Парень чуть не захлебнулся кофе.
- Но ведь никто и никогда не сумеет справиться с Вилларом! - воскликнул он, отдышавшись.
- Я это сделаю, если ты мне поможешь.
Пако долго вглядывался в решительное лицо инспектора, мысленно сравнивая его с доном Игнасио, и в конце концов пришел к выводу, что, возможно, полицейский и в самом деле способен взять верх.
- И чем я смогу быть вам полезен?
- Ты вернешься в баррио и попробуешь устроиться на службу к Виллару.
- Чтобы его предать?
Реакция парня понравилась Мигелю.
- Если бы ты сообщил мэру своей деревни, что знаешь, где логово кабана, который уничтожает всходы, разве ты счел бы это предательством по отношению к кабану?
- Но ведь дон Игнасио все-таки не животное!
- Гораздо хуже, поскольку он творит зло сознательно!
Тут, против обыкновения, в разговор вмешалась Конча. Несмотря на то, что Мигель ее ни о чем не спрашивал, сеньора Люхи заявила, что, с ее точки зрения, не следует поручать такому молодому человеку крайне сложное задание и Мигель, пожалуй, не очень-то вправе понуждать гостя взяться за непосильную для него задачу. В глубине души Люхи понимал, что жена рассуждает совершенно справедливо, но воспринял это как попытку разрушить тщательно разработанный план и рассердился. Честно говоря, судьба Пако сейчас не особенно заботила Мигеля. Самое главное - добраться до Виллара. Однако вопреки опасениям инспектора, вмешательство Кончи не только не дало парню желанный предлог отклонить слишком опасное предложение, но, по-видимому, задело его за живое. Вообразив, что эта красивая женщина сочла его молокососом, Пако решил во что бы то ни стало доказать, как жестоко она заблуждается. Расхорохорившись, парень согласился выполнить поручение и поклялся скрутить дона Игнасио намного быстрее, нежели кое-кто думает. Конча больше не вмешивалась, и мужчины договорились, что Вольс попросит у Хоакина Пуига место официанта в кабаре "Ангелы и Демоны" - Люхи не сомневался, что именно там находится штаб-квартира всех грязных махинаций дона Игнасио, а Пако, по идее, должен вызвать тем меньше подозрений, что только-только вышел из тюрьмы.
Еще до разговора с Пако Мигель изложил план операции своему другу и покровителю Альфонсо Мартину. Тот выслушал его очень внимательно.
- Насколько я понимаю, в этом приключении парень рискует собственной шкурой, а, Мигель? - заметил комиссар.
- Разумеется, шеф, но, не разбив яиц, омлет не приготовишь...
- Ты что ж, никогда не испытываешь жалости, Мигель?
- Никогда! Никто не пожалел моего отца, дон Альфонсо. Никто не щадил ни мою мать, ни меня. Так почему вы хотите от меня жалости к другим?
- Ты ненавидишь Виллара, не так ли?
- Как и все мы, шеф.
- Нет, Мигель, больше, чем все мы.
- Возможно...
- Нет, Мигель, не возможно, а наверняка!
- И что с того?
- Ничего... Только поостерегись, как бы ненависть однажды не возобладала над чувством долга... например, заставив забыть, что этот Пако Вольс имеет такое же право на жизнь, как и все прочие. А засим, разрешаю тебе действовать по собственному усмотрению, при условии, что вся ответственность целиком лежит на тебе. Если сумеешь свалить Виллара, хочешь - не хочешь, а я вставлю тебя в льготный список на повышение. Впрочем, даже если тебя ждет неудача, повышения все равно не миновать, Мигель. Уж слишком долго ты живешь на нервах! Тебе будет только полезно поруководить районным комиссариатом, прежде чем вернешься сюда моим заместителем, а потом - кто знает? - возможно, сменишь меня на этом посту. И кроме того, есть еще донья Конча, к которой я питаю величайшее почтение...
- Что вы имеете в виду, дон Альфонсо?
- Послушай, Мигель, я старше тебя на пятнадцать лет и с давних пор, еще с того дня, как ты пришел сюда, испытываю к тебе большую симпатию... Так вот, ты заставляешь жену вести слишком аскетичный образ жизни. А ведь она еще молода, черт возьми! Ты никогда не выводишь ее на люди!
- Конча счастлива дома, дон Альфонсо. Она арагонка. Не будь такое существование ей по душе, жена давно бы мне это выложила и, невзирая на всю нашу взаимную привязанность, стала жить по-своему.
- Тогда забудь о моих словах, поклонись от меня донье Конче и передай, что мы с женой будем счастливы пригласить вас на ужин в один из ближайших вечеров.
С тех пор минуло около шести месяцев. Пако, поступив на работу к Хоакину Пуигу, терпеливо завоевывал доверие начальства. Полицейские облегчили ему задачу, дав возможность отличиться перед Вилларом. Несколько раз, вовремя предупредив, Вольс избавил дона Игнасио от мелких неприятностей. Ради конечной победы Мартину и Люхи пришлось пойти на такие уступки. Пако старался ничего не менять в своем образе жизни, по-прежнему проводил воскресенья у названой матери и почти два месяца не решался приходить в новые кварталы Барселоны, туда, где жили Люхи. Лишь убедившись, что закрепился на месте и больше не вызывает ни малейших подозрений, парень стал чаще видеться с инспектором, впрочем, не забывая обо всех необходимых мерах предосторожности.
И вот, десять дней назад Пако явился к Люхи и торжествующе объявил, что, кажется, наконец близок к желанной цели. Он случайно подслушал разговор между Вилларом и Пуигом об отправке в Южную Америку партии "танцовщиц". Дон Игнасио и Хоакин ожидали "сопровождающего", чтобы обсудить детали путешествия. И Вольс надеялся услышать в тот вечер достаточно, чтобы полиция смогла изловить всю банду.
С тех пор Пако не появлялся. Сначала Мигель думал, что молодой человек решил удвоить меры предосторожности, но день проходил за днем, и по прошествии недели инспектор встревожился. Теперь у него почти не осталось надежды когда-либо увидеть Пако. А что до Виллара, то, увы, счастливого мгновения, когда Мигель защелкнет на его запястьях наручники, наверняка придется ждать еще очень долго.
Сидя напротив жены, Мигель мрачно жевал, даже не соображая толком, что у него в тарелке. Но Конча не желала смириться с поражением - одна мысль об этом была противна ее натуре.
- Напрасно ты отчаиваешься, Мигель, он еще вернется! - упрямо заявила она.
Инспектор пожал плечами.
- Нет, моя Конча... не вернется... - напряженным от волнения голосом проговорил он. - Должно быть, парня застукали... Не знаю, что с ним сделали, но когда выясню...
Полицейского охватила такая ярость, что вены у него на лбу вздулись, как веревки. Он конвульсивно сжал кулаки. Донья Конча ласково накрыла руку мужа своей.
- А я не теряю надежды...
Гнев и печаль туманили инспектору глаза, и все же он с невольным восхищением поглядел на жену. Нет, ничто и никогда не сможет сломить Кончу!
ГЛАВА II
Прошло уже три недели с тех пор как исчез Пако. Зайдя как-то на калле Хайме Хираль повидать приемную мать Вольса, Конча Люхи нашла старуху в слезах. Та, по-видимому, окончательно смирилась с мыслью о гибели Пако и не надеялась на новую встречу в этом мире. Хуаниту жена инспектора не застала та еще не пришла с работы. Теперь уже и Конча начала проникаться уверенностью, что Пако мертв, и лишь ради мужа делала вид, будто еще на что-то надеется.
Ради здоровья Мигель Люхи взял за правило дважды в день ходить через весь город пешком - на работу и обратно.
Выйдя из дому, инспектор направлялся к площади Гауди, где с неизменным удивлением окидывал взором церковь Святого Семейства, начатую еще в 1884 году, но все еще не законченную, словно отцы города не осмеливались завершить это здание, напоминающее одно из бредовых видений другого великого каталанца, Сальватора Дали. От площади по калле Мальорка Мигель выходил на Тетуан, а дальше, через пасеро Сан Хуан, добирался до границ старого города. Дальше он шел по калле дель Коммерсио и калле делла Принсеса. Царившее в этих кварталах добродушное оживление приводило его в восторг. Здесь Мигель чувствовал себя гораздо лучше, чем в новом городе, чья безликая холодность его очень угнетала. У Люхи было множество знакомых, и ему редко удавалось сделать хотя бы несколько шагов без остановки. Одни просто здоровались, другие расспрашивали о житье-бытье, третьи рассказывали о собственных горестях, и все уверяли в нерушимой дружбе с той пронизанной солнцем горячностью, которой не следует особенно доверять. Но в тот день инспектору не хотелось никого видеть, ни с кем говорить. Он думал лишь о Пако и не желал отвлекаться от этих мыслей.
Каким образом от него избавились? И почему до сих пор не найдено тело? Но Мигель слишком хорошо знал "баррио чино" и помнил, что там великолепно умели избавляться от возмутителей спокойствия, не оставляя за собой ни малейших следов. Пережевывая так и не зажженную сигару, инспектор бесконечно ломал голову над единственным занимавшим его вопросом: кто убил Пако? Он должен узнать имя убийцы и не успокоится, пока не выяснит всей правды. Тогда Мигель доберется до негодяя и прикончит его своими собственными руками, даже если это будет стоить ему карьеры. И его семья, и сам инспектор слишком долго получали удары, не имея возможности отплатить той же монетой. А потому никакие материальные блага не могли угасить жажду мщения, вечно сжигавшую сердце инспектора Мигеля Люхи.
От калле Принсеса ответвляется калле Монкада, где Мигель родился и прожил большую часть жизни. Он всегда проходил ее с начала до конца, здороваясь со стариками, которые знали его мальчишкой. Иногда они просили полицейского о какой-нибудь мелкой услуге, ибо, не умея, по большей части, ни читать, ни писать, получив какую-нибудь официальную бумагу, не знали, что делать. Если на работе его не ждало неотложное дело, Мигель обычно заходил к старухе, которую весь квартал, с тех пор как помнил себя сам Люхи, называл просто Вьюда. Старуха присматривала за ним в те далекие времена, когда он еще не дорос до школы, а мать уходила на работу. Инспектор взбирался по шатким ступенькам и стучал в дверь крохотной клетушки, где жила старейшая из его друзей. А потом они пили кофе, вспоминая своих мертвых. Полицейский никогда не уходил от Вьюды, не сунув хотя бы несколько песет в старую сморщенную руку - недаром же она так часто его шлепала...
Но сегодня Люхи не стал подниматься к старой Вьюде. Чужие беды его сейчас не трогали, ибо в голове навязчиво звучал, словно отбивая каждый шаг, один и тот же вопрос: кто убил Пако? Вдохновитель этого нового преступления, несомненно, Виллар, но кто взял на себя исполнение приказа? Пуиг чересчур труслив, чтобы совершить убийство. Он слишком потрепан жизнью и окончательно выдохся, а потому мечтает лишь об одном: спокойно дотянуть до конца под защитой дона Игнасио. Нет, Пуиг не убийца. Зато трое бандитов, бессменно охраняющих Виллара в последние несколько лет, явно способны зарезать собственную мать за несколько сотенных банкнот. Но кто из этой троицы прикончил Пако? Антонио Рибера, мадридец, с его изяществом бывшего тореро, еще способным волновать потрепанные сердца обитателей квартала? Хуан Миралес, громадный детина, чьи мозги изрядно пострадали на боксерских рингах Астурии? Но Люхи при всем желании не мог представить, чтобы кто-то из этих двух ограниченных бандитов мог отважиться на столь рискованный шаг. Нет, самый опасный и безжалостный из них - андалусиец Эстебан Гомес, в последние два года, по-видимому, ставший правой рукой Игнасио Виллара. Полиция отлично знала, что Пуиг употребляет наркотики, Миралес - пьяница, а Рибера гомосексуалист, но об Эстебане Гомесе ей не удалось выяснить ровно ничего. Было известно лишь, что приехал он из Севильи и до гражданской войны работал старшим пастухом у крупного скотопромышленника на заливных лугах Гвадалквивира, однако весь период между тем временем и появлением парня в "баррио чино" так и остался покрыт мраком тайны. Но Люхи не сомневался, что, если этому типу приказали убить Пако, он выполнил приказ без малейших колебаний.
Мигель медленно брел по калле де Платериас, откуда уже рукой подать до виа Лайетана, где находится Главное полицейское управление. Ему совсем не хотелось возвращаться на работу, ибо все мысли занимала судьба Пако, а с мелкими повседневными делами вполне могут справиться помощники. Но куда пойти? Кого допросить, чтобы выяснить хоть что-то? Пуиг захлопнется как устрица и в ответ на все вопросы будет только лицемерно улыбаться. Он ведь всего-навсего управляющий "Ангелами и Демонами" и, хоть сеньор Виллар действительно вложил крупные средства в это кабаре, он, Пуиг, решительно ничего не знает о действиях дона Игнасио, поскольку тот не считает нужным ставить его в известность, и господину инспектору следовало бы это понимать...
Стоило Люхи вспомнить этот медоточивый голос и лакейскую улыбку, как его тут же затошнило. А где искать Риберу, Миралеса и Гомеса? Впрочем, они тоже ничего не скажут - как ни прогнили эти подонки, а все же не чета Пуигу... Куда ни кинь - все клин, и полицейский внезапно решил нанести визит самому Игнасио Виллару. Само собой, он рискует поднести спичку к пороховому погребу, навлечь на собственную голову крупные неприятности и ужасно рассердить комиссара Мартина, но Мигель больше не мог оставаться в бездействии - нервы не выдерживали.
Роскошная приемная фирмы "И.Виллар и Компания. Экспорт-импорт", обеспечивавшей социальный статус ее главе, была битком набита хорошенькими девушками. Их привлекло сюда объявление в утренней газете, что "И.Виллар и Компания" ищет опытную секретаршу, знакомую с делопроизводством. Большинство этих барышень, правда, довольно слабо разбирались в тонкостях ремесла и рассчитывали вовсе не на опыт работы в коммерческих конторах, а на другие достоинства, которые помогут им получить место в фирме Виллара и сделать карьеру, весьма далекую от пишущей машинки и блокнота для стенографии. Почти все разоделись в пух и прах и позаботились выставить напоказ обтянутые нейлоном ножки. Девушки коротали время, поверяя друг другу прежние достижения и неудачи. Впрочем, дружеское перешептывание не мешало обмениваться критическими взорами и безжалостно оценивать шансы соперниц. Время от времени болтовня прерывалась, и все дружно хихикали над сидевшей на отшибе девушкой в строгой белой блузке с глухим воротом и черной плиссированной юбке, да еще и в очках с пластмассовой оправой "под черепаху", окончательно лишавших выразительности не накрашенное лицо. И на что эта девица рассчитывает, если всей Барселоне известно, что дон Игнасио далеко не равнодушен к хорошеньким мордочкам? Внезапно все разговоры замерли - дверь распахнулась, и в зал вошло создание, казалось, спорхнувшее прямо с обложки киножурнала. Высокую стройную фигуру этой черноглазой блондинки облегало платье, явно сшитое очень далеко от Барселоны и уж наверняка задуманное не здешним модельером, а на плечах красовался небрежно накинутый норковый палантин. Все претендентки на место, онемев от восторга и зависти, созерцали знаменитую Нину де лас Ньевес, которая для каждой из них была образцом и идеалом. Все знали, что Нина - официальная любовница дона Игнасио, и это он сделал ее "звездой" кабаре "Ангелы и Демоны". Молодая женщина на мгновение остановилась и с веселым любопытством окинула взглядом это собрание красоток. Несмотря на улыбки, во всех взглядах читалась откровенная зависть, от которой леденеют даже самые прелестные глаза. Нина слегка кивнула и без стука распахнула дверь с надписью "Секретарь" на матовом стекле. Пройдя через комнату, опустевшую с тех пор как сеньорита де лас Ньевес заставила дона Игнасио уволить секретаршу, на ее взгляд, слишком приятную для глаз шефа, Нина без стука вошла в кабинет Виллара.
Игнасио Виллар, высокий худой мужчина лет пятидесяти с коротко стриженными седыми волосами и грубоватым, но энергичным лицом, напоминал актера, из тех, что обычно играют безжалостных и бессовестных международных дельцов. С одного взгляда в эти холодные глаза становилось ясно, что пытаться его растрогать бесполезно, а вставать поперек дороги - еще и опасно. Когда вошла Нина, дон Игнасио разговаривал по телефону. Он тут же повесил трубку, встал и, подойдя к гостье, поцеловал ей руку.
- Нина, какой сюрприз! А я-то думал, ты еще отдыхаешь после вчерашнего триумфа... кстати, он меня необычайно порадовал...
- Публика была настроена очень дружелюбно.
- Дорогая моя, так всегда бывает, когда та, или тот, кто выходит на сцену, обладает талантом.
- Спасибо, Игнасио...
- По-моему, твои песни очень хороши, и надо будет устроить так, чтобы их поскорее напевала вся Испания.
- Чудесная мысль...
- Тем не менее я сомневаюсь, что ты пришла только ради удовольствия меня повидать... Так чему я обязан таким сюрпризом?
Молодая женщина протянула дону Игнасио газету с отчеркнутым красным карандашом объявлением, которое вызвало столь мощный наплыв красоток в приемную.
- Вот это!
Виллар рассмеялся.
- Ты что ж, хочешь стать моей секретаршей?
- Нет, только помочь тебе выбрать. Я вовсе не желаю, чтобы с новенькой повторилась та же история, что и с Антониной.
- Уверяю тебя, Нина, ты напрасно вообразила Бог знает что, у меня с этой девушкой ровно ничего не было.
- Я предпочитаю избавить тебя от искушений, Игнасио, потому что, если тебе я, пожалуй, могу доверять, то им - нисколько!
Польщенный Виллар счел это проявлением ревности, а потому не стал сердиться на Нину, хотя обычно не допускал ни малейшего вмешательства в свои дела и пресекал подобные попытки в зародыше. Он нежно обнял певицу.
- Только ты одна могла на это отважиться, Нина... за это я тебя и люблю... Готов признать, мне даже нравится, когда ты так своевольничаешь... И уже одно это доказывает, с какой нежностью я к тебе отношусь, моя Нина...
Он тихонько коснулся губами ее щеки и, слегла отстранившись, с восхищением посмотрел на девушку.
- А знаешь, ты и вправду очень красива, Нина... Только набитый дурак мог бы предпочесть другую... Да, теперь ты совсем не похожа на девчонку, которую я подобрал в Паралело... Честно говоря, я этим немного горжусь! Ты моя самая большая удача, Нина.
Да, ей и в самом деле пришлось проделать долгий путь... Два года назад начинающая певичка приехала из родной Эстрамадуры с твердым намерением покорить Барселону. В те времена она еще звалась Магдаленой Лопес. В Бадахосе ее талант оценили, а потому девушка не сомневалась, что быстро сделает карьеру в Барселоне, где, по слухам, критика не так строга, как в Мадриде. Магдалена быстро убедилась, что сделала ошибку - прежде чем ей удалось выступить в Паралело, где так мирно уживаются талант и бездарность, прошло много месяцев, когда сеньорита Лопес мучительно ломала голову, не зная ни где переночевать, ни на что купить еды. Зато в Паралело ее однажды вечером заметил дон Игнасио. Он нанял хороших педагогов и скоро превратил Магдалену в блистательную Нину де лас Ньевес, чье имя огромными буквами сверкало на всех барселонских стенах. Несмотря на успех, молодая женщина не могла забыть того, что ей пришлось вынести, и, при всей щедрости Виллара, вовсе не чувствовала себя счастливой. О, она, разумеется, умела смеяться, когда нужно, но глаза оставались печальными... Странная женщина.
Получив от дона Игнасио разрешение самостоятельно выбрать ему секретаршу, Нина снова пересекла пустую комнату и, выйдя в приемную, подозвала девушку в очках, что вызвало некоторое оживление в рядах претенденток. В секретарской она предложила оробевшей девушке сесть и сама устроилась напротив. Чувствуя, как волнуется это юное создание, Нина вспомнила, какая безумная тревога охватывала ее при каждой встрече с новым импрессарио, от которого зависели все будущие завтраки и обеды... А потому певица старалась говорить как можно мягче.
- Как вас зовут?
- Хуанита Каллас.
- Вы уже работали в Барселоне?
- Нет, но я хорошо знаю свое дело.
- Сейчас мы это проверим... Где вы живете?
- В гостинице "Муньос" на калле Фернандо.
- Замужем?
- Нет.
- Обручены?
- Нет.
- Почему?
- Я ненавижу мужчин, - вдруг с необычайной резкостью бросила эта дурнушка. - Мой отец самым законным образом вколотил в гроб мою мать. Всю жизнь он лупил ее почем зря, а когда Господь прибрал эту мученицу к себе, принялся за меня. Несколько месяцев назад он умер.
- И вы не носите траур?
- А чего ради?
Нина с удовольствием подумала, что, если Хуанита окажется хорошей секретаршей, сама она сможет спокойно отдыхать после ночных тягот - дону Игнасио наверняка даже в голову не придет волочиться за новой сотрудницей. Не то чтобы Нина очень дорожила Вилларом, но, по ее мнению, достаточно дорого заплатила за роскошь, которой теперь окружена, чтобы допустить конкуренцию. Во всяком случае, она не желала, чтобы другая заняла ее место, прежде чем ей самой заблагорассудится его освободить. Певица встала и, перейдя в соседнюю комнату, попросила сеньору Польхис, старейшую и самую опытную из служащих фирмы, быстренько проэкзаменовать претендентку. Не прошло и нескольких минут, как сеньора Польхис заявила, что из Хуаниты получится отличная секретарша. Нина, радостно улыбаясь, приказала отправить восвояси всех ожидающих в приемной и пошла к Виллару.
- Игнасио, по-моему, я нашла настоящую жемчужину! - торжествующе заявила она.
- Правда?
- Сеньора Польхис провела испытание и осталась очень довольна.
- Ну, если Польхис - за, то и я не против. Ты мне покажешь это чудо?
Нина позвала Хуаниту.
- Madre de Dios* - невольно пробормотал Виллар.
______________
* Матерь Божья (исп.).
Потом дон Игнасио перевел взгляд на певицу, насмешливо наблюдавшую за его реакцией, и, как хороший игрок, от души рассмеялся. Виллар объяснил новой секретарше, что ей надлежит сидеть в соседней комнате, следить за его личной корреспонденцией, приходить, как только на столе загорится лампочка, отвечать на телефонные звонки и спрашивать по интерфону, хочет он разговаривать или нет. Наконец он передал девушке дневную почту для перепечатки и отпустил, велев поговорить о зарплате с сеньором Баутисто Речем.
- Честное слово, у тебя не было никакой надобности приставлять ко мне такое пугало! - заявил он, снова оставшись вдвоем с Ниной.
- Лишняя предосторожность никогда не повредит, дон Игнасио! До вечера?
- Разумеется... После концерта поужинаем в "Ригате".
На пороге Нина чуть не столкнулась с Мигелем Люхи, но, не зная инспектора в лицо, не обратила на него никакого внимания. Зато полицейский, узнав певицу, долго провожал ее глазами. Его интересовал каждый, кто в той или иной мере входил в окружение Виллара, а Мигель, как и все в Барселоне, имел точное представление об отношениях Нины и дона Игнасио.
Мигель Люхи стал первым посетителем, о котором Хуаните пришлось докладывать новому шефу. Уже по тому, как долго Виллар не отвечал, девушка почувствовала, насколько он удивлен. Наконец, решившись, дон Игнасио приказал впустить полицейского.
Эти двое еще ни разу не сталкивались лицом к лицу. Они долго мерились взглядом, не говоря ни слова, и каждый ощущал всю силу ненависти другого. Оба пытались оценить возможности противника. Виллар сразу узнал в Мигеле опасного врага, быть может, самого опасного за всю его жизнь. А Люхи, глядя на этого холодного, невозмутимого мужчину, в свою очередь, понимал, что борьба может стоить ему жизни. Не ожидая, когда ему предложат сесть, инспектор опустился в кресло.
- Обычно у моих посетителей хватает воспитанности не садиться, пока я их об этом не попрошу, - сухо заметил Виллар.
- Вы, несомненно, забыли это сделать, а я привык стоять только перед старшими по званию.
Снова наступила тишина.
- Итак, вы здесь, инспектор... - наконец вкрадчиво проговорил дон Игнасио.
- Да, я здесь, синьор Виллар... Рано или поздно это должно было случиться, не так ли?
- Разумеется... А вам известно, что вы уже слишком давно мне мешаете?
- Придется потерпеть. Ибо я собираюсь продолжать в том же духе.
- До тех пор, пока у меня не лопнуло терпение, инспектор?
- Нет, пока мне так хочется, сеньор.
Дон Игнасио выпрямился.
- Вы, кажется, очень уверены в себе?
- Да, это правда, сеньор.
Виллар презрительно хмыкнул.
- Я всегда полагал, что самоуверенность - свойство юнцов и идиотов.
- Я не так уж молод, сеньор, и вовсе не дурак. Просто я хорошо знаю, чего хочу.
- А можно узнать, чего именно?
- Покончить с вами, сеньор Виллар.
Дон Игнасио чуть заметно вздрогнул - спокойствие противника невольно производило на него сильное впечатление. Однако каид не желал дать волю душившей его ярости - это значило бы показать, что он встревожен.
- Замечательный план... но очень трудно осуществимый.
- Я готов потратить на него столько времени, сколько потребуется.
- При условии, что вам дадут такую возможность.
- Уж об этом я позабочусь.
Стиснув зубы и сжав кулаки, мужчины сверлили друг друга взглядом, пытаясь обнаружить в обороне врага хоть малейшую брешь. Если Мигель держался более откровенно, то Виллар лучше владел собой. Постоянная борьба приучила его сохранять по крайней мере внешнюю невозмутимость. И не какому-то жалкому фараону заставить его изменить тактику! Тем не менее дону Игнасио почему-то вдруг стало не по себе. Чтобы избавиться от этого неприятного чувства, он решил повести разговор более жестко.
- Я не на государственной службе, инспектор, а потому очень дорожу временем.
- Я тоже, сеньор.
- Вот уж не сказал бы, но, тем более, лучше закончить этот разговор как можно скорее. Что вас сюда привело?
- Мы разыскиваем некоего Пако Вольса, работавшего в кабаре "Ангелы и Демоны". Несколько недель назад он исчез, и мы хотели бы узнать куда.
- Но ведь никто и никогда не сумеет справиться с Вилларом! - воскликнул он, отдышавшись.
- Я это сделаю, если ты мне поможешь.
Пако долго вглядывался в решительное лицо инспектора, мысленно сравнивая его с доном Игнасио, и в конце концов пришел к выводу, что, возможно, полицейский и в самом деле способен взять верх.
- И чем я смогу быть вам полезен?
- Ты вернешься в баррио и попробуешь устроиться на службу к Виллару.
- Чтобы его предать?
Реакция парня понравилась Мигелю.
- Если бы ты сообщил мэру своей деревни, что знаешь, где логово кабана, который уничтожает всходы, разве ты счел бы это предательством по отношению к кабану?
- Но ведь дон Игнасио все-таки не животное!
- Гораздо хуже, поскольку он творит зло сознательно!
Тут, против обыкновения, в разговор вмешалась Конча. Несмотря на то, что Мигель ее ни о чем не спрашивал, сеньора Люхи заявила, что, с ее точки зрения, не следует поручать такому молодому человеку крайне сложное задание и Мигель, пожалуй, не очень-то вправе понуждать гостя взяться за непосильную для него задачу. В глубине души Люхи понимал, что жена рассуждает совершенно справедливо, но воспринял это как попытку разрушить тщательно разработанный план и рассердился. Честно говоря, судьба Пако сейчас не особенно заботила Мигеля. Самое главное - добраться до Виллара. Однако вопреки опасениям инспектора, вмешательство Кончи не только не дало парню желанный предлог отклонить слишком опасное предложение, но, по-видимому, задело его за живое. Вообразив, что эта красивая женщина сочла его молокососом, Пако решил во что бы то ни стало доказать, как жестоко она заблуждается. Расхорохорившись, парень согласился выполнить поручение и поклялся скрутить дона Игнасио намного быстрее, нежели кое-кто думает. Конча больше не вмешивалась, и мужчины договорились, что Вольс попросит у Хоакина Пуига место официанта в кабаре "Ангелы и Демоны" - Люхи не сомневался, что именно там находится штаб-квартира всех грязных махинаций дона Игнасио, а Пако, по идее, должен вызвать тем меньше подозрений, что только-только вышел из тюрьмы.
Еще до разговора с Пако Мигель изложил план операции своему другу и покровителю Альфонсо Мартину. Тот выслушал его очень внимательно.
- Насколько я понимаю, в этом приключении парень рискует собственной шкурой, а, Мигель? - заметил комиссар.
- Разумеется, шеф, но, не разбив яиц, омлет не приготовишь...
- Ты что ж, никогда не испытываешь жалости, Мигель?
- Никогда! Никто не пожалел моего отца, дон Альфонсо. Никто не щадил ни мою мать, ни меня. Так почему вы хотите от меня жалости к другим?
- Ты ненавидишь Виллара, не так ли?
- Как и все мы, шеф.
- Нет, Мигель, больше, чем все мы.
- Возможно...
- Нет, Мигель, не возможно, а наверняка!
- И что с того?
- Ничего... Только поостерегись, как бы ненависть однажды не возобладала над чувством долга... например, заставив забыть, что этот Пако Вольс имеет такое же право на жизнь, как и все прочие. А засим, разрешаю тебе действовать по собственному усмотрению, при условии, что вся ответственность целиком лежит на тебе. Если сумеешь свалить Виллара, хочешь - не хочешь, а я вставлю тебя в льготный список на повышение. Впрочем, даже если тебя ждет неудача, повышения все равно не миновать, Мигель. Уж слишком долго ты живешь на нервах! Тебе будет только полезно поруководить районным комиссариатом, прежде чем вернешься сюда моим заместителем, а потом - кто знает? - возможно, сменишь меня на этом посту. И кроме того, есть еще донья Конча, к которой я питаю величайшее почтение...
- Что вы имеете в виду, дон Альфонсо?
- Послушай, Мигель, я старше тебя на пятнадцать лет и с давних пор, еще с того дня, как ты пришел сюда, испытываю к тебе большую симпатию... Так вот, ты заставляешь жену вести слишком аскетичный образ жизни. А ведь она еще молода, черт возьми! Ты никогда не выводишь ее на люди!
- Конча счастлива дома, дон Альфонсо. Она арагонка. Не будь такое существование ей по душе, жена давно бы мне это выложила и, невзирая на всю нашу взаимную привязанность, стала жить по-своему.
- Тогда забудь о моих словах, поклонись от меня донье Конче и передай, что мы с женой будем счастливы пригласить вас на ужин в один из ближайших вечеров.
С тех пор минуло около шести месяцев. Пако, поступив на работу к Хоакину Пуигу, терпеливо завоевывал доверие начальства. Полицейские облегчили ему задачу, дав возможность отличиться перед Вилларом. Несколько раз, вовремя предупредив, Вольс избавил дона Игнасио от мелких неприятностей. Ради конечной победы Мартину и Люхи пришлось пойти на такие уступки. Пако старался ничего не менять в своем образе жизни, по-прежнему проводил воскресенья у названой матери и почти два месяца не решался приходить в новые кварталы Барселоны, туда, где жили Люхи. Лишь убедившись, что закрепился на месте и больше не вызывает ни малейших подозрений, парень стал чаще видеться с инспектором, впрочем, не забывая обо всех необходимых мерах предосторожности.
И вот, десять дней назад Пако явился к Люхи и торжествующе объявил, что, кажется, наконец близок к желанной цели. Он случайно подслушал разговор между Вилларом и Пуигом об отправке в Южную Америку партии "танцовщиц". Дон Игнасио и Хоакин ожидали "сопровождающего", чтобы обсудить детали путешествия. И Вольс надеялся услышать в тот вечер достаточно, чтобы полиция смогла изловить всю банду.
С тех пор Пако не появлялся. Сначала Мигель думал, что молодой человек решил удвоить меры предосторожности, но день проходил за днем, и по прошествии недели инспектор встревожился. Теперь у него почти не осталось надежды когда-либо увидеть Пако. А что до Виллара, то, увы, счастливого мгновения, когда Мигель защелкнет на его запястьях наручники, наверняка придется ждать еще очень долго.
Сидя напротив жены, Мигель мрачно жевал, даже не соображая толком, что у него в тарелке. Но Конча не желала смириться с поражением - одна мысль об этом была противна ее натуре.
- Напрасно ты отчаиваешься, Мигель, он еще вернется! - упрямо заявила она.
Инспектор пожал плечами.
- Нет, моя Конча... не вернется... - напряженным от волнения голосом проговорил он. - Должно быть, парня застукали... Не знаю, что с ним сделали, но когда выясню...
Полицейского охватила такая ярость, что вены у него на лбу вздулись, как веревки. Он конвульсивно сжал кулаки. Донья Конча ласково накрыла руку мужа своей.
- А я не теряю надежды...
Гнев и печаль туманили инспектору глаза, и все же он с невольным восхищением поглядел на жену. Нет, ничто и никогда не сможет сломить Кончу!
ГЛАВА II
Прошло уже три недели с тех пор как исчез Пако. Зайдя как-то на калле Хайме Хираль повидать приемную мать Вольса, Конча Люхи нашла старуху в слезах. Та, по-видимому, окончательно смирилась с мыслью о гибели Пако и не надеялась на новую встречу в этом мире. Хуаниту жена инспектора не застала та еще не пришла с работы. Теперь уже и Конча начала проникаться уверенностью, что Пако мертв, и лишь ради мужа делала вид, будто еще на что-то надеется.
Ради здоровья Мигель Люхи взял за правило дважды в день ходить через весь город пешком - на работу и обратно.
Выйдя из дому, инспектор направлялся к площади Гауди, где с неизменным удивлением окидывал взором церковь Святого Семейства, начатую еще в 1884 году, но все еще не законченную, словно отцы города не осмеливались завершить это здание, напоминающее одно из бредовых видений другого великого каталанца, Сальватора Дали. От площади по калле Мальорка Мигель выходил на Тетуан, а дальше, через пасеро Сан Хуан, добирался до границ старого города. Дальше он шел по калле дель Коммерсио и калле делла Принсеса. Царившее в этих кварталах добродушное оживление приводило его в восторг. Здесь Мигель чувствовал себя гораздо лучше, чем в новом городе, чья безликая холодность его очень угнетала. У Люхи было множество знакомых, и ему редко удавалось сделать хотя бы несколько шагов без остановки. Одни просто здоровались, другие расспрашивали о житье-бытье, третьи рассказывали о собственных горестях, и все уверяли в нерушимой дружбе с той пронизанной солнцем горячностью, которой не следует особенно доверять. Но в тот день инспектору не хотелось никого видеть, ни с кем говорить. Он думал лишь о Пако и не желал отвлекаться от этих мыслей.
Каким образом от него избавились? И почему до сих пор не найдено тело? Но Мигель слишком хорошо знал "баррио чино" и помнил, что там великолепно умели избавляться от возмутителей спокойствия, не оставляя за собой ни малейших следов. Пережевывая так и не зажженную сигару, инспектор бесконечно ломал голову над единственным занимавшим его вопросом: кто убил Пако? Он должен узнать имя убийцы и не успокоится, пока не выяснит всей правды. Тогда Мигель доберется до негодяя и прикончит его своими собственными руками, даже если это будет стоить ему карьеры. И его семья, и сам инспектор слишком долго получали удары, не имея возможности отплатить той же монетой. А потому никакие материальные блага не могли угасить жажду мщения, вечно сжигавшую сердце инспектора Мигеля Люхи.
От калле Принсеса ответвляется калле Монкада, где Мигель родился и прожил большую часть жизни. Он всегда проходил ее с начала до конца, здороваясь со стариками, которые знали его мальчишкой. Иногда они просили полицейского о какой-нибудь мелкой услуге, ибо, не умея, по большей части, ни читать, ни писать, получив какую-нибудь официальную бумагу, не знали, что делать. Если на работе его не ждало неотложное дело, Мигель обычно заходил к старухе, которую весь квартал, с тех пор как помнил себя сам Люхи, называл просто Вьюда. Старуха присматривала за ним в те далекие времена, когда он еще не дорос до школы, а мать уходила на работу. Инспектор взбирался по шатким ступенькам и стучал в дверь крохотной клетушки, где жила старейшая из его друзей. А потом они пили кофе, вспоминая своих мертвых. Полицейский никогда не уходил от Вьюды, не сунув хотя бы несколько песет в старую сморщенную руку - недаром же она так часто его шлепала...
Но сегодня Люхи не стал подниматься к старой Вьюде. Чужие беды его сейчас не трогали, ибо в голове навязчиво звучал, словно отбивая каждый шаг, один и тот же вопрос: кто убил Пако? Вдохновитель этого нового преступления, несомненно, Виллар, но кто взял на себя исполнение приказа? Пуиг чересчур труслив, чтобы совершить убийство. Он слишком потрепан жизнью и окончательно выдохся, а потому мечтает лишь об одном: спокойно дотянуть до конца под защитой дона Игнасио. Нет, Пуиг не убийца. Зато трое бандитов, бессменно охраняющих Виллара в последние несколько лет, явно способны зарезать собственную мать за несколько сотенных банкнот. Но кто из этой троицы прикончил Пако? Антонио Рибера, мадридец, с его изяществом бывшего тореро, еще способным волновать потрепанные сердца обитателей квартала? Хуан Миралес, громадный детина, чьи мозги изрядно пострадали на боксерских рингах Астурии? Но Люхи при всем желании не мог представить, чтобы кто-то из этих двух ограниченных бандитов мог отважиться на столь рискованный шаг. Нет, самый опасный и безжалостный из них - андалусиец Эстебан Гомес, в последние два года, по-видимому, ставший правой рукой Игнасио Виллара. Полиция отлично знала, что Пуиг употребляет наркотики, Миралес - пьяница, а Рибера гомосексуалист, но об Эстебане Гомесе ей не удалось выяснить ровно ничего. Было известно лишь, что приехал он из Севильи и до гражданской войны работал старшим пастухом у крупного скотопромышленника на заливных лугах Гвадалквивира, однако весь период между тем временем и появлением парня в "баррио чино" так и остался покрыт мраком тайны. Но Люхи не сомневался, что, если этому типу приказали убить Пако, он выполнил приказ без малейших колебаний.
Мигель медленно брел по калле де Платериас, откуда уже рукой подать до виа Лайетана, где находится Главное полицейское управление. Ему совсем не хотелось возвращаться на работу, ибо все мысли занимала судьба Пако, а с мелкими повседневными делами вполне могут справиться помощники. Но куда пойти? Кого допросить, чтобы выяснить хоть что-то? Пуиг захлопнется как устрица и в ответ на все вопросы будет только лицемерно улыбаться. Он ведь всего-навсего управляющий "Ангелами и Демонами" и, хоть сеньор Виллар действительно вложил крупные средства в это кабаре, он, Пуиг, решительно ничего не знает о действиях дона Игнасио, поскольку тот не считает нужным ставить его в известность, и господину инспектору следовало бы это понимать...
Стоило Люхи вспомнить этот медоточивый голос и лакейскую улыбку, как его тут же затошнило. А где искать Риберу, Миралеса и Гомеса? Впрочем, они тоже ничего не скажут - как ни прогнили эти подонки, а все же не чета Пуигу... Куда ни кинь - все клин, и полицейский внезапно решил нанести визит самому Игнасио Виллару. Само собой, он рискует поднести спичку к пороховому погребу, навлечь на собственную голову крупные неприятности и ужасно рассердить комиссара Мартина, но Мигель больше не мог оставаться в бездействии - нервы не выдерживали.
Роскошная приемная фирмы "И.Виллар и Компания. Экспорт-импорт", обеспечивавшей социальный статус ее главе, была битком набита хорошенькими девушками. Их привлекло сюда объявление в утренней газете, что "И.Виллар и Компания" ищет опытную секретаршу, знакомую с делопроизводством. Большинство этих барышень, правда, довольно слабо разбирались в тонкостях ремесла и рассчитывали вовсе не на опыт работы в коммерческих конторах, а на другие достоинства, которые помогут им получить место в фирме Виллара и сделать карьеру, весьма далекую от пишущей машинки и блокнота для стенографии. Почти все разоделись в пух и прах и позаботились выставить напоказ обтянутые нейлоном ножки. Девушки коротали время, поверяя друг другу прежние достижения и неудачи. Впрочем, дружеское перешептывание не мешало обмениваться критическими взорами и безжалостно оценивать шансы соперниц. Время от времени болтовня прерывалась, и все дружно хихикали над сидевшей на отшибе девушкой в строгой белой блузке с глухим воротом и черной плиссированной юбке, да еще и в очках с пластмассовой оправой "под черепаху", окончательно лишавших выразительности не накрашенное лицо. И на что эта девица рассчитывает, если всей Барселоне известно, что дон Игнасио далеко не равнодушен к хорошеньким мордочкам? Внезапно все разговоры замерли - дверь распахнулась, и в зал вошло создание, казалось, спорхнувшее прямо с обложки киножурнала. Высокую стройную фигуру этой черноглазой блондинки облегало платье, явно сшитое очень далеко от Барселоны и уж наверняка задуманное не здешним модельером, а на плечах красовался небрежно накинутый норковый палантин. Все претендентки на место, онемев от восторга и зависти, созерцали знаменитую Нину де лас Ньевес, которая для каждой из них была образцом и идеалом. Все знали, что Нина - официальная любовница дона Игнасио, и это он сделал ее "звездой" кабаре "Ангелы и Демоны". Молодая женщина на мгновение остановилась и с веселым любопытством окинула взглядом это собрание красоток. Несмотря на улыбки, во всех взглядах читалась откровенная зависть, от которой леденеют даже самые прелестные глаза. Нина слегка кивнула и без стука распахнула дверь с надписью "Секретарь" на матовом стекле. Пройдя через комнату, опустевшую с тех пор как сеньорита де лас Ньевес заставила дона Игнасио уволить секретаршу, на ее взгляд, слишком приятную для глаз шефа, Нина без стука вошла в кабинет Виллара.
Игнасио Виллар, высокий худой мужчина лет пятидесяти с коротко стриженными седыми волосами и грубоватым, но энергичным лицом, напоминал актера, из тех, что обычно играют безжалостных и бессовестных международных дельцов. С одного взгляда в эти холодные глаза становилось ясно, что пытаться его растрогать бесполезно, а вставать поперек дороги - еще и опасно. Когда вошла Нина, дон Игнасио разговаривал по телефону. Он тут же повесил трубку, встал и, подойдя к гостье, поцеловал ей руку.
- Нина, какой сюрприз! А я-то думал, ты еще отдыхаешь после вчерашнего триумфа... кстати, он меня необычайно порадовал...
- Публика была настроена очень дружелюбно.
- Дорогая моя, так всегда бывает, когда та, или тот, кто выходит на сцену, обладает талантом.
- Спасибо, Игнасио...
- По-моему, твои песни очень хороши, и надо будет устроить так, чтобы их поскорее напевала вся Испания.
- Чудесная мысль...
- Тем не менее я сомневаюсь, что ты пришла только ради удовольствия меня повидать... Так чему я обязан таким сюрпризом?
Молодая женщина протянула дону Игнасио газету с отчеркнутым красным карандашом объявлением, которое вызвало столь мощный наплыв красоток в приемную.
- Вот это!
Виллар рассмеялся.
- Ты что ж, хочешь стать моей секретаршей?
- Нет, только помочь тебе выбрать. Я вовсе не желаю, чтобы с новенькой повторилась та же история, что и с Антониной.
- Уверяю тебя, Нина, ты напрасно вообразила Бог знает что, у меня с этой девушкой ровно ничего не было.
- Я предпочитаю избавить тебя от искушений, Игнасио, потому что, если тебе я, пожалуй, могу доверять, то им - нисколько!
Польщенный Виллар счел это проявлением ревности, а потому не стал сердиться на Нину, хотя обычно не допускал ни малейшего вмешательства в свои дела и пресекал подобные попытки в зародыше. Он нежно обнял певицу.
- Только ты одна могла на это отважиться, Нина... за это я тебя и люблю... Готов признать, мне даже нравится, когда ты так своевольничаешь... И уже одно это доказывает, с какой нежностью я к тебе отношусь, моя Нина...
Он тихонько коснулся губами ее щеки и, слегла отстранившись, с восхищением посмотрел на девушку.
- А знаешь, ты и вправду очень красива, Нина... Только набитый дурак мог бы предпочесть другую... Да, теперь ты совсем не похожа на девчонку, которую я подобрал в Паралело... Честно говоря, я этим немного горжусь! Ты моя самая большая удача, Нина.
Да, ей и в самом деле пришлось проделать долгий путь... Два года назад начинающая певичка приехала из родной Эстрамадуры с твердым намерением покорить Барселону. В те времена она еще звалась Магдаленой Лопес. В Бадахосе ее талант оценили, а потому девушка не сомневалась, что быстро сделает карьеру в Барселоне, где, по слухам, критика не так строга, как в Мадриде. Магдалена быстро убедилась, что сделала ошибку - прежде чем ей удалось выступить в Паралело, где так мирно уживаются талант и бездарность, прошло много месяцев, когда сеньорита Лопес мучительно ломала голову, не зная ни где переночевать, ни на что купить еды. Зато в Паралело ее однажды вечером заметил дон Игнасио. Он нанял хороших педагогов и скоро превратил Магдалену в блистательную Нину де лас Ньевес, чье имя огромными буквами сверкало на всех барселонских стенах. Несмотря на успех, молодая женщина не могла забыть того, что ей пришлось вынести, и, при всей щедрости Виллара, вовсе не чувствовала себя счастливой. О, она, разумеется, умела смеяться, когда нужно, но глаза оставались печальными... Странная женщина.
Получив от дона Игнасио разрешение самостоятельно выбрать ему секретаршу, Нина снова пересекла пустую комнату и, выйдя в приемную, подозвала девушку в очках, что вызвало некоторое оживление в рядах претенденток. В секретарской она предложила оробевшей девушке сесть и сама устроилась напротив. Чувствуя, как волнуется это юное создание, Нина вспомнила, какая безумная тревога охватывала ее при каждой встрече с новым импрессарио, от которого зависели все будущие завтраки и обеды... А потому певица старалась говорить как можно мягче.
- Как вас зовут?
- Хуанита Каллас.
- Вы уже работали в Барселоне?
- Нет, но я хорошо знаю свое дело.
- Сейчас мы это проверим... Где вы живете?
- В гостинице "Муньос" на калле Фернандо.
- Замужем?
- Нет.
- Обручены?
- Нет.
- Почему?
- Я ненавижу мужчин, - вдруг с необычайной резкостью бросила эта дурнушка. - Мой отец самым законным образом вколотил в гроб мою мать. Всю жизнь он лупил ее почем зря, а когда Господь прибрал эту мученицу к себе, принялся за меня. Несколько месяцев назад он умер.
- И вы не носите траур?
- А чего ради?
Нина с удовольствием подумала, что, если Хуанита окажется хорошей секретаршей, сама она сможет спокойно отдыхать после ночных тягот - дону Игнасио наверняка даже в голову не придет волочиться за новой сотрудницей. Не то чтобы Нина очень дорожила Вилларом, но, по ее мнению, достаточно дорого заплатила за роскошь, которой теперь окружена, чтобы допустить конкуренцию. Во всяком случае, она не желала, чтобы другая заняла ее место, прежде чем ей самой заблагорассудится его освободить. Певица встала и, перейдя в соседнюю комнату, попросила сеньору Польхис, старейшую и самую опытную из служащих фирмы, быстренько проэкзаменовать претендентку. Не прошло и нескольких минут, как сеньора Польхис заявила, что из Хуаниты получится отличная секретарша. Нина, радостно улыбаясь, приказала отправить восвояси всех ожидающих в приемной и пошла к Виллару.
- Игнасио, по-моему, я нашла настоящую жемчужину! - торжествующе заявила она.
- Правда?
- Сеньора Польхис провела испытание и осталась очень довольна.
- Ну, если Польхис - за, то и я не против. Ты мне покажешь это чудо?
Нина позвала Хуаниту.
- Madre de Dios* - невольно пробормотал Виллар.
______________
* Матерь Божья (исп.).
Потом дон Игнасио перевел взгляд на певицу, насмешливо наблюдавшую за его реакцией, и, как хороший игрок, от души рассмеялся. Виллар объяснил новой секретарше, что ей надлежит сидеть в соседней комнате, следить за его личной корреспонденцией, приходить, как только на столе загорится лампочка, отвечать на телефонные звонки и спрашивать по интерфону, хочет он разговаривать или нет. Наконец он передал девушке дневную почту для перепечатки и отпустил, велев поговорить о зарплате с сеньором Баутисто Речем.
- Честное слово, у тебя не было никакой надобности приставлять ко мне такое пугало! - заявил он, снова оставшись вдвоем с Ниной.
- Лишняя предосторожность никогда не повредит, дон Игнасио! До вечера?
- Разумеется... После концерта поужинаем в "Ригате".
На пороге Нина чуть не столкнулась с Мигелем Люхи, но, не зная инспектора в лицо, не обратила на него никакого внимания. Зато полицейский, узнав певицу, долго провожал ее глазами. Его интересовал каждый, кто в той или иной мере входил в окружение Виллара, а Мигель, как и все в Барселоне, имел точное представление об отношениях Нины и дона Игнасио.
Мигель Люхи стал первым посетителем, о котором Хуаните пришлось докладывать новому шефу. Уже по тому, как долго Виллар не отвечал, девушка почувствовала, насколько он удивлен. Наконец, решившись, дон Игнасио приказал впустить полицейского.
Эти двое еще ни разу не сталкивались лицом к лицу. Они долго мерились взглядом, не говоря ни слова, и каждый ощущал всю силу ненависти другого. Оба пытались оценить возможности противника. Виллар сразу узнал в Мигеле опасного врага, быть может, самого опасного за всю его жизнь. А Люхи, глядя на этого холодного, невозмутимого мужчину, в свою очередь, понимал, что борьба может стоить ему жизни. Не ожидая, когда ему предложат сесть, инспектор опустился в кресло.
- Обычно у моих посетителей хватает воспитанности не садиться, пока я их об этом не попрошу, - сухо заметил Виллар.
- Вы, несомненно, забыли это сделать, а я привык стоять только перед старшими по званию.
Снова наступила тишина.
- Итак, вы здесь, инспектор... - наконец вкрадчиво проговорил дон Игнасио.
- Да, я здесь, синьор Виллар... Рано или поздно это должно было случиться, не так ли?
- Разумеется... А вам известно, что вы уже слишком давно мне мешаете?
- Придется потерпеть. Ибо я собираюсь продолжать в том же духе.
- До тех пор, пока у меня не лопнуло терпение, инспектор?
- Нет, пока мне так хочется, сеньор.
Дон Игнасио выпрямился.
- Вы, кажется, очень уверены в себе?
- Да, это правда, сеньор.
Виллар презрительно хмыкнул.
- Я всегда полагал, что самоуверенность - свойство юнцов и идиотов.
- Я не так уж молод, сеньор, и вовсе не дурак. Просто я хорошо знаю, чего хочу.
- А можно узнать, чего именно?
- Покончить с вами, сеньор Виллар.
Дон Игнасио чуть заметно вздрогнул - спокойствие противника невольно производило на него сильное впечатление. Однако каид не желал дать волю душившей его ярости - это значило бы показать, что он встревожен.
- Замечательный план... но очень трудно осуществимый.
- Я готов потратить на него столько времени, сколько потребуется.
- При условии, что вам дадут такую возможность.
- Уж об этом я позабочусь.
Стиснув зубы и сжав кулаки, мужчины сверлили друг друга взглядом, пытаясь обнаружить в обороне врага хоть малейшую брешь. Если Мигель держался более откровенно, то Виллар лучше владел собой. Постоянная борьба приучила его сохранять по крайней мере внешнюю невозмутимость. И не какому-то жалкому фараону заставить его изменить тактику! Тем не менее дону Игнасио почему-то вдруг стало не по себе. Чтобы избавиться от этого неприятного чувства, он решил повести разговор более жестко.
- Я не на государственной службе, инспектор, а потому очень дорожу временем.
- Я тоже, сеньор.
- Вот уж не сказал бы, но, тем более, лучше закончить этот разговор как можно скорее. Что вас сюда привело?
- Мы разыскиваем некоего Пако Вольса, работавшего в кабаре "Ангелы и Демоны". Несколько недель назад он исчез, и мы хотели бы узнать куда.