Страница:
Взять хотя бы чувство нового, умение человека не отставать от требований времени. Помнится, в первые послевоенные годы на вооружение подводных лодок стали поступать торпедные автоматы стрельбы (ТАС). Благодаря им значительно возрастала эффективность торпедных атак. Однако некоторые командиры, пускаясь на всякого рода уловки, выходили в атаки по старинке, пользовались довольно примитивными расчетными таблицами, ибо привыкли к ним во время войны. Никто из них не отрицал преимуществ новой техники, но рассуждали они так: техника техникой, а с таблицами надежней. И выходили в атаки, по-прежнему уповая на таблицы, а умнейшие приборы бездействовали. Вина за отступление от требований дня лежала и на командирах, не желавших изучать новую технику, не понимающих ее, и на штабных специалистах, смотревших на подобную практику сквозь пальцы. Именно они первыми должны были быть проводниками нового, передового, неустанно внедрять его в жизнь.
И вот очередная проверка. Конечно, рано было ожидать зримых результатов за полгода работы. Но я был уверен, что от недостатков, отмеченных предыдущей инспекцией, избавиться нам удалось.
Общими силами мы в контакте с партийной организацией предпринимали все, чтобы деятельность штаба была пронизана деловитостью, творчеством, новаторством и отвечала тем коренным изменениям оружия, техники и принципов управления ею, которые были вызваны революцией в военном деле. Насколько мы справились с этим, и должно было показать общефлотское учение...
В директиве начальника штаба Тихоокеанского флота вице-адмирала П. А. Мельникова наша задача была сформулирована по-военному коротко и конкретно. Принимая во внимание солидные размеры театра, погоду, состав наших сия и средства обеспечения, она была нелегкой. Но разве мы вправе были ждать скидок на трудности?!
С первых же часов учения на нашем командном пункте закипела работа. Центр боевого управления был сосредоточен в комнате, куда стекались данные об обстановке, сведения о своих силах и о силах "противника". Здесь я проводил, по существу, дни и ночи со своими заместителями - капитанами 3 ранга В. Дзюбой и М. Гернером, а также с другими флагманскими специалистами.
В первые дни учения мы не отрывались от карты обстановки: анализировали и оценивали возможные курсы отряда кораблей "противника", корректировали направление завес подводных лодок с целью перекрытия секторов возможного движения кораблей противоборствующей стороны, наносили данные разведки.
На этом этапе учения разведка имела большое значение. В ходе второй мировой войны во многих странах особое внимание стали уделять радиоразведке и спецслужбе разведки флота по раскрытию шифров воевавших между собой государств. Из многочисленных мемуаров, написанных зарубежными авторами после войны, весьма интересно в этом плане, на мой взгляд, книга П. Бизли "Разведка особого назначения". В ней рассказывается, сколь большое значение имела спецразведка англичан, а затем и флота США, которые, пользуясь сетью радиоперехвата и данными центра дешифрования, обеспечили успешность действий сил противолодочных кораблей в борьбе с немецкими подводными лодками, особенно в период 1942-1943 годов.
О том, как важна радиоразведка, свидетельствует такой пример. Радиограмма, переданная с немецкого линкора "Бисмарк", когда он, казалось, уже ускользнул от встречи с развернутым для его перехвата в Атлантике английским флотом, стала причиной обнаружения этого линкора сначала самолетом с авианосца, а затем кораблями эскадры. "Бисмарк", по сути дела, оказался потопленным из-за единственной переданной с его борта радиограммы.
В послевоенное время радио и радиотехническая разведка приобрели еще большее значение. Учитывая это, я, подписывая распоряжения командирам групп подводных лодок, стремился ограничить и количество телеграмм, и их размеры.
К содержанию распоряжений предъявлялись очень большие требования не только по смыслу, но и по форме. На сей счет еще до начала учения все работники штаба, в том числе и автор этих строк, прошли основательную проверку.
Лично меня контролировал контр-адмирал Юрий Петрович Ковель, прибывший из Москвы в составе группы Холостякова. Кто знаком с Ковелем, тот, конечно, знает, что этот человек отличался не только педантичностью и скрупулезностью, но и обладал высокой штабной культурой. Его корректность и компетентность, как мне думается, давали ему особое моральное право заниматься такой проверкой, ибо право контроля весьма ответственно и не каждому оно по плечу.
За годы флотской службы я участвовал в различного рода инспекциях и проверках. А потому имею определенные взгляды на методику их проведения. Я, например, убежден, что деятельность представителя штаба во время любой проверки не должна сводиться к констатации отрицательных и положительных сторон в жизни и боевой учебе проверяемых кораблей и частей. Любая проверка это прежде всего школа. Школа обучения и воспитания личного состава, школа боевой выучки. Вот почему каждому проверяющему необходимо учиться искусству контроля. Учиться настойчиво и постоянно подготовке и организации проверки, а также методике ее проведения, главным образом на учениях в море.
Жизнь, учеба, быт моряков во время длительных плаваний составляют в целом как бы комплекс сложных процессов и явлений. Их сущность складывается из событий, действий, поступков и экипажей в целом, и отдельных людей. Суть взаимосвязи этих событий и явлений не лежит на поверхности, так как они далеко не однозначны.
Чтобы вскрыть их истоки и закономерности, необходимо глубоко и всесторонне изучать и осмысливать во всем многообразии жизнь личного состава кораблей и частей. Такой подход позволяет не только оцепить положение дел на день проверки, своевременно устранить причины отрицательных явлений, но и предвидеть развитие событий, позволяющих внедрить в жизнь что-то новое, передовое.
Думаю, не погрешу против истины, если скажу, что Юрий Петрович Ковель в совершенстве владел искусством проверки. Как я уже говорил, еще до начала общефлотского учения он основательно "прощупал" мои знания оперативных документов, приказов, инструкций. Задал целый ряд вопросов по проблемам учения и даже на тот случай, если вдруг начнутся фактические боевые действия.
Контр-адмирал Ю. П. Ковель поинтересовался, что я буду делать, если возникнет реальная угроза атомного нападения. Этот вопрос не был праздным. В то время не утихал атомный шантаж. Впрочем, как он не утихает и сегодня.
Мы готовы были к отпору и тогда, в середине пятидесятых годов. Вспомнив эти годы, я решил заглянуть в газеты тех лет. Международная обстановка и тогда была сложной. Вот хотя бы небольшой перечень заголовков. Они говорят о многом: "Правительство Аденауэра официально формирует вермахт", "США создают агрессивные блоки на Ближнем и Среднем Востоке", "Обостренное положение в зоне Суэцкого канала", "Маневры американских войск в Южной Корее", "США делают все возможное дли расширения войны в Индокитае", "К берегам Индокитая направлены 2 авианосца".
Привожу эти заголовки для того, чтобы наглядно показать, что то учение, которое мы проводили двадцать с лишним лет назад, и те, которые проводятся сегодня, необходимы для поддержания должного уровня боеготовности советского Военно-Морского Флота. Кроме того, сам факт проведения в нашей стране таких учений является серьезным предупреждением любителям военных авантюр. Они должны знать и помнить, что наша армия и флот будут действовать против агрессора со всей решимостью, используя в полной мере свою боевую мощь...
Что же касается событий, предшествовавших общефлотскому учению, о котором веду рассказ, то на вопросы контр-адмирала Ковеля я, думается, ответил исчерпывающе. Он же дал мне ряд полезных советов, поделился опытом.
А учение между тем набирало силу. Все лодки заняли назначенные им позиции, о чем поступили соответствующие донесения. Мы стали ждать докладов об обнаружении "противника". Это волновало всех, ведь время истекало.
В центре внимания в тот момент, естественно, оказались связисты, которыми руководил капитан 3 ранга Водолазкин. Мы буквально стояли у них над душой. Хотя я и понимал, что ускорить события они не могли, тем не менее теребил: "Нет ли донесений?"
Надо сказать, что связистам в таких случаях достается основательно. Они делают все возможное, а порой и невозможное, чтобы обеспечить надежную связь, но упреки на их головы сыплются градом. Не зря на флоте частенько вспоминают такую шутку. Командир одного из соединений, удачно завершивший учение, отдал последний приказ: "Всех поощрить, а связистов не наказывать"...
Впрочем, во время учений штабным работникам тоже приходится нелегко: и рядовым операторам, и командному составу. Времени для отдыха нет. Спать приходится урывками, порою в самое неподходящее время суток. Напряжение огромное. Поэтому нетрудно понять то облегчение и радость, которые мы все почувствовали, когда от командира одной из лодок пришло донесение, что обнаружен отряд боевых кораблей (ОБК). Как и положено, в донесении указывались широта, долгота, курс, скорость хода и состав отряда.
Это донесение явилось для нас настоящей наградой за длительный и весьма нелегкий труд. Тотчас относительно движения обнаруженного "противника" были развернуты лодки. Учение вступило в свою заключительную фазу.
Однако радовались мы рано. Новое донесение, поступившее от другой подводной лодки, грянуло как гром среди ясного неба: "противник" резко изменил курс. Такой неожиданный ход противоборствующей стороны опрокидывал все наши расчеты. Ведь считали, что отряд кораблей уже втянулся в мешок, где вскоре будет атакован подводными лодками. Но внезапный отворот отряда боевых кораблей свидетельствовал об обратном.
После завершения учений стали известны все обстоятельства этого случая. Оказывается, проверку нашей готовности к любым неожиданностям устроил старший посредник адмирал Василий Иванович Платонов, который находился на крейсере, шедшем во главе отряда боевых кораблей. Здесь посредники вели обстановку за обе стороны. Проанализировав ее, адмирал Платонов приказал отряду лечь на другой курс, поставив тем самым нас в исключительно невыгодное, даже в критическое положение.
Работа на командном пункте закипела с новой силой. Мы стали лихорадочно делать перерасчеты. На лодки срочно отправили указания следовать для атаки максимально возможным ходом на новые исходные позиции. Одновременно был отдан приказ: "С обнаружением - атаковать!"
Теперь успех зависел от командиров групп подводных лодок - капитана 1 ранга П. В. Синецкого и капитана 2 ранга С. Г. Егорова.
И снова томительное ожидание. Через четыре часа стали поступать донесения с моря: лодки перехватили "противника" и атаковали его. Задача была решена. Но ставить последнюю точку еще рано: окончательные оценки обычно объявлялись на разборе учения, где, кстати сказать, предстояло выступить с отчетом и мне.
Здесь самое время прервать повествование, сделать небольшое отступление и поделиться мыслями о значении разборов учений и проверок, об их роли в повышении боеготовности кораблей и частей. А также коротко рассказать и о новой перемене в моей судьбе.
Квалифицированный разбор - это прежде всего анализ, практическое осмысление событий и действий участвовавших в них лиц. Это также накопление и передача опыта, который базируется на фактическом материале и носит практический характер. Разбор дает также возможность увидеть обратную связь отношение участников учения к результатам работы проверяющих или посредников.
После содержательного, квалифицированного разбора чувствуешь себя окрыленным, он побуждает к действию, к совершенствованию, к желанию достичь большего. За годы флотской службы мне довелось участвовать во многих разборах - удачных и неудачных, различного масштаба и уровня, на разных флотах. Особенно памятен один из них.
В июне 1956 года наше соединение отчитывалось перед новым главнокомандующим Военно-Морским Флотом, в то время адмиралом, Сергеем Георгиевичем Горшковым. Нам уже были известны строгость и бескомпромиссность главкома в вопросах боеспособности и боеготовности кораблей и соединений, а также во всем, что было связано с умением командиров управлять силами, решать внезапные задачи. Мы понимали, что строгость и бескомпромиссность главкома были вызваны чувством ответственности, обусловленной не только опытом Великой Отечественной войны, ее уроками, но также сложной международной обстановкой, которая сопутствовала "холодной войне".
В предвидении строгой всесторонней проверки мы отработали комплекс мероприятий: учения, рейдовые сборы, упражнения. При этом задачи, поставленные главкомом перед силами флота, в том числе и перед нашим соединением, решались в условиях, приближенных к боевым, при максимальном напряжении сил и оперативном взаимодействии различных родов сил флота, соединений надводных кораблей, авиации флота, подводных лодок, сил охраны водного района и береговой обороны.
Нас непосредственно инспектировала группа контр-адмирала Владимира Никифоровича Иванова, в то время заместителя главнокомандующего ВМФ по боевой подготовке. Он прибыл на эту должность, отслужив на Тихоокеанском флоте, где командовал соединением подводных лодок, затем на Черноморском флоте подводными силами. И сложилось так, что в 1967 году я сменил его на посту заместителя главкома.
Не вдаваясь в детали всех перипетий учения, скажу, что в целом действия подводных лодок нашего соединения были оценены тогда положительно. Практически все лодки были наведены на "противника". Причем большая их часть в тяжелейших штормовых условиях и при пониженной видимости успешно атаковали его. Это был результат напряженной боевой подготовки и хорошей работы разведки взаимодействовавшего с нами авиационного подразделения.
Плодотворно потрудился и штаб. Штабные посты работали в течение двух недель днем и ночью и обеспечили выполнение поставленных задач.
Выступление главнокомандующего на разборе учения впечатляло детальным знанием обстановки, строгостью и компетентностью суждений. От выступающих главком требовал только конкретных докладов. Он, как мы поняли, не терпел верхоглядов. И это не замедлило сказаться: тут же на разборе некоторым должностным лицам пришлось отчитаться в допущенных просчетах.
Для всех, кто присутствовал при этом, случившееся послужило наглядным уроком, заставившим пересмотреть свое, отношение к служебным обязанностям и строже подходить к ним.
Мог ли я думать, находясь тогда на разборе, что в течение многих лет, будучи начальником штаба Северного флота, заместителем главкома по боевой подготовке ВМФ, затем командующим Северным флотом, начальником Главного штаба ВМФ, мне придется работать под непосредственным руководством этого человека. Многому научился я у него. За этот период коренным образом изменился боевой состав флота, усложнились его задачи по противостоянию объединенным силам военно-морских флотов США и НАТО, зародился и развился атомный подводный флот, качественно изменились надводные силы, родились ракетные и авианесущие корабли, морская ракетоносная и противолодочная авиация. Под непосредственным руководством С. Г. Горшкова мне пришлось решать многие задачи но защите нашего государства с океанских направлений.
А первое знакомство с его методами руководства, с его подходом и оценкой действий сил произошло именно тогда, в 1956 году, на разборе учения. Вот почему этот случай так памятен для меня.
Что же касается самого разбора учения, о котором я рассказал, то мне пришлось докладывать проверяющим решения на использование сил и управление ими. Впервые выступал я перед столь авторитетной аудиторией. Руководил разбором вице-адмирал Г. Н. Холостяков, присутствовали начальник штаба Тихоокеанского флота вице-адмирал П. А. Мельников, начальник управления контр-адмирал И. В. Силаев, другие адмиралы и офицеры.
Я освещал три вопроса: состояние боеготовности соединения, решение на его боевое использование и ход выполнения задачи.
Помню, доклад не удовлетворял меня самого. Боялся, что такое же отношение к нему будет и со стороны присутствовавших. Я не выделил главного, не уложился в отведенное время. Основные вопросы растворились во второстепенных. Сказывалось также и недостаточно глубокое знание некоторых проблем.
И все же в целом, как оказалось, доклад получился. Меня выручило знание обстановки на театре, четкое представление о своих силах и о силах "противника", а также знание действующих наставлений по боевому использованию подводных лодок и их возможностей. Именно это позволило принять правильное решение на использование сил, развернутых в море.
Разбор позволил мне также понять, что выступление на нем - своего рода искусство и ему надо учиться и учиться в академии. Поэтому, когда мой непосредственный начальник контр-адмирал Хияйнен был переведен на другую должность и мне предложили занять его место, я, поблагодарив командующего флотом вице-адмирала В. А. Чекурова за доверие, попросил отправить меня в академию. Мое желание было удовлетворено. В июле 1956 года я отбыл в Ленинград.
Академией в то время командовал, в прошлом Министр Военно-Морского Флота, адмирал Иван Степанович Юмашев. Вскоре его сменил на этом посту адмирал Владимир Александрович Андреев.
Мне и моим сверстникам надолго запомнился день, когда Иван Степанович Юмашев собрал слушателей на беседу. Он был по-прежнему крепок и представителен. Волевое лицо и спокойный взгляд придавали его облику величественность и обаяние. Этот мудрый человек прошел большую жизненную школу, и его напутствие было для нас бесценным.
- Времена меняются, - сказал Юмашев. - Наш флот становится иным. Он выходит на просторы Мирового океана, перевооружается на ракетное оружие. И вам, будущим командирам соединений, флагманам, предстоит освоить его. Однако без прочных знаний физики, математики, электроники, кибернетики, наряду со знанием морских наук и тактики, эти сложные задачи не решить. Я призываю вас, друзья мои, не жалеть ни сил, ни стараний...
Новый начальник академии адмирал В. А. Андреев поблагодарил Ивана Степановича за напутствие слушателям и от имени личного состава заверил, что его советы будут учтены при организации учебного процесса.
Хочу отметить, что преемником Юмашева стал весьма достойный моряк. Он командовал всеми классами надводных кораблей, от сторожевого до крейсера. В годы войны в должности командира соединения кораблей Черноморского флота Владимир Александрович отличался исключительно активными боевыми действиями. Он участвовал во многих дерзких операциях, в том числе в знаменитой Керченско-Феодосийской в декабре 1941 года. В ходе этой операции морской десант был высажен непосредственно в порт Феодосия, что являлось беспрецедентным в истории войн на море.
Как истинный моряк, адмирал Андреев и в академии придерживался морского направления. По его инициативе слушатели совершили большое плавание вокруг Европы на крейсере "Михаил Кутузов". Во время похода мы не только получили большую практику в кораблевождении, но и сдали ряд экзаменов.
Добрым словом хочется вспомнить офицеров кафедры оперативного искусства и ее начальника, в то время контр-адмирала, Виктора Сергеевича Лисютина. Он не только обладал солидной эрудицией, но и блестяще знал предмет в историческом и в современном, послевоенном аспекте. Под его непосредственным руководством были созданы учебники по оперативному искусству, а также великолепные разработки операций военно-морского флота как совместно с войсками приморских фронтов, так и самостоятельно - на океанских направлениях.
В целом учеба в академии дала нам, слушателям, четкую, целенаправленную ориентацию к подходу и решению оперативных задач во всем их многообразии. Особое внимание обращалось на выработку замысла операции, на решение командующего по всем видам оперативного и специального обеспечения. Я на всю жизнь сохранил чувство благодарности к преподавателям академии, так как знания, которые приобрел, были необходимы мне как воздух для дальнейшей службы.
Ракеты стартуют из глубины
Командир эскадренного миноносца "Прозорливый" перевел рукоятки машинного телеграфа на "Полный вперед", и тогда скалистый пустынный берег, с торчащим на остром мысу маяком, вдруг стал стремительно уплывать за горизонт. На борту "Прозорливого" находилась большая группа офицеров, представителей промышленности, конструкторов и ученых. Корабль шел в отдаленный район моря, где размещалась стартовая позиция одной из ракетных подводных лодок. С приходом эсминца в назначенную точку одна из лодок должна была произвести из-под воды пуск баллистической ракеты...
Вот уже третий год, как я служу на Краснознаменном Северном флоте. И позже долгое время служил здесь. Это были в моей жизни самые дорогие, самые памятные годы. В суровых заполярных водах я прошел настоящую школу флотской службы.
Советское Заполярье! Во время Великой Отечественной войны здесь, как и на всем огромном советско-германском фронте, кипели жестокие бои. Фашисты, стремясь отрезать нашу страну от выхода к северным морям, направили свой удар на Мурманск. Но противник не одержал здесь ни одной существенной победы, а на крайнем северном фланге фронта, где хребет Муста-Тунтури подходит к морю, гитлеровцы вообще не продвинулись в глубь нашей территории ни на шаг.
Исключительно большой вклад в оборону Заполярья внесли моряки Северного флота. Достойной оценкой иод-вига североморцев явилось награждение Северного флота орденом Красного Знамени. Это произошло в дни 20-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне.
А мое назначение на флот состоялось в 1959 году.
Первая встреча - с руководством, а конкретно с начальником штаба флота, в то время контр-адмиралом, Анатолием Ивановичем Рассохо. Я был знаком с ним еще по службе на Тихоокеанском флоте. Там он командовал соединением надводных кораблей. Имел репутацию авторитетнейшего моряка. Нам, подводникам, приходилось часто взаимодействовать с надводниками, поэтому контакты были довольно регулярными, благодаря чему мы неплохо знали друг друга.
Анатолий Иванович подробно обрисовал обстановку на флоте, сделав особый упор на состояние дел в соединении подводных лодок, в командование которым мне предстояло вступить.
И вот я со своей семьей - женой, дочерью, сыном - направляюсь на катере в отдаленную бухту. Первое впечатление от нашего будущего места жительства не очень отрадное. На голых каменистых скалах - редкие постройки. И ни одного деревца. Не думали мы тогда, что именно эти суровые скалы станут для нас во много раз дороже многих красивых мест.
Соединение подводных лодок, которым предстояло командовать, было особым. По существу, первым на нашем флоте с ракетным оружием. Поэтому нетрудно представить, какие сложные задачи предстояло решать. Мы должны были освоить баллистические и крылатые ракеты, которые поступали на флот.
И вот их очередное испытание. Событие это имело исключительно большое значение не только для непосредственных его участников, но и для всех Советских Вооруженных Сил, для обороноспособности нашего государства. Стрельбой завершалась колоссальная работа по созданию ракетного комплекса, не уступавшего по своим данным созданному к тому времени в Соединенных Штатах Америки ракетному комплексу "Поларис".
Я находился на корабле по долгу службы. Эта испытательная стрельба имела ко мне прямое отношение. Одновременно решил принять участие в работе государственной комиссии по приему ракетного комплекса от промышленности. В общем, ход освоения ракетного оружия, а в данном случае приемка нового комплекса - все это входило в сферу моих служебных обязанностей. Мысленно я не переставал удивляться, что еще совсем недавно имел о ракетах весьма общее представление.
Конечно, мы, люди предвоенного поколения, слышали и читали о них. Всей стране было известно имя Константина Эдуардовича Циолковского, создавшего теорию межпланетных сообщений, осуществляемых с помощью ракет его, Циолковского, конструкции. И все же, по нашим тогдашним понятиям, ракеты больше относились к области научной фантастики, нежели к реальностям того времени.
Тем не менее уже тогда, до войны, создание ракет было поставлено на практическую основу. В 1929-1930 годах в Советском Союзе были начаты работы по экспериментальным исследованиям реактивных двигателей. Сегодня всему миру известен знаменитый ГИРД (группы изучения реактивного движения), сыгравший большую роль в развитии ракетной техники в нашей стране. В таких группах, а также в Реактивном научно-исследовательском институте (РНИИ), созданном в 1933 году на их базе, и были заложены основы советского ракетостроения.
Кстати, именно здесь, в стенах РНИИ, была спроектирована, построена и испытана легендарная "катюша", как сейчас признано, выдающееся оружие второй мировой войны, во многом способствовавшее победе Советской Армии на полях сражений.
К 1946 году наша страна накопила, значительный опыт производства "катюш", которые предназначались для пуска твердотопливных реактивных снарядов, крылатых ракетных аппаратов, а также отдельных образцов жидкостных ракет.
И тем не менее задачи обороны нашего государства требовали дальнейшего развития этого оружия. Первый главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения Герой Советского Союза маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин так охарактеризовал стратегическую задачу того времени: "Центральный Комитет Коммунистической партии и Советское правительство сразу же после Потсдамской конференции (там впервые стало известно о создании атомной бомбы в США.- Г. Е.) вынуждены были произвести перестройку в области атомных исследований. Параллельно надлежало решить вторую важную проблему - в короткие сроки изыскать средства доставки атомных боеприпасов. Наряду с авиацией выбор пал на ракеты дальнего действия".
И вот очередная проверка. Конечно, рано было ожидать зримых результатов за полгода работы. Но я был уверен, что от недостатков, отмеченных предыдущей инспекцией, избавиться нам удалось.
Общими силами мы в контакте с партийной организацией предпринимали все, чтобы деятельность штаба была пронизана деловитостью, творчеством, новаторством и отвечала тем коренным изменениям оружия, техники и принципов управления ею, которые были вызваны революцией в военном деле. Насколько мы справились с этим, и должно было показать общефлотское учение...
В директиве начальника штаба Тихоокеанского флота вице-адмирала П. А. Мельникова наша задача была сформулирована по-военному коротко и конкретно. Принимая во внимание солидные размеры театра, погоду, состав наших сия и средства обеспечения, она была нелегкой. Но разве мы вправе были ждать скидок на трудности?!
С первых же часов учения на нашем командном пункте закипела работа. Центр боевого управления был сосредоточен в комнате, куда стекались данные об обстановке, сведения о своих силах и о силах "противника". Здесь я проводил, по существу, дни и ночи со своими заместителями - капитанами 3 ранга В. Дзюбой и М. Гернером, а также с другими флагманскими специалистами.
В первые дни учения мы не отрывались от карты обстановки: анализировали и оценивали возможные курсы отряда кораблей "противника", корректировали направление завес подводных лодок с целью перекрытия секторов возможного движения кораблей противоборствующей стороны, наносили данные разведки.
На этом этапе учения разведка имела большое значение. В ходе второй мировой войны во многих странах особое внимание стали уделять радиоразведке и спецслужбе разведки флота по раскрытию шифров воевавших между собой государств. Из многочисленных мемуаров, написанных зарубежными авторами после войны, весьма интересно в этом плане, на мой взгляд, книга П. Бизли "Разведка особого назначения". В ней рассказывается, сколь большое значение имела спецразведка англичан, а затем и флота США, которые, пользуясь сетью радиоперехвата и данными центра дешифрования, обеспечили успешность действий сил противолодочных кораблей в борьбе с немецкими подводными лодками, особенно в период 1942-1943 годов.
О том, как важна радиоразведка, свидетельствует такой пример. Радиограмма, переданная с немецкого линкора "Бисмарк", когда он, казалось, уже ускользнул от встречи с развернутым для его перехвата в Атлантике английским флотом, стала причиной обнаружения этого линкора сначала самолетом с авианосца, а затем кораблями эскадры. "Бисмарк", по сути дела, оказался потопленным из-за единственной переданной с его борта радиограммы.
В послевоенное время радио и радиотехническая разведка приобрели еще большее значение. Учитывая это, я, подписывая распоряжения командирам групп подводных лодок, стремился ограничить и количество телеграмм, и их размеры.
К содержанию распоряжений предъявлялись очень большие требования не только по смыслу, но и по форме. На сей счет еще до начала учения все работники штаба, в том числе и автор этих строк, прошли основательную проверку.
Лично меня контролировал контр-адмирал Юрий Петрович Ковель, прибывший из Москвы в составе группы Холостякова. Кто знаком с Ковелем, тот, конечно, знает, что этот человек отличался не только педантичностью и скрупулезностью, но и обладал высокой штабной культурой. Его корректность и компетентность, как мне думается, давали ему особое моральное право заниматься такой проверкой, ибо право контроля весьма ответственно и не каждому оно по плечу.
За годы флотской службы я участвовал в различного рода инспекциях и проверках. А потому имею определенные взгляды на методику их проведения. Я, например, убежден, что деятельность представителя штаба во время любой проверки не должна сводиться к констатации отрицательных и положительных сторон в жизни и боевой учебе проверяемых кораблей и частей. Любая проверка это прежде всего школа. Школа обучения и воспитания личного состава, школа боевой выучки. Вот почему каждому проверяющему необходимо учиться искусству контроля. Учиться настойчиво и постоянно подготовке и организации проверки, а также методике ее проведения, главным образом на учениях в море.
Жизнь, учеба, быт моряков во время длительных плаваний составляют в целом как бы комплекс сложных процессов и явлений. Их сущность складывается из событий, действий, поступков и экипажей в целом, и отдельных людей. Суть взаимосвязи этих событий и явлений не лежит на поверхности, так как они далеко не однозначны.
Чтобы вскрыть их истоки и закономерности, необходимо глубоко и всесторонне изучать и осмысливать во всем многообразии жизнь личного состава кораблей и частей. Такой подход позволяет не только оцепить положение дел на день проверки, своевременно устранить причины отрицательных явлений, но и предвидеть развитие событий, позволяющих внедрить в жизнь что-то новое, передовое.
Думаю, не погрешу против истины, если скажу, что Юрий Петрович Ковель в совершенстве владел искусством проверки. Как я уже говорил, еще до начала общефлотского учения он основательно "прощупал" мои знания оперативных документов, приказов, инструкций. Задал целый ряд вопросов по проблемам учения и даже на тот случай, если вдруг начнутся фактические боевые действия.
Контр-адмирал Ю. П. Ковель поинтересовался, что я буду делать, если возникнет реальная угроза атомного нападения. Этот вопрос не был праздным. В то время не утихал атомный шантаж. Впрочем, как он не утихает и сегодня.
Мы готовы были к отпору и тогда, в середине пятидесятых годов. Вспомнив эти годы, я решил заглянуть в газеты тех лет. Международная обстановка и тогда была сложной. Вот хотя бы небольшой перечень заголовков. Они говорят о многом: "Правительство Аденауэра официально формирует вермахт", "США создают агрессивные блоки на Ближнем и Среднем Востоке", "Обостренное положение в зоне Суэцкого канала", "Маневры американских войск в Южной Корее", "США делают все возможное дли расширения войны в Индокитае", "К берегам Индокитая направлены 2 авианосца".
Привожу эти заголовки для того, чтобы наглядно показать, что то учение, которое мы проводили двадцать с лишним лет назад, и те, которые проводятся сегодня, необходимы для поддержания должного уровня боеготовности советского Военно-Морского Флота. Кроме того, сам факт проведения в нашей стране таких учений является серьезным предупреждением любителям военных авантюр. Они должны знать и помнить, что наша армия и флот будут действовать против агрессора со всей решимостью, используя в полной мере свою боевую мощь...
Что же касается событий, предшествовавших общефлотскому учению, о котором веду рассказ, то на вопросы контр-адмирала Ковеля я, думается, ответил исчерпывающе. Он же дал мне ряд полезных советов, поделился опытом.
А учение между тем набирало силу. Все лодки заняли назначенные им позиции, о чем поступили соответствующие донесения. Мы стали ждать докладов об обнаружении "противника". Это волновало всех, ведь время истекало.
В центре внимания в тот момент, естественно, оказались связисты, которыми руководил капитан 3 ранга Водолазкин. Мы буквально стояли у них над душой. Хотя я и понимал, что ускорить события они не могли, тем не менее теребил: "Нет ли донесений?"
Надо сказать, что связистам в таких случаях достается основательно. Они делают все возможное, а порой и невозможное, чтобы обеспечить надежную связь, но упреки на их головы сыплются градом. Не зря на флоте частенько вспоминают такую шутку. Командир одного из соединений, удачно завершивший учение, отдал последний приказ: "Всех поощрить, а связистов не наказывать"...
Впрочем, во время учений штабным работникам тоже приходится нелегко: и рядовым операторам, и командному составу. Времени для отдыха нет. Спать приходится урывками, порою в самое неподходящее время суток. Напряжение огромное. Поэтому нетрудно понять то облегчение и радость, которые мы все почувствовали, когда от командира одной из лодок пришло донесение, что обнаружен отряд боевых кораблей (ОБК). Как и положено, в донесении указывались широта, долгота, курс, скорость хода и состав отряда.
Это донесение явилось для нас настоящей наградой за длительный и весьма нелегкий труд. Тотчас относительно движения обнаруженного "противника" были развернуты лодки. Учение вступило в свою заключительную фазу.
Однако радовались мы рано. Новое донесение, поступившее от другой подводной лодки, грянуло как гром среди ясного неба: "противник" резко изменил курс. Такой неожиданный ход противоборствующей стороны опрокидывал все наши расчеты. Ведь считали, что отряд кораблей уже втянулся в мешок, где вскоре будет атакован подводными лодками. Но внезапный отворот отряда боевых кораблей свидетельствовал об обратном.
После завершения учений стали известны все обстоятельства этого случая. Оказывается, проверку нашей готовности к любым неожиданностям устроил старший посредник адмирал Василий Иванович Платонов, который находился на крейсере, шедшем во главе отряда боевых кораблей. Здесь посредники вели обстановку за обе стороны. Проанализировав ее, адмирал Платонов приказал отряду лечь на другой курс, поставив тем самым нас в исключительно невыгодное, даже в критическое положение.
Работа на командном пункте закипела с новой силой. Мы стали лихорадочно делать перерасчеты. На лодки срочно отправили указания следовать для атаки максимально возможным ходом на новые исходные позиции. Одновременно был отдан приказ: "С обнаружением - атаковать!"
Теперь успех зависел от командиров групп подводных лодок - капитана 1 ранга П. В. Синецкого и капитана 2 ранга С. Г. Егорова.
И снова томительное ожидание. Через четыре часа стали поступать донесения с моря: лодки перехватили "противника" и атаковали его. Задача была решена. Но ставить последнюю точку еще рано: окончательные оценки обычно объявлялись на разборе учения, где, кстати сказать, предстояло выступить с отчетом и мне.
Здесь самое время прервать повествование, сделать небольшое отступление и поделиться мыслями о значении разборов учений и проверок, об их роли в повышении боеготовности кораблей и частей. А также коротко рассказать и о новой перемене в моей судьбе.
Квалифицированный разбор - это прежде всего анализ, практическое осмысление событий и действий участвовавших в них лиц. Это также накопление и передача опыта, который базируется на фактическом материале и носит практический характер. Разбор дает также возможность увидеть обратную связь отношение участников учения к результатам работы проверяющих или посредников.
После содержательного, квалифицированного разбора чувствуешь себя окрыленным, он побуждает к действию, к совершенствованию, к желанию достичь большего. За годы флотской службы мне довелось участвовать во многих разборах - удачных и неудачных, различного масштаба и уровня, на разных флотах. Особенно памятен один из них.
В июне 1956 года наше соединение отчитывалось перед новым главнокомандующим Военно-Морским Флотом, в то время адмиралом, Сергеем Георгиевичем Горшковым. Нам уже были известны строгость и бескомпромиссность главкома в вопросах боеспособности и боеготовности кораблей и соединений, а также во всем, что было связано с умением командиров управлять силами, решать внезапные задачи. Мы понимали, что строгость и бескомпромиссность главкома были вызваны чувством ответственности, обусловленной не только опытом Великой Отечественной войны, ее уроками, но также сложной международной обстановкой, которая сопутствовала "холодной войне".
В предвидении строгой всесторонней проверки мы отработали комплекс мероприятий: учения, рейдовые сборы, упражнения. При этом задачи, поставленные главкомом перед силами флота, в том числе и перед нашим соединением, решались в условиях, приближенных к боевым, при максимальном напряжении сил и оперативном взаимодействии различных родов сил флота, соединений надводных кораблей, авиации флота, подводных лодок, сил охраны водного района и береговой обороны.
Нас непосредственно инспектировала группа контр-адмирала Владимира Никифоровича Иванова, в то время заместителя главнокомандующего ВМФ по боевой подготовке. Он прибыл на эту должность, отслужив на Тихоокеанском флоте, где командовал соединением подводных лодок, затем на Черноморском флоте подводными силами. И сложилось так, что в 1967 году я сменил его на посту заместителя главкома.
Не вдаваясь в детали всех перипетий учения, скажу, что в целом действия подводных лодок нашего соединения были оценены тогда положительно. Практически все лодки были наведены на "противника". Причем большая их часть в тяжелейших штормовых условиях и при пониженной видимости успешно атаковали его. Это был результат напряженной боевой подготовки и хорошей работы разведки взаимодействовавшего с нами авиационного подразделения.
Плодотворно потрудился и штаб. Штабные посты работали в течение двух недель днем и ночью и обеспечили выполнение поставленных задач.
Выступление главнокомандующего на разборе учения впечатляло детальным знанием обстановки, строгостью и компетентностью суждений. От выступающих главком требовал только конкретных докладов. Он, как мы поняли, не терпел верхоглядов. И это не замедлило сказаться: тут же на разборе некоторым должностным лицам пришлось отчитаться в допущенных просчетах.
Для всех, кто присутствовал при этом, случившееся послужило наглядным уроком, заставившим пересмотреть свое, отношение к служебным обязанностям и строже подходить к ним.
Мог ли я думать, находясь тогда на разборе, что в течение многих лет, будучи начальником штаба Северного флота, заместителем главкома по боевой подготовке ВМФ, затем командующим Северным флотом, начальником Главного штаба ВМФ, мне придется работать под непосредственным руководством этого человека. Многому научился я у него. За этот период коренным образом изменился боевой состав флота, усложнились его задачи по противостоянию объединенным силам военно-морских флотов США и НАТО, зародился и развился атомный подводный флот, качественно изменились надводные силы, родились ракетные и авианесущие корабли, морская ракетоносная и противолодочная авиация. Под непосредственным руководством С. Г. Горшкова мне пришлось решать многие задачи но защите нашего государства с океанских направлений.
А первое знакомство с его методами руководства, с его подходом и оценкой действий сил произошло именно тогда, в 1956 году, на разборе учения. Вот почему этот случай так памятен для меня.
Что же касается самого разбора учения, о котором я рассказал, то мне пришлось докладывать проверяющим решения на использование сил и управление ими. Впервые выступал я перед столь авторитетной аудиторией. Руководил разбором вице-адмирал Г. Н. Холостяков, присутствовали начальник штаба Тихоокеанского флота вице-адмирал П. А. Мельников, начальник управления контр-адмирал И. В. Силаев, другие адмиралы и офицеры.
Я освещал три вопроса: состояние боеготовности соединения, решение на его боевое использование и ход выполнения задачи.
Помню, доклад не удовлетворял меня самого. Боялся, что такое же отношение к нему будет и со стороны присутствовавших. Я не выделил главного, не уложился в отведенное время. Основные вопросы растворились во второстепенных. Сказывалось также и недостаточно глубокое знание некоторых проблем.
И все же в целом, как оказалось, доклад получился. Меня выручило знание обстановки на театре, четкое представление о своих силах и о силах "противника", а также знание действующих наставлений по боевому использованию подводных лодок и их возможностей. Именно это позволило принять правильное решение на использование сил, развернутых в море.
Разбор позволил мне также понять, что выступление на нем - своего рода искусство и ему надо учиться и учиться в академии. Поэтому, когда мой непосредственный начальник контр-адмирал Хияйнен был переведен на другую должность и мне предложили занять его место, я, поблагодарив командующего флотом вице-адмирала В. А. Чекурова за доверие, попросил отправить меня в академию. Мое желание было удовлетворено. В июле 1956 года я отбыл в Ленинград.
Академией в то время командовал, в прошлом Министр Военно-Морского Флота, адмирал Иван Степанович Юмашев. Вскоре его сменил на этом посту адмирал Владимир Александрович Андреев.
Мне и моим сверстникам надолго запомнился день, когда Иван Степанович Юмашев собрал слушателей на беседу. Он был по-прежнему крепок и представителен. Волевое лицо и спокойный взгляд придавали его облику величественность и обаяние. Этот мудрый человек прошел большую жизненную школу, и его напутствие было для нас бесценным.
- Времена меняются, - сказал Юмашев. - Наш флот становится иным. Он выходит на просторы Мирового океана, перевооружается на ракетное оружие. И вам, будущим командирам соединений, флагманам, предстоит освоить его. Однако без прочных знаний физики, математики, электроники, кибернетики, наряду со знанием морских наук и тактики, эти сложные задачи не решить. Я призываю вас, друзья мои, не жалеть ни сил, ни стараний...
Новый начальник академии адмирал В. А. Андреев поблагодарил Ивана Степановича за напутствие слушателям и от имени личного состава заверил, что его советы будут учтены при организации учебного процесса.
Хочу отметить, что преемником Юмашева стал весьма достойный моряк. Он командовал всеми классами надводных кораблей, от сторожевого до крейсера. В годы войны в должности командира соединения кораблей Черноморского флота Владимир Александрович отличался исключительно активными боевыми действиями. Он участвовал во многих дерзких операциях, в том числе в знаменитой Керченско-Феодосийской в декабре 1941 года. В ходе этой операции морской десант был высажен непосредственно в порт Феодосия, что являлось беспрецедентным в истории войн на море.
Как истинный моряк, адмирал Андреев и в академии придерживался морского направления. По его инициативе слушатели совершили большое плавание вокруг Европы на крейсере "Михаил Кутузов". Во время похода мы не только получили большую практику в кораблевождении, но и сдали ряд экзаменов.
Добрым словом хочется вспомнить офицеров кафедры оперативного искусства и ее начальника, в то время контр-адмирала, Виктора Сергеевича Лисютина. Он не только обладал солидной эрудицией, но и блестяще знал предмет в историческом и в современном, послевоенном аспекте. Под его непосредственным руководством были созданы учебники по оперативному искусству, а также великолепные разработки операций военно-морского флота как совместно с войсками приморских фронтов, так и самостоятельно - на океанских направлениях.
В целом учеба в академии дала нам, слушателям, четкую, целенаправленную ориентацию к подходу и решению оперативных задач во всем их многообразии. Особое внимание обращалось на выработку замысла операции, на решение командующего по всем видам оперативного и специального обеспечения. Я на всю жизнь сохранил чувство благодарности к преподавателям академии, так как знания, которые приобрел, были необходимы мне как воздух для дальнейшей службы.
Ракеты стартуют из глубины
Командир эскадренного миноносца "Прозорливый" перевел рукоятки машинного телеграфа на "Полный вперед", и тогда скалистый пустынный берег, с торчащим на остром мысу маяком, вдруг стал стремительно уплывать за горизонт. На борту "Прозорливого" находилась большая группа офицеров, представителей промышленности, конструкторов и ученых. Корабль шел в отдаленный район моря, где размещалась стартовая позиция одной из ракетных подводных лодок. С приходом эсминца в назначенную точку одна из лодок должна была произвести из-под воды пуск баллистической ракеты...
Вот уже третий год, как я служу на Краснознаменном Северном флоте. И позже долгое время служил здесь. Это были в моей жизни самые дорогие, самые памятные годы. В суровых заполярных водах я прошел настоящую школу флотской службы.
Советское Заполярье! Во время Великой Отечественной войны здесь, как и на всем огромном советско-германском фронте, кипели жестокие бои. Фашисты, стремясь отрезать нашу страну от выхода к северным морям, направили свой удар на Мурманск. Но противник не одержал здесь ни одной существенной победы, а на крайнем северном фланге фронта, где хребет Муста-Тунтури подходит к морю, гитлеровцы вообще не продвинулись в глубь нашей территории ни на шаг.
Исключительно большой вклад в оборону Заполярья внесли моряки Северного флота. Достойной оценкой иод-вига североморцев явилось награждение Северного флота орденом Красного Знамени. Это произошло в дни 20-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне.
А мое назначение на флот состоялось в 1959 году.
Первая встреча - с руководством, а конкретно с начальником штаба флота, в то время контр-адмиралом, Анатолием Ивановичем Рассохо. Я был знаком с ним еще по службе на Тихоокеанском флоте. Там он командовал соединением надводных кораблей. Имел репутацию авторитетнейшего моряка. Нам, подводникам, приходилось часто взаимодействовать с надводниками, поэтому контакты были довольно регулярными, благодаря чему мы неплохо знали друг друга.
Анатолий Иванович подробно обрисовал обстановку на флоте, сделав особый упор на состояние дел в соединении подводных лодок, в командование которым мне предстояло вступить.
И вот я со своей семьей - женой, дочерью, сыном - направляюсь на катере в отдаленную бухту. Первое впечатление от нашего будущего места жительства не очень отрадное. На голых каменистых скалах - редкие постройки. И ни одного деревца. Не думали мы тогда, что именно эти суровые скалы станут для нас во много раз дороже многих красивых мест.
Соединение подводных лодок, которым предстояло командовать, было особым. По существу, первым на нашем флоте с ракетным оружием. Поэтому нетрудно представить, какие сложные задачи предстояло решать. Мы должны были освоить баллистические и крылатые ракеты, которые поступали на флот.
И вот их очередное испытание. Событие это имело исключительно большое значение не только для непосредственных его участников, но и для всех Советских Вооруженных Сил, для обороноспособности нашего государства. Стрельбой завершалась колоссальная работа по созданию ракетного комплекса, не уступавшего по своим данным созданному к тому времени в Соединенных Штатах Америки ракетному комплексу "Поларис".
Я находился на корабле по долгу службы. Эта испытательная стрельба имела ко мне прямое отношение. Одновременно решил принять участие в работе государственной комиссии по приему ракетного комплекса от промышленности. В общем, ход освоения ракетного оружия, а в данном случае приемка нового комплекса - все это входило в сферу моих служебных обязанностей. Мысленно я не переставал удивляться, что еще совсем недавно имел о ракетах весьма общее представление.
Конечно, мы, люди предвоенного поколения, слышали и читали о них. Всей стране было известно имя Константина Эдуардовича Циолковского, создавшего теорию межпланетных сообщений, осуществляемых с помощью ракет его, Циолковского, конструкции. И все же, по нашим тогдашним понятиям, ракеты больше относились к области научной фантастики, нежели к реальностям того времени.
Тем не менее уже тогда, до войны, создание ракет было поставлено на практическую основу. В 1929-1930 годах в Советском Союзе были начаты работы по экспериментальным исследованиям реактивных двигателей. Сегодня всему миру известен знаменитый ГИРД (группы изучения реактивного движения), сыгравший большую роль в развитии ракетной техники в нашей стране. В таких группах, а также в Реактивном научно-исследовательском институте (РНИИ), созданном в 1933 году на их базе, и были заложены основы советского ракетостроения.
Кстати, именно здесь, в стенах РНИИ, была спроектирована, построена и испытана легендарная "катюша", как сейчас признано, выдающееся оружие второй мировой войны, во многом способствовавшее победе Советской Армии на полях сражений.
К 1946 году наша страна накопила, значительный опыт производства "катюш", которые предназначались для пуска твердотопливных реактивных снарядов, крылатых ракетных аппаратов, а также отдельных образцов жидкостных ракет.
И тем не менее задачи обороны нашего государства требовали дальнейшего развития этого оружия. Первый главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения Герой Советского Союза маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин так охарактеризовал стратегическую задачу того времени: "Центральный Комитет Коммунистической партии и Советское правительство сразу же после Потсдамской конференции (там впервые стало известно о создании атомной бомбы в США.- Г. Е.) вынуждены были произвести перестройку в области атомных исследований. Параллельно надлежало решить вторую важную проблему - в короткие сроки изыскать средства доставки атомных боеприпасов. Наряду с авиацией выбор пал на ракеты дальнего действия".