Страница:
В 1837 года губернский архитектор Д. Борисов составил проект перестройки храма в трехпрестольный. Проект не понравился митрополиту Московскому Филарету. Новый проект, щадящий древнюю постройку, был одобрен царем Николаем I в конце 1840 года с предписанием, «чтобы при производстве были сохранены надписи и другие доказательства древности сего здания».
В «Воспоминаниях архимандрита Пимена» описаны интересные подробности обновления храма: «Когда паперти от собора отняли, то оказалось, что окна под собором были завалены мусором, отчего собор и был сыр. Отваливши весь этот сор и щебень, стали делать дознание, каково основание, и нашли два ряда больших диких камней, называемых валунами: верхний был в уровень с поверхностью земли, а второй ниже, оба ряда были залиты глиною…» Деревянные сваи фундамента прогнили, местами почти совершенно истлели. Преподобный Пимен пишет: «Стали по частям разбирать фундамент: дикие камни выбрали, заменили их белым камнем и залили известью и, когда основание было совершенно исправлено, приступили к исправлению самого собора».
Фото 2004 года
Внутри храма перебрали ряд за рядом кирпичный правый столп за клиросом, собор в двух местах опоясали железом и приступили к кладке паперти. Для укрепления грунта вбили шестиметровые деревянные сваи. Местами перебрали ветхие стены. Казавшиеся прочными своды неожиданно обрушились летом 1842 года, никого, к счастью, не придавив. Буквально за три часа до этого по сводам ходил о. Пимен, его правая нога провисла сквозь свод, и он упал, но остался невредим. В таких условиях трудно было сохранить стенописи. Поэтому старую штукатурку обрубили, а кирпич обтесали топорами. В составе штукатурки нашли шерстяные волокна. «Воспользовавшись этим неожиданным, но весьма полезным открытием, – пишет архимандрит Пимен, – я велел класть рубленую паклю в штукатурный раствор, и этим способом отштукатурили всю внутренность храма. <…> Главу переделали и украсили крестом с яблоком, звезды и прочие украшения медные золочены под кремень. Крест вызолочен в три листа, звезды в два… Работали мастера из села Преображенского Битюгины…» Кирпич для обновления Никольского собора брали в Коломне и Боровске, а известь и белый камень – в Мячкове. Решетки были куплены подержанные из одного дома на Маросейке.
Завершили реконструкцию собора в 1843 году. Старинный иконостас был исправлен и заново позолочен. Освятил собор 3 сентября 1843 года митрополит Московский Филарет, который был очень доволен проделанной работой. Из трудов Д.Д. Благово и архивных дел известно, что в 1849 году Никольский собор и паперть были заново расписаны и украшены позолочен-ной лепниной на средства купчихи Анастасии Михайловны Зубовой, которая пожертвовала более 1500 рублей серебром и подарила храму большую серебряную позолоченную дарохранительницу изящной работы. Плащаницу с изображением Иисуса Христа в 1845 году пожертвовал московский купец Василий Лукич Торовский.
Фото конца XIX века
Представление о внутреннем интерьере Никольского храма дает фотография 1890–х годов. На ней запечатлен молебен, совершаемый братией у главной святыни монастыря – древней иконы святителя Николая у правого столпа. Видны сводчатые арки, иконостас, фигурное паникадило. У левого столпа молится коленопреклоненный паломник.
Помимо чудотворной иконы святителя Николая, в храме было много великолепных старинных образов. Среди них выделялись: икона Спаса Всемилостивого, написанная Симоном Ушаковым в 1672 году, древняя икона Спаса Нерукотворного с изображением положения Христа во гроб «Не рыдай Мене, Мати». Налево за столпом находилась замечательная икона Владимирской Божьей Матери «В чудесах», на которой была художественной работы чеканная риза, украшенная финифтью и мелким жемчугом.
Обновленный храм, которому требовался время от времени лишь небольшой косметический ремонт, простоял в таком состоянии до июля 1925 года, когда по постановлению Моссовета и Президиума ВЦИК был закрыт. В 1930–е годы запущенный храм лишился главы. Фотография того времени производит печальное впечатление. В 1939–1940 годах древний собор за ненадобностью в «атеистическое» время разобрали, хотя по своему состоянию он мог бы еще простоять долго.
21 августа 2000 года, в день празднования 620–летия Николо – Угрешского монастыря, на месте Никольского собора был освящен памятный камень. 21 сентября 2004 года состоялась закладка храма, и начались работы по его воссозданию. Проект реконструкции составлен по аналогии с древнейшими церквями Московии начала XV века. В соборе будет два престола: верхний во имя святителя Николая и нижний во имя Рождества Богородицы.
Фото 2005 года
В 2005 году Никольский собор вновь вознес свою главу ввысь, напоминая о древней и славной истории Угрешской обители.
Елена Егорова
Ссылки и комментарии
1 Памятники отечества, 1980, N№ 1. С. 95.2 Благово Д.Д. Исторический очерк Николаевского Угрешского общежительного мужского монастыря. – М., 1872. С. 82–83.
3 См. очерк «Угреша глазами военного историка».
4 Морозова З. Прорись иконы «Явление Николы на древе князю Дмитрию Ивановичу перед Куликовской битвой» // Куликовская битва в истории и культуре. – М.: МГУ, 1983. С. 209–215.
Угреша в «Истории государства Российского» Карамзина
Александр Сергеевич Пушкин, очень любивший российскую историю, в поэме «Езерский» писал:
Дж.—Б. Дамон – Ортолани.
Портрет Н.М. Карамзина
Этот фундаментальный 12–томный труд охватывает обширный период от правления Рюрика во второй половине IX века до 1612 года. В VI, VII, VIII, XI и XII томах упоминаются Угреша и Николо – Угрешский монастырь, причем как в основном тексте, так и в примечаниях, содержащих интереснейшие выписки из летописных первоисточников, которые Карамзин иногда дает в собственном переводе, иногда в оригинале. Впервые великий историк касается событий, связанных с Угрешей, когда в примечании к VI тому ссылается на летопись, где говорится, что в 1491 году «поставлен на Коломну епископом Авраамий, игумен Угрешский». Как следует из трудов Д. Благово по истории Николо – Угрешского монастыря, преосвященный Авраамий оставался на своей кафедре до кончины в 1502 году.
Второе упоминание Угреши Карамзиным – это тоже выписка из летописи: «Лета (1497) августа прииде на Москву Великая Княгиня Рязанская Анна… и пребысть на Москве до Крещения, и отпусти ее Князь Великий с великою честию и со многими дарами, и проводи ее князь Юрьи до Угреши…» Здесь речь идет о правнуках благоверного князя Дмитрия Ивановича Донского: княгине Анне Васильевне Рязанской, великом князе московском Иване III Васильевиче и их младшем брате Юрии Васильевиче, князе дмитровском.
Приведенные Карамзиным факты красноречиво говорят о заметной роли Николо – Угреши в духовной жизни формирующегося Московского государства. Возведение настоятеля монастыря в епископский сан свидетельствует о его авторитете в церковных кругах. Великая княгиня Анна Рязанская в январе 1497 года торопилась из Москвы на свадьбу своей дочери, но все же нашла время посетить Угрешу, близ которой проходила Рязанская дорога, и поклониться чудотворному угрешскому образу святителя Николая.
В примечании к VII тому «Истории государства Российского» дана выдержка из Никоновской летописи: «Выехал Князь Великий на Угрешу (в мае 1519 года), а оттоле в Остров и тамо жил до Петрова заговенья и приехал в Москву…» Здесь говорится о посещении обители Николы на Угреше великим князем московским Василием III Ивановичем.
На следующей странице вновь встречается упоминание об Угреше в летописи: «(Года 1520) февраля 9 поставлен Симоновский архимандрит Иоанн архиепископом в Ростов, февраля 14 игумен Угрешский Тихон епископом в Коломну». Преосвященный Тихон был игуменом на Угреше в 1517–1520 годах, а до этого два года настоятельствовал в Кирилло – Белозерском монастыре под Вологдой.
В. Гольдберг. Нападение крымских татар на монастырь
Первое упоминание Угреши в основном тексте «Истории государства Российского» относится к событиям 1521 года, когда к Москве подошли войска крымского царевича Магмет – Гирея и его родного брата, хана Саип – Гирея. В VII томе Карамзин пишет: «Сии два царя соединились под Коломною, опустошая все места, убивая, пленяя людей тысячами, оскверняя святыни храмов, злодействуя, как бывало в старину при Батые и Тохтамыше. Татары сожгли монастырь св. Николая на Угреше и любимое село Василиево, Остров, а в Воробьеве пили мед из великокняжеских погребов, смотря на Москву». В примечании к этому месту дается выписка из Синодальной летописи о нашествии татарских ханов: «…и Коломенские места и Коширские и Боровские и Володимирские воеваша, и монастырь Николы на Угреше и Великого Князя любимое село Остров пожгоша…» Нападение закончилось мирными переговорами: с одной стороны, ханы убоялись неприступных московских укреплений и русского войска, которое собирал Василий III под Волоколамском; с другой стороны, великий князь московский также не хотел кровопролития.
В следующий раз об Угреше Карамзин пишет в VIII томе в связи с посещением обители шестнадцатилетним царем Иваном IV Васильевичем в 1546 году: «Разнесся слух, что хан крымский1 готовится идти к нашим пределам: сын его, Иминь, за несколько месяцев пред тем свободно грабил в уездах Одоевском и Белевском… Сам Иоанн, уже вступив в лета юности, предводительствовал многочисленною ратию, ездил водою на богомолье в Угрешский монастырь св. Николая, прибыл к войску и жил в Коломне около трех месяцев. Хан не явился».
Никола Великорецкий.
Икона XIV века
Другие паломничества на Угрешу царя Ивана Грозного в летописных источниках неизвестны, но ко времени его правления относится событие, связанное с Угрешской обителью. В одном из примечаний к VIII тому великий историк приводит выдержку из летописи о прибытии в 1555 году в монастырь чудотворной иконы Николы Великорецкого: «Пришли священники с Вятки бити челом Государю, что на Вятке образ Николы Великорецкого чудеса творит, да многа лет не поделыван, и Государь велел им с образом на судах быти, и шел образ Вяткою и Камою, да Волгою и Окою, а с Коломны Москвою и принесен бысть июня 29, и Государь велел брату своему князю Юрью Васильевичу встретити у Николы на Угреше у судна на реке Москве, а на Симонове встретил сам Царь…» Здесь упоминается князь Юрий Васильевич, младший брат Ивана IV Грозного, внучатый племянник своего полного тезки, дмитровского князя Юрия Васильевича, провожавшего до Угреши в 1497 году Анну Васильевну, княгиню рязанскую.
Интересно, что икона Николы Великорецкого (или Вятского) была чудесно обретена в 1383 году крестьянином Агалаковым. Крестьянин заметил в чаще леса яркое сияние, направился туда и увидел икону святителя Николая, которую с молитвой принес домой. Вскоре от обретенной иконы стали происходить многочисленные исцеления. Это побудило местных жителей построить на месте явления сначала часовню, а позднее церковь, и там поставить чудотворный образ. Летом 1555 года икона была отреставрирована в Москве и богато украшена, с нее сделано несколько списков, в ее честь в соборе Василия Блаженного устроен придел. 3 августа 1555 года судно с образом Николы Великорецкого отплыло из Москвы. До Ростокино икону сопровождал брат царя князь Юрий Васильевич. Нетрудно заметить, что обретение этой иконы в 1383 году имеет немало общего с явлением образа святителя Николая Дмитрию Донскому на Угреше накануне Куликовской битвы.
Дальнейшие события, связанные с Угрешей, Карамзин описывает во II главе XI тома, где рассказывает об иноке Григории Отрепьеве, который больше известен под именем Лжедмитрия I. В примечании великий историк цитирует хронограф2, где говорится о том, что в феврале 1602 года Отрепьев «…из Чудова <монастыря> прииде к Николе на Угрешу… и впадеся в ересь… и вселися в пределах Угличских в монастырь Иоанна на Железном Бору… и паки прииде к Москве… и оттоле в Литву отбежа». Таким образом, первое свое пристанище беглый диакон из Чудова монастыря обрел именно на Угреше. Бежал Григорий от немилости царя Бориса Годунова, который велел сослать его на покаяние в Соловки за «ересь», состоявшую в том, что он говорил иногда монахам: «Знаете ли, что я буду царем на Москве?» И ведь действительно сбылось желание честолюбца, готового на обман и предательство ради достижения своей цели: в 1605 году Лжедмитрий I короновался на русский престол, а потом короновал и свою жену Марину Мнишек, дочь польского воеводы. Расплата последовала довольно скоро: в 1606 году самозванец был убит заговорщиками во главе с боярином Василием Шуйским, который был избран русским царем.
Лжедмитрий I.
Гравюра Ф. Снядецкого. XVII в.
Особенно часто Карамзин пишет о событиях на Угреше и близ нее в XII томе, посвященном Смутному времени, когда монастырь оказался в эпицентре печальных событий, и в нем хозяйничали то дружины Василия Шуйского, то приверженцы самозванцев. В 1609 году на Угреше стояли войска атамана Ивана Салкова, воевавшего на стороне поляков. Это следует из Никоновской летописи, выписку из которой приводит в примечании Карамзин: «…вор прииде на Николу Угрешского». Слово «вор» употребляется здесь в значении «изменник, разбойник».
В III главе великий историк пишет: «Между тем разбойник Салков в 15 верстах от столицы одержал верх над воеводою московским Сукиным и занял Владимирскую дорогу. Надлежало избрать лучшего стратега… Выступил князь Дмитрий Пожарский, уже знаменитый, – и встретил на берегах Пехорки и совершенно истребил его злую шайку; осталося только 30 человек, которые вместе с их атаманом дерзнули явиться в Москве с повинною!» В Никоновской летописи говорится, что сражение между войсками Салкова и Сукина произошло «в Олексеевской волости», то есть, вероятно, в районе деревни Алексеевки. Покаяние Салкова было притворным: через год атаман изменил царю Василию Шуйскому и участвовал в заговоре московских бояр по его низложению. Упоминаемый здесь московский думный дворянин Василий Борисович Сукин был довольно опытным воеводой: в 1608 году под Коломной вместе с князем Семеном Прозоровским он командовал русскими дружинами, нанесшими сокрушительное поражение полякам под предводительством пана Хмелевского. Поражение Сукина в бою близ Алексеевки, возможно, было вызвано малочисленностью московской дружины.
Летом 1610 года после разорения Пафнутьева монастыря в Боровске Угрешу заняли войска Лжедмитрия II, прозванного «Тушинским вором»: его основной лагерь располагался в Тушине. Он поселился в монастыре вместе со своей супругой Мариной Мнишек, признавшей его «чудом спасшимся мужем» и тайно с ним обвенчавшейся. Тогда сложная борьба за власть над Россией шла между Самозванцем и королем польским Сигизмундом III, который хотел сначала посадить на трон своего сына королевича Владислава IV, а позднее и сам вознамерился стать русским царем. Интересы королевской семьи представлял коронный гетман польский Станислав Жолкевский. На стороне Лжедмитрия II еще выступали польский воевода Ян Петр Сапега и казачий атаман Иван Мартынович Заруцкий. Вот как описывает Карамзин события, происходившие на Угреше: «…надлежало прежде всего отвлечь ляхов3 от Самозванца. Сей злодей думал ослепить Жолкевского разными льстивыми уверениями… но Жолкевский, известив Сапегу, что Россия есть уже царство Владислава, убеждал его присоединиться к войску республики, а бродягу4 упасть к ногам королевским, обещая ему за такое смирение Гродно или Самбор в удел. Послы гетмановы нашли Лжедмитрия в обители Угрешской, где жила Марина; выслушав их предложение, он сказал: «Хочу лучше жить в избе крестьянской, чем милостию Сигизмундовою!» Тут Марина вбежала в горницу, пылая гневом, злословила, поносила короля и с насмешкой промолвила: «Теперь слушайте мое предложение: пусть Сигизмунд уступит царю Дмитрию Краков и возьмет от него, в знак милости, Варшаву!» Ляхи также гордились и не слушали гетмана, который, видя необходимость употребить силу, вместе с князем Мстиславским и пятнадцатью тысячами москвитян выступали против мятежных единоземцев. Уже началось и кровопролитие, но малочисленное и худое войско Лжедмитриево не могло обещать себе победы. Сапега выехал из рядов, снял шапку перед Жолкевским, дал ему руку в знак братства – и через несколько часов все усмирилось. Ляхи и россияне оставили Лжедмитрия. <…> Самозванец и Марина ночью (26 августа) ускакали верхом в Калугу с атаманом Заруцким, с шайкою казаков, татар и россиян немногих». В примечаниях к этому месту приводится выписка из первоисточника – Окружной грамоты князя Федора Ивановича Мстиславского от 4 сентября 1610 года, по содержанию полностью совпадающая с текстом «Истории государства Российского», а также цитируется Никоновская летопись: «…Вор же разоривши монастырь (Пафнутьев), поиде на Москву и ста у Николы на Угреше».
Марина Мнишек.
Гравюра Ф. Снядецкого. XVII в.
Интересные подробности этого события можно почерпнуть из «Рукописи Жолкевского», изданной П. Мухановым в Москве в 1835 году. Это собственноручные записки гетмана, относящиеся приблизительно к 1611 году. О себе он пишет в третьем лице: «Сапега, или, лучше сказать, войско его, увидев пред собою войско Гетмана и Московскую рать, весьма устрашилось. <…> Сапега выехал тотчас же и там сообразно с тем, что было предложено Гетманом, объявил и пожатием руки подтвердил, что если бы пан их и не захотел довольствоваться тем, что было предложено Гетманом (а касалось сие до Гродна и Самбора), они не хотели более оставаться с ним. Самозванца в то время не было в лагере: он находился за 2 мили оттуда у своей жены в монастыре, который москвитяне называют Нове – Гроши5. И так они отложили до следующего дня уведомление гетмана, доволен ли этим обманщик или нет. Но он не помышлял сим удовольствоваться, а тем более жена его, которая, будучи женщиною властолюбивою, довольно грубо пробормотала: «Пусть Е.В. Король6 уступит Е.В. Царю7 Краков, а Е.В. Царь отдаст королю Варшаву». Гетман, услышав об этом, снесся с думными боярами, имея намерение двинуться ночью, нагнать этого злодея в монастыре и стараться поймать его; и так мы двинулись в час ночи. <…> Сие предприятие не было бы тщетно, если бы один изменник москвитянин, ушедший из Москвы к обманщику, не предостерег его. Самозванец… вскочив на коня и посадив на коней свою боярыню и женщин, бежал из монастыря. С ним отправился один только Заруцкий с несколькими сотнями донских казаков; бежал же он, как потом оказалось, через Серпухов к Калуге, ибо многие думали, да и он сам распустил такой слух, что отправляется к Коломне. <…> Неизвестность о дороге, которою отправился обманщик, помешала войску тотчас же выступить за ним в погоню. Наступила ночь, и около 6 часов имел он впереди. Гетман возвратился в лагерь, а бояре в город…»
Патриарх Филарет. Миниатюра из «Титулярника». 1672 г.
11 сентября 1610 года по предложению гетмана Жолкевского к Сигизмунду III было направлено русское посольство, возглавляемое митрополитом Ростовским Филаретом, отцом первого русского царя из рода Романовых Михаила Федорови-ча и будущим патриархом. Посольство должно было предложить юному королевичу Владиславу перейти в православие и принять русский престол. Карамзин пишет: «Товарищами Филарета и Голицына8 были окольничий князь Мезецкий9, думный дворянин Сукин, дьяки Луговской и Сыдавной – Васильев, архимандрит новоспасский Евфимий, келарь лавры Авраамий, угрешский игумен Иона и вознесенский протоиерей Кирилл». После молебна в Успенском соборе посольство выехало из Кремля в сопровождении множества чиновников и полутысячи воинов. Однако Сигизмунд III, который теперь сам претендовал на русский трон и хотел насадить на Руси католичество, отправил русских посланников в заточение в Киев. Угрешский игумен Иона умер, не дождавшись возвращения на родину. По иному сложилась судьба Василия Борисовича Сукина, того самого воеводы, который в 1609 году потерпел поражение близ Угреши. Он вместе с несколькими товарищами выразил притворную благосклонность к Сигизмунду III, был им отпущен и поспешил в Москву, чтобы рассказать о вероломстве польского короля и призвать соотечественников на борьбу с интервентами.
Уже через 10 дней после отправления русского посольства к Сигизмунду III поляки заняли Москву, нарушив ранее заключенное соглашение. Их бесчинства в столице увенчались огромным пожаром, бушевавшим 19–21 марта 1611 года. Тем временем к Москве шли «бодро, но тихо» дружины Первого земского ополчения. «25 марта ляхи увидели на Владимирской дороге легкий отряд россиян, казаков атамана Просовецкого, – пишет Н. Карамзин, – напали и возвратились, хвалясь победою. В следующий день пришел Ляпунов от Коломны, Заруцкий от Тулы; соединились с другими воеводами близ обители Угрешской и 28 марта двинулись к пепелищ у московскому». Вот как об этом говорится в Никоновской летописи, выдержку из которой Карамзин в очередной раз приводит в примечании: «Придоша же все воеводы из всех городов к Николе на Угрешу, и совокупившася все за едино и поидоша под Москву…»
Таким образом, Угреша в 1611 году стала местом сбора дружин Первого земского ополчения, которое не выполнило, к сожалению, своих задач из – за разногласий между воеводами и внутренних мятежей. Нередки были разбои и грабежи населения со стороны ополченцев. Страдал от них и Николо – Угрешский монастырь: «Двадцать казаков, кинутых воеводою Плещеевым в реку за разбой близ Угрешской обители, были спасены их товарищами и приведены в стан Московский».
Через две страницы после этой фразы труд Карамзина обрывается. Тяжелая болезнь и смерть, последовавшая 22 мая 1826 года, помешали великому историку завершить свое грандиозное произведение описанием царствования Михаила Федоровича Романова, как он планировал. Несомненно, Угреша была бы упомянута им еще не раз в связи с Угрешскими походами этого царя на богомолье. Всего Карамзин в «Истории государства Российского» упомянул Угрешу 16 раз, в том числе 6 раз в основном тексте. Это говорит о широкой известности Николо – Угрешской обители, еще не достигшей в конце XV – начале XVII века вершины своей славы, как места паломничества московских государей и военной крепости на опасных юго – восточных подступах к столице.
«Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно, не уважать оной есть постыдное малодушие», – писал великий Пушкин. Жителям Угрешской земли, несомненно, есть чем гордиться и что уважать.
Елена Егорова
2 Хронографы – краткие летописи о событиях в какой – либо местности, которые велись в Византии, а с XVII века и на Руси.
3 Ляхи – поляки.
4 Лжедмитрия II.
5 Обитель Угрешская. Примечание публикатора П. Муханова.
6 Его величество король Сигизмунд III.
7 Лжедмитрию II.
8 Речь идет о князе Василии Васильевиче Голицыне, впоследствии изменнике.
9 Речь идет о Даниле Ивановиче Мезецком.
«Любовь к отеческим гробам», пусть порой и не осознанная до конца, присуща каждому цивилизованному человеку. Среди мудрых высказываний великого поэта есть такое: «Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости… Неуважение к предкам есть первый признак дикости и безнравственности». В отличие от Пушкина, который мог прочесть имена многих представителей своего древнего рода в исторических трудах Николая Михайловича Карамзина, лишь некоторые наши современники имеют возможность отыскать там упоминания о своих кровных пращурах. Россия ведь была крестьянской страной, а крестьяне родословных не вели. О прадедах большинство из нас знает из рассказов бабушек и дедушек или из семейных преданий. Однако патриотизм основывается не только на чувстве гордости за достижения кровных прародителей, но и на ощущении причастности к историческим событиям, происходившим на той земле, которую человек считает большой и малой Родиной. Жителям Угреши повезло: их малая родина имеет славную историю, уходящую своими корнями ко времени становления российской государственности, и у них есть счастливая возможность не раз прочесть родное название в «Истории государства Российского», написанной Н.М. Карамзиным в 1803–1826 годах.
Могучих предков правнук бедный,
Люблю встречать их имена
В двух – трех строках Карамзина.
Портрет Н.М. Карамзина
Этот фундаментальный 12–томный труд охватывает обширный период от правления Рюрика во второй половине IX века до 1612 года. В VI, VII, VIII, XI и XII томах упоминаются Угреша и Николо – Угрешский монастырь, причем как в основном тексте, так и в примечаниях, содержащих интереснейшие выписки из летописных первоисточников, которые Карамзин иногда дает в собственном переводе, иногда в оригинале. Впервые великий историк касается событий, связанных с Угрешей, когда в примечании к VI тому ссылается на летопись, где говорится, что в 1491 году «поставлен на Коломну епископом Авраамий, игумен Угрешский». Как следует из трудов Д. Благово по истории Николо – Угрешского монастыря, преосвященный Авраамий оставался на своей кафедре до кончины в 1502 году.
Второе упоминание Угреши Карамзиным – это тоже выписка из летописи: «Лета (1497) августа прииде на Москву Великая Княгиня Рязанская Анна… и пребысть на Москве до Крещения, и отпусти ее Князь Великий с великою честию и со многими дарами, и проводи ее князь Юрьи до Угреши…» Здесь речь идет о правнуках благоверного князя Дмитрия Ивановича Донского: княгине Анне Васильевне Рязанской, великом князе московском Иване III Васильевиче и их младшем брате Юрии Васильевиче, князе дмитровском.
Приведенные Карамзиным факты красноречиво говорят о заметной роли Николо – Угреши в духовной жизни формирующегося Московского государства. Возведение настоятеля монастыря в епископский сан свидетельствует о его авторитете в церковных кругах. Великая княгиня Анна Рязанская в январе 1497 года торопилась из Москвы на свадьбу своей дочери, но все же нашла время посетить Угрешу, близ которой проходила Рязанская дорога, и поклониться чудотворному угрешскому образу святителя Николая.
В примечании к VII тому «Истории государства Российского» дана выдержка из Никоновской летописи: «Выехал Князь Великий на Угрешу (в мае 1519 года), а оттоле в Остров и тамо жил до Петрова заговенья и приехал в Москву…» Здесь говорится о посещении обители Николы на Угреше великим князем московским Василием III Ивановичем.
На следующей странице вновь встречается упоминание об Угреше в летописи: «(Года 1520) февраля 9 поставлен Симоновский архимандрит Иоанн архиепископом в Ростов, февраля 14 игумен Угрешский Тихон епископом в Коломну». Преосвященный Тихон был игуменом на Угреше в 1517–1520 годах, а до этого два года настоятельствовал в Кирилло – Белозерском монастыре под Вологдой.
Первое упоминание Угреши в основном тексте «Истории государства Российского» относится к событиям 1521 года, когда к Москве подошли войска крымского царевича Магмет – Гирея и его родного брата, хана Саип – Гирея. В VII томе Карамзин пишет: «Сии два царя соединились под Коломною, опустошая все места, убивая, пленяя людей тысячами, оскверняя святыни храмов, злодействуя, как бывало в старину при Батые и Тохтамыше. Татары сожгли монастырь св. Николая на Угреше и любимое село Василиево, Остров, а в Воробьеве пили мед из великокняжеских погребов, смотря на Москву». В примечании к этому месту дается выписка из Синодальной летописи о нашествии татарских ханов: «…и Коломенские места и Коширские и Боровские и Володимирские воеваша, и монастырь Николы на Угреше и Великого Князя любимое село Остров пожгоша…» Нападение закончилось мирными переговорами: с одной стороны, ханы убоялись неприступных московских укреплений и русского войска, которое собирал Василий III под Волоколамском; с другой стороны, великий князь московский также не хотел кровопролития.
В следующий раз об Угреше Карамзин пишет в VIII томе в связи с посещением обители шестнадцатилетним царем Иваном IV Васильевичем в 1546 году: «Разнесся слух, что хан крымский1 готовится идти к нашим пределам: сын его, Иминь, за несколько месяцев пред тем свободно грабил в уездах Одоевском и Белевском… Сам Иоанн, уже вступив в лета юности, предводительствовал многочисленною ратию, ездил водою на богомолье в Угрешский монастырь св. Николая, прибыл к войску и жил в Коломне около трех месяцев. Хан не явился».
Икона XIV века
Другие паломничества на Угрешу царя Ивана Грозного в летописных источниках неизвестны, но ко времени его правления относится событие, связанное с Угрешской обителью. В одном из примечаний к VIII тому великий историк приводит выдержку из летописи о прибытии в 1555 году в монастырь чудотворной иконы Николы Великорецкого: «Пришли священники с Вятки бити челом Государю, что на Вятке образ Николы Великорецкого чудеса творит, да многа лет не поделыван, и Государь велел им с образом на судах быти, и шел образ Вяткою и Камою, да Волгою и Окою, а с Коломны Москвою и принесен бысть июня 29, и Государь велел брату своему князю Юрью Васильевичу встретити у Николы на Угреше у судна на реке Москве, а на Симонове встретил сам Царь…» Здесь упоминается князь Юрий Васильевич, младший брат Ивана IV Грозного, внучатый племянник своего полного тезки, дмитровского князя Юрия Васильевича, провожавшего до Угреши в 1497 году Анну Васильевну, княгиню рязанскую.
Интересно, что икона Николы Великорецкого (или Вятского) была чудесно обретена в 1383 году крестьянином Агалаковым. Крестьянин заметил в чаще леса яркое сияние, направился туда и увидел икону святителя Николая, которую с молитвой принес домой. Вскоре от обретенной иконы стали происходить многочисленные исцеления. Это побудило местных жителей построить на месте явления сначала часовню, а позднее церковь, и там поставить чудотворный образ. Летом 1555 года икона была отреставрирована в Москве и богато украшена, с нее сделано несколько списков, в ее честь в соборе Василия Блаженного устроен придел. 3 августа 1555 года судно с образом Николы Великорецкого отплыло из Москвы. До Ростокино икону сопровождал брат царя князь Юрий Васильевич. Нетрудно заметить, что обретение этой иконы в 1383 году имеет немало общего с явлением образа святителя Николая Дмитрию Донскому на Угреше накануне Куликовской битвы.
Дальнейшие события, связанные с Угрешей, Карамзин описывает во II главе XI тома, где рассказывает об иноке Григории Отрепьеве, который больше известен под именем Лжедмитрия I. В примечании великий историк цитирует хронограф2, где говорится о том, что в феврале 1602 года Отрепьев «…из Чудова <монастыря> прииде к Николе на Угрешу… и впадеся в ересь… и вселися в пределах Угличских в монастырь Иоанна на Железном Бору… и паки прииде к Москве… и оттоле в Литву отбежа». Таким образом, первое свое пристанище беглый диакон из Чудова монастыря обрел именно на Угреше. Бежал Григорий от немилости царя Бориса Годунова, который велел сослать его на покаяние в Соловки за «ересь», состоявшую в том, что он говорил иногда монахам: «Знаете ли, что я буду царем на Москве?» И ведь действительно сбылось желание честолюбца, готового на обман и предательство ради достижения своей цели: в 1605 году Лжедмитрий I короновался на русский престол, а потом короновал и свою жену Марину Мнишек, дочь польского воеводы. Расплата последовала довольно скоро: в 1606 году самозванец был убит заговорщиками во главе с боярином Василием Шуйским, который был избран русским царем.
Гравюра Ф. Снядецкого. XVII в.
Особенно часто Карамзин пишет о событиях на Угреше и близ нее в XII томе, посвященном Смутному времени, когда монастырь оказался в эпицентре печальных событий, и в нем хозяйничали то дружины Василия Шуйского, то приверженцы самозванцев. В 1609 году на Угреше стояли войска атамана Ивана Салкова, воевавшего на стороне поляков. Это следует из Никоновской летописи, выписку из которой приводит в примечании Карамзин: «…вор прииде на Николу Угрешского». Слово «вор» употребляется здесь в значении «изменник, разбойник».
В III главе великий историк пишет: «Между тем разбойник Салков в 15 верстах от столицы одержал верх над воеводою московским Сукиным и занял Владимирскую дорогу. Надлежало избрать лучшего стратега… Выступил князь Дмитрий Пожарский, уже знаменитый, – и встретил на берегах Пехорки и совершенно истребил его злую шайку; осталося только 30 человек, которые вместе с их атаманом дерзнули явиться в Москве с повинною!» В Никоновской летописи говорится, что сражение между войсками Салкова и Сукина произошло «в Олексеевской волости», то есть, вероятно, в районе деревни Алексеевки. Покаяние Салкова было притворным: через год атаман изменил царю Василию Шуйскому и участвовал в заговоре московских бояр по его низложению. Упоминаемый здесь московский думный дворянин Василий Борисович Сукин был довольно опытным воеводой: в 1608 году под Коломной вместе с князем Семеном Прозоровским он командовал русскими дружинами, нанесшими сокрушительное поражение полякам под предводительством пана Хмелевского. Поражение Сукина в бою близ Алексеевки, возможно, было вызвано малочисленностью московской дружины.
Летом 1610 года после разорения Пафнутьева монастыря в Боровске Угрешу заняли войска Лжедмитрия II, прозванного «Тушинским вором»: его основной лагерь располагался в Тушине. Он поселился в монастыре вместе со своей супругой Мариной Мнишек, признавшей его «чудом спасшимся мужем» и тайно с ним обвенчавшейся. Тогда сложная борьба за власть над Россией шла между Самозванцем и королем польским Сигизмундом III, который хотел сначала посадить на трон своего сына королевича Владислава IV, а позднее и сам вознамерился стать русским царем. Интересы королевской семьи представлял коронный гетман польский Станислав Жолкевский. На стороне Лжедмитрия II еще выступали польский воевода Ян Петр Сапега и казачий атаман Иван Мартынович Заруцкий. Вот как описывает Карамзин события, происходившие на Угреше: «…надлежало прежде всего отвлечь ляхов3 от Самозванца. Сей злодей думал ослепить Жолкевского разными льстивыми уверениями… но Жолкевский, известив Сапегу, что Россия есть уже царство Владислава, убеждал его присоединиться к войску республики, а бродягу4 упасть к ногам королевским, обещая ему за такое смирение Гродно или Самбор в удел. Послы гетмановы нашли Лжедмитрия в обители Угрешской, где жила Марина; выслушав их предложение, он сказал: «Хочу лучше жить в избе крестьянской, чем милостию Сигизмундовою!» Тут Марина вбежала в горницу, пылая гневом, злословила, поносила короля и с насмешкой промолвила: «Теперь слушайте мое предложение: пусть Сигизмунд уступит царю Дмитрию Краков и возьмет от него, в знак милости, Варшаву!» Ляхи также гордились и не слушали гетмана, который, видя необходимость употребить силу, вместе с князем Мстиславским и пятнадцатью тысячами москвитян выступали против мятежных единоземцев. Уже началось и кровопролитие, но малочисленное и худое войско Лжедмитриево не могло обещать себе победы. Сапега выехал из рядов, снял шапку перед Жолкевским, дал ему руку в знак братства – и через несколько часов все усмирилось. Ляхи и россияне оставили Лжедмитрия. <…> Самозванец и Марина ночью (26 августа) ускакали верхом в Калугу с атаманом Заруцким, с шайкою казаков, татар и россиян немногих». В примечаниях к этому месту приводится выписка из первоисточника – Окружной грамоты князя Федора Ивановича Мстиславского от 4 сентября 1610 года, по содержанию полностью совпадающая с текстом «Истории государства Российского», а также цитируется Никоновская летопись: «…Вор же разоривши монастырь (Пафнутьев), поиде на Москву и ста у Николы на Угреше».
Гравюра Ф. Снядецкого. XVII в.
Интересные подробности этого события можно почерпнуть из «Рукописи Жолкевского», изданной П. Мухановым в Москве в 1835 году. Это собственноручные записки гетмана, относящиеся приблизительно к 1611 году. О себе он пишет в третьем лице: «Сапега, или, лучше сказать, войско его, увидев пред собою войско Гетмана и Московскую рать, весьма устрашилось. <…> Сапега выехал тотчас же и там сообразно с тем, что было предложено Гетманом, объявил и пожатием руки подтвердил, что если бы пан их и не захотел довольствоваться тем, что было предложено Гетманом (а касалось сие до Гродна и Самбора), они не хотели более оставаться с ним. Самозванца в то время не было в лагере: он находился за 2 мили оттуда у своей жены в монастыре, который москвитяне называют Нове – Гроши5. И так они отложили до следующего дня уведомление гетмана, доволен ли этим обманщик или нет. Но он не помышлял сим удовольствоваться, а тем более жена его, которая, будучи женщиною властолюбивою, довольно грубо пробормотала: «Пусть Е.В. Король6 уступит Е.В. Царю7 Краков, а Е.В. Царь отдаст королю Варшаву». Гетман, услышав об этом, снесся с думными боярами, имея намерение двинуться ночью, нагнать этого злодея в монастыре и стараться поймать его; и так мы двинулись в час ночи. <…> Сие предприятие не было бы тщетно, если бы один изменник москвитянин, ушедший из Москвы к обманщику, не предостерег его. Самозванец… вскочив на коня и посадив на коней свою боярыню и женщин, бежал из монастыря. С ним отправился один только Заруцкий с несколькими сотнями донских казаков; бежал же он, как потом оказалось, через Серпухов к Калуге, ибо многие думали, да и он сам распустил такой слух, что отправляется к Коломне. <…> Неизвестность о дороге, которою отправился обманщик, помешала войску тотчас же выступить за ним в погоню. Наступила ночь, и около 6 часов имел он впереди. Гетман возвратился в лагерь, а бояре в город…»
11 сентября 1610 года по предложению гетмана Жолкевского к Сигизмунду III было направлено русское посольство, возглавляемое митрополитом Ростовским Филаретом, отцом первого русского царя из рода Романовых Михаила Федорови-ча и будущим патриархом. Посольство должно было предложить юному королевичу Владиславу перейти в православие и принять русский престол. Карамзин пишет: «Товарищами Филарета и Голицына8 были окольничий князь Мезецкий9, думный дворянин Сукин, дьяки Луговской и Сыдавной – Васильев, архимандрит новоспасский Евфимий, келарь лавры Авраамий, угрешский игумен Иона и вознесенский протоиерей Кирилл». После молебна в Успенском соборе посольство выехало из Кремля в сопровождении множества чиновников и полутысячи воинов. Однако Сигизмунд III, который теперь сам претендовал на русский трон и хотел насадить на Руси католичество, отправил русских посланников в заточение в Киев. Угрешский игумен Иона умер, не дождавшись возвращения на родину. По иному сложилась судьба Василия Борисовича Сукина, того самого воеводы, который в 1609 году потерпел поражение близ Угреши. Он вместе с несколькими товарищами выразил притворную благосклонность к Сигизмунду III, был им отпущен и поспешил в Москву, чтобы рассказать о вероломстве польского короля и призвать соотечественников на борьбу с интервентами.
Уже через 10 дней после отправления русского посольства к Сигизмунду III поляки заняли Москву, нарушив ранее заключенное соглашение. Их бесчинства в столице увенчались огромным пожаром, бушевавшим 19–21 марта 1611 года. Тем временем к Москве шли «бодро, но тихо» дружины Первого земского ополчения. «25 марта ляхи увидели на Владимирской дороге легкий отряд россиян, казаков атамана Просовецкого, – пишет Н. Карамзин, – напали и возвратились, хвалясь победою. В следующий день пришел Ляпунов от Коломны, Заруцкий от Тулы; соединились с другими воеводами близ обители Угрешской и 28 марта двинулись к пепелищ у московскому». Вот как об этом говорится в Никоновской летописи, выдержку из которой Карамзин в очередной раз приводит в примечании: «Придоша же все воеводы из всех городов к Николе на Угрешу, и совокупившася все за едино и поидоша под Москву…»
Таким образом, Угреша в 1611 году стала местом сбора дружин Первого земского ополчения, которое не выполнило, к сожалению, своих задач из – за разногласий между воеводами и внутренних мятежей. Нередки были разбои и грабежи населения со стороны ополченцев. Страдал от них и Николо – Угрешский монастырь: «Двадцать казаков, кинутых воеводою Плещеевым в реку за разбой близ Угрешской обители, были спасены их товарищами и приведены в стан Московский».
Через две страницы после этой фразы труд Карамзина обрывается. Тяжелая болезнь и смерть, последовавшая 22 мая 1826 года, помешали великому историку завершить свое грандиозное произведение описанием царствования Михаила Федоровича Романова, как он планировал. Несомненно, Угреша была бы упомянута им еще не раз в связи с Угрешскими походами этого царя на богомолье. Всего Карамзин в «Истории государства Российского» упомянул Угрешу 16 раз, в том числе 6 раз в основном тексте. Это говорит о широкой известности Николо – Угрешской обители, еще не достигшей в конце XV – начале XVII века вершины своей славы, как места паломничества московских государей и военной крепости на опасных юго – восточных подступах к столице.
«Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно, не уважать оной есть постыдное малодушие», – писал великий Пушкин. Жителям Угрешской земли, несомненно, есть чем гордиться и что уважать.
Елена Егорова
Ссылки и комментарии
1 Саип – Гирей.2 Хронографы – краткие летописи о событиях в какой – либо местности, которые велись в Византии, а с XVII века и на Руси.
3 Ляхи – поляки.
4 Лжедмитрия II.
5 Обитель Угрешская. Примечание публикатора П. Муханова.
6 Его величество король Сигизмунд III.
7 Лжедмитрию II.
8 Речь идет о князе Василии Васильевиче Голицыне, впоследствии изменнике.
9 Речь идет о Даниле Ивановиче Мезецком.