– Ну, ты идешь наверх?
   Как ни странно, он ее понял.
   – Yes, I am ready.
   И снял свою кастрюлю с печи.
   Настя подала Оксане судок с макаронами:
   – Иди с ним.
   Держа в руках судок и кастрюлю с горячей едой, Оксана и Раис поднялись в ходовую рубку. Однако при входе вооруженный охранник пропустил в рубку только Раиса, но остановил Оксану.
   – It is for Capitan, – сказала Оксана, открывая судок. – Еда для капитана.
   Но охранник забрал у нее судок и сам отнес капитану и старпому. Те переложили макароны в свои алюминиевые миски.
   Оксана, стоя в двери в ожидании судка, издали смотрела на капитана.
   Между тем Лысый переложил из кастрюли в алюминиевую миску Махмуда лучшие куски горячей козлятины, и Махмуд, почесав себя меж ягодиц, принялся за еду, поглядывая на Оксану и капитана.
   – Папа, – издали, от двери сказала Оксана капитану, – как вы себя чувствуете?
   – English only! – тут же приказал Махмуд.
   – О’кей, – усмехнулась Оксана. – Папа, хау ар ю?
   – I’m okay, dear, – отозвался Казин и посмотрел ей в глаза. – And you?
   – Thank you, papa! – сказала Оксана. – Thank you for everything…
   В ее взгляде было нечто большее, чем благодарность.

26

   Между тем всему остальному миру было действительно не до сомалийских пиратов и их пленников. В Ираке взрывались террористы-смертники, в Афганистане шла война с талибами, Европу терзал экономический кризис, Америка, трезвея после выборов Обамы, шла на Вашингтон демонстрациями tee-party, Иран практически в открытую гнал ядерную программу, Хезболла обстреливала Израиль, а Израиль бомбил Хезболлу. Лжеученые запугивали планету глобальным потеплением, лжемедики – свиным гриппом, Уго Чавес и Проханов сулили возврат Сталина, – ну и так далее, мир варился на жаровне незатухающих природных катаклизмов и международных скандалов, и то, что вчера было сенсацией, очень быстро тонуло и забывалось в потоке новых событий.
   А неводом для отбора этих событий было, конечно, телевидение или, еще точнее, служба телевизионных новостей, работники которой обязаны выхватывать из этого потока самое важное, стремительно прессовать суть своего улова в одну-две минуты эфира и трижды за день обоймой сенсационных новостей с пулеметной скоростью выстреливать в телезрителя. Причем даже когда никаких по-настоящему важных событий в мире не происходит, телеведущие не могут выйти на экран и сказать, что сегодня в мире ничего, слава Богу, не случилось. Нет, работники службы теленовостей обязаны и, конечно, умеют даже из ничего сделать новость и сенсацию…
   И после двух-трех лет такой работы у них возникает уверенность в том, что это они делают новости – точно так, как когда-то на улице Правды, в доме номер 24, журналисты газеты «Правда» всерьез сочиняли правду для шестой части света.
   Но я отвлекся, извините.
   В небольшом операционном зале службы теленовостей шел обычный, в режиме нон-стоп, трудовой день – сотрудники и сотрудницы сидели и стояли у экранов своих компьютеров и, как с медоносными пчелами, общались с разбросанными по всему миру телекорреспондентами, которые вместо меда собирали там урожай новостей и событий. Токио, Багдад, Бостон, Стамбул… Бразилия, Пакистан, Австралия, Якутия… Мир, объединенный Интернетом и Скайпом, сжался до размеров трех десятков компьютерных экранов и стал простой кинолентой или конвейером новостей на манер конвейера сосисочной фабрики.
   У одного из таких компьютеров и работала Ольга Казина, а перед ней на экране было лицо их молодого собкора в Греции.
   – Греция кипит! – энергично сообщал он. – Тысячи протестующих недовольны антикризисными мерами правительства. Массовые протесты в центре Афин переросли в беспорядки. Горят автомашины, магазины и банки. Чтобы разогнать демонстрантов, полиция применила водометы и слезоточивый газ. Но в пятницу к акциям протеста присоединятся профсоюзы учителей, госслужащих и транспорта…
   – Стоп! – приказала Ольга. – Визуальный ряд!
   – Всё снято! Посылаю со сжатием, – сказал собкор. – Сама подложишь?
   – Конечно. Леня, у меня к тебе просьба. Выполнишь?
   – Давай.
   – Там у вас есть некто Георгиу Стефандополус, торговец оружием. Ты можешь его найти?
   – Тебе его адрес? Наверное, могу. А что?
   – Понимаешь, в Сомали пираты захватили судно с его оружием для Нигерии. А капитан на судне мой отец. Мне нужно поговорить с этим греком. Шеф мне не дает командировку, но я за свой счет… Если я прилечу на субботу-воскресенье, ты меня встретишь?
   – Оля, ну какой разговор?!

27

   В ходовой рубке «Антея»» из транзисторов сомалийцев гремела вязкая арабская музыка. Под эту музыку, яростно расчесывая ягодичную промежность, Махмуд бегал взад-вперед и сквозь разбитые окна по-английски и по-сомалийски выкрикивал в сторону фрегата Евросоюза:
   – Шакалы! Вонючие гиены! Гётверены!..
   Затем он подбегал к капитану.
   – Почему они молчат?! Я же назвал сумму выкупа! Десять дней прошло, никто не начинает переговоры!
   Поглядев, как Махмуд чешет себя меж ягодиц, Казин спросил:
   – Ты хочешь знать мое мнение?
   – Да! Говори!
   – Откровенно? Или…
   – Откровенно! – нетерпеливо крикнул Махмуд. – Давай!
   – По-моему, у тебя триппер или гонорея. Но я могу вылечить…
   Махмуд остолбенел:
   – Что?.. Что ты сказал?..
   Казин пожал плечами:
   – Ты же ездил на берег. И теперь так чешешь задницу, что…
   Тут Махмуд все-таки пришел в себя и взорвался:
   – Это не твое дело!!! Я тебя расстреляю, сволочь! – И, отбежав в другой конец рубки, снова закричал оттуда в сторону фрегата: – Паразиты! Империалисты! Трусливые белые макаки!..
   Затем снова почесал себя меж ягодиц, вернулся к капитану и спросил осторожно:
   – А ты разве доктор?
   – Нет, – сказал Казин, – я не доктор, но вылечить могу.
   – Как?
   – Буду колоть антибиотики. Пять дней.
   – Анти… что? – не понял Махмуд.
   – Уколы буду делать. В ягодицы. С лекарством.
   – А где ты его возьмешь?
   Капитан кивнул на аптечку, висевшую на стене. Махмуд открыл аптечку, выгреб из нее коробки и пузырьки с лекарствами, пластырями и бинтами. Капитан взял у него из рук коробку с надписью «Augmentin».
   – А если это яд? – сказал Махмуд. – Если ты хочешь меня убить?
   – Я похож на идиота? – Казин кивнул на вооруженных сомалийцев. – Чтобы эти меня расстреляли?
   Махмуд непроизвольно потянул руку к ягодицам, чтобы почесаться, но тут же одернул себя.
   – О’кей, – сказал он нетерпеливо и спустил штаны. – Давай коли!
   – Прямо здесь, что ли? – удивился Казин.
   – А что? Тут нельзя?
   – Нет, можно… Но сначала я должен измерить твое давление…
   – Измерить что?
   Казин достал из аптечки аппарат для измерения давления.
   – Наша кровь бежит по нашим венам и давит на их стенки, понимаешь? – Казин наложил резиновый жгут себе на локоть, вставил в уши наушники, сжал пару раз резиновую грушу и продемонстрировал на себе, как работает аппарат. – Вот, видишь эту стрелку? У меня давление повышенное. Должно быть 120 на 80, а у меня 150 на 102. Теперь давай твою руку.
   Махмуд послушно протянул руку, остальные сомалийцы, глазея, собрались вокруг.
   Капитан измерил давление Махмуду.
   – Видишь? У тебя 147 на 93. Гипертония. Поэтому ты такой вспыльчивый. Лечиться нужно, а не наркотики жевать! – И Казин показал Махмуду на стол. – Ладно, ложись. Буду колоть антибиотик. Спиной кверху. Только я не могу под эту музыку…
   Махмуд, ложась на стол, что-то рявкнул своим сомалийцам. Те тут же выключили музыку. Стало так тихо, что Казин и старпом облегченно перевели дух. Капитан открыл ампулу с Augmentin, набрал лекарство в шприц, поднял его и постучал по нему пальцем, выбивая пузырек воздуха.
   Глядя на этот шприц, сомалийцы испуганно заговорили меж собой по-сомалийски, а Махмуд, лежа на столе с оголенной черной задницей, начал трусливо дрожать.
   – Да не дрейфь! – сказал Казин. – Ничего страшного! Я же себя каждый день колю…
   Махмуд закрыл глаза.
   И Казин сделал укол в черную ягодицу Махмуда.

28

   Греция действительно кипела, и Ольга убедилась в этом, как только в Афинах, в аэропорту прошла паспортный контроль. В зале аэровоказала было настоящее столпотворение из-за отмены рейсов в связи с забастовками. Шум, теснота, крики и плач детей. Растерянно озираясь по сторонам в поисках своего греческого собкора, Ольга с трудом протиснулась к выходу на привокзальную площадь. Тут было еще хуже: площадь была забита демонстрантами, они дрались с полицией, полиция включила сирены и пустила в ход дубинки и слезоточивые гранаты.
   Ольга попятилась назад, и тут у нее в кармане задрожал и запульсировал мобильник. Она достала трубку и прочла на его экранчике: «Оля, извини! В Афинах такое творится! Проехать никуда невозможно! Вот адрес Стефандополуса: Glifard, Olimpia 27. Возьми такси, это недорого. Леня».
   Дождавшись, когда полиция оттеснила демонстрантов от аэровокзала, Ольга рискнула добежать до стоянки такси, нырнула в машину и повторила шоферу полученный адрес:
   – Glifard, Olimpia 27. Faster, please.
   Поглядев на нее в зеркало заднего обзора, молодой таксист изумился на сносном английском:
   – Fantastic! Сколько в России красавиц! Каждый день – одна лучше другой! И все – к Стефандополусу!
   Ольга насторожилась:
   – Что вы имеете в виду?
   – А я каждый день приезжаю сюда к рейсу из России, – сказал шофер, трогая машину. – Все жду, когда хоть одна красавица прилетит ко мне. А вы все – к Стефандополусу! Кто он такой? Голливудский продюсер?
   – Нет, он торгует оружием.
   – О-о-о!!! Тогда все ясно!..
   По шоссе, в объезд бастующих Афин, такси вымахнуло к богатым пригородам с виллами и парками, пахнущими йодистым морем, цветами и апельсиновыми садами.
   – Мы приехали, – сказал таксист, останавливаясь у старинной виллы, утопающей в пальмовых и финиковых деревьях.
   Расплачиваясь, Ольга спросила:
   – Вы можете приехать за мной через час?
   – Не беспокойся, – ответил он. – Я никуда не уеду. Такую красавицу я могу ждать хоть сутки.
   – Спасибо…
   Выйдя из машины, Ольга направилась к резной старинной калитке и увидела, как укрепленный над калиткой объектив видеокамеры движется вместе с ее приближением.
   И не успела она нажать кнопку звонка сбоку от калитки, как радиоголос откликнулся:
   – Yes…
   – My name is Olga, – ответила Ольга в неведомо где скрытый микрофон. – I have an appointment with Mr. Staphandopolus.
   Калитка автоматически открылась.
   Махнув таксисту рукой, Ольга вошла и по гравиевой дорожке кипарисной аллеи пошла к вилле, окруженной рощей из мандариновых и финиковых деревьев. Вдоль аллеи стояли античные скульптуры, за ними открывался вид на бассейн, а дальше – частный пляж и морская гладь с яхтами на горизонте.
   У парадного входа старинной виллы тоже стояли античные скульптуры, но дверь была открыта настежь.
   – Алло! – сказала Ольга. – May I come in?
   Но никто не ответил, и Ольга, придержав шаг, вошла.
   Вестибюль – огромный, как зал, – был увешан гобеленами и коврами ручной работы, а в центре зала стоял то ли серебряный, то ли платиновый барс в натуральную величину и килограмм эдак на семьдесят.
   – Hallo! – повторила Ольга. – Mr. Stephandopolus!.. Is anybody here?
   Никто не ответил, и Ольга осторожно прошла дальше на доносящийся издали стук.
   И в следующем зале ей открылась странная картина. Под потолком из золотой лепнины, среди ампирной мебели времен Людовика Четырнадцатого и стен, сплошь укрытых античными гобеленами и дорогими картинами в тяжелых золоченых рамах, – посреди всей этой старинной роскоши, в центре зала, за столом с гнутыми золочеными ножками сидели на античных же стульях трое стриженных под «быков» 30-летних верзил в мокрых пляжных трусах и об край ампирного стола отбивали сушеную воблу. На столе, на газете «Советский спорт» был натюрморт в духе советских нон-конформистов – два ящика пива «Будвайзер», гора сушеной воблы и «браунинг». А под столом, на дорогом наборном паркетном полу – пустые пивные бутылки и пляжные полотенца.
   Отпив из бутылки, один из верзил махнул Ольге рукой и сказал по-русски:
   – Давай заходи! Пиво будешь?
   Ольга растерялась:
   – Я… я к господину Стефандополусу…
   – Ну, я и есть… – сказал верзила. – Сидай. Я – Жора Степанюк, а по-гречески Георгиу Степандополус. – И «быкам»: – Пацаны, у меня прием. Там на кухне е щэ пиво и вобла. Пошукайте…
   Двое верзил поднялись и, прихватив по четыре бутылки пива, вышли.
   – Я это… – сказала Ольга, с трудом включаясь в ситуацию. – Я по поводу «Антея», а точнее – груза, который вы отправили в Нигерию…
   Жора открыл бутылку «Будвайзера» и поставил ее перед Ольгой.
   – Сидай. Вобла астраханская, братаны учора привезли. Вот, бери, отбитая.
   Ольга осторожно села на край кресла.
   – Спасибо. Я выяснила насчет этого груза. В страховой компании Ллойда он застрахован на 10 миллионов долларов. А на самом деле это оружие, конечно, стоит дороже – там одних танков 42 штуки. Поэтому я думаю, что вам есть смысл принять участие в переговорах с пиратами о сумме выкупа и разделить ее с судовладельцем. Я была в Лиссабоне, встречалась с хозяином «Антея». Он сказал, что если вы разделите с ним расходы…
   Во время этого монолога Жора, не глядя на Ольгу и отхлебывая пиво из бутылки, сильными пальцами продолжал разминать и крошить воблу. Ольга поневоле засмотрелась на эти пальцы – они были короткими, толстыми и мощными, как механические клещи. Но тут Жора перестал крошить воблу, вытер руки льняным рушником, встал, обошел стол, зашел к Ольге со спины и этими же руками, как клещами, взял ее за шею.
   – Трусики сама сымешь? Чи порвать?
   Чуть подумав, Ольга ответила:
   – Конечно, сама. Я их только утром купила.
   – Умница, – сказал Жора, не убирая рук. – Сымай.
   – Сидя не могу. Нужно встать.
   – Капито, – по-итальянски согласился Жора, но рук с ее шеи не убрал. – Вставай.
   Ольга стала медленно подниматься и на подъеме локтем саданула Жору в пах с такой силой, что Жора охнул и рефлекторно согнулся в пояснице. В тот же миг Ольга на развороте с силой ударила его двумя сцепленными руками по затылку, и Жора, падая, почти переломился, а Ольга тут же заломила ему руки за спину, села сверху и удержала его правую руку болевым захватом.
   – Ни звука, понял? Пикнешь – сломаю!
   – Понял. Пусти… – хрипло отозвался Жора, прижимаясь щекой к паркету.
   – А ты свои трусики сам снимешь? Или мне их порвать?
   – Чего-о??? – придушенно изумился Жора.
   – Повторяю. Свои трусы сам снимешь или мне их порвать?
   – Ты шутишь?
   Ольга подтянула ему руку так, что он застонал от боли.
   – Сам… сам сниму… Пусти…
   – И запомни: у меня с двенадцати лет черный пояс по карате. Рыпнешься – башку сверну!
   Изогнувшись и протянув руку к столу, Ольга дотянулась до «браунинга», взяла его, умело проверила магазин и, убедившись, что «браунинг» заряжен, поднялась с ним на ноги, отошла от Жоры.
   – Ну вот, – сказала она, держа Жору на мушке. – Теперь вставай, но медленно.
   Жора встал.
   – Снимай трусы.
   – Чё? В натуре?
   – Снимай, я сказала!
   – А чё, – ухмыльнулся Жора, стягивая плавки. – Трахаться будэм?
   – Ага, счас…
   Свободной рукой Ольга достала из своей сумочки мобильник и стала фотографировать Жору без трусов.
   – Шо ты робыш? – испугался он.
   Ольга вскинула «браунинг».
   – Заткнись! Стоять!
   И, продолжая держать Жору под прицелом, свободной рукой нажала несколько кнопок на мобильнике.
   – А шо ты делаешь? – с беспокойством спросил Жора.
   – Ну так красота ж какая! – Ольга кивнула на его пах. – И в фас, и в профиль! Я ее по Интернету отправила своему адвокату. А теперь слушай меня внимательно. Я дочь капитана «Антея». У него диабет, а инсулина осталось на несколько дней. Поэтому если ты и судовладелец сегодня не начнете переговоры о выкупе, завтра эти фото будут во всех газетах. Ты усек?
   Жора молчал.
   – Я спрашиваю: ты понял?
   – Понял… – принужденно ответил Жора.
   – Это не всё. Еще две вещи. Во-первых, имей в виду: я знаю, где твои украинские поставщики взяли эти танки, пушки и все остальное. Под Харьковом, на складах бывшей советской базы. Вы сначала вывезли это оттуда, а потом устроили там пожар и все списали, будто оно сгорело. Но если с моим отцом что-то случится… Ну, ты понял… Бросай мне свои трусы. – И, спрятав мобильник, прикрикнула: – Давай бросай!
   Жора вынужденно бросил ей свои плавки, она поймала их свободной от «браунинга» рукой.
   – Гуд! Я пошла.
   И, брезгливо держа двумя пальцами Жорины плавки, Ольга вышла во двор, по той же кипарисной аллее проследовала к воротам и калитке. Возле калитки остановилась, посмотрела в объектив камеры слежения и демонстративно положила Жорины плавки на цветочный куст. Затем подошла к калитке, направила браунинг на магнитный замок и спросила в невидимый микрофон:
   – Стрелять? Или откроешь?
   Калитка стала автоматически открываться, но Жорин голос сказал по радио:
   – Подожди, я маю вопрос…
   – Ну? – задержалась Ольга. – Что?
   – Ты сказала «во-первых». А шо во-вторых?
   – А-а! – Ольга усмехнулась. – Во-вторых, я тебе советую сделать обрезание.
   – Что?! – изумился Жорин голос. – Навищо мэни обрезание?!
   – Ну, прежде всего это красиво… – И Ольга, выйдя из калитки, умело разрядила «браунинг», швырнула его через плечо обратно на территорию виллы.
   Греческий таксист испуганно смотрел на это из окна своего старого «мерседеса».
   Ольга села в такси, закрыла дверь.
   – Let’s go!
   – Ты… – в ужасе сказал таксист. – Ты его убила?
   – Пока нет. Поехали.
   Таксист, облегченно выдохнув, перекрестился и тронул машину.
   – Святая Мария… – бормотал он. – Нет, больше я ваши самолеты не встречаю…
   Машина помчалась в сторону Афин. Но, увидев дорожный указатель с надписью «ATHENS», Ольга сказала:
   – Нет, мы не едем в Афины. Любой другой аэропорт.
   – Понял… – послушно откликнулся таксист и круто свернул под указатель «SALONIKI».

29

   Держа на руках поднос с вареной головой барана и бараньими яйцами, Махмуд поднялся в ходовую рубку «Антея» и протянул поднос капитану. Казин посмотрел на него с недоумением.
   – Голова барана и бараньи яйца! – с торжественной улыбкой на своем черно-шоколадном лице сказал Махмуд. – За то, что ты меня вылечил! По нашему обычаю – самый большой знак уважения! Кушай!
   – Спасибо, рахмат, – ответил Казин. – Ты правда хочешь отблагодарить за то, что я тебя вылечил?
   – Конечно! Проси что хочешь! Только не проси, чтоб я вас отпустил.
   – Понимаю. Верни нам икону.
   Махмуд с секунду пристально смотрел ему в глаза, затем повернулся к одному из постовых охранников, что-то резко сказал ему по-сомалийски, и охранник выбежал из ходовой рубки.
   А Казин взял у Махмуда поднос с головой барана, положил на стол.
   – Как это едят?
   – Очень просто, смотри… – Махмуд достал финский нож и одним ударом вспорол баранью голову, вывалил на блюдо мозги.
   Тут прибежал запыхавшийся охранник с иконой Николая Чудотворца в руках. Махмуд кивком показал, чтобы он отдал ее капитану.
   Взяв икону, Казин осторожно обтер ее рукавом и вместе со старпомом повесил в угол, на место. А повесив, оба – и Казин, и старпом – перекрестились и поклонились Святителю.
   – Спаси и сохрани…
   И в тот же миг по динамику УКВ прозвучал голос радиста фрегата:
   – Капитан «Антея»! Капитан «Антея»! Фрегат Евросоюза вызывает капитана «Антея». Прием.
   Казин вопросительно посмотрел на Махмуда.
   – Можешь ответить, – щедрым жестом отмахнулся тот.
   Казин взял микрофон УКВ.
   – Фрегат Евросоюза! Я капитан «Антея». Прием.
   – Капитан «Антея», вас вызывают Афины, Греция, – сказал радист «Сириуса». – Соединяю.
   Вслед за этим послышался другой мужской голос:
   – Алло! Алло?!
   – Слушаю вас. Говорите, – сказал Казин.
   И в далекой Греции Жора Степанюк-Стефандополус, лежа в шезлонге у своего плавательного бассейна, сказал в телефонную трубку:
   – Слухай, мужик! Ты капитан?
   – Да, – удивился Казин. – Слушаю вас.
   – Скажи этим макакам, блин, шо пятьдесят лимонов не катит! Не катит, бабэнэ?
   – А кто это говорит?
   – Это я говорю, я! Жора Степанюк. Ну, Георгий Стефандополус. Короче, хозяин груза.
   – Одну минуту! – быстро сказал Казин и повернулся к Махмуду, пояснил по-английски: – Это поставщик оружия, хозяин груза. – И снова в микрофон: – Мистер Стефандополус, тут рядом со мной сомалийский командир, будете с ним говорить?
   – Да на хрен он мне нужен?! – отозвался Жора. – Просто скажи ему: пусть передаст своим козлам, хто там над ним, шо пятьдесят лимонов не катят! И усё, понял?
   – А сколько вы готовы заплатить?
   – Да ни хрена! – Жора, распаляясь, встал и пошел вокруг бассейна с трубкой в руке. Но сказал приватно, понизив голос: – Слушай, капитан! Имей у виду: сомалийцы – это фуфло, просто быки. А усем пиратством там белые заправляют, у том числе наши. Они при эсэ-сэ-сэр братску помош оказували, шось-то строили там. А когда эта сэ-сэрия накрылась, они там зостались и усэ, шо построили, захапали. А зараз и пиратство крышуют, догоняеш? Но мы им ничого платить не будэм – у мэнэ весь груз застрахован на десять лимонов. Капито? Так шо выгрузи оте сраные танки, и хай воны катаются у них по своей Сомалии. А мы получим страховку, и ты у доли. Усек?
   Казин посмотрел на Махмуда.
   – Господин Стефандополус, – сказал он в микрофон, – нас патрулирует фрегат Евросоюза, они не дадут выгрузить даже зажигалку. Вам придется заплатить выкуп, иначе сомалийцы утопят судно, а нас расстреляют.
   – Да гонят они! – усмехнулся Жора. – «Расстреляют»! Ты им скажи, кто я такой! И пусть приезжают в Афины, я им такую поляну накрою и таких телок подгоню…
   Конечно, Жора Стефандополус обязан был если не знать, то предположить, что его слышит не только капитан «Антея». Но даже если он знал это, то по свойственной таким бизнесменам привычке он на это «забил». Между тем в ходовой рубке «Сириуса» его слышал не только радист фрегата, который помог этому разговору состояться, но и русско-английский переводчик, который переводил этот разговор командиру «Сириуса».
   А в ходовой рубке «Антея» Махмуд, вслушиваясь в эту беседу, даже повернулся к старпому:
   – Что он говорит?
   Старпом усмехнулся:
   – Мистер Стефандополус приглашает вас в гости, в Грецию.
   – Слышь, капитан? – продолжал Жора. – Эта твоя дочка, вона тут була у мэнэ. Короче, ты можешь дать мне ее телефон?
   – Оля?! – изумился Казин. – Она была у вас?! Когда?
   – Ну, «когда», «когда»! Сёдня! Клевая деваха! У ней мои фотки. Короче, она меня клацнула, и я хочу те фотки выкупить. Скажи ей. Скажи, шо Жора Стефандопулос хоче бачить ее на нейтралке. Любое мисто – Париж, Лондон, Монте-Карло…
   – Георгий, – остановил его Казин, – вы не понимаете ситуацию. Мы в плену, у нас отняли все мобильные телефоны, отключили связь и компьютеры…
   – Иди ты! – удивился Жора. – В натуре? Вот козлы!
   – Это бесполезный разговор, – вдруг сказал переводчику командир фрегата. – И приказал радисту: – Отключайте.
   Радист послушно отключил связь.
   Но Жора продолжал в онемевшую трубку:
   – Аллё! Аллё!! – и в досаде швырнул ее на лежак у бассейна. – Блин!
   А на «Антее» Махмуд снова ткнул автомат под ребро капитану.
   – Что он сказал? Он будет платить или нет?
   – Конечно, будет. Куда денется… – устало ответил Казин.
   – А когда? Сколько?
   Казин пожал плечами:
   – Переговоры начались – уже хорошо. А когда они кончатся…
   Он развел руками и, подойдя к иконе, в пояс поклонился Николаю Чудотворцу, сказал негромко:
   – Святитель Николай, спасибо за благую весть про дочку. Благодарствую…

Часть третья
Цейтнот

   «Тут вызвался он выучить меня играть на биллиарде. “Это, – говорил он, – необходимо для нашего брата служивого. В походе, например, придешь в местечко – чем прикажешь заняться? Ведь не всё же бить жидов. Поневоле пойдешь в трактир и станешь играть на биллиарде; а для того надобно уметь играть!”»
А.С. Пушкин. «Капитанская дочка»

30

   – Они как-то странно играют, – сказал третий помощник, глядя через открытую дверь из каюты пленников в коридор, на своих охранников.
   Действительно, сидя в коридоре у открытой двери каюты с захваченными моряками, сомалийцы, отложив рации и воки-токи, но не снимая с плеч «калашей», яростно сражались в домино. Спорили при каждом ходе, вскакивали, чуть ли не дрались. Но странность была не в этом. Просто играли они не по-русски.
   – Против часовой, – уточнил электромеханик. – У нас по часовой, а у них…
   – И «дупли» показывают, видишь? – сказал третий помощник.
   – «Дупли», похоже, они отбивают и считают очки… – присмотрелся электромеханик.
   Тут один из сомалийцев – тот самый Высокий Сахиб, который угощал пленных сигаретами, – пойманный на мухлевке, вскочил и ринулся бежать. Но Лысый Раис проворно дал ему подножку, а остальные тут же набросились, скрутили мухлевщику руки за спину, прижали животом к полу и привязали ноги к рукам. А потом продолжили игру как ни в чем не бывало, хотя Сахиб лежал на полу колесом и стонал явно от боли в вывернутых плечах.