не понять.
– Если понял, тогда имей в виду – ты его отпустил, ты мне его и принесешь! Понял?
– Понял.
– Чтобы к концу дискотеки кошак был у меня! Я хочу тут одной сучке подарочек преподнести… – Мафия сплюнул. – И учти: если кошака не принесешь – будет очень, очень больно. Понял?
– Понял, Толик, – миролюбиво кивнул Максим. – Я могу идти?
– Можешь! – гаркнул Мафия. – Ты, малой, дурака из себя не корчь! Иди, ищи, и без кошака не возвращайся! А то будет бо-бо!
Грубо отодвинув Максима с дороги, Толик Мафия прошел в клуб.
Максим посмотрел ему в след. Сердце бешено колотилось, но мозг работал четко.
Нужно было сделать две вещи – во-первых, удержать котенка вдали от клуба, во-вторых – не попасться Мафии самому. Продержаться предстояло не долго – до окончания дискотеки, то есть около часа, а потом учителя выключат музыку, загонят недовольно ворчащих подростков в спальные домики, и уж там-то Мафия его беспокоить не посмеет – ему неприятности со взрослыми ни к чему.
А завтра? А завтра будет завтра. Может, Мафия подобреет и передумает. А может – под машину попадет. Мало ли… Пока что нужно продержаться сегодня.
Следующий час Максим провел довольно-таки странно – искал котенка, находил котенка, брал его на руки, но как только ему начинало казаться, что его кто-то видит, тут же бросал котенка на землю и прогонял его, слегка наподдав под пушистый зад ногой. Сообразительный котенок решил, что это такая игра и, вопреки своему обыкновению, стал принимать в ней активнейшее участие: стоило Максиму поддеть его носком кеда и прошептать «кыш-ш», как котенок вскачь уносился прочь. Потом Максим оглядывался, убеждался, что опасности нет никакой, и шел искать котенка опять, чтобы разыгравшееся существо не поперлось в клуб и не попалось чокнутому живодеру.
До окончания дискотеки оставалось минут десять, когда Максим, блуждая между деревьями, наткнулся на Мафию.
– Ну что, – спросил тот, – нашел кошака?
– Нет, Толик. Видишь – весь вечер ищу. Но найти не могу. Темно ведь!
Мафия потянулся, откашлялся, огляделся. Никого из учителей по близости не было.
– Еще искать будешь? – тихо, с ленивой угрозой в голосе спросил он.
Максим почувствовал, как ноги становятся ватными. Он тоже нервно огляделся вокруг и тоже никого не увидел, лишь чья-то высокая фигура замаячила из-за деревьев и пропала.
– Нет, Толик, – сказал Максим так же тихо. – Не найду я его.
– Серьезно? – спросил Мафия почти весело. – Ну, тогда пойдем! Сам понимаешь, я обещал тебя наказать. Мужик сказал – значит, должен сделать!
Он увлек Максима вглубь двора, туда, где деревья росли особенно густо и ничегошеньки не было видно.
Они остановились у высокой сосны.
– Не передумал? – спросил Мафия с мягкой улыбкой садиста.
Максим промолчал, только отрицательно мотнул головой.
– Как знаешь, – пожал плечами Мафия.
Максим вжал голову в плечи, ожидая удара.
– Эй, Мафия, ты что, охренел? – раздался звонкий голос.
Максим и Мафия повернулись на голос одновременно.
Мальчишек пятнадцать, все из числа одноклассников Максима, спешили к ним. Во главе шел Фидель.
У Максима отлегло от сердца, а Мафия едва слышно выругался – он легко справился бы с любым из этой малышни, победил бы и двоих-троих сразу, но биться со всеми не мог – повалят на землю и затопчут.
– Так как, Мафия, ты охренел или нет? – угрожающе спросил Фидель, когда они подошли ближе, и демонстративно подбросил на ладони увесистый булыжник. Тут Максим обратил внимание, что камни были в руках и остальных ребят.
Мафия впился взглядом в камень, тихо охнул, затем стремительно развернулся и что есть силы помчался во тьму. Школьники подняли победный гвалт, несколько камней полетело вслед убегающему врагу.
Потом они окружили Максима. Его подбадривали, дружески хлопали по спине, говорили, что он молодец, называли «правильным пацаном»…
– Это ты их позвал? – спросил Максим Длинного, когда они всей гурьбой направлялись к домикам.
– Я, – довольно ответил тот. – Хорошо получилось, а?
– Ага, – согласился Максим. – Главное – что вовремя.
– Ты не дрейфь, – сказал шедший рядом Фидель. – Он тебя больше не тронет, побоится. Ты правильно сделал, что кота этому придурку не отдал. Ишь ты – живодер выискался! Ненавижу таких! Надо было его все-таки вздуть.
– Да ладно, – сказал расхрабрившийся Максим весело. – Сейчас не получилось, в следующий раз вздуем.
– Во! – воскликнул Фидель. – Вот это по-нашему!
Максим счастливо улыбнулся.
Теперь у него были друзья.
Обзавестись иными друзьями Максим не успел. Не то, чтобы он был слишком стеснительным, просто первый шаг в знакомстве с новым человеком давался ему с трудом. Все сверстники, которыми он был окружен сейчас, были знакомы друг с другом много лет – просто потому, что учились в одной школе. За семь лет ежедневного общения у них сложились свои связи, свои представления о том, кто хорош, а кто плох, свои любви и ненависти. Во всем этом Максиму пока еще не было места, ведь он был новичком, лишь две недели назад переехавшим вместе с родителями в небольшой городок, который назывался незатейливо – Шахтерский.
Шел 1986 год, и по существовавшему в те времена порядку школьники, закончившие седьмой класс, отправлялись на пару недель в трудовые лагеря – помогать колхозникам окрестных сел бороться с сорняками. Для подростков это не было жесткой повинностью, вовсе нет. Больше это походило на двухнедельный пикник. Да, до обеда нужно было простоять под палящим солнцем с сапой в руках, но дальше – делай что хочешь. Можно удить рыбу в колхозном пруду, можно гонять в футбол, можно читать привезенные из дому книги, а уж на дискотеки по вечерам ходят все – это гарантировано. Первые дискотеки в жизни, первый раз рядом нет родителей. Конечно, за всем присматривают учителя, но учитель – все-таки не отец и не мать… Да и не так много их, учителей-то, поэтому ребятня частенько оказывается предоставленной самой себе. В общем – хорошо! Почти взрослая жизнь.
Максим тоже ходил на дискотеки – почти все время стоял сиротливо в углу, держал на руках мурчащего в блаженстве котенка и наблюдал за жизнью своих будущих друзей, а может, и недругов – пока не было понятно.
Он уже выяснил, что в его новом классе два заводилы. Одного звали Федор Иванчук. Был он среднего роста, черноволосый и черноглазый, крепко сбитый, похожий то ли на испанца, то ли на цыгана. В классе у всех мальчишек были прозвища, и Федора все называли на иностранный манер – Фиделем. Вторым был высокий красавец с черным пушком над верхней губой – Женя Сидоркин, взявший себе прозвище Жорик.
Вокруг этих двоих формировались стайки мальчишек послабее. Оба лидера уже успели по одному разу подраться с ребятами из параллельного класса, которые тоже были здесь, и оба легко победили. От Максима не укрылось, что эти двое крепко недолюбливают друг друга, но не решаются выяснить отношения по-мужски, на кулаках. Это и понятно: без решительного боя каждый мог считать себя первым, а после него – проигравший должен был бы признать себя вторым. Быть вторым никому не хотелось…
Девочки привлекали внимание Максима гораздо больше, чем ребята, хотя он и под страхом смерти никому не признался бы в этом. Они держались маленькими группками – по две-три барышни в каждой. Это было смешное сочетание рано развившихся девиц с пышными формами и худеньких, совершенно плоскогрудых девчонок, чей расцвет на пару лет запаздывал. Максим находился в том возрасте, что красивыми ему казались практически все, хотя невысокую, ладно скроенную Вику Родионову он выделял особенно.
Черноволосая, с огромными карими глазами, с неправильной формы «утиным» носом, который, однако, ее не портил, а лишь добавлял лицу неповторимости, Вика прекрасно осознавала свою красоту и держалась всегда уверенно и свободно, что особенно нравилось Максиму. Шутница и хохотушка, она как-то умудрилась сохранить хорошие отношения со всеми без исключения девчонками, и это при том, что за ней открыто ухлестывала добрая половина одноклассников, а остальные тоже вздыхали именно о ней, но тайно. Впрочем, крепкую дружбу она водила лишь с одной из девочек – тихой светловолосой Надей Харатовой. На вечерних дискотеках Максим ни разу не танцевал с Викой – стеснялся, да и без него желающих хватало, а вот Надю иногда приглашал. Они всегда танцевали молча, держась друг от друга так далеко, как позволяла длина его рук, застывших на ее талии. Если приглядеться, Надя тоже была вполне симпатичной, но ей не хватало задора и живости, которая так нравится четырнадцатилетним мальчишкам.
В тот вечер Максим тоже почти не танцевал, а привычно стоял в углу клуба и в такт музыке покачивал на руках котенка. Неожиданно к Максиму подошел Вадим Куринной и сказал:
– Котенка Мафия ищет.
– Какая еще мафия? – не понял Максим.
Вадим был тонким, как соломинка, и очень высоким. Максим был ниже его на полторы головы, и сейчас, глядя на одноклассника снизу вверх, он подумал, что не зря все называют Вадима просто Длинным.
– Не «какая», а «какой», – сказал Длинный. – Толик Мафия.
– А-а… – протянул Максим.
Настроение сразу же испортилось.
Толику по прозвищу Мафия было лет семнадцать. Худой, с гнилыми зубами, весь какой-то дерганный, с непонятными шутками и недобрым взглядом, он очень не нравился Максиму. У Толика Мафии был мотоцикл «Ява», и он каждый вечер приезжал в лагерь из городка Шахтерский для того, чтобы закрутить любовь с какой-нибудь подрастающей девицей. Он, конечно же, был сильнее любого из четырнадцатилетних школьников, но с ним старались не ссориться не только из-за возраста – Мафия определенно казался человеком, у которого «не все дома».
– Зачем Мафии котенок? – удивился Максим.
– Зарезать хочет, – будничным тоном сообщил Длинный.
– Шутишь?! – обомлел Максим.
– Стал бы я такой фигней шутить! – Длинный дернул плечом. – Мафия с начала лагеря вокруг Родионовой ошивался, ну а сегодня к ней подкатил: люблю, мол, давай со мной гулять. Она его отшила. Он ей: тогда я кого-нибудь зарежу. Она: тебе слабо, тебя, дурака, посадят. Он: мне не слабо, а чтоб не посадили, я кота вашего зарежу, за котов не садят.
– А ты откуда знаешь? – недоверчиво спросил Максим.
– Мне Надька рассказала, – охотно пояснил Длинный. – Я сначала думал, это он так, треплется, Родионову напугать хочет, но минут пять назад в сортир бегал и по дороге Мафию видел. Действительно, бродит, придурок, по лагерю и кота зовет – кис-кис, кис-кис…
– Да, дела… – протянул Максим и тут же двинулся к выходу из клуба. Если Длинный не врал (а с чего бы ему все это выдумывать?), то котенка лучше было из клуба унести – на улице ночь, найти его среди кустов и деревьев не просто, а в клуб Мафия обязательно заявится, и тогда все – прощай, зверушка. Драться с Мафией Максим не сможет – не по силам.
Максим увидел Мафию сразу же, как только захлопнул за собой дверь клуба – Мафия шел прямо на него и был шагах в десяти.
– Эй, малый, – крикнул ему Мафия, – неси ко мне кошака!
Максим тут же выпустил котенка на землю и тихонько толкнул его ногой под зад – удирай, мол. Котенок как будто понял и со всех ног помчался в темноту.
– Привет, Толик, – как можно мягче сказал Максим Мафии, когда тот с перекошенным от ярости лицом подошел к нему. – Ты меня звал?
– Звал! – рявкнул Мафия. – Я тебе русским языком сказал – неси мне кошака!
– Правда? – лицо Максима очень натурально вытянулось от наигранного удивления. – Извини, Толик, я не услышал – тут так музыка орет. Я думал, ты со мной здороваешься.
– Очень ты мне нужен, малолетка, чтобы я с тобой здоровался! – Мафия навис над Максимом. – Мне нужен кошак, понял?
– Понял, – Максим облизал пересохшие губы, – чего уж тут не понять.
– Если понял, тогда имей в виду – ты его отпустил, ты мне его и принесешь! Понял?
– Понял.
– Чтобы к концу дискотеки кошак был у меня! Я хочу тут одной сучке подарочек преподнести… – Мафия сплюнул. – И учти: если кошака не принесешь – будет очень, очень больно. Понял?
– Понял, Толик, – миролюбиво кивнул Максим. – Я могу идти?
– Можешь! – гаркнул Мафия. – Ты, малой, дурака из себя не корчь! Иди, ищи, и без кошака не возвращайся! А то будет бо-бо!
Грубо отодвинув Максима с дороги, Толик Мафия прошел в клуб.
Максим посмотрел ему в след. Сердце бешено колотилось, но мозг работал четко.
Нужно было сделать две вещи – во-первых, удержать котенка вдали от клуба, во-вторых – не попасться Мафии самому. Продержаться предстояло не долго – до окончания дискотеки, то есть около часа, а потом учителя выключат музыку, загонят недовольно ворчащих подростков в спальные домики, и уж там-то Мафия его беспокоить не посмеет – ему неприятности со взрослыми ни к чему.
А завтра? А завтра будет завтра. Может, Мафия подобреет и передумает. А может – под машину попадет. Мало ли… Пока что нужно продержаться сегодня.
Следующий час Максим провел довольно-таки странно – искал котенка, находил котенка, брал его на руки, но как только ему начинало казаться, что его кто-то видит, тут же бросал котенка на землю и прогонял его, слегка наподдав под пушистый зад ногой. Сообразительный котенок решил, что это такая игра и, вопреки своему обыкновению, стал принимать в ней активнейшее участие: стоило Максиму поддеть его носком кеда и прошептать «кыш-ш», как котенок вскачь уносился прочь. Потом Максим оглядывался, убеждался, что опасности нет никакой, и шел искать котенка опять, чтобы разыгравшееся существо не поперлось в клуб и не попалось чокнутому живодеру.
До окончания дискотеки оставалось минут десять, когда Максим, блуждая между деревьями, наткнулся на Мафию.
– Ну что, – спросил тот, – нашел кошака?
– Нет, Толик. Видишь – весь вечер ищу. Но найти не могу. Темно ведь!
Мафия потянулся, откашлялся, огляделся. Никого из учителей по близости не было.
– Еще искать будешь? – тихо, с ленивой угрозой в голосе спросил он.
Максим почувствовал, как ноги становятся ватными. Он тоже нервно огляделся вокруг и тоже никого не увидел, лишь чья-то высокая фигура замаячила из-за деревьев и пропала.
– Нет, Толик, – сказал Максим так же тихо. – Не найду я его.
– Серьезно? – спросил Мафия почти весело. – Ну, тогда пойдем! Сам понимаешь, я обещал тебя наказать. Мужик сказал – значит, должен сделать!
Он увлек Максима вглубь двора, туда, где деревья росли особенно густо и ничегошеньки не было видно.
Они остановились у высокой сосны.
– Не передумал? – спросил Мафия с мягкой улыбкой садиста.
Максим промолчал, только отрицательно мотнул головой.
– Как знаешь, – пожал плечами Мафия.
Максим вжал голову в плечи, ожидая удара.
– Эй, Мафия, ты что, охренел? – раздался звонкий голос.
Максим и Мафия повернулись на голос одновременно.
Мальчишек пятнадцать, все из числа одноклассников Максима, спешили к ним. Во главе шел Фидель.
У Максима отлегло от сердца, а Мафия едва слышно выругался – он легко справился бы с любым из этой малышни, победил бы и двоих-троих сразу, но биться со всеми не мог – повалят на землю и затопчут.
– Так как, Мафия, ты охренел или нет? – угрожающе спросил Фидель, когда они подошли ближе, и демонстративно подбросил на ладони увесистый булыжник. Тут Максим обратил внимание, что камни были в руках и остальных ребят.
Мафия впился взглядом в камень, тихо охнул, затем стремительно развернулся и что есть силы помчался во тьму. Школьники подняли победный гвалт, несколько камней полетело вслед убегающему врагу.
Потом они окружили Максима. Его подбадривали, дружески хлопали по спине, говорили, что он молодец, называли «правильным пацаном»…
– Это ты их позвал? – спросил Максим Длинного, когда они всей гурьбой направлялись к домикам.
– Я, – довольно ответил тот. – Хорошо получилось, а?
– Ага, – согласился Максим. – Главное – что вовремя.
– Ты не дрейфь, – сказал шедший рядом Фидель. – Он тебя больше не тронет, побоится. Ты правильно сделал, что кота этому придурку не отдал. Ишь ты – живодер выискался! Ненавижу таких! Надо было его все-таки вздуть.
– Да ладно, – сказал расхрабрившийся Максим весело. – Сейчас не получилось, в следующий раз вздуем.
– Во! – воскликнул Фидель. – Вот это по-нашему!
Максим счастливо улыбнулся.
Теперь у него были друзья.
Часть первая
1
– Раз, два, три, четыре, пять, – громко считал Фидель в то время как Максим отжимался от брусьев, – тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, молодец, молодец, давай еще, ты сделаешь! Семнадцать, восемнадцать… Давай, не останавливайся, ты сможешь! Девятнадцать, и-и… Ну, ну! Двадцать. Ура! Молодец, Макс!
Максим спрыгнул с брусьев. Он прерывисто дышал, но был доволен – наконец-то получилось! Среди его друзей считалось постыдным не суметь двадцать раз отжаться от брусьев, а вот у него – не получалось. И вот, наконец – получилось! Долгие месяцы тренировок не прошли даром.
Для своих шестнадцати лет Максим был физически развит неплохо – мышечной массы, как у культуристов, он не нарастил – возраст не тот – но в беге, а также упражнениях на турнике бил любого нетренированного сверстника. И брусья тоже постепенно покорялись ему. И в боксе он тоже кое-что мог. Последнее было особенно приятным – шестнадцатилетним жителям городка Шахтерский умение драться казалось самой важной вещью на свете.
После Максима на брусья запрыгнул Фидель. Невысокий, коренастый, он рано начал раздаваться в плечах и был сильнее многих высоких и худощавых приятелей. Двадцать отжиманий на брусьях, которыми так гордился Максим, для Фиделя были давно уже пройденным этапом. Иначе и быть не могло – лидер в мальчишеской стайке не обязан быть самым умным, самым честным или самым красивым, а вот самым сильным – непременно.
Фидель с видимой легкостью отжался от брусьев сорок раз и спрыгнул. В это время тренер Виктор Пелепец, дал команду в очередной раз бегать по кругу.
Шел май 1988 года, и Пелепцу было двадцать шесть лет. Официально он занимал должность тренера по классической борьбе в Детско-юношеской спортивной школе города Шахтерский.
Эти спортивные школы возникли в СССР в середине 30-х годов двадцатого века. Они подготовили многих и многих чемпионов – в великой стране это считалось плюсом, страна гордилась своими спортивными победами. Но был и минус – чемпионами становились далеко не все, и эти «несостоявшиеся» нередко представляли собой угрозу для общества.
В боевых видах спорта – огромная выбраковка, на одного олимпийского чемпиона приходятся сотни тех, кто выросли до мастеров спорта или кандидатов в мастера, но пойти дальше не сумели. Этим не состоявшимся чемпионам никогда не стоять на олимпийском пьедестале, но в простой уличной драке любой из них сотрет в порошок нетренированного противника! К тому же, за годы занятий спортом они научились преодолевать свою боль, не обращать внимания на боль чужую, а вот получить хорошее «неспортивное» образование не сумели. Все это привело к тому, что в конце 80-х годов бывшие спортсмены стали сбиваться в опасные банды.
Одним из таких несостоявшихся чемпионов был Виктор Пелепец. Классической борьбе он посвятил многие годы, но получил травму и чемпионом не стал. Когда-то подававший большие надежды, он не мог довольствоваться местом простого тренера для ребятни и сколотил банду из таких же спортсменов, как и он сам.
В криминальном мире Пелепца знали под прозвищем Пеля, а его группировку именовали Пелиной Конторой. Это была банда молодчиков, возрастом от двадцати до тридцати лет, и промышляли они вымогательством, которое в те годы было принято называть модным словечком рекет. Пелина Контора «держала» Центральный рынок Шахтерского, где собирала дань с торговцев.
Также конец восьмидесятых – пик отчаянных, жестоких и бессмысленных подростковых войн «район на район». В Шахтерском, как и во многих других городах СССР, мальчишки, живущие по соседству, сбивались в стайки и вели нескончаемые баталии со сверстниками, чье преступление состояло лишь в том, что те имели наглость проживать на другой улице, в другом микрорайоне и т. д. Подростки четырнадцати-семнадцати лет, не втянутые в эти «войны кварталов», были большой редкостью, и, конечно же, «белыми воронами» в среде себе подобных.
Городок Шахтерский мог считаться довольно спокойным – здесь войны районов велись без применения оружия. Видимо, сказывалась влияние русских потешных боев «стенка на стенку», известных еще при Петре Великом. В старинных «стеночниках» бились только на кулаках, сейчас же ослабевшего и упавшего противника не стеснялись добивать ногами. Но – не камнями, не палками и не железками! В таких боях часто калечили, но редко убивали. А вот в соседнем Димитрове, а также в знаменитом своими «бегунами» Кривом Роге войны велись с применением ножей, дубинок, самодельных гранат. Там подростки гибли…
Пользуясь преимуществами своей тренерской работы, Пеля взял «под крыло» одну из таких подростковых стаек – ту, в которую входили Фидель, Максим, Длинный и все их одноклассники. Район, в котором они жили и чью честь защищали своими кулаками и разбитыми носами, назывался в народе Собачевкой, так как охватывал частный сектор, где собаки были в каждом дворе. Пеля тоже жил на Собачевке, так что контролировать именно этих подростков было для него естественным и логичным. К тому же Собачевка – большой район, поэтому и подростковая стайка оказалась здесь одной из самых многочисленных и сильных в Шахтерском.
Пеля прекрасно понимал, что подобного рода забава – отличная возможность для него, взрослого и умного человека, отобрать себе младших помощников и вырастить смену из тех мальчишек, кто имеет наибольшую склонность к криминалу. Да, не все мальчики потом станут рекетирами, но ведь не ставшие тоже останутся жить в Шахтерском! Они будут рабочими, врачами, милиционерами, и навсегда запомнят, что Пеля – свой парень, что он был их другом, защитником и учителем, а свой своего поддержит, если что не так! К тому же, для успеха Пелиного бизнеса необходима определенного рода слава – местного Дона Карлеоне должны были знать и бояться. Отчаянные подростки, способные по первому Пелиному слову толпой избить до полусмерти взрослого мужчину, выбить стекла в доме или основательно помять палками корпус автомобиля, прекрасно поддерживали славу о Пеле, как о человеке, с которым лучше иметь только хорошие отношения.
В желании контролировать молодежь, из которой потом можно вырастить пополнение для преступной среды, Пеля был не одинок. Группу подростков, живущих на проспекте Ленина – так называемых проспектовских, вечных врагов подростков с Собачевки – контролировали профессиональные преступники – воры, имеющие множество «ходок» на зону. Подростков с девятиэтажных новостроек – микрорайоновских – опекали картежники. Не все подростки того времени стали после бандитами, но многих, многих толкнули на этот путь многоопытные и хитрые дяди, желающие обеспечить для себя преемственность поколений и «спокойную старость»…
После десятиминутной пробежки Пеля дал команду заниматься боксом. Подростки немедленно натянули перчатки, которых в Спортивной Школе имелось великое множество, разбились по парам и разошлись по разным частям огромного зала. Максиму выпало боксировать с Длинным.
Мальчишки жалели друг друга, поэтому спарринги начинали в неполный контакт – били не то чтобы слабо, но и не лупили по партнеру вовсю. Впрочем, молодая кровь нередко «вскипала», тогда удары становились полновесными, и партнеры уходили со спаррингов с синяками и разбитыми носами.
Спарринговать с Длинным всегда было тяжело. Он был левшой, а боксировать против левши неудобно, к тому же, у него были такие длинные руки! Максим, куда более подвижный и ловкий, кружил вокруг Длинного как пчела, но любая его попытка приблизится останавливалась коротким ударом правой руки друга. Некоторые успехи были: Максиму удалось несколько раз садануть Длинного по корпусу, за что тот наградил его увесистыми ударами сверху – по лбу и макушке. Ни тому, ни другому победы в бою это принести не могло, и проходивший мимо Пеля укоризненно покачал головой.
– Активнее, активнее работай! – прокричал он, обращаясь к Максиму. – Зайди ему под руку и бей в подбородок снизу!
Максим тут же кинулся выполнять указание тренера, присел, вывернулся и обошел опасную правую руку, но и Длинный не зевал – с непривычным для его нескладного долговязого тела проворством, он переменил стойку и левой рукой пребольно угодил Максиму ниже уха.
– Смена партнеров! – прокричал Пеля на весь зал и пошел дальше, неодобрительно посмотрев на Максима и что-то недовольно пробормотав под нос.
Мальчишки разбились по новым парам. На этот раз Максиму выпало боксировать с Андреем Бригадировым по прозвищу Бригадир – тучным и очень сильным пареньком из параллельного класса.
В другое время Максим, пользуясь тем, что он подвижнее и техничнее партнера, непременно кинулся бы в атаку, но после предыдущего боя у него побаливала голова. Он решил не лезть на рожон и обороняться. Весь раунд он уворачивался от медленных и тяжеловесных боковых ударов Бригадира и не позволял прижать себя к стене. Спарринг он закончил вполне достойно – в ничью.
– Смена партнеров!
На этот раз Максиму довелось боксировать с Виталиком Корнеевым по прозвищу Корень – самым маленьким мальчиком в их классе. Три раунда без передышки не шутка – все юные боксеры очень устали и уже не прыгали друг напротив друга, а медленно ходили. Спортзал наполнился звуками тяжелых медленных ударов и громкого, прерывистого дыхания.
Максим, осыпая Корня точными, тяжелыми ударами радовался, что на окончание спаррингов ему достался такой легкий противник – против любого из более сильных мальчиков ему было сейчас не устоять. За первые две минуты боя он попал в лицо и корпус Корня не меньше шести раз. Но и Корень не дремал. Самый маленький в классе, он был терпеливым, хитрым и умел ждать. Улучив момент, когда совершенно расслабившийся Максим нанес небрежный, размашистый боковой справа, он поднырнул под бьющую руку и ударил Максима снизу под дых. Попал как надо – на вдохе. Максим сдавленно охнул и рухнул на колени. Как выброшенная на берег рыба, он ловил воздух ртом и не мог сделать ни вдоха ни выдоха.
– Да, Макс, – услышал он насмешливый голос Пели. – Ты сегодня в ударе. Так тебе на дискотеке и Рудый морду набьет.
Рудым называли самого маленького из проспектовских – рыжего нахального четырнадцатилетнего мальчика, который обычно задирался к окружающим, но никогда и ни с кем не дрался один на один. За него дрался старший брат, предводитель проспектовских Боря Кефала. Такой же рыжий и нахальный, но сильный и умелый в драке.
– Ладно, бойцы, – сказал Пеля, обращаясь к своим подопечным. – Садитесь на лавочки, отдыхайте, сейчас говорить будем.
Уставшие потные мальчики расселись по длинным низким скамьям, стоявшим у одной из стен зала.
– Сегодня дискотека, – начал Пеля поучительно. – Вы сейчас пойдете развлекаться, танцевать, к проспектовским задираться. Дело это понятное, даже я бы сказал, хорошее, проспектовские – ваши враги, только все делать надо правильно. Вы деретесь, чтобы побеждать, и для этого всегда нужно быть друг за друга. Фидель! – обратился он к лидеру собачевских. – На прошлой дискотеке вас было вдвое больше, чем проспектовских. Один на один дрались наш Вова Ботинок и проспектовец Хачек. Хачек Ботинку так по роже настучал, что он до сих пор на тренировки не ходит, дома сидит. Фидель, у меня к тебе вопрос – вы почему не гупнули Хачека толпой?! – Пеля повысил голос. – Побоялись, что десяток проспектовских вас разгонит?!
– Ботинок сам к Хачеку дорвался! – буркнул Фидель, надувшись, как всегда надувался, если Пеля начинал его распекать. – Ботинок был пьяный, а Хачек трезвый. Хачек не хотел драться, несколько раз Ботинку предлагал – давай миром разойдемся или завтра поговорим, когда ты трезвый будешь. Ботинок к нему лез и лез. Сам лез, сам и получил. Это беспредел будет, если мы к каждому без причины дорываться начнем! Нужно сначала разбираться, что и как. Вот если б Хачек не прав был – тогда другое дело! Хотя бить толпой – это все-таки не правильно, не по-мужски. Такие вопросы всегда один на один решали…
– Это не твое дело, молодой, решать, что беспредел, а что нет! – прошипел Пеля. – Вырастешь, в ментовке пару раз побываешь, «на киче» посидишь, ума наберешься, тогда и будешь такие вопросы перетирать. А сейчас твое дело маленькое – сделать так, чтобы твои пацаны всегда побеждали. Всегда, ясно?!
Он обвел взглядом притихших подростков.
– Есть люди хорошие, есть плохие, есть люди свои и есть люди чужие, – продолжил Пеля. – Так вот, Фидель, для тебя должно быть главным не то, хороший человек или плохой, а то, свой он или чужой. Хачек, может быть, хороший пацан, а Ботинок плохой, но Хачек чужой, а Ботинок свой, и поэтому ты сторону Ботинка всегда держать должен! Всегда! Если Ботинок в чем-то не прав, мы его сами наказать можем. Мы, а не проспектовские! «Один на один, надо разобраться!» – передразнил Пеля Фиделя. – Если твоего товарища бьют, ты должен сначала бить в ответ, а потом разбираться! Вас все должны уважать и бояться, не потому, что вы самые честные и правильные, а потому, что самые сильные и страшные, понятно?
Максим спрыгнул с брусьев. Он прерывисто дышал, но был доволен – наконец-то получилось! Среди его друзей считалось постыдным не суметь двадцать раз отжаться от брусьев, а вот у него – не получалось. И вот, наконец – получилось! Долгие месяцы тренировок не прошли даром.
Для своих шестнадцати лет Максим был физически развит неплохо – мышечной массы, как у культуристов, он не нарастил – возраст не тот – но в беге, а также упражнениях на турнике бил любого нетренированного сверстника. И брусья тоже постепенно покорялись ему. И в боксе он тоже кое-что мог. Последнее было особенно приятным – шестнадцатилетним жителям городка Шахтерский умение драться казалось самой важной вещью на свете.
После Максима на брусья запрыгнул Фидель. Невысокий, коренастый, он рано начал раздаваться в плечах и был сильнее многих высоких и худощавых приятелей. Двадцать отжиманий на брусьях, которыми так гордился Максим, для Фиделя были давно уже пройденным этапом. Иначе и быть не могло – лидер в мальчишеской стайке не обязан быть самым умным, самым честным или самым красивым, а вот самым сильным – непременно.
Фидель с видимой легкостью отжался от брусьев сорок раз и спрыгнул. В это время тренер Виктор Пелепец, дал команду в очередной раз бегать по кругу.
Шел май 1988 года, и Пелепцу было двадцать шесть лет. Официально он занимал должность тренера по классической борьбе в Детско-юношеской спортивной школе города Шахтерский.
Эти спортивные школы возникли в СССР в середине 30-х годов двадцатого века. Они подготовили многих и многих чемпионов – в великой стране это считалось плюсом, страна гордилась своими спортивными победами. Но был и минус – чемпионами становились далеко не все, и эти «несостоявшиеся» нередко представляли собой угрозу для общества.
В боевых видах спорта – огромная выбраковка, на одного олимпийского чемпиона приходятся сотни тех, кто выросли до мастеров спорта или кандидатов в мастера, но пойти дальше не сумели. Этим не состоявшимся чемпионам никогда не стоять на олимпийском пьедестале, но в простой уличной драке любой из них сотрет в порошок нетренированного противника! К тому же, за годы занятий спортом они научились преодолевать свою боль, не обращать внимания на боль чужую, а вот получить хорошее «неспортивное» образование не сумели. Все это привело к тому, что в конце 80-х годов бывшие спортсмены стали сбиваться в опасные банды.
Одним из таких несостоявшихся чемпионов был Виктор Пелепец. Классической борьбе он посвятил многие годы, но получил травму и чемпионом не стал. Когда-то подававший большие надежды, он не мог довольствоваться местом простого тренера для ребятни и сколотил банду из таких же спортсменов, как и он сам.
В криминальном мире Пелепца знали под прозвищем Пеля, а его группировку именовали Пелиной Конторой. Это была банда молодчиков, возрастом от двадцати до тридцати лет, и промышляли они вымогательством, которое в те годы было принято называть модным словечком рекет. Пелина Контора «держала» Центральный рынок Шахтерского, где собирала дань с торговцев.
Также конец восьмидесятых – пик отчаянных, жестоких и бессмысленных подростковых войн «район на район». В Шахтерском, как и во многих других городах СССР, мальчишки, живущие по соседству, сбивались в стайки и вели нескончаемые баталии со сверстниками, чье преступление состояло лишь в том, что те имели наглость проживать на другой улице, в другом микрорайоне и т. д. Подростки четырнадцати-семнадцати лет, не втянутые в эти «войны кварталов», были большой редкостью, и, конечно же, «белыми воронами» в среде себе подобных.
Городок Шахтерский мог считаться довольно спокойным – здесь войны районов велись без применения оружия. Видимо, сказывалась влияние русских потешных боев «стенка на стенку», известных еще при Петре Великом. В старинных «стеночниках» бились только на кулаках, сейчас же ослабевшего и упавшего противника не стеснялись добивать ногами. Но – не камнями, не палками и не железками! В таких боях часто калечили, но редко убивали. А вот в соседнем Димитрове, а также в знаменитом своими «бегунами» Кривом Роге войны велись с применением ножей, дубинок, самодельных гранат. Там подростки гибли…
Пользуясь преимуществами своей тренерской работы, Пеля взял «под крыло» одну из таких подростковых стаек – ту, в которую входили Фидель, Максим, Длинный и все их одноклассники. Район, в котором они жили и чью честь защищали своими кулаками и разбитыми носами, назывался в народе Собачевкой, так как охватывал частный сектор, где собаки были в каждом дворе. Пеля тоже жил на Собачевке, так что контролировать именно этих подростков было для него естественным и логичным. К тому же Собачевка – большой район, поэтому и подростковая стайка оказалась здесь одной из самых многочисленных и сильных в Шахтерском.
Пеля прекрасно понимал, что подобного рода забава – отличная возможность для него, взрослого и умного человека, отобрать себе младших помощников и вырастить смену из тех мальчишек, кто имеет наибольшую склонность к криминалу. Да, не все мальчики потом станут рекетирами, но ведь не ставшие тоже останутся жить в Шахтерском! Они будут рабочими, врачами, милиционерами, и навсегда запомнят, что Пеля – свой парень, что он был их другом, защитником и учителем, а свой своего поддержит, если что не так! К тому же, для успеха Пелиного бизнеса необходима определенного рода слава – местного Дона Карлеоне должны были знать и бояться. Отчаянные подростки, способные по первому Пелиному слову толпой избить до полусмерти взрослого мужчину, выбить стекла в доме или основательно помять палками корпус автомобиля, прекрасно поддерживали славу о Пеле, как о человеке, с которым лучше иметь только хорошие отношения.
В желании контролировать молодежь, из которой потом можно вырастить пополнение для преступной среды, Пеля был не одинок. Группу подростков, живущих на проспекте Ленина – так называемых проспектовских, вечных врагов подростков с Собачевки – контролировали профессиональные преступники – воры, имеющие множество «ходок» на зону. Подростков с девятиэтажных новостроек – микрорайоновских – опекали картежники. Не все подростки того времени стали после бандитами, но многих, многих толкнули на этот путь многоопытные и хитрые дяди, желающие обеспечить для себя преемственность поколений и «спокойную старость»…
После десятиминутной пробежки Пеля дал команду заниматься боксом. Подростки немедленно натянули перчатки, которых в Спортивной Школе имелось великое множество, разбились по парам и разошлись по разным частям огромного зала. Максиму выпало боксировать с Длинным.
Мальчишки жалели друг друга, поэтому спарринги начинали в неполный контакт – били не то чтобы слабо, но и не лупили по партнеру вовсю. Впрочем, молодая кровь нередко «вскипала», тогда удары становились полновесными, и партнеры уходили со спаррингов с синяками и разбитыми носами.
Спарринговать с Длинным всегда было тяжело. Он был левшой, а боксировать против левши неудобно, к тому же, у него были такие длинные руки! Максим, куда более подвижный и ловкий, кружил вокруг Длинного как пчела, но любая его попытка приблизится останавливалась коротким ударом правой руки друга. Некоторые успехи были: Максиму удалось несколько раз садануть Длинного по корпусу, за что тот наградил его увесистыми ударами сверху – по лбу и макушке. Ни тому, ни другому победы в бою это принести не могло, и проходивший мимо Пеля укоризненно покачал головой.
– Активнее, активнее работай! – прокричал он, обращаясь к Максиму. – Зайди ему под руку и бей в подбородок снизу!
Максим тут же кинулся выполнять указание тренера, присел, вывернулся и обошел опасную правую руку, но и Длинный не зевал – с непривычным для его нескладного долговязого тела проворством, он переменил стойку и левой рукой пребольно угодил Максиму ниже уха.
– Смена партнеров! – прокричал Пеля на весь зал и пошел дальше, неодобрительно посмотрев на Максима и что-то недовольно пробормотав под нос.
Мальчишки разбились по новым парам. На этот раз Максиму выпало боксировать с Андреем Бригадировым по прозвищу Бригадир – тучным и очень сильным пареньком из параллельного класса.
В другое время Максим, пользуясь тем, что он подвижнее и техничнее партнера, непременно кинулся бы в атаку, но после предыдущего боя у него побаливала голова. Он решил не лезть на рожон и обороняться. Весь раунд он уворачивался от медленных и тяжеловесных боковых ударов Бригадира и не позволял прижать себя к стене. Спарринг он закончил вполне достойно – в ничью.
– Смена партнеров!
На этот раз Максиму довелось боксировать с Виталиком Корнеевым по прозвищу Корень – самым маленьким мальчиком в их классе. Три раунда без передышки не шутка – все юные боксеры очень устали и уже не прыгали друг напротив друга, а медленно ходили. Спортзал наполнился звуками тяжелых медленных ударов и громкого, прерывистого дыхания.
Максим, осыпая Корня точными, тяжелыми ударами радовался, что на окончание спаррингов ему достался такой легкий противник – против любого из более сильных мальчиков ему было сейчас не устоять. За первые две минуты боя он попал в лицо и корпус Корня не меньше шести раз. Но и Корень не дремал. Самый маленький в классе, он был терпеливым, хитрым и умел ждать. Улучив момент, когда совершенно расслабившийся Максим нанес небрежный, размашистый боковой справа, он поднырнул под бьющую руку и ударил Максима снизу под дых. Попал как надо – на вдохе. Максим сдавленно охнул и рухнул на колени. Как выброшенная на берег рыба, он ловил воздух ртом и не мог сделать ни вдоха ни выдоха.
– Да, Макс, – услышал он насмешливый голос Пели. – Ты сегодня в ударе. Так тебе на дискотеке и Рудый морду набьет.
Рудым называли самого маленького из проспектовских – рыжего нахального четырнадцатилетнего мальчика, который обычно задирался к окружающим, но никогда и ни с кем не дрался один на один. За него дрался старший брат, предводитель проспектовских Боря Кефала. Такой же рыжий и нахальный, но сильный и умелый в драке.
– Ладно, бойцы, – сказал Пеля, обращаясь к своим подопечным. – Садитесь на лавочки, отдыхайте, сейчас говорить будем.
Уставшие потные мальчики расселись по длинным низким скамьям, стоявшим у одной из стен зала.
– Сегодня дискотека, – начал Пеля поучительно. – Вы сейчас пойдете развлекаться, танцевать, к проспектовским задираться. Дело это понятное, даже я бы сказал, хорошее, проспектовские – ваши враги, только все делать надо правильно. Вы деретесь, чтобы побеждать, и для этого всегда нужно быть друг за друга. Фидель! – обратился он к лидеру собачевских. – На прошлой дискотеке вас было вдвое больше, чем проспектовских. Один на один дрались наш Вова Ботинок и проспектовец Хачек. Хачек Ботинку так по роже настучал, что он до сих пор на тренировки не ходит, дома сидит. Фидель, у меня к тебе вопрос – вы почему не гупнули Хачека толпой?! – Пеля повысил голос. – Побоялись, что десяток проспектовских вас разгонит?!
– Ботинок сам к Хачеку дорвался! – буркнул Фидель, надувшись, как всегда надувался, если Пеля начинал его распекать. – Ботинок был пьяный, а Хачек трезвый. Хачек не хотел драться, несколько раз Ботинку предлагал – давай миром разойдемся или завтра поговорим, когда ты трезвый будешь. Ботинок к нему лез и лез. Сам лез, сам и получил. Это беспредел будет, если мы к каждому без причины дорываться начнем! Нужно сначала разбираться, что и как. Вот если б Хачек не прав был – тогда другое дело! Хотя бить толпой – это все-таки не правильно, не по-мужски. Такие вопросы всегда один на один решали…
– Это не твое дело, молодой, решать, что беспредел, а что нет! – прошипел Пеля. – Вырастешь, в ментовке пару раз побываешь, «на киче» посидишь, ума наберешься, тогда и будешь такие вопросы перетирать. А сейчас твое дело маленькое – сделать так, чтобы твои пацаны всегда побеждали. Всегда, ясно?!
Он обвел взглядом притихших подростков.
– Есть люди хорошие, есть плохие, есть люди свои и есть люди чужие, – продолжил Пеля. – Так вот, Фидель, для тебя должно быть главным не то, хороший человек или плохой, а то, свой он или чужой. Хачек, может быть, хороший пацан, а Ботинок плохой, но Хачек чужой, а Ботинок свой, и поэтому ты сторону Ботинка всегда держать должен! Всегда! Если Ботинок в чем-то не прав, мы его сами наказать можем. Мы, а не проспектовские! «Один на один, надо разобраться!» – передразнил Пеля Фиделя. – Если твоего товарища бьют, ты должен сначала бить в ответ, а потом разбираться! Вас все должны уважать и бояться, не потому, что вы самые честные и правильные, а потому, что самые сильные и страшные, понятно?