Лидберны настолько обрадовались, увидев дочь живой и здоровой, что охотно простили ей превращение в миссис Кёмбре. Кроме того, прежние тревоги несколько смягчило то обстоятельство, что со временем их зять унаследует гараж Стоу. Так или этак, а Дженет вышла не за перекати-поле!
Мак-Хантли отправился к даме, которая пока еще носила фамилию Рестон, и та без утайки рассказала ему свою историю.
— Когда я поняла, что скоро стану матерью, мне еще не исполнилось и шестнадцати лет. Сначала я, по детской наивности, чувствовала себя безумно счастливой, а потом в Пембертоне произошла эта жуткая буча с кражей и мой Ивен в панике побежал записываться в армию. Мне пришлось рассказать родителям правду, а они, к несчастью, были воспитаны в духе викторианской морали. Вспоминая ту кошмарную сцену, я и сейчас вздрагиваю. Мать хотела покончить с собой и таким образом избежать бесчестия. Отец собирался последовать ее примеру, но сначала убить меня. В общем, вы, наверное, представляете себе их настрой… Хьюг Рестон спас положение, заявив моим родителям, что охотно женится на мне, если я избавлюсь от плода прежних ошибок. Я была слишком молода, чтобы устоять против них троих. Меня вынудили отдать новорожденного сына в приют, и долгие годы, несмотря на все старания, я не могла ничего о нем узнать. Мужа я не любила, а после того как во время очередной ссоры он стал похваляться сделанной Ивену подлостью, просто возненавидела. С того дня я не жила, а существовала. Если я кокетничала и даже флиртовала с другими мужчинами, то лишь для того, чтобы позлить мужа. Зато, хотя после Ивена у меня никого не было, я сумела создать себе репутацию легкомысленной женщины и поставить Хьюга в смешное положение. Ничего другого мне и не нужно было.
— Но зачем же вы с мисс Мак-Картри уверяли, будто Лидберн ваш любовник?
— Это придумала Иможен. Она хотела настроить вас против него.
— Почему?
— Потому, что Иможен считает Лидберна убийцей.
— Ну и нравы у вас тут! Мисс Мак-Картри — просто сумасшедшая, и, глядя на вас, я начинаю думать, что безумие — болезнь заразительная, миссис Рестон!
— После возвращения Ивена замужество стало для меня особенно тягостным. Вот почему я благословляю того, кто убил Хьюга и тем самым вернул мне свободу. Надеюсь, вы никогда не поймаете этого человека, инспектор!
— Прошу прощения, миссис Рестон, но профессиональный долг никак не позволяет мне разделить ваши надежды. Однако я пришел к вам с просьбой. Можно мне взглянуть на бумаги вашего мужа, если, конечно, вы их не уничтожили?
— Даже не дотрагивалась.
До самого вечера Мак-Хантли с позволения Фионы рылся в оставшихся после смерти Рестона бумагах, но не нашел ничего интересного, в том числе и письма с угрозами, которое так надеялся отыскать. Единственное, что его слегка заинтриговало, так это ежемесячные вливания на счет Рестона в пертском Коммодор Нэшнл Банке, причем сумма в последние годы оставалась неизменной: сто и пятьдесят фунтов. Ничего не скажешь, очень недурная рента! Узнав от вдовы, что ее покойному супругу пенсиона никто не выплачивал, Дугал для очистки совести решил съездить в Перт и проверить финансовые документы.
Как все представители его профессии, директор банка недовольно поморщился, когда Мак-Хантли, предъявив удостоверение, потребовал сведений о происхождении сумм, ежемесячно поступавших на счет Рестона. И лишь поскольку клиент умер, в конце концов он неохотно согласился удовлетворить законное любопытство инспектора. Не прошло и часу, как Дугал выяснил, что интересующие его цифры, несколько менявшиеся с годами и возросшие одна — с двадцати фунтов до пятидесяти, другая — с тридцати до ста, переводились с помощью чеков, подписанных соответственно мистером Лидберном и мистером Гленрозесом, двумя гражданами Каллендера.
На обратном пути радостное возбуждение Мак-Хантли слегка отравляла только мысль о том, что Иможен Мак-Картри, по-видимому, была права. Оставалось спросить у мясника и ветеринара о причинах столь поразительной щедрости к покойному аптекарю, чья смерть экономила одному из них пятьдесят фунтов стерлингов в месяц, — другому — сто.
Лидберн не смог долго противостоять натиску инспектора и почти сразу признался, что Рестон его шантажировал. Как-то раз мясник по неосторожности сбил и серьезно ранил женщину, но, вместо того чтобы взять на себя ответственность, поспешил удрать с места происшествия. Аптекарь, которому он сдуру обо всем рассказал, поехал к хозяину гаража, где Лидберн чинил машину, и взял у него письменные показания о ремонте. С тех пор Кит ежемесячно платил так называемому другу за молчание. Мак-Хантли даже не стал ему объяснять, что только круглый дурак мог поддаться на этот грубый шантаж, поскольку «доказательства» Рестона ни один суд присяжных не принял бы всерьез. Так или иначе, полицейскому стало ясно, что такому ограниченному человеку, как Лидберн, и в голову бы не пришло разделаться с мучителем подобным образом, в крайнем случае он мог сделать это открыто, поддавшись слепой ярости.
— А что вы скажете насчет горничной, которую, по словам мисс Мак-Картри, сбили с пути истинного?
— Это ложь, инспектор! Так же, как и моя связь с Фионой!
После того, что он услышал от миссис Рестон, Дугалу оставалось лишь поверить мяснику на слово.
Теперь в списке подозреваемых стояла только одна фамилия, и полицейский пошел к ветеринару. К несчастью, тот оказался крепким орешком. Толстяк с улыбкой поведал Мак-Хантли, что они с аптекарем раз в месяц ездили погулять в Эдинбург или Глазго, а поскольку казначеем у них был Рестон, то потом Гленрозес расплачивался с ним чеком. Само собой разумеется, ветеринар попросил никому не выдавать эту маленькую тайну.
Инспектор тем более огорчился, что, казалось, уже достиг цели. С горя он рассказал о своих открытиях и последней неудаче мисс Мак-Картри. Немного подумав, Иможен внезапно издала гортанный боевой клич, который, по ее сведениям, весьма точно воспроизводил сигнал к бою, поданный Робертом Брюсом в битве при Баннокберне. Увы, пятнадцатый век давно миновал, и крик Иможен напугал пробегавших мимо ребятишек, матери на несколько миль в округе поспешили надежно спрятать детей, решив, что грядут невероятные потрясения, дремавший за рулем автомобилист резко выжал газ и чуть не врезался в грузовик, а водитель последнего разразился неистовой бранью, так что дело чуть не дошло до рукопашной. Собаки отозвались похоронным воем. Зато стоявший на пороге Мак-Грю, пользуясь тем, что описанная сцена происходила возле его бакалеи, одобрительно поднял большой палец и лаконично заметил:
— Высший класс, мисс Иможен!
Полумертвый от стыда Дугал мечтал очутиться за тысячу миль оттуда. Он уже собирался поспешно отступить, но мисс Мак-Картри схватила его за руку.
— Поехали в Перт! — шепнула она.
— Но я как раз оттуда!
— Ну и что?
Поразмыслив, Мак-Хантли признал беспочвенность своих возражений, а кроме того, теперь, когда следствие окончательно зашло в тупик, он готов был ухватиться за любую соломинку.
Добравшись до Перта, они заскочили в бар на Каунти Плейс и, выпив по стаканчику виски, отправились на Нельсон-стрит. Иможен позвонила в дверь дома 232, а Мак-Хантли с тревогой думал, в какую еще авантюру позволил себя втравить на этот раз. Открыла им молодая женщина.
— Как поживаете, Мойра? — с самым дружелюбным видом спросила Иможен.
— О, мисс Мак-Картри, какой сюрприз! Жаль только, хозяев нет, так что, если вы хотели их повидать…
— Нет, Мойра, мы пришли поговорить как раз с вами. Но давайте-ка я вас познакомлю. Это мистер Мак-Хантли… а это — Мойра Треквейр из Каллендера. Можно нам войти?
— Прошу вас.
Мойра с извинениями отвела их на кухню, объяснив инспектору, что она здесь всего лишь горничная. Как только все сели за стол и девушка налила чай, без которого в Британии не обходится ни один стоящий разговор, Иможен принялась растолковывать, какое важное дело привело их с Дугалом сюда.
— Вы могли бы оказать нам большую услугу, Мойра… Мистер Мак-Хантли — полицейский инспектор и расследует убийство Хьюга Рестона. Вы, конечно, о нем слышали?
— Еще бы!
— Так вот, я прошу вас очень откровенно и без ложного стыда ответить на мои вопросы.
— Но я не имею ни малейшего отношения к этому преступлению!
— Не беспокойтесь, Мойра, никто вас ни в чем не обвиняет. Кстати, дитя мое, как ваш малыш?
Молодая женщина расплакалась.
— Он… он не выжил? — прошептала смущенная мисс Мак-Картри.
Мисс Треквейр кивнула.
— Мо… может, для него… так оно… и лучше, — глотая слезы, пробормотала она.
— А кто был отцом ребенка, Мойра?
— И это спрашиваете вы, мисс Мак-Картри? Как будто не вы лучше всех знаете, что происходит у нас в Каллендере!..
— Да, но я хочу, чтобы вы сами назвали инспектору имя.
— Мистер Дермот Гленрозес.
Рыжая воительница кинула на Мак-Хантли торжествующий взгляд.
— А миссис Гленрозес — в курсе? — спросила она.
— О нет, мисс, нет!
— А что случилось бы, узнай она об этом?
— Трудно сказать… но наверняка что-нибудь ужасное… Мистер Гленрозес до смерти боится жены…
— Тем не менее он, вероятно, не бросил вас на произвол судьбы?
— О нет! Каждый месяц мистер Гленрозес передавал мне по двадцать фунтов.
— Через кого?
— Через мистера Рестона.
Дермот Гленрозес смахивал на огромную выжатую губку. Сначала на все расспросы Дугала он лишь жалобно повторял:
— Главное, чтобы Майри ни о чем не проведала!
Жалкое зрелище… Мало-помалу из сбивчивых объяснений, полупризнаний и умолчаний инспектору стало ясно, что бедняга ветеринар всю жизнь дрожал от страха. Сначала он боялся товарищей по колледжу, и особенно Рестона, который сумел получить над ним огромную власть, потом — жены. Мойра пожалела Дермота, и тот, естественно, стал искать у нее утешения… А потом Гленрозес узнал, что у них скоро родится ребенок… В полной панике он обо всем рассказал Рестону. Аптекарь обещал уладить дело, но, убедившись, что приятель прочно сидит на крючке, начал его шантажировать.
В ту ночь, когда Кёмбре ждал Дженет, Дермот вышел вместе с Лидберном, прихватив по просьбе последнего револьвер — сам мясник в случае неприятностей побоялся бы пустить его в ход. Под фонарем они увидели Рестона, возвращавшегося после разговора с Кёмбре. И тогда, повинуясь какой-то необъяснимой силе, сам не соображая, что делает, Гленрозес выстрелил в аптекаря. Лидберн сначала пришел в ужас, но, поняв, что смерть Рестона сэкономит ему пятьдесят фунтов в месяц, мгновенно стал на сторону ветеринара. Не сговариваясь, они обвинили в убийстве Ангуса, прибежавшего узнать, что случилось.
— А если бы несчастного Кёмбре повесили за совершенное вами преступление?
— Ни о чем таком я не думал… мне хотелось лишь спасти свою шкуру…
Самое ужасное, подумал Мак-Хантли, что это чистая правда.
Дугал Мак-Хантли не слишком гордился победой и пришел доложить суперинтенданту о том, что тайна убийства Хьюга Рестона раскрыта, а виновный Дермот Гленрозес и его сообщник Кит Лидберн — под замком, отнюдь не с торжествующим видом.
— Успешное начало всегда полезно для карьеры, инспектор, — поздравил его Копланд.
— Спасибо, сэр.
— Признайте, однако, что, если бы вы сразу приняли в расчет мнение мисс Мак-Картри…
— Чистая правда, сэр. Поэтому, с вашего разрешения, я хотел бы вернуться в Каллендер и сказать ей спасибо.
В «Гордом Горце» стоял адский гвалт. Все столики были заняты, а за самым длинным, в центре, восседали сам Тед Булит, Ивен Стоу, Дженет и Ангус Кёмбре (миссис Рестон не смогла прийти из-за этого проклятого траура), Уильям Мак-Грю, доктор Элскотт, Сэм Тайлер, Мак-Клостоу и, разумеется, мисс Мак-Картри. Пили они за Горную страну и горцев — самое благородное племя на свете, и сержант под влиянием виски совершенно забывший, что сам он пришелец из Приграничной зоны, орал чуть ли не громче других. Друзья праздновали новую победу Иможен Мак-Картри. Пришел на торжество и Фергус Мак-Интайр с волынкой. Сначала он с чувством сыграл «Энни Лоури», песенку, неизменно умиляющую сердца уроженцев Киркедбрайшира, и Дженет роняла слезы в мужнин бокал виски. Потом мисс Мак-Картри ужасающе фальшиво, но с большим воодушевлением затянула «Джесси, цветок Демблейна», и ее тут же поддержали Тед и доктор Элскотт. К десяти часам вечера все, включая юную Дженет, пребывали в полной эйфории и твердо уверовали, что рай, если, конечно, о нем говорят правду, несомненно, похож на Каллендер, точнее, на зал «Гордого Горца».
Именно в этот момент и вошел Дугал Мак-Хантли. Его встретили громкими приветственными воплями. Смущенный столь теплым приемом, инспектор приблизился к Иможен.
— Мисс Мак-Картри… я хотел поблагодарить вас за…
Она не дала полицейскому закончить и, схватив в охапку, звонко чмокнула прямо в губы. Мак-Хантли показалось, что его поцеловал перегонный куб. Меж тем шотландка уже усаживала его за стол и просила выпить во славу Горной страны. Маргарет Булит принесла хагги, и, когда ставила блюдо на стол, сержант вдруг хлопнул ее по заду. Миссис Булит негодующе выпрямилась.
— Вам… вам не стыдно?
В стельку пьяный Арчибальд Мак-Клостоу уже окончательно утратил представление о приличиях и границах допустимого в цивилизованном обществе, а потому спокойно ответствовал:
— Нет, моя дорогая!
Кипя от возмущения, Маргарет напустилась на мужа:
— Тед, неужели вы позволите этому проклятому пьянице вольничать с вашей законной супругой?
— Если парню это доставляет удовольствие, Маргарет, значит, он и в самом деле мертвецки пьян!
Миссис Булит, издав что-то вроде предсмертного хрипа, убежала на кухню и уже, наверное, в сотый раз за годы супружества всерьез задумалась о разводе. Кто-то из посетителей имел неосторожность вступиться за честь жены хозяина заведения и, получив от сержанта здоровенную затрещину, рухнул под стол. Как истинные шотландцы, несколько других мужчин, даже не разобрав в чем дело, поспешили на помощь побежденному — лупить полицейского доставляло им особое удовольствие. Само собой, друзья Арчибальда не могли допустить, чтобы его смяли превосходящие силы противника, и очень скоро в баре началась всеобщая потасовка. Мак-Хантли, благоразумно оставшийся за столом, все-таки получил по голове ножкой пролетавшего мимо стула и сполз на пол. Иможен, полагая, что ей надлежит опекать гостя, стала отпаивать его виски, а потом коварно указала на ненавистного ей бывшего мэра Гарри Лаудхэма, который мирно попивал пиво в дальнем уголке зала.
— Видите эту лицемерную рожу вон там, Дугал? Это он вас ударил сзади и тут же, как ни в чем не бывало, снова уселся на место!
Прогулка в страну грез и разбитый о его голову стул совершили с инспектором удивительную метаморфозу: он вдруг почувствовал себя истинным горцем.
— Я вижу, вам тут очень хорошо, да? — осведомился он, подойдя к столику Гарри.
Тот, немного удивившись фамильярности Мак-Хантли, спокойно ответил:
— Да вроде бы…
— А по-моему, так будет еще лучше!
И Дугал изо всех сил съездил Лаудхэму по физиономии. Тот на время отключился от хода сражения, а инспектор во все горло рявкнул:
— Да здравствует наша Иможен!
Не прошло и получаса, как Тед и его друзья выдворили вон всех недовольных и в ознаменование победы хором грянули знаменитую «Вы, кого водили в бой…», которую Роберт Брюс написал накануне сражения при Баннокберне.
На следующий день, разбирая кипу жалоб и обвинений, прибывших из Каллендера после вечеринки в «Гордом Горце», суперинтендант Копланд обнаружил в списке особо отличившихся хорошо знакомую фамилию. Он вызвал Джонсона и протянул ему бумагу.
— По-моему, Берт, наш молодой Мак-Хантли наконец понял Каллендер.