Страница:
- Веселее костер!
Хорошо, что Володя притащил много сушняка. Кто знает, пусть зверь и примолк, не будет ли он нас сторожить? Каково было бы уходить от костра в ночную тьму искать новые коряги на топливо? Бросающий в дрожь сиплый рык мог раздаться в любое мгновение снова.
Костер пылал, и в его свете окружающая тьма сгущалась в непроницаемые стены. Разглядеть зверя, если бы
он даже и вышел из кустов, было немыслимо. Мы еще с полчаса прождали появления зловещего гостя, а потом принялись уплетать жидкую гречневую кашицу, сваренную на настое из буковой листвы. Каша все же получилась съедобная.
Как быть дальше? Мы достаточно измучены подъемом и могли бы непробудно заснуть тут же. Но спать, прослушав такую басистую колыбельную хищника? Решаем по очереди дежурить у костра для поддержания хотя бы скромного огня. Первым бодрствует Володя, а мы с Наташей быстро проваливаемся в глубокий сон. Показалось, что через две минуты, а на самом деле через два часа Володя разбудил меня и, улегшись сам, немедленно захрапел.
Друзья спят. Таинственный ночной лес. Черный мир и в центре его этот единственный огонек. Где-то бродит или притаился в засаде неведомый облаявший нас зверь. Экономно подбрасываю в костер сушняк, его должно хватить до рассвета. Решаю на досуге перезарядить фотокассеты и лезу в карман рюкзака. Что это? Книжка. Фу, как нелепо! Идем в такой трудный поход и не разгрузили рюкзак от лишней тяжести - тащим с собою целую книгу...
Это оказался Пришвин - "Жень-шень" и еще несколько рассказов - чтение для такой обстановки вполне подходящее. Справившись с кассетой и поддав огонька, погружаюсь в описание дальневосточного леса, его зверей и ручьев. Как кстати, вот место, где рассказывается о барсе, о том, что этот зверь обманывает охотника и сам следует по его стопам. Не окажемся ли и мы назавтра в таком положении, что обрычавший нас барс пустится нас же сопровождать?
Уже начинало светать, когда я разбудил Наташу дежурить и показал ей в назидание соответствующие строки Пришвина о барсе. Еще через два часа все мы были уже на ногах, доели вчерашнюю кашу и вновь пошли на подъем. Иногда оглядывались - не сопровождает ли нас зверь по пришвинскому рецепту. Выйдя на луга, окончательно убедились, что "конвоя" нет. У первых же снежных пятнышек утолили жажду.
Не буду описывать новых непривычных поворотов, в которых с лугов Ассары открылись нам уже знакомые панорамы, выявляя то тут, то там не распознанные нами ранее детали - пазы дополнительных лощин, изгибы хребтов, положение лесных полянок. Гораздо больше нового обещал гребень, с которого должен был открыться северный склон.
Его кручи разверзлись перед нами, и мы снова почувствовали себя в роли открывателей нового, неизведанного. Это был мир ледников, озер и вершин, опять, как и на Кардываче и на Рице, ничего общего не имевший с изображенным на карте. Сомнений не было: топографы девяностых годов, создавшие в остальном великолепную одноверстную карту Кавказа, просто не побывали в этих местах и заполнили оставшиеся белые пятна вымышленным рельефом.
Мне уже с Ачишхо десятки раз приходилось наблюдать поднимающуюся над Ассарой вершину, похожую на крупный зуб. На карте она была показана торчащей на главном гребне - значит, ее наносили, глядя с Ачишхо. Но однажды я увидел от метеостанции, как облака залегли между Ассарой и этой вершиной, подчеркнув, что она расположена за Ассарой, севернее, обособленно от нее. Не тот же ли пик мы видели с Чугуша? Конечно, именно его. А теперь нам было видно, что гребень, на котором мы стояли, отделялся от одинокого пика обширным луговым трогом - явным седлом древнего переметного ледника. Таким образом, и этот пик был останцом ледникового обтекания. Его пришлось сместить на карте почти на километр к северо-востоку с главного гребня, а на дне трога обозначить скромное древнеледниковое озеро.
Мы первые находим место безыменному пику на уточненной карте и определяем его высоту приблизительно в 2800 метров*. Разве не наше право предложить и имя этой вершине?
С нами в рюкзаке путешествует томик Пришвина; его мы читали ночью у костра, переживая соседство с барсом... - Давайте назовем эту "сдвинутую" нами вершину именем Пришвина!
Хорошая идея. Именно в заповеднике должна красоваться гора, носящая имя этого певца природы, поэта лесов и оленей, ручьев и света... Пик Пришвина. Озеро Пришвина...
На северных склонах Ассары находим еще несколько непоказанных на карте ледников. Но особое наше внимание
* Позднее точные измерения дали здесь отметку 2784 метра.
привлекает одна долина восточного склона - неожиданно глубокая, троговая, с чудесным луговым цирком наверху. Это долина безыменного правого притока Лауры. С нее удивительно ясно просматривается весь Псекохо и тропа Бзерпинского карниза. Прямо на нас смотрит дико обрывистый фас горы Перевальной, а под ним видны трущобы дзитакского истока Лауры. Над всем этим в странно косом повороте громоздятся все известные нам Псеашхи. Картина страшная по обилию неприступных круч. Так новы углы зрения на уже знакомые горы, так доказательны разгадки некоторых сложных узлов. Вряд ли с какой-нибудь иной точки стало бы настолько ясно, как происходил перехват Озерной долины Дзитаку ручьями бассейна Лауры.
Метров на двести ниже гребня находим удобную нишу в камнях и укрываем ее палаточным пологом. До леса сотни метров спуска. Поэтому разжигаем смолистый рододендроновый сушняк. Он горит с треском. Брызги смолы рассыпаются, как бенгальские блестки.
Под нами глуби и кручи бассейна Лауры. Кем и когда занесено сюда это, столь по-латински, по-западноевропейски звучащее слово? Не эстонцы ли его принесли? Нет. На военной карте 1864 года, то есть задолго до прихода сюда эстонцев, среди всех старочеркесских "Ачишхо", "Аишха" и "Псеашхо" именно эта река называлась Лаурой. Но созорничал ли какой офицер, составлявший карту,- взял да и написал тут имя своей возлюбленной или героини из литературы?..
Лаура. Предмет мечтаний и вдохновенных сонетов Петрарки. Я помню гравюру, где среди диковатого горного ландшафта идет озаренная сиянием девушка в белых одеждах - Лаура, а к ней молитвенно простирает руки одетый в черное - в плащ ли, в рясу ли - влюбленный Петрарка...
Нам в своих полевых записях предстоит десятки раз упоминать этот цирк и выводящую из него безыменную троговую долину притока Лауры. Исследователи часто применяют в таких случаях временные, ни к чему не обязывающие названия; подчас эти названия бывают и шуточные, без претензии на их введение в географию - вроде "балки Промокательной", "лощины Потерянного ножа" и тому подобных.
Безыменный приток стремится к Лауре. Петрарка простирает руки к Лауре. Как бы он был счастлив, узнав, что имя его стало рекой, вечно текущей к Лауре! Река Петрарка, долина Петрарки. Условное название появилось и укоренилось в наших полевых дневниках.
Вечер в цирке Петрарки. Псеашхо окутан причудливо сгруженными, поминутно перегруппировывающимися облаками. Они располагаются в пять-шесть планов, шторами, у каждой свои отсветы карминных, алых, лиловых тонов. Лучи закатного солнца проходят между этими кулисами и посылают к Псеашхо лишь отдельные пучки света, словно розовые кинжалы.
Так только в театре бывает, когда прожекторы по воле перестаравшихся светотехников заставляют светиться различными красками разные планы сцены. Им не веришь, нагромождение тонов кажется неправдоподобным, раздражает. Но тут была не сцена, а неподдельная жизнь. Цвела феерия красок, изумляла и их многоплановость и поминутная смена, происходившая вместе со смещениями облаков.
Мы уже видели сотни горных закатов. Можно ли было предположить, что природа еще способна нас так ошеломить?
ПИК ПСИХ
Утром в путь по гребню. В вершине цирка Петрарки на главном водоразделе поднимается еще один пик, явно более высокий, чем обозначенная на карте Ассара. Ее высота 2631 метр, а этот ее сосед достигает, по нашим измерениям, почти 2700 метров *.
Взбираюсь на вершину раньше спутников. Передо мною метрах в пяти возникает остолбеневший круторогий тур. Смотрим друг на друга в упор. Он гневно топает передней ногой, свистит и одним броском с поворотом в воздухе скрывается под обрывом. Оттуда дробным горохом застучали камни - это поскакал спугнутый сигналом сторожевого козла табунок голов на двадцать.
Вершина видная, строим на ней каменный тур (башенку) и вкладываем в щель сообщение о том, что именуем ее в своих записях пиком Геоморфологов. На северном склоне пика видим и описываем еще один ненанесенный на карту ледничок.
* Точная отметка 2673 метра.
Трогаемся в путь дальше по хребту. Спуск становится псе более крутым и наконец таким, что с нашими тяжелыми рюкзаками мы уже не можем сдержать равновесия. Снимаю рюкзак и отправляюсь на разведку налегке. Едва вишу на отвесных уступах и без груза. Торчащий перед нами крутой и острый, как игла, жандарм не только преграждает нам дальнейший путь по гребню, но не дает преодолеть этот участок и в обход. У жандарма и с боков отвесы по сорок, по семьдесят метров - такие без высокой альпинисткой техники не преодолеешь. Смешанное чувство восхищения и ужаса перед разверзшимися пропастями. Бессилие, обида, что так нелепо срывается наше намерение пройти гребнем через гору Воробьева * к Псеашхо.
Возвращаюсь к Володе с Наташей. Всматриваемся в зубцы, видные за первым жандармом, и убеждаемся, что было легкомыслием планировать и дальнейший путь по этому гребню. Острым топором, который поставлен вверх лезвием, выглядит отсюда темно-серая трапеция горы Воробьева. Возможности обойти ее нет ни справа, ни слева. Предлагаю вернуться и считать маршрут несостоявшимся.
Настроение падает. Кручи, над которыми мы висим, кажутся теперь еще страшнее, а наши движения становятся все менее уверенными. Как тянет вниз, как качает человека двухпудовый рюкзак, как лишает равновесия... Вынуждены двигаться на четвереньках, напрягая волю, чтобы не поддаться деморализации. Метров пятьдесят тяжелого скального подъема.
Разве путь стал опаснее? Ведь сумели пройти здесь на спуск, а это еще труднее, и, однако, шли, как люди, на двух ногах. Так размагничивает и демобилизует неудача, так легко потерять себя в опасном положении.
Выбираюсь на пологое плечо. С облегчением сбрасываю рюкзак и сажусь, переводя дыхание. Можно снова чувствовать себя человеком. Рядом улыбается тоже снявшая рюкзак Наташа. Как легко дышится после перенесенного нервного напряжения!
Оглядываемся. По совсем ровной площадке по-прежнему на четвереньках ползет нервно дрожащий Володя. Падать уже давно некуда, но он все еще судорожно цепляется руками за камни, ощупывает их прочность, тяжело
* Названа по имени геолога, погибшего на северном леднике этой горы в 1906 году.
дышит и произносит отрывистые проклятия в адрес любого шаткого осколка.
- Володя, что с тобой? Вставай, уже не страшно!
Он посылает нас к черту - никогда еще такого не было - и продолжает ползти, нисколько не заботясь о сохранении человеческого облика. Господи, что это с ним? Решаемся повысить голос и просто прикрикнуть, чтобы взял себя в руки - ведь этак можно распустить себя до полного нервного расстройства.
Окрик действует - спутник садится и решается снять рюкзак. Физическая разгрузка успокаивает и психику.
Постепенно Володя перестает дрожать и уже минут через пять, все еще смущенный, шутит вместе с нами насчет своего и общего нашего "психования"...
С досадой смотрим на жандарм, преградивший нам путь. Что мы в силах сделать, кроме как обозначить его на исправляемой карте и в отместку как-нибудь похуже обозвать? Наносим к северо-востоку от пика Геоморфологов маленький треугольничек и пишем около него: пик Псих...
*
Идем обратно. На узел Ассары и отрога, по которому идет тропа, выйдет всякий, кто будет подниматься на этот хребет. Решаем оставить здесь свой след. Строим еще один каменный тур и вкладываем в него жестяную коробочку из-под бульонных кубиков. В ней длинная записка, в которой сказано о проведенной нами работе, о глазомерных исправлениях карты, о новых ледниках, о пике Пришвина и пике Геоморфологов. Чтобы не было недоумения, на оба пика указаны компасные направления (азимуты). Не удержались и написали о том, что в своих записях условно назвали приток Лауры Петраркой. В конце записки порекомендовали свое лагерное место с каменной нишей, дали и на него азимут, примерное количество шагов. Упомянули, что в нише оставлена сухая растопка, спички, соль и крупа.
Спуск прошел быстро. Барс так и не встретился. В одном месте из-под наших ног в панике выкатился мячом небольшой темно-коричневый кабан.
В караулке рассказываем наблюдателям о слышанном голосе зверя. Нас утверждают в уверенности, что мы слышали именно барса.
СВИДАНИЕ С ОРЛОМ
Делаем еще одну попытку пройти в верховья Лауры. До устья Бзерпи, оказывается, есть хорошая тропа. В устье балаган - лагерек охраны. Здесь ночуем и отпускаем лошадь - Георгиади поведет ее назад к Ачипсе и по главной тропе заповедника пойдет в Холодный лагерь, где и дождется нас.
Ночь теплая, звездная, напоенная рокотом Лауры, которому вторит более скромное воркование маленькой Бзерпи. На дне долин у ночи свои краски, свои запахи. Сколько звезд - море неподвижных, а есть и падающие: вон просыпался целый сноп блесток - метеорный дождь. А это что за порхающие искры? Летающими звездами полон весь лес - они возникают, перемещаются, гаснут. Погнаться, схватить? 'В руке трепещет крохотный жучок-светляк с сияющим брюшком-лампочкой... Идем за водой, и вдоль тропы с обеих сторон, словно выстроившись в пары, движутся мигающие светлячки, целое факельное шествие.
Отсюда делимся на два подотряда. Мы с Володей отправляемся вверх по Лауре, чтобы подняться по ее дзитакскому истоку в Озерную долину Дзитаку. Наташа с присоединившимся к нам туристом - моим старым другом Игорем Стрекозовым - поднимется без тропы вверх по Бзерпи, чтобы распознать, до какого места спускался по этой долине язык переметного Прауруштенского ледника. Игорь немало путешествовал по краснополянским горам, так что на него положиться можно, как, впрочем, и на Наташу - она уже вполне освоилась с ориентировкой в горах. Это ее первый вполне самостоятельный маршрут. Наташа и взволнована и обрадована. Она сама ведет человека по бездорожной дикой долине и будет ее исследовать.
Нам говорили, что вверх по Лауре от устья Бзерпи шла когда-то малозаметная охотничья тропа. Видимо, она так заросла, что мы не смогли обнаружить никаких ее признаков. Вынужденные ломиться по целине, воевать на крутейшем склоне с дикими зарослями понтийского рододендрона- с "рододой", мы прошли за день только два километра. На следующий день добрались до бурной речки, текущей с массива горы Перевальной, и у ее устья убедились, что дальше прирусловые теснины Лауры тоже неприступны. Решили выбираться наверх.
По дикой "рододе" поднимаемся на гребень отрога горы Перевальной. Долгий лесной подъем гребнем оказывается нетрудным. Видны старые заплывшие зарубки - значит, здесь бывали охотники. Выходим на верхнегорные луга против Бзерпинского карниза. Луговой отрог, на котором мы оказались, великолепно, всем своим фасом виден из Красной Поляны. Вот и она видна нам - с которого уже это - с двадцатого, с тридцатого "бельведера"?
Сидим, отдыхаем, любуясь подвластным нам горным простором, в котором одна Лаура осталась вызывающе непокорной. Картируем краснополянский склон Перевальной.
Над нами кружится орел. Спускается все ниже, ниже, он уже в тридцати, в двадцати метрах от нас. Как величава эта грозная птица в полете при полном размахе крыльев - совсем не то, что сидячие фигуры, нахохлившиеся на нашестах зоопарка, точно куры. Говорят, что орлы осмеливаются нападать на турят...
Орел делает еще круг и пролетает дерзко и гордо в двух метрах от нас мы даже приготовились к обороне геологическими молотками. Казалось, что может сделать с двумя мужчинами какая-то птица? Сам помню, с каким недоверием читал в "Детях капитана Гранта" о нападении кондора на человека... Но встретив взгляд хищника глаза в глаза, мы ощутили невольную дрожь. Таким гордым презрением, такой открытой ненавистью врага горели орлиные очи, устремленные на непрошеных гостей, таким могучим себя он чувствовал в своей стихии - словно примерялся, откуда на нас напасть...
Мы подались вперед, навстречу приближавшейся птице, и, может быть, это повлияло на ее решимость. Орел сделал вид, что больше не интересуется нами, и величаво уплыл к вершине Перевальной, не оглядываясь.
ДРЕЙФУЮЩИЕ ПАЛАТКИ
Спустились в Перевальную долину как раз в час, когда по ней вереницею поползли облака. К только что отстроенному коттеджу - новому Холодному лагерю - подходили, скрытые плотным туманом. Наташа и Игорь с хохотом выбежали нам навстречу. Оказывается, туристы, их случайные соседи по приюту, приняли нас с Володей, появившихся из густого тумана, за медведей. Оглядев нас, друзья смеются еще больше: и мои и Володины брюки изодраны об "рододу" в ленты. Штанины ниже колен держатся лишь на узелках-завязочках из тесьмовидных лохмотьев. Запасные брюки приедут только к вечеру во вьюке с Георгиади - приходится щеголять в таких оперных рубищах при посторонних туристах...
Через полчаса одни из них, инженер Шура Беликов, отозвав Наташу в сторону, укоризненно спросил:
- Что же это вы так плохо одеваете своих рабочих?
Этот вопрос послужил началом веселой и долгой дружбы с хорошим человеком. Инженер из Заполярья, он заслужил себе, как полагалось полярникам, полугодовой отпуск и рассчитывал объездить за этот срок полстраны - все курорты, десятки городов... Четыре месяца подобных разъездов были уже позади, но на пути ему попадаемся мы и странствующий с нами инженер отпускник Игорь Стрекозов, предпочитающий такой отдых любым путевкам. Шура с интересом слушает рассказы Наташи - как они шли с Игорем без троп руслом Бзерпи, как замерили высоту конца молодого трога... В отличие от нас с Володей, не пробившихся снизу в Озерную долину Дзитаку, Наташа выполнила свою программу.
Шура с двумя случайными спутниками только что вернулся с ледника.
- Видел ли туров?
- Нет, какие там туры...
Наташа торжествующе выводит Шуру за угол дома и показывает на склон Дзитаку. Сегодня и без бинокля туры видны прямо от лагеря. Пожалуй, и правда, что это все те же самые туры, показанные нам Сашей в день встречи с пятью медведями.
Шура задумался. На какие еще курорты, в какие города ему стремиться? Не провести ли ему остаток отпуска с нами, не пересечь ли по Малой Лабе весь заповедник? Так на целых полтора месяца мы приобрели еще одного спутника и помощника.
Теперь мы ставим рядом две палатки. Когда Георгиади отлучается за продуктами, мы, уходя в маршруты, оставляем имущество без людей. На эти случаи пришпиливаем вывеску: "Палатка дрейфующей геоморфологической экспедиции - вход воспрещен" и рисуем хихикающий череп с двумя косточками крест-накрест. Это было время дрейфа первой станции "Северный полюс", и дрейфующая палатка папанинцев часто фигурировала в газетах. Поэтому и наши друзья обеспечили свою палатку вывеской: "Дрейфующий санаторий для тяжело здоровых"...
Симбиоз исследователей и туристов был удобен для обеих сторон. Мы проводили спутников в интереснейшие места, а они брали на себя часть обязанностей по бытовому устройству - по заготовке дров, по варке пищи в общем котле, оставляя нам больше времени для вечерних и утренних записей в дневниках.
Наши палатки белеют то на Каменной поляне, то у озер Дзитаку. Осуществилась моя давняя мечта - мы прошли в обход Скального Замка по переметному леднику. Лазили и на гору Мраморную, что поднимается над лагерем и одноименным водопадом, и на Перевальную, и трудно сказать, откуда полнее и краше просматривался Псеашхо - все эти хребты, как и соседи Агепсты, представляли собою превосходные бельэтажи для рассматривания нашего великана.
А как хорош был маршрут в Озерную долину Дзитаку, в эту удивительно низкую выемку на главном водоразделе Кавказа. Высота ее почти на сто метров ниже перевала Псеашхо, и в ней тоже пересекаешь водораздел незаметно, идя по единой долине... На пологом луговом дне этой долины расплескано несколько серо-зеленых озер. Древнеледниковые ванночки, подпруженные моренными валиками. Но неожиданно это пологое дно долины обрывается дикими кручами к бассейну Лауры. Там буйствует непроницаемое криволесье. Понятно, почему не здесь, а через перевал Псеашхо прошла главная перевальная тропа. Как ни крут склон над Бзерпи, а все же прорубить Бзерпинский карниз по луговому склону было легче, чем здесь, в трущобах дзитакского истока Лауры. Мы уже видели Озерную долину Дзитаку из цирка Петрарки. У этой долины и в сегодняшнем облике и в прошлом много общего с Перевальной долиной Псеашхо. Там существовал Прауруштенский, а здесь Прадзитакский ледник.
Притоки Лауры подобрались верховьями к трогу, изваянному этим ледником, и перегрызли борт долины, украв себе прадзитакские воды. Далеко под вершиной Дзитаку виден цирк, повисший над такими же страшными оврагами. Не верховье ли это Прадзитакского трога, не откушенная ли его "голова"?
А пики горы Перевальной? Монотонная луговая гряда, выглядящая из Красной Поляны всего лишь ничего не обещающим пьедесталом Псеашхо,- какие с нее разверзлись бездны! Отсюда же великолепно просматривалась Красная Поляна. На гребне Перевальной пасся табун туров - ведь это значило, что в хорошую подзорную трубу туров можно видеть прямо с улиц. Красной Поляны!
Но все меркло перед тем, что нам предстояло. Мы совершили долгожданное восхождение на самую вершину Южного Псеашхо!
МЕДВЕДЬ-АЛЬПИНИСТ
На сей раз мы разделились иначе - Володя отправляется с друзьями на Дзитаку, а мы с Наташей на Южный Псеашхо. Выходим с вечера, захватив с собою минимум вещей, сворачиваем в долину Пслуха и ночуем прямо у тропы перед каньоном его Первого притока. На рассвете вскакиваем, ежась от холода, и оставляем свои монатки прямо на тропке, положив на них записочку: "Имущество геоморфологической экспедиции. Просьба к медведям: не трогать". Мы почти уверены, что никто из людей на эту тропу не забредет.
Краевед Берсенев, опять отдыхавший этим летом на Краснополянской турбазе, учил нас, что на пик нужно идти от перевала Псеашхо по левому берегу Пслуха и его второму притоку. Но в верховьях первого притока на карте показан ледничок - самый западный из ледников южного склона Кавказа. Не пойти ли вдоль первого притока?
Мысленно я представлял себе эти притоки как какие-то два ручейка, текущие из-под Псеашхо. Но к нашему удивлению, влево от Пслуха открылся обширный, поднимающийся под самую вершину трог, а по дну этого трога змеею извивался глубокий (метров семьдесят) каньон. В нем клокотал бешеный поток. Это и был первый приток Пслуха. Один такой каньон мог бы служить целью специального путешествия! Тропинка спускалась карнизными зигзагами на самое его дно.
Не успели мы сделать и сотни шагов вверх по днищу трога над каньоном, как наткнулись на совсем свежий след медведя. Куча иззелена-черного помета еще испускала пар на холодном рассветном воздухе. След в виде примятой травы уходил вверх. Луговина вскоре привела нас к снежнику, на котором мы снова увидели свежие следы - на этот раз отпечатки огромных лап. Медведь определенно вел себя как наш попутчик и даже проводник.
Все круче ступени долины. Не раз останавливаемся в раздумье - правее или левее выбрать подъем. Выбираем правый путь и на ближайшем же снежнике убеждаемся, что и медведь выбрал эту дорогу. И правильно сделал - с высоты следующего уступа нам становится видно, насколько труднее оказался бы левый путь. Миша неплохо знал подступы к пику. При следующем сомнении мы прямо доверились медвежьему следу и не ошиблись: опять перед нами был легчайший вариант подъема.
Пришлось на некоторое время забыть о медведе и заняться ледничком. Я не без удивления понял, что Пслухский ледник и есть то самое белое пятнышко на трапециевидном Южном Псеашхо, которое делает эту вершину похожей на белую палатку. Сколько раз мы любовались этой трапецией, этим снегом и не знали, что смотрим на ледник! Открытия даже в пейзаже, видном из Красной Поляны!
Надо перебраться с ледника на скальный грунт. По всем правилам геоморфологии, ледник оказывается отделен от скал краевой трещиной, так называемым бергшрундом. Масса льда отрывается, отседает от прилегающих скал. Местами над бергшрундом нависают предательские козырьки из снега - кажется, вот тут-то и легче перейти по снежному мостику с фирна на скалу. Но соблазн может оказаться роковым - козырьки легко обваливаются. Мы так привыкли работать вне ледников, что ходим, не связанные веревкой. Больше того, в поисках пути через бергшрунд непростительно расходимся и ищем переход каждый самостоятельно. Пока из виду друг друга не теряли, все шло хорошо. Но вот я нащупал глазами и ногами достаточно прочный козырек снега, который отделялся от скалы менее чем метровой трещиной. Шагаю на скальный грунт, и выступ скалы скрывает меня от Наташи. Трачу минуты три на то, чтобы вскарабкаться на утес, вылезаю, вижу весь ледник, и - сердце у меня словно падает. Ни на льду, ни на соседних скалах Наташи нет. Провалилась в бергшрунд? Упала вниз по леднику? Даже на громкий крик нет ответа. Где можно прыгаю, а нужно ползу по скалам к месту, где она только что находилась. Пропавшая появляется из бергшрунда целехонька. Нашла участок с плотным примыканием фирна к скале и спустилась в бергшрунд на глубину метра в три.
Хорошо, что Володя притащил много сушняка. Кто знает, пусть зверь и примолк, не будет ли он нас сторожить? Каково было бы уходить от костра в ночную тьму искать новые коряги на топливо? Бросающий в дрожь сиплый рык мог раздаться в любое мгновение снова.
Костер пылал, и в его свете окружающая тьма сгущалась в непроницаемые стены. Разглядеть зверя, если бы
он даже и вышел из кустов, было немыслимо. Мы еще с полчаса прождали появления зловещего гостя, а потом принялись уплетать жидкую гречневую кашицу, сваренную на настое из буковой листвы. Каша все же получилась съедобная.
Как быть дальше? Мы достаточно измучены подъемом и могли бы непробудно заснуть тут же. Но спать, прослушав такую басистую колыбельную хищника? Решаем по очереди дежурить у костра для поддержания хотя бы скромного огня. Первым бодрствует Володя, а мы с Наташей быстро проваливаемся в глубокий сон. Показалось, что через две минуты, а на самом деле через два часа Володя разбудил меня и, улегшись сам, немедленно захрапел.
Друзья спят. Таинственный ночной лес. Черный мир и в центре его этот единственный огонек. Где-то бродит или притаился в засаде неведомый облаявший нас зверь. Экономно подбрасываю в костер сушняк, его должно хватить до рассвета. Решаю на досуге перезарядить фотокассеты и лезу в карман рюкзака. Что это? Книжка. Фу, как нелепо! Идем в такой трудный поход и не разгрузили рюкзак от лишней тяжести - тащим с собою целую книгу...
Это оказался Пришвин - "Жень-шень" и еще несколько рассказов - чтение для такой обстановки вполне подходящее. Справившись с кассетой и поддав огонька, погружаюсь в описание дальневосточного леса, его зверей и ручьев. Как кстати, вот место, где рассказывается о барсе, о том, что этот зверь обманывает охотника и сам следует по его стопам. Не окажемся ли и мы назавтра в таком положении, что обрычавший нас барс пустится нас же сопровождать?
Уже начинало светать, когда я разбудил Наташу дежурить и показал ей в назидание соответствующие строки Пришвина о барсе. Еще через два часа все мы были уже на ногах, доели вчерашнюю кашу и вновь пошли на подъем. Иногда оглядывались - не сопровождает ли нас зверь по пришвинскому рецепту. Выйдя на луга, окончательно убедились, что "конвоя" нет. У первых же снежных пятнышек утолили жажду.
Не буду описывать новых непривычных поворотов, в которых с лугов Ассары открылись нам уже знакомые панорамы, выявляя то тут, то там не распознанные нами ранее детали - пазы дополнительных лощин, изгибы хребтов, положение лесных полянок. Гораздо больше нового обещал гребень, с которого должен был открыться северный склон.
Его кручи разверзлись перед нами, и мы снова почувствовали себя в роли открывателей нового, неизведанного. Это был мир ледников, озер и вершин, опять, как и на Кардываче и на Рице, ничего общего не имевший с изображенным на карте. Сомнений не было: топографы девяностых годов, создавшие в остальном великолепную одноверстную карту Кавказа, просто не побывали в этих местах и заполнили оставшиеся белые пятна вымышленным рельефом.
Мне уже с Ачишхо десятки раз приходилось наблюдать поднимающуюся над Ассарой вершину, похожую на крупный зуб. На карте она была показана торчащей на главном гребне - значит, ее наносили, глядя с Ачишхо. Но однажды я увидел от метеостанции, как облака залегли между Ассарой и этой вершиной, подчеркнув, что она расположена за Ассарой, севернее, обособленно от нее. Не тот же ли пик мы видели с Чугуша? Конечно, именно его. А теперь нам было видно, что гребень, на котором мы стояли, отделялся от одинокого пика обширным луговым трогом - явным седлом древнего переметного ледника. Таким образом, и этот пик был останцом ледникового обтекания. Его пришлось сместить на карте почти на километр к северо-востоку с главного гребня, а на дне трога обозначить скромное древнеледниковое озеро.
Мы первые находим место безыменному пику на уточненной карте и определяем его высоту приблизительно в 2800 метров*. Разве не наше право предложить и имя этой вершине?
С нами в рюкзаке путешествует томик Пришвина; его мы читали ночью у костра, переживая соседство с барсом... - Давайте назовем эту "сдвинутую" нами вершину именем Пришвина!
Хорошая идея. Именно в заповеднике должна красоваться гора, носящая имя этого певца природы, поэта лесов и оленей, ручьев и света... Пик Пришвина. Озеро Пришвина...
На северных склонах Ассары находим еще несколько непоказанных на карте ледников. Но особое наше внимание
* Позднее точные измерения дали здесь отметку 2784 метра.
привлекает одна долина восточного склона - неожиданно глубокая, троговая, с чудесным луговым цирком наверху. Это долина безыменного правого притока Лауры. С нее удивительно ясно просматривается весь Псекохо и тропа Бзерпинского карниза. Прямо на нас смотрит дико обрывистый фас горы Перевальной, а под ним видны трущобы дзитакского истока Лауры. Над всем этим в странно косом повороте громоздятся все известные нам Псеашхи. Картина страшная по обилию неприступных круч. Так новы углы зрения на уже знакомые горы, так доказательны разгадки некоторых сложных узлов. Вряд ли с какой-нибудь иной точки стало бы настолько ясно, как происходил перехват Озерной долины Дзитаку ручьями бассейна Лауры.
Метров на двести ниже гребня находим удобную нишу в камнях и укрываем ее палаточным пологом. До леса сотни метров спуска. Поэтому разжигаем смолистый рододендроновый сушняк. Он горит с треском. Брызги смолы рассыпаются, как бенгальские блестки.
Под нами глуби и кручи бассейна Лауры. Кем и когда занесено сюда это, столь по-латински, по-западноевропейски звучащее слово? Не эстонцы ли его принесли? Нет. На военной карте 1864 года, то есть задолго до прихода сюда эстонцев, среди всех старочеркесских "Ачишхо", "Аишха" и "Псеашхо" именно эта река называлась Лаурой. Но созорничал ли какой офицер, составлявший карту,- взял да и написал тут имя своей возлюбленной или героини из литературы?..
Лаура. Предмет мечтаний и вдохновенных сонетов Петрарки. Я помню гравюру, где среди диковатого горного ландшафта идет озаренная сиянием девушка в белых одеждах - Лаура, а к ней молитвенно простирает руки одетый в черное - в плащ ли, в рясу ли - влюбленный Петрарка...
Нам в своих полевых записях предстоит десятки раз упоминать этот цирк и выводящую из него безыменную троговую долину притока Лауры. Исследователи часто применяют в таких случаях временные, ни к чему не обязывающие названия; подчас эти названия бывают и шуточные, без претензии на их введение в географию - вроде "балки Промокательной", "лощины Потерянного ножа" и тому подобных.
Безыменный приток стремится к Лауре. Петрарка простирает руки к Лауре. Как бы он был счастлив, узнав, что имя его стало рекой, вечно текущей к Лауре! Река Петрарка, долина Петрарки. Условное название появилось и укоренилось в наших полевых дневниках.
Вечер в цирке Петрарки. Псеашхо окутан причудливо сгруженными, поминутно перегруппировывающимися облаками. Они располагаются в пять-шесть планов, шторами, у каждой свои отсветы карминных, алых, лиловых тонов. Лучи закатного солнца проходят между этими кулисами и посылают к Псеашхо лишь отдельные пучки света, словно розовые кинжалы.
Так только в театре бывает, когда прожекторы по воле перестаравшихся светотехников заставляют светиться различными красками разные планы сцены. Им не веришь, нагромождение тонов кажется неправдоподобным, раздражает. Но тут была не сцена, а неподдельная жизнь. Цвела феерия красок, изумляла и их многоплановость и поминутная смена, происходившая вместе со смещениями облаков.
Мы уже видели сотни горных закатов. Можно ли было предположить, что природа еще способна нас так ошеломить?
ПИК ПСИХ
Утром в путь по гребню. В вершине цирка Петрарки на главном водоразделе поднимается еще один пик, явно более высокий, чем обозначенная на карте Ассара. Ее высота 2631 метр, а этот ее сосед достигает, по нашим измерениям, почти 2700 метров *.
Взбираюсь на вершину раньше спутников. Передо мною метрах в пяти возникает остолбеневший круторогий тур. Смотрим друг на друга в упор. Он гневно топает передней ногой, свистит и одним броском с поворотом в воздухе скрывается под обрывом. Оттуда дробным горохом застучали камни - это поскакал спугнутый сигналом сторожевого козла табунок голов на двадцать.
Вершина видная, строим на ней каменный тур (башенку) и вкладываем в щель сообщение о том, что именуем ее в своих записях пиком Геоморфологов. На северном склоне пика видим и описываем еще один ненанесенный на карту ледничок.
* Точная отметка 2673 метра.
Трогаемся в путь дальше по хребту. Спуск становится псе более крутым и наконец таким, что с нашими тяжелыми рюкзаками мы уже не можем сдержать равновесия. Снимаю рюкзак и отправляюсь на разведку налегке. Едва вишу на отвесных уступах и без груза. Торчащий перед нами крутой и острый, как игла, жандарм не только преграждает нам дальнейший путь по гребню, но не дает преодолеть этот участок и в обход. У жандарма и с боков отвесы по сорок, по семьдесят метров - такие без высокой альпинисткой техники не преодолеешь. Смешанное чувство восхищения и ужаса перед разверзшимися пропастями. Бессилие, обида, что так нелепо срывается наше намерение пройти гребнем через гору Воробьева * к Псеашхо.
Возвращаюсь к Володе с Наташей. Всматриваемся в зубцы, видные за первым жандармом, и убеждаемся, что было легкомыслием планировать и дальнейший путь по этому гребню. Острым топором, который поставлен вверх лезвием, выглядит отсюда темно-серая трапеция горы Воробьева. Возможности обойти ее нет ни справа, ни слева. Предлагаю вернуться и считать маршрут несостоявшимся.
Настроение падает. Кручи, над которыми мы висим, кажутся теперь еще страшнее, а наши движения становятся все менее уверенными. Как тянет вниз, как качает человека двухпудовый рюкзак, как лишает равновесия... Вынуждены двигаться на четвереньках, напрягая волю, чтобы не поддаться деморализации. Метров пятьдесят тяжелого скального подъема.
Разве путь стал опаснее? Ведь сумели пройти здесь на спуск, а это еще труднее, и, однако, шли, как люди, на двух ногах. Так размагничивает и демобилизует неудача, так легко потерять себя в опасном положении.
Выбираюсь на пологое плечо. С облегчением сбрасываю рюкзак и сажусь, переводя дыхание. Можно снова чувствовать себя человеком. Рядом улыбается тоже снявшая рюкзак Наташа. Как легко дышится после перенесенного нервного напряжения!
Оглядываемся. По совсем ровной площадке по-прежнему на четвереньках ползет нервно дрожащий Володя. Падать уже давно некуда, но он все еще судорожно цепляется руками за камни, ощупывает их прочность, тяжело
* Названа по имени геолога, погибшего на северном леднике этой горы в 1906 году.
дышит и произносит отрывистые проклятия в адрес любого шаткого осколка.
- Володя, что с тобой? Вставай, уже не страшно!
Он посылает нас к черту - никогда еще такого не было - и продолжает ползти, нисколько не заботясь о сохранении человеческого облика. Господи, что это с ним? Решаемся повысить голос и просто прикрикнуть, чтобы взял себя в руки - ведь этак можно распустить себя до полного нервного расстройства.
Окрик действует - спутник садится и решается снять рюкзак. Физическая разгрузка успокаивает и психику.
Постепенно Володя перестает дрожать и уже минут через пять, все еще смущенный, шутит вместе с нами насчет своего и общего нашего "психования"...
С досадой смотрим на жандарм, преградивший нам путь. Что мы в силах сделать, кроме как обозначить его на исправляемой карте и в отместку как-нибудь похуже обозвать? Наносим к северо-востоку от пика Геоморфологов маленький треугольничек и пишем около него: пик Псих...
*
Идем обратно. На узел Ассары и отрога, по которому идет тропа, выйдет всякий, кто будет подниматься на этот хребет. Решаем оставить здесь свой след. Строим еще один каменный тур и вкладываем в него жестяную коробочку из-под бульонных кубиков. В ней длинная записка, в которой сказано о проведенной нами работе, о глазомерных исправлениях карты, о новых ледниках, о пике Пришвина и пике Геоморфологов. Чтобы не было недоумения, на оба пика указаны компасные направления (азимуты). Не удержались и написали о том, что в своих записях условно назвали приток Лауры Петраркой. В конце записки порекомендовали свое лагерное место с каменной нишей, дали и на него азимут, примерное количество шагов. Упомянули, что в нише оставлена сухая растопка, спички, соль и крупа.
Спуск прошел быстро. Барс так и не встретился. В одном месте из-под наших ног в панике выкатился мячом небольшой темно-коричневый кабан.
В караулке рассказываем наблюдателям о слышанном голосе зверя. Нас утверждают в уверенности, что мы слышали именно барса.
СВИДАНИЕ С ОРЛОМ
Делаем еще одну попытку пройти в верховья Лауры. До устья Бзерпи, оказывается, есть хорошая тропа. В устье балаган - лагерек охраны. Здесь ночуем и отпускаем лошадь - Георгиади поведет ее назад к Ачипсе и по главной тропе заповедника пойдет в Холодный лагерь, где и дождется нас.
Ночь теплая, звездная, напоенная рокотом Лауры, которому вторит более скромное воркование маленькой Бзерпи. На дне долин у ночи свои краски, свои запахи. Сколько звезд - море неподвижных, а есть и падающие: вон просыпался целый сноп блесток - метеорный дождь. А это что за порхающие искры? Летающими звездами полон весь лес - они возникают, перемещаются, гаснут. Погнаться, схватить? 'В руке трепещет крохотный жучок-светляк с сияющим брюшком-лампочкой... Идем за водой, и вдоль тропы с обеих сторон, словно выстроившись в пары, движутся мигающие светлячки, целое факельное шествие.
Отсюда делимся на два подотряда. Мы с Володей отправляемся вверх по Лауре, чтобы подняться по ее дзитакскому истоку в Озерную долину Дзитаку. Наташа с присоединившимся к нам туристом - моим старым другом Игорем Стрекозовым - поднимется без тропы вверх по Бзерпи, чтобы распознать, до какого места спускался по этой долине язык переметного Прауруштенского ледника. Игорь немало путешествовал по краснополянским горам, так что на него положиться можно, как, впрочем, и на Наташу - она уже вполне освоилась с ориентировкой в горах. Это ее первый вполне самостоятельный маршрут. Наташа и взволнована и обрадована. Она сама ведет человека по бездорожной дикой долине и будет ее исследовать.
Нам говорили, что вверх по Лауре от устья Бзерпи шла когда-то малозаметная охотничья тропа. Видимо, она так заросла, что мы не смогли обнаружить никаких ее признаков. Вынужденные ломиться по целине, воевать на крутейшем склоне с дикими зарослями понтийского рододендрона- с "рододой", мы прошли за день только два километра. На следующий день добрались до бурной речки, текущей с массива горы Перевальной, и у ее устья убедились, что дальше прирусловые теснины Лауры тоже неприступны. Решили выбираться наверх.
По дикой "рододе" поднимаемся на гребень отрога горы Перевальной. Долгий лесной подъем гребнем оказывается нетрудным. Видны старые заплывшие зарубки - значит, здесь бывали охотники. Выходим на верхнегорные луга против Бзерпинского карниза. Луговой отрог, на котором мы оказались, великолепно, всем своим фасом виден из Красной Поляны. Вот и она видна нам - с которого уже это - с двадцатого, с тридцатого "бельведера"?
Сидим, отдыхаем, любуясь подвластным нам горным простором, в котором одна Лаура осталась вызывающе непокорной. Картируем краснополянский склон Перевальной.
Над нами кружится орел. Спускается все ниже, ниже, он уже в тридцати, в двадцати метрах от нас. Как величава эта грозная птица в полете при полном размахе крыльев - совсем не то, что сидячие фигуры, нахохлившиеся на нашестах зоопарка, точно куры. Говорят, что орлы осмеливаются нападать на турят...
Орел делает еще круг и пролетает дерзко и гордо в двух метрах от нас мы даже приготовились к обороне геологическими молотками. Казалось, что может сделать с двумя мужчинами какая-то птица? Сам помню, с каким недоверием читал в "Детях капитана Гранта" о нападении кондора на человека... Но встретив взгляд хищника глаза в глаза, мы ощутили невольную дрожь. Таким гордым презрением, такой открытой ненавистью врага горели орлиные очи, устремленные на непрошеных гостей, таким могучим себя он чувствовал в своей стихии - словно примерялся, откуда на нас напасть...
Мы подались вперед, навстречу приближавшейся птице, и, может быть, это повлияло на ее решимость. Орел сделал вид, что больше не интересуется нами, и величаво уплыл к вершине Перевальной, не оглядываясь.
ДРЕЙФУЮЩИЕ ПАЛАТКИ
Спустились в Перевальную долину как раз в час, когда по ней вереницею поползли облака. К только что отстроенному коттеджу - новому Холодному лагерю - подходили, скрытые плотным туманом. Наташа и Игорь с хохотом выбежали нам навстречу. Оказывается, туристы, их случайные соседи по приюту, приняли нас с Володей, появившихся из густого тумана, за медведей. Оглядев нас, друзья смеются еще больше: и мои и Володины брюки изодраны об "рододу" в ленты. Штанины ниже колен держатся лишь на узелках-завязочках из тесьмовидных лохмотьев. Запасные брюки приедут только к вечеру во вьюке с Георгиади - приходится щеголять в таких оперных рубищах при посторонних туристах...
Через полчаса одни из них, инженер Шура Беликов, отозвав Наташу в сторону, укоризненно спросил:
- Что же это вы так плохо одеваете своих рабочих?
Этот вопрос послужил началом веселой и долгой дружбы с хорошим человеком. Инженер из Заполярья, он заслужил себе, как полагалось полярникам, полугодовой отпуск и рассчитывал объездить за этот срок полстраны - все курорты, десятки городов... Четыре месяца подобных разъездов были уже позади, но на пути ему попадаемся мы и странствующий с нами инженер отпускник Игорь Стрекозов, предпочитающий такой отдых любым путевкам. Шура с интересом слушает рассказы Наташи - как они шли с Игорем без троп руслом Бзерпи, как замерили высоту конца молодого трога... В отличие от нас с Володей, не пробившихся снизу в Озерную долину Дзитаку, Наташа выполнила свою программу.
Шура с двумя случайными спутниками только что вернулся с ледника.
- Видел ли туров?
- Нет, какие там туры...
Наташа торжествующе выводит Шуру за угол дома и показывает на склон Дзитаку. Сегодня и без бинокля туры видны прямо от лагеря. Пожалуй, и правда, что это все те же самые туры, показанные нам Сашей в день встречи с пятью медведями.
Шура задумался. На какие еще курорты, в какие города ему стремиться? Не провести ли ему остаток отпуска с нами, не пересечь ли по Малой Лабе весь заповедник? Так на целых полтора месяца мы приобрели еще одного спутника и помощника.
Теперь мы ставим рядом две палатки. Когда Георгиади отлучается за продуктами, мы, уходя в маршруты, оставляем имущество без людей. На эти случаи пришпиливаем вывеску: "Палатка дрейфующей геоморфологической экспедиции - вход воспрещен" и рисуем хихикающий череп с двумя косточками крест-накрест. Это было время дрейфа первой станции "Северный полюс", и дрейфующая палатка папанинцев часто фигурировала в газетах. Поэтому и наши друзья обеспечили свою палатку вывеской: "Дрейфующий санаторий для тяжело здоровых"...
Симбиоз исследователей и туристов был удобен для обеих сторон. Мы проводили спутников в интереснейшие места, а они брали на себя часть обязанностей по бытовому устройству - по заготовке дров, по варке пищи в общем котле, оставляя нам больше времени для вечерних и утренних записей в дневниках.
Наши палатки белеют то на Каменной поляне, то у озер Дзитаку. Осуществилась моя давняя мечта - мы прошли в обход Скального Замка по переметному леднику. Лазили и на гору Мраморную, что поднимается над лагерем и одноименным водопадом, и на Перевальную, и трудно сказать, откуда полнее и краше просматривался Псеашхо - все эти хребты, как и соседи Агепсты, представляли собою превосходные бельэтажи для рассматривания нашего великана.
А как хорош был маршрут в Озерную долину Дзитаку, в эту удивительно низкую выемку на главном водоразделе Кавказа. Высота ее почти на сто метров ниже перевала Псеашхо, и в ней тоже пересекаешь водораздел незаметно, идя по единой долине... На пологом луговом дне этой долины расплескано несколько серо-зеленых озер. Древнеледниковые ванночки, подпруженные моренными валиками. Но неожиданно это пологое дно долины обрывается дикими кручами к бассейну Лауры. Там буйствует непроницаемое криволесье. Понятно, почему не здесь, а через перевал Псеашхо прошла главная перевальная тропа. Как ни крут склон над Бзерпи, а все же прорубить Бзерпинский карниз по луговому склону было легче, чем здесь, в трущобах дзитакского истока Лауры. Мы уже видели Озерную долину Дзитаку из цирка Петрарки. У этой долины и в сегодняшнем облике и в прошлом много общего с Перевальной долиной Псеашхо. Там существовал Прауруштенский, а здесь Прадзитакский ледник.
Притоки Лауры подобрались верховьями к трогу, изваянному этим ледником, и перегрызли борт долины, украв себе прадзитакские воды. Далеко под вершиной Дзитаку виден цирк, повисший над такими же страшными оврагами. Не верховье ли это Прадзитакского трога, не откушенная ли его "голова"?
А пики горы Перевальной? Монотонная луговая гряда, выглядящая из Красной Поляны всего лишь ничего не обещающим пьедесталом Псеашхо,- какие с нее разверзлись бездны! Отсюда же великолепно просматривалась Красная Поляна. На гребне Перевальной пасся табун туров - ведь это значило, что в хорошую подзорную трубу туров можно видеть прямо с улиц. Красной Поляны!
Но все меркло перед тем, что нам предстояло. Мы совершили долгожданное восхождение на самую вершину Южного Псеашхо!
МЕДВЕДЬ-АЛЬПИНИСТ
На сей раз мы разделились иначе - Володя отправляется с друзьями на Дзитаку, а мы с Наташей на Южный Псеашхо. Выходим с вечера, захватив с собою минимум вещей, сворачиваем в долину Пслуха и ночуем прямо у тропы перед каньоном его Первого притока. На рассвете вскакиваем, ежась от холода, и оставляем свои монатки прямо на тропке, положив на них записочку: "Имущество геоморфологической экспедиции. Просьба к медведям: не трогать". Мы почти уверены, что никто из людей на эту тропу не забредет.
Краевед Берсенев, опять отдыхавший этим летом на Краснополянской турбазе, учил нас, что на пик нужно идти от перевала Псеашхо по левому берегу Пслуха и его второму притоку. Но в верховьях первого притока на карте показан ледничок - самый западный из ледников южного склона Кавказа. Не пойти ли вдоль первого притока?
Мысленно я представлял себе эти притоки как какие-то два ручейка, текущие из-под Псеашхо. Но к нашему удивлению, влево от Пслуха открылся обширный, поднимающийся под самую вершину трог, а по дну этого трога змеею извивался глубокий (метров семьдесят) каньон. В нем клокотал бешеный поток. Это и был первый приток Пслуха. Один такой каньон мог бы служить целью специального путешествия! Тропинка спускалась карнизными зигзагами на самое его дно.
Не успели мы сделать и сотни шагов вверх по днищу трога над каньоном, как наткнулись на совсем свежий след медведя. Куча иззелена-черного помета еще испускала пар на холодном рассветном воздухе. След в виде примятой травы уходил вверх. Луговина вскоре привела нас к снежнику, на котором мы снова увидели свежие следы - на этот раз отпечатки огромных лап. Медведь определенно вел себя как наш попутчик и даже проводник.
Все круче ступени долины. Не раз останавливаемся в раздумье - правее или левее выбрать подъем. Выбираем правый путь и на ближайшем же снежнике убеждаемся, что и медведь выбрал эту дорогу. И правильно сделал - с высоты следующего уступа нам становится видно, насколько труднее оказался бы левый путь. Миша неплохо знал подступы к пику. При следующем сомнении мы прямо доверились медвежьему следу и не ошиблись: опять перед нами был легчайший вариант подъема.
Пришлось на некоторое время забыть о медведе и заняться ледничком. Я не без удивления понял, что Пслухский ледник и есть то самое белое пятнышко на трапециевидном Южном Псеашхо, которое делает эту вершину похожей на белую палатку. Сколько раз мы любовались этой трапецией, этим снегом и не знали, что смотрим на ледник! Открытия даже в пейзаже, видном из Красной Поляны!
Надо перебраться с ледника на скальный грунт. По всем правилам геоморфологии, ледник оказывается отделен от скал краевой трещиной, так называемым бергшрундом. Масса льда отрывается, отседает от прилегающих скал. Местами над бергшрундом нависают предательские козырьки из снега - кажется, вот тут-то и легче перейти по снежному мостику с фирна на скалу. Но соблазн может оказаться роковым - козырьки легко обваливаются. Мы так привыкли работать вне ледников, что ходим, не связанные веревкой. Больше того, в поисках пути через бергшрунд непростительно расходимся и ищем переход каждый самостоятельно. Пока из виду друг друга не теряли, все шло хорошо. Но вот я нащупал глазами и ногами достаточно прочный козырек снега, который отделялся от скалы менее чем метровой трещиной. Шагаю на скальный грунт, и выступ скалы скрывает меня от Наташи. Трачу минуты три на то, чтобы вскарабкаться на утес, вылезаю, вижу весь ледник, и - сердце у меня словно падает. Ни на льду, ни на соседних скалах Наташи нет. Провалилась в бергшрунд? Упала вниз по леднику? Даже на громкий крик нет ответа. Где можно прыгаю, а нужно ползу по скалам к месту, где она только что находилась. Пропавшая появляется из бергшрунда целехонька. Нашла участок с плотным примыканием фирна к скале и спустилась в бергшрунд на глубину метра в три.