Постреливая по немногим уцелевшим лентяям, не потрудившимся выйти навстречу визитерам, коммандос неслись во весь опор. Только не к вертолету, стоявшему слева, чуть поодаль, а к советскому истребителю МИГ, который красовался в начале взлетной полосы, на расстоянии примерно двухсот пятидесяти ярдов от грузовика.
Навстречу атакующим отважно выкатился джип, вооруженный пулеметом на треноге.
Фрост вильнул рулем вправо, нанес более маленькой и легкой машине сокрушительный скользящий удар, отбросил, опрокинул вездеход, заставил его покатиться кубарем. Тот же час взорвался бензобак, и единственная попытка рамоновцев оказать решительное противодействие оборвалась, не успев начаться.
— Держись! — выкрикнул Фрост.
Он сбросил скорость, вернул рычаг на первую передачу, еще раз мгновенно прижал и отпустил педаль тормоза. Массивное рыло трофейной двухтонки врезалось в хвостовую часть самолета, смяла ее, сдвинула МИГ с места, лишила всякой надежды подняться в воздух без предварительного капитального ремонта.
Двигатель заглох.
— Все наружу! Огонь! Ураганный! Бельфорд, к вертолету!
Глава двадцать четвертая
Глава двадцать пятая
Глава двадцать шестая
Навстречу атакующим отважно выкатился джип, вооруженный пулеметом на треноге.
Фрост вильнул рулем вправо, нанес более маленькой и легкой машине сокрушительный скользящий удар, отбросил, опрокинул вездеход, заставил его покатиться кубарем. Тот же час взорвался бензобак, и единственная попытка рамоновцев оказать решительное противодействие оборвалась, не успев начаться.
— Держись! — выкрикнул Фрост.
Он сбросил скорость, вернул рычаг на первую передачу, еще раз мгновенно прижал и отпустил педаль тормоза. Массивное рыло трофейной двухтонки врезалось в хвостовую часть самолета, смяла ее, сдвинула МИГ с места, лишила всякой надежды подняться в воздух без предварительного капитального ремонта.
Двигатель заглох.
— Все наружу! Огонь! Ураганный! Бельфорд, к вертолету!
Глава двадцать четвертая
— Высаживаемся! — отрывисто распорядился Фрост, когда винтокрылая машина зависла в трех ярдах над плоской крышей-азотеей.
Наемники посыпались в обе дверцы, падая на согнутые ноги, мгновенно перекатываясь, освобождая место прыгающим вослед товарищам. Беглым взглядом окинув крышу, Фрост окончательно удостоверился: часовых нет.
Радиоловушка сработала, всех наличных людей отправили оборонять периметр внешней стены. Занимать позиции на ровной, точно бильярдный стол, начисто лишенной всяких выступов — даже обычного парапета — азотее было бессмысленно.
— Отряд нападения, за мной!
Пальчик-Финч, Эдисон, Гивэнс, Кудзихара и Свернбьорг последовали за капитаном. Остальные растянулись плашмя подле вертолета, используя машину в качестве не слишком надежного, но все-таки достаточного прикрытия.
— Раз, два, три… — считал Фрост, пригибаясь и мчась по крыше, ежесекундно ожидая удара в бок или грудь. Обстрел снизу мог начаться в любое мгновение.
Он отыскивал нужную квадратную плиту, которыми крыша была выложена с колониальных времен.
На счете “двадцать шесть” наемник выкрикнул:
— Стой!
Он запустил острие штыка в еле заметную щель, поддел, надавил, стараясь не поломать стального лезвия. Могучий швед поспешил на помощь командиру. Мраморная плита поднялась, и с грохотом опрокинулась в сторону.
— Вперед и вниз!
Первым, разумеется, спрыгнул сам Фрост. Что-то зашуршало в темноте слева. Капитан повел включенным фонариком. Крыса. И вон еще одна… И еще…
Минуту спустя все шестеро очутились на темном, необъятном дворцовом чердаке.
Бросились вослед Фросту, явно знавшему, куда бежит, и что разыскивает.
— Вот, — шепнул наемник, показывая на планку, прикрепленную к стене. — Слева от нее. Потайная дверца. Только я…
Он оцепенел. Он забыл, где находится крохотная, величиной с обойный гвоздик, точка — секретная кнопка. Принялся отчаянно шарить ладонями по стене. Руки немедленно покрылись густой, бархатистой пылью. Около большого пальца в кожу вошла подлая, болезненная заноза.
Кнопки не было.
— Ах ты..!
Побледневший, разом осунувшийся Фрост беспомощно обернулся к товарищам.
— Дай-ка я, командир! — негромко произнес Кудзихара. И сделал широкий шаг назад.
Фрост успел отскочить. И вовремя.
Японец опустил подбородок, напрягся, издал негромкий отрывистый крик, походивший на выдох опускающего топор дровосека. Левая нога и правая рука восточного наемника нанесли по секретной дверце два одновременных удара — пинок и тычок.
Довольно толстая деревянная панель треснула по всей длине, и образовавшиеся половинки с грохотом повалились, открывая прямоугольный проем.
— Н-да, — только и произнес Генри Фрост. — Не хотел бы я драться с тобою врукопашную.
Кудзихара осклабился и быстро, учтиво склонил голову.
Опять проскользнув первым, Фрост немедля зажег фонарь. За порогом проема было темно, точно в крокодильем желудке. Наемник повел узким лучом, припомнил расположение коридоров и комнат.
Следующий коридор упирался во внешнюю стену дворца, поворачивал направо и уводил вдаль. В конце его, припомнил Фрост, находится лестница…
— За мной! Осторожно! Старайтесь не падать. Старые, рассохшиеся доски пола скрипели под ногами бегущих, но тут уже ничего нельзя было поделать. По воздуху шагать не обучены, подумал Фрост. Положимся на собственное проворство, удачу и помощь свыше…
Наемник повернул рубчатый ободок фонарного стекла, расширил световой луч, облегчая продвижение остальным.
На площадке лестницы Фрост поднял руку, что значило: замри на мгновение.
Следовало оценить обстановку.
Лестница спускалась в сводчатый проход, по расчетам Фроста соответствовавший второму этажу дворца. Президентскому этажу, кстати…
— Вперед.
Они буквально скатились по скрипучим ступеням. Давненько здесь не ступала нога человеческая… Эрнесто Рамон получил подробные планы здания, но про потайной путь, разумеется, не узнал ничего. А до рамоновских времен здесь лишь единожды бродили Фрост и Марина…
Наемники в считанные секунды миновали коридор, уперлись в торцевую дверь, снабженную внутренней щеколдой. Открыв ее, капитан очутился там, где и должен был очутиться: в помещении, когда-то служившем детской, а ныне заброшенном, забытом, ненужном. Чересчур маленькая комната на чересчур дальнем отшибе от остальных залов — если, разумеется, не знать о потайном ходе.
Никчемная кладовая, негодная спальня… Поблекшие, растрескавшиеся обои, усеянные веселенькими цветочками… Старая, позабытая кроватка в углу… А вот камин здесь, правду сказать, отличный.
Чудесный камин.
В буквальном смысле слова.
Просто волшебный!
— Кудзихара!
— Да, сэр.
— Нет, погоди, — улыбнулся Фрост. — Здесь, пожалуй, потребуется Свенбьорг…
— Да, зэр! — отозвался громадный швед.
— Ну-ка, приналяг на эту закраину.
Дальше Марина Фроста не водила, и наемник понятия не имел, куда попадут они сквозь волшебный камин. Капитан предусмотрительно взял штурмовую винтовку на перевес. Прочие немедленно последовали примеру командира.
Под неудержимым нажимом шведа весь огромный, сложенный из дикого камня очаг стал медленно поворачиваться, точно замысловатая дверь открывалась, пропуская пришельцев.
Обнаружился просторный, совершенно пустой зал. Фрост узнал его. Если Рамон сохранил расположение кабинетов, принятое во время Агилара-Гарсиа, от президентских апартаментов людей Фроста отделяло всего три-четыре комнаты.
Фрост повертел дверную ручку.
Ни малейшего эффекта.
— Стукнуть, командир? — осведомился Кудзихара.
— Еще успеешь, — хмыкнул Фрост. — Потерпи чуток. Они уже наверняка заподозрили наше присутствие, и начинают рыскать по дворцу. Самое время поднять немного шума…
Наемник отступил и выпустил в. бронзовый замок две коротких очереди.
Наемники посыпались в обе дверцы, падая на согнутые ноги, мгновенно перекатываясь, освобождая место прыгающим вослед товарищам. Беглым взглядом окинув крышу, Фрост окончательно удостоверился: часовых нет.
Радиоловушка сработала, всех наличных людей отправили оборонять периметр внешней стены. Занимать позиции на ровной, точно бильярдный стол, начисто лишенной всяких выступов — даже обычного парапета — азотее было бессмысленно.
— Отряд нападения, за мной!
Пальчик-Финч, Эдисон, Гивэнс, Кудзихара и Свернбьорг последовали за капитаном. Остальные растянулись плашмя подле вертолета, используя машину в качестве не слишком надежного, но все-таки достаточного прикрытия.
— Раз, два, три… — считал Фрост, пригибаясь и мчась по крыше, ежесекундно ожидая удара в бок или грудь. Обстрел снизу мог начаться в любое мгновение.
Он отыскивал нужную квадратную плиту, которыми крыша была выложена с колониальных времен.
На счете “двадцать шесть” наемник выкрикнул:
— Стой!
Он запустил острие штыка в еле заметную щель, поддел, надавил, стараясь не поломать стального лезвия. Могучий швед поспешил на помощь командиру. Мраморная плита поднялась, и с грохотом опрокинулась в сторону.
— Вперед и вниз!
Первым, разумеется, спрыгнул сам Фрост. Что-то зашуршало в темноте слева. Капитан повел включенным фонариком. Крыса. И вон еще одна… И еще…
Минуту спустя все шестеро очутились на темном, необъятном дворцовом чердаке.
Бросились вослед Фросту, явно знавшему, куда бежит, и что разыскивает.
— Вот, — шепнул наемник, показывая на планку, прикрепленную к стене. — Слева от нее. Потайная дверца. Только я…
Он оцепенел. Он забыл, где находится крохотная, величиной с обойный гвоздик, точка — секретная кнопка. Принялся отчаянно шарить ладонями по стене. Руки немедленно покрылись густой, бархатистой пылью. Около большого пальца в кожу вошла подлая, болезненная заноза.
Кнопки не было.
— Ах ты..!
Побледневший, разом осунувшийся Фрост беспомощно обернулся к товарищам.
— Дай-ка я, командир! — негромко произнес Кудзихара. И сделал широкий шаг назад.
Фрост успел отскочить. И вовремя.
Японец опустил подбородок, напрягся, издал негромкий отрывистый крик, походивший на выдох опускающего топор дровосека. Левая нога и правая рука восточного наемника нанесли по секретной дверце два одновременных удара — пинок и тычок.
Довольно толстая деревянная панель треснула по всей длине, и образовавшиеся половинки с грохотом повалились, открывая прямоугольный проем.
— Н-да, — только и произнес Генри Фрост. — Не хотел бы я драться с тобою врукопашную.
Кудзихара осклабился и быстро, учтиво склонил голову.
Опять проскользнув первым, Фрост немедля зажег фонарь. За порогом проема было темно, точно в крокодильем желудке. Наемник повел узким лучом, припомнил расположение коридоров и комнат.
Следующий коридор упирался во внешнюю стену дворца, поворачивал направо и уводил вдаль. В конце его, припомнил Фрост, находится лестница…
— За мной! Осторожно! Старайтесь не падать. Старые, рассохшиеся доски пола скрипели под ногами бегущих, но тут уже ничего нельзя было поделать. По воздуху шагать не обучены, подумал Фрост. Положимся на собственное проворство, удачу и помощь свыше…
Наемник повернул рубчатый ободок фонарного стекла, расширил световой луч, облегчая продвижение остальным.
На площадке лестницы Фрост поднял руку, что значило: замри на мгновение.
Следовало оценить обстановку.
Лестница спускалась в сводчатый проход, по расчетам Фроста соответствовавший второму этажу дворца. Президентскому этажу, кстати…
— Вперед.
Они буквально скатились по скрипучим ступеням. Давненько здесь не ступала нога человеческая… Эрнесто Рамон получил подробные планы здания, но про потайной путь, разумеется, не узнал ничего. А до рамоновских времен здесь лишь единожды бродили Фрост и Марина…
Наемники в считанные секунды миновали коридор, уперлись в торцевую дверь, снабженную внутренней щеколдой. Открыв ее, капитан очутился там, где и должен был очутиться: в помещении, когда-то служившем детской, а ныне заброшенном, забытом, ненужном. Чересчур маленькая комната на чересчур дальнем отшибе от остальных залов — если, разумеется, не знать о потайном ходе.
Никчемная кладовая, негодная спальня… Поблекшие, растрескавшиеся обои, усеянные веселенькими цветочками… Старая, позабытая кроватка в углу… А вот камин здесь, правду сказать, отличный.
Чудесный камин.
В буквальном смысле слова.
Просто волшебный!
— Кудзихара!
— Да, сэр.
— Нет, погоди, — улыбнулся Фрост. — Здесь, пожалуй, потребуется Свенбьорг…
— Да, зэр! — отозвался громадный швед.
— Ну-ка, приналяг на эту закраину.
Дальше Марина Фроста не водила, и наемник понятия не имел, куда попадут они сквозь волшебный камин. Капитан предусмотрительно взял штурмовую винтовку на перевес. Прочие немедленно последовали примеру командира.
Под неудержимым нажимом шведа весь огромный, сложенный из дикого камня очаг стал медленно поворачиваться, точно замысловатая дверь открывалась, пропуская пришельцев.
Обнаружился просторный, совершенно пустой зал. Фрост узнал его. Если Рамон сохранил расположение кабинетов, принятое во время Агилара-Гарсиа, от президентских апартаментов людей Фроста отделяло всего три-четыре комнаты.
Фрост повертел дверную ручку.
Ни малейшего эффекта.
— Стукнуть, командир? — осведомился Кудзихара.
— Еще успеешь, — хмыкнул Фрост. — Потерпи чуток. Они уже наверняка заподозрили наше присутствие, и начинают рыскать по дворцу. Самое время поднять немного шума…
Наемник отступил и выпустил в. бронзовый замок две коротких очереди.
Глава двадцать пятая
— Чок-в-чок по расписанию, — сказал Фрост, бросая взгляд на “Омегу”. — Будто хронометраж вели!
В следующей комнате не оказалось ни души, а новая дверь заперта не была. Штурмовая группа ринулась дальше, слыша, как во дворе и за пределами внешней стены идет жесточайшая перестрелка. Люди Рамона усердно выводили друг друга в расход, обманутые двумя взаимоисключающими сообщениями по радио.
Заведомая и преднамеренная ложь в эфире, подумал Фрост. О, как это крепко пахнет политикой и репортерской работой!
— Вперед! — заорал наемник, а кто-то — кажется, Пальчик-Финч, подхватил:
— Бей Рамона!
За третьей дверью, вспомнил Фрост, обретается кабинет самого президента. Ну, теперь вспоминайте окаянные три дня подготовки на противоположном берегу Монте-Асуль! Теперь-то и потребуется полная слаженность!
— По схеме “один” — давай!
Наемники не забыли ничего.
Ибо именно эти действия Фрост заставил их репетировать, и вновь репетировать, и опять репетировать на протяжении четырех томительных часов.
Гивэнс, Эдисон и Свернбьорг остановились немного позади, приготовившись при необходимости открыть все уничтожающий огонь из трех автоматических стволов. Особые надежды Фрост возлагал на тяжелый М—60, которым вооружился швед. Пальчик-Финч и сам наемник прикрывали фланги, а Кудзихара с разбегу взлетел в воздух, подгибая правую ногу, выбрасывая вперед левую и прижимая локти к бокам.
Ударил.
Упал на пол, немедля перекатился, чтобы не перекрывать соратникам линию стрельбы.
Вскочил.
Точно по мановению палочки фокусника, в левой руке японца уже оказался крупнокалиберный револьвер, а в правой — узкий обоюдоострый тесак.
Фрост хорошо знал, кому какую роль отвести в этом завершающем приступе. А людей подбирал тщательнейшим образом. Кудзихара числился когда-то чуть ли не лучшим диверсантом-истребителем на всем Дальнем Востоке…
Не удайся японцу этот впечатляющий прием, известный в каратэ как “йоко тоби-гэри”, Гивэнсу, Эдисону и шведу надлежало открыть сосредоточенный и непрерывный огонь, прошивая деревянную преграду. Но Кудзихара преуспел.
Дверь, видимо, заложенная изнутри массивным деревянным брусом, попросту сорвалась со всех четырех петель и с громовым треском рухнула внутрь, на безукоризненно отполированный паркет.
Нервы шведа не выдержали, грянула короткая очередь. И тотчас оборвалась. Ибо из кабинета никто не стрелял.
Наемники молниями влетели внутрь — опять-таки, в заранее установленном порядке: первым — Кудзихара, вторым — Фрост, а все остальные — следом.
Точно атакующая рысь, Кудзихара кинулся к письменному столу возле дальнего, забранного пурпурными шторами окна.
Ошеломленный Эрнесто Рамон, сорокалетний красавец в безукоризненном смокинге, поднимался из кресла, хватая рукоять револьвера, засунутого прямо за пояс и выглядевшего довольно странно в сочетании с безукоризненным костюмом.
— Бей Рамона! — заорал Финч.
Кудзихаре никаких дополнительных наставлений не требовалось. Он просто взмахнул рукой и метнул занесенный клинок, ибо кабинет оказался просторным, а пересекать его, рискуя наткнуться на пулю, японец не желал.
Тесак мелькнул, перевернулся, вонзился точно в основание горла. Не желая полностью отдавать подчиненному честь окончательной победы и, к тому же, помня, что нож, в отличие от выстрела, не оглушает жертву мгновенно. Фрост нажал на гашетку.
Безукоризненно белая, крахмальная сорочка Эрнесто Рамона покрылась багровыми дырами — наемник целился в середину грудной кости. Самозванный диктатор отлетел, выбил спиною оконное стекло, сотряс крепкую раму и покатился на пол.
Грянула гивэнсовская М—16.
Лишь сейчас Фрост сообразил, что у огромной карты, висевшей на стене справа, стояли двое кубинцев. Один из них уже опрокинулся и застыл, второй, раненный в живот, сгибался пополам и умирал, падая.
— Руки верхом!
Как выяснилось, в кабинете обретался еще и четвертый человек. Именно его и взял на мушку могучий швед. Фрост сей же час разглядел генеральские знаки различия на широких, неуклюжих погонах.
Командующий кубинскими “добровольцами”!
Профессионал: застыл не шевелясь при первых же признаках беды. Но сначала поднял руки. Выкрик Свернбьорга был уже чистейшей и совершенно лишней формальностью…
— Где караулы? Сколько? Живо, скотина! — завопил Фрост, подскакивая к высшему фиделевскому чину. — Если сюда сунется хоть один солдат, первым убитым сделаешься ты!
Генерал очень слабо усмехнулся:
— Во дворце, кроме нас, никого не оставалось. Отбивают нападение ваших головорезов. Я один, вас — шестеро… Успокойтесь.
— Мы не волнуемся, ваше превосходительство, — осклабился Фрост. — Но вносим поправку: головорезы не наши. Это ваши головорезы.
— Не понимаю.
— Мы успешно стравили рамоновцев с рамоновцами. Сейчас они занимаются взаимным истреблением.
— Проклятье! — прошептал кубинец.
На хорошем английском изъясняется, подумал Фрост. Но особо размышлять не доводилось. Надлежало добиться необходимого сразу же, покуда первый шок не миновал, и генерал пребывал в полной растерянности.
Мундир под мышками кубинца набрякал потом. Крупные капли влаги выступили на лбу. Генерал был смертельно бледен, однако старался держаться с невозмутимым достоинством. Пятерка, подумал Фрост. С минусом, но все равно, пятерка за поведение…
Наемники обступили пленного.
— Выбора нет, генерал, — внушительно и раздельно произнес Генри Фрост. — Вернее, выбор имеется, однако не думаю, что вы станете долго колебаться. Приказывайте своим “интернационалистам” сию минуту сложить оружие, сдаться и отправляться на родной остров без малейшего ущерба — телесного или морального. Гарантирую обращение в полном согласии с международными нормами. Либо… Фрост выдержал преднамеренную паузу.
— Либо?.. — хриплым голосом повторил кубинец.
— Либо Финч раздробит вам обе коленные чашечки малокалиберными пулями; я отстрелю кончик носа — неминуемо выжгу при этом глаза, между прочим, — а Кудзихара медленно вспорет живот. Минут пятнадцать спустя, разумеется. И намотает кишки на винтовочный ствол. Делайте выбор. Даю полминуты.
— Вы — одноглазый капитан Фрост…
— Какая проницательность, — ухмыльнулся наемник, упирая по-прежнему горячее дуло в нос кубинцу.
— Si, Io veol…[11] Но, сами понимаете, нужен радиопередатчик.
— Вас проводят Финч и Кудзихара. Шевелитесь, генерал. Эти ребята не отличаются ни терпением, ни снисходительностью.
Пленный двинулся по паркету, сопровождаемый двумя отряженными в конвоиры наемниками.
— Эй! — окликнул Фрост.
Генерал остановился, повернул голову.
— Даю слово чести. Если вы сдержите обещание, любой, кто посмеет обидеть вас или последнего из ваших рядовых, будет немедленно расстрелян. Вот этими руками.
И капитан Фрост показал кубинцу свои перепачканные пороховой гарью ладони.
— Благодарю, — криво усмехнулся кубинец. — Но только, что скажет Фидель?
Фрост пожал плечами.
— Ваш диктатор, вам и знать лучше.
Наемник вынул из внутреннего кармана тщательно припрятанную пачку и впервые за истекшие сутки с наслаждением закурил “Кэмел”. Вонючий сигарный табак уже надоел Фросту хуже горькой редьки.
В следующей комнате не оказалось ни души, а новая дверь заперта не была. Штурмовая группа ринулась дальше, слыша, как во дворе и за пределами внешней стены идет жесточайшая перестрелка. Люди Рамона усердно выводили друг друга в расход, обманутые двумя взаимоисключающими сообщениями по радио.
Заведомая и преднамеренная ложь в эфире, подумал Фрост. О, как это крепко пахнет политикой и репортерской работой!
— Вперед! — заорал наемник, а кто-то — кажется, Пальчик-Финч, подхватил:
— Бей Рамона!
За третьей дверью, вспомнил Фрост, обретается кабинет самого президента. Ну, теперь вспоминайте окаянные три дня подготовки на противоположном берегу Монте-Асуль! Теперь-то и потребуется полная слаженность!
— По схеме “один” — давай!
Наемники не забыли ничего.
Ибо именно эти действия Фрост заставил их репетировать, и вновь репетировать, и опять репетировать на протяжении четырех томительных часов.
Гивэнс, Эдисон и Свернбьорг остановились немного позади, приготовившись при необходимости открыть все уничтожающий огонь из трех автоматических стволов. Особые надежды Фрост возлагал на тяжелый М—60, которым вооружился швед. Пальчик-Финч и сам наемник прикрывали фланги, а Кудзихара с разбегу взлетел в воздух, подгибая правую ногу, выбрасывая вперед левую и прижимая локти к бокам.
Ударил.
Упал на пол, немедля перекатился, чтобы не перекрывать соратникам линию стрельбы.
Вскочил.
Точно по мановению палочки фокусника, в левой руке японца уже оказался крупнокалиберный револьвер, а в правой — узкий обоюдоострый тесак.
Фрост хорошо знал, кому какую роль отвести в этом завершающем приступе. А людей подбирал тщательнейшим образом. Кудзихара числился когда-то чуть ли не лучшим диверсантом-истребителем на всем Дальнем Востоке…
Не удайся японцу этот впечатляющий прием, известный в каратэ как “йоко тоби-гэри”, Гивэнсу, Эдисону и шведу надлежало открыть сосредоточенный и непрерывный огонь, прошивая деревянную преграду. Но Кудзихара преуспел.
Дверь, видимо, заложенная изнутри массивным деревянным брусом, попросту сорвалась со всех четырех петель и с громовым треском рухнула внутрь, на безукоризненно отполированный паркет.
Нервы шведа не выдержали, грянула короткая очередь. И тотчас оборвалась. Ибо из кабинета никто не стрелял.
Наемники молниями влетели внутрь — опять-таки, в заранее установленном порядке: первым — Кудзихара, вторым — Фрост, а все остальные — следом.
Точно атакующая рысь, Кудзихара кинулся к письменному столу возле дальнего, забранного пурпурными шторами окна.
Ошеломленный Эрнесто Рамон, сорокалетний красавец в безукоризненном смокинге, поднимался из кресла, хватая рукоять револьвера, засунутого прямо за пояс и выглядевшего довольно странно в сочетании с безукоризненным костюмом.
— Бей Рамона! — заорал Финч.
Кудзихаре никаких дополнительных наставлений не требовалось. Он просто взмахнул рукой и метнул занесенный клинок, ибо кабинет оказался просторным, а пересекать его, рискуя наткнуться на пулю, японец не желал.
Тесак мелькнул, перевернулся, вонзился точно в основание горла. Не желая полностью отдавать подчиненному честь окончательной победы и, к тому же, помня, что нож, в отличие от выстрела, не оглушает жертву мгновенно. Фрост нажал на гашетку.
Безукоризненно белая, крахмальная сорочка Эрнесто Рамона покрылась багровыми дырами — наемник целился в середину грудной кости. Самозванный диктатор отлетел, выбил спиною оконное стекло, сотряс крепкую раму и покатился на пол.
Грянула гивэнсовская М—16.
Лишь сейчас Фрост сообразил, что у огромной карты, висевшей на стене справа, стояли двое кубинцев. Один из них уже опрокинулся и застыл, второй, раненный в живот, сгибался пополам и умирал, падая.
— Руки верхом!
Как выяснилось, в кабинете обретался еще и четвертый человек. Именно его и взял на мушку могучий швед. Фрост сей же час разглядел генеральские знаки различия на широких, неуклюжих погонах.
Командующий кубинскими “добровольцами”!
Профессионал: застыл не шевелясь при первых же признаках беды. Но сначала поднял руки. Выкрик Свернбьорга был уже чистейшей и совершенно лишней формальностью…
— Где караулы? Сколько? Живо, скотина! — завопил Фрост, подскакивая к высшему фиделевскому чину. — Если сюда сунется хоть один солдат, первым убитым сделаешься ты!
Генерал очень слабо усмехнулся:
— Во дворце, кроме нас, никого не оставалось. Отбивают нападение ваших головорезов. Я один, вас — шестеро… Успокойтесь.
— Мы не волнуемся, ваше превосходительство, — осклабился Фрост. — Но вносим поправку: головорезы не наши. Это ваши головорезы.
— Не понимаю.
— Мы успешно стравили рамоновцев с рамоновцами. Сейчас они занимаются взаимным истреблением.
— Проклятье! — прошептал кубинец.
На хорошем английском изъясняется, подумал Фрост. Но особо размышлять не доводилось. Надлежало добиться необходимого сразу же, покуда первый шок не миновал, и генерал пребывал в полной растерянности.
Мундир под мышками кубинца набрякал потом. Крупные капли влаги выступили на лбу. Генерал был смертельно бледен, однако старался держаться с невозмутимым достоинством. Пятерка, подумал Фрост. С минусом, но все равно, пятерка за поведение…
Наемники обступили пленного.
— Выбора нет, генерал, — внушительно и раздельно произнес Генри Фрост. — Вернее, выбор имеется, однако не думаю, что вы станете долго колебаться. Приказывайте своим “интернационалистам” сию минуту сложить оружие, сдаться и отправляться на родной остров без малейшего ущерба — телесного или морального. Гарантирую обращение в полном согласии с международными нормами. Либо… Фрост выдержал преднамеренную паузу.
— Либо?.. — хриплым голосом повторил кубинец.
— Либо Финч раздробит вам обе коленные чашечки малокалиберными пулями; я отстрелю кончик носа — неминуемо выжгу при этом глаза, между прочим, — а Кудзихара медленно вспорет живот. Минут пятнадцать спустя, разумеется. И намотает кишки на винтовочный ствол. Делайте выбор. Даю полминуты.
— Вы — одноглазый капитан Фрост…
— Какая проницательность, — ухмыльнулся наемник, упирая по-прежнему горячее дуло в нос кубинцу.
— Si, Io veol…[11] Но, сами понимаете, нужен радиопередатчик.
— Вас проводят Финч и Кудзихара. Шевелитесь, генерал. Эти ребята не отличаются ни терпением, ни снисходительностью.
Пленный двинулся по паркету, сопровождаемый двумя отряженными в конвоиры наемниками.
— Эй! — окликнул Фрост.
Генерал остановился, повернул голову.
— Даю слово чести. Если вы сдержите обещание, любой, кто посмеет обидеть вас или последнего из ваших рядовых, будет немедленно расстрелян. Вот этими руками.
И капитан Фрост показал кубинцу свои перепачканные пороховой гарью ладони.
— Благодарю, — криво усмехнулся кубинец. — Но только, что скажет Фидель?
Фрост пожал плечами.
— Ваш диктатор, вам и знать лучше.
Наемник вынул из внутреннего кармана тщательно припрятанную пачку и впервые за истекшие сутки с наслаждением закурил “Кэмел”. Вонючий сигарный табак уже надоел Фросту хуже горькой редьки.
Глава двадцать шестая
В шесть часов пополудни, когда солнце уже начинало закатываться, радио коммунистического правительства передало официальное сообщение о полной и безоговорочной капитуляции. Войска Адольфо Коммачо заняли столицу и частично продвинулись дальше, в глубь страны. Сражения большей частью прекратились. Лишь кое-где отдельные очаги сопротивления доводилось подавлять огнем и штыками.
Фрост безукоризненно сдержал данное кубинскому генералу слово. Ни единого из добровольно сложивших оружие “интернационалистов” не расстреляли. Нескольким, особо дерзким и наглым воякам, разъяренные горожане пытались, правда, вышибить зубы, но Фрост пресек подобные попытки в зародыше.
К рассвету все было кончено и улажено. Вокруг Сан-Луиса оборудовали оборонительные позиции, хотя наемник не видел в этом ни малейшей нужды; по улицам ходили повстанческие патрули, мирным жителям раздавали хлеб и крупу.
Марина прибыла на вертолете. На том самом, который Бельфорд столь удачно посадил накануне посреди дворцовой азотеи. Теперь машина величественно приземлилась на широком, вымощенном булыжником подворье.
Вместе с Мариной прилетел Адольфо Коммачо.
Фрост рассеянно курил и наблюдал, как победители выпрыгивают из геликоптера. Цветочные клумбы, столь пышные вчера поутру, были вытоптаны солдатскими ботинками, с камней, выстилавших маленькую внутреннюю площадь, еще не успели смыть все пятна засохшей крови…
Не беда. Торжественность подобной минуты нельзя омрачить подобными незначащими мелочами.
Сеньорита Агилар-Гарсиа огляделась, увидела наемника и, безо всякой степенности, приличествующей главе государства, помчалась навстречу Фросту.
— Хэнк! Ты победил! Ты все же победил, carino!
— Это мы победили, крошка, — благоразумно ответствовал Фрост. — Вернее, ты победила. Что бы я смог поделать без армии возмездия?
— Останься! Пожалуйста, останься в Монте-Асуль, милый!
— Останется, — раздался поодаль спокойный голос Коммачо. — И думаю, навеки.
Фрост наклонился, поцеловал Марину в лоб, затем нежно и медленно отстранил молодую женщину. Двинулся вниз по ступеням парадного входа.
— Боюсь, дорогая, — сказал он, обернувшись, — это невозможно. Я просто-напросто не гожусь в главнокомандующие. Моя стихия — мелкие диверсионные удары. С весьма впечатляющими итогами. Сама видишь, не хвастаю.
Отворачиваться от Адольфо надолго не стоило.
Фрост сошел с лестницы окончательно, остановился, пристально поглядел на предводителя повстанцев. Молодой, смуглый, мужественный.
С ненавидящими карими глазами, такими огромными и, должно быть, красивыми…
Фрост уже успел принять основательный душ, беззастенчиво забравшись в ванную комнату самого президента. И чувствовал себя заново родившимся. Полным сил. Совершенно свежим. Готовым ко всему.
Вместо перепачканного пятнистого комбинезона капитан облачился в безукоризненно белые брюки Эрнесто Рамона — размеры совпадали превосходно. И белую рубашку позаимствовал из гардероба, принадлежавшего покойному диктатору. “Военные трофеи”, — ухмыльнулся Фрост, разглядывая себя в огромном венецианском зеркале.
Верный хромированный браунинг с предусмотрительно взведенным курком был взятка предохранитель и засунут за брючный ремень. Фрост приготовился к встрече с племянником покойного генерала и поджидал Коммачо с полнейшим спокойствием.
— Здравствуй, Адольфо.
— Час пробил, Генри Фрост!
Наемник невольно рассмеялся. Оперетта! Еще и дешевая вдобавок!..
— Я уважал и ценил твоего дядю. Звал его другом. И генерал, я уверен, все понял бы. И простил, между прочим. Он был до мозга костей военным человеком и знал, что такое тактическая неизбежность. Он сам настоял бы на преднамеренном крушении, пожертвовал собою, чтобы спасти президента.
— Лебезишь, Фрост? Заискиваешь?
Адольфо осклабился.
Нежданно-негаданно капитан ощутил неимоверную скуку. И внезапный приступ усталости.
— Дурак. И вдобавок, прошу прощения у дамы, кусок поганого дерьма. Ублюдок. Безмозглый щенок.
— Ты позволишь мне сбросить куртку? — процедил затрясшийся от ярости Адольфо. — Мой револьвер внутри… А твой — вот он: хватай и стреляй, как оно и положено трусу.
— Не стесняйся, дружок. Хоть подштанники сбрасывай, с тебя станется…
Адольфо Коммачо зажужжал змейкой, распахнул и сбросил пятнистую куртку. Блеснул в солнечных лучах огромный отличительный знак. Полный генерал, подумал наемник. Самозванный, правда…
На Коммачо осталась пропотевшая серая рубаха. С подчеркнутой неторопливостью монтеасулиец закатал оба рукава. И Фрост внезапно понял: перед ним, действительно, безмозглый любитель, которому вовек не выиграть бы этой братоубийственной войны без помощи знатоков своего дела…
Позер.
Хвастун.
Олух.
Адольфо кивнул Фросту, высвободил из предохранительного ремешка поясной кобуры перламутровую рукоять смита-и-вессона.
Перламутр. О, Господи. Какой же все-таки хлыщ достался в союзники…
— Estoy listo! Я готов!
— Отрадно слышать. А кто подаст команду? И какую? “Торо, торо!” — ухмыльнулся Фрост.
— Пускай Марина уронит платок, — ответил овладевший собою Адольфо. — Так заведено. По крайней мере, — прибавил он, — в Латинской Америке.
— Неужели заведено палить по живому человеку в присутствии женщины? Слушай, пусть она лучше бросит гранату! Кто уцелеет — тот и победит.
— Заткнись.
— И ты прикуси язык.
Фрост покосился на Марину. Молодая женщина безмолвно шевелила губами. Дрожала всем телом. И плакала.
— Уведите сеньориту, будьте любезны, — попросил Фрост солдат, ожидавших поблизости, чем завершится необычная стычка.
— Слушай, Коммачо. Я не питаю к тебе ненависти. Ни малейшей. Ты просто болван, если затеял этот спектакль. Посему: выхватывай револьвер, когда посчитаешь нужным. Я готов.
— Отлично, — процедил Адольфо, дожидаясь, пока Марина скроется внутри дворца.
— Едва ли, — вздохнул Фрост.
Массивная, окованная бронзой дверь затворилась.
И тот же час правая рука Адольфо метнулась к перламутровой рукояти револьвера.
Скверный вестерн, подумал Фрост, резко падая на левое колено и одновременно выхватывая браунинг. Имея дело с хвастливым любителем, стоило рискнуть и применить незамысловатый прием.
Но у Адольфо оказалась неожиданно быстрая реакция. Он успел повести дулом, уже нажимая спусковой крючок. По правому плечу Фроста словно молотом ударили. Пальцы разом ослабли, наемник перехватил браунинг левой рукой, выстрелил два раза подряд.
Первая пуля угодила, разумеется, в булыжник подле ног Адольфо Коммачо — слишком уж неверен был случайно взятый прицел. Но второй, направленный гораздо выше — и тоже почти наобум, — угодил прямиком в солнечное сплетение повстанца.
Адольфо буквально переломился пополам, выстрел смита-и-вессона высек из булыжника искры. В лепешку расплющенная пуля отскочила и, в сущности, не лишившись убойной силы, вдребезги разнесла молодому Коммачо голову.
Повстанец рухнул, окровавленный и обезображенный до полной неузнаваемости.
Фрост медленно поднялся. Левая рука, по-прежнему сжимавшая браунинг, повисла. Правая вообще болталась плетью. Колени мелко и противно подрагивали.
Наемник поднял предохранитель, осторожно вернул хромированный пистолет за пояс.
Раздался женский вопль.
Марина стремглав неслась во двор по ступеням, прямо к Фросту.
— Жив! Жив! — повторяла она, словно заведенная. Фрост пожал плечами и немедленно скривился — пуля попала в дельтовидную мышцу, движение отозвалось резкой болью.
— Теперь я уж наверняка не смогу остаться в Монте-Асуль, — сказал наемник не без неожиданной грусти. — Люди Коммачо пристрелят меня из-за угла самое большее через неделю. Они, кажется, любили своего командира.
Капитан почувствовал, что вот-вот лишится чувств. Крупнокалиберная пуля производит изрядное шоковое действие даже причиняя не опасную для жизни рану.
Охватив наемника за талию обеими руками, сеньорита Агилар-Гарсиа не дала Фросту рухнуть.
— Si, — сказала она тихо. — Ты, к сожалению, прав, родной… К великому, великому сожалению…
Фрост умудрился не упасть в обморок. Эдисон и Свенбьорг помогли ему подняться по лестнице, вручила попечению президентских врачей.
Пока доктор обрабатывал и перевязывал рану, Фрост мысленно дал себе честное слово. Точнее, два честных слова сразу.
Во-первых: получив обещанные сто тысяч долларов, обязательно и непременно взять несколько платных уроков пилотирования.
Во-вторых: поблагодарить Марину, а потом ласково распрощаться с нею навсегда…
Или до следующей встречи?
Фрост безукоризненно сдержал данное кубинскому генералу слово. Ни единого из добровольно сложивших оружие “интернационалистов” не расстреляли. Нескольким, особо дерзким и наглым воякам, разъяренные горожане пытались, правда, вышибить зубы, но Фрост пресек подобные попытки в зародыше.
К рассвету все было кончено и улажено. Вокруг Сан-Луиса оборудовали оборонительные позиции, хотя наемник не видел в этом ни малейшей нужды; по улицам ходили повстанческие патрули, мирным жителям раздавали хлеб и крупу.
Марина прибыла на вертолете. На том самом, который Бельфорд столь удачно посадил накануне посреди дворцовой азотеи. Теперь машина величественно приземлилась на широком, вымощенном булыжником подворье.
Вместе с Мариной прилетел Адольфо Коммачо.
Фрост рассеянно курил и наблюдал, как победители выпрыгивают из геликоптера. Цветочные клумбы, столь пышные вчера поутру, были вытоптаны солдатскими ботинками, с камней, выстилавших маленькую внутреннюю площадь, еще не успели смыть все пятна засохшей крови…
Не беда. Торжественность подобной минуты нельзя омрачить подобными незначащими мелочами.
Сеньорита Агилар-Гарсиа огляделась, увидела наемника и, безо всякой степенности, приличествующей главе государства, помчалась навстречу Фросту.
— Хэнк! Ты победил! Ты все же победил, carino!
— Это мы победили, крошка, — благоразумно ответствовал Фрост. — Вернее, ты победила. Что бы я смог поделать без армии возмездия?
— Останься! Пожалуйста, останься в Монте-Асуль, милый!
— Останется, — раздался поодаль спокойный голос Коммачо. — И думаю, навеки.
Фрост наклонился, поцеловал Марину в лоб, затем нежно и медленно отстранил молодую женщину. Двинулся вниз по ступеням парадного входа.
— Боюсь, дорогая, — сказал он, обернувшись, — это невозможно. Я просто-напросто не гожусь в главнокомандующие. Моя стихия — мелкие диверсионные удары. С весьма впечатляющими итогами. Сама видишь, не хвастаю.
Отворачиваться от Адольфо надолго не стоило.
Фрост сошел с лестницы окончательно, остановился, пристально поглядел на предводителя повстанцев. Молодой, смуглый, мужественный.
С ненавидящими карими глазами, такими огромными и, должно быть, красивыми…
Фрост уже успел принять основательный душ, беззастенчиво забравшись в ванную комнату самого президента. И чувствовал себя заново родившимся. Полным сил. Совершенно свежим. Готовым ко всему.
Вместо перепачканного пятнистого комбинезона капитан облачился в безукоризненно белые брюки Эрнесто Рамона — размеры совпадали превосходно. И белую рубашку позаимствовал из гардероба, принадлежавшего покойному диктатору. “Военные трофеи”, — ухмыльнулся Фрост, разглядывая себя в огромном венецианском зеркале.
Верный хромированный браунинг с предусмотрительно взведенным курком был взятка предохранитель и засунут за брючный ремень. Фрост приготовился к встрече с племянником покойного генерала и поджидал Коммачо с полнейшим спокойствием.
— Здравствуй, Адольфо.
— Час пробил, Генри Фрост!
Наемник невольно рассмеялся. Оперетта! Еще и дешевая вдобавок!..
— Я уважал и ценил твоего дядю. Звал его другом. И генерал, я уверен, все понял бы. И простил, между прочим. Он был до мозга костей военным человеком и знал, что такое тактическая неизбежность. Он сам настоял бы на преднамеренном крушении, пожертвовал собою, чтобы спасти президента.
— Лебезишь, Фрост? Заискиваешь?
Адольфо осклабился.
Нежданно-негаданно капитан ощутил неимоверную скуку. И внезапный приступ усталости.
— Дурак. И вдобавок, прошу прощения у дамы, кусок поганого дерьма. Ублюдок. Безмозглый щенок.
— Ты позволишь мне сбросить куртку? — процедил затрясшийся от ярости Адольфо. — Мой револьвер внутри… А твой — вот он: хватай и стреляй, как оно и положено трусу.
— Не стесняйся, дружок. Хоть подштанники сбрасывай, с тебя станется…
Адольфо Коммачо зажужжал змейкой, распахнул и сбросил пятнистую куртку. Блеснул в солнечных лучах огромный отличительный знак. Полный генерал, подумал наемник. Самозванный, правда…
На Коммачо осталась пропотевшая серая рубаха. С подчеркнутой неторопливостью монтеасулиец закатал оба рукава. И Фрост внезапно понял: перед ним, действительно, безмозглый любитель, которому вовек не выиграть бы этой братоубийственной войны без помощи знатоков своего дела…
Позер.
Хвастун.
Олух.
Адольфо кивнул Фросту, высвободил из предохранительного ремешка поясной кобуры перламутровую рукоять смита-и-вессона.
Перламутр. О, Господи. Какой же все-таки хлыщ достался в союзники…
— Estoy listo! Я готов!
— Отрадно слышать. А кто подаст команду? И какую? “Торо, торо!” — ухмыльнулся Фрост.
— Пускай Марина уронит платок, — ответил овладевший собою Адольфо. — Так заведено. По крайней мере, — прибавил он, — в Латинской Америке.
— Неужели заведено палить по живому человеку в присутствии женщины? Слушай, пусть она лучше бросит гранату! Кто уцелеет — тот и победит.
— Заткнись.
— И ты прикуси язык.
Фрост покосился на Марину. Молодая женщина безмолвно шевелила губами. Дрожала всем телом. И плакала.
— Уведите сеньориту, будьте любезны, — попросил Фрост солдат, ожидавших поблизости, чем завершится необычная стычка.
— Слушай, Коммачо. Я не питаю к тебе ненависти. Ни малейшей. Ты просто болван, если затеял этот спектакль. Посему: выхватывай револьвер, когда посчитаешь нужным. Я готов.
— Отлично, — процедил Адольфо, дожидаясь, пока Марина скроется внутри дворца.
— Едва ли, — вздохнул Фрост.
Массивная, окованная бронзой дверь затворилась.
И тот же час правая рука Адольфо метнулась к перламутровой рукояти револьвера.
Скверный вестерн, подумал Фрост, резко падая на левое колено и одновременно выхватывая браунинг. Имея дело с хвастливым любителем, стоило рискнуть и применить незамысловатый прием.
Но у Адольфо оказалась неожиданно быстрая реакция. Он успел повести дулом, уже нажимая спусковой крючок. По правому плечу Фроста словно молотом ударили. Пальцы разом ослабли, наемник перехватил браунинг левой рукой, выстрелил два раза подряд.
Первая пуля угодила, разумеется, в булыжник подле ног Адольфо Коммачо — слишком уж неверен был случайно взятый прицел. Но второй, направленный гораздо выше — и тоже почти наобум, — угодил прямиком в солнечное сплетение повстанца.
Адольфо буквально переломился пополам, выстрел смита-и-вессона высек из булыжника искры. В лепешку расплющенная пуля отскочила и, в сущности, не лишившись убойной силы, вдребезги разнесла молодому Коммачо голову.
Повстанец рухнул, окровавленный и обезображенный до полной неузнаваемости.
Фрост медленно поднялся. Левая рука, по-прежнему сжимавшая браунинг, повисла. Правая вообще болталась плетью. Колени мелко и противно подрагивали.
Наемник поднял предохранитель, осторожно вернул хромированный пистолет за пояс.
Раздался женский вопль.
Марина стремглав неслась во двор по ступеням, прямо к Фросту.
— Жив! Жив! — повторяла она, словно заведенная. Фрост пожал плечами и немедленно скривился — пуля попала в дельтовидную мышцу, движение отозвалось резкой болью.
— Теперь я уж наверняка не смогу остаться в Монте-Асуль, — сказал наемник не без неожиданной грусти. — Люди Коммачо пристрелят меня из-за угла самое большее через неделю. Они, кажется, любили своего командира.
Капитан почувствовал, что вот-вот лишится чувств. Крупнокалиберная пуля производит изрядное шоковое действие даже причиняя не опасную для жизни рану.
Охватив наемника за талию обеими руками, сеньорита Агилар-Гарсиа не дала Фросту рухнуть.
— Si, — сказала она тихо. — Ты, к сожалению, прав, родной… К великому, великому сожалению…
Фрост умудрился не упасть в обморок. Эдисон и Свенбьорг помогли ему подняться по лестнице, вручила попечению президентских врачей.
Пока доктор обрабатывал и перевязывал рану, Фрост мысленно дал себе честное слово. Точнее, два честных слова сразу.
Во-первых: получив обещанные сто тысяч долларов, обязательно и непременно взять несколько платных уроков пилотирования.
Во-вторых: поблагодарить Марину, а потом ласково распрощаться с нею навсегда…
Или до следующей встречи?