Ефремов Иван Антонович. Антология

   - А вам не кажется, что вы сделали слишком поспешный вывод? Чтобы человек сам написал о себе в карточке всю правду - в это трудно поверить.
   - Во всяком случае, мне ясно одно - вы именно тот человек, который мне нужен…
   - Ну и…
   - Человек, который мне нужен. Что же еще?
   Женщина, сжав губы, подавляет вздох и, откинувшись на спинку стула, смыкает колени. Изменение положения смягчило ее несколько угловатую фигуру.
   - Все это потому, что вы человек совсем неприспособленный… И не особенно прозорливый. Правда? Я прекрасно поняла, что вы очень чистый, наивный человек. Вот почему, основываясь только на этом…
   - Чепуха. - Мужчина подносит огонь к сигарете, зажатой в зубах женщины.
   - Вам известно, какую работу в фирме я выполняю?
   - Если верить заполненной вами карточке, исследуете косметические товары.
   - Исследую фальшь.
   Женщина первый раз от души рассмеялась. Курила она весьма умело.
   - Я не могу не питать доверия к человеку, прививающему мне чувство юмора!
   Мужчина чуть склоняет голову набок, тушит сигарету и вопросительно смотрит на женщину.
   - Вы знаете, что такое косметические товары? Для тех, кто работает в отделе рекламы, это, возможно, предметы, придающие женской коже красоту. Для нас же, работников технического отдела, - все иначе. Для нас косметические товары - это жиры и полимеры, которые не вызывают явных побочных явлений и могут дешево выпускаться в большом количестве.
   - Вы говорите ужасные вещи.
   - Вам так кажется?
   - Может быть, вы и правы, но все же… - Женщина выливает в дымящуюся пепельницу несколько ложек растаявшего мороженого. - Ваши слова оставляют какое-то неприятное чувство, это безусловно.
   - Меня же все это не особенно волнует. Я старательно занимаюсь исследованиями, не испытывая ни малейших угрызений совести. Потому-то я и не высказываю никакого недовольства по поводу смога. Вы говорите, я наивен… Я хочу, чтобы с самого начала между нами не было никакой недоговоренности. Да, я человек, знающий, что такое фальшь, человек, погрязший в этой фальши.
   - Слишком нервный вы…
   - Это я - то нервный, я, убийца?
   - Убийца?
   - Восемнадцать человек - это я точно помню. И меня ни разу не мучили по ночам кошмары.
   Женщина прикуривает, глубоко затягивается, чуть задерживает дыхание и медленно выпускает дым в потолок.
   - Значит, предложение мне делает одно из тех чудовищ, о которых пишут в еженедельниках?
   - Может быть, вас это огорчит, но чудовище - самый обыкновенный бывший солдат.
   - А-а, так это вы о воине…
   - Вы считаете, что, если убивают на войне, это вполне естественно?
   - На войне речь может идти лишь о законной обороне.
   - Только в мирное время существует такое понятие, как превышение предела необходимой обороны, то есть любую оборону обязательно снабжают, так сказать, предохранительным клапаном. А на войне нападение - лучший вид обороны. То есть война - узаконенное превышение предела необходимой обороны.
   - Я вовсе не намерена оправдывать войну.
   - Почему? А вот я, например, не собираюсь выступать против войны. Хоть я и говорю: убийца, убийца, а ведь речь-то идет о сущем пустяке - всего каких-то восемнадцать человек. К счастью или несчастью, я был простым солдатом, да и стрелял плохо. Ну ладно, поглядите-ка в окно. В этой толпе прохожих полно летчиков, артиллеристов, которые действовали в прошлом весьма успешно. А если не они сами, то их братья или дети. У кого же из этих людей повернется язык осуждать меня?
   - Ни у кого, естественно. Да и не должны осуждать.
   - По той же причине и я не осуждаю.
   - Кажется, я понимаю. Вернее, начинаю понимать, почему вы так долго оставались одиноким.
   - Я бы предпочел, чтобы вы поняли, почему я собираюсь расстаться с одинокой жизнью.
   - Мне очень хочется понять, но…
   - Я же говорю, что вы человек, который мне нужен.
   - Я не настолько самоуверенна.
   - Я в этом не сомневаюсь.
   - Мы с вами люди неприспособленные. Я прекрасно поняла, что вы легкоранимый, мягкий человек… И все-таки, почему я вам необходима - не объясните ли вы мне конкретнее и яснее. Вы согласны? Мы ведь встретились с вами, будучи людьми уже сформировавшимися…
   - Вы правы. Можно объяснить вполне конкретно. Если бы мое решение было продиктовано минутным порывом, разве стал бы я прибегать к картотеке брачной конторы? Нет, мое решение вполне конкретно. Оно так же конкретно, как вот этот стол или эта пепельница.
   - Благодарю, вы очень любезны… Но у меня угловатый подбородок - как у мужчины, некрасивые уши, а губы злые…
   - Но зато вы прекрасно разбираетесь в воспитании детей. Это, как я увидел, ваше призвание.
   - Вы действительно похожи на большого ребенка. - Женщина весело смеется. По ее виду не скажешь, что она недовольна разговором, напоминающим блуждание в лабиринте. - Но между ребенком и взрослым, похожим на ребенка, - большая разница.
   - Я говорю именно о детях. Разве вы лишены чувства долга перед детьми, которых надо спасти, вырвать ил этого мира, превращающегося под тяжестью смога в нефтеносное поле?
   Женщина сползла вниз, еще выше подняла сведенные вместе колени - поза несколько вызывающая.
   - По-моему, у вас все задатки стать верующим. Я же в бога не верю и поэтому считаю, что детей, даже нежно любимых, нужно растить в естественных условиях. Да и педагогика отрицает воспитание в стерильной среде. Во всяком случае, поскольку речь идет о замужестве, я должна в первую очередь подумать о себе.
   - Вы хотите сказать, что вас не волнует, если наши дети окажутся в самом очаге эпидемии, охватившей людей?
   - Наши дети?
   - Разумеется, именно наши дети. Я не такой альтруист, чтобы делать вам предложение ради желания усыновить чужих детей.
   - Раньте времени говорить об этом как-то странно.
   Женщина чуть проглатывает конец фразы, что, правда, очень женственно. Может быть, так выражается ее смущение. Мужчина сразу же улавливает это и говорит решительно, хотя в тоне его проскальзывают нотки растерянности:
   - Вы ошибаетесь. Я говорю о своих, уже существующих детях.
   Лицо женщины сереет.
   - Странно. Я внимательно прочла вашу карточку, в ней написано, что у вас нет детей.
   - А-а, в карточке… - Мужчина облизывает губы и смотрит в пустую чашку. - Да, в карточке действительно…
   - Вы написали неправду?
   - Никакой особой неправды там нет.
   - Вот как? Написать неправду, которая моментально обнаружится…
   - Как бы это лучше сказать?… Речь идет не о таких детях. Не о таких, о которых следует писать в карточке…
   - Тайный ребенок?
   - Пожалуй, в некотором смысле…
   - Наверно, внебрачный ребенок, которого вы пока не признали?
   - Я же вам говорю, речь идет совсем не о таких детях, которых признают или не признают.
   - Ничего не понимаю.
   - В обычном смысле они на свете не живут и включить их в жизнь тоже невозможно…
   Женщина, продолжая пристально смотреть на мужчину, чуть склоняет голову набок, лукаво улыбается, обнажая зубы, и кивает головой, будто своим мыслям:
   - Все понятно… Если вы это имеете в виду, то мне все понятно.
   - Что вам понятно?
   - Просто вы их видели во сне.
   - Да, возможно, и во сне. Но сон был наяву. Они дышат, двигают руками и ногами - сон наяву.
   - Интересно, интересно вы рассказываете…
   - Я вам уже говорил и повторяю снова: дети действительно живые. Реально существующие в биологическом смысле дети. Если вы мне не можете поверить хотя бы в этом…
   - Где они живут?
   - В моем доме, разумеется. В подвале моего дома. Я называю его подвалом, но там все оборудовано так, чтобы они не испытывали ни малейших неудобств… Это идеальное жилище, если отвлечься от того, что оно полностью изолировано от внешнего мира.
   - Интересно. Ну и дальше…
   - То, что я рассказал, не пустая болтовня.
   - Я вас слушаю вполне серьезно.
   - Детей двое. Старшему тринадцать лет, младшему недавно исполнилось девять. Но меня вот что беспокоит - станете ли вы другом этих детей, существует ли такая возможность, пусть даже самая маленькая? Разрешите мне хотя бы надеяться на это.
   - Что ж, если вы действительно этого хотите…
   - Тогда позвольте мне задать еще один вопрос… Если бы в таком положении оказались вы… Нет, я напрасно это делаю. Вопрос, имеющий подобную посылку…
   - У меня была тетя, дальняя, дальняя родственница, я, правда, не состояла с ней в кровном родстве - так вот, она держала кошек.
   - Кошек?
   - У нее было четыре поколения кошек - всего штук тридцать. И никто их никогда не видел.
   - Вы ставите меня на одну доску со своей ненормальной тетей…
   - Моя тетя вовсе не была ненормальной. Каждый день хозяин ближайшей рыбной лавки привозил ей еду для тридцати кошек. Кошки существовали на самом деле. И я ни разу в этом не усомнилась. Если кому-то это действительно необходимо, нет ничего проще, как поверить в существование тридцати кошек.
   - Да, вы несомненно человек, который мне нужен. Все же задам вам вопрос. Какое небо вы бы хотели создать для наших детей? Вместо этого, затянутого смогом…
   - Ослепительно голубое летнее небо морского побережья.
   - Почему?
   - Или, может быть, осеннее. Осень - изумительный сезон, когда уже не жарко, созревают фрукты…
   - Это нереально.
   - Вы так думаете?
   - Детям придется жить лишь вдвоем на вымершем земном шаре. Им будет не до выбора сезона. Им нужна суровая закалка, чтобы они смогли выжить, противостоять любым невзгодам.
   - И даже смогу?
   - Нет, смог и человек взаимно исключают, взаимно уничтожают друг друга. Потому-то с самого начала - правда, тут были и экономические причины - я выбрал небо пустыни.
   - Детям - пустыня, не слишком ли это жестоко?
   - Но я сделал поблизости небольшой оазис. И что, вы думаете, произошло?
   - Как что произошло?
   - Дети, точно дикие животные, по одному запаху учуяли воду.
   - Очень интересно. Вы мне не закажете чаю?
   - Может быть, попьем его у меня дома? Чаю у меня сколько угодно. И кроме того, прежде чем вы примете окончательное решение, я думаю, хорошо бы вам встретиться с детьми…
   - Когда я попаду в ваш дом, то тоже увижу небо пустыни?
   - Нет. Теперь пустыню я уничтожил. Детей я поселил в джунглях третьего ледникового периода. И потому, что там бродят динозавры, от огромных до самых маленьких, и потому, что все живое превращается в уголь и нефть, этот период имеет очень много общего с современностью.
   - В таком случае не придут ли в конце концов ваши дети к тому же, к чему пришли мы? Ведь наши предки тоже прошли когда-то через ту же самую эпоху динозавров…
   - Ошибаетесь. Моим детям не придется жить как первобытным. Мы обогащены знаниями и техникой. Кроме того, если вы окажете им помощь в учебе, процесс их развития, естественно, будет совсем иным, чем у первобытного человека.
   - А как вы объясняете детям все, что касается современности?
   - Для чего им рассказывать об этом?
   - Но ведь полностью изолировать их от внешнего мира тоже невозможно. С улицы доносятся гудки автомобилей, в дверь стучат разносчики товаров.
   - Подвал абсолютно звукоизолирован. Правда, однажды мне пришлось здорово поволноваться. Водопроводная труба, проложенная в железобетонной стене, неожиданно лопнула. И подвал стало затоплять. Пришлось детей запереть в сундуке и вызвать водопроводчика. Но дети сквозь щель все же увидели, как он работает. Я совсем растерялся. Как им объяснить, кто это?…
   - Но они видят вас, и, значит, какое-то представление о людях у них должно быть. Вряд ли водопроводчик так уж сильно поразил их воображение.
   - Нет, я им внушил, что, кроме нас троих, никаких других людей не существует.
   - И для этого вам пришлось внести коррективы в историю, да?
   - Детям я так объяснил: «Слушайте внимательно. Тот, которого вы сейчас видели, - дракон-оборотень, появившийся в образе вашего отца».
   - А-а, значит, вы все превратили в сказку?
   - Да-да, совершенно верно. Потом я сказал им, что дракон может то появляться, то исчезать… Такое объяснение весьма удобно… Взять, например, пищу. Раньше я сталкивался с огромным неудобством - невозможностью использовать продукты, подвергавшиеся какой-либо обработке. А с тех пор дракон-оборотень легко превращается во сне даже в сосиски или китайскую лапшу.
   Женщина рассмеялась, вытянула ноги и уперлась руками в колени. Скованность исчезла, она снова обрела женственность. Поза ее стала свободной, спокойной.
   - Пойдемте. Посмотрим, как там ваши дети… Руководить детьми, формировать их нужно не только во время учебы, но в какой-то мере и во время игр!…
   - Кстати, вон те, что там, кем они вам представляются? Все еще людьми?
   - Нет, драконами-оборотнями… Или скорее теми, из кого образуется нефть… А вокруг густо растут огромные кедры - первобытный лес каменноугольного периода…
   Они поднимаются. Поднимаются одновременно, словно сговорившись. Но расплачивается один мужчина. В лифте женщина мысленно сравнивает плечи мужчины со своими, находящимися почти на одном уровне, потом заглядывает ему в лицо и тихо смеется.
   Мужчина даже не улыбнулся в ответ, наоборот, прищурился и слегка придержал женщину за локоть. Оба снова выходят в смог. Даже их одежда сзади примята одинаково. Точно они уже десять лет прожили, опираясь на одну и ту же поддерживавшую их перекладину…
   Четвертая остановка на электричке, а там совсем близко - несколько минут на такси. Обычно он ездит автобусом, но сегодня, естественно, можно позволить себе такую роскошь. Дом мужчины действительно существует. Это обычный крупноблочный дом в так называемой пригородной зоне, разбитой на аккуратные участки. Даже цветом крыши он не отличается от соседних строений. Крыша железная, зеленого цвета, той же краской выкрашены и водосточные трубы. Но женщина не видит сейчас ничего, кроме того, что это реальный дом. Ей вполне достаточно, что дом существует.
   Мужчина и женщина снова сидят за столом и теперь пьют чай. Стол другой формы, чем в ресторане, но такой же шаткий, и женщина, скомкав пустую пачку сигарет, подкладывает ее под одну из ножек.
   - Что сейчас делают дети?
   - Который час? - Мужчина смотрит на ручные часы и слегка задумывается.
   - Сейчас они, вооружившись, охотятся.
   Женщина смеется и, откинувшись на спинку стула, поправляет волосы. Потом вдруг, пораженная неуютностью комнаты, говорит:
   - Вы действительно совсем, совсем одиноки.
   Мужчина оценивающе смотрит на женщину - ее участие вызывает у него теплое чувство.
   - Откровенно говоря, я бы не хотел снова возвращаться к картотеке брачной конторы. Дети, между прочим, очень ловко охотятся.
   - Какая же сегодня добыча - большая, маленькая?
   - Огромный динозавр - это определенно.
   - А дракон-оборотень их не удивит?
   - Я много рассказывал им о вас.
   - Я тоже буду послушным ребенком.
   Женщина поднимает чашку чаю на уровень глаз, будто хочет чокнуться, то же делает и мужчина, но в их движениях все еще чувствуется некоторая скованность. Может быть, оттого, что беззаботное веселье не соответствует их возрасту.
   - Но мои дети ужасно впечатлительные и поэтому…
   - Разумеется, - быстро соглашается женщина. - Сегодня я зашла на минутку. И уже собираюсь откланяться… Все должно идти своим чередом… Чтобы подготовиться к встрече со мной, детям потребуется время.
   - Нет, давайте лучше спросим самих детей. Если они ответят, что времени им не потребуется, то нет нужды тянуть понапрасну.
   - Да, конечно. - Женщина покраснела так, что на глаза навернулись слезы. - Ну что ж, спросите их. Если они проголодались, я могу приготовить еду.
   - Нет, есть им еще рано.
   - Что же я должна делать?…
   Женщина покраснела еще сильнее, но мужчина, казалось, не обратил на это никакого внимания. И, наклонившись к чашке и громко прихлебывая, сказал:
   - Ладно, спросим их сейчас же… Вот только допьем чай и спросим…
   И оба, точно птицы, уткнувшись в кормушку, сосредоточенно пьют чай. Неожиданно мужчина встает, вытирая губы тыльной стороной ладони.
   Женщина, поднявшаяся за ним, явно растеряна. Мужчина идет впереди, вслед - женщина.
   - Это кухня.
   - Ага.
   - Вот здесь ванная.
   Открыв дверь, мужчина входит в ванную комнату, выложенную кафелем; женщина покорно следует за ним.
   Войдя, она замирает. И неудивительно. В ванной часть кафеля на полу снята, и круто вниз уходит грубо сколоченная деревянная лестница.
   Женщина принужденно улыбается, надеясь на ответную улыбку ободрения. Но мужчина не улыбается. В самом деле, настоящая шутка производит большее впечатление, если при этом сохраняют серьезность.
   - Зажгите свет и прикройте, пожалуйста, дверь.
   Когда она прикрыла за собой дверь, то почувствовала, будто ей заложило уши. Нет, уши ей не заложило, просто сразу наступила гробовая тишина. Кромка двери обита толстым войлоком.
   - Там, внизу, детская.
   Женщину удержал, возможно, тон, каким это было сказано. Тон, каким мужчина произнес: «Детская»… Неуловимо загадочный, теплый и в то же время искренний и торжественный… Видимо, пока тревожиться нечего. Не исключено, что каждый дом имеет свою вот такую детскую. И она просто не в курсе дела - возможно, именно такой и должна быть настоящая детская.
   Мужчина спускается до середины лестницы и спокойно, без всяких колебаний, протягивает женщине руку.
   - Осторожно голову.
   В конце лестницы - еще одна дверь. Вся обитая войлоком, мохнатая, как шкура животного, толстая дверь. Массивный засов. Мужчина отодвигает его и открывает дверь.
   И сразу же бросаются в глаза мрачные зеленые волны… Колышущиеся темно-зеленые полосы света. Потом слышится шуршащий звук, точно по песку морского побережья тащат телеграфный столб.
   - Джунгли каменноугольного периода, - слышит она шепот мужчины. - Может быть, этот звук издает ползущий динозавр?
   - Какие огромные джунгли, а?
   - Это только кажется, эффект достигнут с помощью полупрозрачных экранов и светотени. Поэтому к ним неприменимо понятие «огромный» в прямом смысле слова.
   - Если присмотреться, видны даже кедры.
   - А вон там есть и болото. Смотрите, на его поверхности поблескивает вода.
   - И какая духота.
   - Большая часть моих заработков ушла на эту комнату… Давайте пройдем сюда.
   Неожиданно раздается вой какого-то зверя.
   - Что это?
   - Аргозавр. Один из видов хищных динозавров.
   - Как же удалось?…
   - Магнитофонная лента. Звукозапись. Конечно, по правде говоря, никому не известно, каким голосом выл динозавр. Сейчас среди сохранившихся пресмыкающихся есть ящерица-крикунья, но ее крик не имеет ничего общего с ревом дикого зверя. Он похож скорее на лягушачье кваканье. Но педагогический эффект важнее правды. В кино и телевизоре голоса чудовищ соответствуют их размерам. То, что вы сейчас слышали, записано с телевизора… О-о, по этой дороге дальше не пройти. Она проецируется на стену… Идите сюда.
   - Где же дети?
   - Сейчас они выскочат откуда-нибудь. Привыкли нападать неожиданно.
   - Ага…
   Это произошло в тот момент, когда женщина кивнула. Ветви огромного кедра слева от нее, за которым ничего не было видно, неожиданно раздвинулись, показалось ярко-голубое небо и оттуда - просто непонятно, каким чудом они там удерживались, - выглянули двое детей.
   Один, видимо, старший, целился в нее из лука. Другой, стоя рядом с ним на одном колене и жуя резинку, держал наготове стрелы для брата. Лица ужасно бледные… Или, лучше сказать, почти бесцветные, полупрозрачные… Головы кажутся какими-то мятыми - видимо, из-за неправильного ухода волосы у них свалялись, как вата.
   Мужчина в растерянности кричит, но уже поздно - первая стрела вылетела из лука. Она задела шею женщины, инстинктивно отпрянувшей назад, и издала резкий свистящий звук - точно рассекли воздух хлыстом. Разрушительная сила, беспощадность чувствовались в звуке, который издала стрела, ударившись о железобетонную стену, и это совсем не вязалось с крохотным луком в руках мальчика.
   Женщина, бежавшая сквозь полосы зеленого света, слышала крик мужчины:
   - Нельзя, что вы делаете?
   Тонкий скрипучий голос ответил ему:
   - Дракон-оборотень.
   - Да нет же, это мама. Она хочет научить вас счету.
   - Неправда, дракон-оборотень.
   Женщина захлопывает за собой мохнатую дверь, взбегает по лестнице, слыша, как рвется ее платье, выбирается из ванной и выскакивает из дому. Она замедляет бег, лишь оказавшись на улице. Теперь уж бесцветные мальчики не настигнут ее, да и гнало ее не чувство опасности или страха, совсем иное чувство. По дороге на станцию ей попались три телефонные будки, но у нее и в мыслях не было останавливаться.
   Электричка, в которой едет женщина, мчится в центр - над ним навис толстый слой смога. В вагоне много свободных мест, но она стоит, держась за поручень, и пристально смотрит в окно на пейзаж, несущийся мимо, как бесконечная лента газеты в ротационной машине. На фоне пейзажа в окне отражается ее лицо. Испуганное лицо с плотно сжатыми губами. Вдруг лицо в ужасе отшатывается. Это происходит в тот момент, когда мимо пробегают строения начальной школы. Было воскресенье, а может быть, и праздник, и поэтому детей там было очень мало - они возились в углу школьного двора. Женщина устремляет взгляд к серому небу. Смотрит на потерявшее высоту скучное, невыразительное небо. И сердце женщины бьется как обычно. Она еще крепче сжимает губы. Это единственное, что ей остается. Не нужно открывать рта, и тогда, может быть, и завтра ей удастся встретить утро, похожее на сегодняшнее. Даже если небо такое же ненастоящее, нарисованное, как в той детской.

Рэй Брэдбери
ЧЕЛОВЕК В ВОЗДУХЕ

   В год 400-й от рождества Христова сидел на троне за Великой Китайской стеной император Юань. Его страна зеленела после дождей и мирно готовилась принести урожай, а люди в этой стране хоть и не были самыми счастливыми, но не были и самыми несчастными.
   Рано утром, в первый день первой недели второго месяца после Нового года, император Юань пил чай в беседке и веером нагонял на себя теплый ветерок, когда к нему по красным и синим плиткам, выстилавшим дорожку, прибежал слуга, крича:
   - Государь, о государь, чудо!
   - Да, - ответил император, - воздух сегодня поистине восхитителен.
   - Нет, нет, чудо! - повторил слуга, кланяясь.
   - И чай приятен моим устам, и это поистине чудо.
   - Нет, не то, государь!
   - Ты хочешь сказать, взошло солнце и настает новый день. И море лазурно. Это прекраснейшее из всех чудес.
   - Государь, какой-то человек летает!
   - Как! - Император перестал обмахиваться.
   - Я видел человека в воздухе, и у него крылья, и он летает. Я услышал голос, зовущий с неба, и увидел дракона, подымающегося ввысь, и в пасти у него был человек. Дракон из бумаги и бамбука, дракон цвета солнца и травы!
   - Утро раннее, - произнес император, - и ты только что проснулся.
   - Утро раннее, но что я видел - видел. Иди, и ты увидишь тоже.
   - Садись тут со мной, - сказал император. - Выпей чаю. Если это правда, то, должно быть, очень странно увидеть, как человек летает. Нужно время, чтобы понять это, как нужно время, чтобы подготовиться к тому, что мы сейчас увидим.
   Они пили чай.
   - Государь, - сказал вдруг слуга, - только бы он не улетел!
   Император задумчиво встал.
   - Теперь можешь показать мне, что ты видел.
   Они вышли в сад, миновали травянистую лужайку и мостик, миновали рощицу и вышли на невысокий холм.
   - Вон там! - указал слуга.
   Император взглянул на небо.
   А в небе был человек, и он смеялся на такой высоте, что его смех был едва слышен; и этот человек был одет в разноцветную бумагу и тростниковый каркас, образующий крылья, и великолепный желтый хвост, и он парил высоко над землей, как величайшая птица из всех птиц, как новый дракон из древнего драконова царства.
   И человек закричал с высоты, в прохладном утреннем воздухе:
   - Я летаю, летаю!
   Слуга махнул ему рукой:
   - Мы тебя видим!
   Император Юань не шевельнулся. Он глядел на Великую Китайскую стену, только сейчас начавшую выходить из тумана среди зеленых холмов; на этого чудесного каменного змея, величаво извивающегося среди полей. На прекрасную стену, с незапамятных времен охраняющую его страну от вражеских вторжений, несчетные годы защищающую мир. Он видел город, прикорнувший у реки, и дороги, и холмы, - они уже начали пробуждаться.
   - Скажи, - обратился он к слуге, - видел ли этого летающего человека еще кто-нибудь?
   - Нет, государь, - ответил слуга; он улыбался небу и махал ему рукой.
   Еще несколько мгновений император созерцал небо, потом сказал:
   - Крикни ему, чтобы он спустился ко мне.
   Слуга сложил руки у рта и закричал:
   - Эй, спускайся, спускайся! Император хочет видеть тебя!
   Пока летающий человек спускался в утреннем ветре, император зорко оглядывал окрестности. Увидел крестьянина, прекратившего работу и глядевшего в небо, и запомнил, где крестьянин стоит.
   Зашуршала бумага, захрустел тростник, и летающий человек опустился на землю. Он гордо приблизился к императору и поклонился, хотя с его нарядом ему было неудобно кланяться.
   - Что ты сделал? - спросил его император.
   - Летал в небесах, государь, - ответил человек.
   - Что ты сделал? - повторил император.
   - Но я только что сказал, тебе! - воскликнул летавший.
   - Ты не сказал вообще ничего. - Император протянул свою тонкую руку, прикоснулся к разноцветной бумаге, к птичьему корпусу машины. От них пахло холодным ветром.
   - Разве она не прекрасна, государь?