Санто очень медленно приходил в себя, но, едва к нему снова вернулась способность что-либо соображать, в здоровом глазу сверкнул дикий огонь. Молодой человек попытался сесть.
— Где он?
Тоска положила ему руку на лоб и заставила снова лечь.
— Уехал… Вам больше не о чем волноваться.
— Я подам на него в суд — пусть посидит в тюрьме! И как вы только могли увлечься подобным субъектом?
— Не будем об этом, Санто, прошу вас!
— Однако вы не можете не признать, что по милости этого типа у нас престранная брачная ночь?
— Да, конечно… Но в какой-то мере это и моя вина, и я прошу у вас прощения…
— Нет-нет! Мне самому следовало потребовать его ареста еще в мэрии!
— Он потерял голову…
— Ах вот как? Теперь вы его защищаете?
Вне себя от возмущения, Санто снова распрямился, и на сей раз ему никто не помешал сесть.
— Жак любит меня и страдает… Поставьте себя на его место!
— Может, для того, чтобы он мог занять мое?
— О Санто!
— Простите меня, дорогая… но я в таком бешенстве, что ничего не соображаю… Дайте мне, пожалуйста, зеркало, которое стоит вон там, на комоде.
Тоска молча выполнила просьбу.
— Ma gue! — простонал Санто, увидев свое отражение. — Во что он меня превратил, этот убийца! Я отвратителен! Мерзок!
— Да нет… нет… — без особой уверенности в голосе постаралась успокоить его Тоска.
Фальеро схватился за голову.
— Ну как я смогу говорить вам о любви с такой-то физиономией? Мне же самому на себя тошно смотреть…
— Не имеет значения… Вы мне завтра все скажете… И вообще у нас вся жизнь впереди, так что еще успеем поговорить о любви.
— Вы чудесная девушка, Тоска! А что, если нам все-таки выпить ту бутылку шампанского?
Мучимый сомнениями, карабинер Силио Морано никак не мог решить, как ему поступить. В конце концов, поскольку карабинеры — как-никак элитная часть полиции, да и сам Морано не был лишен природного великодушия, он счел, что лучше прослыть дураком, чем оставить без помощи людей, которые, возможно, в ней нуждаются, особенно если эти люди находятся в родстве с графом Матуцци. И Морано стал звонить шефу.
Сержант Карло Коррадо мирно спал рядом со своей супругой Антониной, как и положено человеку, чья совесть не обременена никакими волнениями. Антонине снилась родная Тоскана. Она видела себя юной пастушкой, и за ней ухаживали пастухи, одетые в форму карабинеров. Все они играли на свирелях военный марш. И вдруг один из пастушков прижал свирель к самому ее уху и стал играть так назойливо, что Антонина рассердилась и… открыла глаза. Она лежала в супружеской постели, а рядом надрывался телефон. Матрона сняла трубку.
— Pronto?
— Это вы, синьора Коррадо? Говорит Морано, ваш покорный слуга… Тысячу извинений, что тревожу вас в такое время, ma gue! Мне очень нужно поговорить с сержантом.
— Это срочно?
— Более того, дело серьезное.
— Милостивый Иисусе! Это хоть не опасно?
— У нас такая работа, синьора, что разве можно знать заранее, где и когда нарвешься…
Тон карабинера испугал Антонину даже больше, чем слова.
— Потерпите минутку, — дрожащим голосом проговорила она, — его надо будить с осторожностью, а то как бы опять не разыгралась мигрень…
— Буду ждать с превеликим почтением, синьора, и еще раз — тысяча извинений!
Антонина включила свет и с такой же любовью, как в день свадьбы, посмотрела на своего красавца-сержанта. Карло спал на спине, и жена могла вволю любоваться его профилем. Антонина с умилением заметила, что при каждом выходе кончики его усов шевелятся, и ей, неизвестно почему, захотелось плакать. Ласково и осторожно она погладила по щеке мужа. Наконец, почувствовав более настойчивое прикосновение, Карло приоткрыл сначала один глаз и потом уставился на супругу.
— Карло, любовь моя… — прошептала она.
Сержант повернулся к ней лицом:
— Что это на тебя нашло в такой час, Антонина?
— Тебя зовет к телефону Морано…
— Морано? Дай-ка мне трубку!
Антонина молча выполнила приказ, но из-за слишком короткого провода сержант мог разговаривать по телефону, только лежа поперек жены.
— Ну, Морано, что это еще за странный бзик? — рявкнул он начальственным тоном. — Нарушить сон старшего по званию! И вам не страшно, а? Что там еще стряслось?
Карабинер сообщил о полученном предупреждении, но о собственных опасениях умолчал. Для начала сержант осведомился, уж не вздумал ли Морано подшутить над начальством, и предупредил о целой серии взысканий, ожидающих его, если он и в самом деле захотел позабавиться. Несчастный призвал святых покровителей родной деревушки Гаруньяно подтвердить искренность и чистоту его намерений.
— В таком случае вы просто дурак, Морано, а дурак не имеет права носить форму карабинера! — отрезал сержант.
Силио чуть не заплакал.
— Ma gue, сержант… — жалобно пробормотал он. — Я хотел только добра… все-таки дочь графа Матуцци… меня это поразило…
— Что? Граф Матуцци? А он-то тут при чем?
Морано с ужасом понял, что совершенно забыл сообщить шефу о временных обитателях виллы, и залопотал с такой скоростью, что сержант вообразил, будто в Ча Капуцци разыгрывается политическая драма и Лудовико Матуцци только что зверски убит шурином.
— Ни слова больше, Морано! Наступило время не говорить, а действовать! Пусть Гринда немедленно заменит вас на посту, а сами не мешкая приезжайте за мной на джипе. Исполняйте!
Сержант повесил трубку и погрузился в размышления, даже не отдавая себе отчета, что все еще лежит поперек Антонины.
— Антонина… Случилось нечто ужасное! Убитые — из самого высшего света! Тут нужны и такт, и решимость! А значит, дело как раз для меня!
Не получив привычного одобрения супруги, Карло удивленно поглядел в ее сторону — лицо Антонины посинело. Сообразив наконец, что он ее чуть не задушил, Карло вскочил, спрыгнул с постели с той юношеской живостью, которая всегда так восхищала дарованную ему Господом спутницу жизни, и бросился приводить ее в чувство.
— Антонина!.. Светоч моих очей!.. Горе мне, я чуть не погубил тебя!
Синьора Коррадо окинула супруга нежным, хотя все еще довольно затуманенным взглядом.
— Ты и вправду тяжеловат, мой Карло!
— Но почему ты ничего не сказала?
Антонина молитвенно сложила руки.
— Ах, ты такой красавчик, когда отдаешь распоряжения!
У Санто так болели разбитые губы, что он лишь с большим трудом выпил бокал шампанского. Он попробовал было улыбнуться своей молодой жене, но получилась ужасающая гримаса.
— Тоска миа, вы не думаете, что нам пора отдохнуть?
— Мне немного страшно, Санто… После всего, что случилось, с тех пор как мы приехали… А вдруг возле виллы прячутся еще какие-нибудь типы?
— Зачем?
— Не знаю… Но, по-моему, мы уже достаточно натерпелись, чтобы не пытаться найти логическое объяснение…
Фальеро уже вполне пришел в себя.
— Подождите меня здесь, Тоска, — сказал он, вставая. — Я хочу убедиться, что в саду никого нет.
— Вы оставляете меня одну?
— Мало ли что, в этой комнате вам будет гораздо безопаснее.
— И вы собираетесь голыми руками справиться с вооруженным бандитом?
— Да что вы, у меня тоже есть револьвер!
Фальеро извлек из чемодана «беретту».
— Нам с дядей дали разрешение носить оружие, и после кражи документов я с ним не расстаюсь. Эх, был бы у меня при себе револьвер час назад… Я скоро вернусь, дорогая…
У Тоски не было сил спорить. Вот уж она не думала, что ее замужество может вызвать подобные осложнения! Ладно бы еще Жак, а то насилие, револьверы, выстрелы, раны, угрозы! Нет, так продолжаться не может! Это просто чудовищно! Завтра же Тоска вернется в родительский дом и поселится с мужем там. Под защитой сурового Лудовико и нежной Доменики ей будет гораздо спокойнее.
Санто осторожно крался по саду, прислушиваясь к каждому шороху и не спуская пальца с курка. Жак, сидевший за газоном, видел, как его счастливый соперник вышел из дома, и стал с удивлением раздумывать, что тот замышляет. Любопытство заставило его высунуться из укрытия. Санто заметил какую-то тень и тут же выстрелил. Пуля просвистела у самого лица ошарашенного Жака, а вторая ударила в бронзовую вазу, и та отозвалась долгим обиженным звоном.
— Это я, Фальеро! — крикнул француз.
В ответ Санто еще дважды спустил курок, и Жак остался в живых лишь благодаря хорошей реакции — он вовремя успел броситься на землю. Похоже, этот кретин всерьез задумал его прикончить! Субрэй в свою очередь тоже выстрелил. Правда, он хотел лишь утихомирить Фальеро и пальнул далеко в сторону.
Тоска зажала зубами носовой платок, с ужасом прислушиваясь к грохоту выстрелов.
По приказу Коррадо карабинер остановил джип.
— Вы слышали, Морано?
— Да, сержант…
— Как, по-вашему, что там такое?
— Выстрелы, сержант!
— Я тоже так думаю. Смертоубийство продолжается! Вам выпал случай покрыть себя славой, Морано!
— Мне, сержант?
— Да, вам, карабинер! Было бы несправедливо лишить вас такой блестящей возможности отличиться! И можете не благодарить меня — это вполне заслуженный вами знак доверия.
Карабинер Силио Морано испытывал сейчас к своему шефу что угодно, только не благодарность. И еще никогда родная деревушка Гаруньяно не казалась ему столь далекой.
Жаку все же удалось ускользнуть от взбесившегося Санто, хотя тот, вероятно для очистки совести, выпустил последнюю пулю в том направлении, где исчез француз.
Морано остановил джип метрах в двадцати от въезда на виллу.
— Ну, сержант, что мы будем делать, а?
— С ружьем наизготовку вы проникнете в сад и медленно пойдете к дому. А я вас прикрою.
— Вы… вы не думаете, сержант, что лучше б нам идти рядом…
— А если с вами что-нибудь случится, Морано, кто сообщит, что вы пали жертвой долга?
Тоска так изнервничалась, что при виде Санто едва не закричала.
— Что означает вся эта стрельба?
— Там кто-то бродил… и мы стреляли друг в друга… не знаю, удалось ли мне попасть в цель.
— Надеюсь, это по крайней мере не Жак?
— Безусловно нет… И позвольте заметить вам, Тоска, что ваша забота об этом типе меня удивляет. Между прочим, в меня тоже стреляли!
— Ох, я уже совсем запуталась! Но одно я знаю точно — это что не останусь здесь больше ни на минуту!
— И куда же вы хотите ехать?
— К папе!
Карабинер, стараясь как можно осторожнее переставлять ноги, продвигался по саду. В горле у него пересохло, живот сводило судорогой, а колени подкашивались. Приняв вазон за притаившегося врага, Морано чуть не выстрелил. А позади на почтительном расстоянии за ним следовал сержант с револьвером в руке. Он наблюдал за своим подчиненным не сводя с него глаз.
Тоска и ее муж закрыли чемоданы, выключили свет и, распахнув дверь, дружно отпрянули: на пороге стоял карабинер и целился в них из ружья!
— Не двигайтесь — или я стреляю! — крикнул он.
Глава IV
Тоска и ее муж недоуменно смотрели на неизвестно откуда взявшегося карабинера. Добродушная румяная физиономия Силио выражала полное ликование.
— Вы можете идти сюда, сержант, я их поймал! — слегка повернув голову, крикнул Морано.
Недоверчиво поглядывая по сторонам, сержант Коррадо вошел в комнату, но при виде Тоски распрямил грудь колесом и лихо разгладил усы.
— Ну, попались в ловушку, а? — осведомился он. — Думали потихоньку смыться, да? Но вы не учли Коррадо!
Карабинер Морано слишком гордился совершенным подвигом, чтобы сразу вернуться к своей обычной робости, поэтому он осмелился напомнить о своем существовании:
— И меня, сержант!
Карло испепелил подчиненного высокомерным взглядом.
— Вы только рука, а голова — я. Никогда не забывайте об этом, Морано. И все, что вы делаете, сначала я продумал, вот так! Ясно?
— Ясно, сержант…
И Морано понял, что еще не пришел тот день, когда он сможет похвалиться медалью перед друзьями из Гаруньяно. Но Коррадо уже не обращал на него внимания, а снова повернулся к пленникам.
— Где жертвы?
— Жертвы?! — взорвался Фальеро. — Да мы и есть жертвы!
— Только не говорите этого мне, синьор! — фыркнул сержант. — Все преступные уловки я знаю наизусть! Вы убили, спрятали трупы и собирались улизнуть. Но тут появился я и с беспримерной отвагой, с полным презрением к опасности, на которое способны лишь карабинеры, эти аристократы полиции, преградил вам дорогу! Жаль, что тут не оказалось хотя бы одного-двух журналистов, а? Ma gue! Безвестность не подобает верному долгу солдату!
Бледный от злости Санто перебил тираду сержанта:
— Может, хватит?
Сержант вздрогнул. Потрясенный Силио — подумать только, какой-то штатский смеет так разговаривать с его шефом! — уронил ружье. Прогремел выстрел, и пуля засела в спинке кровати. Все переглянулись, осознав грозившую им опасность.
— Карабинер… — только и смог пробормотать Карло.
Пристыженный Морано подобрал ружье.
— Извините, сержант…
— А если бы вы меня убили, дурак? У кого бы вы просили прощения? У моего трупа?
Увидев на тумбочке телефон, Коррадо подбежал и быстро набрал номер.
— Алло! Антонина!.. Это твой Карло… Что здесь творится!.. Я лишь чудом избежал смерти! Но небо не пожелало лишить тебя супруга, мой ангел! Я просто хотел тебя успокоить… Иди, ты можешь спать, бедняжка, а я должен выполнить свой долг! Что? Ты не спала? Что ж, жена солдата должна стойко выносить постоянную тревогу! Да-да, обещаю… Я буду достоин тебя! И, если того пожелает Господь, мы скоро увидимся! А?
Разъяренный Санто схватил Коррадо за руку:
— Да сколько же можно?!
— Спокойно! Покушение на сержанта карабинеров при исполнении служебных обязанностей обойдется вам очень дорого! Где трупы?
— Какие трупы?
— Несчастных, которых вы злодейски убили! Например, графа Матуцци…
— Как? Мой отец убит? — вскрикнула Тоска.
Коррадо посмотрел на нее:
— Ваш отец? А кто вы такая, синьора?
— Тоска Фальеро, дочь графа Матуцци.
— Так… А это?
— Санто Фальеро, мой муж.
— Ах вот как… тогда, значит, ошибка вышла… А ежели человек согрешит по неведению, это ведь всегда можно уладить, правда? Но где же синьор Ваччи?
— В Болонье, он оставил нам свою виллу на несколько дней.
— Ага…
Сержант повернулся к Силио.
— Боюсь, нам придется объясниться, Морано, — тихо проговорил он, но за внешней мягкостью скрывалась воистину необъятная злость.
— Вы что-то сказали, синьора? — спросил он Тоску.
— Мы поженились только утром, сержант, и это наша брачная ночь.
— Правда?
В разговор вмешался Фальеро:
— Вам известно, что такое брачная ночь, сержант?
— А как же, синьор, у каждого свои воспоминания! Ах, синьора, это лучшие минуты в жизни женщины! Куколка превращается в бабочку… Такая ночь никогда не забудется, синьора, никогда! Знаете, моя Антонина часто мне говорит: «Ты помнишь, Карло?» Карло — это я… Так вот…
— Плевать нам на это!
— Синьор Фальеро не любит поэзию, насколько я понимаю? Мне жаль вас, синьора, потому как жизнь без нее ничего не стоит… Но позвольте мне еще раз нижайше принести вам мои поздравления. Мы с карабинером уходим и оставляем вас наслаждаться минутами этого упоительного, единственного в мире блаженства!
И, безукоризненно вытянувшись по стойке «смирно», сержант отдал честь, потом, как на учениях, повернулся на каблуках и с высоко поднятой головой двинулся вправо.
— А мне что делать, сержант? — спросил Морано.
— Иди за мной, дурень!
Как только карабинеры ушли, Тоска без сил опустилась на кровать.
— Никогда в жизни не слышала столько пальбы, и надо же, чтобы все это обрушилось на меня сразу после свадьбы!
Санто попытался обнять жену, но она с неожиданной яростью стала вырываться.
— Оставьте меня! Вы ничуть не лучше остальных! Вы клялись, что если я и не питаю к вам пылкой страсти, то хотя бы смогу жить тихо и спокойно, а сами устроили настоящее сражение!
Надеясь успокоить жену, Санто снова попытался заключить ее в объятия, но Тоска продолжала отбиваться:
— Отстаньте! Говорю вам: не трогайте меня!
— Может, вы и в самом деле оставите молодую даму в покое, синьор, а?
На пороге комнаты опять стоял улыбающийся сержант, а за его спиной в темноте поблескивало дуло ружья карабинера. Мгновение Тоска молча созерцала эту картину, потом свернулась в клубочек и зарыдала. На сей раз у нее началась настоящая истерика. Санто бросился было на помощь, но сержант его опередил:
— Позвольте мне! Я-то к таким вещам привык, синьор, а вы еще новичок!
Он уселся на кровать рядом с молодой женщиной и начал тихонько поглаживать ее волосы, руки, спину.
— Ну-ну-ну, моя голубка… моя горлица… Дышите глубже… Закройте глазки, мой ангелочек…
Вытаращив глаза, Санто наблюдал эту картину. Он уже открыл рот, собираясь крикнуть, но сдержался и тяжело осел на стул, так и не издав ни звука.
— Нет, этого просто не может быть! Тут явно что-то не так… Я женюсь, и по этой причине, с молчаливого согласия родителей, при всем честном народе начинается незнамо что… Какой-то выродок оскорбляет меня прямо в мэрии… потом меня избивают в церкви… Я убегаю в горы, чтобы нам с женой никто не мешал… и тут парень, которого я ни разу в жизни не видел, задает мне трепку и привязывает к стулу… Потом появляется мой побежденный соперник и расквашивает мне физиономию… Выстрелы хлопают, как ракеты во время фейерверка… И в довершение всего, когда у меня появляется надежда, что мы с женой избавились от банды сумасшедших, приходит сержант карабинеров и принимается ласкать мою жену прямо у меня на глазах! Нет, что ни говорите, а здесь точно должна быть какая-то чертовщина…
— Я не ласкаю вашу жену, синьор, я ее лечу! — сурово возразил сержант. — Поглядите, она уже немного успокоилась… Все-таки рука Карло Коррадо — это вещь, и, между нами говоря, найдется немало женщин, только и мечтающих ее присвоить! Но у меня есть Антонина! И я ей верен! Всегда верен жене и родине — таков сержант Коррадо!
Фальеро наконец взял себя в руки.
— Что ж, сержанту Коррадо следовало бы убраться отсюда, да поживее!
— Минуточку!
— Что?
— Я сказал: минуточку, синьор! Потому как есть ведь еще эта история с выстрелами… Может, потолкуем немного о них, а? Если хотите знать мое мнение, эта стрельба ужасно подозрительна!
— Еще бы нет!
— А, вы признаете? Вы ведь сказали, что приехали сюда в свадебное путешествие?
— И это правда.
— То-то и оно, что нужны доказательства, синьор! Я слышал, что иногда брачную ночь стараются украсить звуками мандолины, гитары, аккордеона, флейты или арфы, а особо воинственные в крайнем случае пускают в ход рожки и трубы, но чтоб палили из револьверов — никогда! Может, где-нибудь в Африке, у дикарей, такое и случается, но не у нас! И потом… ваше лицо…
— Оно вам не нравится?
— Оно отвратительно, синьор, просто отвратительно… Лицо вампира, не удосужившегося умыться после трапезы!
— Я не позволю вам разговаривать со мной в таком тоне!
— Простите, синьор, это не я, а ваша мать.
— Моя мать?
— Да, Италия, которую я воплощаю благодаря этой униформе. А кроме того, я слышал, как эта молодая дама кричала, чтобы вы оставили ее в покое. По-моему, вы тут чинили насилие…
— Да это же моя жена!
— Даже если вам удастся это доказать, синьор, имейте в виду, воспитанный мужчина не должен навязываться… Морано!
— Да, сержант?
— Понаблюдайте-ка за этой парой — не скажу преступной, а возможно даже и не подозрительной, но странной! Вот самое подходящее слово: странной! А я тем временем загляну в комнаты — кто знает, может быть (слышите, Морано, я подчеркиваю эти слова: может быть), обнаружу там corpus delicti[6].
— Чего-чего, сержант?
— Слишком сложно для вас, Морано! И не настаивайте, это было бы проявлением весьма дурного вкуса… Синьора, синьор, мы скоро увидимся, э!
Сержант отвесил поклон по всем правилам итальянской вежливости и вышел в гостиную, где и провел некоторое время, пересаживаясь с кресла на кресло и мечтая, как было бы здорово подарить Антонине такие же. Потом он заглянул во вторую комнату, но и там не нашел ничего подозрительного. Зато на пороге кухни Коррадо замер как громом пораженный. Быстро возвратясь в спальню, сержант не стал скрывать обуревающие его чувства.
— Я только что побывал на кухне… Потрясающе! Это напомнило мне землетрясение, которое я, увы, однажды наблюдал в Калабрии… Так что за страшная сцена происходила у вас на кухне?
— Я уже битых полчаса пытаюсь вам это объяснить! — буркнул Санто.
— Что ж, синьор, я вас слушаю.
Фальеро рассказал обо всем, что случилось на вилле, с тех пор как туда приехали они с Тоской. Когда он умолк, сержант задумчиво погладил усы.
— Надеюсь, вы бы не посмели разыгрывать сержанта карабинеров, синьор?
— Что за странный вопрос!
— Да просто в вашу историю довольно трудно поверить…
— Согласен с вами и признаю, что, не будь у меня такого доказательства, как разбитое лицо, я бы и сам, наверное, подумал, что мне все это померещилось… Бывают же кошмарные сны…
— И вы никогда прежде не видели того здоровяка, что ехал за вами на мотоцикле, стрелял в вас, а потом еще и пытал?
— Никогда!
— А вы, синьора?
— Никогда!
— А что понадобилось тут этому Субрэю?
Пришлось объяснять сержанту и кто такой Жак, и причины его безумного поведения в этот день. По мере того как Тоска рассказывала, Коррадо проявлял все более явственные признаки воодушевления и наконец не выдержал:
— Синьора, как же вы могли привести его в такое отчаяние? Несчастный любит вас до сумасшествия! Ах, синьора, при всем моем почтении к вам, позвольте заметить, вы поступили очень дурно!
Коррадо поднял указующий перст.
— И Там вас могут осудить за такую жестокость!
Фальеро не понравился этот лирический порыв.
— Прошу вас выбирать слова, сержант! Не забывайте, что вы разговариваете с моей женой, синьорой Фальеро!
— Знаю, синьор, знаю! Но я поставил себя на место бедняги, у которого украли любимую девушку! Если бы у меня отняли мою Антонину, я бы с горя спалил весь полуостров! И я бы прикончил похитителя, соблазнителя, самозванца!
— Эй, послушайте, вы…
— Конечно, если бы я не был карабинером… А теперь, может быть, вы покажете мне свои документы, а?
Санто передал сержанту свидетельство о браке и удостоверение личности. Коррадо внимательно изучил документы.
— Ну, теперь убедились?
— О да! Синьора Фальеро, имею честь еще раз почтительнейше поздравить вас… Я понимаю всепоглощающую страсть того француза. Стоит только поглядеть на вас — и сразу чувствуешь волнение, вы смущаете души, синьора, и…
Фальеро вернул его на землю.
— Успокойтесь, сержант, и помогите нам выбраться отсюда!
— И куда же вы хотите ехать, синьор?
— Мы возвращаемся в Болонью.
— Невозможно! Я не имею права покидать свой участок, а по дороге на вас снова могут совершить нападение. Вы проведете ночь в этой прелестной комнатке. А мы с карабинером будем охранять ваш сон и вашу любовь…
— Но…
— Это приказ, синьор Фальеро! Приказ, продиктованный мне чувством ответственности! Подумайте, что синьор француз оплакивает потерю любимой и, быть может, неподалеку… А доведенный до отчаяния влюбленный способен на все, синьор! Спокойной ночи, синьора! Спокойной ночи, синьор, и не беспокойтесь ни о чем: Коррадо на посту. Пойдемте, Морано! И не забудьте, мой мальчик, самое главное — такт и скромность!
Супруги Фальеро наконец остались вдвоем.
— Мы оба случайно не сошли с ума? — прошептала Тоска.
— Нет, дорогая…
— Тогда, значит, этот карабинер существует на самом деле?
— Увы!
— Может, позвонить папе?
— Он вам не поверит, а кроме того, я стану посмешищем, хотя, должно быть, в ваших глазах я и так достаточно смешон…
— Да нет же, Санто, нет… Мы оба жертвы какой-то чудовищной, неправдоподобной игры… Попробуем уснуть, но, предупреждаю вас, нас окружают такие опасности, что раздеваться я не стану.
Тоска скинула туфли, и муж последовал ее примеру. Но едва она сняла блузку, намереваясь накинуть халат, как снова вошел сержант. Девушка вскрикнула и скорее накрылась одеялом. Коррадо в очередной раз раскланялся и отдал честь.
— Мое почтение красоте и целомудрию, синьора!
Фальеро стоял в носках, и потому его гнев не производил должного впечатления.
— Убирайтесь к черту! — заорал он.
— Здесь дама, выбирайте выражения, синьор, э? Я только хочу позвонить своей Антонине и успокоить ее. Не сомневаюсь, что синьора меня поймет… женская солидарность, э?
Сержант направился к телефону, а Санто поглядел на жену, закутавшуюся до самых глаз, и бессильно развел руками.
— Алло! Антонина? Это твой Карло… Все так же невредим, сердце мое, и по-прежнему тебя люблю. Я и вправду попал в трудное, если не сказать деликатное, положение… Ты ведь меня знаешь, услада моих дней… и знаешь мою скромность… Так что, раз я говорю, что держался великолепно, можешь мне поверить… Где я? В комнате молодой пары… у них сегодня как раз брачная ночь. Видела б ты невесту, Нина! Она почти так же хороша, как ты в день нашей свадьбы!.. Что? О, Нина, как ты можешь задавать подобные вопросы?!
— Вы можете идти сюда, сержант, я их поймал! — слегка повернув голову, крикнул Морано.
Недоверчиво поглядывая по сторонам, сержант Коррадо вошел в комнату, но при виде Тоски распрямил грудь колесом и лихо разгладил усы.
— Ну, попались в ловушку, а? — осведомился он. — Думали потихоньку смыться, да? Но вы не учли Коррадо!
Карабинер Морано слишком гордился совершенным подвигом, чтобы сразу вернуться к своей обычной робости, поэтому он осмелился напомнить о своем существовании:
— И меня, сержант!
Карло испепелил подчиненного высокомерным взглядом.
— Вы только рука, а голова — я. Никогда не забывайте об этом, Морано. И все, что вы делаете, сначала я продумал, вот так! Ясно?
— Ясно, сержант…
И Морано понял, что еще не пришел тот день, когда он сможет похвалиться медалью перед друзьями из Гаруньяно. Но Коррадо уже не обращал на него внимания, а снова повернулся к пленникам.
— Где жертвы?
— Жертвы?! — взорвался Фальеро. — Да мы и есть жертвы!
— Только не говорите этого мне, синьор! — фыркнул сержант. — Все преступные уловки я знаю наизусть! Вы убили, спрятали трупы и собирались улизнуть. Но тут появился я и с беспримерной отвагой, с полным презрением к опасности, на которое способны лишь карабинеры, эти аристократы полиции, преградил вам дорогу! Жаль, что тут не оказалось хотя бы одного-двух журналистов, а? Ma gue! Безвестность не подобает верному долгу солдату!
Бледный от злости Санто перебил тираду сержанта:
— Может, хватит?
Сержант вздрогнул. Потрясенный Силио — подумать только, какой-то штатский смеет так разговаривать с его шефом! — уронил ружье. Прогремел выстрел, и пуля засела в спинке кровати. Все переглянулись, осознав грозившую им опасность.
— Карабинер… — только и смог пробормотать Карло.
Пристыженный Морано подобрал ружье.
— Извините, сержант…
— А если бы вы меня убили, дурак? У кого бы вы просили прощения? У моего трупа?
Увидев на тумбочке телефон, Коррадо подбежал и быстро набрал номер.
— Алло! Антонина!.. Это твой Карло… Что здесь творится!.. Я лишь чудом избежал смерти! Но небо не пожелало лишить тебя супруга, мой ангел! Я просто хотел тебя успокоить… Иди, ты можешь спать, бедняжка, а я должен выполнить свой долг! Что? Ты не спала? Что ж, жена солдата должна стойко выносить постоянную тревогу! Да-да, обещаю… Я буду достоин тебя! И, если того пожелает Господь, мы скоро увидимся! А?
Разъяренный Санто схватил Коррадо за руку:
— Да сколько же можно?!
— Спокойно! Покушение на сержанта карабинеров при исполнении служебных обязанностей обойдется вам очень дорого! Где трупы?
— Какие трупы?
— Несчастных, которых вы злодейски убили! Например, графа Матуцци…
— Как? Мой отец убит? — вскрикнула Тоска.
Коррадо посмотрел на нее:
— Ваш отец? А кто вы такая, синьора?
— Тоска Фальеро, дочь графа Матуцци.
— Так… А это?
— Санто Фальеро, мой муж.
— Ах вот как… тогда, значит, ошибка вышла… А ежели человек согрешит по неведению, это ведь всегда можно уладить, правда? Но где же синьор Ваччи?
— В Болонье, он оставил нам свою виллу на несколько дней.
— Ага…
Сержант повернулся к Силио.
— Боюсь, нам придется объясниться, Морано, — тихо проговорил он, но за внешней мягкостью скрывалась воистину необъятная злость.
— Вы что-то сказали, синьора? — спросил он Тоску.
— Мы поженились только утром, сержант, и это наша брачная ночь.
— Правда?
В разговор вмешался Фальеро:
— Вам известно, что такое брачная ночь, сержант?
— А как же, синьор, у каждого свои воспоминания! Ах, синьора, это лучшие минуты в жизни женщины! Куколка превращается в бабочку… Такая ночь никогда не забудется, синьора, никогда! Знаете, моя Антонина часто мне говорит: «Ты помнишь, Карло?» Карло — это я… Так вот…
— Плевать нам на это!
— Синьор Фальеро не любит поэзию, насколько я понимаю? Мне жаль вас, синьора, потому как жизнь без нее ничего не стоит… Но позвольте мне еще раз нижайше принести вам мои поздравления. Мы с карабинером уходим и оставляем вас наслаждаться минутами этого упоительного, единственного в мире блаженства!
И, безукоризненно вытянувшись по стойке «смирно», сержант отдал честь, потом, как на учениях, повернулся на каблуках и с высоко поднятой головой двинулся вправо.
— А мне что делать, сержант? — спросил Морано.
— Иди за мной, дурень!
Как только карабинеры ушли, Тоска без сил опустилась на кровать.
— Никогда в жизни не слышала столько пальбы, и надо же, чтобы все это обрушилось на меня сразу после свадьбы!
Санто попытался обнять жену, но она с неожиданной яростью стала вырываться.
— Оставьте меня! Вы ничуть не лучше остальных! Вы клялись, что если я и не питаю к вам пылкой страсти, то хотя бы смогу жить тихо и спокойно, а сами устроили настоящее сражение!
Надеясь успокоить жену, Санто снова попытался заключить ее в объятия, но Тоска продолжала отбиваться:
— Отстаньте! Говорю вам: не трогайте меня!
— Может, вы и в самом деле оставите молодую даму в покое, синьор, а?
На пороге комнаты опять стоял улыбающийся сержант, а за его спиной в темноте поблескивало дуло ружья карабинера. Мгновение Тоска молча созерцала эту картину, потом свернулась в клубочек и зарыдала. На сей раз у нее началась настоящая истерика. Санто бросился было на помощь, но сержант его опередил:
— Позвольте мне! Я-то к таким вещам привык, синьор, а вы еще новичок!
Он уселся на кровать рядом с молодой женщиной и начал тихонько поглаживать ее волосы, руки, спину.
— Ну-ну-ну, моя голубка… моя горлица… Дышите глубже… Закройте глазки, мой ангелочек…
Вытаращив глаза, Санто наблюдал эту картину. Он уже открыл рот, собираясь крикнуть, но сдержался и тяжело осел на стул, так и не издав ни звука.
— Нет, этого просто не может быть! Тут явно что-то не так… Я женюсь, и по этой причине, с молчаливого согласия родителей, при всем честном народе начинается незнамо что… Какой-то выродок оскорбляет меня прямо в мэрии… потом меня избивают в церкви… Я убегаю в горы, чтобы нам с женой никто не мешал… и тут парень, которого я ни разу в жизни не видел, задает мне трепку и привязывает к стулу… Потом появляется мой побежденный соперник и расквашивает мне физиономию… Выстрелы хлопают, как ракеты во время фейерверка… И в довершение всего, когда у меня появляется надежда, что мы с женой избавились от банды сумасшедших, приходит сержант карабинеров и принимается ласкать мою жену прямо у меня на глазах! Нет, что ни говорите, а здесь точно должна быть какая-то чертовщина…
— Я не ласкаю вашу жену, синьор, я ее лечу! — сурово возразил сержант. — Поглядите, она уже немного успокоилась… Все-таки рука Карло Коррадо — это вещь, и, между нами говоря, найдется немало женщин, только и мечтающих ее присвоить! Но у меня есть Антонина! И я ей верен! Всегда верен жене и родине — таков сержант Коррадо!
Фальеро наконец взял себя в руки.
— Что ж, сержанту Коррадо следовало бы убраться отсюда, да поживее!
— Минуточку!
— Что?
— Я сказал: минуточку, синьор! Потому как есть ведь еще эта история с выстрелами… Может, потолкуем немного о них, а? Если хотите знать мое мнение, эта стрельба ужасно подозрительна!
— Еще бы нет!
— А, вы признаете? Вы ведь сказали, что приехали сюда в свадебное путешествие?
— И это правда.
— То-то и оно, что нужны доказательства, синьор! Я слышал, что иногда брачную ночь стараются украсить звуками мандолины, гитары, аккордеона, флейты или арфы, а особо воинственные в крайнем случае пускают в ход рожки и трубы, но чтоб палили из револьверов — никогда! Может, где-нибудь в Африке, у дикарей, такое и случается, но не у нас! И потом… ваше лицо…
— Оно вам не нравится?
— Оно отвратительно, синьор, просто отвратительно… Лицо вампира, не удосужившегося умыться после трапезы!
— Я не позволю вам разговаривать со мной в таком тоне!
— Простите, синьор, это не я, а ваша мать.
— Моя мать?
— Да, Италия, которую я воплощаю благодаря этой униформе. А кроме того, я слышал, как эта молодая дама кричала, чтобы вы оставили ее в покое. По-моему, вы тут чинили насилие…
— Да это же моя жена!
— Даже если вам удастся это доказать, синьор, имейте в виду, воспитанный мужчина не должен навязываться… Морано!
— Да, сержант?
— Понаблюдайте-ка за этой парой — не скажу преступной, а возможно даже и не подозрительной, но странной! Вот самое подходящее слово: странной! А я тем временем загляну в комнаты — кто знает, может быть (слышите, Морано, я подчеркиваю эти слова: может быть), обнаружу там corpus delicti[6].
— Чего-чего, сержант?
— Слишком сложно для вас, Морано! И не настаивайте, это было бы проявлением весьма дурного вкуса… Синьора, синьор, мы скоро увидимся, э!
Сержант отвесил поклон по всем правилам итальянской вежливости и вышел в гостиную, где и провел некоторое время, пересаживаясь с кресла на кресло и мечтая, как было бы здорово подарить Антонине такие же. Потом он заглянул во вторую комнату, но и там не нашел ничего подозрительного. Зато на пороге кухни Коррадо замер как громом пораженный. Быстро возвратясь в спальню, сержант не стал скрывать обуревающие его чувства.
— Я только что побывал на кухне… Потрясающе! Это напомнило мне землетрясение, которое я, увы, однажды наблюдал в Калабрии… Так что за страшная сцена происходила у вас на кухне?
— Я уже битых полчаса пытаюсь вам это объяснить! — буркнул Санто.
— Что ж, синьор, я вас слушаю.
Фальеро рассказал обо всем, что случилось на вилле, с тех пор как туда приехали они с Тоской. Когда он умолк, сержант задумчиво погладил усы.
— Надеюсь, вы бы не посмели разыгрывать сержанта карабинеров, синьор?
— Что за странный вопрос!
— Да просто в вашу историю довольно трудно поверить…
— Согласен с вами и признаю, что, не будь у меня такого доказательства, как разбитое лицо, я бы и сам, наверное, подумал, что мне все это померещилось… Бывают же кошмарные сны…
— И вы никогда прежде не видели того здоровяка, что ехал за вами на мотоцикле, стрелял в вас, а потом еще и пытал?
— Никогда!
— А вы, синьора?
— Никогда!
— А что понадобилось тут этому Субрэю?
Пришлось объяснять сержанту и кто такой Жак, и причины его безумного поведения в этот день. По мере того как Тоска рассказывала, Коррадо проявлял все более явственные признаки воодушевления и наконец не выдержал:
— Синьора, как же вы могли привести его в такое отчаяние? Несчастный любит вас до сумасшествия! Ах, синьора, при всем моем почтении к вам, позвольте заметить, вы поступили очень дурно!
Коррадо поднял указующий перст.
— И Там вас могут осудить за такую жестокость!
Фальеро не понравился этот лирический порыв.
— Прошу вас выбирать слова, сержант! Не забывайте, что вы разговариваете с моей женой, синьорой Фальеро!
— Знаю, синьор, знаю! Но я поставил себя на место бедняги, у которого украли любимую девушку! Если бы у меня отняли мою Антонину, я бы с горя спалил весь полуостров! И я бы прикончил похитителя, соблазнителя, самозванца!
— Эй, послушайте, вы…
— Конечно, если бы я не был карабинером… А теперь, может быть, вы покажете мне свои документы, а?
Санто передал сержанту свидетельство о браке и удостоверение личности. Коррадо внимательно изучил документы.
— Ну, теперь убедились?
— О да! Синьора Фальеро, имею честь еще раз почтительнейше поздравить вас… Я понимаю всепоглощающую страсть того француза. Стоит только поглядеть на вас — и сразу чувствуешь волнение, вы смущаете души, синьора, и…
Фальеро вернул его на землю.
— Успокойтесь, сержант, и помогите нам выбраться отсюда!
— И куда же вы хотите ехать, синьор?
— Мы возвращаемся в Болонью.
— Невозможно! Я не имею права покидать свой участок, а по дороге на вас снова могут совершить нападение. Вы проведете ночь в этой прелестной комнатке. А мы с карабинером будем охранять ваш сон и вашу любовь…
— Но…
— Это приказ, синьор Фальеро! Приказ, продиктованный мне чувством ответственности! Подумайте, что синьор француз оплакивает потерю любимой и, быть может, неподалеку… А доведенный до отчаяния влюбленный способен на все, синьор! Спокойной ночи, синьора! Спокойной ночи, синьор, и не беспокойтесь ни о чем: Коррадо на посту. Пойдемте, Морано! И не забудьте, мой мальчик, самое главное — такт и скромность!
Супруги Фальеро наконец остались вдвоем.
— Мы оба случайно не сошли с ума? — прошептала Тоска.
— Нет, дорогая…
— Тогда, значит, этот карабинер существует на самом деле?
— Увы!
— Может, позвонить папе?
— Он вам не поверит, а кроме того, я стану посмешищем, хотя, должно быть, в ваших глазах я и так достаточно смешон…
— Да нет же, Санто, нет… Мы оба жертвы какой-то чудовищной, неправдоподобной игры… Попробуем уснуть, но, предупреждаю вас, нас окружают такие опасности, что раздеваться я не стану.
Тоска скинула туфли, и муж последовал ее примеру. Но едва она сняла блузку, намереваясь накинуть халат, как снова вошел сержант. Девушка вскрикнула и скорее накрылась одеялом. Коррадо в очередной раз раскланялся и отдал честь.
— Мое почтение красоте и целомудрию, синьора!
Фальеро стоял в носках, и потому его гнев не производил должного впечатления.
— Убирайтесь к черту! — заорал он.
— Здесь дама, выбирайте выражения, синьор, э? Я только хочу позвонить своей Антонине и успокоить ее. Не сомневаюсь, что синьора меня поймет… женская солидарность, э?
Сержант направился к телефону, а Санто поглядел на жену, закутавшуюся до самых глаз, и бессильно развел руками.
— Алло! Антонина? Это твой Карло… Все так же невредим, сердце мое, и по-прежнему тебя люблю. Я и вправду попал в трудное, если не сказать деликатное, положение… Ты ведь меня знаешь, услада моих дней… и знаешь мою скромность… Так что, раз я говорю, что держался великолепно, можешь мне поверить… Где я? В комнате молодой пары… у них сегодня как раз брачная ночь. Видела б ты невесту, Нина! Она почти так же хороша, как ты в день нашей свадьбы!.. Что? О, Нина, как ты можешь задавать подобные вопросы?!