— Спокойно! — приказал американец. — Синьор Фальеро, где Субрэй?
Но Тоска вмешалась прежде, чем ее муж успел открыть рот.
— Верно, его тут нет! Вы пренебрегли всеми своими обязанностями, Санто! Единственный, кого здесь не хватает, это Жак! Право же, нехорошо лишать его участия в таком ралли, тем более что финиш — в нашей спальне! Что до вас, горилла, положите-ка лучше пистолет в карман, а то как бы с вами не случилось несчастья!
Молодая женщина надела туфли, и Майк Мортон, забавляясь ее нахальством, слишком увлекся созерцанием очаровательного раскрасневшегося личика и не заметил, что девушка идет к нему с револьвером Роналда в руке. Подойдя к американцу, Тоска от души стукнула его ногой в бедро. Мортон взвыл и ухватился обеими руками за ногу, а молодая женщина что было мочи шарахнула его по затылку рукоятью револьвера, и Майк Мортон из американского разведывательного управления без слов повалился на пол.
Тоска издала громкий воинственный клич и победно посмотрела на слегка ошалевшего мужа.
— Брачная ночь продолжается! — воодушевленно заметила она.
Увидев, что жена дошла до крайней степени экзальтации, Санто испугался и посоветовал ей взять себя в руки.
— Осторожнее, Тоска, такое возбуждение ненормально…
Молодая женщина широким жестом обвела комнату:
— Ага, а вот это все, по-вашему, нормально? Сегодня ночью у меня в спальне четверо мужчин, не считая мужа, а я, очевидно, должна думать, что так и надо? В моей постели устраивают побоище, меня тоже бьют… и я раздаю оплеухи… А теперь вам хотелось бы поговорить со мной при лунном свете о звездах? Никогда! С этим покончено! Брачную ночь я собираюсь провести на ринге! Слышите? На ринге!
Участники сражения стали понемногу приходить в себя, и Санто, взяв жену за руку, повел ее в гостиную.
— Пусть сами разбираются… Пойдемте выпьем чего-нибудь горяченького…
Они вошли в кухню и одновременно вскрикнули: наведя здесь относительный порядок, Жак Субрэй спокойно закусывал. При виде супружеской четы он гостеприимно встал.
— Входите… Только закройте за собой дверь, а то все эти люди слишком шумят! Хотите чего-нибудь выпить?
— Су… брэй… — прокашлял Санто, с трудом произнося звуки от душившей его ярости.
— Я вижу, вы не стали красноречивее, приятель. А вы, Тоска? Как вам брачная ночь? Незабываема?
— Я думаю, это и впрямь самое подходящее слово, но предупреждаю: если вы еще хоть раз заговорите на эту тему, у меня начнется истерика, и вам самому придется поживее затолкать меня в смирительную рубашку…
— Субрэй… я вас… — пригрозил было Санто, как только почувствовал, что снова может нормально дышать, но жена заставила его умолкнуть.
— Довольно, Санто! Лучше помогите-ка Жаку приготовить завтрак.
Майк Мортон первым пришел в себя. Убедившись, что в комнате нет и следа вожделенного кейса, он из профессиональной солидарности не захотел оставлять Хантера на милость карабинеров и несколькими могучими затрещинами привел его в чувство. Оба шпиона малость передохнули, а потом стали решать, стоит ли оставаться на вилле. Англичанин пожал плечами:
— Если хотите знать мое мнение, Майк, Субрэй уже наверняка у Джорджо Луппо вместе с досье. Мы проиграли, старина…
— Не уверен… Раз он приехал сюда — у него были на то причины, и ничто не доказывает, что они же не помешали ему убраться отсюда.
— И что же?
— Мы спрячемся снаружи и понаблюдаем за всеми выходящими на улицу дверьми.
Эмиль Лауб за рулем своего маленького «фиата» отважно карабкался по дороге на Ча Капуцци. По приказу графини ему надлежало заботиться об удобствах молодоженов. При виде множества машин у виллы Дино Ваччи дворецкий немного удивился. Подъезжая к дому, он заметил, как оттуда тихонько выскользнули двое мужчин. Эмилю это очень не понравилось, он заспешил и чуть не упал, наступив на пустую гильзу. На сей раз Лауб по-настоящему встревожился и побежал к вилле. В гостиной не было ничего подозрительного. Эмиль прислушался: из спальни доносилось мирное посапывание. Тогда он на цыпочках пошел в кухню и резко распахнул дверь. Послышался хор удивленных голосов:
— Эмиль!
Только профессиональная закалка позволила дворецкому не выдать, как его поразило столь раннее бдение на кухне, где, судя по всему, сводили счеты враждующие банды гангстеров. Лауб лишь поклонился:
— Позволим себе осведомиться у синьоры и синьора Фальеро, хорошо ли они провели ночь…
Глава V
Но Тоска вмешалась прежде, чем ее муж успел открыть рот.
— Верно, его тут нет! Вы пренебрегли всеми своими обязанностями, Санто! Единственный, кого здесь не хватает, это Жак! Право же, нехорошо лишать его участия в таком ралли, тем более что финиш — в нашей спальне! Что до вас, горилла, положите-ка лучше пистолет в карман, а то как бы с вами не случилось несчастья!
Молодая женщина надела туфли, и Майк Мортон, забавляясь ее нахальством, слишком увлекся созерцанием очаровательного раскрасневшегося личика и не заметил, что девушка идет к нему с револьвером Роналда в руке. Подойдя к американцу, Тоска от души стукнула его ногой в бедро. Мортон взвыл и ухватился обеими руками за ногу, а молодая женщина что было мочи шарахнула его по затылку рукоятью револьвера, и Майк Мортон из американского разведывательного управления без слов повалился на пол.
Тоска издала громкий воинственный клич и победно посмотрела на слегка ошалевшего мужа.
— Брачная ночь продолжается! — воодушевленно заметила она.
Увидев, что жена дошла до крайней степени экзальтации, Санто испугался и посоветовал ей взять себя в руки.
— Осторожнее, Тоска, такое возбуждение ненормально…
Молодая женщина широким жестом обвела комнату:
— Ага, а вот это все, по-вашему, нормально? Сегодня ночью у меня в спальне четверо мужчин, не считая мужа, а я, очевидно, должна думать, что так и надо? В моей постели устраивают побоище, меня тоже бьют… и я раздаю оплеухи… А теперь вам хотелось бы поговорить со мной при лунном свете о звездах? Никогда! С этим покончено! Брачную ночь я собираюсь провести на ринге! Слышите? На ринге!
Участники сражения стали понемногу приходить в себя, и Санто, взяв жену за руку, повел ее в гостиную.
— Пусть сами разбираются… Пойдемте выпьем чего-нибудь горяченького…
Они вошли в кухню и одновременно вскрикнули: наведя здесь относительный порядок, Жак Субрэй спокойно закусывал. При виде супружеской четы он гостеприимно встал.
— Входите… Только закройте за собой дверь, а то все эти люди слишком шумят! Хотите чего-нибудь выпить?
— Су… брэй… — прокашлял Санто, с трудом произнося звуки от душившей его ярости.
— Я вижу, вы не стали красноречивее, приятель. А вы, Тоска? Как вам брачная ночь? Незабываема?
— Я думаю, это и впрямь самое подходящее слово, но предупреждаю: если вы еще хоть раз заговорите на эту тему, у меня начнется истерика, и вам самому придется поживее затолкать меня в смирительную рубашку…
— Субрэй… я вас… — пригрозил было Санто, как только почувствовал, что снова может нормально дышать, но жена заставила его умолкнуть.
— Довольно, Санто! Лучше помогите-ка Жаку приготовить завтрак.
Майк Мортон первым пришел в себя. Убедившись, что в комнате нет и следа вожделенного кейса, он из профессиональной солидарности не захотел оставлять Хантера на милость карабинеров и несколькими могучими затрещинами привел его в чувство. Оба шпиона малость передохнули, а потом стали решать, стоит ли оставаться на вилле. Англичанин пожал плечами:
— Если хотите знать мое мнение, Майк, Субрэй уже наверняка у Джорджо Луппо вместе с досье. Мы проиграли, старина…
— Не уверен… Раз он приехал сюда — у него были на то причины, и ничто не доказывает, что они же не помешали ему убраться отсюда.
— И что же?
— Мы спрячемся снаружи и понаблюдаем за всеми выходящими на улицу дверьми.
Эмиль Лауб за рулем своего маленького «фиата» отважно карабкался по дороге на Ча Капуцци. По приказу графини ему надлежало заботиться об удобствах молодоженов. При виде множества машин у виллы Дино Ваччи дворецкий немного удивился. Подъезжая к дому, он заметил, как оттуда тихонько выскользнули двое мужчин. Эмилю это очень не понравилось, он заспешил и чуть не упал, наступив на пустую гильзу. На сей раз Лауб по-настоящему встревожился и побежал к вилле. В гостиной не было ничего подозрительного. Эмиль прислушался: из спальни доносилось мирное посапывание. Тогда он на цыпочках пошел в кухню и резко распахнул дверь. Послышался хор удивленных голосов:
— Эмиль!
Только профессиональная закалка позволила дворецкому не выдать, как его поразило столь раннее бдение на кухне, где, судя по всему, сводили счеты враждующие банды гангстеров. Лауб лишь поклонился:
— Позволим себе осведомиться у синьоры и синьора Фальеро, хорошо ли они провели ночь…
Глава V
Вопрос показался таким нелепым, что никто не смог удержаться от смеха. Эмиль, о котором никто никогда точно не знал, что у него на уме, невозмутимо взирал на молодых людей. Тоска встала из-за стола.
— Теперь, когда вы здесь, Эмиль, я чувствую, что все встанет на свои места, — заявила она, прижимаясь к старику.
— Во всяком случае, мы можем уверить синьору, что сделаем все от нас зависящее.
— Ах, Эмиль, это просто невероятно… чего я только не натерпелась, с тех пор как мы уехали с виа Сан-Витале!
— Не будь на кухне столь странного беспорядка, мы бы, наверное, сочли, что синьора преувеличивает… Не угодно ли синьорам пройти в гостиную, пока мы приготовим настоящий завтрак?
— Только не он! — возмутился Фальеро, ткнув пальцем в сторону Жака. — Этот тип уже достаточно отравил нам жизнь! Так что у меня нет никаких оснований еще и кормить его, помимо всего прочего!
— Это не соответствует традициям Матуцци, синьор, — презрительно бросил Эмиль. — Для Матуцци любой гость священен…
— Ну и что с того? Я же не Матуцци! И если этот субъект не уберется отсюда сию же секунду, вышвырните его вон, Эмиль!
— Как это ни печально, мы не можем подчиниться приказу синьора Фальеро… Мы покинем дом вместе с месье Субрэем. В нашем возрасте нам было бы невозможно научиться вести себя, как в бистро для черни. Но, может быть, синьор Фальеро не понимает нашей точки зрения?
— Идите вы оба к черту!
Жак дружески взял дворецкого под руку:
— Пойдемте, Эмиль, и останемся светскими людьми.
— Если вы уйдете, то и я с вами! — пригрозила Тоска.
Субрэй заявил, что это вполне отвечает его собственным желаниям, но Санто тут же подскочил к двери и загородил ее собой, раскинув руки крестом.
— Так вы продолжаете? Да неужели эта проклятая ночь никогда не кончится?
— О, Фальеро, как вы можете так говорить о своей брачной ночи? — с наигранным удивлением осведомился Жак.
— Пусть это будет последним, что я сделаю в жизни, но я вас прикончу, Субрэй!
Эмиль преградил Фальеро дорогу:
— Мы были бы премного обязаны синьору, если бы он соизволил взять себя в руки…
Тоска решила, что ей пора вмешаться.
— Перестаньте нести чепуху, Санто! Дайте мне руку и пойдемте в гостиную… А вы, Жак, побудьте пока тут с Эмилем — пусть мой муж немного передохнет и образумится, а потом присоединяйтесь к нам.
Как только дверь закрылась, Эмиль высказал свое мнение:
— Мадемуазель Тоска поистине безукоризненна.
— Это ужасно, Эмиль, но чем дальше, тем больше я ее люблю!
— Мы понимаем месье. А можем мы поинтересоваться, не было ли у месье крупных неприятностей этой ночью?
— Да, я чуть не влип… но, кажется, Фальеро нахлебался куда больше! А ведь он не имеет никакого отношения к делу!
— К какому делу, месье?
— Ни к какому… это я просто так…
— Месье несомненно известно, что в непосредственной близости от имения стоит довольно много машин?
— Ну и что?
— Эти машины, разумеется, не могли появиться здесь самостоятельно… Поэтому месье следовало бы проявить крайнюю осторожность на случай…
— Да?
— …если бы этим людям вздумалось объяснить месье, что они не в восторге от макаронных изделий Пастори, чьим глашатаем является месье… Кажется, мы уже видели этих людей в мэрии, и, по всей видимости, они проявляют повышенный интерес к кейсу, с которым месье не расстается никогда или почти никогда. В наше время любопытство и дурные манеры распространились беспредельно!
— Слушайте, Эмиль, давайте прекратим эту игру. Вы ведь в курсе дела, не так ли?
— Слуга никогда не позволит себе быть в курсе чего бы то ни было, месье, если только заинтересованные лица не сочли полезным ему довериться, но это в большинстве случаев и неуместно, и… опасно. Пусть месье соблаговолит нас простить, но мы, кажется, слышим телефонный звонок.
Оставив Жака в некотором замешательстве, Эмиль вышел из кухни, пересек гостиную, где, сраженные усталостью, Тоска и Санто дремали в креслах, и открыл дверь в спальню. Царивший там беспорядок шокировал дворецкого, но он подошел к телефону и снял трубку.
— Pronto?.. Простите? Муж? Мы опасаемся, что плохо поняли смысл вашего вопроса, синьора… Ваш муж должен быть здесь? Вместе с карабинером? Но для чего? Ах, они пришли арестовать убийц? Синьора, мы думаем, здесь какая-то ошибка… или же синьора стала жертвой шутки весьма сомнительного вкуса… Мы можем уверить вас, что здесь нет… О! Подождите! Не вешайте трубку, пожалуйста…
Дворецкий направился к кровати, из-за спинки которой торчал сапог. Нагнувшись, он обнаружил там сержанта карабинеров. Эмиль извлек беднягу из щели и с удивлением узрел совершенно синий лоб, как будто сержант с размаху приложился головой об стену. Лауб усадил карабинера на постель и начал похлопывать по щекам, пока Коррадо не приоткрыл наконец один глаз.
— У вас есть жена по имени Антонина, синьор сержант? — спросил Эмиль.
Карло испустил столь невероятно глубокий вздох, что произвел впечатление даже на невозмутимого дворецкого.
— Антонина… солнце моей жизни? Где она?
— Дома, вероятно.
— Тогда почему вы говорите мне о ней? По какому правы вы позволили себе упоминать имя этой святой? Где вы ее видели?
— Мы не видели синьоры, мы ее только слышали.
— Где?
— Там… Синьора ждет на том конце провода и требует своего мужа, сержанта карабинеров.
— Это я!
— Так мы и подумали.
— Помогите мне добраться до нее, до бедняжки…
Эмиль поддерживал сержанта, пока тот брел к телефону.
— Алло?.. Нина?.. Не кричи так, ты меня терзаешь… Ранен? Нет, не думаю… хотя голова… Ах, Боже мой, я, кажется, вернулся с того света… Западня, слышишь, Антонина, западня! Вот куда я попал! Меня избили! Кто? Откуда я знаю! Сходи к Пьеранджели и купи эскалоп потолще — я положу его на лоб, чтобы оттянуть кровь. Иначе, я чувствую, у меня будет удар, воспаление мозга… безумие и смерть! Нет, не плачь, моя Антонина, хотя из тебя получилась бы очень милая вдовушка… вот только я уже не смогу тебе об этом сказать, моя голубка… А раз меня не будет, то что мне с этого за радость?
Чувствуя, что разговор становится все нежнее, Эмиль тактично удалился.
— Что со мной произошло?.. Не знаю… Клянусь тебе, сейчас я просто не способен ни о чем думать — я так страдаю… И как же мне не терпится попасть к тебе под крылышко! Ты мое спасение, моя гавань, Антонина миа… Да, уеду отсюда, как только разыщу Морано. Ты же понимаешь, что военачальник не может вернуться без своих полков! Отдаю измученное сердце в твои верные руки! Чао!
Сержант задумчиво опустил трубку. Он еще не вполне пришел в себя, но все же пытался сообразить, что произошло. Коррадо смутно припоминал, что явился какой-то рыжий разбойник и грозил ему револьвером, потом карабинер изменил ситуацию в свою пользу, но с этого момента цепь событий прерывалась — он не мог вызвать в памяти ничего, кроме разрозненных и непонятных видений. Будто бы он, Карло, бултыхается на кровати вместе с Морано, молодой женщиной и — это уж ни в какие ворота не лезло — с тем рыжим типом! Кроме того, у сержанта было неясное ощущение, будто он получил сильнейший удар по голове. Коррадо инстинктивно поднял глаза к потолку — не отвалилась ли какая-либо его часть. Но, поскольку потолок оказался явно ни при чем, сержант так и не смог понять, что его оглушило. Опустив глаза долу, Карло заметил, что из-под опрокинутого дивана торчит рука. Он выхватил револьвер и решительно двинулся к человеку, притаившемуся в засаде. Однако, отодвинув диван, сержант нашел там лишь своего карабинера. Тот, видимо, спал. Мощнейшим пинком под зад Коррадо вернул ему одновременно и чувство реальности и представление о дисциплине.
— Ma gue! Морано! Вы хоть знаете, где находитесь?
Совершенно ошалевший карабинер явно ничего не понимал.
— Значит, пока я сражаюсь, пока я сдерживаю натиск бешеной своры, вы, Морано, спокойно дрыхнете, э?
— Я разве сплю, сержант?
— А если нет, то для чего вы торчали за диваном, а?
— Не знаю, сержант.
— А ружье? Где ваше ружье?
Морано посмотрел на обе ладони, словно желая убедиться, что там нет карабина, и с отчаянием поглядел на Коррадо.
— Не знаю, сержант…
— А вы догадываетесь, что это значит?
— Нет, сержант!
— Вас всего-навсего ждет трибунал, Морано! Военный трибунал!
Подобная перспектива так напугала парня, что он разрыдался. В конце концов растроганный Карло похлопал его по плечу и стал утешать.
— Ну-ну… Силио… Возьмите себя в руки… Я же не сказал, что отправлю вас под трибунал, а только то, что за такие вещи судят! Надо найти ваше ружье… Иначе как же я смогу объяснить его исчезновение в очередном рапорте?
Карабинер немедленно опустился на четвереньки и принялся искать ружье на полу в каждом углу. Поиски увенчались успехом, и, обнаружив карабин под кроватью, Морано старательно вытянулся перед шефом по стойке смирно. Сержант с умилением улыбнулся:
— Вот и отлично, Морано… Забудем об этом. Но в следующий раз отнеситесь к своему долгу посерьезнее! Э?
Пока Эмиль приводил кухню в мало-мальски пристойный вид, Санто и Субрэй сидели в гостиной, бросая друг на друга полные ненависти взгляды. Кричать они не осмеливались из опасения разбудить Тоску. Сержант и его карабинер нарушили эту семейную сцену, и вся видимость покоя мгновенно улетучилась.
— А, вот вы где! — заметил Каррадо, недружелюбно поглядев на Санто.
Тоска вздрогнула и проснулась.
— Опять карабинеры? — простонала она. — Кошмар продолжается…
Карло повернулся к ней:
— Прошу прощения, синьора! Но всему есть предел, и даже у лучшего в мире карабинера может лопнуть терпение! Кто-то меня ударил по голове! Кто?
— Откуда же мне знать?
— Где тот рыжий тип, который угрожал вам револьвером?
Фальеро хмыкнул.
— Вы что ж думаете, он стал вас дожидаться?
— С одной стороны, я его понимаю… иначе его ждало нечто совершенно ужасное! А это еще кто?
— Француз.
— Француз, влюбленный в синьору?
Жак встал:
— Я вижу, сержант, вы уже в курсе наших дел?
— Да, синьор, и позвольте сказать вам, что у вас прекрасный вкус.
— Благодарю, сержант… всегда приятно встретить человека с душой и сердцем!
Карло Коррадо взволнованно схватил Субрэя за руки.
— Не отчаивайтесь, синьор! Кто знает, что нам судило Небо? Возможно, в один прекрасный день синьора овдовеет…
— Ну, давайте же, не стесняйтесь! — завопил Фальеро. — Прикончите меня, раз на то пошло…
Коррадо смерил его ледяным взглядом:
— Кажется, вас никто не просил вмешиваться в нашу беседу, синьор!
Вне себя от бешенства Санто схватил первую попавшуюся вазу и швырнул об пол. Стекло разлетелось вдребезги. Звон пробудил память сержанта, и тот налетел на Фальеро:
— Теперь я вспомнил! Это вы!
— Я? Что я?
— Вы меня оглушили вазой!
— А вам это не приснилось?
Коррадо заколебался.
— Ваше счастье, синьор, что я не могу присягнуть! — с негодованием крикнул он.
— Мое счастье? Porca miseria! Это я-то счастливчик? Ну, это уж слишком!
Сержант с нескрываемым презрением повернулся к нему спиной.
— Я думаю, синьора, подобное поведение вашего супруга не может не внушать вам глубоких сожалений, — сказал он Тоске.
— Чувства моей жены вас не касаются, сержант! Ма gue! Нет такого закона, что я должен выносить наглость какого-то карабинера! Убирайтесь к чертям! Слышите? Вон отсюда!
Карло с достоинством поклонился Тоске.
— Приношу вам мои глубочайшие соболезнования, синьора… А вы, синьор, не теряйте надежды… В конце концов глаза у нее откроются, — обратился он к Жаку. — А кстати, синьор Фальеро, что за человек только что заходил в спальню?
— Эмиль, дворецкий графа Матуцци.
— И зачем он сюда приехал?
— Работать.
— Превосходно. Насколько я понимаю, бандиты исчезли, разлученная на время пара соединяется, дворецкий приводит дом в порядок, а карабинеры, которых грубо лишили сна и заставили рисковать жизнью, могут идти на все четыре стороны? Да что я говорю — «идти»… их вышвыривают за дверь, святая Мадонна!
— Совершенно верно, сержант. И, честно говоря, чем раньше карабинеры отправятся восвояси, тем лучше!
— Отлично… Вы слышали, Морано? Мальчик мой, вам пора знать, что никакая броня не защищает нас от неблагодарности тех, кому мы бросаемся на помощь, блюдя честь своей формы! Пойдемте, Морано… Достоинство — прежде всего! Помните, Морано: достоинство!
— Да, сержант!
— А я вас от души благодарю, сержант, — обратилась к Коррадо Тоска. — Возможно, без вашего вмешательства мы с мужем сейчас были бы мертвы!
— Из-за вас я был бы очень этим огорчен, синьора… — Он указал на француза и чуть заметно подмигнул. — И из-за него, впрочем, тоже!
Коррадо гордо выпрямился.
— Синьор Фальеро, хочу вас предупредить, что вас могут грабить, пытать, выпустить кишки и убить хоть тысячу раз подряд — я и пальцем не шевельну! Один раз еще можно поиздеваться над сержантом Карло Коррадо, но дважды — не выйдет! Так что имейте это в виду.
Когда блюстители закона удалились, Санто вдруг пришло в голову, что за последние несколько часов он перенес гораздо больше унижений, чем нормальный человек в силах вытерпеть за всю жизнь. И он решил излить обиду на жену.
— Я не понимаю вас, Тоска! Вы встаете на защиту каждого, кто меня оскорбляет!
— Вовсе нет, Санто! Будь вы сейчас в состоянии рассуждать здраво, вы бы поняли, что я лишь пытаюсь все уладить и успокоить тех, кого вы несправедливо обижаете!
— Жака Субрэя, например?
— Это особый случай…
Жак поклонился:
— Спасибо, милая Тоска!
Санто тут же вскипел:
— Я запрещаю вам называть мою жену «милой»!
— Коли на то пошло, может, вы еще запретите мне ее любить?
— Ma gue! Разумеется, запрещаю!
— Тысячу извинений, но это невозможно!
— Вы слышите, Тоска?
— Естественно… я же не глухая!
— И это вас не возмущает?
— Не могу же я заставить человека меня разлюбить!
— Зато могли бы велеть ему помалкивать на эту тему! Чего вы добиваетесь, Субрэй?
— Право, не знаю… Глядя на нее, я больше ни о чем не могу думать… Мы так давно любим друг друга, Фальеро…
— Так-так… продолжайте, не стесняйтесь! Если хотите, я выйду!
— Я и не смел попросить вас о такой любезности!
— Довольно, Субрэй!.. А вам, Тоска, должен признаться, что ваше поведение меня глубоко ранит! Вы ведете себя, как… Синьор Субрэй, может, вам уйти, пока я не попросил Эмиля выставить вас вон?
— Невозможно!
— Вы отказываетесь уходить?
— Не то чтоб я не хотел… но не могу.
— А почему, скажите на милость?
— Видно, у вас очень короткая память, Фальеро! Вы что же, забыли о событиях нынешней ночи?
— Санта Репарата! Еще бы я забыл! Ничего я не забыл, Субрэй, а главное — что этой дьявольской ночью я обязан вам!
— Уж не воображаете ли вы часом, будто те два типа отказались от надежды до меня добраться?
— Я полагаю, они ушли?
— Вряд ли эти молодцы далеко отсюда… Они меня ждут. Так что заставить меня уйти, Фальеро, — это послать на верную смерть.
Санто, по-видимому, подобный исход нисколько не расстроил бы. Даже наоборот.
— Не хватало только, чтобы вы стали убийцей, Санто! — возмутилась Тоска.
— Об этом и речи быть не может… вы же знаете, Тоска… Но скажите, Субрэй, а вы уверены, что не преувеличиваете малость… просто чтобы пустить пыль в глаза Тоске, а? Ну зачем тем ребятам понадобилось вас убивать?
— Чтобы забрать мой кейс.
— Кейс? Вы что, смеетесь надо мной?
— Клянусь, мне совсем не до веселья.
— Но в конце-то концов, что за сокровища в вашем кейсе?
— Планы мотора, который вы делаете со своим дядюшкой.
— Что?!!
— Вы прекрасно слышали, Фальеро.
— Вы утверждаете, будто документы, украденные три месяца назад, у вас?
— Вот именно.
— Но в таком случае, Субрэй, это вы… вы…
— Украл их? И вы всерьез в это верите?
— По-моему, после того как вы…
— А вы, Тоска?
— Конечно, нет, Жак! Не знаю, как попали эти бумаги к вам, но в любом случае я убеждена, что вы не совершили дурного поступка!
— Спасибо, Тоска.
Полное взаимопонимание между его женой и французом невыносимо раздражало Фальеро. Он усмотрел в этом желание лишний раз поиздеваться над ним, тем более что, к величайшей своей досаде, видел, насколько Тоска любезнее с Субрэем по сравнению с ним.
— Все это очень красиво, но, когда вы закончите обмениваться комплиментами, может, синьор Субрэй снизойдет до объяснений, каким образом похищенные в лаборатории моего дяди документы попали к нему?
— Просто я ездил за ними…
— Куда же это? В Россию?
— Нет, в Марибор, если вас интересуют детали.
— И… и что сталось с ворами?
— А что обычно бывает со шпионами, не сумевшими выполнить задание?
— Да ладно! Все это — пустая болтовня! Вы-то тут при чем?
— Я сотрудник итальянской разведки.
Такое признание, сделанное совершенно спокойным тоном, глубоко потрясло обоих собеседников. Санто пришел в себя первым.
— Значит, вы шпион?
— Если угодно… И не будь я твердо намерен уйти в отставку, вы бы никогда об этом не узнали.
— Угрызения совести? Отвращение?
— Да нет, просто устал… а еще до сегодняшнего утра у меня оставалась надежда…
Тоска покраснела и опустила голову. Но Фальеро продолжал настаивать:
— Значит, те люди, которые напали на нас сегодня ночью…
— Мои коллеги из Англии и Америки.
— Наши союзники!
— В разведке не бывает ни союзников, ни друзей!
— А почему вы держите бумаги при себе?
— Потому что со вчерашнего дня пытаюсь добраться до человека, которому должен их передать. Но пока тщетно.
— И что же вам мешает?
— Слишком много желающих получить планы караулят на дороге.
— В любом случае Тоска наконец-то знает, что вы за тип на самом деле! Шпион… Да есть ли на свете что-нибудь хуже?
— Может, и так… но они нужны, хотя бы для того, чтобы исправлять ляпсусы неосторожных ученых! Ради того, чтобы ваше семейное изобретение не угодило в лапы Советов, мне пришлось три месяца жить в обнимку со смертью! Да еще прислушиваться к каждому шагу на лестнице — вдруг это полиция идет меня арестовывать? А в каждом случайном прохожем или попутчике, будь то на улице, в кафе или в поезде, видеть наемного убийцу, жаждущего за хорошие деньги отправить меня к праотцам… Три месяца подобного режима — это долго, синьор Фальеро, очень долго…
Тоска внимательно слушала. Теперь она отчетливо сознавала, что для нее теперь существует только Жак. И вот она разлучена с ним навеки, из-за того что усомнилась в его любви.
— Именно поэтому вы и молчали целых три месяца?
— Конечно… Меня отправили по следу похитителей как раз в тот вечер, когда я должен был вам позвонить, Тоска. Я не успел вас предупредить, а сейчас…
Она опустила голову:
— Простите меня!
К счастью, появление Эмиля разрядило атмосферу.
— Что угодно синьоре, чай или кофе?
— Чай, пожалуйста.
— А что будут пить синьоры?
Санто и Жак выбрали кофе. Дворецкий сообщил, что, если не считать следов от пуль, дом не очень пострадал.
— Мы не знаем, стоит ли звонить синьору Ваччи и рассказывать о случившемся…
Фальеро пожал плечами:
— Чего ради? Рано или поздно он все равно об этом узнает, и чем позже — тем лучше… Эмиль…
— Да, синьор?
— Вам известно, чем на самом деле занимается Жак Субрэй?
— Мы знаем, что синьор Субрэй время от времени путешествует по поручению торговой фирмы Пастори.
— А если бы вам сказали, что это неправда?
— Мы бы ответили, что нас это ни в коей мере не касается. Простите, синьор, но мы вынуждены вернуться на кухню, тосты уже на огне.
Тоска так рассердилась, что не могла не сделать мужу выговор.
— Намотайте на ус, Санто! Метрдотель дает вам уроки такта! Зачем вам понадобилось выкладывать ему чужие секреты? В конце концов, я могу подумать, что у вас низкая душа!
— В первую очередь я несчастен, вот и все! Как бы я хотел оказаться на месте Субрэя!
— Почему же?
— Потому что тогда я вышел бы из дома и покончил с существованием, которое становится слишком тягостным!
Спрятавшись за кустом можжевельника, Майк Мортон и Роналд Хантер видели, как сержант и его подчиненный покинули виллу.
— По-вашему, они вернутся, Майк?
— Поживем — увидим… Может, они решили, что мы удрали, а может, отправились за подкреплением…
— Теперь, когда вы здесь, Эмиль, я чувствую, что все встанет на свои места, — заявила она, прижимаясь к старику.
— Во всяком случае, мы можем уверить синьору, что сделаем все от нас зависящее.
— Ах, Эмиль, это просто невероятно… чего я только не натерпелась, с тех пор как мы уехали с виа Сан-Витале!
— Не будь на кухне столь странного беспорядка, мы бы, наверное, сочли, что синьора преувеличивает… Не угодно ли синьорам пройти в гостиную, пока мы приготовим настоящий завтрак?
— Только не он! — возмутился Фальеро, ткнув пальцем в сторону Жака. — Этот тип уже достаточно отравил нам жизнь! Так что у меня нет никаких оснований еще и кормить его, помимо всего прочего!
— Это не соответствует традициям Матуцци, синьор, — презрительно бросил Эмиль. — Для Матуцци любой гость священен…
— Ну и что с того? Я же не Матуцци! И если этот субъект не уберется отсюда сию же секунду, вышвырните его вон, Эмиль!
— Как это ни печально, мы не можем подчиниться приказу синьора Фальеро… Мы покинем дом вместе с месье Субрэем. В нашем возрасте нам было бы невозможно научиться вести себя, как в бистро для черни. Но, может быть, синьор Фальеро не понимает нашей точки зрения?
— Идите вы оба к черту!
Жак дружески взял дворецкого под руку:
— Пойдемте, Эмиль, и останемся светскими людьми.
— Если вы уйдете, то и я с вами! — пригрозила Тоска.
Субрэй заявил, что это вполне отвечает его собственным желаниям, но Санто тут же подскочил к двери и загородил ее собой, раскинув руки крестом.
— Так вы продолжаете? Да неужели эта проклятая ночь никогда не кончится?
— О, Фальеро, как вы можете так говорить о своей брачной ночи? — с наигранным удивлением осведомился Жак.
— Пусть это будет последним, что я сделаю в жизни, но я вас прикончу, Субрэй!
Эмиль преградил Фальеро дорогу:
— Мы были бы премного обязаны синьору, если бы он соизволил взять себя в руки…
Тоска решила, что ей пора вмешаться.
— Перестаньте нести чепуху, Санто! Дайте мне руку и пойдемте в гостиную… А вы, Жак, побудьте пока тут с Эмилем — пусть мой муж немного передохнет и образумится, а потом присоединяйтесь к нам.
Как только дверь закрылась, Эмиль высказал свое мнение:
— Мадемуазель Тоска поистине безукоризненна.
— Это ужасно, Эмиль, но чем дальше, тем больше я ее люблю!
— Мы понимаем месье. А можем мы поинтересоваться, не было ли у месье крупных неприятностей этой ночью?
— Да, я чуть не влип… но, кажется, Фальеро нахлебался куда больше! А ведь он не имеет никакого отношения к делу!
— К какому делу, месье?
— Ни к какому… это я просто так…
— Месье несомненно известно, что в непосредственной близости от имения стоит довольно много машин?
— Ну и что?
— Эти машины, разумеется, не могли появиться здесь самостоятельно… Поэтому месье следовало бы проявить крайнюю осторожность на случай…
— Да?
— …если бы этим людям вздумалось объяснить месье, что они не в восторге от макаронных изделий Пастори, чьим глашатаем является месье… Кажется, мы уже видели этих людей в мэрии, и, по всей видимости, они проявляют повышенный интерес к кейсу, с которым месье не расстается никогда или почти никогда. В наше время любопытство и дурные манеры распространились беспредельно!
— Слушайте, Эмиль, давайте прекратим эту игру. Вы ведь в курсе дела, не так ли?
— Слуга никогда не позволит себе быть в курсе чего бы то ни было, месье, если только заинтересованные лица не сочли полезным ему довериться, но это в большинстве случаев и неуместно, и… опасно. Пусть месье соблаговолит нас простить, но мы, кажется, слышим телефонный звонок.
Оставив Жака в некотором замешательстве, Эмиль вышел из кухни, пересек гостиную, где, сраженные усталостью, Тоска и Санто дремали в креслах, и открыл дверь в спальню. Царивший там беспорядок шокировал дворецкого, но он подошел к телефону и снял трубку.
— Pronto?.. Простите? Муж? Мы опасаемся, что плохо поняли смысл вашего вопроса, синьора… Ваш муж должен быть здесь? Вместе с карабинером? Но для чего? Ах, они пришли арестовать убийц? Синьора, мы думаем, здесь какая-то ошибка… или же синьора стала жертвой шутки весьма сомнительного вкуса… Мы можем уверить вас, что здесь нет… О! Подождите! Не вешайте трубку, пожалуйста…
Дворецкий направился к кровати, из-за спинки которой торчал сапог. Нагнувшись, он обнаружил там сержанта карабинеров. Эмиль извлек беднягу из щели и с удивлением узрел совершенно синий лоб, как будто сержант с размаху приложился головой об стену. Лауб усадил карабинера на постель и начал похлопывать по щекам, пока Коррадо не приоткрыл наконец один глаз.
— У вас есть жена по имени Антонина, синьор сержант? — спросил Эмиль.
Карло испустил столь невероятно глубокий вздох, что произвел впечатление даже на невозмутимого дворецкого.
— Антонина… солнце моей жизни? Где она?
— Дома, вероятно.
— Тогда почему вы говорите мне о ней? По какому правы вы позволили себе упоминать имя этой святой? Где вы ее видели?
— Мы не видели синьоры, мы ее только слышали.
— Где?
— Там… Синьора ждет на том конце провода и требует своего мужа, сержанта карабинеров.
— Это я!
— Так мы и подумали.
— Помогите мне добраться до нее, до бедняжки…
Эмиль поддерживал сержанта, пока тот брел к телефону.
— Алло?.. Нина?.. Не кричи так, ты меня терзаешь… Ранен? Нет, не думаю… хотя голова… Ах, Боже мой, я, кажется, вернулся с того света… Западня, слышишь, Антонина, западня! Вот куда я попал! Меня избили! Кто? Откуда я знаю! Сходи к Пьеранджели и купи эскалоп потолще — я положу его на лоб, чтобы оттянуть кровь. Иначе, я чувствую, у меня будет удар, воспаление мозга… безумие и смерть! Нет, не плачь, моя Антонина, хотя из тебя получилась бы очень милая вдовушка… вот только я уже не смогу тебе об этом сказать, моя голубка… А раз меня не будет, то что мне с этого за радость?
Чувствуя, что разговор становится все нежнее, Эмиль тактично удалился.
— Что со мной произошло?.. Не знаю… Клянусь тебе, сейчас я просто не способен ни о чем думать — я так страдаю… И как же мне не терпится попасть к тебе под крылышко! Ты мое спасение, моя гавань, Антонина миа… Да, уеду отсюда, как только разыщу Морано. Ты же понимаешь, что военачальник не может вернуться без своих полков! Отдаю измученное сердце в твои верные руки! Чао!
Сержант задумчиво опустил трубку. Он еще не вполне пришел в себя, но все же пытался сообразить, что произошло. Коррадо смутно припоминал, что явился какой-то рыжий разбойник и грозил ему револьвером, потом карабинер изменил ситуацию в свою пользу, но с этого момента цепь событий прерывалась — он не мог вызвать в памяти ничего, кроме разрозненных и непонятных видений. Будто бы он, Карло, бултыхается на кровати вместе с Морано, молодой женщиной и — это уж ни в какие ворота не лезло — с тем рыжим типом! Кроме того, у сержанта было неясное ощущение, будто он получил сильнейший удар по голове. Коррадо инстинктивно поднял глаза к потолку — не отвалилась ли какая-либо его часть. Но, поскольку потолок оказался явно ни при чем, сержант так и не смог понять, что его оглушило. Опустив глаза долу, Карло заметил, что из-под опрокинутого дивана торчит рука. Он выхватил револьвер и решительно двинулся к человеку, притаившемуся в засаде. Однако, отодвинув диван, сержант нашел там лишь своего карабинера. Тот, видимо, спал. Мощнейшим пинком под зад Коррадо вернул ему одновременно и чувство реальности и представление о дисциплине.
— Ma gue! Морано! Вы хоть знаете, где находитесь?
Совершенно ошалевший карабинер явно ничего не понимал.
— Значит, пока я сражаюсь, пока я сдерживаю натиск бешеной своры, вы, Морано, спокойно дрыхнете, э?
— Я разве сплю, сержант?
— А если нет, то для чего вы торчали за диваном, а?
— Не знаю, сержант.
— А ружье? Где ваше ружье?
Морано посмотрел на обе ладони, словно желая убедиться, что там нет карабина, и с отчаянием поглядел на Коррадо.
— Не знаю, сержант…
— А вы догадываетесь, что это значит?
— Нет, сержант!
— Вас всего-навсего ждет трибунал, Морано! Военный трибунал!
Подобная перспектива так напугала парня, что он разрыдался. В конце концов растроганный Карло похлопал его по плечу и стал утешать.
— Ну-ну… Силио… Возьмите себя в руки… Я же не сказал, что отправлю вас под трибунал, а только то, что за такие вещи судят! Надо найти ваше ружье… Иначе как же я смогу объяснить его исчезновение в очередном рапорте?
Карабинер немедленно опустился на четвереньки и принялся искать ружье на полу в каждом углу. Поиски увенчались успехом, и, обнаружив карабин под кроватью, Морано старательно вытянулся перед шефом по стойке смирно. Сержант с умилением улыбнулся:
— Вот и отлично, Морано… Забудем об этом. Но в следующий раз отнеситесь к своему долгу посерьезнее! Э?
Пока Эмиль приводил кухню в мало-мальски пристойный вид, Санто и Субрэй сидели в гостиной, бросая друг на друга полные ненависти взгляды. Кричать они не осмеливались из опасения разбудить Тоску. Сержант и его карабинер нарушили эту семейную сцену, и вся видимость покоя мгновенно улетучилась.
— А, вот вы где! — заметил Каррадо, недружелюбно поглядев на Санто.
Тоска вздрогнула и проснулась.
— Опять карабинеры? — простонала она. — Кошмар продолжается…
Карло повернулся к ней:
— Прошу прощения, синьора! Но всему есть предел, и даже у лучшего в мире карабинера может лопнуть терпение! Кто-то меня ударил по голове! Кто?
— Откуда же мне знать?
— Где тот рыжий тип, который угрожал вам револьвером?
Фальеро хмыкнул.
— Вы что ж думаете, он стал вас дожидаться?
— С одной стороны, я его понимаю… иначе его ждало нечто совершенно ужасное! А это еще кто?
— Француз.
— Француз, влюбленный в синьору?
Жак встал:
— Я вижу, сержант, вы уже в курсе наших дел?
— Да, синьор, и позвольте сказать вам, что у вас прекрасный вкус.
— Благодарю, сержант… всегда приятно встретить человека с душой и сердцем!
Карло Коррадо взволнованно схватил Субрэя за руки.
— Не отчаивайтесь, синьор! Кто знает, что нам судило Небо? Возможно, в один прекрасный день синьора овдовеет…
— Ну, давайте же, не стесняйтесь! — завопил Фальеро. — Прикончите меня, раз на то пошло…
Коррадо смерил его ледяным взглядом:
— Кажется, вас никто не просил вмешиваться в нашу беседу, синьор!
Вне себя от бешенства Санто схватил первую попавшуюся вазу и швырнул об пол. Стекло разлетелось вдребезги. Звон пробудил память сержанта, и тот налетел на Фальеро:
— Теперь я вспомнил! Это вы!
— Я? Что я?
— Вы меня оглушили вазой!
— А вам это не приснилось?
Коррадо заколебался.
— Ваше счастье, синьор, что я не могу присягнуть! — с негодованием крикнул он.
— Мое счастье? Porca miseria! Это я-то счастливчик? Ну, это уж слишком!
Сержант с нескрываемым презрением повернулся к нему спиной.
— Я думаю, синьора, подобное поведение вашего супруга не может не внушать вам глубоких сожалений, — сказал он Тоске.
— Чувства моей жены вас не касаются, сержант! Ма gue! Нет такого закона, что я должен выносить наглость какого-то карабинера! Убирайтесь к чертям! Слышите? Вон отсюда!
Карло с достоинством поклонился Тоске.
— Приношу вам мои глубочайшие соболезнования, синьора… А вы, синьор, не теряйте надежды… В конце концов глаза у нее откроются, — обратился он к Жаку. — А кстати, синьор Фальеро, что за человек только что заходил в спальню?
— Эмиль, дворецкий графа Матуцци.
— И зачем он сюда приехал?
— Работать.
— Превосходно. Насколько я понимаю, бандиты исчезли, разлученная на время пара соединяется, дворецкий приводит дом в порядок, а карабинеры, которых грубо лишили сна и заставили рисковать жизнью, могут идти на все четыре стороны? Да что я говорю — «идти»… их вышвыривают за дверь, святая Мадонна!
— Совершенно верно, сержант. И, честно говоря, чем раньше карабинеры отправятся восвояси, тем лучше!
— Отлично… Вы слышали, Морано? Мальчик мой, вам пора знать, что никакая броня не защищает нас от неблагодарности тех, кому мы бросаемся на помощь, блюдя честь своей формы! Пойдемте, Морано… Достоинство — прежде всего! Помните, Морано: достоинство!
— Да, сержант!
— А я вас от души благодарю, сержант, — обратилась к Коррадо Тоска. — Возможно, без вашего вмешательства мы с мужем сейчас были бы мертвы!
— Из-за вас я был бы очень этим огорчен, синьора… — Он указал на француза и чуть заметно подмигнул. — И из-за него, впрочем, тоже!
Коррадо гордо выпрямился.
— Синьор Фальеро, хочу вас предупредить, что вас могут грабить, пытать, выпустить кишки и убить хоть тысячу раз подряд — я и пальцем не шевельну! Один раз еще можно поиздеваться над сержантом Карло Коррадо, но дважды — не выйдет! Так что имейте это в виду.
Когда блюстители закона удалились, Санто вдруг пришло в голову, что за последние несколько часов он перенес гораздо больше унижений, чем нормальный человек в силах вытерпеть за всю жизнь. И он решил излить обиду на жену.
— Я не понимаю вас, Тоска! Вы встаете на защиту каждого, кто меня оскорбляет!
— Вовсе нет, Санто! Будь вы сейчас в состоянии рассуждать здраво, вы бы поняли, что я лишь пытаюсь все уладить и успокоить тех, кого вы несправедливо обижаете!
— Жака Субрэя, например?
— Это особый случай…
Жак поклонился:
— Спасибо, милая Тоска!
Санто тут же вскипел:
— Я запрещаю вам называть мою жену «милой»!
— Коли на то пошло, может, вы еще запретите мне ее любить?
— Ma gue! Разумеется, запрещаю!
— Тысячу извинений, но это невозможно!
— Вы слышите, Тоска?
— Естественно… я же не глухая!
— И это вас не возмущает?
— Не могу же я заставить человека меня разлюбить!
— Зато могли бы велеть ему помалкивать на эту тему! Чего вы добиваетесь, Субрэй?
— Право, не знаю… Глядя на нее, я больше ни о чем не могу думать… Мы так давно любим друг друга, Фальеро…
— Так-так… продолжайте, не стесняйтесь! Если хотите, я выйду!
— Я и не смел попросить вас о такой любезности!
— Довольно, Субрэй!.. А вам, Тоска, должен признаться, что ваше поведение меня глубоко ранит! Вы ведете себя, как… Синьор Субрэй, может, вам уйти, пока я не попросил Эмиля выставить вас вон?
— Невозможно!
— Вы отказываетесь уходить?
— Не то чтоб я не хотел… но не могу.
— А почему, скажите на милость?
— Видно, у вас очень короткая память, Фальеро! Вы что же, забыли о событиях нынешней ночи?
— Санта Репарата! Еще бы я забыл! Ничего я не забыл, Субрэй, а главное — что этой дьявольской ночью я обязан вам!
— Уж не воображаете ли вы часом, будто те два типа отказались от надежды до меня добраться?
— Я полагаю, они ушли?
— Вряд ли эти молодцы далеко отсюда… Они меня ждут. Так что заставить меня уйти, Фальеро, — это послать на верную смерть.
Санто, по-видимому, подобный исход нисколько не расстроил бы. Даже наоборот.
— Не хватало только, чтобы вы стали убийцей, Санто! — возмутилась Тоска.
— Об этом и речи быть не может… вы же знаете, Тоска… Но скажите, Субрэй, а вы уверены, что не преувеличиваете малость… просто чтобы пустить пыль в глаза Тоске, а? Ну зачем тем ребятам понадобилось вас убивать?
— Чтобы забрать мой кейс.
— Кейс? Вы что, смеетесь надо мной?
— Клянусь, мне совсем не до веселья.
— Но в конце-то концов, что за сокровища в вашем кейсе?
— Планы мотора, который вы делаете со своим дядюшкой.
— Что?!!
— Вы прекрасно слышали, Фальеро.
— Вы утверждаете, будто документы, украденные три месяца назад, у вас?
— Вот именно.
— Но в таком случае, Субрэй, это вы… вы…
— Украл их? И вы всерьез в это верите?
— По-моему, после того как вы…
— А вы, Тоска?
— Конечно, нет, Жак! Не знаю, как попали эти бумаги к вам, но в любом случае я убеждена, что вы не совершили дурного поступка!
— Спасибо, Тоска.
Полное взаимопонимание между его женой и французом невыносимо раздражало Фальеро. Он усмотрел в этом желание лишний раз поиздеваться над ним, тем более что, к величайшей своей досаде, видел, насколько Тоска любезнее с Субрэем по сравнению с ним.
— Все это очень красиво, но, когда вы закончите обмениваться комплиментами, может, синьор Субрэй снизойдет до объяснений, каким образом похищенные в лаборатории моего дяди документы попали к нему?
— Просто я ездил за ними…
— Куда же это? В Россию?
— Нет, в Марибор, если вас интересуют детали.
— И… и что сталось с ворами?
— А что обычно бывает со шпионами, не сумевшими выполнить задание?
— Да ладно! Все это — пустая болтовня! Вы-то тут при чем?
— Я сотрудник итальянской разведки.
Такое признание, сделанное совершенно спокойным тоном, глубоко потрясло обоих собеседников. Санто пришел в себя первым.
— Значит, вы шпион?
— Если угодно… И не будь я твердо намерен уйти в отставку, вы бы никогда об этом не узнали.
— Угрызения совести? Отвращение?
— Да нет, просто устал… а еще до сегодняшнего утра у меня оставалась надежда…
Тоска покраснела и опустила голову. Но Фальеро продолжал настаивать:
— Значит, те люди, которые напали на нас сегодня ночью…
— Мои коллеги из Англии и Америки.
— Наши союзники!
— В разведке не бывает ни союзников, ни друзей!
— А почему вы держите бумаги при себе?
— Потому что со вчерашнего дня пытаюсь добраться до человека, которому должен их передать. Но пока тщетно.
— И что же вам мешает?
— Слишком много желающих получить планы караулят на дороге.
— В любом случае Тоска наконец-то знает, что вы за тип на самом деле! Шпион… Да есть ли на свете что-нибудь хуже?
— Может, и так… но они нужны, хотя бы для того, чтобы исправлять ляпсусы неосторожных ученых! Ради того, чтобы ваше семейное изобретение не угодило в лапы Советов, мне пришлось три месяца жить в обнимку со смертью! Да еще прислушиваться к каждому шагу на лестнице — вдруг это полиция идет меня арестовывать? А в каждом случайном прохожем или попутчике, будь то на улице, в кафе или в поезде, видеть наемного убийцу, жаждущего за хорошие деньги отправить меня к праотцам… Три месяца подобного режима — это долго, синьор Фальеро, очень долго…
Тоска внимательно слушала. Теперь она отчетливо сознавала, что для нее теперь существует только Жак. И вот она разлучена с ним навеки, из-за того что усомнилась в его любви.
— Именно поэтому вы и молчали целых три месяца?
— Конечно… Меня отправили по следу похитителей как раз в тот вечер, когда я должен был вам позвонить, Тоска. Я не успел вас предупредить, а сейчас…
Она опустила голову:
— Простите меня!
К счастью, появление Эмиля разрядило атмосферу.
— Что угодно синьоре, чай или кофе?
— Чай, пожалуйста.
— А что будут пить синьоры?
Санто и Жак выбрали кофе. Дворецкий сообщил, что, если не считать следов от пуль, дом не очень пострадал.
— Мы не знаем, стоит ли звонить синьору Ваччи и рассказывать о случившемся…
Фальеро пожал плечами:
— Чего ради? Рано или поздно он все равно об этом узнает, и чем позже — тем лучше… Эмиль…
— Да, синьор?
— Вам известно, чем на самом деле занимается Жак Субрэй?
— Мы знаем, что синьор Субрэй время от времени путешествует по поручению торговой фирмы Пастори.
— А если бы вам сказали, что это неправда?
— Мы бы ответили, что нас это ни в коей мере не касается. Простите, синьор, но мы вынуждены вернуться на кухню, тосты уже на огне.
Тоска так рассердилась, что не могла не сделать мужу выговор.
— Намотайте на ус, Санто! Метрдотель дает вам уроки такта! Зачем вам понадобилось выкладывать ему чужие секреты? В конце концов, я могу подумать, что у вас низкая душа!
— В первую очередь я несчастен, вот и все! Как бы я хотел оказаться на месте Субрэя!
— Почему же?
— Потому что тогда я вышел бы из дома и покончил с существованием, которое становится слишком тягостным!
Спрятавшись за кустом можжевельника, Майк Мортон и Роналд Хантер видели, как сержант и его подчиненный покинули виллу.
— По-вашему, они вернутся, Майк?
— Поживем — увидим… Может, они решили, что мы удрали, а может, отправились за подкреплением…