Страница:
станции.
Оказывается, бук называется также чинарем (лермонтовская чинара - это платан, а бук в просторечье - чинарь). Буковые орешки "чинарики" содержат много масла, заменяющего прованское. Кроме того, и орехи, и каштан, и желуди - все это солидная кормовая база для местного свиноводства.
- Вы уже обратили внимание на здешних свиней - худых, легких на подъем? Для них такая комплекция очень удобна. Они все лето на подножном корму - то на прошлогодних, то на свежих желудях и орехах, то на грушах и на черешне в старых черкесских садах. С каждым месяцем фрукты созревают все в более высоких частях гор, а поэтому все выше поднимаются и свиньи. Теперь же, осенью, когда внизу созрели каштаны и желуди, животные пасутся ниже...
- А зачем у них хомуты? - перебил, не вытерпев, один из подростков, ехавших со мною в автобусе.
Энгель лишь чуть заметной гримасой выразил недовольство новым вмешательством в лекцию и ответил все тем же ласковым голосом:
- Это чтобы свинки под заборы не пролезали. Начнет рыть, а хомут-то и не пускает.
Упомянув о старых черкесских садах, Энгель начал экскурс в область истории. Можно было опасаться, что сейчас на слушателей опрокинется целый ворох столетий и династий, перечисление развалин и летописей. Но все получилось гораздо проще. История у Красной Поляны оказалась на редкость мало известной, а изученный период- совсем коротеньким, меньше столетия.
Энгель лишь мельком упомянул, что населена была долина Мзымты издревле и что люди бронзового века оставили здесь свои могильные памятники дольмены. Вероятно, заглядывали сюда и иноземные завоеватели, может быть, римляне, а возможно, и средневековые генуэзские купцы. В окрестностях Поляны есть развалины двух крепостей каменной кладки, несвойственной черкесам. Развалины эти археологами еще не изучены. Вот что известно из всей предыстории - и из античной эпохи, и из средних веков краснополянского Причерноморья. А последние столетия в этих местах были историей многолюдных горских племен - адыге, или черкесов, которые до середины прошлого века населяли обширные пространства гор Западного Кавказа.
Энгель рассказывал о ходе кавказской войны. Оказывается, в Причерноморье она продолжалась дольше, чем где-либо на Кавказе, даже после того, как в 1859 году на востоке капитулировал Шамиль. Русское командование приняло решение переселить западнокавказских горцев из их горных гнезд на равнину. Северные адыгейцы, еще в середине XVI века присоединявшиеся к России, выполнили это условие и перешли в предгорья и в сопредельную кубанскую степь (их потомки и объединены теперь в Адыгейскую автономную область). Значительная же часть горцев поддалась турецкой пропаганде и предпочла переселиться в Турцию.
Рассказав обо всем этом, Энгель снова вернулся к природе окрестностей Красной Поляны. Оказалось, что здесь и природа несла на себе печать этой истории. Горцы выселились из долины Мзымты в 1864 году. Но следы их жизни сохранились и посейчас. Это одичавшие сады да редкие исполины - священные деревья в аулищах (так теперь называют места бывших поселков). Сады можно встретить глубоко в горах, вдалеке от жилья. Туда и сейчас устремляются местные жители заготовлять черешни и груши, собирать грецкие орехи.
- На месте такого аулища возникла и Красная Поляна. Вот эти орехи на нашей турбазе - тоже свидетели старочеркесских времен.
Горы, долины, даже деревья начинали дышать историей. Чудесный мир, в котором я очутился, становился псе более емким и содержательным.
- Западный Кавказ окончательно был присоединен к России в шестидесятых годах прошлого века,- продолжал Энгель.- Неуверенными были первые попытки русских людей освоить завоеванные места. Пробовали переселять сюда только что "освобожденных" мужиков из-под Тулы, Калуги. Непривычно им было: греча-рожь не растут, земля каменистая, кусты в колючках, природа непонятная. Год-два поживут, да и давай бог ноги. Пробовали селить целые роты женатых солдат - тот же результат. Вот тогда и решено было заселять горы Западного Кавказа "инородцами". Особенно много на Черноморье хлынуло греков и армян, терпевших тогда большие притеснения в Турции.
Была в те времена у греков на Северном Кавказе под Ставрополем колония переселенцев. Написали им их родичи из Турции, со слов переселившихся туда черкесов, о том, что на Западном Кавказе пустуют замечательные поляны Мзымты. Заинтересовались греки, да и послали через горы своих ходоков взглянуть на эти поляны. Еще с перевала увидели они их вдали в буро-красных пятнах от поблекшего к осени папоротника и назвали главную из них Красной Поляной. А затем и поселились на Красной Поляне с семьями. Было это в 1878 году.
Прошло еще несколько лет. Гонимые безземельем и стремясь избавиться от гнета остзейских баронов, бродили по Руси в поисках "земли -обетованной" и ходоки эстонских крестьян. Одни из них облюбовали себе уголки на Северном Кавказе - у Минеральных Вод и под Тебердой. А другие - перевалили через Главный Кавказский хребет и выбрали себе место на соседней с греками поляне, на четыре километра выше по Мзымте. Так с 1886 года возникло там эстонское селение - Эсто-Садок. Вот и сложилось, такое необычное соседство представителей двух удаленных народов - греков с эстонцами.
Побережье в те годы было еще совсем глухим, диким, бездорожным. И эстонцы и греки поддерживали связь только с Северным Кавказом - через горы. Положение изменилось лишь в девяностых годах. Под началом генерала Анненкова по берегу "Черного моря начали строить шоссе. Голод 1891 года пригнал сюда даровую рабочую силу. Голодающие массами мерли, их заменяли другие, и шоссе от Новороссийска до Сухума, по участку которого вы сегодня ехали между Сочи и Адлером, было построено. Горькое имя "Голодного шоссе" укрепилось за ним.
Тогда-то устроитель Черноморского побережья, небезызвестный царский вельможа Абаза, решил сделать царствующему дому приятный подарок. Он вспомнил, что в горах Западного Кавказа пустуют огромные, после выселения черкесов почти незаселенные площади, прослышал, как богаты зверем горные леса (а здесь водился и такой редкий зверь, как кавказский зубр - дикий вымирающий древний бык), и решил Абаза устроить в наших лесах царский и великокняжеский охотничий заказник. А чтобы легче было царю и великим князьям добираться сюда на охоту, в 1898 году инженер Константинов построил к Красной Поляне то самое шоссе, по которому вы к нам сегодня приехали.
На горке над Красной Поляной был выстроен для царя охотничий дворец теперь в нем дом отдыха. Царь тут так и не побывал. А Красную Поляну решили сделать городом Романовском. Провели планировку этого города, вбили столб с надписью "Полицейское управление", начали распродавать участки. Потянулись сюда за царем вельможи и генералы. Печально памятные по их черным делам в 1905 году градоначальники Дубасов и Драчевский, председатель Государственной думы Хомяков, миллионер Морозов, граф Бобринскпй - много их тут было построили свои дачи в Романовске. Но ни города, ни курорта у них так и не получилось. Одним пансионатом доктора Чайковского для туберкулезных (нынешняя дача "Чайка" - часть нашей турбазы) курортное дело тогда и кончилось. Ну а потом грянула революция.
Из первой лекции Энгеля запомнился еще один эпизод - уже из времен гражданской войны. В 1920 году в Красной Поляне была Советская власть. Неожиданно с перевала в Поляну свалилась недобитая армия белого генерала Фостикова, которого чаще звали Хвостиковым. Эта банда стремилась прорваться через побережье на соединение с Врангелем. Небольшой гарнизон, находившийся в Красной Поляне, был вынужден отступить по шоссе к морю и занял оборону в узком месте ущелья Ахцу.
Мы все, конечно, прекрасно помнили страшную теснину с туннелем, сквозь которую сегодня проехали.
Теперь мы узнаем, что в свое время она была ареной трагических событий. Армия белых остановилась перед горсткой храбрецов, засевших у туннеля. Но в поселке Кепш нашелся предатель, показавший обходную тропу над туннелем, и отряд белых вышел в тыл засады. Герои были схвачены у нижнего входа в туннель (там теперь им поставлен памятник), проведены сквозь туннель и казнены тут же на шоссе.
- Вы, может быть, заметили по выезде из туннеля старую липу, нависшую над пропастью. Над корнями ее прибита мемориальная доска, рассказывающая о том, что эти корни послужили плахой двадцати восьми красноармейцам, казненным и сброшенным в пропасть бандитами Хвостикова. Лишь один из них по фамилии Гусев - чудом уцелел, выжил, пробрался к своим и сообщил обо всей этой трагедии.
Часть беседы касалась и современной жизни Поляны. Энгель рассказывал, как хорошо хозяйничают эстонцы в молодом колхозе "Эдази" (по-эстонски "Вперед") и как отстают от них краснополянские соседи, строившие в свое время все хозяйство в расчете на обслуживание дачников. История переходила в современность. При всей экзотике обстановки здесь шла своя экономическая и политическая жизнь, будничная и вместе с тем напряженная, о которой Энгель рассказывал как живой и активный ее участник. Все это было и ново и настолько разнообразно, что беседа, длившаяся почти час, не утомляла. Так бы и слушал этот певуче-рокочущий бас, словно околдовывающий, сумевший столь быстро породнить нас с Красной Поляной. И даже заключительные слова Энгеля об общественно полезном труде, который могли бы произвести туристы в помощь местным колхозам и научным организациям, прозвучали не официально, не казенно-отпугивающе, а с полной убедительностью. Разве не обязан каждый отплатить за такой рассказ всемерной помощью, на какую только способен? Было понятно, что этот старик имеет право просить помощи и работы.
Сразу же после лекции кто-то из его помощников провел запись желающих участвовать завтра в походе на Ачишхо и в сборе листьев и плодов с опытных ботанических площадок, заложенных в лесу. Надо ли говорить, что в этот список я сразу же записался.
Затем Энгель показал нам комнаты туркабинета, фактически маленького краеведческого музейчика. Кем-то любовно сделанные чучела краснополянских зверей - серп, туров, медведя. Несколько карт и схем маршрутов, фотографии. Еще во время лекции Энгель упомянул, что после революции на месте великокняжеских охот был создан Кавказский государственный заповедник. Граница его проходит совсем рядом с Красной Поляной. Это огромная (360000 гектаров) природная лаборатория, целый мир безлюдных скал, лесов, лугов и снегов, где природу изучают в девственном виде в целях охраны и обогащения флоры и фауны. Там строго - нельзя охотиться, рубить лес, жечь костры, рвать цветы. Завтрашний Ачишхо лежит уже в черте заповедника.
С лекции расходились словно очарованные. Мне не с кем было поговорить, но тем интереснее воспринимались обрывки впечатлений, которыми делились между собою слушатели:
- Да, это краевед!
- Интересно, сколько лет он изучал край?
- Главное, не сколько жить, а как любить. Сзади шли двое - их впечатления были менее поэтичны. Голос краснолицего произнес:
- Вот, говорят, старый член партии, а какими пустяками занимается, треплется, лекции читает, когда в стране пятилетка идет. Наверное, в биографии что-нибудь не так...
Я поневоле оглянулся. Что ж, нужно помнить, что рядом живут, пачкая жизнь, и такие вот - с гуттаперчевой душой, злые, ко всему подозрительные люди.
МЕНЯЛИСЬ ВЕЧЕРНИЕ КРАСКИ...
С гор совсем ушли облака. Перед ужином я долго вглядывался в манящую многовершинную Аибгу. Эта гора приковывала к себе удивительным изяществом пропорций и очертаний. Архитектор был бы счастлив, уловив такую комбинацию близких и удаленных пирамид. Пышный лесной покров прикрывал скаты. Даже вечером, когда все тени заострены, склон казался единым, сплошным; отдельные вмятины и пазы на нем почти не различались.
И на эту гору два дня пути? Невольно хотелось согласиться с краснолицым - захочу и сбегаю за снежком к завтраку.
Словно в награду за внимание к ней, Аибга одарила нас в этот вечер удивительной сменой закатных красок. По пирамидам-вершинам перебегали неуловимые, быстро меняющиеся оттенки розовых, сиреневых, лиловых тонов, все это в странных сочетаниях с пихтовой зеленью, бурыми кустами и серыми скалами. Что это? Редкое чудо, случившееся, на мое счастье, именно сегодня? Или обычна, ежедневна такая игра красок у краснополянских закатов?
Заря погасла, и надо было вернуться к своим заботам. На Ачишхо я пройдусь. Но ведь моя цель - горные озера?
Вырываю из блокнота листок и пишу на нем крупно и, как мне кажется, очень привлекательно:
"Ищу компаньонов, веселых и умных, для совершения ПОХОДА К ГОРНЫМ ОЗЕРАМ - Кардывачу и Рице. Прием заявлений еженощно, с вечера до утра, двенадцатая дача, балкончик, койка на тычке" (за сим следовала подпись).
Листок был прикноплен на доске объявлений у регистратуры.
За ужином, состоявшим из капустных голубцов с перловой ("шрапнельной") начинкой и стакана кофе, краснолицый турист и его невзрачный спутник подняли шум.
- Почему ужин плохой? Не хватает по калорийности!
На террасе появился озабоченный Энгель. Краснолицый, вставая из-за стола, уже издали на всю столовую спросил:
- Это что же, товарищ заведующий? Куда положенные нам продукты прячете? Думаете лекциями нас заговорить? А у меня не за лекцию, а за путевку деньги плачены, мясные талончики из карточки вырезаны. Соловьев баснями не кормят!
Энгель с грустью смотрел на разошедшегося грубияна.
- Ну вот что, дорогой соловей. Поете вы громко, а не знаете, что я с вашим же старостой договорился: за счет сегодняшнего ужина увеличим вам завтра мясное довольствие в сухом пайке на поход в горы. В горах важнее сытно поесть. Поэтому и ужин сегодня постный.
Краснолицый несколько осел, обмяк.
- А кто его уполномочил, нашего старосту, такие решения принимать?
- Так, наверное, вы же и уполномочили, раз выбрали старостой? Разве он не посоветовался с группой?
- Советовался, советовался,- раздались голоса.- Товарища тоже приглашали, но он не захотел обсуждать, сказал, что он в отпуске, а не заседать приехал.
Краснолицый капитулировал и, садясь на место доедать капусту, ворчал уже себе одному под нос:
- Поход, поход! А может, я и не собираюсь в этот ваш поход.
Попросить у Энгеля извинения он, конечно, и не подумал.
Вечер был темный, многозвездный. Казалось, только через океан хрусталя могут литься с неба такое мерцание, такие россыпи сияющей пыли. На веранде раздались звуки пианино...
На лесенке в полутьме одинокая девушка. Вгляделся - регистраторша. Спрашивает, что же я не танцую.
- Если бы даже умел - отложил бы такое удовольствие до Москвы. Оказаться в кои-то веки на юге, в горах - и такую звездную ночь протанцевать?
- Хорошо, что вы так думаете. Так однообразны, так повторяются эти танцующие кавалеры. Мне здесь очень скучно - подсчитываю дни до отъезда...
- А вы не здешняя?
- Москвичка, учусь, но временно прервала курс. У меня процесс в легких, вот и приехала сюда - говорят, Красная Поляна помогает туберкулезным. Но тут так сыро...
Печальная справка. Что в ответ на нее сказать?
- А в горы не ходите? Скажем, завтра на Ачишхо?
- Ой, что вы! Мне и служба и здоровье не позволяют. Я слышала, что над Красной Поляной еще лучше, чем в самой Поляне. Но я только завидую проходящим. И вам в том числе.
Так неожиданно открылось, что в счастливой Поляне есть и грустные судьбы, что можно и здесь тосковать, ждать отъезда.
Подвел ее к своему объявлению и попросил завтра, пока я буду на Ахишхо, показывать его "подходящим" туристам. В блеклом свете дальнего фонаря Нина (так звали девушку) пробежала текст объявления и неожиданно сказала:
- А это мне не нравится.
И, не дожидаясь ответа, убежала.
ПУТЬ К СОСНОВОЙ СКАЛЕ
Группа в сборе. Не досчитываемся только двоих: вчерашних смутьянов. Ходивший за ними посланец говорит, что койка краснолицего пуста, а компаньон спал и рассердился, что его разбудили.
Руководитель решительно произнес:
- Ваш опаздывающий товарищ может испортить нам весь поход. Ачишхо самое мокрое место в стране. Осадков там выпадает больше, чем в Аджаристане. С полудня гребень, как правило, закрывают облака. Мы должны подняться туда раньше, чем появится облачность, иначе пропадет все удовольствие от восхождения. Поэтому - в путь! Условимся: меня не обгонять, темп задаю я. Будем чаще останавливаться, чтобы перевести дыхание. Во время минутных остановок советую не садиться.
Гид быстро проверил, весь ли сухой паек получен, захвачены ли ножи, ложки, кружки, условился со старостой об очереди - кому нести рюкзаки с едой, а кому еще два рюкзака - с мешками для сбора каких-то материалов с опытных площадок.
Привлекательный облик - юный розовощекий блондин, взгляд, отражающий живой и острый ум, хорошо поставленная речь с четкой дикцией, ненапускная серьезность, достоинство, с которым он держится, и хозяйская уверенность в обращении с группой - все это так подкупало, что туристы легко и без возражений подчинились его воле. Чувствовалось, что у этого человека есть опыт в вождении групп по горам. И совсем не удивляло, что его, такого молодого (а он был немногим старше меня), как-то сразу и все стали называть по-взрослому, с отчеством: Георгий Владимирович.
Вот мы и в пути. Идем по улицам Красной Поляны веселой переговаривающейся гурьбой. Подъем, хоть он вначале и мало заметен, быстро делает людей менее разговорчивыми - только успевай дышать.
Георгий Владимирович остановил нас, показал на явившийся впереди зубчатый хребет и сказал:
- Вот и наш Ачишхо. Мы пойдем к самой правой из видных отсюда вершин. Вон, видите, ниже второй справа вершины светло-зеленое пятнышко среди леса. Это - поляна с камнем, ее высота - 1400 метров. Там один из наших привалов.
Признаться, я не разглядел поляну и тем более не увидел никакого камня. Склон казался однообразным, и плохо верилось, что в этой путанице лесистых лощин и отрогов можно что-то различить. Двинулись дальше, даже не заметив, что во время этой остановки дыхание успокоилось. Не дав ему вновь "разыграться", экскурсовод вскоре опять остановил нас, уже за пределами селения. На этот раз он обратил внимание на то, как вместе с нашим подъемом словно вырастает видная сзади Аибга.
Он был прав. Гора становилась более гордой, приподнималась на глазах. Особенно возносился и обособлялся средний пик, выглядывающий из-за двух передних больших пирамид. Уже можно было думать, что именно это - главная вершина пятигорья.
Для столь же кратких остановок находились все новые поводы. То это были отдельные деревья черешни, одичавших груш, грецкого ореха на старых аулищах. То предметом беседы служил упавший плод ореха еще в жестком зеленом футляре - нужно же было посоветовать не расковыривать эту кожуру пальцами: она красится стойкой, долго не смываемой коричневой краской. Показаны были и глянцевые ярко-коричневые плоды каштана, игольчатые оболочки которых напоминали маленьких ежиков. Удивило и запомнилось обещание провести нас через несколько сезонов - из лета к весне, зиме и осени. В разных высотных зонах и сезоны наступают в разное время. Пока что издали руководитель показал нам только на побуревшее криволесье и выцветшие луга выше границы леса на Аибге.
- Там,- сказал он,- уже началась осень. Но там же, пока стоят теплые дни, продолжают еще дотаивать прошлогодние снега. И вокруг этих "пятен зимы", на площадках, с которых только сегодня растает снежок, поторопятся распустить свои первые листья ранневесенние травы. Краткой будет такая весна, но все же она наступает, и сегодня вы увидите всю ее скоротечную прелесть.
Подошли к мосту через бурлящую речушку, рокот которой уже давно сопровождал нас, доносясь слева. Как идет к ее прыгающим, пенистым струям недоброе и в то же время такое ласковое название - Бешенка!
Дорога превратилась в тропу. На очередных остановках экскурсовод показал нам граб, каштан, бук, ильм, научил различать их листву. Запомнилось, например, что у граба иззубрен краешек листа, причем по более крупным зубчикам бежит мелкая иззубренность - зубчики второго порядка. Первые буки что-то не произвели впечатления.
В одном месте нам было сказано: "Вот здесь нужно держаться правых троп, чтобы не уйти на западные вершины хребта". Я взглянул на экскурсовода с уважением: как он легко ориентируется в этой чаще! Мне казалось, что тропа и до этого ветвилась уже десятки раз и что опознать место, где новые лесные развилки грозят увести путника не туда, было равносильно ясновидению... Но вскоре влево от нас действительно ответвилась торная, хорошо утоптанная скотом тропа.
Впереди громоздится крутая скала метров сто высотой. На ее серо-бурых обрывах и на верхушке видна совсем другая зелень, нежели в окружающем ярком лиственном лесу: голубовато-сизая - это зелень хвои сосен. Да и стволы не как у соседних деревьев - отсвечивают чем-то своим, красноватым.
Кто-то с ужасом спрашивает:
- И на эту скалу полезем?
- Нет, мы ее обойдем и уже очень скоро увидим ее вершину далеко внизу, у себя под ногами. В это покуда, конечно, не верится.
- Обратите внимание, как чутко растительность реагирует на изменение условий обитания. Смотрите, как пышен полог широколиственных лесов всюду, где есть изобилие влаги. А на этой отвесной трещиноватой скале вода не задерживается. Поэтому здесь ужились только сосны - как и в средней России на маловодных песках, они легче переносят сухость грунта.
Сейчас мы войдем в заповедник. Поэтому более долгий привал: усаживаемся на стволы валежника и слушаем, каким же заповедям тут полагается подчиняться.
Вот он, рядом, этот легендарный мир, где во имя науки, во имя интереса будущих поколений охраняется в нетронутом виде роскошная и обильная природа Западного Кавказа. Чем полнее будут люди использовать ее богатства, лесные и пушные, горные и водные, по соседству, тем строже надо беречь эту заповедную девственную глушь, ибо пути ее естественного развития можно полностью познать именно тут, в ограждении от всяких вмешательств человека.
Но заповедник - не просто музей, оберегаемая древность и дикость. Он полон жизни, и защищать нужно именно эту жизнь, защищать так, чтобы она плодилась и множилась. Заповедные звери под защитой закона размножаются и начинают расселяться за пределы заповедника, обогащая соседние охотничьи угодья. Значит, перед нами не только царство защиты природы, но и источник увеличения ее сокровищ.
Пересекаем границу (вывеска на стволе) с естественным, хотя и наивным ощущением, что входим в некий зоопарк, в котором из-за первых же деревьев высунутся медведи и кабаны.
ПЕРВЫЙ РАЗ НА АЧИШХО
По скользким жердочкам тропа перешла через Бешенку и сразу попала в непролазную, как и полагается быть заповедной, чащу. Это были кустарники с кожистой, лаковой вечнозеленой листвой. Руководитель назвал одни из них лавровишней (их листья по форме напоминали лавровые), другие, у которых листья длиннее и шире, с сужением к черенку,- понтийским рододендроном, третьи - с фестончато-острорезными листьями - падубом. Все это были колхидцы, представители древней пышной растительности, переждавшей невзгоды ледниковых эпох под защитой хребтов Кавказа. Да и весь лес руководитель несколько раз назвал горноколхидским.
Еще раз перешли речку. Тропинка огибает глыбы бархатно-мшистых камней и... начинает спускаться. Туристы дружно ворчат, точно их обманули: жалко терять набранную высоту. Но вот перед нами крутой склон, почти лишенный травяного покрова и весь занятый могучими пепельно-серыми колоннами. Мы попали в настоящий высокоствольный буковый лес. Такие буки уже ни с чем не спутаешь и запомнишь навек. Сколько величия, торжественной тишины, мощи, покоя!
Тропа поднимается полого, но резкими зигзагами. Крутой склон рождает понятное стремление лезть прямо, преодолевая кручу. Кое-кто из туристов, недовольный медленными обходами по загогулинам, полез было прямиком. Экскурсовод остановил группу.
- Товарищи, смотрите, как полога извилистая тропа. Так мягко трассировать тропы умели еще черкесы. Если идти по ней размеренно, подчиняясь зигзагам, то можно дойти и до гребня без особой усталости. Если же срезать углы на подъеме, как начали делать некоторые из вас, то вы утомитесь и быстро выдохнетесь.
Из этой речи я почему-то заключил, что и признаки постройки тропы (укрепленные жердями карнизы) можно считать наследием черкесских строителей. Кому еще было нужно строить такую тропу в заповедных дебрях?
Все больше ощущения высоты и воздуха под ногами. Тропа устремляется влево по косогору, и под нами, когда оглянешься на пройденный путь, распахивается такая глубь и даль, что захватывает дыхание. Вон совсем внизу поросший соснами бугорок - это и есть Сосновая скала, так недавно поражавшая нас своим величием. Вдалеке белеют домики Поляны. Еще выше и круче встала удалившаяся Аибга. Но куда девались ее великолепные пирамиды? Поднимается грубовато очерченная гряда, всего с тремя некрутыми пиками на гребне, а перед ними путается множество трудно различимых отрогов. И вовсе не понятно, какие же из них производили снизу впечатление пирамид и главного пика, так недавно выраставшего у нас на глазах?
А за Аибгой вставала гряда невидных до этого гор. Двуглавую, похожую на Эльбрус в миниатюре, только бесснежную шапку на этом хребте экскурсовод назвал экзотическим именем - Ах-Ах. Шутим, что такое удвоенное восклицание вполне подходит для выражения нашего восторга. Впрочем, вскоре на карте я прочитаю это название точнее - Ахаг. Новые пики появились и восточнее Аибги. Самый грозный из них Агепста. Мы узнали, что это не только высочайшая из вершин в окрестностях Красной Поляны, но и пик, до сих пор никем не покоренный. Неужели он так недоступен?
Оказывается, бук называется также чинарем (лермонтовская чинара - это платан, а бук в просторечье - чинарь). Буковые орешки "чинарики" содержат много масла, заменяющего прованское. Кроме того, и орехи, и каштан, и желуди - все это солидная кормовая база для местного свиноводства.
- Вы уже обратили внимание на здешних свиней - худых, легких на подъем? Для них такая комплекция очень удобна. Они все лето на подножном корму - то на прошлогодних, то на свежих желудях и орехах, то на грушах и на черешне в старых черкесских садах. С каждым месяцем фрукты созревают все в более высоких частях гор, а поэтому все выше поднимаются и свиньи. Теперь же, осенью, когда внизу созрели каштаны и желуди, животные пасутся ниже...
- А зачем у них хомуты? - перебил, не вытерпев, один из подростков, ехавших со мною в автобусе.
Энгель лишь чуть заметной гримасой выразил недовольство новым вмешательством в лекцию и ответил все тем же ласковым голосом:
- Это чтобы свинки под заборы не пролезали. Начнет рыть, а хомут-то и не пускает.
Упомянув о старых черкесских садах, Энгель начал экскурс в область истории. Можно было опасаться, что сейчас на слушателей опрокинется целый ворох столетий и династий, перечисление развалин и летописей. Но все получилось гораздо проще. История у Красной Поляны оказалась на редкость мало известной, а изученный период- совсем коротеньким, меньше столетия.
Энгель лишь мельком упомянул, что населена была долина Мзымты издревле и что люди бронзового века оставили здесь свои могильные памятники дольмены. Вероятно, заглядывали сюда и иноземные завоеватели, может быть, римляне, а возможно, и средневековые генуэзские купцы. В окрестностях Поляны есть развалины двух крепостей каменной кладки, несвойственной черкесам. Развалины эти археологами еще не изучены. Вот что известно из всей предыстории - и из античной эпохи, и из средних веков краснополянского Причерноморья. А последние столетия в этих местах были историей многолюдных горских племен - адыге, или черкесов, которые до середины прошлого века населяли обширные пространства гор Западного Кавказа.
Энгель рассказывал о ходе кавказской войны. Оказывается, в Причерноморье она продолжалась дольше, чем где-либо на Кавказе, даже после того, как в 1859 году на востоке капитулировал Шамиль. Русское командование приняло решение переселить западнокавказских горцев из их горных гнезд на равнину. Северные адыгейцы, еще в середине XVI века присоединявшиеся к России, выполнили это условие и перешли в предгорья и в сопредельную кубанскую степь (их потомки и объединены теперь в Адыгейскую автономную область). Значительная же часть горцев поддалась турецкой пропаганде и предпочла переселиться в Турцию.
Рассказав обо всем этом, Энгель снова вернулся к природе окрестностей Красной Поляны. Оказалось, что здесь и природа несла на себе печать этой истории. Горцы выселились из долины Мзымты в 1864 году. Но следы их жизни сохранились и посейчас. Это одичавшие сады да редкие исполины - священные деревья в аулищах (так теперь называют места бывших поселков). Сады можно встретить глубоко в горах, вдалеке от жилья. Туда и сейчас устремляются местные жители заготовлять черешни и груши, собирать грецкие орехи.
- На месте такого аулища возникла и Красная Поляна. Вот эти орехи на нашей турбазе - тоже свидетели старочеркесских времен.
Горы, долины, даже деревья начинали дышать историей. Чудесный мир, в котором я очутился, становился псе более емким и содержательным.
- Западный Кавказ окончательно был присоединен к России в шестидесятых годах прошлого века,- продолжал Энгель.- Неуверенными были первые попытки русских людей освоить завоеванные места. Пробовали переселять сюда только что "освобожденных" мужиков из-под Тулы, Калуги. Непривычно им было: греча-рожь не растут, земля каменистая, кусты в колючках, природа непонятная. Год-два поживут, да и давай бог ноги. Пробовали селить целые роты женатых солдат - тот же результат. Вот тогда и решено было заселять горы Западного Кавказа "инородцами". Особенно много на Черноморье хлынуло греков и армян, терпевших тогда большие притеснения в Турции.
Была в те времена у греков на Северном Кавказе под Ставрополем колония переселенцев. Написали им их родичи из Турции, со слов переселившихся туда черкесов, о том, что на Западном Кавказе пустуют замечательные поляны Мзымты. Заинтересовались греки, да и послали через горы своих ходоков взглянуть на эти поляны. Еще с перевала увидели они их вдали в буро-красных пятнах от поблекшего к осени папоротника и назвали главную из них Красной Поляной. А затем и поселились на Красной Поляне с семьями. Было это в 1878 году.
Прошло еще несколько лет. Гонимые безземельем и стремясь избавиться от гнета остзейских баронов, бродили по Руси в поисках "земли -обетованной" и ходоки эстонских крестьян. Одни из них облюбовали себе уголки на Северном Кавказе - у Минеральных Вод и под Тебердой. А другие - перевалили через Главный Кавказский хребет и выбрали себе место на соседней с греками поляне, на четыре километра выше по Мзымте. Так с 1886 года возникло там эстонское селение - Эсто-Садок. Вот и сложилось, такое необычное соседство представителей двух удаленных народов - греков с эстонцами.
Побережье в те годы было еще совсем глухим, диким, бездорожным. И эстонцы и греки поддерживали связь только с Северным Кавказом - через горы. Положение изменилось лишь в девяностых годах. Под началом генерала Анненкова по берегу "Черного моря начали строить шоссе. Голод 1891 года пригнал сюда даровую рабочую силу. Голодающие массами мерли, их заменяли другие, и шоссе от Новороссийска до Сухума, по участку которого вы сегодня ехали между Сочи и Адлером, было построено. Горькое имя "Голодного шоссе" укрепилось за ним.
Тогда-то устроитель Черноморского побережья, небезызвестный царский вельможа Абаза, решил сделать царствующему дому приятный подарок. Он вспомнил, что в горах Западного Кавказа пустуют огромные, после выселения черкесов почти незаселенные площади, прослышал, как богаты зверем горные леса (а здесь водился и такой редкий зверь, как кавказский зубр - дикий вымирающий древний бык), и решил Абаза устроить в наших лесах царский и великокняжеский охотничий заказник. А чтобы легче было царю и великим князьям добираться сюда на охоту, в 1898 году инженер Константинов построил к Красной Поляне то самое шоссе, по которому вы к нам сегодня приехали.
На горке над Красной Поляной был выстроен для царя охотничий дворец теперь в нем дом отдыха. Царь тут так и не побывал. А Красную Поляну решили сделать городом Романовском. Провели планировку этого города, вбили столб с надписью "Полицейское управление", начали распродавать участки. Потянулись сюда за царем вельможи и генералы. Печально памятные по их черным делам в 1905 году градоначальники Дубасов и Драчевский, председатель Государственной думы Хомяков, миллионер Морозов, граф Бобринскпй - много их тут было построили свои дачи в Романовске. Но ни города, ни курорта у них так и не получилось. Одним пансионатом доктора Чайковского для туберкулезных (нынешняя дача "Чайка" - часть нашей турбазы) курортное дело тогда и кончилось. Ну а потом грянула революция.
Из первой лекции Энгеля запомнился еще один эпизод - уже из времен гражданской войны. В 1920 году в Красной Поляне была Советская власть. Неожиданно с перевала в Поляну свалилась недобитая армия белого генерала Фостикова, которого чаще звали Хвостиковым. Эта банда стремилась прорваться через побережье на соединение с Врангелем. Небольшой гарнизон, находившийся в Красной Поляне, был вынужден отступить по шоссе к морю и занял оборону в узком месте ущелья Ахцу.
Мы все, конечно, прекрасно помнили страшную теснину с туннелем, сквозь которую сегодня проехали.
Теперь мы узнаем, что в свое время она была ареной трагических событий. Армия белых остановилась перед горсткой храбрецов, засевших у туннеля. Но в поселке Кепш нашелся предатель, показавший обходную тропу над туннелем, и отряд белых вышел в тыл засады. Герои были схвачены у нижнего входа в туннель (там теперь им поставлен памятник), проведены сквозь туннель и казнены тут же на шоссе.
- Вы, может быть, заметили по выезде из туннеля старую липу, нависшую над пропастью. Над корнями ее прибита мемориальная доска, рассказывающая о том, что эти корни послужили плахой двадцати восьми красноармейцам, казненным и сброшенным в пропасть бандитами Хвостикова. Лишь один из них по фамилии Гусев - чудом уцелел, выжил, пробрался к своим и сообщил обо всей этой трагедии.
Часть беседы касалась и современной жизни Поляны. Энгель рассказывал, как хорошо хозяйничают эстонцы в молодом колхозе "Эдази" (по-эстонски "Вперед") и как отстают от них краснополянские соседи, строившие в свое время все хозяйство в расчете на обслуживание дачников. История переходила в современность. При всей экзотике обстановки здесь шла своя экономическая и политическая жизнь, будничная и вместе с тем напряженная, о которой Энгель рассказывал как живой и активный ее участник. Все это было и ново и настолько разнообразно, что беседа, длившаяся почти час, не утомляла. Так бы и слушал этот певуче-рокочущий бас, словно околдовывающий, сумевший столь быстро породнить нас с Красной Поляной. И даже заключительные слова Энгеля об общественно полезном труде, который могли бы произвести туристы в помощь местным колхозам и научным организациям, прозвучали не официально, не казенно-отпугивающе, а с полной убедительностью. Разве не обязан каждый отплатить за такой рассказ всемерной помощью, на какую только способен? Было понятно, что этот старик имеет право просить помощи и работы.
Сразу же после лекции кто-то из его помощников провел запись желающих участвовать завтра в походе на Ачишхо и в сборе листьев и плодов с опытных ботанических площадок, заложенных в лесу. Надо ли говорить, что в этот список я сразу же записался.
Затем Энгель показал нам комнаты туркабинета, фактически маленького краеведческого музейчика. Кем-то любовно сделанные чучела краснополянских зверей - серп, туров, медведя. Несколько карт и схем маршрутов, фотографии. Еще во время лекции Энгель упомянул, что после революции на месте великокняжеских охот был создан Кавказский государственный заповедник. Граница его проходит совсем рядом с Красной Поляной. Это огромная (360000 гектаров) природная лаборатория, целый мир безлюдных скал, лесов, лугов и снегов, где природу изучают в девственном виде в целях охраны и обогащения флоры и фауны. Там строго - нельзя охотиться, рубить лес, жечь костры, рвать цветы. Завтрашний Ачишхо лежит уже в черте заповедника.
С лекции расходились словно очарованные. Мне не с кем было поговорить, но тем интереснее воспринимались обрывки впечатлений, которыми делились между собою слушатели:
- Да, это краевед!
- Интересно, сколько лет он изучал край?
- Главное, не сколько жить, а как любить. Сзади шли двое - их впечатления были менее поэтичны. Голос краснолицего произнес:
- Вот, говорят, старый член партии, а какими пустяками занимается, треплется, лекции читает, когда в стране пятилетка идет. Наверное, в биографии что-нибудь не так...
Я поневоле оглянулся. Что ж, нужно помнить, что рядом живут, пачкая жизнь, и такие вот - с гуттаперчевой душой, злые, ко всему подозрительные люди.
МЕНЯЛИСЬ ВЕЧЕРНИЕ КРАСКИ...
С гор совсем ушли облака. Перед ужином я долго вглядывался в манящую многовершинную Аибгу. Эта гора приковывала к себе удивительным изяществом пропорций и очертаний. Архитектор был бы счастлив, уловив такую комбинацию близких и удаленных пирамид. Пышный лесной покров прикрывал скаты. Даже вечером, когда все тени заострены, склон казался единым, сплошным; отдельные вмятины и пазы на нем почти не различались.
И на эту гору два дня пути? Невольно хотелось согласиться с краснолицым - захочу и сбегаю за снежком к завтраку.
Словно в награду за внимание к ней, Аибга одарила нас в этот вечер удивительной сменой закатных красок. По пирамидам-вершинам перебегали неуловимые, быстро меняющиеся оттенки розовых, сиреневых, лиловых тонов, все это в странных сочетаниях с пихтовой зеленью, бурыми кустами и серыми скалами. Что это? Редкое чудо, случившееся, на мое счастье, именно сегодня? Или обычна, ежедневна такая игра красок у краснополянских закатов?
Заря погасла, и надо было вернуться к своим заботам. На Ачишхо я пройдусь. Но ведь моя цель - горные озера?
Вырываю из блокнота листок и пишу на нем крупно и, как мне кажется, очень привлекательно:
"Ищу компаньонов, веселых и умных, для совершения ПОХОДА К ГОРНЫМ ОЗЕРАМ - Кардывачу и Рице. Прием заявлений еженощно, с вечера до утра, двенадцатая дача, балкончик, койка на тычке" (за сим следовала подпись).
Листок был прикноплен на доске объявлений у регистратуры.
За ужином, состоявшим из капустных голубцов с перловой ("шрапнельной") начинкой и стакана кофе, краснолицый турист и его невзрачный спутник подняли шум.
- Почему ужин плохой? Не хватает по калорийности!
На террасе появился озабоченный Энгель. Краснолицый, вставая из-за стола, уже издали на всю столовую спросил:
- Это что же, товарищ заведующий? Куда положенные нам продукты прячете? Думаете лекциями нас заговорить? А у меня не за лекцию, а за путевку деньги плачены, мясные талончики из карточки вырезаны. Соловьев баснями не кормят!
Энгель с грустью смотрел на разошедшегося грубияна.
- Ну вот что, дорогой соловей. Поете вы громко, а не знаете, что я с вашим же старостой договорился: за счет сегодняшнего ужина увеличим вам завтра мясное довольствие в сухом пайке на поход в горы. В горах важнее сытно поесть. Поэтому и ужин сегодня постный.
Краснолицый несколько осел, обмяк.
- А кто его уполномочил, нашего старосту, такие решения принимать?
- Так, наверное, вы же и уполномочили, раз выбрали старостой? Разве он не посоветовался с группой?
- Советовался, советовался,- раздались голоса.- Товарища тоже приглашали, но он не захотел обсуждать, сказал, что он в отпуске, а не заседать приехал.
Краснолицый капитулировал и, садясь на место доедать капусту, ворчал уже себе одному под нос:
- Поход, поход! А может, я и не собираюсь в этот ваш поход.
Попросить у Энгеля извинения он, конечно, и не подумал.
Вечер был темный, многозвездный. Казалось, только через океан хрусталя могут литься с неба такое мерцание, такие россыпи сияющей пыли. На веранде раздались звуки пианино...
На лесенке в полутьме одинокая девушка. Вгляделся - регистраторша. Спрашивает, что же я не танцую.
- Если бы даже умел - отложил бы такое удовольствие до Москвы. Оказаться в кои-то веки на юге, в горах - и такую звездную ночь протанцевать?
- Хорошо, что вы так думаете. Так однообразны, так повторяются эти танцующие кавалеры. Мне здесь очень скучно - подсчитываю дни до отъезда...
- А вы не здешняя?
- Москвичка, учусь, но временно прервала курс. У меня процесс в легких, вот и приехала сюда - говорят, Красная Поляна помогает туберкулезным. Но тут так сыро...
Печальная справка. Что в ответ на нее сказать?
- А в горы не ходите? Скажем, завтра на Ачишхо?
- Ой, что вы! Мне и служба и здоровье не позволяют. Я слышала, что над Красной Поляной еще лучше, чем в самой Поляне. Но я только завидую проходящим. И вам в том числе.
Так неожиданно открылось, что в счастливой Поляне есть и грустные судьбы, что можно и здесь тосковать, ждать отъезда.
Подвел ее к своему объявлению и попросил завтра, пока я буду на Ахишхо, показывать его "подходящим" туристам. В блеклом свете дальнего фонаря Нина (так звали девушку) пробежала текст объявления и неожиданно сказала:
- А это мне не нравится.
И, не дожидаясь ответа, убежала.
ПУТЬ К СОСНОВОЙ СКАЛЕ
Группа в сборе. Не досчитываемся только двоих: вчерашних смутьянов. Ходивший за ними посланец говорит, что койка краснолицего пуста, а компаньон спал и рассердился, что его разбудили.
Руководитель решительно произнес:
- Ваш опаздывающий товарищ может испортить нам весь поход. Ачишхо самое мокрое место в стране. Осадков там выпадает больше, чем в Аджаристане. С полудня гребень, как правило, закрывают облака. Мы должны подняться туда раньше, чем появится облачность, иначе пропадет все удовольствие от восхождения. Поэтому - в путь! Условимся: меня не обгонять, темп задаю я. Будем чаще останавливаться, чтобы перевести дыхание. Во время минутных остановок советую не садиться.
Гид быстро проверил, весь ли сухой паек получен, захвачены ли ножи, ложки, кружки, условился со старостой об очереди - кому нести рюкзаки с едой, а кому еще два рюкзака - с мешками для сбора каких-то материалов с опытных площадок.
Привлекательный облик - юный розовощекий блондин, взгляд, отражающий живой и острый ум, хорошо поставленная речь с четкой дикцией, ненапускная серьезность, достоинство, с которым он держится, и хозяйская уверенность в обращении с группой - все это так подкупало, что туристы легко и без возражений подчинились его воле. Чувствовалось, что у этого человека есть опыт в вождении групп по горам. И совсем не удивляло, что его, такого молодого (а он был немногим старше меня), как-то сразу и все стали называть по-взрослому, с отчеством: Георгий Владимирович.
Вот мы и в пути. Идем по улицам Красной Поляны веселой переговаривающейся гурьбой. Подъем, хоть он вначале и мало заметен, быстро делает людей менее разговорчивыми - только успевай дышать.
Георгий Владимирович остановил нас, показал на явившийся впереди зубчатый хребет и сказал:
- Вот и наш Ачишхо. Мы пойдем к самой правой из видных отсюда вершин. Вон, видите, ниже второй справа вершины светло-зеленое пятнышко среди леса. Это - поляна с камнем, ее высота - 1400 метров. Там один из наших привалов.
Признаться, я не разглядел поляну и тем более не увидел никакого камня. Склон казался однообразным, и плохо верилось, что в этой путанице лесистых лощин и отрогов можно что-то различить. Двинулись дальше, даже не заметив, что во время этой остановки дыхание успокоилось. Не дав ему вновь "разыграться", экскурсовод вскоре опять остановил нас, уже за пределами селения. На этот раз он обратил внимание на то, как вместе с нашим подъемом словно вырастает видная сзади Аибга.
Он был прав. Гора становилась более гордой, приподнималась на глазах. Особенно возносился и обособлялся средний пик, выглядывающий из-за двух передних больших пирамид. Уже можно было думать, что именно это - главная вершина пятигорья.
Для столь же кратких остановок находились все новые поводы. То это были отдельные деревья черешни, одичавших груш, грецкого ореха на старых аулищах. То предметом беседы служил упавший плод ореха еще в жестком зеленом футляре - нужно же было посоветовать не расковыривать эту кожуру пальцами: она красится стойкой, долго не смываемой коричневой краской. Показаны были и глянцевые ярко-коричневые плоды каштана, игольчатые оболочки которых напоминали маленьких ежиков. Удивило и запомнилось обещание провести нас через несколько сезонов - из лета к весне, зиме и осени. В разных высотных зонах и сезоны наступают в разное время. Пока что издали руководитель показал нам только на побуревшее криволесье и выцветшие луга выше границы леса на Аибге.
- Там,- сказал он,- уже началась осень. Но там же, пока стоят теплые дни, продолжают еще дотаивать прошлогодние снега. И вокруг этих "пятен зимы", на площадках, с которых только сегодня растает снежок, поторопятся распустить свои первые листья ранневесенние травы. Краткой будет такая весна, но все же она наступает, и сегодня вы увидите всю ее скоротечную прелесть.
Подошли к мосту через бурлящую речушку, рокот которой уже давно сопровождал нас, доносясь слева. Как идет к ее прыгающим, пенистым струям недоброе и в то же время такое ласковое название - Бешенка!
Дорога превратилась в тропу. На очередных остановках экскурсовод показал нам граб, каштан, бук, ильм, научил различать их листву. Запомнилось, например, что у граба иззубрен краешек листа, причем по более крупным зубчикам бежит мелкая иззубренность - зубчики второго порядка. Первые буки что-то не произвели впечатления.
В одном месте нам было сказано: "Вот здесь нужно держаться правых троп, чтобы не уйти на западные вершины хребта". Я взглянул на экскурсовода с уважением: как он легко ориентируется в этой чаще! Мне казалось, что тропа и до этого ветвилась уже десятки раз и что опознать место, где новые лесные развилки грозят увести путника не туда, было равносильно ясновидению... Но вскоре влево от нас действительно ответвилась торная, хорошо утоптанная скотом тропа.
Впереди громоздится крутая скала метров сто высотой. На ее серо-бурых обрывах и на верхушке видна совсем другая зелень, нежели в окружающем ярком лиственном лесу: голубовато-сизая - это зелень хвои сосен. Да и стволы не как у соседних деревьев - отсвечивают чем-то своим, красноватым.
Кто-то с ужасом спрашивает:
- И на эту скалу полезем?
- Нет, мы ее обойдем и уже очень скоро увидим ее вершину далеко внизу, у себя под ногами. В это покуда, конечно, не верится.
- Обратите внимание, как чутко растительность реагирует на изменение условий обитания. Смотрите, как пышен полог широколиственных лесов всюду, где есть изобилие влаги. А на этой отвесной трещиноватой скале вода не задерживается. Поэтому здесь ужились только сосны - как и в средней России на маловодных песках, они легче переносят сухость грунта.
Сейчас мы войдем в заповедник. Поэтому более долгий привал: усаживаемся на стволы валежника и слушаем, каким же заповедям тут полагается подчиняться.
Вот он, рядом, этот легендарный мир, где во имя науки, во имя интереса будущих поколений охраняется в нетронутом виде роскошная и обильная природа Западного Кавказа. Чем полнее будут люди использовать ее богатства, лесные и пушные, горные и водные, по соседству, тем строже надо беречь эту заповедную девственную глушь, ибо пути ее естественного развития можно полностью познать именно тут, в ограждении от всяких вмешательств человека.
Но заповедник - не просто музей, оберегаемая древность и дикость. Он полон жизни, и защищать нужно именно эту жизнь, защищать так, чтобы она плодилась и множилась. Заповедные звери под защитой закона размножаются и начинают расселяться за пределы заповедника, обогащая соседние охотничьи угодья. Значит, перед нами не только царство защиты природы, но и источник увеличения ее сокровищ.
Пересекаем границу (вывеска на стволе) с естественным, хотя и наивным ощущением, что входим в некий зоопарк, в котором из-за первых же деревьев высунутся медведи и кабаны.
ПЕРВЫЙ РАЗ НА АЧИШХО
По скользким жердочкам тропа перешла через Бешенку и сразу попала в непролазную, как и полагается быть заповедной, чащу. Это были кустарники с кожистой, лаковой вечнозеленой листвой. Руководитель назвал одни из них лавровишней (их листья по форме напоминали лавровые), другие, у которых листья длиннее и шире, с сужением к черенку,- понтийским рододендроном, третьи - с фестончато-острорезными листьями - падубом. Все это были колхидцы, представители древней пышной растительности, переждавшей невзгоды ледниковых эпох под защитой хребтов Кавказа. Да и весь лес руководитель несколько раз назвал горноколхидским.
Еще раз перешли речку. Тропинка огибает глыбы бархатно-мшистых камней и... начинает спускаться. Туристы дружно ворчат, точно их обманули: жалко терять набранную высоту. Но вот перед нами крутой склон, почти лишенный травяного покрова и весь занятый могучими пепельно-серыми колоннами. Мы попали в настоящий высокоствольный буковый лес. Такие буки уже ни с чем не спутаешь и запомнишь навек. Сколько величия, торжественной тишины, мощи, покоя!
Тропа поднимается полого, но резкими зигзагами. Крутой склон рождает понятное стремление лезть прямо, преодолевая кручу. Кое-кто из туристов, недовольный медленными обходами по загогулинам, полез было прямиком. Экскурсовод остановил группу.
- Товарищи, смотрите, как полога извилистая тропа. Так мягко трассировать тропы умели еще черкесы. Если идти по ней размеренно, подчиняясь зигзагам, то можно дойти и до гребня без особой усталости. Если же срезать углы на подъеме, как начали делать некоторые из вас, то вы утомитесь и быстро выдохнетесь.
Из этой речи я почему-то заключил, что и признаки постройки тропы (укрепленные жердями карнизы) можно считать наследием черкесских строителей. Кому еще было нужно строить такую тропу в заповедных дебрях?
Все больше ощущения высоты и воздуха под ногами. Тропа устремляется влево по косогору, и под нами, когда оглянешься на пройденный путь, распахивается такая глубь и даль, что захватывает дыхание. Вон совсем внизу поросший соснами бугорок - это и есть Сосновая скала, так недавно поражавшая нас своим величием. Вдалеке белеют домики Поляны. Еще выше и круче встала удалившаяся Аибга. Но куда девались ее великолепные пирамиды? Поднимается грубовато очерченная гряда, всего с тремя некрутыми пиками на гребне, а перед ними путается множество трудно различимых отрогов. И вовсе не понятно, какие же из них производили снизу впечатление пирамид и главного пика, так недавно выраставшего у нас на глазах?
А за Аибгой вставала гряда невидных до этого гор. Двуглавую, похожую на Эльбрус в миниатюре, только бесснежную шапку на этом хребте экскурсовод назвал экзотическим именем - Ах-Ах. Шутим, что такое удвоенное восклицание вполне подходит для выражения нашего восторга. Впрочем, вскоре на карте я прочитаю это название точнее - Ахаг. Новые пики появились и восточнее Аибги. Самый грозный из них Агепста. Мы узнали, что это не только высочайшая из вершин в окрестностях Красной Поляны, но и пик, до сих пор никем не покоренный. Неужели он так недоступен?