Страница:
Третий помощник и электромеханик переглянулись, решительно перешагнули через спавшего у двери моряка и подошли к открытой двери.
Сомалийцы испуганно схватились за автоматы, но электромеханик показал на костяшки домино, а третий помощник сказал:
– Can we play?
Сомалийцы посмотрели на Лысого Раиса.
– О’кей, sit down, – решился Раис.
Третий и электромеханик сели на пол, Раис сказал что-то по-сомалийски одному из пиратов, тот тут же встал и с автоматом на изготовку навис над новыми игроками.
Раис размешал домино.
Пленные моряки – кто оставив книгу, кто прекратив молиться – в роли болельщиков подтянулись из каюты к ее дверям.
– А на что играем? – спросил Лысого электромеханик.
– What? – не понял Раис.
Электромеханик кивнул на связанного Сахиба:
– Давай на его освобождение.
– If we win, you relies him, – перевел Раису третий помощник. – Okay?
– And if we win? – спросил тот.
– Скажи: если они выиграют, мы палубу вымоем, – сказал электромеханик. – Все равно от их дерьма дышать нечем.
– If we loose, we will wash the floor. Okay? – перевел третий помощник.
Раис и остальные сомалийцы восприняли это с большим энтузиазмом, а третий помощник показал им три пальца:
– Three games! Три игры!
– Okay, three games, – согласился Раис, еще раз энергично размешал костяшки на полу, и игра началась.
Пленные моряки-болельщики и свободные от игры сомалийцы напряженно следили за каждым ходом. А больше всех переживал связанный Сахиб.
И на его счастье, русские выиграли со счетом два-один.
31
32
33
34
35
36
Сомалийцы испуганно схватились за автоматы, но электромеханик показал на костяшки домино, а третий помощник сказал:
– Can we play?
Сомалийцы посмотрели на Лысого Раиса.
– О’кей, sit down, – решился Раис.
Третий и электромеханик сели на пол, Раис сказал что-то по-сомалийски одному из пиратов, тот тут же встал и с автоматом на изготовку навис над новыми игроками.
Раис размешал домино.
Пленные моряки – кто оставив книгу, кто прекратив молиться – в роли болельщиков подтянулись из каюты к ее дверям.
– А на что играем? – спросил Лысого электромеханик.
– What? – не понял Раис.
Электромеханик кивнул на связанного Сахиба:
– Давай на его освобождение.
– If we win, you relies him, – перевел Раису третий помощник. – Okay?
– And if we win? – спросил тот.
– Скажи: если они выиграют, мы палубу вымоем, – сказал электромеханик. – Все равно от их дерьма дышать нечем.
– If we loose, we will wash the floor. Okay? – перевел третий помощник.
Раис и остальные сомалийцы восприняли это с большим энтузиазмом, а третий помощник показал им три пальца:
– Three games! Три игры!
– Okay, three games, – согласился Раис, еще раз энергично размешал костяшки на полу, и игра началась.
Пленные моряки-болельщики и свободные от игры сомалийцы напряженно следили за каждым ходом. А больше всех переживал связанный Сахиб.
И на его счастье, русские выиграли со счетом два-один.
31
Вернувшись из Греции в Москву, Ольга не могла найти себе места. Даже намаявшись днем на работе, а вечером со школьными уроками сына, его ужином, стиркой и прочими домашними делами, она не могла заснуть. Отец, который носил ее на руках и на плечах, отец, который горячим утюгом грел ей простыни, когда она болела, отец, который заплетал ей косы и называл «моя Оленька», отец, который лепил с ней снеговиков, научил ее ходить, читать, плавать, смеяться смешному, бегать на лыжах и коньках, любить жизнь, верить в Бога, надеяться на Него и самой пробивать стены головой, – этот отец в плену у каких-то сомалийских пиратов! Подумать только – в XXI веке пираты! И он может погибнуть, буквально умереть, если через несколько дней у него кончится инсулин!
Как она могла заснуть, когда где-то там, в Индийском океане с ним в любую минуту может случиться непоправимое?! И ведь всем плевать, всему миру буквально наплевать, никто и пальцем не шевелит – ни правительства, ни военно-морские флоты, ни даже хозяева корабля! Весь мир занят своими делами, словно две дюжины кораблей и четыреста моряков, которых захватили и держат сегодня в Сомали эти чертовы пираты, – это ничто, ерунда, мелочь.
Ольга даже по ночам сидела в Интернете, обзванивала всех, кого могла и не могла, – и знакомых, и правительственных чиновников, и пароходства, и руководителей Интерпола и ЮНЕСКО, – и всюду наталкивалась либо на унылое равнодушие, либо на ничего не значащие обещания…
А утром на ТВ – все те же светящиеся экраны мониторов, рутинный шквал телефонных звонков, рутинная нервотрепка и рутинный дым коромыслом в курилке. Но в кабинете главного редактора Ольга была предельно сдержанна:
– Олег Борисович, на сомалийском пиратстве зарабатывают не только и даже не столько сами пираты, а страховые компании. За проход через Аденский залив они с каждого судна берут по 60 тысяч долларов! А там за день проходит до 300 судов. Понимаете, какие это деньги? И чем больше пираты захватывают кораблей, тем выше поднимается страховка и тем больше доходы у страховых компаний!
– Да? Круто… – сказал Главный.
– Но и это не все! А военные, которые конвоируют суда через Аденский залив? Бесплатно они проводят только корабли своих стран, а с остальных тоже берут деньги! И наконец, в Лондоне адвокатские фирмы, которые специализируются на переговорах с пиратами, – они затягивают эти переговоры на месяцы, поскольку у них почасовая оплата – «всего» 500 евро в час! То есть чем дольше наши в плену, тем больше все на этом зарабатывают!
Но Главный уже знал, куда она клонит.
– И теперь ты хочешь в Лондон?
– Не за ваш счет. Жены моряков прислали мне деньги на поездку…
Главный, раскурив трубку, встал и походкой режиссера Говорухина принялся ходить по кабинету. Наконец он нашел свой имидж, подумала Ольга.
Как она могла заснуть, когда где-то там, в Индийском океане с ним в любую минуту может случиться непоправимое?! И ведь всем плевать, всему миру буквально наплевать, никто и пальцем не шевелит – ни правительства, ни военно-морские флоты, ни даже хозяева корабля! Весь мир занят своими делами, словно две дюжины кораблей и четыреста моряков, которых захватили и держат сегодня в Сомали эти чертовы пираты, – это ничто, ерунда, мелочь.
Ольга даже по ночам сидела в Интернете, обзванивала всех, кого могла и не могла, – и знакомых, и правительственных чиновников, и пароходства, и руководителей Интерпола и ЮНЕСКО, – и всюду наталкивалась либо на унылое равнодушие, либо на ничего не значащие обещания…
А утром на ТВ – все те же светящиеся экраны мониторов, рутинный шквал телефонных звонков, рутинная нервотрепка и рутинный дым коромыслом в курилке. Но в кабинете главного редактора Ольга была предельно сдержанна:
– Олег Борисович, на сомалийском пиратстве зарабатывают не только и даже не столько сами пираты, а страховые компании. За проход через Аденский залив они с каждого судна берут по 60 тысяч долларов! А там за день проходит до 300 судов. Понимаете, какие это деньги? И чем больше пираты захватывают кораблей, тем выше поднимается страховка и тем больше доходы у страховых компаний!
– Да? Круто… – сказал Главный.
– Но и это не все! А военные, которые конвоируют суда через Аденский залив? Бесплатно они проводят только корабли своих стран, а с остальных тоже берут деньги! И наконец, в Лондоне адвокатские фирмы, которые специализируются на переговорах с пиратами, – они затягивают эти переговоры на месяцы, поскольку у них почасовая оплата – «всего» 500 евро в час! То есть чем дольше наши в плену, тем больше все на этом зарабатывают!
Но Главный уже знал, куда она клонит.
– И теперь ты хочешь в Лондон?
– Не за ваш счет. Жены моряков прислали мне деньги на поездку…
Главный, раскурив трубку, встал и походкой режиссера Говорухина принялся ходить по кабинету. Наконец он нашел свой имидж, подумала Ольга.
32
Это случилось на четырнадцатый день плена, в самый что ни на есть скучно-рутинный день изнурительной жары и изнурительного, как пытка, ожидания.
С утра Махмуд открыл сейф в капитанской каюте и кивком разрешил капитану достать оттуда последнюю коробку инсулина и упаковку со шпицами. Казин открыл коробку, в ней было пять ампул по 0,5 г каждая. Он вскрыл одну ампулу, набрал инсулин в шприц, а коробку с четырьмя ампулами осторожно закрыл и отдал Махмуду. Тот запер ее в сейф, и Казин сделал себе укол в бедро.
На нижней палубе третий помощник и электромеханик ловили рыбу под присмотром Высокого Сахиба, освобожденного ими от позорного наказания. Чуть поодаль, на корме, рядом с козой, привязанной к кнехту, Лысый Раис, сидя орлом над бортом судна, справлял нужду и наблюдал за рыбаками. А справив, выпрямился, подтянул штаны и, взяв козу за загривок, достал из кармана финский нож и перерезал ей горло. Кровь хлынула алым потоком, он поднял козу за задние ноги над морем и слил эту кровь в воду.
Буквально в тот же миг на эту кровь рванули из глубины акулы, их плавники ножами вспороли воду и закружили вокруг кровавого пятна.
А Раис стал потрошить зарезанную козу.
Поскольку у рыбаков не было никакого улова, Сахиб подошел к Раису, взял из его ведра козлиные потроха и принес третьему помощнику и электромеханику. Те наживили кровавые и еще теплые куски потрохов на крючки и забросили в воду. Акулы тут же накинулись на эту наживку. Но одна акула сорвалась вместе крючком, а вторую электромеханик и третий помощник капитана – вдвоем – с трудом вытащили на борт.
Тут на грузовой палубе среди принайтованных танков и гаубиц появились капитан и Махмуд.
– Ну какие пятьдесят миллионов?! Это же старые танки, не новые, – говорил Казин Махмуду и даже ногтем царапнул по краске одного из танков. – Смотри! Покрашены поверх ржавчины. Не то что миллион – я бы за такой и ста тысяч не дал!
– Они стрелять могут? – спросил Махмуд.
– Ну… Наверное, могут. Но…
– Вот! – перебил Махмуд. – А нигерийским идиотам все равно – ржавчина, не ржавчина. Они за эти танки дадут пятьдесят миллионов, а за пушки и снаряды еще пятьдесят. Получается сто. А мы за все требуем пятьдесят!
– Не получите.
– Получу! Вот увидишь!
Казин усмехнулся:
– Нет, не увижу. У меня инсулина на четыре дня…
– А потом?
Казин пожал плечами:
– Без инсулина диабетики не живут.
– Ну что ж! – Махмуд кивнул в сторону фрегата. – Я пошлю им видео, как ты умираешь, и они выкуп быстрей заплатят…
Тут он увидел, как от фрегата отошел катер и направился наперерез моторной лодке, идущей от берега к «Антею».
– Fuck! – выругался он и бегом ринулся по трапу в ходовую рубку.
Глядя ему вслед, Казин едва слышно сказал:
– Что ж… Ты не оставляешь мне выхода…
А в ходовой рубке Махмуд схватил бинокль и выскочил с ним на капитанский мостик.
Вдали катер со спецназовцами фрегата Евросоюза уже подошел к лодке с сомалийцами, везущими на «Антей» несколько коз, бидоны с молоком и мешки с миррой и рисом.
Стоя на капитанском мостике «Антея», Махмуд ясно видел в бинокль, как спецназовцы, проверив бидоны с молоком, отняли мешки с миррой.
Взбешенный Махмуд заорал что-то по-сомалийски Раису и всем остальным пиратам. Бросив все дела, те тут же схватили капитана, старпома и еще нескольких моряков и, толкая их автоматами, потащили на самую верхнюю палубу.
Здесь, на виду у стоящего поодаль фрегата Евросоюза, они липкой лентой связали пленникам руки, заклеили рты и глаза, поставили на колени и заклацали затворами автоматов.
Конечно, с капитанского мостика фрегата это увидел в бинокль вахтенный, тут же доложил командиру, и радист фрегата, немедленно включив связь по УКВ, почти закричал:
– «Антей»! «Антей»! What’s going on? Что происходит? Что происходит? Отвечайте! Прием!
На «Антее» Махмуд схватил микрофон:
– Отдайте мою траву, сволочи! Отдайте траву, или я всех пленных расстреляю!
И что вы думаете?
Тут же с фрегата поднялся вертолет и полетел к «Антею». А через минуту, зависнув над верхней палубой «Антея», сбросил на эту палубу реквизированные мешки с травой.
Обрадованные сомалийцы подобрали эти мешки, а Махмуд, с победным видом повернувшись к фрегату спиной, спустил штаны и показал ему свою черную задницу.
Но на этом инцидент не кончился. Торжествуя победу, сомалийцы стали палить в воздух из своих «калашей», но пленным морякам, которые с завязанными глазами все еще стояли на коленях, это показалось началом расстрела, и один из них, палубный матрос Рогожин, упал в обморок.
Тем временем Махмуд достал из сброшенного мешка несколько веток мирры, оборвал листья, сунул их в рот и только после этого, не спеша и жуя траву, подошел к стоящим на коленях пленникам, сорвал липкую ленту с их глаз и с губ.
Моряки стали жадно ловить воздух открытыми ртами.
А поседевший за эти минуты капитан, наоборот, уже еле дышал, шатался и не мог подняться с колен.
Один из сомалийцев включил гидронасос, открыл пожарный кран и мощной струей воды окатил моряка, потерявшего сознание. А остальных пираты погнали с палубы обратно в палубную надстройку.
Моряки с двух сторон подхватили капитана и очнувшегося матроса и увели с собой.
С утра Махмуд открыл сейф в капитанской каюте и кивком разрешил капитану достать оттуда последнюю коробку инсулина и упаковку со шпицами. Казин открыл коробку, в ней было пять ампул по 0,5 г каждая. Он вскрыл одну ампулу, набрал инсулин в шприц, а коробку с четырьмя ампулами осторожно закрыл и отдал Махмуду. Тот запер ее в сейф, и Казин сделал себе укол в бедро.
На нижней палубе третий помощник и электромеханик ловили рыбу под присмотром Высокого Сахиба, освобожденного ими от позорного наказания. Чуть поодаль, на корме, рядом с козой, привязанной к кнехту, Лысый Раис, сидя орлом над бортом судна, справлял нужду и наблюдал за рыбаками. А справив, выпрямился, подтянул штаны и, взяв козу за загривок, достал из кармана финский нож и перерезал ей горло. Кровь хлынула алым потоком, он поднял козу за задние ноги над морем и слил эту кровь в воду.
Буквально в тот же миг на эту кровь рванули из глубины акулы, их плавники ножами вспороли воду и закружили вокруг кровавого пятна.
А Раис стал потрошить зарезанную козу.
Поскольку у рыбаков не было никакого улова, Сахиб подошел к Раису, взял из его ведра козлиные потроха и принес третьему помощнику и электромеханику. Те наживили кровавые и еще теплые куски потрохов на крючки и забросили в воду. Акулы тут же накинулись на эту наживку. Но одна акула сорвалась вместе крючком, а вторую электромеханик и третий помощник капитана – вдвоем – с трудом вытащили на борт.
Тут на грузовой палубе среди принайтованных танков и гаубиц появились капитан и Махмуд.
– Ну какие пятьдесят миллионов?! Это же старые танки, не новые, – говорил Казин Махмуду и даже ногтем царапнул по краске одного из танков. – Смотри! Покрашены поверх ржавчины. Не то что миллион – я бы за такой и ста тысяч не дал!
– Они стрелять могут? – спросил Махмуд.
– Ну… Наверное, могут. Но…
– Вот! – перебил Махмуд. – А нигерийским идиотам все равно – ржавчина, не ржавчина. Они за эти танки дадут пятьдесят миллионов, а за пушки и снаряды еще пятьдесят. Получается сто. А мы за все требуем пятьдесят!
– Не получите.
– Получу! Вот увидишь!
Казин усмехнулся:
– Нет, не увижу. У меня инсулина на четыре дня…
– А потом?
Казин пожал плечами:
– Без инсулина диабетики не живут.
– Ну что ж! – Махмуд кивнул в сторону фрегата. – Я пошлю им видео, как ты умираешь, и они выкуп быстрей заплатят…
Тут он увидел, как от фрегата отошел катер и направился наперерез моторной лодке, идущей от берега к «Антею».
– Fuck! – выругался он и бегом ринулся по трапу в ходовую рубку.
Глядя ему вслед, Казин едва слышно сказал:
– Что ж… Ты не оставляешь мне выхода…
А в ходовой рубке Махмуд схватил бинокль и выскочил с ним на капитанский мостик.
Вдали катер со спецназовцами фрегата Евросоюза уже подошел к лодке с сомалийцами, везущими на «Антей» несколько коз, бидоны с молоком и мешки с миррой и рисом.
Стоя на капитанском мостике «Антея», Махмуд ясно видел в бинокль, как спецназовцы, проверив бидоны с молоком, отняли мешки с миррой.
Взбешенный Махмуд заорал что-то по-сомалийски Раису и всем остальным пиратам. Бросив все дела, те тут же схватили капитана, старпома и еще нескольких моряков и, толкая их автоматами, потащили на самую верхнюю палубу.
Здесь, на виду у стоящего поодаль фрегата Евросоюза, они липкой лентой связали пленникам руки, заклеили рты и глаза, поставили на колени и заклацали затворами автоматов.
Конечно, с капитанского мостика фрегата это увидел в бинокль вахтенный, тут же доложил командиру, и радист фрегата, немедленно включив связь по УКВ, почти закричал:
– «Антей»! «Антей»! What’s going on? Что происходит? Что происходит? Отвечайте! Прием!
На «Антее» Махмуд схватил микрофон:
– Отдайте мою траву, сволочи! Отдайте траву, или я всех пленных расстреляю!
И что вы думаете?
Тут же с фрегата поднялся вертолет и полетел к «Антею». А через минуту, зависнув над верхней палубой «Антея», сбросил на эту палубу реквизированные мешки с травой.
Обрадованные сомалийцы подобрали эти мешки, а Махмуд, с победным видом повернувшись к фрегату спиной, спустил штаны и показал ему свою черную задницу.
Но на этом инцидент не кончился. Торжествуя победу, сомалийцы стали палить в воздух из своих «калашей», но пленным морякам, которые с завязанными глазами все еще стояли на коленях, это показалось началом расстрела, и один из них, палубный матрос Рогожин, упал в обморок.
Тем временем Махмуд достал из сброшенного мешка несколько веток мирры, оборвал листья, сунул их в рот и только после этого, не спеша и жуя траву, подошел к стоящим на коленях пленникам, сорвал липкую ленту с их глаз и с губ.
Моряки стали жадно ловить воздух открытыми ртами.
А поседевший за эти минуты капитан, наоборот, уже еле дышал, шатался и не мог подняться с колен.
Один из сомалийцев включил гидронасос, открыл пожарный кран и мощной струей воды окатил моряка, потерявшего сознание. А остальных пираты погнали с палубы обратно в палубную надстройку.
Моряки с двух сторон подхватили капитана и очнувшегося матроса и увели с собой.
33
«Дворники» едва справлялись с потоками воды на лобовом стекле.
В Лондоне, извините за банальность, шел дождь.
Рассказывая о городе примерно то, что можно прочесть в любом туристическом буклете или справочнике, Александр Шиянов, собкор российского ТВ в Англии, вез Ольгу из аэропорта Хитроу в своем темно-синем «ягуаре» с правым рулем. Если бы не абсолютно чистая русская речь, да еще со старинным московским «аканьем», вы бы никогда не опознали русского в этом человеке. Он был даже не стопроцентный, а 120-процентный британец – абсолютно лысый, лет за 60, с желтым и вытянутым, как марокканская дыня, лицом, пепельными усами и стойким запахом лучшего в мире трубочного ямайского табака. Твидовый костюм с бежевыми кожаными налокотниками, темно-каштановый галстук-бабочка на идеально кремовой рубашке. Тонкие руки в лайковых автомобильных перчатках спокойно лежали на руле машины. Слушая его, Ольга с любопытством рассматривала плывущие за окнами пейзажи в ряби дождя и дивилась полному отсутствию заборов вокруг даже самых роскошных вилл и домов. А затем пошли лондонские пригороды и улицы с англо-японским островным левосторонним движением, кэбами, регулировщиками в черных касках и резиновых плащах, двухэтажными автобусами и редкими прохожими с черными же зонтиками над головами.
Сквозь косую рябь дождя машина вошла наконец в деловую часть города, и Шиянов запарковал ее у старого трехэтажного особнячка, втиснутого меж двух таких же старых особняков. Высунул из машины огромный зонт с гнутой костяной ручкой, открыл его и только после этого вышел из машины, обошел ее и принял Ольгу под этот зонт, повел к подъезду с небольшой вывеской «Glint, Smith & Stevenson Consulting Ltd.».
– Наш пятилетний опыт переговоров с пиратами показывает, что снизить сумму выкупа в первые два-три месяца абсолютно невозможно, – сказал мистер Глайнт, пухленький, не старше тридцати мальчик в очках-кругляшках, сером шерстяном пиджаке поверх черной футболки, нарочито потертых джинсах и с дорогим тонким «Патеком» на левой руке. – Но если вы готовы заплатить миллионов тридцать – пожалуйста, мы с этим Махмудом договоримся хоть сейчас…
Глайнт сделал паузу, глядя на Лэндстрома и Стефандополуса, по Скайпу присутствующих на телеэкранах в конференс-рум компании «Glint, Smith & Stevenson Consulting Ltd.». И бегло посмотрел на Ольгу и Шиянова, которые сидели за темным, из мореного дуба столом напротив него и его партнеров – 40-летних Смита и Стивенсона.
– Конечно, нет, – ответил ему с экрана Лэндстром. – Об этом не может быть и речи.
– Да я и трешки не дам! – хмыкнул Жора Стефандополус на соседнем экране. – Пошли они в…
К изумлению Ольги, у него оказался совсем неплохой английский.
– А раньше чем через три-четыре месяца они на уступки не идут вообще, – сказал Стивенсон, глядя почему-то на Ольгу, и Ольга заметила, как этот сухопарый джентльмен с глубокими залысинами крутит нервными пальцами ножку своего бокала с минеральной водой.
– С ними вообще чудовищно трудно, – поддержал его Смит, рыжий и бородатый толстяк, похожий на разжиревшего монаха. – Утром они еще более-менее вменяемые, а к вечеру нажираются своих наркотиков и становятся агрессивными.
– Кстати, если это тот Махмуд, с которым мы год назад имели дело по судну «Sea Star», то он вообще бешеный, – добавил Глайнт и посмотрел на Стивенсона. – Да, Питер?
– А? – переспросил тот, по-прежнему глядя на Ольгу.
– Я говорю, а вдруг это тот Махмуд, который пять месяцев держал «Star of the Sea»? Помнишь его?
– Они меняют имена… – уклончиво ответил Стивенсон.
Глайнт повернулся к настенным экранам.
– А сколько вы в принципе хотели бы заплатить?
– Ну, судно-то старое, – ответил ему Лэндстром. – Не больше миллиона. А за груз я вообще не дам ни цента.
– Fuck! – выругался Жора и в досаде с силой дернул на себе узел галстука, надетый явно по случаю этого визуального с Англией «конференс-колл». Галстук ему явно не шел и душил его, как петля. – С какой стати им вообще платить, этим макакам?!
Но никто на его вопрос не ответил, все хранили молчание.
– Ну хорошо, хрен с ними! – принужденно сказал Жора. – Я дам двести тысяч, больше у меня нет!
– Ясно, – подытожил Глайнт. – Значит, наша задача сбить выкуп с пятидесяти миллионов американских долларов до миллиона двести тысяч. Правильно?
Смит пожал плечами:
– Это минимум восемь месяцев переговоров.
– А то и все десять, – сказал Глайнт.
– Но по моим подсчетам, вчера у моего отца кончился инсулин, – мертвым голосом сообщила Ольга.
– Мы знаем, – сказал Глайнт. – Мы пробовали связаться с советом сомалийских старейшин, чтобы с их разрешения передать вашему отцу инсулин через командира фрегата Евросоюза.
– И? – спросил Шиянов.
– Они отказываются.
– Для них это еще один рычаг давления, – пояснил Смит и посмотрел на Ольгу. – Извините, мадам, они считают, что чем скорей вашему отцу станет плохо, тем быстрей мы согласимся заплатить выкуп.
– Послушайте, господа! – вдруг обратился Шиянов к Лэндстрому и Жоре. – Десять месяцев переговоров обойдутся вам… – Он повернулся к Глайнту. – Во сколько?
– Я не знаю, – пожав плечами, ответил тот и посмотрел на Смита и Стивенсона.
– Нет, заранее мы не можем сказать, – произнес Смит.
А Стивенсон, продолжая смотреть на Ольгу, вообще не вымолвил ни звука.
– А я знаю, – сказал Шиянов Лэндстрому и Жоре. – Десять месяцев – это… – И он принялся считать на крошечном калькуляторе, извлеченном из верхнего кармашка пиджака. – Двадцать часов в неделю… Пятьсот фунтов за час… Полмиллиона фунтов! Как минимум!
– Извините, – заметил ему Глайнт, – пятьсот фунтов за час переговоров – это было в прошлом году. Сейчас наши ставки выросли на сорок процентов.
– Понятно? – спросил Шиянов Лендстрома и Жору. – Так не проще ли поднять сумму выкупа?
В Лондоне, извините за банальность, шел дождь.
Рассказывая о городе примерно то, что можно прочесть в любом туристическом буклете или справочнике, Александр Шиянов, собкор российского ТВ в Англии, вез Ольгу из аэропорта Хитроу в своем темно-синем «ягуаре» с правым рулем. Если бы не абсолютно чистая русская речь, да еще со старинным московским «аканьем», вы бы никогда не опознали русского в этом человеке. Он был даже не стопроцентный, а 120-процентный британец – абсолютно лысый, лет за 60, с желтым и вытянутым, как марокканская дыня, лицом, пепельными усами и стойким запахом лучшего в мире трубочного ямайского табака. Твидовый костюм с бежевыми кожаными налокотниками, темно-каштановый галстук-бабочка на идеально кремовой рубашке. Тонкие руки в лайковых автомобильных перчатках спокойно лежали на руле машины. Слушая его, Ольга с любопытством рассматривала плывущие за окнами пейзажи в ряби дождя и дивилась полному отсутствию заборов вокруг даже самых роскошных вилл и домов. А затем пошли лондонские пригороды и улицы с англо-японским островным левосторонним движением, кэбами, регулировщиками в черных касках и резиновых плащах, двухэтажными автобусами и редкими прохожими с черными же зонтиками над головами.
Сквозь косую рябь дождя машина вошла наконец в деловую часть города, и Шиянов запарковал ее у старого трехэтажного особнячка, втиснутого меж двух таких же старых особняков. Высунул из машины огромный зонт с гнутой костяной ручкой, открыл его и только после этого вышел из машины, обошел ее и принял Ольгу под этот зонт, повел к подъезду с небольшой вывеской «Glint, Smith & Stevenson Consulting Ltd.».
– Наш пятилетний опыт переговоров с пиратами показывает, что снизить сумму выкупа в первые два-три месяца абсолютно невозможно, – сказал мистер Глайнт, пухленький, не старше тридцати мальчик в очках-кругляшках, сером шерстяном пиджаке поверх черной футболки, нарочито потертых джинсах и с дорогим тонким «Патеком» на левой руке. – Но если вы готовы заплатить миллионов тридцать – пожалуйста, мы с этим Махмудом договоримся хоть сейчас…
Глайнт сделал паузу, глядя на Лэндстрома и Стефандополуса, по Скайпу присутствующих на телеэкранах в конференс-рум компании «Glint, Smith & Stevenson Consulting Ltd.». И бегло посмотрел на Ольгу и Шиянова, которые сидели за темным, из мореного дуба столом напротив него и его партнеров – 40-летних Смита и Стивенсона.
– Конечно, нет, – ответил ему с экрана Лэндстром. – Об этом не может быть и речи.
– Да я и трешки не дам! – хмыкнул Жора Стефандополус на соседнем экране. – Пошли они в…
К изумлению Ольги, у него оказался совсем неплохой английский.
– А раньше чем через три-четыре месяца они на уступки не идут вообще, – сказал Стивенсон, глядя почему-то на Ольгу, и Ольга заметила, как этот сухопарый джентльмен с глубокими залысинами крутит нервными пальцами ножку своего бокала с минеральной водой.
– С ними вообще чудовищно трудно, – поддержал его Смит, рыжий и бородатый толстяк, похожий на разжиревшего монаха. – Утром они еще более-менее вменяемые, а к вечеру нажираются своих наркотиков и становятся агрессивными.
– Кстати, если это тот Махмуд, с которым мы год назад имели дело по судну «Sea Star», то он вообще бешеный, – добавил Глайнт и посмотрел на Стивенсона. – Да, Питер?
– А? – переспросил тот, по-прежнему глядя на Ольгу.
– Я говорю, а вдруг это тот Махмуд, который пять месяцев держал «Star of the Sea»? Помнишь его?
– Они меняют имена… – уклончиво ответил Стивенсон.
Глайнт повернулся к настенным экранам.
– А сколько вы в принципе хотели бы заплатить?
– Ну, судно-то старое, – ответил ему Лэндстром. – Не больше миллиона. А за груз я вообще не дам ни цента.
– Fuck! – выругался Жора и в досаде с силой дернул на себе узел галстука, надетый явно по случаю этого визуального с Англией «конференс-колл». Галстук ему явно не шел и душил его, как петля. – С какой стати им вообще платить, этим макакам?!
Но никто на его вопрос не ответил, все хранили молчание.
– Ну хорошо, хрен с ними! – принужденно сказал Жора. – Я дам двести тысяч, больше у меня нет!
– Ясно, – подытожил Глайнт. – Значит, наша задача сбить выкуп с пятидесяти миллионов американских долларов до миллиона двести тысяч. Правильно?
Смит пожал плечами:
– Это минимум восемь месяцев переговоров.
– А то и все десять, – сказал Глайнт.
– Но по моим подсчетам, вчера у моего отца кончился инсулин, – мертвым голосом сообщила Ольга.
– Мы знаем, – сказал Глайнт. – Мы пробовали связаться с советом сомалийских старейшин, чтобы с их разрешения передать вашему отцу инсулин через командира фрегата Евросоюза.
– И? – спросил Шиянов.
– Они отказываются.
– Для них это еще один рычаг давления, – пояснил Смит и посмотрел на Ольгу. – Извините, мадам, они считают, что чем скорей вашему отцу станет плохо, тем быстрей мы согласимся заплатить выкуп.
– Послушайте, господа! – вдруг обратился Шиянов к Лэндстрому и Жоре. – Десять месяцев переговоров обойдутся вам… – Он повернулся к Глайнту. – Во сколько?
– Я не знаю, – пожав плечами, ответил тот и посмотрел на Смита и Стивенсона.
– Нет, заранее мы не можем сказать, – произнес Смит.
А Стивенсон, продолжая смотреть на Ольгу, вообще не вымолвил ни звука.
– А я знаю, – сказал Шиянов Лэндстрому и Жоре. – Десять месяцев – это… – И он принялся считать на крошечном калькуляторе, извлеченном из верхнего кармашка пиджака. – Двадцать часов в неделю… Пятьсот фунтов за час… Полмиллиона фунтов! Как минимум!
– Извините, – заметил ему Глайнт, – пятьсот фунтов за час переговоров – это было в прошлом году. Сейчас наши ставки выросли на сорок процентов.
– Понятно? – спросил Шиянов Лендстрома и Жору. – Так не проще ли поднять сумму выкупа?
34
В штурманском отсеке ходовой рубки сомалийцы выстроились в очередь на измерение кровяного давления.
Капитан, измерив давление очередному пирату, сообщал: «117 на 72, нормально» или «125 на 84, слегка повышено, но жить будешь». Иногда делал озабоченное лицо, вооружался стетоскопом, приказывал раздеться до пояса и слушал стетоскопом легкие. Требовал «дыши», «не дыши», «открой рот» и осматривал гланды. При этом у каждого сомалийца спрашивал его имя и результаты обследования записывал в тетрадь. А измерив давление у последнего сомалийца, повернулся к Махмуду:
– Твоя команда здорова. Теперь очередь моей.
Махмуд, пойманный в эту ловушку, усмехнулся после паузы:
– Ты очень хитрый русский!
Казин пожал плечами:
– Я проверил твою команду, теперь проверю свою. Ты ведь должен знать, есть среди нас больные или нет.
Махмуд пристально поглядел Казину в глаза. Но деваться ему было некуда, и через десять минут очередь пленных моряков под охраной чернокожих сомалийцев выстроилась на лестнице-трапе перед дверью в ходовую рубку. Охранники пускали их в рубку по одному, а так называемый медосмотр Казин проводил под пристальным наблюдением Махмуда и Лысого Раиса. И все-таки замысел его удался – слушая легкие своего третьего помощника, он приказывал:
– Дыши… Повернись… Глубже дыши… – И негромко: – Жалуйся на что-нибудь. Кашляй…
Третий старательно кашлял и сочинял:
– У меня почки болят, вот тут…
– English! – приказал Махмуд.
– I don’t know as «почки» in English…
– He has pain in kidneys, – объяснил Казин Махмуду. – Do you know what kidneys are?
– No, – признался Махмуд.
– So let me make my job in Russian, – сказал Казин и ребром ладони стал стучать своего третьего помощника по спине и по ребрам. – Жалуйся еще на что-нибудь.
– Если честно, запоры мучают…
– Еще бы! Одни макароны. И без движения. Открой рот! – Казин заглянул ему в горло и сказал как бы между делом: – Никто нас не выкупает, пора самим освободить судно…
– Как? – удивился третий помощник.
– Шире рот! У них три основных поста охраны – наша ходовая рубка, ваша каюта и машинное, так? Высунь язык! Нужно хронометрировать все их дежурства – когда они спят, когда едят, даже когда ходят в сортир. Понял?
– И потом? – спросил третий.
– Потом я скажу потом… – Казин стал записывать в тетрадь результаты медосмотра. – Только никому. Я сам подберу, кто нам нужен. Следующий!
Моряки входили по одному, и Казин вел с ними такие же приватные разговоры.
– Дыши!.. Не дыши!.. – приказывал он старшему механику. – Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Открой рот! Твоя задача: заготовить все, чем можно забаррикадировать рулевой отсек. И по моему сигналу мгновенно ликвидировать ваших охранников. Кашляй…
– Что?! – старательно кашляя, изумился старший механик. – Как их ликвидировать?
– Не знаю. Думай. Здесь болит?
– Ужасно! Ну, ликвидирую, и что потом?
– Скажу в другой раз! Следующий! Next!
Старшего механика сменил боцман, но с ним диалога не получилось.
– На хрена мэни якысь-то давление мэрять? Я у порядку! – заявил он.
– Знаю. Ты свободен.
За боцманом следовал электромеханик.
– Ваша задача: во время игры в домино разыграть инфаркт или приступ аппендицита – такой, чтоб «снегурки» привели меня к вам. Дыши! Глубже дыши! И когда я приду, мы все вместе вырубаем вашу охрану и бегом – в рулевой отсек.
– И что? – спросил электромеханик. – Их полно остается на палубах…
– Кашляй! А мы – все до одного – баррикадируемся в рулевом и ждем, пока фрегат нас освободит, – посвятил его Казин в свой замысел. – Всё, свободен! Следующий!
Следующим был двухметроворостый Саранцев. Между командами «дыши – не дыши» он сам сказал капитану:
– Андрей Ефимович, я больше не могу.
– Что ты не можешь?
– Я кого-нибудь из них прибью и – за борт. Доплыву до фрегата.
– Ага, – сказал Казин. – Давай прыгай! Там акулы видел какие? Глубже дыши! Кашляй! И слушай меня внимательно…
А когда очередь дошла до Оксаны, Казин между командами «дыши – не дыши» и ей дал задание:
– Вы должны начать кормить и сомалийцев.
– Но Лысый сам для них готовит, боится, что мы их отравим.
– А вы давайте ему пробовать из нашего котла.
– Да он и так… Даже не пробует, а жрет!
– Ну вот. И постарайтесь так их кормить, чтобы в сон тянуло. Ясно?
И теперь для семерки избранных заговорщиков иссушающее безделье плена наполнилось делом жизни и смерти. Старпом, старший механик, второй и третий помощники, электромеханик, дюжий моторист и палубный матрос следили за своими охранниками-сомалийцами, когда те несли вахту на палубах, в ходовой рубке, в коридорах палубной надстройки, играли в домино, ели и спали. А Оксана и Настя, взяв у Лысого Раиса несколько кусков козлятины, приготовили такие макароны по-флотски, что Раис побежал угощать этим лакомством самого Махмуда.
Но во время очередного медосмотра заговорщики доложили капитану о своих сомнениях.
– Андрей Ефимович, допустим, мы все рванем в рулевой отсек и запремся там. А как на фрегате узнают, что можно атаковать?
– Элементарно. Раз мы не выходим на связь, значит, что-то случилось. Они подождут день-два и…
– А если пять дней?
– Ну, пусть и пять. Все равно.
– Но в рулевом нет никаких продуктов. Как же мы без еды?
– Ничего, голодать полезно.
Капитан, измерив давление очередному пирату, сообщал: «117 на 72, нормально» или «125 на 84, слегка повышено, но жить будешь». Иногда делал озабоченное лицо, вооружался стетоскопом, приказывал раздеться до пояса и слушал стетоскопом легкие. Требовал «дыши», «не дыши», «открой рот» и осматривал гланды. При этом у каждого сомалийца спрашивал его имя и результаты обследования записывал в тетрадь. А измерив давление у последнего сомалийца, повернулся к Махмуду:
– Твоя команда здорова. Теперь очередь моей.
Махмуд, пойманный в эту ловушку, усмехнулся после паузы:
– Ты очень хитрый русский!
Казин пожал плечами:
– Я проверил твою команду, теперь проверю свою. Ты ведь должен знать, есть среди нас больные или нет.
Махмуд пристально поглядел Казину в глаза. Но деваться ему было некуда, и через десять минут очередь пленных моряков под охраной чернокожих сомалийцев выстроилась на лестнице-трапе перед дверью в ходовую рубку. Охранники пускали их в рубку по одному, а так называемый медосмотр Казин проводил под пристальным наблюдением Махмуда и Лысого Раиса. И все-таки замысел его удался – слушая легкие своего третьего помощника, он приказывал:
– Дыши… Повернись… Глубже дыши… – И негромко: – Жалуйся на что-нибудь. Кашляй…
Третий старательно кашлял и сочинял:
– У меня почки болят, вот тут…
– English! – приказал Махмуд.
– I don’t know as «почки» in English…
– He has pain in kidneys, – объяснил Казин Махмуду. – Do you know what kidneys are?
– No, – признался Махмуд.
– So let me make my job in Russian, – сказал Казин и ребром ладони стал стучать своего третьего помощника по спине и по ребрам. – Жалуйся еще на что-нибудь.
– Если честно, запоры мучают…
– Еще бы! Одни макароны. И без движения. Открой рот! – Казин заглянул ему в горло и сказал как бы между делом: – Никто нас не выкупает, пора самим освободить судно…
– Как? – удивился третий помощник.
– Шире рот! У них три основных поста охраны – наша ходовая рубка, ваша каюта и машинное, так? Высунь язык! Нужно хронометрировать все их дежурства – когда они спят, когда едят, даже когда ходят в сортир. Понял?
– И потом? – спросил третий.
– Потом я скажу потом… – Казин стал записывать в тетрадь результаты медосмотра. – Только никому. Я сам подберу, кто нам нужен. Следующий!
Моряки входили по одному, и Казин вел с ними такие же приватные разговоры.
– Дыши!.. Не дыши!.. – приказывал он старшему механику. – Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Открой рот! Твоя задача: заготовить все, чем можно забаррикадировать рулевой отсек. И по моему сигналу мгновенно ликвидировать ваших охранников. Кашляй…
– Что?! – старательно кашляя, изумился старший механик. – Как их ликвидировать?
– Не знаю. Думай. Здесь болит?
– Ужасно! Ну, ликвидирую, и что потом?
– Скажу в другой раз! Следующий! Next!
Старшего механика сменил боцман, но с ним диалога не получилось.
– На хрена мэни якысь-то давление мэрять? Я у порядку! – заявил он.
– Знаю. Ты свободен.
За боцманом следовал электромеханик.
– Ваша задача: во время игры в домино разыграть инфаркт или приступ аппендицита – такой, чтоб «снегурки» привели меня к вам. Дыши! Глубже дыши! И когда я приду, мы все вместе вырубаем вашу охрану и бегом – в рулевой отсек.
– И что? – спросил электромеханик. – Их полно остается на палубах…
– Кашляй! А мы – все до одного – баррикадируемся в рулевом и ждем, пока фрегат нас освободит, – посвятил его Казин в свой замысел. – Всё, свободен! Следующий!
Следующим был двухметроворостый Саранцев. Между командами «дыши – не дыши» он сам сказал капитану:
– Андрей Ефимович, я больше не могу.
– Что ты не можешь?
– Я кого-нибудь из них прибью и – за борт. Доплыву до фрегата.
– Ага, – сказал Казин. – Давай прыгай! Там акулы видел какие? Глубже дыши! Кашляй! И слушай меня внимательно…
А когда очередь дошла до Оксаны, Казин между командами «дыши – не дыши» и ей дал задание:
– Вы должны начать кормить и сомалийцев.
– Но Лысый сам для них готовит, боится, что мы их отравим.
– А вы давайте ему пробовать из нашего котла.
– Да он и так… Даже не пробует, а жрет!
– Ну вот. И постарайтесь так их кормить, чтобы в сон тянуло. Ясно?
И теперь для семерки избранных заговорщиков иссушающее безделье плена наполнилось делом жизни и смерти. Старпом, старший механик, второй и третий помощники, электромеханик, дюжий моторист и палубный матрос следили за своими охранниками-сомалийцами, когда те несли вахту на палубах, в ходовой рубке, в коридорах палубной надстройки, играли в домино, ели и спали. А Оксана и Настя, взяв у Лысого Раиса несколько кусков козлятины, приготовили такие макароны по-флотски, что Раис побежал угощать этим лакомством самого Махмуда.
Но во время очередного медосмотра заговорщики доложили капитану о своих сомнениях.
– Андрей Ефимович, допустим, мы все рванем в рулевой отсек и запремся там. А как на фрегате узнают, что можно атаковать?
– Элементарно. Раз мы не выходим на связь, значит, что-то случилось. Они подождут день-два и…
– А если пять дней?
– Ну, пусть и пять. Все равно.
– Но в рулевом нет никаких продуктов. Как же мы без еды?
– Ничего, голодать полезно.
35
Накрытые все тем же широким шияновским зонтом, Шиянов и Ольга вышли из подъезда с небольшой вывеской «Glint, Smith & Stevenson Consulting Ltd.», прошли сквозь занудный лондонский дождь к мокрому темно-синему «ягуару». Ольга молча села в машину, ее глаза были полны слез.
Шиянов включил «дворники» и тронул машину.
Тут они оба увидели, как из подъезда особняка выскочил Стивенсон, оглянулся по сторонам на поток транспорта и, наплевав на британскую законопослушность, побежал к их машине.
Шиянов притормозил.
Стивенсон подбежал к «ягуару», открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья.
– Мисс Олга! Я сожалею о положении вашего отца! Я вам обещаю… Я буду лично вести переговоры… Я постараюсь сделать все, что смогу…
– Спасибо, – произнесла Ольга. – Thank you.
Шиянов завел машину, и «ягуар» покатил по улице.
В зеркале заднего обзора было видно, как Стивенсон, стоя под дождем, смотрит им вслед.
– Стоп! – вдруг сказала Ольга. – Пожалуйста, можно назад?
Шиянов остановил машину и в недоумении посмотрел на Ольгу.
– Вернуться?
– Да, пожалуйста!
С британской невозмутимостью Шиянов дал задний ход.
А Стивенсон с изумлением смотрел на возвращающийся «ягуар». Машина остановилась возле него, Ольга открыла дверцу и сказала:
– А я могу присутствовать при ваших переговорах?
Шиянов включил «дворники» и тронул машину.
Тут они оба увидели, как из подъезда особняка выскочил Стивенсон, оглянулся по сторонам на поток транспорта и, наплевав на британскую законопослушность, побежал к их машине.
Шиянов притормозил.
Стивенсон подбежал к «ягуару», открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья.
– Мисс Олга! Я сожалею о положении вашего отца! Я вам обещаю… Я буду лично вести переговоры… Я постараюсь сделать все, что смогу…
– Спасибо, – произнесла Ольга. – Thank you.
Шиянов завел машину, и «ягуар» покатил по улице.
В зеркале заднего обзора было видно, как Стивенсон, стоя под дождем, смотрит им вслед.
– Стоп! – вдруг сказала Ольга. – Пожалуйста, можно назад?
Шиянов остановил машину и в недоумении посмотрел на Ольгу.
– Вернуться?
– Да, пожалуйста!
С британской невозмутимостью Шиянов дал задний ход.
А Стивенсон с изумлением смотрел на возвращающийся «ягуар». Машина остановилась возле него, Ольга открыла дверцу и сказала:
– А я могу присутствовать при ваших переговорах?
36
УКВ ожил на рассвете, голос радиста «Сириуса» сказал:
– «Антей»! «Антей»! Фрегат Евросоюза вызывает «Антей»! Прием!
Казин сонно поднялся со своего спального мешка (теперь, после его медицинских подвигов, Махмуд разрешил капитану и старпому по очереди спать на спальнике в штурманском отсеке ходовой рубки).
– Да спите вы, я отвечу! – сказал Казину стоявший на вахте старпом и включил микрофон. – «Антей» слушает! Прием!
Махмуд, спавший на спальнике в ходовой рубке, тоже поднялся, произнес недовольно:
– Fuck! Что им нужно, белым макакам?
– «Антей»! – сказал радист фрегата. – По сообщению владельца вашего судна, переговоры о выкупе будет вести лондонская компания «Glint, Smith and Stevenson». Но прежде чем начнутся переговоры, мы должны убедиться в том, что все моряки на «Антее» живы и к ним не применяются пытки и побои. Прием!
– Fuck you! – сказал Махмуд в сторону фрегата и добавил для старпома: – Я никого сюда не пущу, никакую проверку!
– Фрегат Евросоюза! Говорит «Антей»! – сказал в микрофон старпом. – Сомалийский командир говорит, что не пустит на судно никакую проверку. Прием!
– «Антей»! – ответил «Сириус». – Командир фрегата предлагает вам поднять всех моряков на верхнюю палубу. Наш вертолет снимет их на видео, и мы эту видеозапись отправим в Лондон. Прием!
Старпом вопросительно посмотрел на Махмуда.
– Да врут эти шакалы! Я им не верю! – сказал Махмуд.
– Фрегат Евросоюза! – произнес в микрофон старпом. – Сомалийский командир спрашивает, какие гарантии, что после этой съемки переговоры действительно начнутся? Прием!
– «Антей»! Командир фрегата предлагает: если вы покажете нам всех пленных моряков, мы сбросим вам спутниковый телефон для переговоров и всю реквизированную мирру. Over!
Это подействовало буквально магически: уже через минуту по приказу Махмуда вооруженные сомалийцы ворвались в каюту пленных, на камбуз и в машинное отделение, липкой лентой снова связали всем руки и, ничего не объяснив, грубо – криками, пинками и автоматами – погнали опешивших и полусонных моряков на самую верхнюю палубу.
– Всё! Прощайте! – твердил своим черепашкам третий механик. – Нас расстреляют! Всё! Расстреляют…
Кто-то на бегу пытался креститься связанными руками, Настя и Оксана плакали, а боцман, Тумба и здоровяк Саранцев матерились по-украински и по-русски.
На верхней палубе сомалийцы построили пленных в шеренгу, а сами с автоматами навскидку стали напротив.
Для пленных, не посвященных в требование командира фрегата, это выглядело как начало расстрела, и здоровяк Саранцев, стоя с краю шеренги, сделал шаг в сторону борта.
Выстрел Лысого остановил его, пуля ударила буквально в сантиметре от ступни моториста.
Саранцев посмотрел Лысому в глаза, а тот подбежал к нему, с силой ткнул автоматом в грудь.
– Don’t move! I’ll kill you!
Между тем с вертолетной площадки «Сириуса» взлетел вертолет и направился к «Антею».
– «Антей»! «Антей»! Фрегат Евросоюза вызывает «Антей»! Прием!
Казин сонно поднялся со своего спального мешка (теперь, после его медицинских подвигов, Махмуд разрешил капитану и старпому по очереди спать на спальнике в штурманском отсеке ходовой рубки).
– Да спите вы, я отвечу! – сказал Казину стоявший на вахте старпом и включил микрофон. – «Антей» слушает! Прием!
Махмуд, спавший на спальнике в ходовой рубке, тоже поднялся, произнес недовольно:
– Fuck! Что им нужно, белым макакам?
– «Антей»! – сказал радист фрегата. – По сообщению владельца вашего судна, переговоры о выкупе будет вести лондонская компания «Glint, Smith and Stevenson». Но прежде чем начнутся переговоры, мы должны убедиться в том, что все моряки на «Антее» живы и к ним не применяются пытки и побои. Прием!
– Fuck you! – сказал Махмуд в сторону фрегата и добавил для старпома: – Я никого сюда не пущу, никакую проверку!
– Фрегат Евросоюза! Говорит «Антей»! – сказал в микрофон старпом. – Сомалийский командир говорит, что не пустит на судно никакую проверку. Прием!
– «Антей»! – ответил «Сириус». – Командир фрегата предлагает вам поднять всех моряков на верхнюю палубу. Наш вертолет снимет их на видео, и мы эту видеозапись отправим в Лондон. Прием!
Старпом вопросительно посмотрел на Махмуда.
– Да врут эти шакалы! Я им не верю! – сказал Махмуд.
– Фрегат Евросоюза! – произнес в микрофон старпом. – Сомалийский командир спрашивает, какие гарантии, что после этой съемки переговоры действительно начнутся? Прием!
– «Антей»! Командир фрегата предлагает: если вы покажете нам всех пленных моряков, мы сбросим вам спутниковый телефон для переговоров и всю реквизированную мирру. Over!
Это подействовало буквально магически: уже через минуту по приказу Махмуда вооруженные сомалийцы ворвались в каюту пленных, на камбуз и в машинное отделение, липкой лентой снова связали всем руки и, ничего не объяснив, грубо – криками, пинками и автоматами – погнали опешивших и полусонных моряков на самую верхнюю палубу.
– Всё! Прощайте! – твердил своим черепашкам третий механик. – Нас расстреляют! Всё! Расстреляют…
Кто-то на бегу пытался креститься связанными руками, Настя и Оксана плакали, а боцман, Тумба и здоровяк Саранцев матерились по-украински и по-русски.
На верхней палубе сомалийцы построили пленных в шеренгу, а сами с автоматами навскидку стали напротив.
Для пленных, не посвященных в требование командира фрегата, это выглядело как начало расстрела, и здоровяк Саранцев, стоя с краю шеренги, сделал шаг в сторону борта.
Выстрел Лысого остановил его, пуля ударила буквально в сантиметре от ступни моториста.
Саранцев посмотрел Лысому в глаза, а тот подбежал к нему, с силой ткнул автоматом в грудь.
– Don’t move! I’ll kill you!
Между тем с вертолетной площадки «Сириуса» взлетел вертолет и направился к «Антею».