Аня. Да-да, я сейчас. Я все же выпью… Раз, два, три… (Пьет, продолжает говорить) Я не опьянела. Совсем. Я так хотела опьянеть, и ни в одном глазу. Трезва, как бобик!
Он глядит на нее.
Вот я уже сама к тебе иду. (Подходит) Вот я пришла. Вот я!
Нечаев (тихо). Это ты.
Аня. Да, это я. Знаешь… я хочу, чтобы ты сейчас меня поцеловал.
Нечаев (ласково). Врешь!
Аня (она трезва, действительно страшно трезва). Вру. Знаешь, я в городе ужасно хотела тебя поцеловать. Всю ночь ты мне снился. И когда ты рассказывал, я тоже хотела. А сейчас нет.
Нечаев. А сейчас ты боишься меня…
Аня. Действительно, немного… То есть я никого не боюсь. Нет, пожалуй, я тебя боюсь. Смешно, я купила эту гадость, чтобы быть пьяной и ничего не бояться. А я – как трусливый еж! Нет, ежик – это скучно. Под листьями там разными… Чушь! Я – трусливый заяц. У нас в классе был мальчик, у него была фамилия Заяц… А звали его Лев. Лев Заяц. Это я… Я лев, и я заяц. «Тира-ри…» Ну хорошо. Я иду к тебе. (Подходит снова) Вот я опять пришла.
Он целует ее.
Можешь еще поцеловать, только слегка. Или не надо. Нет, я лучше похожу. Что-то я хочу походить. Что ты так смотришь? (Лихорадочно) Знаешь, как я звонила тебе? Просто ужасно. Из автомата. И все на меня шипели. А я им наврала, что у меня болен двоюродный дядя и я звоню в больницу. Я, пока тебе звонила, уложила кучу родственников. Ну хорошо. Я опять иду к тебе. (Подходит?) Вот и я. Ты смеешься надо мной?
Нечаев. Нет.
Аня (прижалась к нему, так они и стоят). А мне сейчас хочется плакать. Не бойся, я не буду. Когда мне хочется плакать, я начинаю болтать, и все проходит. Как слышна музыка! Пароход стоит два дня, и мы тоже будем два дня. И у нас есть комната, и нам ничего не надо… Милый! Милый… Вот теперь я тебя уже не боюсь. Поцелуй меня.
Нечаев. Слегка?
Аня. Нет-нет. У меня сейчас бегают мурашки по спине. (Шепчет) И такая к тебе нежность. Просто все жжет напропалую. Я просто раскалываюсь от нежности на две половинки. Смешно! Я сама тебя поцелую. (Целует его) Я уже чемпион по поцелуям. И ты возьмешь меня наверняка на съемку. (Шепчет) Смешно. Раньше ты говорил, а сейчас ты молчишь и думаешь. А ты не думай! Ни о чем! Я уже обо всем подумала. Все так, как я хочу! И молчи!
Она плачет. Он вытирает ей лицо.
Это случайно. Это мне просто хорошо. Это меня уже нет. Я уже твой раб. Только не гладь мне волосы. Лучше поцелуй меня в лоб. Как покойника. Хочешь, я сейчас прощусь с собой: «До свиданья, до свиданья, до свиданья! Я люблю тебя. Все!»
В ресторане ударил джаз.
Затемнение.
Действие второе
Он глядит на нее.
Вот я уже сама к тебе иду. (Подходит) Вот я пришла. Вот я!
Нечаев (тихо). Это ты.
Аня. Да, это я. Знаешь… я хочу, чтобы ты сейчас меня поцеловал.
Нечаев (ласково). Врешь!
Аня (она трезва, действительно страшно трезва). Вру. Знаешь, я в городе ужасно хотела тебя поцеловать. Всю ночь ты мне снился. И когда ты рассказывал, я тоже хотела. А сейчас нет.
Нечаев. А сейчас ты боишься меня…
Аня. Действительно, немного… То есть я никого не боюсь. Нет, пожалуй, я тебя боюсь. Смешно, я купила эту гадость, чтобы быть пьяной и ничего не бояться. А я – как трусливый еж! Нет, ежик – это скучно. Под листьями там разными… Чушь! Я – трусливый заяц. У нас в классе был мальчик, у него была фамилия Заяц… А звали его Лев. Лев Заяц. Это я… Я лев, и я заяц. «Тира-ри…» Ну хорошо. Я иду к тебе. (Подходит снова) Вот я опять пришла.
Он целует ее.
Можешь еще поцеловать, только слегка. Или не надо. Нет, я лучше похожу. Что-то я хочу походить. Что ты так смотришь? (Лихорадочно) Знаешь, как я звонила тебе? Просто ужасно. Из автомата. И все на меня шипели. А я им наврала, что у меня болен двоюродный дядя и я звоню в больницу. Я, пока тебе звонила, уложила кучу родственников. Ну хорошо. Я опять иду к тебе. (Подходит?) Вот и я. Ты смеешься надо мной?
Нечаев. Нет.
Аня (прижалась к нему, так они и стоят). А мне сейчас хочется плакать. Не бойся, я не буду. Когда мне хочется плакать, я начинаю болтать, и все проходит. Как слышна музыка! Пароход стоит два дня, и мы тоже будем два дня. И у нас есть комната, и нам ничего не надо… Милый! Милый… Вот теперь я тебя уже не боюсь. Поцелуй меня.
Нечаев. Слегка?
Аня. Нет-нет. У меня сейчас бегают мурашки по спине. (Шепчет) И такая к тебе нежность. Просто все жжет напропалую. Я просто раскалываюсь от нежности на две половинки. Смешно! Я сама тебя поцелую. (Целует его) Я уже чемпион по поцелуям. И ты возьмешь меня наверняка на съемку. (Шепчет) Смешно. Раньше ты говорил, а сейчас ты молчишь и думаешь. А ты не думай! Ни о чем! Я уже обо всем подумала. Все так, как я хочу! И молчи!
Она плачет. Он вытирает ей лицо.
Это случайно. Это мне просто хорошо. Это меня уже нет. Я уже твой раб. Только не гладь мне волосы. Лучше поцелуй меня в лоб. Как покойника. Хочешь, я сейчас прощусь с собой: «До свиданья, до свиданья, до свиданья! Я люблю тебя. Все!»
В ресторане ударил джаз.
Затемнение.
Действие второе
На сцене двойная декорация. Слева – часть комнаты в квартире Нечаева, телефон, стол, на полу раскрытый чемодан. Нечаев один, молча стоит над чемоданом. Справа – автомат в большом универсальном магазине. В автомате – Аня, в халатике продавщицы.
Набирает номер. Звонок в квартире Нечаева.
Нечаев (берет трубку). Алло!
Аня. Это я.
Нечаев. Доброе утро!..
Аня. Добрый день! Я уже на работе. Нам шляпы привезли мохнатые, польские. Толкучка, ты себе представить не можешь. Да, все спрашивают, где я так загорела. (Смеется.) Ну как ты там?
Нечаев. Хорошо. А ты как?
Аня. Не поймешь. Ты сейчас ешь?
Нечаев. Скорее бреюсь. Но и ем попутно.
Стук в автомат.
Аня. Сейчас-сейчас… Это я очереди… Да, у твоей двери шарик к ручке привязан. Открой и возьми. (Смеется) Это когда я на работу бежала, решила по дороге так поприветствовать вас с добрым утром.
Стук в автомат.
Сейчас-сейчас! Ну пока…
Нечаев. Как мы договоримся?
Аня. Как хочешь, как удобнее.
Нечаев. Позвони мне… в восемь или… даже от восьми до девяти.
Аня. Нет. Знаешь, я не люблю звонить. Ну ладно, хорошо, позвоню. Ну, пока… (Вешает трубку и выходит из автомата со словами.) А сейчас, между прочим, можно разговаривать сколько угодно.
Затемняется автомат.
Нечаев вешает трубку выходит из комнаты, потом возвращается обратно с воздушным красным шариком. Он привязывает шарик к спинке стула, глядит на него и усмехается. Звонок. Справа высвечивается комната отдыха на киностудии.
У телефона – Кирилл Владимирович.
Нечаев (берет трубку). Алло!
Кирилл Владимирович. Федор Федорович? Говорит ваш друг и соратник. Я пытаюсь дозвониться к вам три дня подряд…
Нечаев. Во-первых, здравствуйте, Кирилл Владимирович…
Кирилл Владимирович. Во-вторых, я хочу сообщить вам пренеприятное известие: картину закрывают… видимо.
Нечаев после паузы засмеялся.
Чего вы веселитесь?
Нечаев. Я думаю, как все сразу упростилось… И все-таки здравствуйте, Кирилл Владимирович!..
Затемнение.
Двойная декорация. Слева – съемочный павильон № 2. Справа – комната отдыха. В комнате отдыха Фекин беседует с кем-то по телефону.
Фекин. Да?.. Да-да… Да? Да-да…
В павильоне № 2. Юпитеры потушены. У камеры никого. По павильону бесцельно слоняется Блондинка и порой проносятся какие-то люди. На переднем плане – Трио. Они репетируют; играют и вздыхают.
Гитара. Самотоха, самотоха!
Ударник. Говорят, съемку сегодня отменяют, кто-то приезжает…
Трубач. Это не наше дело! У нас своя работа. Пусть не думают, что мы какие-нибудь веселые рассказчики анекдотов. Я хочу, чтобы своей работой мы заслужили какое-нибудь трудовое прозвище, например «товарищи тракторы». Вздохнули по-гречески.
Трио. А-а!
Трубач. Неактивно вздыхаете, товарищ…
Гитара. Жгунди.
Репетируют. В павильон входит Нечаев. За ним, как тень, – ассистент Зина.
Нечаев (ко всем). Здравствуйте!
Зина (кричит). Товарищ Фекин!
В комнате отдыха. Фекин необычно поспешно кладет трубку и опрометью бросается из комнаты.
Фекин (врываясь в павильон). Я составлял акт об отмене сегодняшней съемки. Да. Вы знаете, Федор Федорович, что я подумал? (Торжественно.) Что бы ни случилось, мы должны верить, что снимаем фильм, нужный людям. Вот так! Где вы так загорели? Вы просто индус.
Нечаев. Будьте любезны, разыщите Кирилла Владимировича.
Кирилл Владимирович (входя). Он тут, народы! Любезный Фекин, там, внизу, стоит Трофимов из Минкульта.
Фекин. Будет встречено. (Хочет бежать)
Кирилл Владимирович. И еще. Если придет старая, но гордая женщина по фамилии Кирьянова и по имени Надежда Леонидовна, сразу проводите ее к Федору Федоровичу.
Фекин. Будет проведено. (Исчезает)
Кирилл Владимирович (Нечаеву). Она хотела с вами встретиться и просить вас о чем-то. Поговорите с ней перед худсоветом, это доброе дело.
Нечаев. Кто придет на худсовет?
Кирилл Владимирович. Обычные члены плюс знатный карусельщик с завода. Потом Кирьянова – наша критическая мысль. Слушайте, где вы так побурели?.. Вы просто…
Нечаев. Индус?
Кирилл Владимирович. Нет, араб.
Блондинка (решительно подходя к Нечаеву). Здравствуйте. Я играю у вас целующуюся пару. Вас закрывают, и я хочу, чтобы вы рекомендовали меня на роль козы на фильм «Серый волк».
Кирилл Владимирович. Я уверен, что Федор Федорович рекомендует вас козой, антилопой и любым другим млекопитающим. Только не надо поддаваться ложным слухам. Картину не закрывают. Просто сегодня просмотр материала и поэтому отменили съемку.
Блондинка мрачно отходит назад.
(Нечаеву) Теперь об обсуждении картины на худсовете… и о степени моего участия в нем.
Нечаев (неловко). Я знаю, у вас больное сердце…
Трубач (подходя). Простите, что перебиваю. Мы кое-что наворожили. Получается вкусно. Может, вы сейчас нас прослушаете?
Нечаев. Лучше в другой раз, если можно…
Трубач (бодро). Можно. Все на свете можно, только осторожно. (Отходит к трио) Заиграли, завздыхали.
Трио репетирует.
Нечаев (Кириллу Владимировичу). Так, значит… если вы не придете на обсуждение… на что-нибудь сославшись… я не обижусь.
Кирилл Владимирович. Главное – не считать людей лучше, чем они есть… Спасибо. Я так и поступлю.
Входит Трофимов, за ним – Фекин. Общее приветствие.
Фекин. Я пойду выяснять насчет зала. (Тихо Нечаеву, кивнув на Трофимова) Серьезный человек! Но ничего… что бы ни случилось, Федор Федорович, мы верим, что снимаем фильм, нужный людям, и будем с вами. Вот так! (И с возгласом «Через минуту вернусь!» направляется к выходу, на ходу Зине шепотом) Наш сегодня какой-то не такой. Видимо, дела – труба. (Исчезает)
Трофимов (Нечаеву). Рад тебя видеть, старик! Где ты так загорел? Ты просто…
Нечаев. Индус?
Трофимов. Нет…
Нечаев. Араб?
Трофимов. Нет. Ты эфиоп.
Кирилл Владимирович. Как, вы знакомы с режиссером этого опасного фильма?
Трофимов. Вы старомодны. Теперь не говорят «опасного», теперь говорят «смелого».
Трубач (репетируя). Вздохнули…
Трио. А-а-а!
В комнате отдыха. Входит Фекин и тотчас усаживается к телефону.
Фекин. Двести семьдесят. «Серый волк»? Да? Да-да-да… Да? Да-да-да…
В павильоне.
Трубач. На сегодня хватит. Будем свободны от вздохов, товарищи!..
Женщины расходятся. Остается Гитара.
Трофимов (Нечаеву). Есть смысл, старикан, побеседовать до просмотра.
Нечаев. Нет. Лучше после.
Трофимов. Странно. Я думал, тебя заинтересует побеседовать со мной.
Нечаев. Ты знаешь, сейчас нет.
В комнате отдыха.
Фекин (по телефону). Да? Да-да-да!
В комнату входит Надежда Леонидовна.
Надежда Леонидовна. Простите, вы…
Фекин (Надежде Леонидовне). Да-да-да… (В телефон) Да-да-да…
Надежда Леонидовна. Мне товарища… Фекин. Я информирован… (В телефон) Да-да-да…
Надежда Леонидовна садится. Фекин продолжает упоенно разговаривать.
В павильоне № 2. Входит Ирина Кирьянова. Она очень холодно здоровается с Трофимовым и необычайно проникновенно – с Нечаевым.
Ирина. Очень-очень-очень рада вас видеть.
Нечаев изумленно глядит на нее. Ирина отходит к Кириллу Владимировичу.
Зина (Нечаеву). Пора звать Фекина?
Нечаев кивнул.
(Кричит) Товарищ Фекин!
Фекин (в комнате отдыха). Иду! (В телефон) Да-да!
Зина (в павильоне, кричит). Товарищ Фекин! Фекин (в комнате отдыха). Он уже пошел!.. (Вешает трубку. На ходу Надежде Леонидовне) Все будет чудно, голубушка! (Убегает)
Фекин (вбегая в павильон № 2, Нечаеву). С залом большие трудности, но я их преодолел. Отвоевал директорский зал. Можем идти, товарищи!
Кирьянова и Трофимов идут впереди, Нечаев, Зина, Кирилл Владимирович и Фекин – сзади.
Фекин (Нечаеву). Да. Что я вам хочу сказать?.. Мой племянник просто в восторге от сценария. Это просто хамство будет, если нас закроют. Но я ведь состою в кооперативном доме… (И, не докончив фразы, он догоняет Трофимова и Кирьянову. Они уходят)
Зина (Нечаеву). А Фекин договорился с «Серым волком».
Кирилл Владимирович. Как он нехорошо поступил… Ай-яй-яй! Уважаемая фея в брюках, вы знаете, что Фекин живет в крохотной комнатке и у него очень большая семья. Что делать, наш Фекин плодовит, и он не ворует и живет на жалованье. И посему, для того чтобы строиться, у него не должно быть перерыва в съемках. Ему нужны постановочные – быстрее и больше. Кто знал, что под развязным обликом Фекина таится чуткое сердце семьянина?
Нечаев (Кириллу Владимировичу). А вы что же это… идете на худсовет?
Кирилл Владимирович. Да. Решил посидеть на худсовете… но тихонечко…
Нечаев, Кирилл Владимирович и Зина уходят. В павильоне остаются Блондинка и тихо и задумчиво играющий что-то на гитаре Жгунди. В павильон поспешно входит Киноактер.
Киноактер (Блондинке). Привет. Шесть часов назад я еще был в Астрахани. Представляешь, нелетная погода. Ну, я к начальнику. Баба. Она меня сразу узнала…
Блондинка (лениво). Врешь, поди…
Киноактер. Честное слово! Я ей: так и так, снимаюсь сразу в двух концах Союза, нужно доставиться! (Остановился, игриво.) А наши никак обедают? (Хочет обнять Блондинку.)
Блондинка (грозно). Но-но…
Киноактер (удивленно). В чем дело?
Блондинка. Вас закрывают. Я теперь в «Сером волке» буду сниматься с Кободоевым.
Киноактер. То есть как закрывают?
Блондинка ничего не ответила и, вильнув бедрами, ушла в глубь павильона. Киноактер очумело оглядывается: потушены юпитеры, в павильоне никого, только Жгунди тихо наигрывает на гитаре.
В комнате отдыха, поглядывая на часы, сидит Надежда Леонидовна. Вбегает Фекин. Бросается к телефону.
Надежда Леонидовна. Ну как?
Фекин (останавливаясь). А!.. Я… Я сказал… Надежда Леонидовна. Ну и что же?
Фекин. Он… Он сказал. Что же он сказал? Понятно. Он сказал, что извиняется и просит вас зайти в другой день. Убедительно просит, заходите в другой день, только обязательно. Обязательно заходите. (Снимает трубку.) Два семь три. «Серый волк»?
Надежда Леонидовна молча поднимается со стула. А в павильоне № 2 по-прежнему тихо наигрывает на гитаре Жгунди и, прислонясь к стене, неподвижно и устало стоит киноактер.
Затемнение.
Двойная декорация. Справа – часть просмотрового зала. Слева– коридор перед просмотровым залом. В коридор из зала выходят какие-то люди. Выходят Первый и Второй члены худсовета. Первый – желчный, нервный, говорит с вызовом, будто мстит кому-то. Второй – добренький, в очках. В продолжение разговора он все время снимает очки, обеспокоено разглядывает их, потом снова надевает.
Первый (желчно). И что же теперь будет с картиной? Трофимов разнес ее в пух и прах.
Второй (разглядывает очки). А Кирилл Владимирович рискованно выступал. Вот не ожидал…
Первый (раздраженно). Я вас спрашиваю, что будет с картиной, а вы мне – Кирилл Владимирович. Я вам про Фому, а вы мне про Ерему…
Второй. Судя по ситуации, могут закрыть.
Первый (желчно). Закрыть совсем не закроют, а вот законсервировать на время – законсервируют. (Нервной) Слушайте, что вы меня все время разглядываете?
Второй. У вас есть бородавка над веком?
Первый (почти отчаянно). Какая бородавка? Зачем мне бородавка?
Второй. Видите ли, я, кажется, обменял очки во время обсуждений с Лысоцким. У нас с ним одинаковые футляры…
Первый. Чепуха! Вечно вы о чепухе… (Уходит)
Входят Нечаев, Кирилл Владимирович В продолжение всей сцены Второй член худсовета внимательно разглядывает Нечаева.
Нечаев (Кириллу Владимировичу). Ну что ж, спасибо!
Кирилл Владимирович (насмешливо). Да, под маской циника таилось храброе сердце бойца. Как сказал кто-то: люди лучше, чем они кажутся.
Появляется Трофимов.
Кирилл Владимирович (Трофимову). А вот введенному в худсовет товарищу, знатному карусельщику, в отличие от вас, картина понравилась. Как сказал кто-то, она понравилась ему всесторонне: как члену худсовета, знатному карусельщику и просто русскому человеку.
Трофимов. Скажите, Кирилл Владимирович, почему вы так любите говорить какими-то нелепыми и обязательно чужими словами?
Кирилл Владимирович. Очевидно, талант. Талант, он всегда возьмет свое… и чужое тоже.
Появляется Ирина Кирьянова.
Ирина (невероятно ласково, Нечаеву). До свиданья, Федор Федорович! Кирилл Владимирович, я вас жду сегодня.
Кирилл Владимирович. Обязательно, несравненная!
Ирина (Нечаеву, оченъласково). Еще раз до свиданья! (И, сухо кивнув Трофимову, она уходит)
Остаются Нечаев, Трофимов и Второй член худсовета, неотрывно разглядывающий Нечаева.
Трофимов. Много куришь. Так долго не проживешь.
Нечаев. Мы все проживем до своей смерти. Трофимов. Поедем к тебе?
Нечаев. Да, конечно. (Второму члену худсовета.) Вы… очевидно… хотите у меня что-то спросить?
Второй (истомленно). Простите… Вы не можете мне подсказать, есть ли у вас чернильное пятно за правым ухом?
Нечаев не успевает ответить, так как в коридоре появляется Блондинка с авторучкой и листком бумаги в руках.
Блондинка (протягивая авторучку, грозно). Федор Федорович, я подумала и все-таки решила просить вас рекомендовать меня козой…
Затемнение.
Двойная декорация. Слева – квартира Надежды Леонидовны. Коридор с телефоном. Справа – квартира Нечаева. Комната пуста. В квартире Надежды Леонидовны. Часы бьют восемь. В коридор выходит Аня, подходит к телефону, набирает номер. Звонок в квартире Нечаева. Никто не подходит. Аня кладет трубку. Входная дверь открывается. Входит Надежда Леонидовна. Она в пальто. Не раздеваясь, садится на стул.
Надежда Леонидовна. Я очень люблю возвращаться домой и всегда тревожусь, когда не горят окна.
Аня. Что случилось, тетя?
Надежда Леонидовна. Просто я загадала одно желание, а глупая прохиндейка судьба его не выполнила. А зря! Мы бы пригласили судьбу в ресторан. Мы бы устроили ей вспрыски.
Аня хочет уйти.
Ты загорела в совхозе.
Аня. Было много солнца.
Надежда Леонидовна. И солнце было горячее…
Аня (поспешно). Что же у вас случилось, тетя? Надежда Леонидовна. Ничего хорошего. Ничего дурного. Все как надо, и забудем об этом. (Снимает пальто) Да, солнце уже горячее. Видимо, будет солнечное лето. Как нетерпеливо люди ждут нового времени года. Они надеются, что тогда-то все будет по-другому. А пока спешат доживать старое по-старому.
Аня вновь поднимает трубку начинает набирать номер телефона. Ирина (выходя). Аня, освободи, пожалуйста, телефон.
Аня молча кладет трубку и выходит, но Ирина не решается звонить сразу. Она расхаживает по коридору и что-то обдумывает.
Надежда Леонидовна. Аня загорела…
Ирина (расхаживая). Вы были на студии, тетя?
Надежда Леонидовна. Да. Мы договорились с Кириллом Владимировичем. Он просил, чтобы я зачем-то пришла к режиссеру.
Ирина. И зачем же он вас так просил?
Надежда Леонидовна. Я, собственно, не знаю, у нас не состоялось свидание, и я поехала на выставку цветов.
Ирина подходит решительно к телефону, снимает трубку
Да. Я получила рукопись от машинистки. Я хочу дать тебе прочесть.
Ирина (положила трубку на рычаг, снова расхаживает). Тетя, почему вы занимаетесь не своим делом? Вы не можете написать книгу о Рашель, это совершенно ясно…
Надежда Леонидовна. Почему уж так ясно?
Ирина. Потому что вы не знаете, о чем нужно сейчас писать.
Надежда Леонидовна. Но Толстой говорил…
Ирина (привычно). Вы не Толстой.
Надежда Леонидовна. Но я хотела там написать…
Ирина (механически). Это не читается.
Надежда Леонидовна (отчаянно). Но ведь ты еще не читала!
Ирина (затверженно). Это демагогия. (Опомнившись) Простите, тетя, я думала о своем. Но, поверьте, я знаю, что вы можете и чего вы не можете. (Продолжая расхаживать и обдумывать) Ну, так о чем же вы хотели написать?
Надежда Леонидовна. Я хотела написать о трагической актрисе. О Рашель – символе яркого театра. Мы все научились быть правдивыми и настолько простыми, что искусству стало скучно. Оно зевает. Оно становится похожим на диетическую столовую. Украден пафос, и взлет, и скорбный рот трагического актера. А вместо них – застенчивый шепот. Но шепот не потрясает. Талант властвует на взлете, он на пределе виден. Есть страсть, есть яркость, и есть необычайные слова, похожие на спелые плоды. Когда они падают, слышно, как вздыхает земля. Ты не слушаешь?
Ирина (не слушая). Я слушаю… но все это слова… Хорошо, я прочту. А сейчас, тетя, мне нужно поговорить по телефону.
Надежда Леонидовна молча уходит.
(Решительно набирает номер) Аверкий Борисыч?.. Да, это я… Ну что вы скажете о сегодняшнем худсовете? (Выслушивает) Знаете, если совершенно честно говорить, мне этот фильм… не то чтобы… не нравится… Нет, он мне нравится, но не очень. Да… но не поддержать его в этой ситуации я не могла, и поэтому я пришла. И знаете, я немного тревожусь: а вдруг не прочлось, что я «за»? (Выслушивает) Так-так… (Радостно) По-моему, тоже прочлось. Вы заметили, как я сухо поздоровалась с этим Трофимовым?.. Заметили, да. А потом с каким лицом я его слушала?.. По-моему, тоже, это было очень заметно… Вот именно… А как я с ним попрощалась?.. Значит, все это было заметно?.. Ну вы меня утешили… Ну хорошо-хорошо, я успокоилась… Ну, звоните, звоните, дорогой… (Вешает трубку; набирает новый номер) Да, Гаврила Захарыч, это я… Честно говоря, с самого начала фильм мне не очень понравился, то есть понравился, но не так чтобы «ах-ах!». Но я все-таки сочла своим долгом… (Выслушивая ответ) Да-да-да… и я решила тоже его поддержать. И знаете, о чем я тревожусь? А вдруг не совсем было ясно, что я «за»! (Выслушивая) Значит, это было понятно. А вы заметили, как я поздоровалась и попрощалась? (Выслушивая ответ) Ну, знаете, у меня от сердца отлегло. Ну, звоните, звоните, дорогой!
Звонок. Ирина открывает входную дверь. Входит Кирилл Владимирович. Она здоровается с ним. И тут же звонок по телефону.
(Берет трубку) Да, я… Здравствуйте, Иван Кузьмич!.. Да нет, я не беспокоюсь… А откуда вы знаете? (Выслушивая ответ) Ах, этот Аверкий Борисыч. Ну вот вечно он… Значит, вы тоже считаете, что было заметно? Вот смотрите, вы уже третий человек… Ну хорошо, хорошо, я успокоилась. До завтра… (Вешает трубку. Кириллу Владимировичу) Все-таки иметь телефон – это ужасно! (Выключает телефон.)
Кирилл Владимирович. Да.
Ирина. Раздевайтесь.
Кирилл Владимирович не двигается.
Понимаете, я очень тревожилась, что я недостаточно его поддержала… Что это не прочлось. Но все говорят…
Кирилл Владимирович. Я уже слышал.
Ирина (расхаживая по коридору). Все-таки правильно, что я его поддержала…
Кирилл Владимирович. Да.
Ирина. А вы заметили, как Трофимов смотрел на меня во время обсуждения?
Кирилл Владимирович. Заметил.
Ирина. Как он ждал, что я выскажусь. И когда я не высказалась, а всем своим видом показала отношение, это вышло даже страшнее. Что вы не раздеваетесь?
Кирилл Владимирович. Остались от козлика рожки Да ножки…
Ирина. Вы пьяны?
Кирилл Владимирович. Нет. Еще впереди целый вечер. Еще ополоснемся. Я всегда подозревал, что вы глупая. И знал – молчите! – что вы эгоистка. Нет, вы были для меня образцом принципиальной эгоистки. Я был почему-то уверен, что принцип для вас – прежде всего. И что когда дело дойдет до принципов, эгоизм и глупость отступят…
Ирина. Послушайте…
Кирилл Владимирович. Я бы хотел быть уверен в этом. Потому что я вам нравился. Мне хотелось быть уверенным, что я могу нравиться женщине, для которой принципы – это главное. Вы были мое оправдание, если хотите.
Ирина. Кирилл…
Кирилл Владимирович (перебивая). Ну, я ошибся! Ну?! Что тут страшного?! Я привык ошибаться. (Фиглярски.) Я начинал историком. И моя первая работа была о Шамиле. Шамиль как вождь национально-освободительного движения. Но взгляды переменились… И в конце тридцатых годов он стал считаться агентом империализма. И я признал свою ошибку. Потом, во время войны, он вновь стал освободительным движением. И тогда я признал, что я ошибся, что признал свою ошибку. Потом, в сорок девятом году, он снова стал агентом, и я признал, что я ошибся, что признал ошибкой, что я ошибся. Я столько раз ошибался, что однажды мне показалось, что я сам ошибка. Но потом по привычке я и это признал ошибкой, и следовательно, я не ошибка. (Засмеялся.) А теперь вот вы – ошибка!
Входит Аня, подходит к телефону, включает его.
Ирина (Ане). Мы разговариваем. Иди отсюда, пожалуйста.
Аня молча уходит.
Кирилл Владимирович (тихо). Если бы вы… не испугались… Что вы наделали?.. (Вдруг гаерски.) Ну? (Кладет ей руку на плечо)
Ирина (тихо). Что?
Кирилл Владимирович. Остались от козлика… Бросьте! Вы просто женщина! И все! И вам приятно сейчас чувствовать себя просто женщиной!
Ирина. Кирилл Владимирович…
Кирилл Владимирович. Вам очень приятно. Ну будьте же до конца… дрянью. Едемте!
Ирина. Что вы…
Кирилл Владимирович. Вы почти согласились. Да? Если я соблюду хотя бы некоторые словесные приличия… Хорошо. Я их соблюдаю. Я не приглашаю вас со мной спать. Назовем это иначе. Я приглашаю вас на ужин вместе с завтраком. Идет? (Ласково-ласково, почти прекрасно) Дрянь!
Она дает ему пощечину
(Не изменяя тона) А все-таки прелестно чувствовать себя просто женщиной…
Входит Аня.
Кирилл Владимирович. До свиданья, Ирина Максимовна, до свиданья, молодые люди… Рожки да ножки… (Уходит)
Аня подходит к телефону набирает номер. Звонок в квартире Нечаева. Одновременно со звонком Ани входят Нечаев и Трофимов. Нечаев хотел подойти к телефону, но раздумал.
Набирает номер. Звонок в квартире Нечаева.
Нечаев (берет трубку). Алло!
Аня. Это я.
Нечаев. Доброе утро!..
Аня. Добрый день! Я уже на работе. Нам шляпы привезли мохнатые, польские. Толкучка, ты себе представить не можешь. Да, все спрашивают, где я так загорела. (Смеется.) Ну как ты там?
Нечаев. Хорошо. А ты как?
Аня. Не поймешь. Ты сейчас ешь?
Нечаев. Скорее бреюсь. Но и ем попутно.
Стук в автомат.
Аня. Сейчас-сейчас… Это я очереди… Да, у твоей двери шарик к ручке привязан. Открой и возьми. (Смеется) Это когда я на работу бежала, решила по дороге так поприветствовать вас с добрым утром.
Стук в автомат.
Сейчас-сейчас! Ну пока…
Нечаев. Как мы договоримся?
Аня. Как хочешь, как удобнее.
Нечаев. Позвони мне… в восемь или… даже от восьми до девяти.
Аня. Нет. Знаешь, я не люблю звонить. Ну ладно, хорошо, позвоню. Ну, пока… (Вешает трубку и выходит из автомата со словами.) А сейчас, между прочим, можно разговаривать сколько угодно.
Затемняется автомат.
Нечаев вешает трубку выходит из комнаты, потом возвращается обратно с воздушным красным шариком. Он привязывает шарик к спинке стула, глядит на него и усмехается. Звонок. Справа высвечивается комната отдыха на киностудии.
У телефона – Кирилл Владимирович.
Нечаев (берет трубку). Алло!
Кирилл Владимирович. Федор Федорович? Говорит ваш друг и соратник. Я пытаюсь дозвониться к вам три дня подряд…
Нечаев. Во-первых, здравствуйте, Кирилл Владимирович…
Кирилл Владимирович. Во-вторых, я хочу сообщить вам пренеприятное известие: картину закрывают… видимо.
Нечаев после паузы засмеялся.
Чего вы веселитесь?
Нечаев. Я думаю, как все сразу упростилось… И все-таки здравствуйте, Кирилл Владимирович!..
Затемнение.
Двойная декорация. Слева – съемочный павильон № 2. Справа – комната отдыха. В комнате отдыха Фекин беседует с кем-то по телефону.
Фекин. Да?.. Да-да… Да? Да-да…
В павильоне № 2. Юпитеры потушены. У камеры никого. По павильону бесцельно слоняется Блондинка и порой проносятся какие-то люди. На переднем плане – Трио. Они репетируют; играют и вздыхают.
Гитара. Самотоха, самотоха!
Ударник. Говорят, съемку сегодня отменяют, кто-то приезжает…
Трубач. Это не наше дело! У нас своя работа. Пусть не думают, что мы какие-нибудь веселые рассказчики анекдотов. Я хочу, чтобы своей работой мы заслужили какое-нибудь трудовое прозвище, например «товарищи тракторы». Вздохнули по-гречески.
Трио. А-а!
Трубач. Неактивно вздыхаете, товарищ…
Гитара. Жгунди.
Репетируют. В павильон входит Нечаев. За ним, как тень, – ассистент Зина.
Нечаев (ко всем). Здравствуйте!
Зина (кричит). Товарищ Фекин!
В комнате отдыха. Фекин необычно поспешно кладет трубку и опрометью бросается из комнаты.
Фекин (врываясь в павильон). Я составлял акт об отмене сегодняшней съемки. Да. Вы знаете, Федор Федорович, что я подумал? (Торжественно.) Что бы ни случилось, мы должны верить, что снимаем фильм, нужный людям. Вот так! Где вы так загорели? Вы просто индус.
Нечаев. Будьте любезны, разыщите Кирилла Владимировича.
Кирилл Владимирович (входя). Он тут, народы! Любезный Фекин, там, внизу, стоит Трофимов из Минкульта.
Фекин. Будет встречено. (Хочет бежать)
Кирилл Владимирович. И еще. Если придет старая, но гордая женщина по фамилии Кирьянова и по имени Надежда Леонидовна, сразу проводите ее к Федору Федоровичу.
Фекин. Будет проведено. (Исчезает)
Кирилл Владимирович (Нечаеву). Она хотела с вами встретиться и просить вас о чем-то. Поговорите с ней перед худсоветом, это доброе дело.
Нечаев. Кто придет на худсовет?
Кирилл Владимирович. Обычные члены плюс знатный карусельщик с завода. Потом Кирьянова – наша критическая мысль. Слушайте, где вы так побурели?.. Вы просто…
Нечаев. Индус?
Кирилл Владимирович. Нет, араб.
Блондинка (решительно подходя к Нечаеву). Здравствуйте. Я играю у вас целующуюся пару. Вас закрывают, и я хочу, чтобы вы рекомендовали меня на роль козы на фильм «Серый волк».
Кирилл Владимирович. Я уверен, что Федор Федорович рекомендует вас козой, антилопой и любым другим млекопитающим. Только не надо поддаваться ложным слухам. Картину не закрывают. Просто сегодня просмотр материала и поэтому отменили съемку.
Блондинка мрачно отходит назад.
(Нечаеву) Теперь об обсуждении картины на худсовете… и о степени моего участия в нем.
Нечаев (неловко). Я знаю, у вас больное сердце…
Трубач (подходя). Простите, что перебиваю. Мы кое-что наворожили. Получается вкусно. Может, вы сейчас нас прослушаете?
Нечаев. Лучше в другой раз, если можно…
Трубач (бодро). Можно. Все на свете можно, только осторожно. (Отходит к трио) Заиграли, завздыхали.
Трио репетирует.
Нечаев (Кириллу Владимировичу). Так, значит… если вы не придете на обсуждение… на что-нибудь сославшись… я не обижусь.
Кирилл Владимирович. Главное – не считать людей лучше, чем они есть… Спасибо. Я так и поступлю.
Входит Трофимов, за ним – Фекин. Общее приветствие.
Фекин. Я пойду выяснять насчет зала. (Тихо Нечаеву, кивнув на Трофимова) Серьезный человек! Но ничего… что бы ни случилось, Федор Федорович, мы верим, что снимаем фильм, нужный людям, и будем с вами. Вот так! (И с возгласом «Через минуту вернусь!» направляется к выходу, на ходу Зине шепотом) Наш сегодня какой-то не такой. Видимо, дела – труба. (Исчезает)
Трофимов (Нечаеву). Рад тебя видеть, старик! Где ты так загорел? Ты просто…
Нечаев. Индус?
Трофимов. Нет…
Нечаев. Араб?
Трофимов. Нет. Ты эфиоп.
Кирилл Владимирович. Как, вы знакомы с режиссером этого опасного фильма?
Трофимов. Вы старомодны. Теперь не говорят «опасного», теперь говорят «смелого».
Трубач (репетируя). Вздохнули…
Трио. А-а-а!
В комнате отдыха. Входит Фекин и тотчас усаживается к телефону.
Фекин. Двести семьдесят. «Серый волк»? Да? Да-да-да… Да? Да-да-да…
В павильоне.
Трубач. На сегодня хватит. Будем свободны от вздохов, товарищи!..
Женщины расходятся. Остается Гитара.
Трофимов (Нечаеву). Есть смысл, старикан, побеседовать до просмотра.
Нечаев. Нет. Лучше после.
Трофимов. Странно. Я думал, тебя заинтересует побеседовать со мной.
Нечаев. Ты знаешь, сейчас нет.
В комнате отдыха.
Фекин (по телефону). Да? Да-да-да!
В комнату входит Надежда Леонидовна.
Надежда Леонидовна. Простите, вы…
Фекин (Надежде Леонидовне). Да-да-да… (В телефон) Да-да-да…
Надежда Леонидовна. Мне товарища… Фекин. Я информирован… (В телефон) Да-да-да…
Надежда Леонидовна садится. Фекин продолжает упоенно разговаривать.
В павильоне № 2. Входит Ирина Кирьянова. Она очень холодно здоровается с Трофимовым и необычайно проникновенно – с Нечаевым.
Ирина. Очень-очень-очень рада вас видеть.
Нечаев изумленно глядит на нее. Ирина отходит к Кириллу Владимировичу.
Зина (Нечаеву). Пора звать Фекина?
Нечаев кивнул.
(Кричит) Товарищ Фекин!
Фекин (в комнате отдыха). Иду! (В телефон) Да-да!
Зина (в павильоне, кричит). Товарищ Фекин! Фекин (в комнате отдыха). Он уже пошел!.. (Вешает трубку. На ходу Надежде Леонидовне) Все будет чудно, голубушка! (Убегает)
Фекин (вбегая в павильон № 2, Нечаеву). С залом большие трудности, но я их преодолел. Отвоевал директорский зал. Можем идти, товарищи!
Кирьянова и Трофимов идут впереди, Нечаев, Зина, Кирилл Владимирович и Фекин – сзади.
Фекин (Нечаеву). Да. Что я вам хочу сказать?.. Мой племянник просто в восторге от сценария. Это просто хамство будет, если нас закроют. Но я ведь состою в кооперативном доме… (И, не докончив фразы, он догоняет Трофимова и Кирьянову. Они уходят)
Зина (Нечаеву). А Фекин договорился с «Серым волком».
Кирилл Владимирович. Как он нехорошо поступил… Ай-яй-яй! Уважаемая фея в брюках, вы знаете, что Фекин живет в крохотной комнатке и у него очень большая семья. Что делать, наш Фекин плодовит, и он не ворует и живет на жалованье. И посему, для того чтобы строиться, у него не должно быть перерыва в съемках. Ему нужны постановочные – быстрее и больше. Кто знал, что под развязным обликом Фекина таится чуткое сердце семьянина?
Нечаев (Кириллу Владимировичу). А вы что же это… идете на худсовет?
Кирилл Владимирович. Да. Решил посидеть на худсовете… но тихонечко…
Нечаев, Кирилл Владимирович и Зина уходят. В павильоне остаются Блондинка и тихо и задумчиво играющий что-то на гитаре Жгунди. В павильон поспешно входит Киноактер.
Киноактер (Блондинке). Привет. Шесть часов назад я еще был в Астрахани. Представляешь, нелетная погода. Ну, я к начальнику. Баба. Она меня сразу узнала…
Блондинка (лениво). Врешь, поди…
Киноактер. Честное слово! Я ей: так и так, снимаюсь сразу в двух концах Союза, нужно доставиться! (Остановился, игриво.) А наши никак обедают? (Хочет обнять Блондинку.)
Блондинка (грозно). Но-но…
Киноактер (удивленно). В чем дело?
Блондинка. Вас закрывают. Я теперь в «Сером волке» буду сниматься с Кободоевым.
Киноактер. То есть как закрывают?
Блондинка ничего не ответила и, вильнув бедрами, ушла в глубь павильона. Киноактер очумело оглядывается: потушены юпитеры, в павильоне никого, только Жгунди тихо наигрывает на гитаре.
В комнате отдыха, поглядывая на часы, сидит Надежда Леонидовна. Вбегает Фекин. Бросается к телефону.
Надежда Леонидовна. Ну как?
Фекин (останавливаясь). А!.. Я… Я сказал… Надежда Леонидовна. Ну и что же?
Фекин. Он… Он сказал. Что же он сказал? Понятно. Он сказал, что извиняется и просит вас зайти в другой день. Убедительно просит, заходите в другой день, только обязательно. Обязательно заходите. (Снимает трубку.) Два семь три. «Серый волк»?
Надежда Леонидовна молча поднимается со стула. А в павильоне № 2 по-прежнему тихо наигрывает на гитаре Жгунди и, прислонясь к стене, неподвижно и устало стоит киноактер.
Затемнение.
Двойная декорация. Справа – часть просмотрового зала. Слева– коридор перед просмотровым залом. В коридор из зала выходят какие-то люди. Выходят Первый и Второй члены худсовета. Первый – желчный, нервный, говорит с вызовом, будто мстит кому-то. Второй – добренький, в очках. В продолжение разговора он все время снимает очки, обеспокоено разглядывает их, потом снова надевает.
Первый (желчно). И что же теперь будет с картиной? Трофимов разнес ее в пух и прах.
Второй (разглядывает очки). А Кирилл Владимирович рискованно выступал. Вот не ожидал…
Первый (раздраженно). Я вас спрашиваю, что будет с картиной, а вы мне – Кирилл Владимирович. Я вам про Фому, а вы мне про Ерему…
Второй. Судя по ситуации, могут закрыть.
Первый (желчно). Закрыть совсем не закроют, а вот законсервировать на время – законсервируют. (Нервной) Слушайте, что вы меня все время разглядываете?
Второй. У вас есть бородавка над веком?
Первый (почти отчаянно). Какая бородавка? Зачем мне бородавка?
Второй. Видите ли, я, кажется, обменял очки во время обсуждений с Лысоцким. У нас с ним одинаковые футляры…
Первый. Чепуха! Вечно вы о чепухе… (Уходит)
Входят Нечаев, Кирилл Владимирович В продолжение всей сцены Второй член худсовета внимательно разглядывает Нечаева.
Нечаев (Кириллу Владимировичу). Ну что ж, спасибо!
Кирилл Владимирович (насмешливо). Да, под маской циника таилось храброе сердце бойца. Как сказал кто-то: люди лучше, чем они кажутся.
Появляется Трофимов.
Кирилл Владимирович (Трофимову). А вот введенному в худсовет товарищу, знатному карусельщику, в отличие от вас, картина понравилась. Как сказал кто-то, она понравилась ему всесторонне: как члену худсовета, знатному карусельщику и просто русскому человеку.
Трофимов. Скажите, Кирилл Владимирович, почему вы так любите говорить какими-то нелепыми и обязательно чужими словами?
Кирилл Владимирович. Очевидно, талант. Талант, он всегда возьмет свое… и чужое тоже.
Появляется Ирина Кирьянова.
Ирина (невероятно ласково, Нечаеву). До свиданья, Федор Федорович! Кирилл Владимирович, я вас жду сегодня.
Кирилл Владимирович. Обязательно, несравненная!
Ирина (Нечаеву, оченъласково). Еще раз до свиданья! (И, сухо кивнув Трофимову, она уходит)
Остаются Нечаев, Трофимов и Второй член худсовета, неотрывно разглядывающий Нечаева.
Трофимов. Много куришь. Так долго не проживешь.
Нечаев. Мы все проживем до своей смерти. Трофимов. Поедем к тебе?
Нечаев. Да, конечно. (Второму члену худсовета.) Вы… очевидно… хотите у меня что-то спросить?
Второй (истомленно). Простите… Вы не можете мне подсказать, есть ли у вас чернильное пятно за правым ухом?
Нечаев не успевает ответить, так как в коридоре появляется Блондинка с авторучкой и листком бумаги в руках.
Блондинка (протягивая авторучку, грозно). Федор Федорович, я подумала и все-таки решила просить вас рекомендовать меня козой…
Затемнение.
Двойная декорация. Слева – квартира Надежды Леонидовны. Коридор с телефоном. Справа – квартира Нечаева. Комната пуста. В квартире Надежды Леонидовны. Часы бьют восемь. В коридор выходит Аня, подходит к телефону, набирает номер. Звонок в квартире Нечаева. Никто не подходит. Аня кладет трубку. Входная дверь открывается. Входит Надежда Леонидовна. Она в пальто. Не раздеваясь, садится на стул.
Надежда Леонидовна. Я очень люблю возвращаться домой и всегда тревожусь, когда не горят окна.
Аня. Что случилось, тетя?
Надежда Леонидовна. Просто я загадала одно желание, а глупая прохиндейка судьба его не выполнила. А зря! Мы бы пригласили судьбу в ресторан. Мы бы устроили ей вспрыски.
Аня хочет уйти.
Ты загорела в совхозе.
Аня. Было много солнца.
Надежда Леонидовна. И солнце было горячее…
Аня (поспешно). Что же у вас случилось, тетя? Надежда Леонидовна. Ничего хорошего. Ничего дурного. Все как надо, и забудем об этом. (Снимает пальто) Да, солнце уже горячее. Видимо, будет солнечное лето. Как нетерпеливо люди ждут нового времени года. Они надеются, что тогда-то все будет по-другому. А пока спешат доживать старое по-старому.
Аня вновь поднимает трубку начинает набирать номер телефона. Ирина (выходя). Аня, освободи, пожалуйста, телефон.
Аня молча кладет трубку и выходит, но Ирина не решается звонить сразу. Она расхаживает по коридору и что-то обдумывает.
Надежда Леонидовна. Аня загорела…
Ирина (расхаживая). Вы были на студии, тетя?
Надежда Леонидовна. Да. Мы договорились с Кириллом Владимировичем. Он просил, чтобы я зачем-то пришла к режиссеру.
Ирина. И зачем же он вас так просил?
Надежда Леонидовна. Я, собственно, не знаю, у нас не состоялось свидание, и я поехала на выставку цветов.
Ирина подходит решительно к телефону, снимает трубку
Да. Я получила рукопись от машинистки. Я хочу дать тебе прочесть.
Ирина (положила трубку на рычаг, снова расхаживает). Тетя, почему вы занимаетесь не своим делом? Вы не можете написать книгу о Рашель, это совершенно ясно…
Надежда Леонидовна. Почему уж так ясно?
Ирина. Потому что вы не знаете, о чем нужно сейчас писать.
Надежда Леонидовна. Но Толстой говорил…
Ирина (привычно). Вы не Толстой.
Надежда Леонидовна. Но я хотела там написать…
Ирина (механически). Это не читается.
Надежда Леонидовна (отчаянно). Но ведь ты еще не читала!
Ирина (затверженно). Это демагогия. (Опомнившись) Простите, тетя, я думала о своем. Но, поверьте, я знаю, что вы можете и чего вы не можете. (Продолжая расхаживать и обдумывать) Ну, так о чем же вы хотели написать?
Надежда Леонидовна. Я хотела написать о трагической актрисе. О Рашель – символе яркого театра. Мы все научились быть правдивыми и настолько простыми, что искусству стало скучно. Оно зевает. Оно становится похожим на диетическую столовую. Украден пафос, и взлет, и скорбный рот трагического актера. А вместо них – застенчивый шепот. Но шепот не потрясает. Талант властвует на взлете, он на пределе виден. Есть страсть, есть яркость, и есть необычайные слова, похожие на спелые плоды. Когда они падают, слышно, как вздыхает земля. Ты не слушаешь?
Ирина (не слушая). Я слушаю… но все это слова… Хорошо, я прочту. А сейчас, тетя, мне нужно поговорить по телефону.
Надежда Леонидовна молча уходит.
(Решительно набирает номер) Аверкий Борисыч?.. Да, это я… Ну что вы скажете о сегодняшнем худсовете? (Выслушивает) Знаете, если совершенно честно говорить, мне этот фильм… не то чтобы… не нравится… Нет, он мне нравится, но не очень. Да… но не поддержать его в этой ситуации я не могла, и поэтому я пришла. И знаете, я немного тревожусь: а вдруг не прочлось, что я «за»? (Выслушивает) Так-так… (Радостно) По-моему, тоже прочлось. Вы заметили, как я сухо поздоровалась с этим Трофимовым?.. Заметили, да. А потом с каким лицом я его слушала?.. По-моему, тоже, это было очень заметно… Вот именно… А как я с ним попрощалась?.. Значит, все это было заметно?.. Ну вы меня утешили… Ну хорошо-хорошо, я успокоилась… Ну, звоните, звоните, дорогой… (Вешает трубку; набирает новый номер) Да, Гаврила Захарыч, это я… Честно говоря, с самого начала фильм мне не очень понравился, то есть понравился, но не так чтобы «ах-ах!». Но я все-таки сочла своим долгом… (Выслушивая ответ) Да-да-да… и я решила тоже его поддержать. И знаете, о чем я тревожусь? А вдруг не совсем было ясно, что я «за»! (Выслушивая) Значит, это было понятно. А вы заметили, как я поздоровалась и попрощалась? (Выслушивая ответ) Ну, знаете, у меня от сердца отлегло. Ну, звоните, звоните, дорогой!
Звонок. Ирина открывает входную дверь. Входит Кирилл Владимирович. Она здоровается с ним. И тут же звонок по телефону.
(Берет трубку) Да, я… Здравствуйте, Иван Кузьмич!.. Да нет, я не беспокоюсь… А откуда вы знаете? (Выслушивая ответ) Ах, этот Аверкий Борисыч. Ну вот вечно он… Значит, вы тоже считаете, что было заметно? Вот смотрите, вы уже третий человек… Ну хорошо, хорошо, я успокоилась. До завтра… (Вешает трубку. Кириллу Владимировичу) Все-таки иметь телефон – это ужасно! (Выключает телефон.)
Кирилл Владимирович. Да.
Ирина. Раздевайтесь.
Кирилл Владимирович не двигается.
Понимаете, я очень тревожилась, что я недостаточно его поддержала… Что это не прочлось. Но все говорят…
Кирилл Владимирович. Я уже слышал.
Ирина (расхаживая по коридору). Все-таки правильно, что я его поддержала…
Кирилл Владимирович. Да.
Ирина. А вы заметили, как Трофимов смотрел на меня во время обсуждения?
Кирилл Владимирович. Заметил.
Ирина. Как он ждал, что я выскажусь. И когда я не высказалась, а всем своим видом показала отношение, это вышло даже страшнее. Что вы не раздеваетесь?
Кирилл Владимирович. Остались от козлика рожки Да ножки…
Ирина. Вы пьяны?
Кирилл Владимирович. Нет. Еще впереди целый вечер. Еще ополоснемся. Я всегда подозревал, что вы глупая. И знал – молчите! – что вы эгоистка. Нет, вы были для меня образцом принципиальной эгоистки. Я был почему-то уверен, что принцип для вас – прежде всего. И что когда дело дойдет до принципов, эгоизм и глупость отступят…
Ирина. Послушайте…
Кирилл Владимирович. Я бы хотел быть уверен в этом. Потому что я вам нравился. Мне хотелось быть уверенным, что я могу нравиться женщине, для которой принципы – это главное. Вы были мое оправдание, если хотите.
Ирина. Кирилл…
Кирилл Владимирович (перебивая). Ну, я ошибся! Ну?! Что тут страшного?! Я привык ошибаться. (Фиглярски.) Я начинал историком. И моя первая работа была о Шамиле. Шамиль как вождь национально-освободительного движения. Но взгляды переменились… И в конце тридцатых годов он стал считаться агентом империализма. И я признал свою ошибку. Потом, во время войны, он вновь стал освободительным движением. И тогда я признал, что я ошибся, что признал свою ошибку. Потом, в сорок девятом году, он снова стал агентом, и я признал, что я ошибся, что признал ошибкой, что я ошибся. Я столько раз ошибался, что однажды мне показалось, что я сам ошибка. Но потом по привычке я и это признал ошибкой, и следовательно, я не ошибка. (Засмеялся.) А теперь вот вы – ошибка!
Входит Аня, подходит к телефону, включает его.
Ирина (Ане). Мы разговариваем. Иди отсюда, пожалуйста.
Аня молча уходит.
Кирилл Владимирович (тихо). Если бы вы… не испугались… Что вы наделали?.. (Вдруг гаерски.) Ну? (Кладет ей руку на плечо)
Ирина (тихо). Что?
Кирилл Владимирович. Остались от козлика… Бросьте! Вы просто женщина! И все! И вам приятно сейчас чувствовать себя просто женщиной!
Ирина. Кирилл Владимирович…
Кирилл Владимирович. Вам очень приятно. Ну будьте же до конца… дрянью. Едемте!
Ирина. Что вы…
Кирилл Владимирович. Вы почти согласились. Да? Если я соблюду хотя бы некоторые словесные приличия… Хорошо. Я их соблюдаю. Я не приглашаю вас со мной спать. Назовем это иначе. Я приглашаю вас на ужин вместе с завтраком. Идет? (Ласково-ласково, почти прекрасно) Дрянь!
Она дает ему пощечину
(Не изменяя тона) А все-таки прелестно чувствовать себя просто женщиной…
Входит Аня.
Кирилл Владимирович. До свиданья, Ирина Максимовна, до свиданья, молодые люди… Рожки да ножки… (Уходит)
Аня подходит к телефону набирает номер. Звонок в квартире Нечаева. Одновременно со звонком Ани входят Нечаев и Трофимов. Нечаев хотел подойти к телефону, но раздумал.