– Ну все, поехали, отвезу тебя домой, – сказал я, когда полиция сочла личность Александра Кострова установленной и перестала смотреть на него как на потенциально опасный для общества элемент.
   – Я не поеду. – Саша не смотрел на меня, только себе под ноги.
   – Садись, – раскрыл я перед ним дверцу машины.
   – Я сказал, что не поеду домой!
   Похоже, неприятности оказались большими, чем я предполагал.
   – А ко мне домой поедешь?
   Саша растерянно взглянул на меня и кивнул.
   Десять минут – и мы уже в моей квартире. Костров с любопытством оглядел многочисленные ящики – так и не разобрал их со времени переезда. С комфортом у меня, конечно, так себе. Диван старый, продавленный, обшарпанный стол, на котором лежат сразу несколько книг, маленькая кухонька со старым, натужно работающим холодильником, содержащим в своих недрах вместо полезных паровых котлет и свежих овощей несколько пакетов с полуфабрикатами модели «бросил на сковородку и разогрел». В общем, типичная холостяцкая берлога.
   – Извини за бардак, недавно въехал, – объяснил я.
   – Да нет, все нормально.
   Вежливый мальчик. Кисляк наверняка нашел бы точное и едкое определение.
   – Сейчас накормлю. – Я двинулся на кухню, чтобы извлечь из холодильника те же полуфабрикаты. – Наверное, голодный как волк.
   Саша сглотнул, а потом кивнул. Вот и отлично. Чем меньше пустых церемоний – тем лучше.
   Пока я возился, парень немного освоился.
   – Ваш канадский тренер? – кивнул он на фото, стоящее у меня на шкафу.
   – Больше, – я вздохнул. – Бобби Хьюз, спортивный врач. Отличный человек. Он мою ногу буквально по кускам собирал. Если б не он, наверняка я сейчас не на коньках, а в инвалидной коляске рассекал.
   Он посмотрел заинтересованно.
   – Такая тяжелая травма была?
   Я пожал плечами:
   – Бывает и хуже. Да что ты стоишь, как в гостях? Мой руки и садись наворачивай.
   Уговаривать Кострова не пришлось, а когда он наконец наелся, то рассказал о ссоре с родителями.
* * *
   – Ну что, сын, учишься?
   Семен Бакин дернулся и взглянул на отца.
   Тот стоял над ним с газетой в руках. Волосы всклокочены. Недобрый знак. В моменты волнения отец любил запускать в шевелюру всю пятерню.
   – Уроки делаю, – осторожно ответил Семен.
   – Бросай свои уроки! Вот лучше послушай. – Бакин-старший надел очки и принялся читать: – Известный хоккеист Патрик Руа родился в провинции Квебек… Нет, это неинтересно… А, вот! Отец Патрика с детства развивал у сына реакцию. Для этого он ставил мальчика у стены сарая и кидал ему крупные куриные яйца. Поскольку доходы семьи происходили от продажи яиц, Патрик старался не упустить ни единого яйца…
   Дочитав, отец поднял очки на лоб и посмотрел на сына:
   – Ну как тебе?
   – Нормально, – Семен пожал плечами, – теперь что, можно уроки делать?
   – Да погоди ты! Я сейчас…
   С этими словами Бакин-старший удалился на кухню, оставив сына в еще большем недоумении. А когда вернулся… Семен понял, что дело – труба. В руках у отца были те самые упомянутые в статье куриные яйца.
   Парень попятился, надеясь, что отец все же шутит. Напрасно. Шутить Бакин-старший не любил.
   В общем, первые три яйца Семен поймал, а потом ситуация изменилась. В общем, когда отец решил все же сдаться и прекратить бесчеловечный обстрел, стена и пол оказались заляпаны.
   – Ну вот, ек-макарек, – вздохнул отец, оценивая последствия тренировки, – а еще вратарь! Простого яйца поймать не можешь, где же тебе шайбу взять!
   – Так шайба – совсем другое дело… – попытался возразить Семен.
   – Молчи уж… – Бакин-старший запустил пальцы себе в волосы и дернул, словно от стыда за сына хотел вырвать их с корнем. – Уж лучше бы на яичницу пустили…
   – Спасибо, после сегодняшнего я эти яйца видеть не хочу! – парень передернулся. – А вот вернется мама из рейса, и нам серьезно влетит.
   – Не нам, а тебе. Кто у нас голы пропускал? – возразил отец не слишком уверенно, но все же пошел за тряпкой.
   А Семен в это время подобрал газету, послужившую сегодня источником несчастья, и взгляд его упал на дату.
   – Пап! – заорал он во всю мощь молодых здоровых легких. – Так газета твоя от первого апреля! Про Руа – это шутка!
   – Что, правда? – Отец заглянул в комнату, почесал затылок и снова вздохнул. – Ну… – наконец сказал он, – давай, помоги с уборкой. И… не говори ничего маме, ладно? Ек-макарек, кто же знал, что они так шутят?..
* * *
   За окном было белесое, подернутое снежной завесой утро. Город просыпался медленно и неохотно. Но Миша Пономарев, напротив, вскочил с кровати абсолютно бодрым.
   Вчера был неплохой вечер. Он много ездил, развозя заказы, а в завершение получил от шефа конверт с деньгами. Как раз очень кстати. Это первая приятность. А вторая… Вторая – та, что сегодня он увидит Алину Морозову. Заглянув вчера в расписание тренировок фигуристов, он убедился, что сегодня девушка будет занимать лед за час до них. Значит, можно постоять немного, глядя на изящную девичью фигурку, легко выписывающую всякие сложные пируэты и прыжки, называемые очень смешно – тулупами.
   Бабушка уже встала. Они быстро позавтракали. Пора выходить в школу и на тренировку. Миша стал собирать амуницию и вдруг понял, что коньков на привычном месте нет.
   – Ба! – крикнул Миша. – Ты мои коньки не видела?
   – Может, в комнате? – предположила она, тоже заглядывая в старенький обшарпанный шкафчик, стоящий в прихожей.
   – Нет их там!.. – Пономарев нахмурился. – Вчера я, как всегда, их в угол поставил, вместе с сумкой, прежде чем идти на работу… Погоди… А отец случайно не заходил?
   Бабушка вздохнула.
   – Как же, заходил, ирод. Деньги просил.
   – А ты? – насторожился Миша.
   – Не дала, конечно. Кто же ему даст?!
   – А он что, в мою комнату заглядывал?..
   Подозрение было таким нехорошим, что все внутри у Миши сжалось.
   Бабушка схватилась за грудь и покачала головой.
   – Может, найдутся еще коньки, Мишенька?.. – проговорила она с надеждой.
   – Может, и найдутся.
   Искать было бесполезно. Увы, но такое уже случалось в их жизни, что отец уносил какую-то вещь, чтобы продать ее и купить себе бутылку.
   «Все пропало», – понял Миша, и утреннее хорошее настроение испарилось без следа.
* * *
   Эта ссора с родителями выглядела глупо. В глубине души Саша Костров и сам понимал, что в конфликте была и его вина. И родителей жалко, и слова тренера про то, что дом – это тыл, и если в тылу плохо, то и на площадке ничего не выйдет, звучали резонно. А еще Саша очень соскучился, хотя не желал признаваться в этом даже себе.
   В общем, выйдя с утра из квартиры Макеева, где впервые за эти несколько дней спокойно проспал целую ночь, парень без сомнений направился к дому.
   Как и тем вечером, когда он уходил отсюда, Саша не стал дожидаться лифта. Воспользовавшись лестницей, он буквально вбежал на свой этаж, с замирающим сердцем открыл дверь квартиры и… чуть не столкнулся с отцом, в руках у которого была новенькая хоккейная клюшка!
   – Кто там? – послышался из комнаты голос матери.
   И, пока отец и сын смотрели друг на друга, она уже выбежала в холл и бросилась в объятия сына.
   Это было так хорошо и правильно, что Саша сглотнул, чувствуя подступающие к глазам слезы. С минуту отец еще глядел на жену и сына, а потом, широко раскинув руки, обнял их обоих.
   И вся та ледяная стена отчуждения, что вдруг возникла между ними, плавилась теперь, как плавится лед с наступлением настоящей весны.
* * *
   Надо ли говорить, что на тренировку Саша Костров пришел, словно прилетел на крыльях.
   Я, конечно, заметил его новую клюшку. Никаких вопросов не требовалось, чтобы понять, что у Кострова все хорошо. Я только подмигнул ему – разумеется, когда никто из ребят не видел, и Саша расплылся в довольной улыбке.
   То, что ситуация разрешилась так благоприятно, было хорошо, тем более что сегодня мне предстояло нелегкое дело. Сорняки нужно полоть с корнем, не жалея. Поэтому, проанализировав каждого из игроков, я составил список тех, кто мешает работе команды, и был намерен огласить его на сегодняшней тренировке. В число исключенных попадал и Петровский, отец которого обеспечивал команду соляркой. Смешной отец Бакина был прав: нужно очистить коллектив от всех блатных, какое бы недовольство это ни вызвало у второго тренера и спортивного директора, изо всех сил радеющих о финансовых интересах команды.
   Кандидатов на убывание получилось шестеро. Правда, вскоре к ним прибавился и седьмой. Миша Пономарев. Он умудрился явиться на тренировку без коньков, объяснив это тем, что коньки украли в автобусе. Жалкое оправдание, какое-то детское. Настоящий хоккеист никогда не выпустит из рук свой инвентарь, а в команде ротозеям не место. Жалко ли мне Пономарева? Я не имею права на жалость, когда передо мной стоит задача спасти команду. Оставишь слабое звено – и порвется вся цепь.
   Оглашение этого решения, конечно, вызвало в команде волнение. После тренировки ко мне подошел Егор Щукин. Капитан команды, бледный, но решительный, объявил мне в глаза, что не согласен с моим поступком. Хороший парнишка, храбрый.
   – Я хочу, чтобы команда появилась. Поверь, в отношении ребят у меня ничего личного. Хоккей вообще жестокий вид спорта, и для вас теперь все будет по-взрослому, – ответил я, и Егор ушел.
   Хотя я видел, что он так со мной до конца и не согласился, был убежден, что время нас рассудит.
   И это действительно произошло, причем самым неожиданным для меня образом.
 
   Пономарев серьезно удивил меня, когда явился на следующую тренировку.
   – Миха! Привет! Какими судьбами? – приветствовал его Егор Щукин.
   – Так, пришел шайбы вам подавать… – ответил парень угрюмо.
   На нем были старые коньки, настолько заношенные и порванные, что это заметили и другие ребята.
   – Что у тебя за «кони»? – удивился Костров.
   Миша смутился.
   – Других в прокате не было, – сказал он, глядя себе под ноги.
   – Да, – выдал непременную шутку Кисляк, – у них никогда не поймешь: сорок три – это размер или год выпуска?..
   Ребята дружно засмеялись, а я, выйдя на лед, сделал вид, будто не замечаю Пономарева. Если он действительно предан хоккею, у него есть шанс это доказать. Возвращение в команду нужно заслужить, хотя, видя его лицо, я уже начинал сомневаться в правильности своего решения. На растяпу парень не похож. Ну что же, пусть проявит себя. Уже не как мальчишка, а как взрослый, который умеет добиваться и преодолевать препятствия. Уверен, что у Миши есть реальный шанс.
* * *
   Тренировка закончилась, ребята уже давно скрылись в раздевалке, но Миша Пономарев продолжал выполнять упражнения. Ускорение, прохождение центральной зоны… остановка… Возвращение на исходную… Ускорение…
   Коньки нещадно жали. Нужного размера в прокате не нашлось. Пришлось брать то, что есть. Хорошо смеяться Кислому – у него, конечно, новенькие коньки самой последней модели. А потерялись бы они – ничего, отец новые купит. Удобно, когда за спиной надежный тыл и отец, который всегда поможет. Не его, не Мишина, ситуация. И что делать? А вот что: стискивать зубы и возвращаться на линию. Ускорение, прохождение центральной зоны, остановка… И так – сколько потребуется. До бесконечности.
   – Эй, Пономарев!
   Миша огляделся. Ведь и не заметил, как на трибуне появился ВасГен.
   – Пономарев, ты чего? Хочешь кому-то что-то доказать?
   Он перевел дыхание.
   – Прежде всего самому себе, – сказал Миша глухо.
   – Но это не повод себя загонять. Без контроля и без отдыха ты нанесешь себе больше вреда, чем пользы, – покачал головой врач. – К тому же мне кажется или ты на левую ногу припадаешь?
   – Все нормально, – Миша хотел вернуться на линию.
   – На сегодня хватит! – голос ВасГена стал жестким. – И давай ногу посмотрю.
   – Нет, не надо… – Миша отчего-то покраснел, словно собирался признаться в чем-то постыдном. – Просто коньки немного жмут. Моего размера не было…
   – Коньки?.. – врач внимательно посмотрел на него. – Иди в раздевалку. Сейчас подойду.
   Когда ВасГен появился в раздевалке, в руках у него были коньки.
   – Вот, примерь. Кажется, как раз твой размерчик.
   Это было похоже на сказку. И, как это случается в сказках, коньки подошли тютелька в тютельку. Как раз то, что нужно.
   – Это ваши? Я отдам деньги… – бормотал смущенный Миша, не зная, как и благодарить за неожиданный подарок.
   – Да так, лежали без дела. Какие деньги! – ВасГен махнул рукой и рассмеялся. – Вот забросишь в них шайбу – так и отблагодаришь.

Глава 6
Территория обмана

   Понюхав гвоздичку, Андрей поставил вазу обратно на столик и взглянул на часы. Тратить на сегодняшнее мероприятие слишком много времени он не собирался.
   Стеклянная дверь кафе открылась, и на пороге появилась Яна. В аккуратном светло-сером костюмчике, просто пай-девочка, мечта всех папаш – окружных прокуроров.
   Он помахал девушке, и Яна направилась к его столику.
   Кисляк отодвинул для нее стул.
   – Ну, зачем ты меня звал? – Она уставилась на него.
   Нормально! Мороженая рыбина, честное слово!
   – Хочу с тобой помириться! – Андрей взял ее руки в свои. – Давай забудем все разногласия и начнем с чистого листа! Плевать на родителей и на то, что мы знаем друг друга с детства. Давай представим что-нибудь романтическое… Вот, скажем, что мы сегодня впервые встретились…
   – Ты шутишь? – карие глаза смотрели недоверчиво.
   – Нет! Конечно, нет!
   Звякнула, открываясь, дверь, и боковым зрением Андрей заметил, что в кафе входит отец. Отлично. Как раз вовремя.
   Андрей привстал и, наклонившись через столик, едва не опрокинув вазочку с многострадальной гвоздикой, принялся целовать Яну, краем глаза косясь на явно довольного увиденной сценой отца.
   – Что с тобой? Ты сошел с ума? – поинтересовалась девушка, когда Кисляк отстранился.
   – Прости, не удержался! Ты такая красивая! – Он удовлетворенно отметил, что отец вышел из кафе.
   – Как-то на тебя не похоже, – Яна все еще казалась настороженной.
   – Все меняется, и я тоже изменился. – Андрей одним глотком допил свой кофе. – Заказывай. А я пока отойду на минуточку…
   Он поднялся из-за стола, мимоходом послав удивленной Яне воздушный поцелуй, и вышел в фойе. Здесь он набрал номер отца.
   – Ну как, убедился, что я помирился с Яной? – спросил Андрей, глядя на темные силуэты деревьев за окном, казавшиеся особенно графичными на фоне снега. – Вернешь теперь машину?.. Вот и отлично!
   Кисляк нажал отбой. Настроение улучшилось. Приятно, когда все так хорошо организовалось. Теперь потихоньку избавиться от общества Яны – и вечер можно считать прекрасным.
   Он вернулся к столику в превосходном настроении и, достав из вазочки гвоздичку, протянул ее девушке:
   – Это тебе!
 
   Итак, с отцом было улажено. Осталось только решить проблему с Костровым, который, по словам Марины, намеревался рассказать об их отношениях Щукину.
   Такой шанс представился на следующий же день. Они как раз шли вместе с Мариной от спорткомплекса, когда заметили Сашу Кострова.
   – Костер! – окликнул Андрей парня. – Привет! Говорят, ты сомневаешься в возможности дружбы между мальчиком и девочкой?
   – Кто говорит? – Костров посмотрел на парочку, как показалось Андрею, неприязненно.
   – А что, нет? Ты не собирался заложить нас Щуке? – Марина прищурилась.
   – И при том, что и рассказывать, собственно, нечего. Между нами чистая дружба! А вы что подумали? – Андрей обнял Марину за плечи и они, переглянувшись, засмеялись.
   – Ну знаете… – Костров не договорил, уставившись на подъехавшую к ним машину.
   – Андрюша, посмотри, не к тебе ли пожаловали?! – Марина кивком указала в ту же сторону, куда пялился Сашка.
   Ну конечно, машина Яны. Вот ведь повезло!
   – Вот черт, – выругался Кисляк вполголоса и посмотрел на товарища по команде. – Подыграй, а? Сделаем вид, будто Маринка – твоя девушка. Ну что тебе, жалко что ли?
   Ответить Костров не успел, потому что как раз в это время из машины показалась Яна.
   – Привет! – Андрей взъерошил волосы и широко улыбнулся, прекрасно зная, как действует на девушек его улыбка. – Рад тебя видеть!
   – Неужели? – Яна скептически оглядела Марину, и та поджала губы.
   – Вот, познакомься, – Кисляк сделал широкий жест, – Марина – девушка Саши. Помнишь Кострова? Ребята уже убегают. Правда, ребята? Вам же как раз в кино… билеты на места для поцелуев…
   Костров был бледен. Такие лица Андрей видел в фильмах у героев, презрительно плевавших в лицо врагу и не знающих, что такое компромиссы или элементарная предусмотрительность. Гм…
   – Марина не моя девушка, – произнес Костров раздельно, оправдывая самые худшие предположения, и, развернувшись, зашагал прочь.
   Яна окинула Андрея презрительным взглядом.
   Ну вот, все вчерашние усилия насмарку!
   – Ты неправильно поняла. Я тебе объясню…
   Он еще пытался спасти положение, но девушка не стала слушать. Хлопнула закрывающаяся за ней дверца машины, и автомобиль рванул с места, обдав их брызгами смешавшегося с грязью снега.
   – Один-ноль, – пробормотал Андрей зло, глядя на мокрые следы на асфальте. – Но погоди, Костер, еще сочтемся!
* * *
   И сегодня, пока лед оказался свободен, Миша решил потренироваться в одиночку.
   Спасибо ВасГену, теперь это было гораздо легче – коньки сидели как влитые и совсем не жали.
   – Эй, «медведь»! – послышался за спиной голос.
   Пономарев оглянулся. К нему неспешно подъезжал парень, которого Миша не раз видел тренирующимся с Алиной. В целом симпатичный паренек. Интересно, то, что они катаются вместе, что-то значит?.. Или не значит?..
   – Ты случайно ничего не перепутал? Вообще-то лед сейчас наш, – парень хмуро оглядел Мишу.
   Да, тут налицо взаимная антипатия. Но ссориться не было никакого смысла.
   – Уже ухожу. – Пономарев двинулся к бортику и увидел в проеме Алину.
   Она смотрела прямо на него, и от этого голова стала какой-то легкой-легкой, словно воздушный шарик. Того и гляди улетит под потолок спортивной арены.
   – Привет! – девушка улыбнулась.
   – Привет… – Миша снял шлем и торопливо пригладил топорщащиеся ежиком волосы.
   – Видела, что вы завтра с «Пантерами» играете, я приду посмотреть?
   Надо было сказать ей, что его исключили, но Миша просто не мог этого сделать, а поэтому, чувствуя себя полным болваном, кивнул.
   – Алин! – закричал ее партнер. – Долго тебя ждать? Давай, пора начинать!
   – Уже иду…
   Ему показалось или в голосе девушки звучало сожаление?..
   – Увидимся. – Она снова улыбнулась.
   – Увидимся, – отозвался Миша, глядя, как она выезжает на лед. Завтра Алина узнает, что он неудачник. Но это будет завтра, а не сегодня…
   – Пономарев!
   Миша, оторвавшись от завораживающего зрелища, оглянулся. Перед ним стоял ВасГен, подошедший совершенно бесшумно.
   – Решил заняться фигурным катанием?
   – Нет. – Миша покраснел. – Просто смотрю.
   – Вот и ладно, – врач нахмурился. – А что же ты утаил, что твои коньки отец пропил?
   Сердце сжалось и рухнуло в пятки. Меньше всего Миша хотел, чтобы в команде знали о его позорной проблеме.
   – Откуда вы знаете?! – спросил он встревожено.
   – Да ты не стесняйся. – ВасГен покачал головой. – Ты не ответственен за поведение отца… Сегодня звонила твоя бабушка, она очень за тебя переживает…
   Миша отвернулся. Зря она все выболтала. Уж лучше пусть считают его растяпой и плохим хоккеистом…
   Там, на льду, скользила Алина. Миша поймал ее взгляд. Если она узнает о его позоре, в этих чистых глазах появится презрение и жалость. Что угодно, только не это!..
   – Молчишь? – ВасГен тронул его за плечо. – Зря ты так. Тренеру и доктору нужно говорить все, иначе диагноз окажется неправильным. Подумай об этом.
   И, не дожидаясь ответа, врач ушел.
   Да, он был прав. Но не мог Миша признаться! Не мог – и все тут! Он снова посмотрел на кружащуюся Алину, и в этот момент девушка вдруг как-то нелепо взмахнула руками. Миг – и она лежит на льду, словно сломанная игрушка.
   – Черт! – пробормотал Миша и бросился к лежащей, над которой уже склонился ее партнер по тренировкам.
   Алина тихо застонала.
   – Что? Что случилось? – Миша не владел собой от беспокойства.
   – Нога! Больно! – девушка снова застонала.
   – Зови врача! – крикнул Пономарев застывшему в нерешительности Алининому партнеру. – Давай быстро! Он здесь неподалеку!
   Алина, морщась, попыталась приподняться, но снова бессильно опустилась на лед.
   Миша сидел рядом с ней – пока не пришел ВасГен. К счастью, проблема оказалась не слишком серьезной. Алина смотрела на него с благодарностью, и одно это превращало серый день в особенный.
   Он так и шел, глупо улыбаясь, до остановки, а на остановке стоял Макеев. Улыбка погасла, как легкое пламя, танцующее на спичке, гаснет под дуновением ветра.
   – Миша, погоди, – окликнул его тренер.
   Пономарев, собиравшийся было свернуть в сторону, остановился.
* * *
   – Здравствуй, Миша, – сказал я. – Отойдем? Нам надо поговорить.
   Свои ошибки нужно признавать. Дурак не тот, кто вообще не делает ошибок – такое, по-моему, в принципе невозможно. Дурак тот, кто упорствует в них, несмотря ни на что. И быть дураком я вовсе не собирался.
   Он неохотно отошел со мной и посмотрел со смесью тоски и отчаяния.
   – Прости, я не знал про твои семейные… обстоятельства, – несмотря на уверенность в правильности своих действий, разговор давался нелегко.
   Миша хмуро покосился на меня.
   – А при чем здесь семейные обстоятельства? – спросил он дерзко. – Какое отношение они имеют к хоккею?
   – Иногда прямое, – ответил я, не отводя взгляда. – Извини, я ошибся в своей оценке происшедшего. Завтра игра, и я хотел бы видеть тебя на льду. Придешь?
   Он растерялся. Отломил веточку, повертел в руках и уронил на снег:
   – Не знаю…
   – Приходи. И не делай ошибки, перепутав гордость с гордыней. Бывай.
   Я кивнул ему и пошел прочь. Пономарев – парень неглупый и, судя по тому, что я видел, сильный. Сам во всем разберется.
 
   Но, признаться, я все же беспокоился.
   – Пономарев здесь? – спросил я у ребят, когда на следующий день они собрались в раздевалке.
   – Здесь, – послышался голос.
   Он стоял со спортивной сумкой на плече, и на лице его читалась решительность.
   Ну что же, молодец, Миша. Приятно видеть, что он сделал правильный выбор и я в нем не ошибся.
   Бой с «Пантерами» прошел ужасно. Хуже всего было то, что в команде явно чувствовался разлад, а Кисляк и Костров смотрели друг на друга волками. Тогда я еще не знал, что происходит между ними, но прекрасно видел, что они вынесли свои личные проблемы на лед. Это перестало быть их личной проблемой и стало проблемой всей команды, поскольку как минимум один верный гол был утерян из-за того, что Кисляк проигнорировал Сашу и отправил шайбу другому игроку.
   Итог: один-два не в нашу пользу.
   Проигрыш абсолютно закономерен: команды как не было, так и нет.
   Но есть и положительный момент. Единственный гол со стороны «Медведей» в ворота «Пантер» забросил именно Пономарев, еще раз доказав, что я был прав, отказавшись от первоначального решения в отношении него.
   – Господин Макеев! – Спортивный директор Казанцев улыбался особенно мерзко. – Вас ждет для разговора Калинин.
   С Казанцевым мы не поладили сразу. А еще эта история с изгнанием блатных и переоборудованием помещения, которые они сдавали под склад для хранения автомобильных покрышек, в сушилку для хоккеистов, не добавили взаимной симпатии. И вот теперь я не сомневался, что спортивный директор напел про меня нашему спонсору Калинину и постарался выставить меня в самом черном свете. Казанцев со вторым тренером Романенко, кстати, работают в паре, но если Романенко вспыльчив и в целом не умеет притворяться, спортивный директор из тех, кто будет бить в спину. И улыбаться при этом. Вот в точности так же, как сейчас.
   – Спасибо, уже иду, – отозвался я.
   Калинин находился на поле, катаясь в заливочной машине. Высокий, лысый, холодный, бизнесмен до мозга костей, он производил на неподготовленного человека неизгладимое впечатление. И только немногие знали, что на самом деле Калинин не такой, каким хочет казаться.
   – Сергей, – он первым протянул мне руку, – что же это такое? Седьмое поражение в сезоне!
   Казанцев поджал губы, но было заметно, что он доволен, словно налакавшийся сливок кот. «Увы, новый тренер не справляется… Может, он и был хорошим игроком, но тренер из него как из козла балерина», – словно наяву услышал я его вкрадчивый голос.
   – Если бы я не присутствовал на игре, то оказался бы очень расстроен, – неожиданно закончил свою речь спонсор.
   – То есть?! – глаза Казанцева едва не вылезли на лоб. – А сейчас что, есть повод праздновать?
   – Ну, праздновать еще рановато, – Калинин спрыгнул на лед и отряхнул руки, – но положительную динамику я вижу. Сегодня ребята хотя бы пытались сразиться за победу.
   – Каждый был за себя, – сказал я тихо, не принимая похвалы.
   – И тем не менее… – Калинин посмотрел на Казанцева. – Вы не оставите нас с главным тренером наедине?
   – Конечно. – Тот бросил на меня взгляд, колющий, словно тысяча булавок, и неспешно зашагал в сторону трибун.
   – Не круто ли начать с разгона половины команды? – спросил Калинин, когда мы остались одни.
   Ну разумеется, донесли. Ничего другого я и не ждал.